D

Глава 3

Будапешт

Сентябрь 1997

Это были обычные гансы – два упитанных мужичка, только что поселившихся в «Corvinus Kempinsky», и вышедших прогуляться по улице Ваци. Илона с Имоджин подцепили их, и сразу повели в стрип-клуб. Завязалась обычная болтовня. Мужчины быстро освоились и деловито осведомились о времени выдвижения в гостиницу.

Имоджин вспомнила, как знакомый продавец из секс-шопа рассказывал, что у порнофильмов, экспортируемых в Германию, вырезают прелюдии, и оставляют голый секс. Вначале немного титров, затем без промедления – порево.

– Нам нужно немного привыкнуть друг к другу, – лукаво улыбнувшись, сказала она, кивая официанту – «как обычно». – Посидим, выпьем, расслабимся…

Гансы понимающе закивали, и стали обсуждать, как провести девушек в отель. Они скрупулёзно проговорили обо всех трудностях, которые могли возникнуть, и сошлись на том, что, в случае чего, дадут немного швейцару – конечно, удорожание проекта не входило в их планы, но… куда деваться. Улыбнувшись, Имоджин подумала, что они с Илоной предельно упростят проход в отель. Ведь гости проживают в нём, поэтому их пустят наверняка. А девушки туда просто не пойдут.

Мужчины оцепенели, когда им принесли счёт. Ещё бы – какое-то подозрительное пойло подавали по цене коллекционных вин из подвалов Габсбургских дворцов. Девушки сочли момент подходящим, чтобы ускользнуть.

Оказавшись на улице, Имоджин сказала, что у неё нет времени ждать – она торопится на свидание, и попросила Илону, чтобы та забрала у бармена причитающиеся ей комиссионные. Услышав про свидание, Илона громко рассмеялась и поцеловала подругу на прощание.

Они встретились в кафе на Nadymezo Utca. Жжольт – высокий, статный, смуглый красавец со взглядом, обращённым внутрь себя – был в этот вечер необычайно задумчив. Изначально познакомилась с ним Илона. Рассказывая о нём подруге, она имела неосторожность похвастаться мужским достоинством своего нового парня. Имоджин не поверила на слово, и захотела проверить. Разыграв несложную комбинацию, она затащила его к себе в постель и убедилась, что подруга немного преувеличивает. Впрочем, он быстро надоел Илоне, и она сама предложила им попользоваться. И некоторое время Имоджин безраздельно пользовала Жжольта, однако вскоре Илона заявила свои права на него – у неё ничего больше не клеилось. Имоджин он также надоел, но у неё пока что тоже ничего не получалось. И они установили очередь. Жжольт, ничего не зная об этих переуступках, мучился угрызениями совести из-за того, что изменяет Илоне с её лучшей подругой; и сложная проблема – кого выбрать, как объясняться? – встала перед ним в полный рост.

Он был, несомненно, хорошим парнем. В прошлом технолог на винзаводе, теперь он работал в виноторговой компании менеджером. Имел хорошие перспективы, начальство было им довольно. Серое вещество его, безусловно, содержало неисчислимые гигабайты полезной информации. Однако, несмотря на яркую внешность, из-за косноязычия и фатального отсутствия чувства юмора, он был совершенно неинтересен, сер и тускл. Но на девушек недалёких производил впечатление человека глубокого и даже изысканного.

Поглощая бифштекс, Жжольт какое-то время распространялся по поводу ухудшающегося качества вина, особенно недорогих марок. Перед клиентами стыдно. Когда он работал технологом, такого не было. В погоне за прибылью производители забывают о качестве. Нездоровая тенденция, но как её переломить?

Имоджин рассеяно слушала, время от времени кивая из вежливости. Настырная Илона отвоевала три дня подряд, и в этот вечер Имоджин рассчитывала оторваться по полной программе. Размешивая ложечкой сахар, она наблюдала, с какой тщательностью их общий парень собирает вилкой остатки гарнира. Педантично, до самой мелкой капустинки.

– … она такая наивная, такая беспомощная… не представляю, что она будет делать без меня…

Она кивнула. Речь зашла об Илоне.

– …что делать? Она беременна…

Имоджин чуть не расхохоталась прямо ему в лицо. Зачем Илоне понадобился этот тупой розыгрыш, она и сама не знала, а уж зачем Жжольт это обсуждает здесь и сейчас – это непонятно никому, даже ему.

– … и надо что-то думать… ты же понимаешь, что в этой ситуации я не могу, не имею права её бросить… трудный выбор, ты не представляешь, как мне тяжело… но я обязан, просто обязан быть с ней… дорогая, ты должна меня понять… ни с кем на свете не могу больше посоветоваться… ты её подруга, ты знаешь…

Ей и так было ясно, какой он выбор сделает, если нужно будет делать выбор. Так уж получилось, что Илона состроила из себя наивную неопытную дурочку, ну, а Имоджин, соответственно – циничную стервозину. И они играли свои роли.

Они прекрасно существовали среди мужчин, и научились с максимальной выгодой пользоваться своей привлекательностью. В зависимости от обстоятельств, из них могли получиться образцовые жёны, или непревзойдённые куртизанки. Но пока что на их пути не попался режиссёр, который бы предложил ту – самую главную в их жизни роль.

…Она всё ещё горела желанием, и бросала на него нетерпеливые взгляды, – когда же эта набитая глупостями баржа, наконец, снимется с якоря?!

