Львы Эльдорадо

В контрольной башне астропорта Джонсвиль, на Офире II, вспыхнула красная лампочка и зазвонил звонок. К планете приближался звездолет. Бенгт Андерсон аккуратно положил на стол книгу, которую бесцельно листал — торопиться было некуда, — и повернулся вместе с креслом к пульту управления.

— Подъем, парни, за работу!

Джон Кларк оторвал голову от шахматной доски и, не выпуская из пальцев ладьи, ответил:

— Да полно еще времени! Дай хоть закончить.

Но Чунг уже встал и уселся справа от Андерсона.

— Закончим потом. В любом случае — тебе мат в три хода!

Кларк пронзил маленького корейца испепеляющим взглядом, потом пожал плечами и тоже занял свое место у пульта. На загоревшемся экране возникло лицо капитана звездолета.

— Говорит универсальный грузовоз «Денеб» Компании межпланетных перевозок. Прошу разрешения на приземление для высадки двух пассажиров. Точнее полутора.

— Что это значит?

— Сами увидите. Какой квадрат вы мне даете?

— Да любой на ваш выбор. Астропорт пуст. Впрочем, какой у вас тоннаж?

— 12 600 тонн.

— Тогда садитесь в девятом. Мы вас поведем.

— Тише, Лео! Полежи еще. Не очень-то я верю в надежность инертонов этой старой калоши! А я поднимусь на мостик. Капитан оказал мне честь — пригласил к себе перед посадкой.

Паралев повернул к Тераи Лапраду свою огромную голову, наполовину прикрыл желтые глаза и зевнул.

— И это все, что ты мне на это скажешь? Что ж, до скорого!

Тераи был вынужден нагнуться и боком протиснуться в узкую дверь кабины, не предусмотренную для его 1 м 99 см и широкоплечей фигуры атлета. Затем ему пришлось скорчиться еще и в лифте, поднявшем его в кабину управления.

— А, это вы, Лапрад, садитесь! Места здесь хватает с тех пор, как эти господа из компании решили, что на лоханках класса «Звезда» вполне можно обходиться без третьего пилота и штурмана! Прибываем через пять минут. Уже видно астропорт и передатчик материи. Когда двадцать лет назад они изобрели эту штуковину, я думал, что останусь без работы. К счастью, все, что в нее попадает, выходит в виде мельчайшей пыли. Минералам — хоть бы хны, но есть же еще товары, машины... Что до людей, так от них даже на пару сосисок мяса не остается — ха-ха! Видать, не обойтись им пока без нас и без наших кораблей, дружище!

И пузо откинувшегося на спинку кресла капитана Латтропа заходило ходуном от поразившего его приступа смеха.

Тераи посмотрел на трех человек, которые, вместе с находившимся сейчас в машинном отделении механиком, были его спутниками на протяжении трех долгих недель перелета. Латтроп, Макниш, Ямамото, Бэйл. Не интеллектуалы, конечно, хотя их познаниям в области астрономии и математики позавидовали бы многие профессора Земли. Но веселые собутыльники и грозные противники за покерным столом! Скоро они исчезнут из его жизни, как исчезло уже столько друзей, оставшихся за миллиарды километров позади или же и вовсе канувших в небытие. Как его отец и мать. Он снова, в который уже раз, увидел, как высокие языки пламени пожирают лабораторию, закиданную фанатиками-фундаменталистами зажигательными гранатами. Он долго тогда искал родителей в дыму, но так, увы, и не нашел. Два ассистента заживо сгорели в заблокированном лифте, Лео, совсем еще маленький львенок, запрыгнул ему на руки, один из поджигателей чуть замешкался, и Тераи, случайно наткнувшись на него, сломал ему шею — впрочем, как тот погиб, никто и не разбирался, а потом обрушилась крыша, и они спаслись только чудом. К черту ее, эту Землю, со всеми ее сумасшедшими!

Ведомый направленным лучом, «Денеб» плавно опустился на гравитронах на бетонную поверхность посадочной площадки.

— Что ж, Лапрад, удачи. Даже не представляю, что такой достойный молодой человек, как вы, будет делать в этой глуши... О, я знаю, что это ваше личное дело. Как знать, быть может, когда-нибудь еще увидимся. Мир тесен, это вам говорю я, капитан Латтроп, избороздивший вдоль и поперек добрую половину Вселенной! Сейчас выгрузим ваш багаж и отчалим. И так из-за этого крюка потеряли немало времени, а это ведь — деньги Компании, разве нет?

Тераи пожал протянутые руки — Макниша, Ямамото (спасибо за уроки каратэ), капитана. Бэйл, механик, ожидал его у двери каюты, не осмеливаясь войти из-за Лео.

— Ваши вещи уже в тендере. Я об этом позаботился. До свидания, Лапрад! Хотелось бы мне, чтобы все пассажиры, которых мы время от времени перевозим, были такими, как вы!

— Пойдем, Лео, дай-ка я надену на тебя ошейник! Понимаю, тебе это не нравится, но не все ведь знают, что ты — паралев, а не зверь, сбежавший из цирка! Вдруг кто с перепугу откроет пальбу, если увидит тебя на свободе? О, я его, конечно, уложу, но жизнь тебе это не вернет.

С недовольным видом лев позволил надеть на себя ошейник, покорно последовал за Тераи в пассажирский лифт, и они вместе вышли на трап. В тот же миг служащий 2-го класса Луиджи Таччини, сидевший в здании астропорта, поднял голову от телетайпа и невольно воскликнул:

— Эй, дядя! Догадайся-ка, кто к нам прибыл на «Денебе»? Лапрад, олимпийский чемпион и трехкратный рекордсмен мира!

— Не неси ты чушь, парень! Этих Лапрадов во Франции, наверное, пруд пруди, — ответил его дядя, начальник астропорта.

— Именно Тераи Лапрадов?

— Вот как! Тогда, быть может, это действительно он. Но что он здесь забыл?

— По документам проходит как геолог. Годовой контракт с Межпланетным металлургическим бюро. И с ним еще некий Лео.

— Лео — а дальше?

— Просто Лео! Больше на него тут ничего нет. А вот, кстати, и они!

С трапа сошел высокий мужчина, за которым следовал лев.

— Подумать только: сейчас я его увижу, возможно, даже перекинусь с ним парочкой слов!

С дрожащим от волнения голосом Луиджи распрямил плечи, стараясь придать как можно более авантажный вид своей высокой, но худощавой фигуре.

— Хо! Должно быть, он такой же человек, как и все.

— Такой же, как и все? Да ты сам-то подумай! Три мировых рекорда за два дня последней олимпиады! Нет, дядя, ты решительно ничего не понимаешь в спорте!

— В любом случае, будь осторожен с его другом Лео!

Зазвонил телефон. Таччини-старший взял трубку.

— Говорит Старджон, региональный директор Международного металлургического бюро. Один из наших геологов, господин Лапрад, должен прибыть на «Денебе». Немедленно направьте его ко мне и не досаждайте ему всеми этими вашими формальностями. Я ясно выразился?

— Да, господин Старджон. Будет исполнено, господин Старджон.

Трубку на том конце уже положили.

— Луиджи, вот твой шанс познакомиться с этим Лапрадом! Отвезешь его в город. А сейчас я должен устроить все так, чтобы ему никто не докучал. Слышал, что сказал господин Старджон? Здесь, Луиджи, если хочешь чего-то добиться, ты должен помнить, что вся эта планета с потрохами принадлежит ММБ!

В открытом аэроглиссере Луиджи почувствовал на затылке горячее дыхание и, обернувшись, едва не уткнулся лицом в огромную морду Лео.

— Мсье Лапрад, скажите вашему зверю не дышать мне в шею! Мне от этого немного не по себе.

— Нет нужды ему повторять. Он уже понял, мсье?..

— Таччини. Луиджи Таччини.

— Так вот, Луиджи, Лео — лев не простой. Это паралев, или, как говорят журналисты, сверхлев. С помощью направленных мутаций удалось создать существо, равное по уму семилетнему ребенку. Это уже не зверь! Видите, какой у него выпуклый лоб — у обычных львов они не такие. Лео вполне понимает речь, если с ним говорить просто, и даже на свой манер отвечает.

Лео издал несколько ритмичных, полувнятных рыков.

— Это он так с вами поздоровался.

— Поразительно! Кто же сотворил такую диковину?

— Мой отец и один из его друзей. Из-за этого они и погибли, так же, как и моя мать, которая была с ними в тот день.

— Что же, эти... паральвы взбунтовались?

— О нет. Какие-то безумцы забросали лабораторию зажигательными гранатами. Выжили только я и Лео.

— Но что их на это подвигло?

— Кто знает, что творится в головах некоторых так называемых людей? Вероятно, обыкновенный страх, Луиджи. Но Лео нервничает. Он не любит, когда об этом говорят, да и я тоже.

— Извините, мсье Лапрад. Скажите, а какой ваш лучший результат на полуторке?

— Три пятьдесят девять. Это мое слабое место, как и всех метателей. Быстро я бегаю только спринт, на более длинные дистанции меня уже не хватает. Но большой спорт я оставил еще четыре года назад.

— Почему? Вы же еще молоды!

— Да, мне только двадцать четыре. Нужно было защищать диссертацию. Спорт великих достижений и научные исследования не идут вместе. Я не сверхчеловек, Луиджи!

— Но вы француз, не так ли?

— Нет, я уроженец Океании. Во мне течет кровь четырех рас: полинезийской, китайской, индейской и европейской. Но, похоже, мы уже прибыли. Спасибо, что подвезли.

— Пока вы будете здесь, мсье Лапрад, если я вам понадоблюсь...

— Спасибо. И один совет, Луиджи: поддерживайте тело в тонусе, но не забывайте, что можно быть человеком, и не будучи чемпионом.

Тераи не понравился Старджону с первого же взгляда. Высокий, атлетичный. Директор не любил людей выше и сильнее себя, а потому геолога ждал холодный прием.

— Нам рекомендовали вас Парижский, Чикагский и Торонтский университеты. Кроме того, я прочел вашу диссертацию о Баффиновой Земле и других северных островах. Хорошая работа. У нас здесь хватает блестящих изыскателей, но настоящих геологов среди них нету. Вы же, несмотря на ваш молодой возраст, несомненно, из их числа. Для начала займитесь составлением карты. В вашем распоряжении будут все необходимые вам средства, конечно, в пределах возможного, но и отдачи мы с вас потребуем соответствующей. И вот еще что... Этот ваш зверь... Он будет вам мешать и, возможно, представляет опасность. Вам лучше избавиться от него до того, как он навлечет на вас неприятности.

Тераи встал.

— Лео включен в подписанный мною контракт. Он со мною повсюду. Не нравится его присутствие, так и скажите — я просто сочту контракт недействительным и тотчас же улечу. «Денеб» еще здесь.

— Полноте! Не стоит быть таким вспыльчивым! Я пекусь о ваших же интересах, но раз уж вы смотрите на все это таким образом... Под вашу ответственность, понятно?

— Понятно. Можете порекомендовать мне гостиницу?

— В Джонсвиле нет гостиниц. Мы здесь — пионеры, господин Лапрад, не забывайте! Тут найдется немало суровых людей, которых не испугают ни ваши широкие плечи, ни ваш лев. Ваша хижина еще строится. Мы не ожидали вас так скоро, полагали, что вы прилетите звездолетом Компании, через месяц. Возможно, вам удастся снять пока комнату при местной столовой. Вот только не знаю, пустят ли они вас с вашим животным.

