Следующие пять дней были сказочными для Брианы. Она вставала рано 'утром, чтобы выполнить ежедневные обязанности по дому, и после кормления коров, свиней и цыплят украдкой проводила несколько минут с Шункаха Люта. Как-то утром ее тетя неожиданно отметила странное увеличение количества съеденной ими пищи за последние несколько дней. Бриана пожала плечами и сказала, что в последнее время она чувствует себя постоянно голодной. Тетя Гарриет странно посмотрела на нее, но ничего больше не сказала.
Поздно ночью, когда дядя Генри и тетя Гарриет крепко спали, Бриана тихонько выбралась из дома и побежала в амбар, чтобы дать индейцу что-нибудь поесть и провести несколько спокойных минут рядом с ним, вслушиваясь в его чарующий голос, наслаждаясь дружелюбием и одобрением, которые она видела в его красивых черных глазах. Он был ее первым другом, и она чувствовала, что может рассказывать ему все, все, все…
Она могла пожаловаться Шункаха Люта на тяжелую работу, которую ее заставляют делать. Могла посетовать на то, что тетя и дядя не любят ее, несмотря на все старания угодить им, Могла тихо поплакать, когда говорила о маме и папе, погибших шесть лет назад.
Боль и одиночество, которые переполняли ее сердце, бесследно исчезали, когда Шункаха Люта обнимал ее. Его руки, такие большие и сильные, слегка поглаживали ее волосы и спину. Его низкий голос становился мягче от сострадания. Он уверял, что когда-нибудь она познает любовь и счастье, что Вакан Танка, Великий Дух, не даст ей провести остаток жизни в страданиях и рабстве.
И сам Шункаха Люта делился с ней наболевшим. Он рассказал Бриане о своей великой скорби, когда умерла его мать, о чувстве беспомощности и отчаянной безысходности, когда на его глазах младшая сестренка зачахла от постоянного недоедания.
Бриана плакала, слушая его рассказ. Она жалела его: ведь он был еще более одиноким, чем она сама. Он потерял не только семью и дом, но и образ жизни.
С каждой ночью она оставалась с ним все дольше и дольше. Его близость согревала ее, его одобрение было, как дуновение свежего воздуха после пыльной бури. В течение шести лет она не знала ничего, кроме тяжелой работы, а Шункаха Люта только хвалил и восхищался ею, и она наслаждалась его словами.
Они о многом говорили. Бриана рассказала ему, как ходила в школу и как ей это нравилось, о том, что тетя Гарриет заставила ее бросить школу, когда ей исполнилось шестнадцать: тетя считала непристойным для женщины быть слишком образованной. Бриана рассказала ему о своем детстве, о счастливом времени, проведенном с родителями, о любви, весельи и привязанности, которыми они делились друг с другом. С трудом верилось, что Генри Бьюдайн — родной брат ее отца. Генри был холоден как лед, тогда как отец Брианы отличался добросердечием и дружелюбием и мог находить хорошее в каждом, с кем он встречался.
Шункаха Люта рассказал Бриане о жизни у Черных Холмов, о борьбе против белых, вторгшихся на их землю. Его народ сдался, сказал он с горечью, но были другие племена, которые еще боролись за свой прежний образ жизни. Ташунке-Витке, известный белым как Неистовая Лошадь, еще не сдался, так же, как и Татонка Ийотаке, Сидящий Бык.
— Это туда ты хочешь отправиться, когда уйдешь отсюда? — спросила Бриана. — Назад, к Черным Холмам, чтобы быть со своим народом?
— Да, я хочу снова бороться.
Бриана кивнула, сердце ее сжалось от мысли, что он уйдет.
— А как ты, Золотой Волос? — спросил Шункаха. — Чего ты хочешь от жизни?
— Я хочу иметь свой собственный дом, — уверенно сказала Бриана. — Хочу выйти замуж, устроиться на одном месте и никогда оттуда не уезжать. Хочу иметь свое хозяйство, свою собственную землю, похожую на эту. — Она задумчиво улыбнулась. — Моя тетя ненавидит эти места. Она никогда не простит дяде, что он заставил ее уехать из Пенсильвании в эту дикую пустыню, как она называет свою землю. Но мне здесь нравится. По-моему, здесь красиво.
«Ты сама красивая,» — подумал Шункаха Люта, но не осмелился произнести эти слова вслух. Вместо того он спросил:
— Много молодых васику ухаживают за тобой?
— Васику?
— Белых людей.
— Нет.
— Нет? — воскликнул Шункаха Люта, не веря. — Они что, все слепые?
— В нашей местности всего несколько парней моего возраста, — сказала Бриана. — Я ни на кого не обращаю внимания. Они все такие глупые.
— Ты не обращаешь внимания на глупых мужчин?
— Нет. Я хочу мужчину сильного и ловкого, чтобы заботился обо мне.
Кого-нибудь похожего на тебя.
— Надеюсь, ты его найдешь. Ты заслуживаешь самого хорошего, что может предложить жизнь.
— Спасибо, — прошептала Бриана, снова внезапно оробев.
Мысли Брианы были заняты индейцем, когда она помогала тете готовить ужин на следующий вечер. Она с трепетом думала о том часе, когда сможет тайком пробраться в амбар и снова быть рядом с ним. Сочная ветчина запекалась в печи и ей очень хотелось принести кусочек ему. Она любила смотреть, как Шункаха ест, была счастлива видеть удовольствие в его глазах, когда он поглощал принесенную ею еду. С тех пор, как индеец появился в амбаре Бьюдайнов, Бриана сама стремилась заниматься приготовлением пищи. И вот сейчас уже был почти готов шоколадный пирог, якобы для дяди Генри, но на самом деле — для Шункаха Люта. Выяснилось, что он очень любит сладости, особенно пироги.
И все же не только радостью жила Бриана. Была в ее мыслях и печаль. Раны индейца быстро заживали. Скоро он вернется к своему народу, и она больше никогда его не увидит. Какой пустой станет ее жизнь без него!
