Люди, корабли, океаны. 6000-летняя авантюра мореплавания

Вначале был плот

28 апреля 1947 г. история судоходства, казалось, вновь возвратилась к своему исходному рубежу. В Кальяо, порту перуанской столицы Лимы, буксир тащил мимо причалов несколько больших, связанных между собой древесных стволов, на которых поверх горы бананов, мешков и различных коробок восседал молодой белокурый человек, державший в руках клетку с попугаем, — капитан команды, состоявшей из пяти человек.

Пирсы ломились от народа, собравшегося, чтобы послать прощальное приветствие отважным мореплавателям, явившимся не иначе, как из какой-то иной эпохи. Десятки фоторепортеров и кинооператоров выделывали сложные курбеты на парапете набережной, стремясь запечатлеть на пленке это замечательное событие.

«Уставших от жизни» (как нарек портовый люд команду плота) медленно вывели прямо в открытый Тихий океан. Морской буксир, тащивший диковинное сооружение, повернул назад. Еще несколько минут — и в туманной дымке виднелись уже только лик идола да слово Кон-Тики, намалеванные на парусе плота.

Молодой норвежский этнограф Тур Хейердал решился на это необычное и полное риска предприятие, чтобы подтвердить экспериментально собственные теоретические соображения о том, что полинезийцы могли переселиться на свои острова из Южной Америки на плотах, изготовленных из бальзовых стволов. А то, что плоты из бальзовых стволов, снабженные боковыми швертами, применялись южноамериканскими индейцами, впервые зафиксировал в своих записях испанский капитан Бартоломео Руис, видевший такой морской плот у берегов Эквадора в 1525 г.

Одиссея молодого норвежского исследователя длилась сто дней и сто ночей. Плот с отчаянной командой, гонимый пассатом и двумя течениями — Гумбольдта и Экваториальным, — проделав путь в 4300 миль, достиг, наконец, Полинезии. Плохо управляемому судну не удалось уклониться от столкновения с коралловым атоллом и, преодолевая последнюю тысячу метров своей морской авантюры, отважный экипаж был на волосок от гибели.

И все же гипотеза Хейердала о том, что острова Полинезии были заселены выходцами из Южной Америки, осталась спорной: ей противопоставлялись другие, достаточно веские контраргументы. Но, так или иначе, норвежцы наглядно продемонстрировали, что в открытом море можно плавать не только на лодках, но, при благоприятных условиях, и на прочных плотах.

Немало времени потребовалось человеку, чтобы преодолеть страх перед могуществом моря. Финикиец Сан- кионатон около 4000 лет назад описал событие, которое могло бы пролить свет на обстоятельства, заставившие человека отважиться выйти в море: «Буря неистовствовала над Тирским лесом. Пораженные молниями, сотни деревьев вспыхивали, как факелы, или с треском лопались.

В паническом страхе схватил Осоуз один из древесных стволов, очистил его от сучьев и, крепко уцепившись за него, первым решился броситься в волны».

А может быть, это было и так. Гонимый голодом собиратель раковин взобрался однажды на плавающий в воде ствол дерева, чтобы добраться на нем до богатой раковинами приливной зоны. Нагрузку ствол выдерживал, однако остойчивость «судна» оставляла желать много лучшего. Два же связанных вместе ствола уже не вращались. Так, возможно, и был изобретен первый плот. Чтобы перейти от двух к нескольким скрепленным между собой стволам, особого хитроумия уже не требовалось.

Именно плот, а не однодеревка, требующая более тщательной обработки острыми каменными инструментами и огнем, стал первым искусственным средством передвижения по воде. Весьма впечатляет дата, ориентировочно определяющая выход человека на водные просторы.

Считают, что история судостроения и судоходства насчитывает 6000 лет! При этом, говоря об использовании человеком плота, имеют в виду уже плот, скрепленный из нескольких бревен. Применение же необработанных стволов, с сучьями и ветвями, в качестве плавающего средства для поиска пищи или преодоления пространства началось, по-видимому, значительно раньше.