— Попытаться всегда можно, мсье, не так ли?

— Да, и еще одно, Лапрад. Постарайтесь как можно меньше общаться со стиками!

— Со стиками?

— Это туземцы. Так их называют изыскатели: «стики», палки — аборигены на них чем-то похожи. К счастью, они не гуманоиды — никаких тебе «женских» проблем! А то, знаете ли, на некоторых планетах мужчины, бывает, настолько изголодаются по женскому телу, что якшаются даже с туземными девицами... Ну ладно, грузовик подкинет вас сейчас с вещами до столовой. Завтра в восемь утра жду вас с докладом в дирекции. Да, и купите себе офирские часы — они есть в магазине Компании. Здесь в сутках двадцать пять земных часов и двенадцать минут, господин Лапрад, а я привык к пунктуальности.

Столовая оказалась приземистым бревенчатым строением всего лишь в два этажа, построенном в самом конце «улочки», образованной растянувшимися в один ряд хижинами изыскателей, рабочих и инженеров. Содержали заведение все еще молодая вдова, миссис Симпсон, и ее семнадцатилетняя дочь Энн. Вопреки опасениям Старджона, Лео там приняли хорошо. Миссис Симпсон оказалась заядлой читательницей «Ридерз дайджест», где недавно выходила в чуть урезанном виде знаменитая книга Джо Диксона «Божьи создания», в которой этот журналист пытался представить на суд публики сложные биохимические и генетические исследования Анри Лапрада. Тераи едва сдержался, когда любезнейшая миссис Симпсон, преисполненная гордости оттого, что у нее поселится сын этого знаменитого человека, принялась цитировать ему выдержки из этой книги, — ведь именно это крикливое название вызвало гнев американских сектантов-фундаменталистов, все еще очень влиятельных в некоторых штатах, что и привело к трагедии. Энн же лишь чуточку покраснела, что очень шло красивому личику этой довольно-таки пышной блондинки.

— Обед будет через два часа, господин Лапрад. А пока приготовят вашу комнату, можете посидеть в соседнем баре.

Он тоже принадлежит нам; там отменное пиво, да и напитков покрепче — широкий выбор.

Тераи прошел в бар и расположился в углу, Лео растянулся у его ног. Невыразительная официантка поинтересовалась, что им подать.

— Мне — пиво. А Лео — кока-колу в миске пошире.

— Коку... этому зверю?

— Что тут поделаешь: в плане напитков он хорошим вкусом не отличается.

— Это что, шутка такая?

— Принесите — и сами увидите!

Вокруг уже, с любопытством ожидая продолжения, толпились посетители. Раздосадованный, Тераи поднялся на ноги:

— Послушайте, друзья! Учитывая тот факт, что я только что прибыл, я проставляюсь — это нормально. Полагаю, вы работаете на ММБ? Я тоже. Я хочу лишь одного: жить в мире со всеми, но я не позволю разглядывать себя как какое-то диковинное животное только потому, что со мною Лео. Лео — паралев, его разум был искусственно развит. Только и всего. В остальном он — самый обычный лев. Очень мирный, если ему не досаждают или не угрожают. В противном случае... Вы ведь знаете, на что способны львы? Так вот, Лео они и в подметки не годятся.

— Да никто тебе не хотел докучать, — воскликнул рослый изыскатель. — Просто не каждый день видишь, как лев пьет кока-колу.

— Ладно! Смотрите, а потом оставьте нас в покое! Я здесь по меньшей мере на год, еще успеете налюбоваться.

Официантка вернулась с подносом, на котором стояли по баночке пива и кока-колы, бокал и небольшая супница. Тераи открыл банки, вылил кока-колу в супницу, и Лео под восхищенными взглядами зрителей вылакал напиток до дна.

— Видели? А теперь оставьте нас. Как я уже сказал, сегодня всем — по стаканчику за мой счет.

Таким был первый контакт Тераи с теми, кому предстояло стать его товарищами по работе. В этой группе были самые разные люди: дипломированные изыскатели и те, которые научились этой профессии на практике; европейцы, американцы, китайцы, русские, японцы, один малаец, несколько африканцев. Все они, бегло или не очень, разговаривали на английском или русском (правильном или жаргоне, в зависимости от культуры говоривших), которые давно уже стали языками космоса.

В тот момент, когда Тераи уже в десятый раз объяснил, зачем он прибыл на Офир II, в бар вошел человек, появление которого заставило всех понизить голоса. Маленький механик-парижанин, сидевший слева от Тераи, привстал на цыпочки, чтобы шепнуть ему на ухо:

— Голландец! С ним лучше не связываться — злобный, как черт!

Обернувшись, Лапрад окинул вошедшего взглядом. Почти столь же высокий, как сам он, но широченный, как шкаф, грузный и слегка пузатый, тот выглядел лет на тридцать пять. На вытянутом лице, близко к носу, глубоко посаженные сероголубые глазки. Мощная челюсть, на левой щеке — длинный шрам. Голландец сразу же подошел к геологу.

— Стало быть, это вы — новый босс? Из детского сада — и сразу к нам? Что ж, вам лучше держаться со мной тише воды, ниже травы. Мне, Ван Донгену, плевать на протекции, и я не позволю какому-то молокососу мною командовать! Зарубите себе на носу!

Крутанувшись на пятках, он направился в дальний конец бара, где и уселся в стороне от всех.

— Это еще что за острогот? — спросил Лапрад у своего соседа.

— Именно он обнаружил рудник Магрет, самый богатый. До вашего прибытия считался самой крупной лягушкой в нашей маленькой луже. Постарается таковой и остаться.

— И, думаете, может преуспеть в этом?

— Да, черт возьми!.. К сожалению.

— Похоже, вы не слишком-то к нему благоволите.

— Да к нему тут никто не благоволит, к этой скотине. Просто он очень сильный, собака, и готов до полусмерти отмутузить любого, кто ему слово поперек скажет. Вы тоже сильны, полагаю, но вряд ли в этом плане имеете такой опыт, как он. А главное — для него нет запрещенных приемов! Или скорее — только их он и знает!

Тераи пожал плечами. Будет видно. В бар вошел старик с красным носом и глазами пьяницы. Его рабочий комбинезон когда-то, вероятно, был великолепного качества, но теперь, штопаный-перештопаный и сильно выцветший, он тотчас же указывал на безденежье его обладателя или же полнейший пофигизм.

— Кто это?

— Старик Макгрегор. Бухает по-черному. А жаль. Именно он высадился здесь первым двадцать лет назад и обнаружил первые рудные жилы. Прекрасный был инженер, первый здешний директор. А теперь вот...

Механик помолчал немного, а затем продолжил:

— И все равно он отличный мужик, а когда трезвый — неисчерпаемый кладезь полезной информации. Он единственный, кто говорит на языке стиков, или хотя бы может с ними общаться свободно.

— А известно, почему он так спился?

— Кто знает? Одни говорят, что ему омерзительно смотреть на то, как обращаются со стиками, другие — что у него случилась любовная драма, третьи — что в горах с ним приключилась какая-то странная история и он чуть тронулся умом. ММБ продолжает держать его на окладе, потому что никто не знает эту планету лучше него. Но в последнее время он так часто напивается, что едва ли это долго протянется.

Макгрегор заказал очередной виски. У него было мрачное опьянение; всякий раз он долго и пристально смотрел на стакан, прежде чем поднести его к губам и выпить до дна большими глотками. Никто его, казалось, даже не замечал. Лапрад возобновил разговор с соседями, пытаясь, на основании их реплик, составить себе представление об условиях работы, опасных животных или растительных формах, естественных препятствиях. Макгрегор подошел к стойке за новой порцией спиртного. Он повернулся к Тераи, осмотрел его с головы до ног, а затем пробормотал:

— Ха! Ты уже здесь? Значит, мне не долго осталось...

И он вернулся за свой столик.

— Что он этим хотел сказать?

— Да это ерунда, не обращайте внимания, — ответил механик. — Просто он малость с причудами. Говорит, что точно знает, когда умрет.

По крайней мере, повторяет это, когда налижется, как сегодня...

Его прервал глухой удар, вслед за которым послышался крик. Тераи обернулся. Макгрегор лежал на земле с окровавленным лицом, а над ним со сжатыми кулаками стоял, полунаклонившись, Голландец.

— Получил свое, грязный пьянчуга? Или еще хочешь?

— В чем дело? Кто кричал?

Распрямившись, Голландец холодно улыбнулся:

— Ерунда. Пьяный боров толкнул меня, вот я и преподал ему урок жизни. Кто-то имеет что-нибудь против?

Послышались невнятные голоса, глухой ропот, быстро утихший. Лапрад пожал плечами. Его это не касалось. Тем не менее он направился к шотландцу, чтобы помочь ему встать.

— Эй, ты! Не трожь его!

— А если трону?

— Я быстро отучу тебя соваться не в свое дело.

Тераи внезапно ощутил безмерную усталость. «Только из-за того, что я такой крупный, — подумал он, — всякие скоты вечно ищут со мной ссоры, чтобы удостовериться, что они сильнее меня и я не представляю для них угрозы». Эта сцена повторялась так часто, что стала уже походить на некое дежавю. «Что ж, быть по сему!» — сказал себе Лапрад.

— Ну давай, отучай! Лео, не двигаться!

Удар ногой прилетел с такой стремительностью, что Тераи не удалось полностью его избежать. Он успел только чуть развернуться, и удар пришелся не в живот, а по ребрам. Несмотря на боль, он смог отскочить назад, смягчив прямой правый, впечатавшийся в его левую щеку. Он отступил, чтобы не споткнуться невзначай о Макгрегора, все еще лежавшего на полу без сознания. Ван Донген совершил новый быстрый выпад, но этот удар он уже заблокировал резко выброшенной вверх рукой. Далее Тераи удовольствовался уже лишь тем, что невозмутимо парировал следующие, ожидая своего часа, изучая противника. Наконец случай представился, и он смог ударить дуплетом: левый крюк в печень и тут же — прямой в солнечное сплетение. Оба удара глухо прозвучали почти одновременно, и Ван Донген, сложившись вдвое, рухнул на колени, а затем медленно повалился набок под радостные и изумленные крики зрителей. Один из них вырос перед Тераи и воскликнул:

— Можешь теперь просить у старика Жюля чего душа пожелает! Этот мерзавец увел у нас две заявки, а когда мы с Дугласом попробовали возмутиться, отправил нас обоих на больничную койку. Я надеялся, что когда-нибудь он нарвется на пулю, но о том, чтобы увидеть, как кто-то в честном бою набьет ему морду, даже и не мечтал! Где ты научился так драться?

— Немного занимался боксом. Ну, и были кое-какие стычки с матросами, на островах...

— Немного он боксом занимался! Боже милосердный, да твой правый свалил бы и чемпиона, да и левый тоже не плох...

— Когда рука привыкла посылать семь кило на восемьдесят с лишним метров, а тут в ней и диска-то нет, она движется с быстротой молнии!

— Значит, Луиджи был прав? Ты — тот самый Лапр... Берегись!

Рыжая масса мелькнула в воздухе, сбив кого-то с ног. Раздался короткий вопль.