Обед в тот вечер прошел в тишине. Гарриет Бьюдайн не разговаривала со своим мужем, и Генри платил ей тем же. Оба они не разговаривали с Брианой. Вообще-то в этом ничего необычного не было. Гарриет часто демонстрировала свое пренебрежение к мужу и отказывалась говорить с ним, пока он лишний раз не извинится или не принесет такой подарок, который она посчитает достойным ее прощения.
Что касается Брианы, она предпочитала молчание, которое было гораздо приятнее, чем их постоянные перебранки. Иногда — как, например, сейчас — она задумывалась: почему ее тетя и дядя поженились? Они не казались счастливой парой. Их не интересовали дела Друг друга. Они редко обменивались добрыми словами.
Это случилось, когда Бриана убирала со стола. Каким-то образом изящная китайская чашечка, которую дядя Генри подарил супруге на юбилей, выпала из ее рук и ударилась о деревянный пол, разбившись на множество блестящих кусочков. Бриана в ужасе подняла глаза, боясь встретить беспощадно испепеляющий взгляд тети.
— Принеси ремень, — коротко приказала Гарриет Бьюдайн.
— Пожалуйста, тетя Гарриет… Это была случайность.
— Не бывает таких вещей, как случайность, — сердито отпарировала Гарриет Бьюдайн.
Бриана отчаянно посмотрела на дядю, надеясь, что он вступится за нее, как иногда бывало, но Генри Бьюдайн не был настроен выказывать милосердие племяннице. Он был сыт по горло своей женой, сыт по горло фермой, да и жизнью вообще. Бормоча ругательства себе под нос, он сорвал шляпу с вешалки и гордо вышел из дома, направляясь в город за холодным пивом.
Все тело Брианы тряслось от страха, когда она пошла на кухню и взяла тяжелый кожаный ремень, который служил дяде Генри для правки бритвы. Во рту стало сухо, как в пустыне, пока она поднималась по ступенькам в свою комнату и ложилась лицом вниз на свою узкую койку, обнажив спину до пояса.
Тетя Гарриет взяла ремень из рук Брианы. Ее голос был холодным:
— Ты неблагодарное дитя, своенравное и неуклюжее. — Ремень неумолимо обрушился на нежное тело Брианы. — Я сделала все, что было в моих силах, чтобы дать тебе тепло домашнего очага. И чем же ты платишь мне за это? Разбиваешь из-за своей неуклюжести вещи, которыми я дорожу. — Ремень снова обрушился на девушку, на этот раз ударив сильнее. Бриана закрыла глаза и закусила нижнюю губу. Тело корчилось от боли, когда ремень опускался на спину снова и снова. Слова тети превратились для Брианы в беспорядочное нагромождение звуков, она перестала понимать их значение. Слезы обжигали глаза. Спина уже горела, словно ошпаренная, на ней повздувались ужасные красные рубцы.
«Храбрый Шункаха Люта, — подумала она, когда крик боли вырвался из ее горла, — переносил такую порку, не проронив ни звука.»
Наконец, ее тетя устала и ушла из комнаты, закрыв за собой дверь. Бриана горько рыдала в подушку от боли, унижения, оплакивая свою безрадостную жизнь. Сегодня она не сможет увидеться с Шункаха, и это причиняло ей большее страдание, чем все остальное.
Шункаха Люта волновался все больше и больше. Где она? Его желудок громко урчал, напоминая, что индеец не ел с прошлого утра. Но больше, чем еды, ему хотелось увидеть милую улыбку Ишна Ви, услышать ее веселый смех.
Поднявшись, он прошел через чердак к окну и стал всматриваться в темноту. Дом был темным и спокойным. Где же она? Миновал еще час, но она не приходила. Поддавшись порыву, он спустился вниз по лестнице и бесшумно прокрался по амбару. Он уже собрался открыть одну половинку больших ворот, когда Генри Бьюдайн вошел в амбар.
Какое-то мгновение, застыв на месте, двое мужчин смотрели друг на друга. Шункаха Люта пожалел, что у него нет оружия, когда белый человек резко выдернул ружье из седельной сумки и взвел курок.
— Не шевелись! — предупредил Бьюдайн. Его глаза сузились, когда он пытался рассмотреть силуэт мужчины в темноте. — Черт, — пробормотал он. — Ты тот самый краснокожий, который сбежал из дорожной бригады и убил Макклейна? — Он тихонько хихикнул. — Интересно, назначена ли за тебя какая-нибудь награда?
Шункаха Люта не шевелился, его взгляд был устремлен на дуло ружья, направленного ему прямо в живот. Палец белого человека постоянно находился на спусковом крючке; легкое нажатие послало бы пулю в живот Шункаха.
— Повернись, — грубо приказал Бьюдайн, — и не вздумай что-нибудь выкинуть. Нет такого закона, чтоб запрещал убивать индейцев.
Шункаха Люта колебался, его глаза метнулись, минуя белого человека, в темноту за дверями амбара.
— И не пытайся, — предупредил Бьюдайн. — Лучше поворачивайся, или я всажу пулю в твои кишки. Это не лучший способ умереть, индеец. Мучения могут продлиться несколько дней.
Желваки задвигались на челюсти Шункаха, он медленно стал поворачиваться. Внезапная боль в затылке оглушила его, и он провалился в небытие…
— Сегодня утром я сам накормлю скотину, — сообщил Генри Бьюдайн Бриане, когда та подавала ему завтрак.
Девушка подозрительно посмотрела на дядю, в ее глазах отразилось беспокойство.
— Я сделала что-нибудь не так?
— Нет, — Генри Бьюдайн посмотрел на жену, которая усаживалась на свое место за другим концом стола. — Ночью пришлось поволноваться, — заметил он.
Гарриет Бьюдайн бросила на мужа ледяной взгляд в ответ.
— Неужели? — сказала она. Ее голос был так же холоден, как и взгляд.
— Да, мэм, — сказал он, улыбаясь. — И это случилось прямо здесь, в моем собственном доме.
Любопытство овладело Гарриет Бьюдайн, хотя она вроде и собиралась не проявлять никакого интереса ко всему, что может сказать муж.
Слова дяди испугали Бриану. Она с большим напряжением ждала, когда же он продолжит рассказ.
— Да, — сказал Генри, чрезвычайно довольный собой. — Я поймал индейца прямо в нашем амбаре.
