Народ шел по нескончаемым холмам, с трудом пробираясь сквозь заросли карликовых берез. На северных склонах уже лежал снег. На ветках дрожали последние темно-рыжие листья. Отец Солнце с каждым днем все ниже склонялся к горизонту; свет его, летом ослепительно-желтый, теперь принял тусклый соломенный оттенок. Овраги были заполнены тлеющей листвой, шуршащей под ногами.
Пляшущая Лиса поправила кожаную полосу на лбу и поглядела в спину Мыши. Эта женщина раздражала ее: когда она смотрела на Лису, ей словно по коже проводили куском шершавого камня. Старуха Кого-ток, ковылявшая чуть впереди, обернулась и хмыкнула, словно прочитав ее мысли, и движением руки подозвала ее к себе. Лиса ускорила шаг.
— Пошла прочь. Иди себе сзади, — отогнала ее Мышь.
— Я иду где хочу, — ответила Лиса, видя, что Кого-ток обернулась и глядит на нее. Глаза старухи мрачно блестели.
— Твой дух проклят. Я не хочу, чтобы ты болталась рядом с моим ребенком. Иди сзади. Оставь нас, добрых людей, в покое.
Пляшущая Лиса быстро, как молния, бросилась к Мыши и вцепилась своими крепкими пальцами в завязки ее капюшона. Та с криком отбивалась от нее. Взглянув Мыши прямо в лицо, Пляшущая Лиса произнесла:
— Человек, который проклял меня, — ложный Сновидец: у него нет Силы. Значит, его проклятия не имеют никакой силы. — Она изо всех сил затянула тесемки, так что Мышь еле могла продохнуть. — Поняла?
Лиса резко оттолкнула свою обидчицу. Та еле удержалась на ногах. Ребенок, которого она держала на руках под плащом, стал подавать голос.
Мышь потерла шею.
— Ты с ума сошла, — хрипло выдавила она. Пляшущая Лиса криво усмехнулась:
— Запомни это! Ты и представить себе не можешь, на что я способна, ежели мне перейдут дорогу.
Повернувшись на пятках, она пошла прочь, заметив, что Поющий Волк идет посмотреть, что это за потасовка происходит в хвосте отряда.
В тот вечер и позже у нее уже не случалось перебранок с Мышью. Но она заметила, что и некоторые другие женщины, приблизившись к ней, опускали глаза. Что это — почтение? Или страх? Только Кого-ток дружелюбно глядела на нее, время от времени ободряюще подмигивая. И, поймав ее взгляд, Лиса расправляла плечи и тверже ступала, крепко сжимая в руках свое охотничье оружие.
Волчий Сновидец плавал в горячей заводи. С берега за спиной у него плыло негромкое пение Цапли. Эти звуки придавали ему сил. Волны ласкали его обнаженное тело.
— Погрузись в песню, — наставляла его Цапля. — Освободи себя. Двигайся в лад звукам. Изгони этот мир из всего Сна. Его больше нет. Ничего нет, кроме Сна.
— Кроме Сна, — повторил он.
Он погрузился в воду, пока она не залила ему уши. Птичье пение потонуло в шуме воды. Но, как ни странно, он расслышал, когда Цапля вновь начала петь. Это было бессмысленное на первый взгляд сочетание слов, но они звучали ритмично и чарующе. И поскольку он не мог уловить смысл песни, он сосредоточился на ее волнообразном ритме, как будто танцуя под ее звуки.
Он растерянно мигал, ничего перед собой не видя. Он сидел в пещере Цапли. Наконец он стал различать знакомые очертания и запахи. Черепа глядели на него, проникая прямо в душу. Закопченные изображения на стенах, казалось, жили своей собственной жизнью. Серный запах, доносившийся от гейзера, щекотал его ноздри.
— Я… я не в заводи? — спросил он, обернувшись. В углу сидела, сгорбившись и что-то бормоча себе под нос, Обрубленная Ветвь. Пламя оставляло блики в ее глазах.
— Нет, не в заводи, — ответила Цапля. — Посмотри на свои руки.
Он посмотрел — и остолбенел. На середине его ладони вспыхнул огромный красный волдырь. В то же мгновение он почувствовал острую боль — такую, что на глазах у него выступили слезы. Он вскрикнул.
Цапля взяла его своей морщинистой рукой за запястье и смазала ладонь гусиным жиром, смешанным с измельченными травами.
— Я вижу в твоих глазах вопрос… Что случилось? Я положила в твою ладонь уголек, Волчий Сновидец. Ты и не обратил внимания, как он обжег тебя. Понимаешь, что это значит?
Он кивнул, превозмогая боль.
— Я обрел Танец.
— Именно так.
— Но уголь обжег меня.
— Да, ты пока что только очистил свое сознание. Ты еще не танцевал с огнем.
— Тогда зачем же ты вложила мне в ладонь уголь? — спросил он не без обиды: уж очень болела рука. Цапля усмехнулась:
— Чтобы ты вспомнил, где находишься.
— Разве ты не могла просто подождать и позвать меня?
— Это совсем другое…
Он недоверчиво поднял бровь:
— Вот как?
— Ты был еще не так далеко.
Он поднял и поднес к лицу свою обожженную руку:
— Вижу…
Она помолчала, беззвучно двигая челюстями, вся в малиновых отблесках костра.
— Понимаешь, настоящий Танец — это Танец с окружающими вещами, а не с самим собой. А уж потом ты приступишь к Танцу, который свяжет тебя с Единым. А потом…
— Но я сделал еще один шаг.
— Да, — согласилась она. — Еще один шаг, Волчий Сновидец. Еще один шаг… Да только я не знаю, есть ли у нас время?
— Что ты имеешь в виду?