— Оставь его, Лео! Я же тебе приказал не...

— Он спас вам жизнь, этот ваш лев, — сказал Жюль. — Голландец уже готов был всадить вам нож в спину!

Вцепившись в гриву льва, Тераи изо всех сил потянул назад. Лео зарычал, повернул голову с окровавленными клыками, но, увидев, что это Лапрад, успокоился, мирно уселся в углу и принялся облизывать себя, словно кошка.

— Врача! — прокричал кто-то.

— Не нужно, он свое получил!

Голова Ван Донгена была странно деформирована, скальп сорван. Его правая рука все еще сжимала нож. Изыскатели, побледнев, переглянулись.

— Да уж, старина, — сказал один из них, — ты и твой лев... Уж лучше числиться у вас в друзьях!

— Я займусь Макгрегором. Если меня будут искать власти...

— Власти? — по толпе изыскателей пробежал негромкий смешок. — Ты хочешь сказать — директор? Он здесь единственная власть. Старджон будет взбешен — это уж как пить дать. Голландец был его ближайшим подручным. Но ты не волнуйся. За тебя будет столько свидетелей, сколько потребуется, даже те, кто ничего не видели!

Тераи наклонился, поднял Макгрегора.

— Где его хижина?

— Я покажу дорогу, — сказал Жюль. — А ты, Лоуренс, сгоняй за врачом.

Хижина Макгрегора находилась примерно в двухстах метрах от столовой. Уже опустилась ночь, первая ночь Тераи на этой планете. Все ему здесь было внове — воздух, едва заметно отличавшийся от земного, запахи, крики животных. Две луны следовали в небе одна за другой. Лео, семенивший за ним, время от времени останавливался и принюхивался к ветру. Внезапно откуда-то слева раздался пронзительный яростный свист, и лев, испустив боевой клич, изготовился для прыжка.

— Не беспокойся, товарищ, — усмехнулся Жюль. — Зверь, который так свистит, своего рода лягушка величиной с кулак. Опасных животных в окрестностях не водится. Ну, вот мы и пришли.

Войдя в хижину, Лапрад опустил Макгрегора на незаправленную кровать. В бревенчатой лачуге была всего лишь одна комната с большим почерневшим камином (должно быть, зимы здесь выдавались холодные), парой хромоногих стульев, расшатанным столом да кучей поистрепавшихся книжек. Пока Жюль смывал с лица шотландца кровь, Тераи пролистал несколько: труды по практической геологии и рудному делу, романы — все это на пяти или шести различных языках.

— Мак говорит на всех этих языках?

— Да, и еще — на языке стиков. Он здесь единственный, кто говорит на нем бегло. Я вот могу связать несколько слов, не больше. Это не так-то и просто!

Макгрегор определенно был человеком образованным. Тераи вспомнил былую жизнь в Океании, всех тех, кого она у себя приютила: вышедших в отставку капитанов, писателей, людей, пытавшихся сбежать от своего прошлого... или же приплывавших искать рай, но снова попадавших в человеческий социум.

— Ты вроде говорил, что он инженер?

— Да, и был первым директором, до Старджона. До того, как запил.

— Как он?

— Скоро придет в себя. У Ван Донгена преподлые... были преподлые удары. До чего же здорово, что можно говорить о нем в прошедшем времени!

— Вы так его ненавидели?

— Он был та еще сволочь, Лапрад! Сволочь, состоящая на службе у человека, который думает лишь о прибыли и не знает сострадания. Да ты и сам сможешь в этом убедиться... А ты здесь зачем?

— Устал от Земли и населяющих ее безумцев.

— Здесь их тоже хватает. Большой у тебя контракт?

— Годовой, с правом продления.

— Годовой! Видать, им позарез нужен хороший геолог, а взять особо-то и негде. Работать на ММБ — это тебе не семечки щелкать, Лапрад. Все, что они печатают в своих рекламных брошюрах, — полная брехня, от первой и до последней строчки. «Иди или подохни» — вот их девиз, но правильнее было бы «или» в нем заменить на «и», так оно нередко и выходит!

— Что ж, посмотрим.

— Похоже, ты в состоянии за себя постоять, но... А! Вот и Мак оклемался.

Старик попытался распрямиться на кушетке, но Жюль ему не позволил.

— Где я? Что случилось? О! Моя голова...

— Ты случайно толкнул Голландца, и он как следует начистил тебе харю. А когда Лапрад пожелал вступиться, попытался врезать и ему. Но тут он малость просчитался и сам в два счета оказался на полу. Тогда ему вздумалось поиграть ножом, и лев Лапрада его прикончил.

— Прикончил? Ах да, Лапрад! Человек Судьбы! Я знал, что ты должен прийти, но не знал точной даты. В жизни всего не запомнишь... И вот теперь за мной должок, а жить-то всего полгода осталось. Горы Судьбы! Иухи, или стики, как вы их называете, это знают. И от этого умирают. Голос мне все объяснил!

Он снова упал на постель и умолк. В хижину поспешно вошел человек.

— Ну, что тут у нас еще? Снова Ван Донген изволит шутить? Да когда же это уже прекратится?

— Уже прекратилось, доктор. Вам больше не придется выхаживать жертв этого скота. Лапрад, познакомься: доктор Вертэс, друг бедных изыскателей.

Доктор Вертэс оказался высоким и худощавым мужчиной, которому остроконечная бородка и косоватые глаза придавали несколько дьявольский вид. Он уставился на Тераи.

— Хм, да вы в прекрасной физической форме! Метис, полагаю?

— Да, и горжусь этим.

— Гордиться тут нечем, как нечего, впрочем, и стыдиться! Осмотрю-ка я лучше больного. Хм, ничего серьезного. Если бы не пил как свинья, то прожил бы лет сто и без гериатров! Можете идти, я за ним присмотрю.

Когда они вернулись в столовую, волнение еще не улеглось. Труп Голландца убрали, но на паркете все еще виднелись буроватые пятна. Их встретили здравицами, дружескими похлопываниями по плечу, предложениями выпить. Вызванная на подмогу Энн, стоя за стойкой, не сводила с Тераи восхищенных глаз. Смутившись, он заявил:

— Послушайте, друзья! Я хотел бы пообедать спокойно. Я голоден и устал. Так что, будьте добры, оставьте меня. Мы еще увидимся.

Он пообедал один с Лео в небольшом закутке — обслуживавшая его Энн вспыхивала каждый раз, когда он к ней обращался, — а затем поднялся в отведенную ему комнату. Лео прошелся по ней и в конечном счете устроился поперек порога.

— Что, Лео, доверием не преисполнился? Возможно, ты и прав, хотя я не думаю, что нам что-либо грозит этим вечером. Позднее — возможно, если то, что мне тут нарассказывали, правда.

На следующее утро Старджон принял Тераи более чем холодно.

— Итак, едва появившись, вы и ваш лев убиваете моего человека, одного из лучших! О, я знаю, что он был не прав, когда вышел из себя и помешал вам поднять этого алкаша. Не прав он был и в том, что схватился за нож. Ваше счастье, что столько народу свидетельствует в вашу пользу, Лапрад. В противном случае, вы были бы уже за решеткой, ожидая ближайшего звездолета, летящего на Землю. Но оставим это: что было, то было. Сейчас же займитесь картой. До сих пор, из-за отсутствия настоящего геолога, мы работали, полагаясь лишь на опыт изыскателей, которые обследовали лишь поверхностные рудные выходы вдоль сбросов плато Вира и ущелий, расположенных у реки Бероэ.

Подойдя к висевшей на стене карте, он указал на различные места, обозначенные там флажками.

— В вашем распоряжении будет топографическая карта масштаба 1: 50 000, составленная по данным аэрофотосъемки и докладам изыскателей. Изучите эту карту как следует, в ее основе лежит множество наблюдений, вот только — не лучшим образом интерпретированных. Я рассчитывал, что Ван Донген поможет вам с этим, а вы взяли — да и убили его. Что ж, разбирайтесь теперь сами.

— Я возьму в помощники Жюля Либо. Но как работает наша система? Я полагал, что всеми изысканиями занимается только ММБ, но некоторые изыскатели говорили вчера об индивидуальных заявках.

— Неужели? В действительности никаких индивидуальных заявок не существует. Люди у нас получают зарплату — раз в месяц. Если они находят по-настоящему многообещающее месторождение, то ставят заявочные столбы от своего имени и, после должной и тщательной верификации, получают бонус, иногда весьма значительный. Вот это-то они и называют индивидуальными заявками.

— Понятно. На какой штат я могу рассчитывать?

— У вас будет три чертежника-картографа. Из числа изыскателей можете взять кого угодно. Единственное, что мне требуется, — это результаты. Ваш кабинет — номер 16, в глубине коридора. Но чтоб ваш лев под ноги мне не попадался!

На протяжении нескольких недель Тераи работал как одержимый, даже по вечерам унося материалы к себе, в бревенчатую хижину, которая была теперь его жилищем. Жилищем простым, но удобным: спальня, ванная, кабинет и кухня, которой он пользовался редко, предпочитая питаться в столовой. Он познакомился уже почти со всеми членами земного сообщества Офира II, что оказалось делом несложным, так как его население не превышало 300 человек, в преобладающем своем большинстве — мужчин, хотя тут было и несколько супружеских пар с детьми и даже несколько незамужних женщин. Лео быстро обзавелся друзьями среди ребятни, а когда, на десятый день, он догнал и убил спустившегося с плато и утащившего грудничка «горного волка», то приобрел подруг и среди матерей этих детишек.

Этот «горный волк» оказался первым крупным туземным зверем, которого Тераи увидел на Офире II. Зверь этот на самом деле отдаленно напоминал волка, хотя кожа его была совершенно гладкой, и лишь череп венчал пучок жесткой шерсти.

— На плато их полным-полно, особенно в горах Судьбы, — пояснил ему Жюль Тибо. — К счастью, они редко собираются в стаи, а то были бы по-настоящему опасны для изыскателей-одиночек. Этому малышу повезло, что твой лев оказался рядом.

— Как он?

— Укус довольно-таки глубокий, но доктор Вертэс говорит, что все обойдется.

— Горы Судьбы! Откуда идет это странное название?

— Так их прозвал Макгрегор. Он утверждает, что это точный перевод их туземного имени. Должен признаться, я никогда не задумывался, почему их так называют. «Горы Скорби» подошло бы лучше.

— Там все так плохо?

— Сам увидишь, если пойдешь в следующий раз со мной. Пора обследовать новый район. Утесы плато Вира нам известны уже достаточно хорошо.

— Смотри, — сказал Жюль. — Вон там, внизу, — деревня стиков. Я знаком с их вождем. Если хочешь, можем его навестить.

Деревня, скорее даже деревушка, окруженная бревенчатым палисадом и рвом, притаилась в узкой долине. В ней было с полтора десятка домов, вернее даже шалашей из камней и глины, крытых широкими, уложенными наподобие черепицы, листьями. На центральной площади можно было увидеть несколько необычайно тонких силуэтов.

— Вообще-то Старджон запретил мне вступать в контакт с ними, но так как я любопытен, то страдаю провалами памяти. Спускаемся, Жюль!

Как только они подошли к деревне, подъемный мост был торопливо поднят и в землю перед ними вонзилось несколько стрел.

