Люфтваффельники

58. Зайчик в тумане

Слухи распространялись в казарме с реактивной скоростью, по пути обрастая многочисленными уточнениями и пикантными подробностями. Все курсанты восторженно, отказываясь верить своему нежданному счастью, передавали самую последнюю горячую новость. До наших ушей, эстафета донесла следующее.

— Слышали, про последнюю жертву «дизеля»? Как?! Ну, темнота! Володя Нахрен обосрался и его загребли в обсерваторию. Койку поставили прямо в туалете, серит дальше, чем видит.

— Хорош нести чушь. Не обосрался, но близко к этому — облевался, причем, реально. Прямо на построении офицеров, на плацу, чуть ли не на грудь Пиночету нагадил. Тот еле отпрыгнул. Лишь, по ботинкам зацепило.

— Иди ты! Во, дела! Слышь пацаны, Нахрен облевал Пиночета и нашего генерала, с ног до головы уделал, прямо в штабе, на красной дорожке. Перепил вчера знатно, вот заглушку и выбило, точно говорю! Весь день зеленый ходил, но опохмелиться, так не успел. Теперь его на суд чести и в свете борьбы с пьянством и алкоголизмом в рядах красных офицеров, в соответствии с последними постановлениями партии и правительства дадут коленом под зад. Уф, отмучились! Живем ребята! Ура!

— Не трещи, все немного не так. Вернее, все совсем не так. Володя Нахрен не обосрался, а облевался. Это абсолютно точно! И у него не банальный «дизель», который тупо свалил половину училища, а обычная стандартная «желтуха» — гепатит. Не то «А», не то «Б». Короче, «А» и «Б» сидели на трубе. Выбирайте, кому что больше нравиться. Где он его подцепил, непонятно! В училище гепатита нет, только дизель поголовный. Так, что желтуха — это его личная, не побоюсь этого слова — персональная наработка. Точнее, можно сказать — домашняя заготовка. Говорила ему мама: «Вова, не бери в рот!», а он не послушался. Вырос мальчик и назло мамочке, хапнул говнеца большой ложкой. Все, от жадности своей, вот и получил китайца! Смачную такую китаёзу, цвета спелого лимона. Ха-ха. А ты, Петя — дальтоник! Не можешь желтую рожу любимого командира от зеленой хари пропитого алкоголика отличить. Стыдно! Помните, как вы все возмущались, что ни какая холера, нашего дорогого Володю, не берет?! Накаркали колдуны дремучие, ведьмаки глазливые?! Нате, наслаждайтесь! Короче, загремел голубчик месяца на два, к бабке не ходи, а то и больше. Вопрос в другом! Кто, в нашей многострадальной 4-й роте, рулить будет?! Вот задачка на сообразительность?!

Толпа замолчала и задумалась. Действительно задачка. Месяц выпал адски кошмарный. Эпидемия «дизеля», свирепствовавшего в училище и безжалостно косившая курсантов как из крупнокалиберного пулемета, только-только пошла на убыль. Оставшиеся в живых — в строю тоесть, измотались безмерно. Обеспечивать полнокровное функционирование всей огромной инфраструктуры училища и заботливый уход за больными — кормить, поить, выносить фекалии — это не просто тяжело а, очень тяжело. Режим «через день на ремень» — это, честно говоря, очень утомительно, даже для молодого здорового организма. Усталость ребят была запредельной, недосып хронический, дисциплина катастрофически падала, единоначалие рушилось на глазах.

Курсанты уже не боялись ни внеочередных нарядов, ни лишения увольнений, ничего! Всем, все было параллельно и глубоко фиолетово! Ибо, сейчас, вся наша повседневная жизнь — это один бесконечный наряд, а карантин подразумевает полную изоляцию от внешнего мира. Увольнений нет и в обозримом будущем, даже и не предвидится. Об аресте приходилось только мечтать, как о гарантированной возможности выспаться на нарах училищной гауптвахты. Ребята реально валились с ног, безразличие и апатия стали постоянным спутником всех и каждого. И отсутствие в роте строгого командира, способного поддерживать остатки воинской дисциплины в рамках разумной достаточности, грозило изменить нашу «отличную» дисциплинированную и образцово выдрессированную роту до неузнаваемости, до хаоса и бедлама народного ополчения или до анархии партизанского соединения.