Она моргнула и поглядела в пространство, всматриваясь во что-то видное ей одной.
— Все происходит слишком быстро. Нам бы еще пару лет! А у нас, может, и одного года нет, — бросила она ему через плечо. — Следующим летом, может быть, будет уже слишком поздно.
— Поздно для чего?
Она нахмурилась, морщины у нее на лбу углубились.
— Этой ночью я видела страшный Сон. Я не видела ничего определенного, образы были слишком расплывчатыми, но я чувствую в них страшную правду.
— Какую правду?
— Они идут, — хрипло произнесла она, пронзительно поглядев ему прямо в глаза. — Мы и обернуться не успеем, как они будут здесь.
— Другие? — спросил он, тяжело вздохнув. Он встретит своего отца!
— Что-то еще похуже… еще большая тьма. Я плохо разглядела…
— Как та тьма, что я видел? — Он пожал плечами. — Ну и сколько же у нас осталось времени?
— Не знаю.
— Как же нам быть? Если я недостаточно продвинусь…
— Я… — Она глубоко вздохнула. В глазах ее стоял страх. — Надеюсь, что я еще достаточно сильна…
Она с усилием встала на ноги, дотянулась до ниши в каменной стене — и отдернула дрожащие руки. Прижав к груди потные от страха ладони, она стояла, не сводя напряженного взгляда с трещины в камне.
— Что ты ищешь? — спросил он. — Могу ли я тебе помочь?
— Нет, — сурово прошептала она. — Только я могу их касаться. — Она вновь потянулась к трещине и достала оттуда какой-то тщательно завязанный узелок.
У Волчьего Сновидца пошли по спине мурашки. Он не дыша глядел, как старуха развязывает узелок и достает оттуда какие-то сморщенные черные вещицы.
— Что это такое?
— Грибы. Помнишь? Я говорила тебе прошлым летом: они выросли там, где я облегчалась. Сильные существа: они живут самой смертью, одолевают распад и гниение. В них — воскресение, Волчий Сновидец. Относись к ним почтительно: они полны Силы.
Он удивленно поглядел на нее. Сердце его учащенно стучало.
— Воскресение? Ты говорила, что они убьют меня. Она повернулась. Глаза ее резко блеснули.
— Убьют. Ты к ним еще не готов.
— Почему?
— Потому что ты еще не Танцующий.
Он окинул взглядом пещеру, Обрубленную Ветвь, Цаплю — и задумался. Что же это такое происходит, когда поешь грибов?
— Ты понял? — спросила она. У нее был необычно серьезный вид.
— Нет.
— Может ли гриб убить тебя, если ты сам — гриб? Можешь ли ты убить гриб, если гриб — ты сам? Он затаил дыхание:
— Единый.
— Да. Это маленькое растение может вызвать могущественнейший из Снов. Шуточка Отца Солнца — вот что такое эти грибы. У них нет цвета, потому что растут они из смерти, во тьме, а приносят жизнь и Свет. — Она потрогала черные комочки. — Они помогают твоей душе выходить из Танца…
— Но что если я выпаду и из Сна тоже? Она по-птичьи вскинула голову:
— И окажешься нигде?
— Что-то в этом роде.
Ее сгорбленная спина затряслась от смеха.
— Тогда ты будешь знать, что ты — там.
— Где?
— Нигде.
Не желая показывать свою тупость, он спросил:
— А что будет с моим Сном?
— Если ты окажешься нигде и увидишь пустоту внутри себя — тогда ты сможешь брать руками горящие угли и не обжигаться… и, не страшась, принимать яд. — Она поглядела на него и кивнула головой:
— Вижу по твоим глазам — ты понимаешь.
Он вздохнул:
— В этой пустоте я и грибы станем одним целым? Она улыбнулась, обнажив остатки зубов, и согласно кивнула:
— Так и есть. Это — последний и главный Сон. Сон, покоряющий смерть. И этот Сон возродит твое тело. Будет боль, мука, тяжелая мука, болезнь — пока ты не войдешь в глубину своей души и Сон не свяжет воедино тебя и грибы. И вы станете одним целым — и ничем.
Он непроизвольно сжал кулаки.
— Когда я смогу попробовать?
— Может, и никогда — по всему, что я знаю. Времени куда меньше, чем я думала. Вороний Ловчий бросил вызов Сну. Твой брат обладает по-своему необычайной Силой. Только это другая Сила.
— Но он не Сновидец.
— Не такой, как ты. Но он видит Сны — на свои манер… Его Сила в том, что он умеет внушать свои мысли другим. И он может одним махом, в час озарения, увидеть то, что должно случиться. Он опасен.
— Могу ли я остановить его?
— Не знаю. Вы двое и тот Другой, ваш отец, — это будущее Народа. И если никто не помешает, Вороний Ловчий разрушит Народ изнутри, а ваш отец тем временем разрушает его извне. А ты? — Она напряженно поглядела на него. — Ты должен обрести пустоту в своей душе, найти ход через свое сердце, прежде чем найдешь его в Леднике и спасешь Народ.
— Но что же за тьму видела ты во Сне? Это не…
— Это что-то другое, еще похуже. Это поглотит всех нас: и Народ, и Других.
— Тогда что же… — он развел руками, — мы даже и понять не можем, что это такое, пока не столкнемся с этим лицом к лицу? Тогда как я?.. — Он снова вздохнул и потянулся к грибам.
Быстрым движением Цапля убрала от него узелок с грибами и прижала его к груди.
— Не вздумай даже дотрагиваться до них! Коснешься, потом оближешь пальчики — и умрешь страшной смертью. Пойдешь на пищу Духам Долгой Тьмы. Я не могу рисковать твоей жизнью.
Но узелок невольно притягивал его взгляд — так заяц не может отвести глаз от летящего орла.