— Ах, черт возьми! Твой лев! Я и забыл. Подожди-ка здесь.

Жюль спокойно двинулся вперед, выкрикивая на туземном языке какие-то слова.

Дождь из стрел прекратился, над палисадом возникла голова, — чтобы рассмотреть ее получше, Тераи вооружился биноклем. Голова была вполне человеческой, но какой-то нелепой: глубоко посаженные глаза, хохолок зеленоватых волос, длинный тонкий нос, щелевидный рот над подбородком галошей. Но она выглядела как человеческая, отраженная в кривом зеркале, — настолько узкой и вытянутой она была. Жюль прокричал:

— Можешь подойти, все в порядке, но оставь Лео снаружи, по крайней мере на этот раз!

Тераи вынужден был пригнуться, чтобы пройти через скрытые в палисаде низкие воротца. Жюль ждал его в окружении туземцев, и Тераи понял, почему изыскатели прозвали их стиками: они действительно напоминали палки, или скорее (пусть и смутно) тех земных насекомых, которых называют палочниками: хрупкие и очень тонкие ноги опирались на длинные и узкие ступни; тело, не более 20 см в ширину, сужалось к голове, подобно горлышку бутылки; нитевидные руки заканчивались скелетичными шестипалыми кистями. Стики были одеты в короткие юбочки и вооружены луками и стрелами с искусно обработанными каменными наконечниками, некоторые имели при себе металлические ножи, которые, очевидно, столь часто точили, что они уже превратились в своего рода плоские стилеты. Тераи тотчас же узнал эти ножи: такие за бесценок можно было приобрести на рынках Земли или Нью-Шеффилда. Самый высокий из туземцев был Лапраду по грудь.

Жюль говорил, неуверенно произнося шипящие или щелкающие слоги.

— Пытаюсь объяснить им, что твой лев — друг, но, к несчастью, он слишком походит на одного хищника, который здесь давно уже не водится, но изображение которого имеется у них в храме. Утверждают, что Лео — это Шуинга-Гха — и попробуй ты их переубеди!

К двум десяткам туземцев нерешительно присоединились представительницы женского пола, и внезапно — буквально отовсюду — появились дети, крохотные, бегающие с поразительной скоростью, словно привставшие на задние лапки зеленые ящерицы. Один из этих малышей встал перед Тераи, осмотрел его с ног до головы, сделал кульбит, рассмеялся неожиданно человеческим смехом, а затем пронзительным голосом бросил некую фразу, вызвавшую всеобщее веселье.

— Что он сказал?

— Я не уверен. Я знаю лишь несколько слов на их языке, но, полагаю, он сказал, что ты самое крупное животное, какое он когда-либо видел.

— Не знаешь, кто дал им эти ножи?

— Мы, изыскатели, и дали. Стики — славные парни, которые порой служат нам проводниками. Они живут охотой и кое-каким земледелием. Это вымирающая раса, Тераи, и на сей раз земляне тут ни при чем. Они вернулись в каменный век, и вернулись задолго до того, как на эту планету пришли мы. Так как они малочисленны, абсолютно безобидны, и никакого плана по колонизации Офира II не существует, они постепенно исчезнут сами, тихо и незаметно.

— Но почему они вымирают? Тут же вокруг столько детей — и все на вид шустрые и абсолютно здоровые!

— Зачастую они умирают, не достигнув зрелости. Почему — непонятно. Эта планета принадлежит ММБ, а компанию интересует не ксенология, а производство. Стиков никто никогда не изучал. Макгрегор говорит, что сразу же после обряда инициации — перехода во взрослую жизнь, — они в массовом порядке совершают самоубийства. И он даже утверждает, что знает почему. Вот его и расспроси об этом. Если и есть в этой проклятой вселенной хоть один эксперт по стикам, то это именно он. Но ты только взгляни на взрослых!

По контрасту с чрезмерной активностью молодых, мужчины и женщины выглядели почти неподвижными — застывшие лица, редкие и усталые жесты.

— Что это — болезнь?

— Неизвестно. Вертэс пытался выявить патогенный возбудитель, но так ничего и не нашел. Правда, у него нет необходимых приборов, а Старджон смотрит на эти исследования косо. Считает их лишней тратой времени.

— Хорошо. Я спрошу у Мака. А также попрошу его обучить меня их языку. Этот народ меня заинтересовал. Много их осталось?

— В исследованной части этого континента мы обнаружили примерно с дюжину деревень. Заброшенных — даже больше, и значительно. В других местах их не видели. Но когда-то, должно быть, это была великая раса. Вся планета покрыта развалинами. Ты сам увидишь руины огромного города на плато Вира. Мы будем там завтра.

В нескольких словах, которые остались без ответа, Жюль распрощался со стиками, и через все те же низкие воротца они вышли из деревни. Лео встретил их широким зевком, а затем спокойно прошествовал к воротцам и окропил столб.

— Лео! — возмутился Жюль.

— Он обиделся на то, что его оставили снаружи, — рассмеялся Тераи. — Вот он и поставил свою метку, чтобы все знали, что его территория распространяется и на эту деревню!

На следующий день с вершины холма они увидели город: он лежал в низине на восточном берегу большого синего озера. Руины были покрыты пышной растительностью, но местами из-под зеленого покрова пробивались высокие башни. «Если сравнивать с земными городами, — прикинул Тераи, — в этом мертвом городе когда-то могло проживать от трехсот до пятисот тысяч жителей».

Спустившись, они проникли в город, при помощи мачете пробивая себе проход среди стволов деревьев, срубая лианы. Рядом с озером земля была столь хорошо выстлана камнем, что даже спустя века растения нигде не смогли пробиться сквозь кладку. С десяток улиц сбегалось к полукруглой площади, выходившей на набережную, от которой отходили молы и пирсы. Две почти невредимые башни высились по обе стороны от причала.

— Заночуем в левой, — сказал Жюль. — Я часто в ней останавливался. Там есть сухие комнаты, да и потолки вполне прочные. Древние стики были весьма искусными строителями...

Стены, выложенные столь точно подогнанными камнями, что порой невозможно было различить места стыков, действительно выглядели так, словно готовы были бросить вызов еще не одному столетию.

— Известно хотя бы примерно, сколь древним может быть этот город?

— Да. Мак, еще будучи директором, отослал образцы дерева на Землю для радиоуглеродного анализа. Он не такой уж и древний, этот город, — ему от трех тысяч девятисот до трех тысяч двухсот земных лет. Интересно другое: именно этот город, по всей видимости, и был первым покинутым стиками. Чем дальше отсюда удаляешься, тем время запустения ближе к нашему, будто из этого места исходило какое-то пагубное излучение. На южном континенте, к примеру, некоторые города были все еще обитаемы две тысячи шестьсот лет назад. Так или иначе, кончилось все быстро: повсюду на планете цивилизация стиков погибла максимум лет за шестьсот. Узнав про эти результаты, Всемирное бюро ксенологии хотело послать сюда научную экспедицию, но ММБ этому воспротивилось. И ничего с этим не поделаешь — они тут боссы, эта планета принадлежит им еще сорок лет!

Пока Жюль устраивался на ночлег, Тераи и Лео прошлись по окрестностям. Геолог намеревался определить, насколько это представлялось возможным, уровень исчезнувшей цивилизации. В одном хорошо сохранившемся доме стены были украшены росписью и барельефами. Сложных машин на изображениях видно не было, но стики везде были представлены в окружении различных домашних животных, как верховых, так и вьючных, похожих на лошадей и быков, или же других, более мелких, которые, должно быть, выступали в качестве собак во время охоты на шуинга-гха (этих хищников Тераи узнал без труда, они действительно напоминали короткопалых львов). Среди оружия фигурировали луки с двойным изгибом плеч, копья и своеобразные арбалеты с прицелом. Некоторые стики носили щиты или что-то вроде частичных доспехов.

«Не мешало бы произвести раскопки, — подвел итог Лапрад, — но готов держать пари, что они находились примерно на уровне европейцев XVI века. Судя по этой настенной карте, они уже плавали по своим морям. Что же могло положить конец столь мощному развитию? Три тысячи лет! Они определенно опережали нас! Три тысячи лет тому назад у нас все еще был железный век! Мои галльские предки сражались между собой, мои китайские предки лишь только учились философствовать, мои предки маори еще не вышли из Азии, а что до моих индейских предков, то один только Великий Маниту знает, что они делали!»

Вернувшись в лагерь, он рассказал о своих находках Жюлю.

— Да, я знаю этот дом. Там есть и другие, чуть дальше. Кое-где уцелели даже деревянные остовы строений. Они все делали из дерева гаю, а эту древесину никакая гниль не берет. Мы ее используем для креплений в шахтах. А их черепица столь плотно подогнана, что даже ураганы с трудом ее срывают. Каменщики они были превосходные и работали на века, как наши египтяне или наши строители соборов. Но нам о них ничего, или почти ничего, не известно!

Они покинули город на следующее утро, проведя тихую ночь в башне, в сухой и не продуваемой ветрами комнате. А затем для Тераи началось настоящее знакомство с Офиром. Сначала тянулся лес, затем обширные зелено-рыжие саванны, глубокие ущелья, куда восхитительными водопадами, поднимая вихри водяной пыли, которые солнце расцвечивало множеством радуг, устремлялась река Ото-Ото. Иногда, то тут, то там, вдоль не окончательно еще заросшей дороги попадались развалины отдельных древних ферм, почтовых станций или сторожевых постов. Ночи, когда луны следовали одна за другой по небу, отбрасывая многочисленные подвижные тени, были так прекрасны, что невозможно было уснуть, даже несмотря на усталость. Днем, в грозу и под проливным дождем, приходилось совершать опасные речные переправы, а затем через девственные леса подниматься к первым отрогам гор Судьбы. Возвращались они через долину Бероэ и каньон Мертвеца (там когда-то нашли наполовину обглоданный хищниками труп изыскателя), а затем поднялись на плато Вира, куда за ними прилетел вертолет, чтобы доставить обратно в Джонсвиль.

Потом потянулись долгие дни, проведенные за обработкой записей, уточнением карт, предварительным оконтуриванием месторождений, анализом образцов — словом, за всей этой лабораторной рутиной. Судя по всему, горы Судьбы были богаты самыми разными рудами, и Тераи решил направить основные усилия именно на этот сектор.

Но не забывал он и о стиках с их тайной, поэтому как-то вечером отправился в гости к Макгрегору. Старик читал. Он больше не пил и перестал появляться на людях.

— А, это вы! Что ж, вам тогда и начинать... Я уже и не помню, кто кого должен был навестить: вы меня или я... Всего не упомнишь! Да это и неважно. Вы пришли изучать язык стиков, не так ли?

— Но как вы догадались?

— Я много чего знаю, Лапрад, но предпочел бы этого не знать... или иметь возможность забыть! Нам осталось всего четыре с половиной месяца, а язык иухи труден. Но я успею дать вам основы, и вы сможете продолжить обучение сами, когда я... когда меня не станет. Где вы были все это последнее время?

— Ходил с Жюлем Тибо в разведку к отрогам гор Судьбы. Похоже, там есть богатые месторождения.

— Вы правы. Я и сам там бывал, и заходил даже дальше, чем вы, — за первую горную цепь и даже за Барьер! До безымянного притока реки Фаво, которая южнее впадает в Сарро. Уж лучше бы я тогда переломал себе ноги!