В самый разгар наших оживленных споров о возможной замене в рядах командования, в казарму вбежал пунцовый от счастья лейтенант Зайчик. Он нервно сжимал губы и теребил кончик форменного галстука. Офицер был крайне возбужден и нервно подергивался всем телом, как кобель перед случкой. Его командный голосок временами срывался на визгливые нотки.

— Рота! Экстренное построение! Немедленно! Я сказал! Бегом! Шевелись! Сержантам доложить о наличии личного состава. Распустились совсем, я повторять не буду! Бегом, кому сказано?!

Замотанные в нарядах курсанты медленно выползли в центральный коридор и нехотя построились на «взлетке». Попыток застегнуть воротники гимнастерок и подтянуть поясные ремни не наблюдалось. Разложение личного состава началось, остатки дисциплины улетучивались на глазах.

— Рота! Слушай приказ командира батальона полковника Пино… Серова. В виду скоропостижной и по всем оптимистичным прогнозам врачей, длительной болезни капитана Нах… Хорошевского, обязанности командира 4-й роты в полном объеме, возлагаются на лейтенанта Зайчика, тоесть — на меня. Рота! С этого момента, в подразделении начинается новая жизнь, основанная на строгом соблюдении требований воинских Уставов и жесткой дисциплины. Спрашивать буду строго, поэтому всем надлежит подтянуться и собраться. Под моим командованием, рота должна в кратчайшие сроки вернуть себе звание «отличной». Вот так! Всем надлежит немедленно мобилизовать свои внутренние ресурсы и быть в постоянной готовности образцово выполнять все распоряжения командования. Вопросы?!

Зайчик, выпалив данную информацию, важно надул щеки. Он ждал ответной реакции курсантов на это эпохальное, с его точки зрения, решение комбата.

Личный состав роты устало и равнодушно, почти с откровенной жалостью посмотрел на лейтенанта. Как командир взвода, он еще был туда-сюда. Молод, зелен, амбициозен, год назад получил офицерские погоны, короче — сопляк, который в детстве не наигрался в оловянных солдатиков. В тени и за спиной опытного и искушенного командира роты, лейтенант Зайчик еще вполне сносно справлялся с обязанностями командира 3-го взвода. А вот, единолично — без ансамбля, это самому, лично и персонально, роту взваливать на свои юные плечики, да еще в такой не самый удобный момент — надорваться можно, и конец карьере. Ну, что же, дерзай, милый. Только щечки сильно не надувай, а то лопнешь ненароком. Вон уже слюнка пузырится и с подбородка капает. Ну-ну, «кавказская пленница», успехов тебе! Ха-ха!

Вечер в роте прошел по инерции, относительно спокойно. Курсанты возвращались после работ и нарядов. Уставшие и задрюканные они, молча и очень медленно снимали грязную одежду и шли отмываться раствором лизола, мылом и хлоркой от бацилл и возможных микробов возбудителя дизентерии, в изобилии и вольготно расселившихся на всей территории военного училища. Разговаривать и шутить не хотелось, да и не было сил.

Через час, в казарму приковылял состав внутреннего караула. У ребят от хронического недосыпа воспалились глаза и подкашивались ноги. Почти месяц, через сутки в караул, на посты, с оружием — одуреть можно!

Они равнодушно приняли известие о болезни законного командира роты и воцарении на его троне лейтенанта Зайчика. Парни, фактически на голом инстинкте сдали оружие и патроны и, не умывшись, не сняв пыльные сапоги, повалились на табуретки (до команды «отбой», прикасаться к кроватям нельзя — суровое требования Устава). Некоторые сразу заснули, сидя в самых неудобных позах. Мы старались не шуметь, чтобы их не тревожить. Завтра, ребятам опять на развод и снова, уже в который раз, заступать в суточный караул. И такая карусель через день, до окончания эпидемии, до снятия карантина. Выдержать бы все, не сломаться.