— Индейца! — воскликнула Гарриет.
Выражение лица Генри Бьюдайна стало крайне самодовольным («Она все-таки обратила на меня внимание, хо-хо!»):
— Я поймал того индейца, который сбежал из дорожной бригады. Ты помнишь? Того, которого искал Харт.
— Он был здесь? В нашем амбаре? — в ужасе пробормотала Гарриет.
Генри кивнул.
— Я уверен: он пришел украсть одну из наших лошадей.
— Где он сейчас? — спросила Гарриет, держась за сердце. Представить только: индеец находился ночью около ее дома! С них всех могли снять скальпы прямо в кровати!
— Он связан в амбаре, — уверил жену Генри Бьюдайн. — Тебе не о чем беспокоиться. Я накормлю скотину, потом поеду вниз и сообщу надсмотрщику, что он здесь.
— Хорошо, — сказала Гарриет Бьюдайн, облегченно вздохнув. — У меня не будет ни одной спокойной минуты, пока он находится рядом.
С тяжелым сердцем Бриана продолжала завтрак. Шункаха Люта снова станет заключенным. Скоро его вернут в строительную бригаду, где он должен будет трудиться как раб под палящим солнцем. Нет, она не может этого допустить. Она знала, как он ненавидит плен, знала, как он страстно желает вернуться в Па Сапа, к Черным Холмам.
Она еле сдержалась, чтобы не расплакаться, когда убирала со стола. Тетя Гарриет не должна заподозрить, что этот индеец что-то значит для племянницы.
Она мыла посуду и время от времени украдкой поглядывала на амбар. Он был там. Голодный. Может быть, раненый. Она видела, как уехал дядя Генри, и стала искать какой-нибудь предлог, чтобы сходить в амбар. Но тетя Гарриет загрузила ее работой в доме на все утро. А потом дядя Генри вернулся, и Бриана поняла, что все шансы помочь Шункаха Люта сбежать исчезли.
С красным и разгневанным лицом дядя вошел в дом.
— Что случилось, Генри? — спросила тетя Гарриет.
— Дорожной бригады больше нет. Я разговаривал с Хебером, он сказал, будто заключенные чем-то заболели, и их всех вернули назад в тюрьму.
— А что же с индейцем? Что мы будем делать с ним сейчас?
— Я останавливался в Джефферсоне. Начальника полицейского участка нет в городе и не будет до завтра. Я передал с Хадлеем, чтобы Пиккет завтра утром первым делом приехал сюда и забрал индейца.
— Он останется здесь на всю ночь?
— Да, черт возьми! Не потащу же я его в Джефферсон. — Генри Бьюдайн сурово посмотрел на Бриану. — А ты держись подальше от амбара, мисс. Не хочу, чтобы дикарь смотрел на тебя. Поняла?
— Да, сэр, — быстро ответила Бриана.
Удовлетворенно кивнув, Генри Бьюдайн снял куртку и шляпу и вышел на улицу, чтобы проверить упряжь. Наступило время пахать южное поле. И снова он почувствовал приступ сожаления о том, что единственный ребенок его брата — девочка. Было бы больше пользы, если бы у брата был сын, угрюмо подумал Генри.
Бриане казалось, что день никогда не кончится. Каждый раз, когда она думала, что переделала всю работу, тетя находила новое задание, чтобы занять ее. Надо почистить серебро. Натереть кухонный пол воском. Большая корзина штопки — тоже надо сделать. На следующий вечер к обеду придут гости, и дом должен быть вычищен снизу доверху, мебель протерта, ковры почищены и проветрены.
Спина Брианы болела, как никогда прежде. Раньше тетя не порола ее с такой силой. Еще и сегодня она не проявляла ни малейшей симпатии к девушке. Несомненно, Бог поступил мудро, сделав ее тетю бесплодной.
Наконец, этот бесконечный день пошел на убыль. Солнце стало клониться к закату, и долгожданные сумерки накрыли землю. Скоро, думала Бриана, скоро она сможет пойти к нему.
Шункаха Люта тихо стонал. Все его тело болело. В душе он проклинал майа овича пака, богов судьбы за то, что как раз тогда, когда он собирался пойти поискать Бриану, в амбар вошел Генри Бьюдайн. Ее дядя стукнул его по затылку прикладом ружья, а потом, чтобы быть уверенным, что узник не сбежит, связал ему руки, закрепил веревку на одной из потолочных балок и оставил его висеть так, словно тушу говядины.
Закрыв глаза, Шункаха Люта обратил свой голос к небесам.
— Вакан Танка, аншималам йе ойате, — бормотал он. — Великий Дух, сжалься надо мной.
Постепенно внутри амбара стало темно, и он понял, что ночь накинула свой плащ на поверхность мака, земли. Во рту не было ни росинки уже два дня, и голод рвал его желудок, словно дикий зверь когтями. В горле пересохло, руки и плечи болели под тяжестью его собственного веса. И скоро, очень скоро белые люди придут за ним.
— Индеец?
— Ишна Ви?
Бриана тихо пошла на звук его голоса.
— Где ты?
— Здесь.
Бриана подняла свечу выше — и ужаснулась, увидев его висящим на потолочной балке. Быстро приблизившись, она поставила свечу на перевернутую бочку, из корзины с едой, которую принесла, вынула нож и, зажав его в зубах, подтащила лестницу, проворно взобралась наверх и стала пилить толстую веревку, связывающую руки Шункаха Люта. Через несколько минут он был свободен.
— Ле мита пила, кола, — прошептал он, потирая затекшие запястья.
— Пожалуйста, я принесла тебе покушать и кофе.
— У меня нет времени на еду, — сказал Шункаха, спускаясь за ней по лестнице. — Я должен идти.
— Идти?
«Ну, конечно, он должен идти,» — подумала она мрачно.
— Я не забуду тебя, Ишна Ви, — сказал он, беря ее подбородок в ладонь. — Ты была моим хорошим другом.
«И ты был моим единственным другом,» — тоскливо подумала она. Две огромные слезы покатились вниз по ее щекам. Он действительно уходил. Она больше никогда его не увидит. Вместе с ним уйдут доброта и привязанность, которые она познала впервые за последние шесть лет. Она снова останется одна.