Тайна Тиморского моря

Мы не знаем имен первых водителей плотов, отчаянных людей, вооруженных лишь скудными техническими средствами каменного века и тем не менее дерзко бросивших вызов не только прибрежным водам, но и открытому морю, к которому они пришли, по всей вероятности, со степных плоскогорий Центральной Азии.

Добравшись до Юго-Восточной Азии, эти, похожие на монголов, люди натолкнулись на водяную стену Тихого океана и, превратив гонимые ветром и течением стволы деревьев во вспомогательные средства, пустились в море, на поиски новых земель. Сперва они отваживались плавать лишь в ближних водах, не теряя из виду береговую черту, а затем устремились и в открытый Тихий океан.

Австралия была заселена жителями Индонезийского архипелага. Тиморское море тысячелетия назад было намного уже, а площадь его водной поверхности — меньше, чем в наши дни. Значительные массы воды будущего Мирового океана все еще были сосредоточены в медленно таявших глетчерах ледникового периода, и ширина Тиморского моря в наиболее узкой части составляла не более 100 км.

Люди, решившиеся в те времена на авантюру путешествия через это море, не могли иметь в своем распоряжении ничего другого, кроме плотов. Если около 1000 лет назад маори[2] переселялись из Полинезии в Новую Зеландию на мореходных лодках, то, несомненно, несколькими тысячелетиями раньше предки австралийцев и тасманийцев преодолевали путь в Австралию еще на плотах. Их подвиг внушает тем большее уважение, что свершили они его, будучи на значительно более низкой ступени развития, чем, скажем, не столь давно исчезнувшие тасманийцы — древнейшие представители человечества, сохранявшие почти в полной неприкосновенности свою первобытную цивилизацию вплоть до полного их вымирания.

К сожалению, подробности этого замечательного переселения, в противоположность рискованному тихоокеанскому походу маори, не сохранились даже в преданиях. Последние тасманийцы погибли почти столетие назад. Родословная их восходит к древнейшему населению Юго-Восточной Азии, как и родословная существующих в наше время некоторых племен Меланезии.

Охотничьи угодья древнейших обитателей Юго-Восточной Азии, достигших некогда Индонезии и обосновавшихся там, все более и более сокращались из-за повышения уровня воды в океане, вызванного таянием льдов в конце ледникового периода. По всей вероятности, именно в это время предки тасманийцев, австралийцев и меланезийцев и порвали родовые узы, связывающие их со своими племенами, и устремились за море в поисках новых охотничьих просторов.

К полинезийским мореплавателям история оказалась более благосклонной: подробности их подвига не затерялись в веках, ибо со времен великого переселения традиции его участников бережно хранились и передавались из поколения в поколение. В генеалогиях маори говорится о далеких предках и особенно о великих мореплавателях, приведших этот народ с Таити в Новую Зеландию. До недавних пор престиж маорийца в обществе определялся местом, которое занимал его прародитель среди двухсот человек, пришедших некогда на лодках эмигрантской флотилии.

С глубокой древности существовали, по-видимому, и связи между Африкой и Европой. Легче всего было преодолеть на плоту узкость между Испанией и Северной Африкой (Гибралтарский пролив). В эпоху палеолита (600 000—12 000 гг. до н. э.) Средиземное море также было уже, чем в наши дни. Вся Адриатика и южная часть бассейна были сушей. Вполне вероятно, что и в других районах людям удавалось успешно пересечь море на плотах.

К доисторическим временам относится происхождение окутанных покровом тайны каменных свидетелей прошлого, именуемых в археологии дольменами. Они распределены по всему Атлантическому побережью от Скандинавии до Гибралтара и Западной Гвинеи и по всей южной прибрежной зоне Средиземноморья вплоть до Палестины и Кавказа. Речь идет о сооружениях гигантских форм и размеров, размещенных зачастую неподалеку друг от друга[3].