А в это время, лейтенант Зайчик сидел в канцелярии командира роты в кресле Володи Нахрена и строил наполеоновские планы. Он вытянул свои ноги и положил их прямо на полированный командирский стол. Зайчика распирало от гордости за себя любимого и за доверие, которое на него свалилась. Еще бы, офицер без году неделя, а сам великий и ужасный Серов, назначает его — лейтенанта Зайчика, исполняющим обязанности командира 4-й роты. Это успех! Это, просто, фантастика!

Крыша у новоявленного полководца треснула, и шифер отъехал в сторону. В голове Зайчика роем вились дерзкие мысли, которые по закону «броуновского движения» хаотически сталкивались и, сменяя друг друга, все дальше отдаляли сознание лейтенанта от суровой реальности бренного мира. Одна дерзновенная мечта сменялась другой, Зайчик грезил наяву.

«Значит, разглядел все-таки зверюга Пиночетовская, жилку мою командирскую! Косточку офицерскую! Признал незаурядные способности организатора и руководителя! Ага! Хватит, довольно мне — таланту военному, прозябать в тени за спиной у бездарности — капитана Хорошевского! А все из-за скромности моей природной, воспитали родители тихоней, вот и помыкали меня солдафоны различные. Довольно! Сколько еще Хорошевский будет на моих феноменальных способностях, идеях и предложениях выезжать! Тупица аморфная, амеба бесхребетная, все ему «по хрену». Не даром, его «На хрен», курсанты прозвали. А я не такой, нет! Я — вулкан идей, генератор. У меня планов громадье! Я такое заверну! Я еще себя покажу! Обо мне узнают, заговорят! Мне надо только развернуться в полную силу, масштабно! Да если так дело дальше пойдет, то и карьера будет просто вертикального взлета. Оправдаю доверие комбата любой ценой. В рот смотреть будут, асфальт грызть, но рота будет образцовой! Вернется капитан, а надобности в нем уже и нет. Рота носит звание «отличной»! Подтянутая в дисциплине, первое место в спорте и на строевом смотре! Кто такое чудо сотворил? Кто такой молодец?! Кто, это расхристанное и распущенное курсантское быдло, в чувство привел и в строгие рамки поставил? А вот он — лейтенант Зайчик! Да, что там лейтенант, коли дырку парень! Заслужил-заслужил! Заработал! Выстрадал! Старлей Зайчик! Звучит, однако. Ох, отслужу! Эх, оправдаю! Замордую роту, в порошок сотру, а славу себе добуду. Комбат рано по утрам приходит, а моя рота, да, именно — это моя рота, уже на зарядке. Ровненьким строем бежит, точно в ногу. Левой, левой! А впереди командир роты — лейтенант Зайчик, скромненько так бежит, но легко и уверенно управляя этим стадом. А тут Серов, откуда не возьмись нежданно-негаданно навстречу идет, на часики свои посмотрит и одобрительно кивнет головой. Плюс в мою копилочку. Красота! Вот, прямо с утра, бодренько так и начнем. Как раз и костюмчик вовремя женушка прикупила. Новенький «Адидас». Очень кстати. А Хорошевский пусть себе поправляется, не спешит, не торопиться. Здоровье обстоятельного к себе отношения требует, а мне время надо, ой как время мне надо! Пусть подлечится, а я пока тут проявлю себя с лучшей стороны-сторонушки, во всей красе себя покажу. Вот подвезло, так подвезло!».