— Я буду скучать по тебе, — сказала она, ее горло сдавили еще не пролитые слезы. — Будь осторожен.
Кивнув, Шункаха Люта наклонился и нежно поцеловал ее в лоб. Он не хотел оставлять ее, однако у него не было другого выбора. Последний взгляд, прощальная ласка — его рука дотронулась до ее щеки — и он направился к двери.
— Индеец, подожди. — Бриана побежала за ним. — Пожалуйста, подожди.
Шункаха Люта повернулся, сердце его дрогнуло, когда он увидел страдание на ее лице и печаль в глазах. Ночь звала его, подгоняла бежать, пока было время, но он не мог оставить ее в таком состоянии. Она заботилась о его ранах, делилась с ним едой, укрывала его и поддерживала… и ничего не просила взамен.
— Не плачь, Ишна Ви, — прошептал он, обнимая ее. — Я не вынесу вида твоих слез.
Бриана закрыла глаза, вздохнув от удовлетворения, когда его руки обняли ее. Он был такой сильный, и она чувствовала себя в безопасности в его объятиях. Она прижалась щекой к его груди, ощущая крепость и теплоту его мышц и кожи, мощное и ритмичное биение его сердца. Она крепко обвила руками его талию. Он был единственным счастьем, которое она знала за последние шесть лет. Как отпустить его? Она застонала, когда он притянул ее сильнее и еще ближе.
— Что случилось? — спросил Шункаха, отстраняясь от нее, и нахмурил брови в беспокойстве.
— Моя спина, — пробормотала Бриана, не глядя ему в глаза.
— Что с ней случилось?
— Моя тетя… — сказала Бриана, все еще боясь встретиться с ним взглядом. — Она… она выпорола меня.
Гнев переполнил душу Шункаха при мысли, что кто-то осмелился поднять руку на этого дорогого ему ребенка.
— Я убью ее за тебя, — сказал он, подумав, что сделает это с удовольствием.
Бриана рассмеялась, уверенная, что он шутит, но, увидев свирепый блеск в его глазах, растерялась.
— Нет, — быстро сказала она, испугавшись, что он действительно может убить тетю. — Но есть кое-что, что ты можешь сделать для меня.
— Все, что угодно, — пообещал Шункаха Люта.
— Возьми меня с собой.
— Ишна Ви, — нежно прошептал он ее имя. Его губы перебирали ее волосы. Только на одно мгновение он решил, что сделает так, как она просит. Долгое путешествие в Па Сапа не покажется таким долгим, если она будет рядом с ним. Он с удовольствием покажет ей необозримые долины, красоту Черных Холмов, дикие цветы вдоль Роузбада и Маленький Большой Рог. Но, к сожалению, он понимал, что это путешествие вдвоем невозможно. Ее дом здесь, она принадлежит своему народу так же, как он принадлежит своему.
— Я взял бы тебя с собой, если бы мог, — тихо сказал Шункаха Люта.
— Пожалуйста… Дядя узнает, что это я помогла тебе бежать. Они побьют меня снова.
Слова Брианы тронули его сердце. Он поддавался — она видела неуверенность, промелькнувшую в глубине его глаз.
Отвернувшись, Бриана расстегнула ночную сорочку и спустила ее с плеч так, чтобы он мог видеть спину.
— Пожалуйста, Шункаха, — умоляла она.
Он почувствовал, как ярость закипает в нем, когда посмотрел на девичью спину, покрытую большими красными рубцами. Что же за женщина была ее тетя, если смогла поднять руку на сироту. Ни один индеец никогда не ударит ребенка. Такие вещи считались невозможными. Но если случались, то неминуемый позор ожидал того, кто поднял руку на слабого.
Шункаха нежно натянул на Бриану рубашку, на какое-то время задержав свои руки на ее плечах, потом нехотя опустил их. Несомненно, будет лучше, если девочка уедет с ним, а не останется с женщиной, так жестоко избивающей ее.
Бриана повернулась и посмотрела индейцу в лицо. И прежде чем Шункаха успел вымолвить хоть слово, сердце ее возликовало. Она поняла, что победила.
— У тебя должна быть одежда, — сказал Шункаха, — ты не можешь путешествовать в этой сорочке.
— Подождешь меня?
— Да.
Ноги Брианы просто летели по холодной земле, когда она побежала назад в дом. В своей комнате она быстро поменяла ночную сорочку на коричневое платье. Содрав с подушки наволочку, Бриана начала паковать то немногое, что у нее было: смену белья, щетку для волос, выгоревшую фотографию родителей. Подумав, взяла и одеяло. Внизу она прихватила несколько булок свежеиспеченного хлеба, кусок бекона, несколько яблок, головку сыра, маленькую сковородку, старый эмалированный кофейник, коробку спичек, пару ножей и вилок, полотенце и брусок мыла.
Она уже выходила из дома, когда увидела ружье дяди Генри, висящее над камином. Секунду поколебавшись, Бриана взяла и его, вместе с коробкой патронов. Ружье было гордостью и радостью дяди, и ей было приятно забрать его. Она также взяла небольшую охотничью сумку и нож, который дядя использовал для чистки рыбы. Это было устрашающее оружие, с восьмидюймовым лезвием.
Вернувшись в амбар, она увидела, что Шункаха ждет ее, держа за поводья двух лошадей. Под единственным седлом, которое имелось у дяди, стоял чалый; и рядом с ним огромный взнузданный мерин, которого Генри Бьюдайн использовал для вспашки полей.
— Можешь ездить верхом? — спросил Шункаха.
Бриана кивнула.
— Вот, — сказала она, протягивая ему нож и ружье. — Это для тебя.
Шункаха Люта взял оружие, погладил ладонью приклад, сделанный из орехового дерева. Это было прекрасное ружье, намного лучше того, которое он имел раньше. Шункаха всунул его в сумку на седле чалого, а нож заткнул за пояс. Потом взял узел у Брианы и перевязал его куском бечевки, чтобы подвесить к седлу.
Потом Шункаха повернулся к ней и положил руки на плечи.
— Ты уверена, что хочешь это сделать? Еще не поздно передумать.