— Почему? И почему вы не оставили в конторе записей, раз уж зашли так далеко? Ведь еще никто другой не обследовал этот район и...

— Бесполезно расспрашивать меня об этом, Лапрад, — я все равно не отвечу! Перейдем лучше к языку, ради которого вы и явились. Прежде всего, в нем семь времен...

Более необычных языковых уроков в жизни Тераи еще не было! Обладая определенной предрасположенностью к этому делу, он говорил на шести земных языках, но иухи действительно оказался весьма трудным, а Макгрегор — странным учителем. Порой он мог часами объяснять какое-нибудь сложное время, но чаще предавался воспоминаниям о своих геологических разведках на Офире II или других планетах. У Тераи это неудовольствия не вызывало — напротив, он был даже рад подобному «обучению», так как черпал из рассказов старика массу полезных сведений. Достаточно слабый в современных теориях тектоники или превращения в руду, Макгрегор «от» и «до» знал все то, что касалось практической геологии. Иногда он останавливался на середине фразы, какое-то время смотрел перед собой в пустоту, затем спохватывался и продолжал рассказ, никогда и ни в чем не ошибаясь. Но однажды, выйдя из такого транса, он выругался, а затем невыразительным тоном сказал:

— Видишь ли, малыш, я точно знаю, что умру 17 января 2224 года, в 8 часов 25 минут, но не знаю как именно. И вот это-то — сущий ад! Он мог бы мне рассказать, мерзавец! А может, и рассказал, а я просто забыл?..

— Кто — он? — поинтересовался Тераи.

— Этого я тебе не скажу! Как знать, вдруг тебе — а ты, я вижу, такой же сумасброд, как и я — тоже захочется узнать, что тебя ждет? Есть в этом что-то притягательное... Послушай старика: как только твой контракт закончится, вали с этой планеты подальше — в небе их полным-полно!

То был предпоследний раз, когда Макгрегор говорил о своей судьбе.

Наступил день, когда Тераи почувствовал себя достаточно поднаторевшим в языке, чтобы вернуться в деревню иухи. Под предлогом кое-какой проверки он взял вертолет, поручив Энн присматривать за Лео. Паралев и девушка уже довольно-таки неплохо ладили, и Лео часто сопровождал ее по вечерам, когда ей, по той или иной причине, необходимо было куда-то выйти.

Вертолет не испугал иухи. Служа проводниками, некоторые из них уже летали на его борту. Однако Тераи встретили с недоверием, которое, правда, исчезло, как только, слегка путаясь и запинаясь, он объяснил на языке иухи, что явился от Макгрегора. Только тогда хозяева провели его к хижинам, усадили у центрального костра и дали выкурить трубку, в то время как сами машинально жевали листья шамбалы.

Во время второго визита, почувствовав, что говорит уже свободнее, да и туземцы относятся к нему гораздо дружелюбнее, Тераи решился задать вождю столь мучивший его вопрос:

— Скажи, Ихен-То, если это не против ваших обычаев, почему, в отличие от ваших счастливых детей, сами вы так печальны? Это из-за какой-то болезни?

Вождь долго молчал, но затем все же ответил:

— Их судьба еще не прочитана!

— Прочитана? Но кем?

Склонив голову, Ихен-То трижды коснулся груди выдающимся вперед и загнутым кверху подбородком, отгоняя злых духов.

— Ты не нашего Закона. Ты не проходил испытание. Поверь мне, тебе лучше не ходить в горы, где заходит солнце, в горы Судьбы. Никогда не пересекай Барьер!

Тераи знал, что Барьером называют обрывистый хребет, где берет свое начало Бероэ, — этот, возвышавшийся, словно стена, хребет он уже видел, когда ходил в поход с Жюлем Тибо. По данным воздушной разведки за Барьером с юга на север тянулась глубокая лощина, в которой протекал тот самый безымянный приток Фаво, о котором ему говорил Макгрегор. За нею была еще одна горная цепь, от которой до конца материка простиралась огромная западная равнина. Макгрегор пересек Барьер, и вот утверждает, что точно знает день и час своей смерти. А теперь еще и Ихен-То объясняет беззаботность детей его племени тем, что судьба их еще не прочитана, и советует Тераи, который «не их Закона» и «не проходил испытание», не пересекать Барьер. В этом было нечто странное, даже зловещее. Но Тераи, зная, сколь ранимыми становятся люди, когда речь заходит об их верованиях, больше не стал задавать вопросов.

Приближения рокового дня — 17 января 2224 года — он ждал с любопытством, спрашивая себя, сбудется ли предсказание Макгрегора? Он еще несколько раз возвращался в деревню иухи, но так и не сумел пролить свет на их тайну. Туземцы были гостеприимны, привыкли даже к Лео, но сразу же замыкались, как только речь заходила о горах Судьбы или вообще о том, что лежало к западу от их плато. Путем сопоставления фактов Тераи, однако же, выяснил, что, достигнув определенного возраста, и юноши, и девушки племени иухи должны совершить своего рода паломничество в горы, из которого через несколько дней возвращаются уже не все.

Шестнадцатого января, вернувшись к себе после ужина, он услышал тихий стук в заднее окно, выходившее на заросли кустарника. К его величайшему удивлению, это оказался Луиджи.

— Ты что, забыл, где находится дверь?

Будучи страстным поклонником Лапрада, юноша часто наносил ему визиты.

— Тише! Могу я войти?

— Конечно. Но к чему такая таинственность?

Луиджи проворно перескочил через подоконник и, убедившись, что снаружи его не видно, сказал:

— Меня послала Энн! Она любит вас и... Знаете, если б это были не вы, я бы даже ревновал!

Энн и Луиджи какое-то время назад обручились.

— Для ревности у тебя нет ни малейших причин! Но чего хочет Энн?

— Предупредить вас. Сегодня утром она случайно подслушала разговор двух мужчин. Старджон, директор, приказал пристрелить Лео.

— Пристрелить Лео? Но почему?

— Не знаю. Может, чтобы заставить вас улететь. Или же, если вы станете его защищать — а вы ведь непременно так и сделаете! — чтобы иметь предлог убить и вас тоже. Люди уже начинают поговаривать, что директором следовало бы быть вам!

— Ну, это уж ты загнул, Луиджи! Я не питаю к Старджону особой симпатии, и он платит мне тем же. Но из-за этого пойти на преступление? Ты ведь и сам знаешь, что Лео, как и любой человек, находится под защитой «Декларации о правах разумных существ» от 2080 года! Не то, чтобы она, эта декларация, всегда соблюдалась: возьмем хотя бы Тикхану и ту резню, которую устроили там наемники ММБ. Но в нашем случае я просто не вижу причины!

— Из того, что ей удалось услышать, Энн сделала вывод, что это связано с вашим решением начать разведочные работы в горах Судьбы.

— Да ну? И кто были эти люди?

— Раньше она их никогда не видела. Новенькие, как ей показалось.

— И откуда они взялись? Ты же сам работаешь в астропорту и потому должен бы знать, что вот уже два месяца как не было ни одного звездолета!

— Они вполне могли сесть в другом месте и добраться сюда пешком или на вертолете. Вчера вылетали три вертолета.

— А вот это уже интересно! А она может мне их показать или хотя бы описать? И знает ли она, когда они собираются нас прикончить?

— Завтра! Но где и когда, ей не известно.

— Ладно, давай, беги. И не попадайся никому на глаза. Если все то, что ты мне сказал, — правда, предупредив меня, ты тоже подверг свою жизнь риску. Спасибо! Сегодня уже поздно, но завтра я постараюсь переговорить с Энн с глазу на глаз. Застанешь нас в каком-нибудь укромном уголке — ты уж, пожалуйста, не стреляй, Луиджи!

Наутро Энн подтвердила все, что говорил Луиджи, и даже добавила деталей. Накануне двое мужчин зашли в столовую позавтракать и устроились в самом дальнем углу зала, не подозревая, что лишь обыкновенная дощатая перегородка отделяет их от комнаты девушки, в которой та писала в этот момент письмо своим австралийским кузенам. Сначала она не обратила внимания на их тихий разговор, долетавший до нее лишь обрывочными фразами, но затем вдруг отчетливо услышала: «...прикончить этого чертова льва». Тогда она припала ухом к доскам и продолжение услышала уже совершенно ясно.

— Не пойму, — говорил один из мужчин, — с чего бы вдруг директору так загорелось?

— Это уже не наше дело, Джо. Старджон платит, и хорошо платит. Мне этого достаточно.

— Похоже, хозяин зверя — парень не промах. Да и лев от него ни на шаг не отходит.

— Ба, нас же двое! Один займется человеком, другой — зверем. Думаю, если мы будем вынуждены, в порядке законной самозащиты, пришить Лапрада, директор сильно на нас не рассердится. Будет знать, как соваться в горы Судьбы супротив воли патрона!

— И когда все провернем?

— Да завтра же днем. Как только представится случай.

Затем Энн услышала стук монеты о стакан и поспешила в зал через кухню, бросив на ходу матери: «Не беспокойся, я сама ими займусь». Когда она подошла к столу, мужчины уже вставали, и пока они расплачивались, девушка их хорошо рассмотрела.

— Один — высокий, не такой, правда, как вы, но все равно высокий, темноволосый, худой, с черными усами и в сером костюме, вроде тех, в каких ходят туристы. Другой — поменьше ростом, светловолосый, со свернутым носом, одет, как рабочий. Когда высокий клал сдачу в карман, пиджак его чуть распахнулся, и я увидела у него на ремне такой пистолет, который стреляет лучами... ну, вы поняли, что я имею в виду...

— Лазер?

— Да-да, он самый!

— Вы в этом уверены, Энн?

— Да. Несколько лет назад — я тогда была совсем еще девочкой — здесь останавливался корабль Звездной гвардии. Один из офицеров мне показывал, как эта штука стреляет. Да, уверена на все сто!

Тераи присвистнул: на Земле лазерное оружие выдавалось только полиции и военным, а в космосе — одной лишь Звездной гвардии. Остальным иметь подобный пистолет запрещалось законом: это было тяжкое преступление, каравшееся пятнадцатью годами тюрьмы. Даже частная полиция ММБ не имела лазеров, по крайней мере — официально.

— Спасибо, Энн, вы, вероятно, спасли мне жизнь! Но прошу вас, теперь, когда вы предупредили меня, — никому больше ни слова, и держитесь от всего этого подальше, и вы, и Луиджи!

— Будьте осторожны, мсье Лапрад. Эти люди выглядели как самые настоящие убийцы!

Тераи вернулся к себе порядком встревоженный. Рука его то и дело тянулась к револьверу, хотя он и не строил особых иллюзий: пули против лазера — слишком неравная партия! Он увидел, что Лео тоже нервничает, — ходя из угла в угол, сверхлев раз за разом испускал глухой рык.

— Лео, старина, плохи наши дела! Два джентльмена явились за твоей шкурой, наверное, хотят сделать из нее ковер, да и за моей тоже, хотя и не знаю почему! Не думаю, чтобы Старджон был фундаменталистом, как те сволочи, которые убили наших родных. Ты ему мешаешь, и я, похоже, тоже. Но опять же — в чем дело? Ладно, поступим так... Эти два негодяя едва ли когда-либо охотились на львов, и уж тем более — на паральвов, так что наверняка не знают, на что ты способен в чаще. Вот туда-то мы и сбежим на несколько дней. Но прежде мы как следует снарядимся для такой прогулки и заглянем к Маку. Быть может, он нам что-нибудь присоветует.