Зайчик посмотрел на часы и вышел из канцелярии строить роту на вечернюю поверку. Построив личный состав, Зайчик решил лично провести вечернюю поверку личного состава. Он взял у старшины список роты и медленно, с выражением, начал зачитывать фамилии курсантов. Курсант, услышав свою фамилию, громко отвечал: «Я!». Лейтенант не торопясь, подходил к данному курсанту и долго всматривался ему в лицо. Как будто, он заново знакомился с вверенным ему личным составом. Вечерняя поверка затянулась. Обычно, когда ее проводил старшина роты Игорь Мерзлов, поверка пролетала минут за 5-ть, не более. Старшине вполне хватало этих 5-ти минут времени, чтобы огласить все 144 фамилии, стоящих в строю курсантов и отпустить их на вечерний туалет. Зайчик же мямлил уже минут 40-к. Время, отведенное на ночной сон, катастрофически сокращалось. Уставшие за день ребята клевали носом и засыпали прямо в строю, стоя. Наконец, все закончилось и, получив долгожданную команду: «Отбой», мы повалились в родные кроватки, в сладкие объятья Морфея. Но, утро наступило неожиданно быстро.

Электрический свет больно резанул по глазам. Инстинктивно взглянув на часы, все ребята начали дружно возмущаться. До официального времени, отведенного на побудку по распорядку дня, было еще полчаса. У нас пытались украсть целых полчаса законного сна. Возмутительно! Это притом что вчера вечером, долбанный Зайчик затянул вечернюю поверку и отпустил роту на сон, на 40-к минут позже обычного. Где справедливость?! Казарма загалдела.

Стараясь укрыться одеялами с головой, разбуженные курсанты стали дружно проклинать дежурного по роте. Настоятельно рекомендуя ему, срочно засунуть свои «самые быстрые часы в мире» себе же в задницу, причем исключительно плашмя и поглубже, а также немедленно выключить проклятый свет.

— Рота, подъем! Я, что?! Особое приглашение должен повторить?! А ну, строиться на зарядку! Форма одежды — голый торс! Бегом! Я сказал!

Все услышали брезгливо раздраженный голос лейтенанта Зайчика. Это нас озадачило. Обычно скромный и воспитанный лейтенант не позволял себе переходить на хамские нотки в голосе. Ага, понятно! У мальчика сорвало крышу, и начался острый приступ звездной болезни! Ну что ж?! Диагноз ясен! Пока болезнь не перешла в хронику, будем лечить. Прости лейтенант, но это для твоей же пользы!

Зайчик тем временем хаотично бегал по спальному помещению, подгоняя отстающих и заспанных курсантов. Некоторые ребята вообще не отреагировали на крики и на свет, бьющий им прямо в глаза. Они крепко спали. За годы, проведенные в училище, в рамках однообразного и размеренного распорядка дня, необходимость в часах для нас фактически отпала. Наш организм сам давал выверенную команду на сон и на пробуждение, в четко определенное время. А также, на выделение желудочного сока перед посещением столовой и устранение потребности в опорожнении содержимого внутренних органов от продуктов жизнедеятельности — все в строгом соответствии с утвержденным распорядком дня. Привычка, выработанная годами!

Система внутренних часов работала внутри каждого курсанта. Работала четко, качественно, без сбоев, дважды в год, переводя стрелки внутренних персональных часов на один час вперед или назад, в соответствии с принятым общегосударственным стандартом времени. И малейшее отклонение от хода внутренних часов, хотя бы на одну минуту, вызывал в организме дискомфорт и законный протест.

Ребята нехотя поднимались, все-таки приказ командира обсуждению не подлежит. Независимо от его глупости. Дисциплина!

Зайчик словно обезумел, он стаскивал заспанных курсантов на пол вместе с матрасами, грязно ругался и щедро раздавал внеочередные наряды налево и направо. Рота, недовольно бурча, построилась в коридоре. «Эх, лейтенант, не стоит гайки закручивать, не время! Люди и так на пределе своих сил, резьбу сорвешь!», — читалось в глазах у многих ребят.

Мы посмотрели в окна и ничего за стеклом не увидели. На улице висел густой грязно-молочный туман.