Бриана посмотрела в глаза Шункаха, зная, что хочет только одного — быть всегда рядом с ним.
— Я поеду с тобой.
Кивнув, он взял ее за талию и посадил на спину чалого, подогнал стремена так, чтобы было удобно ногам. Затем легко и грациозно взлетел на голую спину мерина и выехал из амбара. Девушка последовала за ним, не сводя глаз с его спины.
На улице сильный порыв ветра обрушился на беглецов. Бриана плотнее закуталась в одежду и пожалела, что не подумала стащить один из дядиных пиджаков для Шункаха. Узкий в плечах и слишком короткий в рукавах, он бы все-таки немного согревал его.
Двор Бьюдайнов был уже позади. Шункаха Люта направил лошадь шагом, Бриана не отставала от индейца. Ханхепиви, луна, сияла над их головами, освещая путь.
Подъезжая к дороге, которую строила бригада заключенных, Шункаха Люта горестно усмехнулся.
В конце концов, его тяжелый труд не пропал даром. Он пришпорил мерина и послал его галопом. Сердце Шункаха переполнилось любовью и привязанностью, когда он, оглянувшись, увидел, что Бриана была почти рядом и улыбалась ему.
Они ехали почти всю ночь. Каждая четверть часа уводила их все дальше и дальше от цивилизации, все глубже и глубже в незаселенную дикую местность, растянувшуюся более чем на двести миль между Джефферсоном и Па Сапа.
Шункаха Люта постоянно воздавал безмолвную молитву благодарности Вакан Танка, в час нужды отправившего ему в помощь Ишна Ви. Действительно, такая спасительница могла быть послана только Великим Духом.
Перед самым рассветом на вершине поросшего деревьями холма Шункаха Люта остановил взмыленных лошадей на привал. Он снял уставшую Бриану с лошади и нежно усадил на землю, поддержав, когда она качнулась в его сторону.
— Сейчас мы отдохнем, Ишна Ви, — сказал он. — Только не засыпай, пока я расстелю для тебя одеяло.
Бриана кивнула, не сводя с него глаз, пока он устраивал ей ложе. Благодарная, она свернулась на одеяле калачиком и закрыла глаза.
Ласково смотрел Шункаха Люта на золотоволосую девочку, лежащую у его ног, и волна нежности захлестнула его сердце. Бриана уже спала, подложив руку под щеку, ее длинные золотистые, словно легкое прикосновение солнца, ресницы полумесяцем опускались на щеки. Шункаха еще немного задержал на ней свой взгляд. Его собственное измученное тело устало от долгой езды верхом, голова еще немного побаливала после удара Генри Бьюдайна, но он еще не мог спать. Привязав лошадей к ближайшему дереву, Шункаха пошел обратно по их пути, чтобы на расстоянии нескольких сотен ярдов уничтожить все следы.
Солнце уже поднималось над далекими горами, когда он вернулся к Бриане. Она спала так, как он ее оставил. Шункаха тихо растянулся рядом с ней, дрожа от начавшего дуть ветра Вазиаха. Плечо было еще воспалено от пули Макклейна, все тело ныло от усталости, и однако, закрыв глаза, Шункаха почувствовал себя таким довольным и спокойным, как, пожалуй, никогда ранее.
Бриана просыпалась медленно. Что-то тяжелое давило ей на грудь. Открыв глаза, она какое-то время смотрела в бескрайние просторы голубого неба. Затем, в одно мгновение, вспомнила, где и с кем она была. Повернув голову, Бриана увидела, что Шункаха Люта спит рядом с ней. Это его рука лежала тяжелым грузом на груди, но тяжесть эта была приятной, и Бриана даже не подумала убрать ее.
Какой же он красивый! Вокруг глаз и рта нет ни одной жесткой линии. Полные губы были слегка приоткрыты, и она ощутила острое желание поцеловать его сонного, попробовать его губы и почувствовать, какие они: жесткие и холодные или теплые и мягкие. Волосы, блестящие, словно отполированное черное дерево, соблазняли прикоснуться к ним, Бриана застенчиво потянулась и погладила густую прядь, спадавшую ему на плечо.
Прикосновение Брианы было таким же легким, как полет бабочки над лепестками розы, и все же Шункаха Люта проснулся мгновенно. Одной рукой он железной хваткой сжал ее руку, а другая потянулась за ножом. Бриана ахнула, испугавшись выражения его глаз, изумленная тем, как быстро он отреагировал на ее движение. Она поняла: враг на ее месте был бы уже мертв.
Бриана вспыхнула от кончиков пальцев на ногах до корней волос.
— Я… извини меня, — запинаясь, сказала она. — Я не хотела разбудить тебя. Я только… — Она запнулась, смутившись. Разве может она сказать, что хотела потрогать его волосы? Это звучало так глупо.
Казалось, что глаза Шункаха Люта видели ее насквозь, заглядывали в самый дальний уголок сердца. Он расслабил хватку.
— Я не ушиб тебя?
— Нет.
Их глаза встретились. Страстное желание узнать, была ли она действительно такой сладкой, как он себе представлял, овладело Шункаха. Он уже потянулся поцеловать ее, но мысль о том, что Бриана была всего лишь ребенком, остановила его.
— Что ты взяла покушать? — спросил он, нарушая напряжение, возникшее между ними.
— Ты, должно быть, умираешь от голода! — воскликнула Бриана. Вскочив на ноги, она начала рыться в своей сумке, радуясь тому, что ей есть чем заняться. Вскоре на сковороде шипел бекон, и кофе радостно урчал в кофейнике.
Шункаха Люта нежно смотрел на нее, восхищаясь быстрыми движениями, искусному обращению с ножом, когда она нарезала бекон, тем, как Бриана тихонько мурлыкала во время работы. Последние шесть лет, проведенные в доме Бьюдайнов в атмосфере жестокости и равнодушия, не смогли сделать душу Брианы черствой. Сейчас она излучала доброту и свет и вправду была удивительным ребенком.
Они позавтракали беконом с хлебом и сыром, который запили крепким чёрным кофе. Пока Бриана убирала остатки еды в корзину, Шункаха оседлал лошадь, а затем они вновь поехали навстречу далеким горам.