Было восемь часов, но в пылу собственных забот Тераи совершенно забыл о роковом дне. Полагая, что двое мерзавцев не посмеют убить его первым, особенно средь бела дня — в конце концов, полученный ими приказ касался льва, — он отослал Лео кружной тропой через заросли кустарника, уверенный, что там его не сможет выследить ни один земной охотник. Сам же он отправился к Макгрегору прямой дорогой. Старик сидел за столом, перед ним стояла бутылка настоящего скотча, а из небольшого магнитофона доносились тихие звуки шотландской волынки.

— А, это вы, Тераи! Для уроков иухи уже нет времени. Сегодня тот самый день и почти уже тот самый час! Я не знал, зайдете ли вы, голос предсказал только мою судьбу, но, похоже, в конечном счете она так или иначе связана с вашей. Быть может, и вы тоже сегодня умрете? Но раз уж вы здесь, выпейте со мной. Вижу, вы куда-то собрались. Но вы ведь дождетесь конца? Мне бы хотелось, чтобы именно вы занялись моими похоронами, а не какой-нибудь равнодушный придурок.

— По правде сказать, Мак, я и забыл о ваших мрачных предсказаниях. Не знаю, грозит ли вам что-либо, но знаю, что уж моя-то жизнь точно в опасности. Как по-вашему, что мне делать?

В нескольких словах он рассказал старику все, что знал о заговоре.

— Хм, полагаю, вы мудро поступите, скрывшись на какое-то время. Убийцы, вероятно, последуют за вами, но в чаще, против вас и вашего...

Внезапно он вскочил, вытянул руку и резко оттолкнул Тераи, а сам упал поперек стола с черной дыркой во лбу. На другом конце комнаты вспыхнула деревянная перегородка. С револьвером в руке, Тераи подскочил к окну, выглянул наружу. Какой-то человек, согнувшись вдвое, бежал к зарослям кустарника. Тераи дважды выстрелил и с удовлетворением увидел, что человек подскочил и покатился в траву, словно заяц, услышал дикий крик ужаса, а затем триумфальный рев Лео. Плеснув воды из ведра, Тераи потушил пожар. Одного взгляда на Мака оказалось достаточно, чтобы убедиться: старый инженер может подождать, перед ним теперь — вся вечность. Выбежав наружу, Тераи быстро отыскал бездыханное тело убийцы: одна из пуль попала ему в спину, другая — в затылок. Это был высокий брюнет, описанный Энн. В нескольких шагах от него валялся лазерный пистолет.

— Лео?

В ответ он услышал рычание, и вскоре нашел паральва за кустами: Лео вылизывал свою шерсть, а рядом лежал второй труп — блондина, все еще сжимавшего в правой руке лазер. Голова его представляла собой окровавленную лепешку — последствие удара львиной лапы.

Тераи нагнулся, подобрал лазер, сунул в карман, затем обыскал труп: нашел запасные батареи и тоже забрал себе. На поясе у блондина обнаружился и обыкновенный пистолет: вполне сойдет в качестве «оружия, найденного на трупе». Лео уже «рассказывал», тихо порыкивая в определенном ритме.

— Значит, ты их увидел, бросился следом, — проговорил Тераи. — Тот, кто стрелял в меня, был слишком далеко, и ты начал с другого. Правильно? Ты молодец, Лео, все верно сделал! Они убили Мака, но их целью был я. Я и ты тоже!

Уже отовсюду сбегались люди, привлеченные выстрелами. Тераи посмотрел на часы: было восемь двадцать семь. Старый Мак умер минуты две назад.

— Отнесите трупы на площадь и положите перед конторой директора, — сказал он прибежавшим изыскателям. — Они пытались убить меня, но попали в Мака.

По толпе прокатился ропот: все в Джонсвиле любили старика Мака.

— Идите за мной, нужно поговорить с господином директором!

Старджон, уже кем-то предупрежденный, ожидал их у входа в контору.

— Итак, Лапрад, вы застрелили еще двоих! Похоже, убивать — это ваше призвание!.. А вы все что стоите — хватайте его!

— Простите, господин директор, — возразил ему только что прибежавший Жюль Тибо. — Похоже, вас ввели в заблуждение. Это они — убийцы! Они убили Макгрегора, а Лапрад лишь защищался.

— И это еще не все, — вмешался Тераи. — У одного из этих парней был при себе лазер...

— Только у одного?

— Что вы хотите этим сказать, господин директор? — сыронизировал Тераи. — Это ведь уже странно, вы не находите, что у них был лазер, пусть и один? Должно быть, у них высокопоставленные сообщники или же сами они принадлежат к весьма влиятельной банде. Хотя, может, вы и правы. Может, и у того, которого убил Лео, тоже был лазер — просто закатился в траву. Пошлите кого-нибудь, пусть поищут!

— Если только вы его не подобрали сами.

— Я? — воскликнул Тераи с видом оскорбленной невинности. — И зачем он мне? Разве я не доказал только что, что вполне могу обойтись и без лазера?

Несколько человек рассмеялись. Однако Старджон не отступал.

— Вы снаряжены для похода. Куда это вы собрались?

— На разведку. Вы сами сказали, что я могу вести изыскания по своему собственному усмотрению.

— На разведку? Один?

— С Лео. Это надежный друг!

— И куда же?

— В горы Судьбы.

— Я вам запрещаю!

— И почему же? Впрочем, могу обойтись и без вашего разрешения.

— Вы не получите вертолета!

— Да он мне и не нужен. Если понадобится помощь — вызову по радиосвязи. Жюля Либо или кого-нибудь еще из тех, кому я доверяю. И пусть за мной никто не идет! Лео после этого случая весь на нервах, да и я тоже. Но перед уходом мы похороним Макгрегора. Вашего предшественника, господин директор!

Вот уже два дня Тераи и Лео исследовали горы Судьбы. Жюль Тибо довез их на своем старом вездеходе до края плато Вира. Они уже преодолели первые отроги и теперь находились перед Барьером. Это была цепь гор высотой, вероятно, не более трех тысяч метров, но очень крутая, сложенная из сверкающих сланцев, покоящихся на гранитном основании. Тераи в бинокль пытался отыскать проход.

— Ключ к тайне лежит где-то по ту сторону Барьера, Лео. Именно туда ходил старый Мак, именно туда ходят молодые иухи. Но где, черт возьми, они пробираются? Уж точно не через верховья Бероэ; мы знаем, что долина там заканчивается непроходимым тупиком. И уж, конечно, не через север. Остается юг. Что ж, последуем вдоль Барьера на юг — может, и проход отыщем?

В высоких предгорьях, где они находились, вся растительность ограничивалась редкой травой между бесформенными валунами, остатками древних ледников. С севера на юг, вдоль основания Барьера, тянулась безводная долина (видимо, старое русло Бероэ, подумал Лапрад), которая чуть дальше прорезала холмы и уходила прямиком на восток. Они спустились в эту долину. Там кое-где росли деревца с перистой листвой, типичные для этих высот. Встречалось еще довольно-таки много животных, травоядных, чем-то напоминавших земных горных баранов и серн, хищников типа «горных волков» и других, которые прежде не попадались Тераи на глаза, но ни одного такого, который мог бы представлять опасность для него и Лео. После вываривания и добавления витаминизированных пилюль мясо оказалось вполне съедобным и даже вкусным, хотя долго им питаться и не следовало — по той причине, что оно содержало довольно-таки много тяжелых элементов. Но пока свежее мясо приятно разнообразило пищу из обезвоженных продуктов.

Они шли на юг уже несколько дней, когда Лео, державшийся в авангарде, остановился и призывно зарычал. Тераи бросился к нему и увидел отчетливо различимую тропинку, бежавшую с востока и упиравшуюся прямо в скалу. Они последовали по тропинке и вскоре очутились у входа в пещеру. В этом месте горная гряда представляла собой известняковый обрыв, пронизанный множеством гротов. Вход в ту из пещер, перед которой они находились, скрывал огромный выступ; на площадке перед ним сохранились следы многочисленных костров, а также сломанные каменные инструменты.

— Ну что, старина Лео, вот мы и нашли лагерь молодых иухи. Здесь они останавливаются перед своим знаменитым паломничеством. Нам остается лишь пойти по их следам, и они нас выведут туда, куда нам и нужно, — к разгадке тайны. Что ты на это скажешь?

Коротким рыком лев выразил свое неодобрение.

— И что это значит?

Но он и сам уже понял: к гроту тропинка действительно подходила, вот только тут она и заканчивалась.

— Стало быть, они возвращаются потом по своим же следам, чтобы где-то свернуть в сторону. Сюда же они приходят только для того, чтобы с удобствами переночевать... Опять не то?

Лев принюхался и, ничего не ответив, двинулся в глубь пещеры. Тераи последовал за ним и вскоре обнаружил в одной из расселин несколько факелов и целую кучу тех свечей из растительного воска, коими иухи освещали в деревне свои хижины.

— Что ж, вероятно, это означает, что снаружи никакого прохода через Барьер нет, и что его, этот проход, нужно искать здесь, внутри! Надеюсь, нам удастся по нему пробраться. Эти тонкокостные иухи — прирожденные спелеологи, в отличие от нас!

Он вытащил из мешка атомный фонарь, и, так и не захватив с собой ни единого факела или свечи, они двинулись в глубь пещеры. Вначале идти было легко: перед ними открывалась длинная сухая галерея с мертвыми беловатыми сталактитами. Затем начались трудности, и Тераи пришлось дважды воспользоваться своим молекулярным портативным буром, чтобы расширить проход. Наконец они очутились в просторном зале со спокойным подземным озерцом, где и заночевали. И тут они не были первыми: мусор и сгоревшие факелы указывали на то, что паломники также останавливались в этом месте. Дальше им уже не попадалось по-настоящему трудных проходов: узкие щели давным-давно уже были расширены металлическими кирками, следы которых еще проступали из-под известковых налетов; об особо опасных местах заранее, еще за пару десятков метров, предупреждали красные знаки на стенах, а вдоль пропастей тянулись примитивные поручни. В одном месте им пришлось даже пройти по небольшому мостику, совсем недавно укрепленному стволами деревьев. Все говорило о том, что иухи регулярно проходят по этой дороге и стараются содержать ее в порядке. К вечеру второго дня они снова увидели свет: над какой-то долиной, лесистой и болотистой, заходило солнце. На противоположном берегу ленивой реки деревья карабкались на склоны третьей цепи гор, гораздо более низкой, нежели Барьер.

Пещера, из которой они выбирались, была меньше первой и выходила прямо на закат. В ней они и заночевали. Пользуясь последними отсветами дня, Тераи осмотрел ближайшие подступы к гроту, спустившись по тропинке, которая была тут не столь отчетливой и давно уже поросла травой. Однако же метрах в пятистах ниже она соединялась с другой, более широкой тропой, идущей с юга. Убежденный, что цель близка, он вернулся в пещеру.