Лейтенант нервно бегал вдоль строя и ежесекундно посматривал на свои часы. Он явно опасался пропустить эффектно запланированное утреннее рандеву с Пиночетом.

«Интересно, он так же суетился когда бежал на свидание к своей крольчихе?», — подумалось мне в тот момент. Зайчик открыто изнемогал от нетерпения.

— Рота! Напра-Во! На улицу, Бегом Марш! Строиться на плацу.

Толпа курсантов, не отдохнувшая за короткую ночь, измотанная в бесконечной череде нарядов и караулов, медленно и нехотя выползала на улицу. Зябко поеживаясь от промозглой сырости, рота построилась на плацу, в молочной белизне густого непроглядного тумана.

На плацу мы оказались в гордом одиночестве. Командиры остальных рот нашего батальона и других батальонов училища в целом были умудренные опытом офицеры. Они понимали, что оставшиеся на ногах курсанты, которых пока не свалила эпидемия безжалостного дизеля, несут колоссальную физическую нагрузку и по-отечески жалели своих подопечных «детишек». В это туманное утро, командиры соседних рот, приняв грамотное решение о корректировке распорядка дня, не вывели свои подразделения на утреннюю зарядку. Честь и хвала этим офицерам. Низкий поклон. Они дали небольшую передышку своим курсантам, чтобы те поспали лишние 15-20-ть минут, а затем, не торопясь, встали, умылись и подготовились для очередного изнуряющего витка нарядов и хозяйственных работ, которые надлежало выполнить за всех парней, лежащих на излечении в обсерватории и вновь обгадившихся сослуживцев. Дизель ежедневно собирал урожайную жатву.

Но Зайчик пошел по иному пути. Он решил красиво рисануться перед комбатом, и зарекомендовать себя принципиальным и строгим командиром, свято исполняющим требования распорядка дня и не дающим спуску симулирующим усталость бездельникам и обалдуям.

— Рота! Напра-Во! За мной, Бегом Марш!

Облаченный в новенький спортивный костюм и легонькие кроссовки, вставив в уши наушники от супердефицитного кассетного плейера, лейтенант возглавил колонну из вяло бегущих курсантов. Мы же были одеты лишь в галифе и тяжеленные яловые сапоги. Влажный туман, неприятно облегал голые тела ребят, вызывая противный озноб и покрывая их густой «гусиной кожей». Уставшие и «забитые» мышцы ног, с трудом отрывали от асфальта тяжеленные «противотанковые» армейские сапоги. Зайчик был бодр и свеж, он как горный козлик, легкими прыжками летел навстречу комбату а, следовательно, и своей блестящей карьере.

Сделав полный оборот вокруг училища, наша одинокая рота, почему-то не встретила Пиночета. Блестящий план Зайчика дал трещину. Но он решил идти до победного конца. Несмотря на легкую спортивную экипировку, Кролик устал скакать и принял воистину замечательное решение. Он взгромоздился на крыльцо, отсекая нам, возможность пробраться внутрь теплого здания через входную дверь и дал команду, бегать вокруг казармы до победного конца. А сам принялся терпеливо ждать комбата, всем своим видом показывая полный тотальный контроль над ротой курсантов, которая послушно наматывает круги.

Тихо матерясь и проклиная неугомонного спортивного маньяка и меломана Зайца, искренне желая ему отупеть и оглохнуть от плейера-дебильника, наша рота медленно забежала за угол казармы и остановилась. Принимать участие в этом идиотизме не было никакого желания ни у сержантов, ни у рядовых курсантов. Вечно стоять на промозглом влажном холоде тоже было абсолютно бесперспективно. А проскочить в двери казармы за спиной стоявшего как монумент лейтенанта Зайчика было невозможно.