Солнце поднималось все выше, и Шункаха Люта подставлял ему лицо. Теплые, нежные солнечные лучи прогоняли холод из его тела. Из одежды на Шункаха были только набедренная повязка, штаны из оленьей кожи и мокасины. Придется раздобыть где-нибудь рубаху и пиджак, чтобы защититься от холода ночей, думал индеец.
Они ехали целый день по отлогим холмам прерий. Один раз вдалеке Бриана увидела пару белохвостых оленей. Потом — взлетающих орлов. Это были красивые птицы, грациозно кружившие и взмывающие в безбрежное голубое небо.
Шункаха следил за орлами с мрачным лицом. Когда-то эта земля принадлежала Сиуксам и Чейенам. Огромные стада буйволов с волнистой шерстью бродили по прериям. Земля дрожала от их топота, раздвоенные копыта взбивали огромные тучи пыли. Но сейчас буйволов не было, и прерия стала спокойной. Слишком спокойной.
Бриана взглянула на Шункаха Люта и нахмурилась. Она уже была готова спросить, что случилось, но потом передумала. Если бы Шункаха хотел поделиться с ней своими мыслями, он бы это сделал.
Иногда они останавливались, чтобы дать отдохнуть лошадям. Бриана испытывала трепет перед бесконечной степью, окружавшей их. Кругом были только земля, небо, а над горизонтом — далекие горы со снежными вершинами, которые, казалось, никогда не станут ближе. Совершенно случайно у извилистого ручья она увидела кусты незнакомых ей диких растений, которые удачно дополняли ландшафт. Бескрайние просторы, тишина, отсутствие людей заставляли ее чувствовать себя маленькой и немного одинокой, даже рядом с Шункаха.
Ближе к вечеру они подъехали к небольшому закрытому каньону. Тропинка вдоль его отвесных стен была настолько узкой, что проехать по ней можно было только гуськом. Бриана не могла скрыть своего восторга, въезжая в него. Это было самое красивое место, которое ей приходилось когда-либо видеть. Она вспомнила, как читала в Библии об Эдемском Саде, и подумала, что этот каньон, должно быть, очень похож на Эдем. Деревья здесь росли в изобилии, их усыпанные листьями ветви простирались к небесам в молчаливой, нескончаемой молитве. Небольшой водопад с шумом стекал в зеркальный пруд, окруженный дикими цветами, серо-зеленым кустарником и стройными соснами. Кони мягко ступали по сочной и ласковой траве.
Бриана посмотрела на Шункаха. Глаза ее искрились от удовольствия, созерцая великолепие каньона. Чистый воздух благоухал ароматом травы, земли и сладко пахнущими соснами. Черноглазая ящерица грелась под солнцем на груде валунов.
Шункаха Люта улыбнулся Бриане. Он тоже был очарован красотой ничем и никем не потревоженной природы. Краснохвостый ястреб лениво, но в то же время грациозно парил высоко в небе, бесцельно дрейфуя по теплым воздушным течениям. Толстый серый кролик опрометью выскочил из-за куста и скрылся в норе. На ветке дерева сидела белка, а неподалеку раздавалось сердитое чириканье воробья, прогонявшего от своего гнезда сойку.
Бриана чувствовала, что Шункаха продолжает смотреть на нее, и ее щеки покрылись нежным румянцем. Если этот каньон Эдем, то он был Адамом, а она — Евой… Эта мысль заставила ее сердце забиться какими-то странными толчками.
Она затрепетала, когда Шункаха Люта направился к ней. Но он только взял из ее рук поводья и стал снимать с чалого седло. Бриана зачарованно наблюдала за ним, поглощенная игрой его мускулов при каждом движении и тем, как заходящее солнце ласкает гладкую бронзу его кожи.
Повернувшись, Шункаха взял руку Брианы в свою.
— Идем, посмотрим, — сказал он.
Взявшись за руки, они стали спускаться вниз. Только они — двое во всем мире. Как бы сквозь пелену Бриана видела цветы и деревья, ручей, бравший начало из кристально чистого пруда, высокие стены каньона и начинающее темнеть небо. В действительности единственным, кто занимал все ее мысли, был шедший рядом. Он находился очень близко, и ее такая маленькая рука доверчиво покоилась в его ладони. Пальцы трепетали от прикосновений Шункаха, и тепло руки, казалось, проникало прямо в сердце.
Она слышала, как Шункаха рассказывал о различных диких лекарственных травах и растениях, что росли в каньоне, но не понимала смысла слов. Она слышала только звук его голоса, низкого и густого, такого же приятного для ушей, как его профиль — для глаз.
Он преподнес ей изящный розовый цветок. Бриана попыталась вдохнуть его аромат, но вместо этого ее ноздри наполнились запахом мужчины. Это Сильно смутило ее. И в то же время принесло удовлетворение. Едва ли Бриана помнила, как они возвратились к тому месту, где оставили лошадей. Очень скоро их лагерь был устроен. Шункаха Люта притащил большую охапку дров для костра, выкопал неглубокую ямку и разложил огонь, в то время как Бриана разбиралась в их запасах и начала готовить обед. Вскоре аромат кофе уже разносился по округе вместе с дразнящим запахом жареного бекона и картофеля.
Ели они молча, запивая еду черным кофе из одной чашки. Волна удовольствия проносилась по руке Брианы, когда Шункаха слегка касался ее, и знакомое чувство легкости во всем теле от его близости уже наполняло девушку.
Она постоянно чувствовала взгляд Шункаха на своем лице, пока мыла ту нехитрую посуду, что у них была.
— Холодно, — сказала она, вдруг отяготившись молчанием.
Индеец кивнул и подбросил в костер дров. Его кожа накалилась, как начищенная медь, в сильном жаре пляшущего пламени. Внутри Брианы что-то дрогнуло, когда Шункаха поднял кисть, прикрывая глаза, и от этого движения на руках и груди заиграли мускулы. Каким он был великолепным, высоким и сильным. И настоящим мужчиной.