Кто, как не народ, связанный с морем, мог оставить после себя эти памятники, огромные, тяжелые, таинственным образом схожие с колоссами острова Пасхи и мегалитами Марианских и Маркизских островов?

Не пользовались ли люди того периода во время своих странствий плавучими средствами типа плотов, когда прибрежные воды морей оказывались единственным путем для продвижения вперед?

Весьма сомнительно, чтобы люди тех далеких тысячелетий преодолевали водные преграды на судах более совершенных конструкций. Однако нельзя полностью исключить и этот вариант. То, что мореходные суда можно строить с помощью одних каменных инструментов, не применяя металла, доказали, хотя и в более поздние времена, полинезийцы. Многое свидетельствует о том, что впервые суда типа джонок и катамаранов из двух однодеревок возникли именно в зоне Тихого и Индийского океанов, где уже в очень отдаленные времена умели использовать муссоны для прибрежных плаваний из Индии в Восточную Африку и обратно. Документальных доказательств этого мы, однако, не имеем. Килевые же суда, эти замечательные океанские ходоки, как подтверждается документами, возникли уже в более поздние времена в восточно-средиземноморской зоне.

На барке бога солнца Ра

Судя по многочисленным свидетельствам, Нил был первой многоводной рекой, на которой развилось речное судоходство.

Египет представлял собой длинную узкую полосу плодородной земли шириной всего в несколько километров.

С обеих сторон этой зеленой ленты таилась пустыня.

Раз в год, когда экваториальное африканское небо «открывает все шлюзы», Нил на несколько месяцев затопляет большую часть поймы. Через некоторое время, после того как мутные полые воды Голубого Нила достигали Египта, эта зона жизни превращалась в озерный край, а селения, расположенные на возвышенных местах, становились отрезанными друг от друга островками, для сообщения между которыми служила только вода.

Это-то и породило настоятельную потребность в плавучих средствах передвижения. Страна «дышащей реки» по необходимости стала страной барок и кораблей: при нормальном уровне Нила на них можно было достичь едва ли не любого египетского селения.

Суда Египту были жизненно необходимы. Для хозяйственных нужд и для общения между зависимыми друг от друга людьми они были здесь куда более эффективными, чем повозки, которые пришли в страну из Передней Азии значительно позже, чем было построено первое судно.

Даже египетская мифология больше связана с водой и судном, нежели с сушей и повозкой. В определенные календарем дни фараон со своей свитой, стоя в темной колоннаде священного города Фивы, ожидал, пока шпиль высочайшего из обелисков не зардеется от первых лучей восходящего солнца. После этого «утреннего явления бога солнца» колонна ожидавших молча шествовала в направлении почитаемой всеми святыми — к барке бога солнца Ра. Подниматься на барку разрешалось только фараону и верховному жрецу. Барка имела форму серпа, поверх палубной надстройки блестел большой золотой диск. Считалось, что Ра ежедневно путешествует на золотой лодке по небу.

Другой святыней был ковчег Аммона, стоявший на гигантском алтаре. Это была золоченая барка в натуральную величину, нос и корму которой венчали резные бараньи головы. В палубной надстройке находился сам бог в образе золотой статуи. В дни празднеств в честь Аммона торжественная процессия жрецов опускала барку в Нил, чтобы прикосновение божества влило новые животворные силы в реку судьбы Египта.

Суда играли у древних египтян настолько значительную роль, что державные владыки приказывали ставить модели барок в свои гробницы. При раскопках мастаба[4] фараона Ахтоя (Хети) нашли множество моделей грузовых судов, а в 1955 г. археологи открыли в подземной камере у подножья пирамиды Хеопса удивительно хорошо сохранившееся судно, в котором мертвый фараон мог, если бы пожелал, совершать путешествия или следовать за солнечной баркой, чтобы приплыть в окруженное водой царство вечного блаженства. По религиозным представлениям, отошедшим в иной мир фараонам полагалось место в золотой лодке бога солнца Ра.