Стоя за углом казармы в колючих кустах акации и поголовно дрожа от холода, мы с тоской и нежностью вспоминали Володю Нахрена — ласковое заботливое существо с ранимой психикой и тонкой душевной организацией, который скоропостижно нас покинул и оставил в лапах кровожадного и безжалостного монстра. Да еще с навязчивой идеей карьерного роста в скудном умишке. Как справедлива, глубокомысленна и права народная мудрость — «Оценишь, когда потеряешь».

На первом этаже нашей казармы располагались любимые соседи — 5-я рота, которая перехватила у нас звание «отличной». Мы с ними частенько конфликтовали, в основном из-за напора воды в умывальниках, регулярно подначивали друг друга, иногда воевали, но всегда беззлобно и шутливо.

Сейчас же, все курсанты нашей 4-й роты, прилипли к окнам соседей, и с завистью смотрели как ребята из «пятерки» неторопливо и степенно вставали с постелей, спокойно умывались и без суеты подшивали чистые подворотнички. А мы — несчастные, замерзали под их окнами и стенами, за углом нашего общего здания.

Витя Копыто не выдержал первым. Его захлестнул острый приступ отчаянной зависти от увиденной идиллической картины, и он жалобно поскребся в окно 5-й роты. Его услышали, и окно распахнулось. Из окна на улицу протянулась крепкая дружеская курсантская рука. Витя ухватился за эту руку и его рывком втащили в теплую казарму. Захлопали фрамуги остальных окон, и операция по спасению замерзающей на утренней зарядке курсантской братии началась.

Все — почти 144 человека (за исключением наряда по роте) в считанные минуты залезли в окна 5-й роты. С нами заботливо поделились одеялами, и мы начали немного отогреваться.

Наши соседи, проявив сострадание и взаимовыручку, с пониманием происходящего, грязно материли лизоблюда и показушника Зайца, и желали ему в жизни всего самого наилучшего — от двухстороннего косоглазия до лавинообразной патологической импотенции. И чем скорее, тем лучше.

В результате, мы были спасены и заботливо отогреты, но оставаться у гостеприимных соседей бесконечно долго не представлялось возможным. В гостях хорошо, а дома лучше. Поэтому, искренне поблагодарив соседей за помощь, все 144 человека, вытянувшись в одну цепочку тихо — буквально на цыпочках поднялись по лестнице на второй этаж, в расположении родной роты и занялись решением насущных проблем — туалет, уборка, подготовка к завтраку.

Вся эвакуация и перемещение из «пятерки» в расположение нашей родной 4-й роты происходила фактически за спиной лейтенанта Зайчика, который тупо стоял на крыльце, в проеме входной двери и усиленно вглядывался в туман. Лейтенант заметно нервничал. Еще бы?! Он потерял роту, причем всю целиком! Почти полторы сотни курсантов строем и в ногу дружно забежали за угол здания, а из-за противоположного угла никто не выбежал. Более того, даже и не выполз. Фантастика! Как будто, всех — 144 рыла, инопланетяне украли. Испарились в тумане и все тут. Сгинули! Все как один. Летучий голландец какой-то! Мистика.

Выглядывая из окон второго этажа, мы видели в густом тумане одинокую фигуру офицера, который суетливо озирался по сторонам, выискивая хотя бы признаки наличия своего любимого личного состава. Похоже, батарейки его дебильника уже разрядились и миниатюрные наушники плейера жалко свисали на груди владельца. Уйти с крыльца и пробежаться вокруг здания в поисках курсантов Зайчик не решался. Очевидно, он боялся разминуться с нами, все еще «бегающими» вокруг казармы.

— Стоит дурачина?

— Стоит. Ждет, кролик вислоухий! В туман очень старательно вглядывается, даже дебильник выключил. Пусть, ждет! А мы пока, еще пару кружочков нарежем! Ха-ха!

Проторчав на улице около часа, замерзший и на грани умственного помешательства лейтенант, поднялся на второй этаж в казарму с явным намерением срочно доложить по телефону дежурному по училищу о вопиющем ЧП — поголовной пропаже личного состава 4-й роты.