В ту ночь, лежа рядом с ним, Бриана в полной мере ощутила его мужественность и осознала свою собственную женственность. Бриана никогда раньше не проявляла чрезмерного любопытства к разнице между мужчиной и женщиной. Она была рождена и воспитана богобоязненными христианами-родителями, которые не обсуждали с ней таких вещей. Позже, на ферме своего дяди, Бриана увидела самцов и самок домашнего скота и узнала, что от их спаривания появляется молодняк. А ее тетя сказала, что у людей происходит все точно так же.
До сих пор Бриана по-настоящему не задумывалась о замужестве и детях. Она никогда не встречала парня, который бы ей нравился, и тем более такого, с которым бы она думала заниматься этим. Но сейчас… Бриана попыталась выбросить такие мысли из головы. Шункаха Люта был другом и считал ее ребенком, не больше. Но все же… Она не думала, что будет противно, если Шункаха обнимет и поцелует ее. Она постаралась не думать об этом больше.
Утром Шункаха Люта обрадовал Бриану, сказав, что они проведут в каньоне несколько дней. Он объяснил, что видел следы оленей у ручья, и надо остаться здесь на некоторое время, чтобы отдохнуть и поохотиться. Из оленьей шкуры они сошьют теплую куртку и смогут навялить мяса для дальнейшего путешествия.
На сердце у Брианы было легко и светло, когда она готовила завтрак. Она свободна от сварливого языка своей тетушки, свободна от власти своего дядюшки. Ей больше не придется страдать от унижений и равнодушия. И он был здесь, ее прекрасный индеец, с волосами цвета вороньего крыла. Он защитит ее и обеспечит всем необходимым, а она будет заботиться о нем.
Бриана смотрела, как Шункаха точит нож о плоский камень, зачарованная игрой мускулов на его широкой спине. Ужасные вспухшие красные рубцы почти исчезли, превратившись в множество шрамов. Он никогда не жаловался ни на страдания от зверских побоев, ни на рану в плече. Болит ли она еще? Кожа вокруг раны приобрела зеленовато-пурпурные цвета; а струп был толстым и уродливым.
Шункаха Люта провел большим пальцем по лезвию. Превосходно отточенный металл был достаточно острым, чтобы рассечь и мясо, и жилы, и прочным, чтобы нарезать много маленьких веток и сделать какое-нибудь укрытие.
Шункаха потратил весь день на строительство грубого трехстенного убежища из длинных, тонких ветвей молодых деревьев, которые росли у входа в каньон. Бриана же соорудила крышу из листьев. Они часто улыбались друг другу во время работы, удовлетворенные результатом своего труда, не обменявшись ни одним словом, ни единым хмурым взглядом.
Уже наступили сумерки, когда Бриана отправилась к небольшому пруду искупаться. Шункаха ушел поохотиться, и ей было интересно, повезет ли ему найти оленя. От одной мысли о свежем мясе текли слюнки.
Высвободившись из своего уродливого коричневого платья, Бриана вошла в воду. Поежившись, она расплела косу и встряхнула волосы, позволяя тяжелой золотой массе рассыпаться по плечам. Бриана оглянулась вокруг, убедилась, что совершенно одна, затем сняла сорочку и трусики и, чувствуя себя очень грешной, поплыла по пруду.
Она дрожала, выйдя на берег. Обтерев себя коричневым платьем, Бриана встала на колени у воды, чтобы выстирать его и белье. Она жалела, что не имела ничего другого, кроме бесформенного голубого платья, в которое и предстояло переодеться.
Именно в этой позе, на коленях у воды, и застал ее Шункаха Люта.
Он почувствовал, как сердце заколотилось в груди, увидев Бриану, склонившуюся у тихого зелено-голубого пруда. У него перехватило дыхание, когда он медленно и зачарованно оглядел ее. Заходящее солнце отбрасывало красно-золотые тени на ее кремового цвета кожу; каскад волос струился вдоль стройной спины до узкой талии; распущенные и сверкающие, они порой казались яркими вспышками пламени. Ее плавно округлые ягодицы были донельзя женственными и соблазнительными.
Глубокий вздох вырвался из груди Шункаха, предупреждая Бриану, что она уже не одна. Испугавшись, она быстро вскочила на ноги и повернулась. Щеки вспыхнули и стали алыми, когда Бриана увидела, что индеец пристально разглядывает ее. В глубине его темных глаз, скользящих по всему ее телу, появился разгорающийся огонек.
Шункаха Люта издал глухой крик восхищения, смешанного с отчаянием. Она была не ребенком! Она была женщиной, полностью сформировавшейся и достаточно взрослой, чтобы удовлетворить мужчину. Как он мог думать иначе? Ее груди — высокие и полные, талия — неправдоподобно тонкая, бедра — плавно округлые, кожа — нежная… Она была совершенством.
Его физическая реакция была немедленной и очевидной. Бриана открыла рот, чтобы сказать что-нибудь, но не произнесла ни слова. Запоздало она скрестила руки на груди, чувствуя, что все тело розовеет от смущения под взглядом темных глаз Шункаха Люта, скользивших по ее фигуре от головы до пят. Его глаза горели каким-то ярким внутренним огнем, которого она никогда раньше не замечала.
Целую вечность они стояли так, ни один не в силах о чем-либо подумать. Кровь Шункаха стучала в ушах, горячила тело. Она оказалась более красивой и желанной, чем он мог себе представить.
Природный инстинкт подталкивал взять Бриану на руки, опустить на землю и покрыть поцелуями, погрузиться в ее женственную теплоту и успокоить ужасную боль, разрывающую его плоть.
Он взглянул ей в лицо. Глаза Брианы широко раскрылись и были полны смущения. Рот, цвета диких роз, был слегка приоткрыт. Желваки заиграли на челюсти Шункаха Люта, когда он пытался совладать со своими эмоциями. И мобилизовав всю волю, развернулся и пошел прочь. Это оказалось самым трудным, что ему приходилось делать в жизни.
Бриана внезапно ослабела, как будто избавилась от магических чар, когда глаза Шункаха Люта оставили ее. Сердце дико колотилось, колени ослабли, во рту было сухо. Быстро и неловко она натянула голубое платье, расстелила коричневое сушиться, проворно заплела влажные волосы. Почему Шункаха Люта смотрел на нее так? Его темные глаза были горячими… и сердитыми? И почему ей это понравилось?