Плавающие тростниковые корзины. Один из парадоксов в истории судоходства заключается в том, что речное судостроение развилось впервые именно в стране, чрезвычайно бедной лесом. В распоряжении первых судостроителей не было ничего другого, кроме свилеватых стволов сикимор и акаций, из которых, к сожалению, удавалось вытесать лишь очень короткие брусья и доски.

Именно поэтому на Ниле, в отличие от других, богатых лесом мест, однодеревки не могли быть первыми судами, сработанными человеческими руками. Такими судами явились здесь плавучие средства, сделанные из папируса, который буйно рос по берегам и в дельте Нила. Особенности этого материала определили и конструкцию и форму древнеегипетских барок.

Борта папирусных барок были обтянуты шкурами. Для прочности отдельные детали накрепко связывались тросами. Как дань этой традиции в Египте и в более поздние времена говорили не о постройке, а о связывании судов, подобно тому, как индонезийцы и до наших дней называют свои суда «связанными бревнами» (катамаран).

Представление о дальнейшем развитии древнеегипетских судов дают настенные рельефы мертвого города Саккары, относящиеся к 3000 г. до н. э., и гробницы богатого землевладельца Ти, датируемой 4400 г. до н. э. На этих рельефах отчетливо видны отдельные стадии постройки лодок, начиная от вытесывания стволов до обработки досок при помощи пилы, топора и долота.

Корпуса судов, не имевших киля и шпангоутов, набирались вначале из коротких досок и конопатились тростником и паклей. Скреплялось судно канатом, который обтягивал его на высоте верхнего пояса обшивки. Сплошная палуба возникла лишь после того, как стали применять длинные кедровые доски, доставляемые из Ливана. Свои, отечественные, доски были настолько коротки, что не достигали посередине судна от борта до борта (ширина судна относилась к длине как 1: 3).

Без киля, шпангоутов и опорных балок эти суда, безусловно, не могли быть мореходными. Не могли быть мореходными и шумерские речные суда, изготовленные из козьих шкур. Впрочем, их и не строили для этой цели, а предназначали для плавания по рекам, главным образом в период половодья.

Древнейшие двигатели — ветер и мускулы

Как же такие суда приводились в движение? Известно, что уже около 6000 г. до н. э. на Ниле знали парус. Первоначально умели ходить только с попутным ветром. Такелаж крепился на двуногой, «козловой», мачте. Ноги мачты располагались по обе стороны диаметральной плоскости, так, чтобы проведенная мысленно линия, соединяющая их основания, была перпендикулярна мачте. Вверху ноги связывались.

Балочное приспособление в корпусе судна служило для мачты степсом. Крепкие канаты удерживали мачту в рабочем положении. Парус был прямоугольным и крепился к двум реям — горизонтально расположенным изогнутым деревянным шестам, прилаженным к передней стороне мачты. Верхний рей мог поворачиваться на 90° в обе стороны и перемещаться вверх и вниз. Таким образом можно было убирать парус и брать рифы.

Позднее, примерно к 2600 г. до н. э, на смену двуногой мачте пришла обычная, с одним стволом. Случилось это, однако, лишь после того, как корпус судна был значительно усилен поперечными и продольными балками. Такая мачта облегчила управление парусом и позволила уже осуществлять маневрирование. При «козловой» же мачте в случае бокового ветра приходилось брать рифы.

Мачты можно было заваливать, чтобы не мешать гребцам, когда им надо было грести.

Весла, позволяющие использовать принцип рычага для продвижения вперед корабля или лодки — более молодое изобретение, чем египетский парус. Еще более древними движителями были двухлопастное весло, типа байдарочного, и толкательный шест. Свободно движимое весло байдарочного типа действует одновременно и как рулевое устройство, зато гребок у весла, закрепленного в уключине, сильнее.