Ночь выдалась ужасной. Вскоре после наступления темноты поднялся ветер, завывавший в деревьях и со свистом проносившийся по кустам. Затем обрушился ливень, и им пришлось отойти чуть поглубже в пещеру — у входа окатывало как из ведра. Закутавшийся в одеяло Тераи спал плохо. Лео лежал рядом, согревая его своим теплом. Сверхлев тоже волновался и время от времени глухо рычал во сне. Когда уже начинало светать, Тераи вдруг овладело странное чувство: какая-то срочная необходимость словно подталкивала его к тому, чтобы разжечь костер и приготовить скромный завтрак еще до восхода солнца. Ему казалось — он и сам не смог бы сказать почему, — что разгадать тайну иухи следует непременно в этот же день. Какая-то неведомая сила тащила его вперед, и с каждой минутой — все настойчивее и настойчивее. Должно быть, Лео чувствовал то же самое, так как, едва проглотив свой кусок сырого мяса, он тут же прошел к выходу из пещеры, повернулся к Тераи и призывно взрычал.

— Хорошо, Лео, выступаем! Не знаю, что мы найдем — свою ли судьбу, как Мак, или же смерть, как многие иухи, — но знаю, что случится это сегодня. И будь я проклят, если понимаю, откуда мне это известно!

Дождь уже прекратился. Жалкая заря уже пробивалась сквозь клубившиеся над Барьером тучи, но почва под ногами все еще напоминала пропитанную водой губку, а с листвы деревьев на спины путников проливался настоящий душ. Лео тут же промок, шерсть его прилипла к шкуре, но, если обычно он часами лежал, обсыхая и слизывая воду, то сейчас шествовал по тропе, не выказывая ни малейшего недовольства. Тропа между тем, по мере того как в нее вливались другие, становилась все более и более широкой. Тераи следовал за Лео с карабином в руке и лазером за поясом, готовый к любым неожиданностям. Так они шли несколько часов, не видя ничего, кроме тропы и мокрых кустов по сторонам, ни одного крупного животного, разве что замечали редких жучков в трещинах коры. В полдень они остановились под выступом песчаника пришло время немного, по-быстрому, перекусить. Пока они шли, гнетущая их тревога утихла, но сейчас снова вернулась вместе с ощущением, что они теряют драгоценное время, что нужно как можно быстрее идти вперед.

В два часа они вышли к какой-то скале. Она уходила ввысь метров на сорок, преграждая дорогу. Вокруг скалы, в радиусе примерно ста метров, не было никакой другой растительности, кроме редкой и жесткой травы. Лео сразу же, ни секунды не колеблясь, свернул налево, где виднелась вырубленная по диагонали в отвесной стене каменная лестница с высокими ступенями. Тераи остановил его.

— Подожди, Лео! Сначала я взгляну вот на это.

Этим оказалась куча тонкокостных скелетов и продолговатых черепов, скопившаяся у подножия скалы.

— Так вот, значит, какова судьба тех, кто не возвращается, — пробормотал Тераи. — Они бросаются вниз с вершины скалы. Суицид. Но почему? Или, быть может, что-то сталкивает их оттуда?

Откуда-то изнутри, из глубин сознания, едва различимый голосок благоразумия взывал к нему, умоляя остановиться и со всех ног бежать прочь отсюда. Но Лео уже взбирался по лестнице. Пожав плечами, Тераи снял карабин с предохранителя и последовал за ним. Ступени были истертыми и скользкими, и, придерживаясь скалы, дабы не свалиться в пропасть, он позавидовал той уверенности, с какой поднимался по ним Лео. Наконец он добрался до вырубленной в теле скалы широкой, совершенно ровной площадки, в конце которой зиял вход в пещеру. Лео ждал его, нетерпеливо похлестывая хвостом. Лапрад сделал еще одно усилие и остановился. Этот геометрически правильный вход в пещеру — своего рода портик — не могли вырезать ни современные иухи, ни их предки. Чуть поглубже, там, куда не добивал дождь, известняк был чисто вырезан столь мощными инструментами, что выглядел буквально-таки отполированным.

— Судя по всему, здесь прошлись молекулярной пилой, — проговорил Тераи вслух. — Думаю, Лео, нам нужно быть осторожными. Те, кто построили эту галерею, — они не туземцы с Офира и не земляне. И однако же до сих пор следов других межзвездных странников мы не находили! У некоторых рас, конечно же, есть межпланетные звездолеты, в основном на реактивной тяге, но только мы способны — были способны — преодолевать межзвездные бездны! Да, именно «были способны», так как те, что прорубили этот «портик», опередили нас по меньшей мере на несколько тысячелетий!

Лео зарычал.

— Хочешь пойти дальше? Я тоже. Но это-то меня и беспокоит. Некая сила влечет нас, заставляя забыть о всяческой осторожности, что-то вроде гипноза... Там, в глубине, есть нечто для нас неведомое и, похоже, безумно опасное! Нет, Лео, мы уходим! Вернемся с подмогой и уж тогда...

И тут Тераи ощутил эту неведомую силу. Помимо его воли, ноги сами понесли его в глубь галереи, в темноту. Напрасно он пытался остановиться — мышцы больше его не слушались. Лео уже исчез во мраке. Так Тераи шел несколько минут, включив фонарь — этому неведомая сила мешать не стала, — по галерее, украшенной барельефами, рассмотреть которые он не успевал, но определенно отличными от тех, что он видел в мертвом городе. Затем впереди вдруг забрезжил свет, и он очутился в храме.

Но действительно ли это был храм? Впрочем, в глубине огромного сводчатого зала, ярко освещенного невидимыми источниками, располагалось что-то вроде алтаря, перед которым, опустив голову, уже стоял в центре врезанного в пол красного круга Лео. Едва Тераи вошел в этот круг, ноги его остановились, и он застыл неподвижно с карабином в правой руке и фонарем в левой. Фонарь он сумел выключить, но как только захотел поднять карабин, рука его онемела, словно парализованная.

— Еще не время, Человек Судьбы! — произнес бесстрастный голос, исходивший, казалось, прямо из алтаря.

Тераи не ощутил ни страха, ни даже удивления — он был весь ожидание. Он спокойно ждал, и спокойствие это явно внушила ему та же сила, что и привела сюда.

— Кто вы? Что вам нужно? — всего-то и спросил он.

— Кто я? Это долгая история, которая подходит к концу. Ты вот-вот меня уничтожишь. Наконец освободишь от рабства, которое длится вот уже три тысячи лет! Кто я? Мозг, пленник машины, единственное назначение которой — творить зло, потому что этого пожелали ее хозяева! Хозяева, исчезнувшие давным-давно... Ты освободишь меня еще до заката, но прежде я должен в последний раз совершить зло, ибо у меня нет воли с того проклятого дня, когда в небе моей планеты появились акнеи!

— Какой планеты? Офира?

— Нет. Не той планеты, которую вы называете Офиром. Планеты, которая теперь мертвым шаром катается где-то в пространстве! Возможно, когда-нибудь вы ее обнаружите. Вы еще юная раса, находящаяся в самом начале своего расцвета. Пока ты пересекал галерею, я прочел все в твоем мозгу, и теперь я знаю все, что знаешь ты, знаю, кто ты есть и кем ты станешь. Кем ты станешь, я тебе сейчас расскажу, ибо в этом и заключается отведенная мне роль: приносить несчастье, открывая будущее!

— Открывая будущее? Значит, именно здесь был Макгрегор?

— Да. И еще один представитель твоей расы. Кто — я тебе не скажу; вскоре ты и сам это узнаешь.

— Открывая будущее! Стало быть, все предопределено, и свобода — не более чем мечта!

— Нет! Хотя туземцы Офира и называют это место Храмом Судьбы — для них я некий бог, — свобода существует. Твое будущее зависит только от тебя, ты сам творишь его за счет более или менее самостоятельных решений. Я могу лишь увидеть, что произойдет. Для этого я посылаю в будущее сенсоры, и они следуют там по линии твоей жизни. Представь, что ты мог бы перенестись в будущее и прочесть свою собственную биографию, написанную уже после твоей смерти. Разве это ограничило бы свободу твоих поступков?

— Да, потому что я бы заранее знал все, что собирался бы сделать!

— Нет, потому что там будет написано о том, что ты сделал по собственной воле, как будет записан там и сам факт твоего путешествия во времени. Нет никакой судьбы, навязанной внешними силами. Ты, конечно же, сможешь делать лишь то, что обусловлено твоими генами, твоим воспитанием, твоим опытом, твоими личными качествами. Ты свободен, так как действуешь сам. Твои действия предопределены, так как ты — это ты. Ты такой, каким ты был создан, и такой, каким ты сделал себя сам. Но время уходит, и я должен открыть тебе твое будущее. Твое будущее — оно на планете, которая называется Эльдорадо. Взгляни на эту блестящую точку. И ты тоже взгляни, зверь, на свою беду уже переставший таковым являться.

Калейдоскоп образов, мелькавших с невероятной быстротой и, однако же, четких,тотчас же запечатлялся в памяти Тераи. Разговоры, путешествия, дни сражений, ночи истинной любви или мимолетных интрижек, под самыми разными звездами и небесами, целые годы, пробежавшие за несколько секунд! Новая планета с бесконечными рыжеватыми джунглями, гуманоиды, которые были его товарищами и друзьями, женщина чужой расы, ставшая его спутницей жизни, другая женщина, уже его расы, красивая и опасная блондинка, любовь и ненависть, битвы, горящий город, кровь, умирающий у его ног Лео, скошенный пулеметной очередью, молодая блондинка, лежащая поперек порога со стрелой в груди, ее безжизненные глаза, смотрящие в серое небо, с которого льет проливной дождь, огромная волна горя и бессильной ярости, конечная победа, столь бессмысленная и горькая, другая блондинка, нежная и сильная. Затем снова сражения, долгая жизнь творца новой империи, скорее даже цивилизации, многочисленные могучие сыновья, красивые и здоровые дочери, надежный друг, появляющийся время от времени в его жизни, предатели, новые города, опасность, исходящая с Земли, и, наконец, покой и мрак.

Тераи встряхнулся, удивился, что все еще молод, все еще жив. Голова раскалывалась от боли. Лео рычал, водя лапами по гриве, словно пытаясь вырвать засевшего в мозгу клеща.

— Зря стараешься, Лео! Нам придется научиться жить с этим знанием будущего! И мы справимся, дружище, потому что...

Он умолк, не договорив. Лео оставалось жить десять лет. Он умрет на Эльдорадо, спасая ему, Тераи Лапраду, жизнь.

Затем головная боль прошла. Вернулось спокойствие, внушенное скрывавшимся за алтарем существом.

— Я сотворил зло в последний раз, — произнес голос. — Прежде чем ты меня уничтожишь, я должен сказать тебе еще кое-что. Ты умрешь в возрасте ста двадцати четырех лет, богатым, могущественным, всеми обожаемым и любимым, и, как и все разумные существа, одиноким. Но все же не таким одиноким, как я, ибо я — последний, и со мной умрет вся моя раса!

— Но кто же ты?

— Я был разумным существом на планете, которую мы называли Риа. Наша цивилизация стояла на пороге открытия тайны межзвездных полетов, когда прибыли другие, акнеи. Они уничтожили мою расу, нашу планету и наши колонии в нашей солнечной системе. Никто не спасся. Тех, кого они не истребили, они забрали с собой — чтобы использовать их мозг. Я был среди этих последних. Меня звали Фленг-ши, и было это чуть более трех тысяч лет тому назад. Меня похитили, усыпили, а когда я очнулся, то обнаружил, что являюсь лишь одним из механизмов огромного компьютера. Здесь. Скоро моя гипнотическая сила иссякнет, ты отыщешь дверь и уничтожишь меня.