Шункаха сидел у костра, скрестив ноги, когда она, наконец, набралась мужества вернуться к жилищу. Бриана увидела, что он поймал кролика; мясо жарилось на вертеле над огнем, капли сока шипели, падая на раскаленные угли. Шункаха не поднял глаз и вообще никак не отреагировал на ее присутствие.
Ели они в тишине. В первый раз Бриане было неловко с индейцем. Она не знала, о чем говорить, не понимала, что же случилось между ними у пруда, но чувствовала, что они не будут больше относиться друг к другу, как раньше. Ее чувства смешались и запутались. В одно мгновение она ощущала себя беззаботной и счастливой, но в следующее ей становилось грустно и страшно.
Как только обед закончился, Шункаха поднялся и покинул лагерь. Бриана смотрела, как он шел вниз по каньону, пока не скрылся из виду. Сердился ли он на нее?
Она подогрела воду, помыла посуду. Ее мысли были с Шункаха, всегда с Шункаха. Бриана почувствовала, что щеки опять разгораются розами, когда вспомнила, как он смотрел у пруда, скользя глазами по ее телу, как они задержались на груди прежде, чем она подумала прикрыть ее. Что он тогда думал?
«Ты знаешь, о чем он думал,» — упрекнул ее голос совести, и щекам Брианы стало еще жарче. Она действительно знала, о чем он тогда думал. Бриана видела предательское доказательство его желания, чувствовала, как дико билось сердце от сознания того, что он хочет ее. Эта мысль была одинаково пугающей и возбуждающей. Она почувствовала разочарование, когда Шункаха отвернулся и ушел прочь. Бриана была уверена, что он собирается поцеловать ее. Она знала, что было очень плохо и безнравственно желать таких вещей, но все тело жаждало этого.
От мыслей об индейце все ее существо наполнилось теплом, и внутри опять что-то задрожало. Шункаха был высоким и красивым. Он взял ее с собой, заботился о ней, и Бриана чувствовала себя очень спокойно в его руках. Шункаха любил ее нежно, как ребенка.
Звук шагов заставил сердце затрепетать от волнения. Внезапное смущение охватило ее, и Бриана поспешила внутрь шалаша, забралась там под покрывало, не в силах повернуться к Шункаха лицом или заговорить, боясь, что он прочитает желание в ее глазах или услышит его в голосе.
В эту ночь индеец не разделил с ней их обычное ложе, но и не спал вне шалаша. Вместо этого он оставался у костра, безучастно глядя на пламя. О чем же он думал? Этот вопрос мучил Бриану. Что случилось с теми непринужденными товарищескими отношениями, которые установились между ними раньше?
Шункаха Люта смотрел на трепещущее пламя, но видел он не огонь. Там была Бриана, стоявшая у тихого пруда: волосы, подобно золотому нимбу, окружали лицо, ее словно мраморное тело было предметом, достойным изумления, совершенством женской красоты. Он почувствовал, как уснувшее желание вновь вспыхнуло в нем, когда вспомнил форму ее высоких грудей с розовыми сосками, очень тонкую талию, выпуклости бедер, длинные, хорошо сложенные ноги.
Глухой стон вырвался из груди. У него никогда не было времени, чтобы иметь собственную женщину. Он был слишком занят, воюя с васику. Единственной целью его жизни была борьба с белыми полчищами, вторгшимися в Па Сапа. Он больше ни о чем не думал и ничего не хотел, кроме мщения тем, кто безжалостно вырезал его народ и убивал буйволов.
Когда отряд его отца сдался, Шункаха бросил тропу войны, чтобы остаться с семьей. Отец был старым и слабым, здоровье матери ухудшалось с каждым днем. Его Сестра Тасина была еще молоденькой девушкой, видевшей дето всего четырнадцать раз. Он провел почти год в резервации, где каждый день был борьбой за выживание, борьбой, в которой победила лишь маленькая горстка его народа. Отец Шункаха умер вскоре после того, как их отряд сдался. Мать покинула эту жизнь восемью месяцами позже. А потом и сестра поддалась юнке-ло, стала очередной жертвой вероломства белого человека.
Шункаха Люта посмотрел на укрытие, где спала Бриана. Легко встав, он бесшумно подкрался туда, остановился у входа и посмотрел на Бриану. Сердце сильно забилось, и кровь снова воспламенилась желанием. Он знал женщин. Среди Сиуксов жили плененные индианки, обменивавшие свою благосклонность на пищу и одежду, и случалось, что он облегчал свой голод по женщинам в их объятиях. Но ему не были знакомы ни любовь, ни привязанность со стороны женщин, пока он не встретил Бриану. Она ухаживала за ранами с нежным участием, оплакивала его страдания. Ее слезы были неожиданными и удивляли, глубоко задевая его.
Бриана пошевелилась во сне, и Шункаха задержал дыхание, увидев кусочек молочно-белого тела у края сорочки, как раз над выпуклостями грудей. Теперь он тяжело дышал. Природное чутье подталкивало взять ее, удовлетворить свое желание и покончить с тем ужасным голодом, который терзал его днем и ночью. Сделать это так просто. Желает она или нет, будет легко подчинить ее своей воле, овладеть силой тем, что он страстно жаждет получить.
Глаза проследили ее формы под одеялом. Талия была просто тонюсенькой, бедра округлыми и гладкими, ноги длинными и стройными. Очень ясно Шункаха помнил, как она выглядела у пруда: солнечно-золотистые волосы струились по плечам, в голубых глазах трепетало волнение, а тело — красивее всех, что встречались ему раньше, — притягивало к себе.
Шункаха перевел глаза на ее лицо и увидел, что Бриана проснулась и смотрит на него.
— Что-нибудь случилось? — спросила она, и слабая нотка тревоги прозвучала в ее голосе.
— Нет, Ишна Ви, — ответил он быстро. — Засыпай снова.
Она кивнула вяло и доверчиво, ресницы дрогнули и закрылись, когда сон вновь овладел ею.
Шункаха Люта развернулся и быстро направился к пруду, бормоча проклятия. Может быть, холодное купание остудит его горящую плоть и отвлечет от золотоволосой женщины-ребенка, которая воспламеняла его кровь и распаляла желание?!