Каково же было его искреннее изумление, когда он обнаружил казарму битком набитую людьми. Все курсанты были в помещении и активно занимались традиционно насущными делами. Остолбеневший Зайчик повернулся к дневальному по роте, беспристрастно подпирающему тумбочку, и ласково задал вопрос.

— А скажи-ка друг любезный! Когда рота вернулась с утренней зарядки?

Дневальный, не моргнув глазом, вытянулся в струнку, посмотрел на часы и нагло привирая, бодро отрапортовал.

— Ровно 7-мь минут назад, товарищ лейтенант. Вернулись организованно, все одновременно, уставшие и потные. Загоняли вы их сегодня, товарищ исполняющий обязанности командира роты. А уже, через 3-ри минуты, по распорядку дня, построение на завтрак полагается. Успеют ли умыться и побриться архаровцы, прямо не знаю. Построение в столовую, когда объявлять?

Зайчик, глядя на счастливое выражение лица дневального курсанта, почувствовал, что однозначно сходит с ума. Он битый час простоял без движения, на мраморном крыльце здания, неустанно вглядываясь в туман. Лейтенант мог поклясться на военной библии — общевоинских Уставах, что никто из курсантов мимо него не проходил. Ибо, он стоял прямо в дверном проеме, ведущем с улицы на лестничную клетку здания. Точно мистика!

Зайчик ухватил за поясной ремень ковыляющего мимо Витю Копыто. Лейтенант смутно понимал, что его грязно обманывают. Но где именно, в каком месте?

— Копыто! Отвечай козья морда, как ты оказался в казарме?!

Витя принял изумленный вид, старательно выпучив глаза. Отчаянно гундося и шепелявя одновременно, он начал грузить мозги командира.

— А что Копыто?! Опять Копыто! Чуть что, сразу Копыто! Копыто как все! Все бегали вокруг казармы, и я бегал. Устал как собака. Почти час бегали как заведенные, кругов двадцать намотали. Ноги до колен стерли. Вы на крыльце стояли как памятник, что в парке напротив. Ну, этот истукан каменный, с протянутой рукой и с кепкой, ну этот — Ленин вылитый. И, вообще, не шевелились. Стояли как парализованный…

— Копыто не забывайся! В нарядах сгною!

— Ну вот, сразу в нарядах! Не хотите, не спрашивайте, а то сразу нарядами пугать, некрасиво это — нарядами пугать. Вот я и говорю. Бегали мы, бегали! Глядь на часы, а до завтрака 10-ть минут остается, вот и пошли в роту умываться. Доктор говорил, чтобы дизелем не заболеть надо руки мыть часто с лизолом или с хлоркой. Так вот, завтрак скоро, по распорядку дня положено, ну мы аккурат мимо вас и прошли. Когда по лестнице поднимались, вы так и стояли весь такой недвижимый, прямо как парализованный…

— Копыто! Ты что с ума сошел?! Хочешь сказать, что 144 человека мимо меня целый час бегали, а я не увидел никого! Ни разу?! А потом все 144 рыла табуном прошли по крыльцу и поднялись в роту?! А я то где был, что вас не заметил? Чем я, в этот момент, занимался? А?! Может пальцем в жопе ковырялся и так увлекся, что не видел ни хрена. Отвечай!

Витя обиженно надул пухлые губы и принял позу оскорбленного интеллектуала и потомственного интеллигента в седьмом поколении. Копыто манерно закатил глаза и продолжил.

— Вы, товарищ лейтенант, в этот момент на крыльце стояли. Как вкопанный! С таким видом будто Вас «Кондратий» посетил. На этом крыльце, Вас товарищ и.о. командира роты, все 144 человека видели. Любого спросите, стояли Вы на крыльце, окутанный туманной дымкой или нет?! Может, кто-то в этих неблагоприятных погодных условиях с пониженной видимостью и усмотрел, как вы в своей заднице глубокомысленные анальные исследования пальцем проводили, но я, лично, этого не заметил. Дебильник Ваш еще орал громко. Очень громко! Кстати, давно хочу спросить. Как вы такую дрянь слушаете?! Может вам записи поприличней из отпуска привезти? Я могу. Для любимого командира?! Легко, только скажите!