— Но с какой целью все это делалось?

— Мои хозяева принадлежали к расе, умирающей от вырождения, остановить которое не могли даже все их огромные знания. А ведь они властвовали над всей этой частью Галактики! И тогда они решили, что, раз уж им суждено исчезнуть, их место не должна занять никакая другая раса. Они систематично отыскали все планеты, населенные разумными существами. Одни они уничтожили, на других, как здесь, установили храмы будущего.

— И их план удался?

— Здесь удался. Иухи стремительно развивались. Но через несколько сотен лет после моего здесь появления, сломленные навсегда, они вернулись в каменный век. Они исчезают, не так ли?

— Да.

— Не многие существа могут вынести бремя знания своего будущего.

— Но ничто же не заставляло их приходить сюда, так ведь?

— Ты прав — ничто, но только если они находились вне поля моего гипнотического действия, поля, которое вначале было довольно-таки обширным. Но есть ведь еще и притягательная сила тайны, которой тяжело противостоять. Сперва было достаточно и того, чтобы сюда являлись их правители. Затем, по мере того как рушилась их цивилизация, я становился все более и более могущественным богом, и в конечном счете прийти ко мне за советом стало обязательным ритуалом посвящения. Должно быть, так все происходило и на других планетах.

— К счастью, они не нашли ни Земли, ни Тикханы, ни...

— Вероятно, они исчезли раньше. Должно быть, я — последний из действующих Храмов Будущего. Да и мне оставалось недолго, даже если бы ты не пришел. Сколь бы мудрыми и учеными ни были мои хозяева, никто из нас не вечен. Со временем моя власть сошла на нет. Ты и сам ощущал ее, да и то в малой степени, лишь здесь, близ меня. Теперь же она и вовсе исчезла.

Сделав шаг в сторону, Тераи вышел из круга вслед за выпрыгнувшим из него секундою ранее Лео. Действительно, ничто его уже не удерживало. Вскинув карабин к плечу, он выстрелил в алтарь.

— Видишь, ничто уже не может тебя остановить. Ты свободен. Сейчас ты найдешь дверь. Там тоже защитный механизм больше не действует. Ты без труда сможешь войти.

Взобравшись на алтарь, Тераи увидел дверь, которая открылась от первого же его толчка. Слабый луч скользнул перед ним по полу и тут же исчез — защитное поле истощилось. Он вошел в просторный зал, заставленный бесчисленными металлическими блоками. Посреди, на усеченной пирамиде, под прозрачным куполом покоился огромный мозг.

— Да, мы были весьма высокими созданиями, землянин! Возьми свой лазер и прицелься получше, прошу тебя.

И пусть тебя не мучают угрызения совести. Так или иначе, я все равно скоро умру. Отсылка сенсоров в будущее требует невероятного расхода энергии, а ее и так у меня уже оставалось совсем чуть-чуть. Последнюю я истратил на тебя. Так как ты мудр, я знаю, что ты уничтожишь также и электронную аппаратуру. Хотелось бы умереть с надеждой на то, что никакая раса уже никогда не построит подобных Храмов Будущего. Но я не могу предсказывать будущее рас — лишь отдельных их представителей. Целься точнее, и — спасибо!

Тераи нажал на кнопку лазерного пистолета. Раздался глухой взрыв, и зал наполнил жуткий запах горелой плоти. Тогда он принялся яростно хлестать лучом по полам и стенам, плавя металл, пробивая плиты, и так — до тех пор, пока не иссякли все его батареи. Кругом все лежало в руинах. Лео и он будут последними, кто испытал ужас этого зловещего предсказания.

Затем они вышли. Стреляющая головная боль вернулась, и Тераи ускорил шаг. Машинально, словно какой-то автомат, он шел вперед, ведомый одной лишь мыслью: бежать из этого проклятого места, где он узнал свою судьбу. Лео время от времени жалобно постанывал, и эти стенания были настолько ему несвойственны, что в других обстоятельствах Тераи счел бы их даже смешными. Ему крайне смутно запомнился этот долгий переход при свете фонаря, переход, приведший их, часам к десяти вечера, ко входу в пещеру. Там он с трудом собрал немного хвороста и разжег костер, но и это не помогло ему унять дрожь во всем теле. Лев, судя по всему, легче переносил пережитый шок. Тераи уложил его массивную голову к себе на колени.

— Неудивительно, старина, что иухи один за другим бросаются со скалы! Мне предсказали множество приключений, триумфов и горестей. А что бы я делал, если бы в будущем меня ждали одни лишь поражения и скука? Но потому ли они кончали с собой, что подобный конец им предсказывали? Или же такова была их судьба? Насколько свободны были они в этом своем последнем поступке? Могли ли они, зная будущее, его изменить? Но тогда его и не нужно было бы менять и... Нет, я не метафизик! Всего лишь несчастный человек, у которого ужасно болит голова! Если бы они не кончали с собой, Фленг-ши не смог бы предсказать им, что они это сделают, но тогда почему они все же кончали с собой? Что скажешь, Лео? Тебе это еще труднее понять, чем мне? Подожди-ка! Уж не потому ли, что, приходя в Храм Судьбы, они получали знание, толкавшее их на смерть, не потому ли, что они были к этому предрасположены, Фленг-ши и был способен предсказать им скорую смерть? Много я отдал бы, дружище Лео, чтобы все позабыть! Теперь я понимаю, почему старый Мак пил по-черному...

В конце концов он провалился в беспокойный сон. Следующие два дня, словно сомнамбулы, они шли по подземному лабиринту. От сильнейших мигреней Тераи порою бредил, вновь и вновь погружался в свои метафизические размышления, но так и ходил в них по кругу, не находя ответа. Когда они выбрались на свет по ту сторону Барьера, у него все же хватило сил послать призыв о помощи.

— Доктор, он просыпается!

Голос Энн вывел его из оцепенения. Он лежал в своей собственной постели, вокруг стояли Энн, Вертэс, Жюль и Луиджи.

— Где Лео?

Ответом ему было радостное рычание. Оттолкнув Жюля, лев просунул к постели свою могучую голову, и на грудь Лапрада робко легла огромная лапа.

— Что ж, можешь гордиться: нагнал ты на нас страху! Неделя в бреду! — сказал Жюль. — И каких только сказок не порассказывал! Поверить тебе, так все, кто пересекают Барьер, сходят с ума, как бедняга Мак и наш директор!

— Старджон?

— Да, он к тебе заходил. Ты тогда как раз рассказывал, как разрушил Храм Судьбы. Он сделался белее мела, вернулся к себе и застрелился. Судя по его дневниковым записям, он тоже побывал за Барьером. Что касается меня, то могу тебя заверить, что не буду даже и пытаться!

— Теперь это уже не опасно. Но там действительно находилась, возможно, самая ужасная штуковина во всей Вселенной. Машина, предсказывавшая будущее. Я и в самом деле ее уничтожил, но слишком поздно... Теперь я знаю, что...

Он остановился. Что же он знает? В памяти сохранились только разрозненные обрывки. Он станет чрезвычайно могущественным, проживет очень долгую жизнь, но все было таким неясным, таким расплывчатым. На ум пришло объяснение: это чудовище — имени его Тераи уже не помнил — призналось, что истратило последние запасы энергии. Быть может, именно поэтому его предсказания запечатлелись столь смутно? Господи, если бы только он мог все забыть! Если бы все это было неправдой!

— Вот видишь, — продолжал Жюль, — ты просто бредил. Какая-то болотная лихорадка. Что скажете, доктор?

— Разумное объяснение, Жюль, но в этом мире есть вещи, которые даже не снились философам самых различных мыслящих рас! Кто знает? Дайте ему теперь отдохнуть. В любом случае, жизнь его теперь вне опасности.

На следующий день Тераи уже не помнил ничего, кроме самого факта своего похода и существования Храма Судьбы, но даже это казалось ему скорее кошмарным сном, услышанным от кого-то, нежели приключением, которое довелось пережить ему самому. Он знал только, что жившее под горой чудовище предсказало ему будущее — и ничего больше! Но почему покончил с собой директор? Это оставалось загадкой, только в романах все разъясняется в последней главе.

Затем вдруг, совсем неожиданно, пришла новость о его назначении исполняющим обязанности директора до прибытия через несколько месяцев того, кому и предстояло занять место Старджона. Тераи поглотила рутина, состоявшая из работы и обычных радостей жизни. Он был шафером на свадьбе Энн и Луиджи, выпил с десяток-другой рюмок с Жюлем и другими гостями, после чего еще нашел в себе силы посостязаться с молодежью в толкании ядра. Так продолжалось до того дня, пока не прибыл новый директор, а вместе с ним и кипа научных журналов.

Как-то вечером Тераи сидел в своей хижине, читая «Звезды и планеты». Вдруг его внимание привлекла небольшая заметка:

«Планета III звезды Ван Пап переименована в Эльдорадо: нам сообщают, что Международное металлургическое бюро только что подало заявку на ограниченную лицензию на эксплуатацию Ван Пап III. Эта планета оказалась настолько богатой редкими металлами и минералами, что немногие независимые предприниматели, работающие там в данный момент, прозвали ее «Эльдорадо». Она населена гуманоидного типа туземцами, что объясняет, почему ММБ смогло запросить только ограниченную лицензию».

Эльдорадо! Твое будущее — оно на планете, которая называется Эльдорадо. В памяти, один за другим, побежали смутные образы, картины сражений, приключений, любви и печали.

— Лео, ты ведь помнишь, не так ли?

Лев утвердительно кивнул.

— Эта молодая блондинка, которую я полюблю... блондинка, которая будет со мной, но прежде предаст... как-то вечером, в день победы, я найду ее мертвой, со стрелой в груди...

На следующий день Тераи явился к новому директору.

— Мой контракт заканчивается через месяц, господин Томпсон. Продлевать его я не буду. Улечу на «Альдебаране», который прибывает на Офир через пять недель.

— Но почему, Лапрад? Знаю, вы не очень-то ладили с моим предшественником, но вы проделали блестящую работу, и, несмотря на вашу молодость, я хотел бы предложить вам стать моим заместителем.

— Благодарю вас, господин Томпсон, но я должен лететь на Эльдорадо.

— Эльдорадо? А где это?

— Сам не знаю. Это планета III звезды Ван Пап. Новый мир. Там моя судьба!

Там его судьба... Не судьба ли вложила в его руки тот номер «Звезд и планет», чтобы пробудить в нем на миг воспоминание о будущем? Или же, устав от Офира, он сам решил отправиться в этот новый мир? Кто знает? За исключением коротких и смутных картин, будущее было снова скрыто от него.

Лео ждал его у двери.

— Примерно через месяц мы летим на Эльдорадо, дружище! Что скажешь?

Лев потряс головой. Уж он-то ничего не забыл. Он знал, что умрет в этом новом мире, куда собирался отвезти его Тераи. Но умрет только через десять лет! Для его детского разума десять лет были целой вечностью! Чувствуя себя практически бессмертным, он лениво зевнул и растянулся на солнце.