Во времена египетских фараонов, когда господствовал рабовладельческий строй, весла больших нильских барок, а позднее торговых судов и военных кораблей, обслуживались преимущественно превращенными в рабов военнопленными, для которых в древнем Египте существовало специальное название, означавшее в буквальном переводе «живые мертвые».

На египетских судах гребли совершенно так же, как и на современных гребных лодках — спиной к направлению движения. Наибыстрейший темп гребли отборных гребцов царской барки составлял 26 тактов в минуту, что обеспечивало судну скорость около 12 километров в час. Управляли таким судном при помощи двух кормовых весел. Позже рулевые весла стали крепить к палубному бимсу и, разворачивая их, устанавливали желаемое направление движения. Поворот пера руля и по сей день лежит в основе технического принципа управления судном. Древнеегипетское рулевое весло клали вальком на подвижную вилку и пропускали через прикрепленное в корме веревочное кольцо, позволяющее разворачивать валек.

Одна из храмовых фресок воспроизводит древнеегипетское грузовое судно, груженное палисандровым деревом, набитыми товаром мешками, слоновой костью и восточно-африканскими павианами. Это импозантного вида, явно мореходное судно имело уже довольно совершенное рулевое устройство с румпелем.

Румпель в виде рулевого шеста крепился на вертлюге к вальку. Один рулевой мог одновременно устанавливать в желаемом положении лопасти обоих рулей.

Древние египтяне не были умелыми мореходами. Занимались они в основном речным судоходством по Нилу.

Однако для поставки в Египет некоторых специфических товаров, таких, как длинномерный лес, слоновая кость, золото и мирра, вообще не имелось иного пути, кроме морского. Плавали обычно вблизи береговой черты, добираясь до Ливана и Кипра. Очевидно, что суда, которые впервые стали применяться для этой цели с 2800 г. до н. э., без прочного корпуса были еще недостаточно мореходными. Эту высокую прочность придал им натяжной канат — крепкий толстый пеньковый трос, протянутый от носа к корме, который оберегал корпус судна от разламывания на волне. Он опирался на рогатины над головами гребцов и натягивался путем накручивания на специальную скалку.

Река судьбы народной

Тысячелетиями тек Нил к морю. Он видел белые, осыпанные лотосами, украшенные царскими знаками траурные барки фараонов, плывущие к Долине Царей — таинственным, гигантским известковым сотам, слепленным из десятков похожих на норы склепов. Это было последним плаванием фараонов по великой реке, которой суждено было пережить блеск и обнищание некогда могущественной египетской державы, рождение, расцвет и гибель целых династий.

Это был тот самый Нил, по которому священный бык Апис был доставлен на раззолоченной барке в свой храм. Нил, что тянул вниз по течению тяжелые суда, груженные красителями и черным гранитом. На своей терпеливой спине он нес знаменитое транспортное судно, имевшее 63 м в длину и 21 м в ширину при высоте бортов 6 м. Судно было построено славным строителем Инени по повелению царицы Хатшепсут для транспортировки 750-тонных тяжелых обелисков в священный город Луксор, в украшение которого каждый фараон вкладывал свою долю. Сам Александр Македонский, не позволявший называть себя иначе, как «почетный фараон», построил там храм. На старой и вечно молодой реке справляли веселые праздники. Во все времена царило здесь оживленное движение.

Персы и римляне стяжали себе славу непревзойденных мастеров по строительству мостов и дорог. Египтяне же прокладывали дороги только в пределах своих городов.

Роль мостов играли здесь бесчисленные паромы, а перевозки товаров и людей осуществлялись по «льющемуся асфальту» — Нилу. Жизнь древних египтян больше была связана с водой, и корабль в этой стране издревле был непременным атрибутом жизни людей.