Зайчик был на грани обморока, он явно ничего не понимал. Тихое помешательство уже стояло на пороге его офицерского разума. Оно, буквально стучалось в его черепную коробку. Лейтенант выпустил ремень Виктора Копыто из своих рук, ноги его дрогнули, и он прислонился к тумбочке дневального. Произошедшее на зарядке было для Зайчика за гранью разумного объяснения.

Витя Копыто видя, что наша рота теряет второго командира за неполные сутки, благородно подбросил спасательный круг для ускользающего разума лейтенанта Зайчика.

— Я так думаю, товарищ лейтенант, это туман во всем виноват. Настолько густой туман, что дальше своего носа ни хрена не видно. Вот, скорее всего, вы и не заметили, как мы вокруг Вас бегали, а потом и в казарму заходили. Туман. Да! Да точно туман! Туман, знаете ли, такое плохо изученное явление природы, что не даром же на машины противотуманные фары надевают. Это такое специальное изобретение человечества. Без них вообще ни хрена не видно, любой водитель скажет. Может, Вам тоже такие фары купить?!

Лейтенант тупо смотрел на разглагольствующего наглеца Виктора Копыто, а дневальный тем временем, находясь вне поля зрения Зайчика, корчил идиотские рожи за спиной у обалдевшего офицера.

А Витя, развивая успех, решил совместить полезное с приятным — проявить заботу о душевном равновесии лейтенанта и заодно решить свои шкурные дела. Поэтому, он расширил область своих научных наблюдений и мягко сменил тему, переводя беседу в выгодное для себя русло.

— Хотя по логике, слышать топот наших армейских сапог с металлическими подковами, вы — товарищ лейтенант, должны были обязательно. Такой топот и лязганье не услышит только безнадежно глухой. Вы, случайно, плейер-дебильник постоянно слушаете?! Говорят, он очень слух подсаживает. Вредная штукенция, жуть! Подумайте на досуге, может продать его стоит от греха подальше, пока не оглохли как Бетховен. Если что, я могу его у вас купить. По разумной цене конечно.

Видя, что ошарашенный такой безбожной наглостью лейтенант находится в состоянии близком к прострации, Витя, получив благодарного и покорного слушателя, продолжил вываливать на него все свои скудные познания о тумане.

— А в море, на кораблях, чтобы в тумане не заблудиться используют другое устройство. Его называют «ревун». Хороший ревун в тумане слышно до 40-ка морских миль. Если такой ревун выдать на каждую роту, то проблем на зарядке с потерей личного состава будет значительно меньше. Их, практически вообще не будет. Как вы считаете, товарищ лейтенант?!

Зайчик как-то странно посмотрел на Витю, одной рукой нащупал висящие на груди наушники плейера и тяжело вздохнув, произнес.

— Туман. Очень густой туман.

Витя Копыто участливо склонился к лейтенанту.

— Товарищ командир, вы хорошо себя чувствуете? Может, доктора вызвать? Не надо?! Ну, как знаете. Вы, на счет плейера подумайте, я куплю.

Зайчик отмахнулся от Копыто, он мучительно переваривал полученную информацию. Реально, все события и факты, сопутствующие сегодняшней утренней зарядке в единую логическую цепочку никак не сходились. А здравомыслящего объяснения случившемуся событию, офицер придумать не мог. Копыто еще с плеером пристал, ведь не отвяжется.

Мозги лейтенанта были основательно запудрены и отчаянно скрипели. Потирая пальцами виски на своей голове, Зайчик скрылся в канцелярии. Он сел в кресло командира роты, обхватил голову руками, непрестанно бубня под нос.

— Туман, конечно же, туман. Иначе, вообще не может быть.

Воспитание Зайчика и лечение его от приступов «звездной болезни» успешно началось.