– … мне очень легко с тобой… да, я знал, что ты поймёшь меня… Илона – не такая, она обижается, чуть что, с ней невозможно разговаривать… как она видит отношения, когда невозможно откровенно поговорить… что касается интимной сферы – когда нет откровенности во всём, нельзя раскрепоститься… да, ты понимаешь, о чём я говорю… вот, с тобой…

Она чуть не выплеснула ему чай в лицо… но сдержалась – ей всё еще хотелось его.

– … слава богу, ты поняла меня… ведь не могло быть иначе – мы с тобой одинаковые… мы понимаем, что не всё так просто в жизни… чтобы быть объективным, надо видеть объёмное изображение, а не плоское… учитывать все обстоятельства… однобокий взгляд на вещи – это неправильно…

Допив сок, он вышел из-за стола. Ей пришлось проследовать за ним, хоть она и не успела допить свой чай – за размышлениями, что же с ним делать – допивать, или всё-таки вылить Жжольту на голову.

На улице он продолжил свой монолог:

– … да, мы будем встречаться, я не могу отказаться от тебя… возможно, не так часто, и… свидания будут менее продолжительными… наверное, сегодня – последний раз, когда я смогу провести ночь с тобой… я должен уделять Илоне больше времени, ей сейчас нужна моя поддержка… она требует постоянного к себе внимания… конечно, в таком положении… если она узнает про нас, хотя бы заподозрит… знаешь, какая она ревнивая… ты должна понять… вот если б как-то совместить… если ты будешь к ней приходить, и там…

Он наморщил лоб, и тяжело задумался. Она поторопила его:

– … и там?!

Он жестом предложил ей сесть в машину, но она его остановила:

– Нет, давай поговорим на улице.

– Да, тут всё обсудим, и поедем, – согласился он.

– Давай, Жжольт, заканчивай свою мысль!

– … если б ты с ней почаще виделась, подольше с ней бывала… ты бы убаюкала её подозрения, успокоила её… ну, как можно ревновать к лучшей подруге, почти сестре… у нас есть большой загородный дом, ты знаешь… мы переедем с Илоной туда, ты будешь приезжать якобы к ней, подолгу оставаться, и мне будет спокойнее, когда ты рядом с ней… а когда я буду приезжать, и она, успокоившись, отправится спать…

Он снова тяжело задумался, мучительно подбирая нужные слова. Ей вновь пришлось его поторопить:

– … она отправится спать…

– … мы сможем с тобой…

– Говори, изъясняйся по-человечески! – раздражённо сказала она.

– Заниматься любовью! – наконец, вымолвил он.

– Заниматься любовью?!

– Да, а что тут такого удивительного?

И он открыл перед ней дверцу машины:

– Ну, поедем…

Желание растаяло, как лёд в горячей руке.

– Подожди… Давай называть вещи своими именами. Ты по очереди пользуешь двух подружек, затем одну из них выбираешь себе в жёны, а другой отводишь второстепенную роль, и даже предлагаешь украдкой совокупляться в тёмном углу в доме, в котором…

Он перебил её:

– Дорогая, вот уж не ожидал, что ты будешь рассматривать нашу ситуацию так однобоко, узко. Ты ведь должна понимать…

– Как раз это я понимать отказываюсь!

Имоджин собиралась сказать что-то резкое, но, увидев выражение его лица, по-детски глупо-беспомощное, и несуразное при такой внушительной фигуре, неожиданно расхохоталась. Развернувшись, она пошла прочь, на ходу вынимая из сумочки мобильный телефон – не терпелось позвонить Илоне и рассказать ей свежую хохму об их общем парне.

Смех смехом, а проблема осталась. Почему, почему она всегда выбирает не тех парней? Допустим, обедает она в кафе. На неё заглядывается симпатичный мужчина в хорошем костюме. Что делает Имоджин? Отворачивается, принимает надменный вид, быстро разделывается с горячим, платит по счету и убегает. А стоит ей встретить потенциального неудачника, который бросает на неё робкие взгляды и даже мечтать не смеет о том, что такая девушка обратит на него внимание… И она уже томно вздыхает, хлопает ресницами, и громко шутит. А потом удивляется, почему он ходит по ванной комнате в уличной обуви и стреляет деньги до получки.

И следующий её (лично её, а не их общий с подругой) парень, Балаж, оказался с точно такими же тараканами в голове, что и у Жжольта, словно этих зловредных насекомых специально клонировали и заселяли ими мозги всех мужчин, которые попадались ей на её трудном жизненном пути.

– Нет, он же полный кретин, таких ещё поискать! – жаловалась она тогда Илоне. – Ведь только с моим уникальным чутьем среди сотни нормальных мужиков можно найти самого припадочного психа и делать вид, что это самый лучший мужчина на свете!

Этот Балаж, интересный во всех отношениях, оказался потрясающим любовником, но он был женат. Очень страстный, но… такой домашний. В том смысле, что его почему-то не хотелось стесняться, не хотелось думать ни о каком целлюлите и складках на животе – Имоджин чуть ли не в первый раз в жизни ощутила себя соблазнительной в том виде, в котором она есть, а не в том, в каком будет после трёх лет бесконечных тренировок в спортзале. Она стала надеяться, что это начало чего-то большого и серьёзного, а он вдруг признался, что женат. Сказал, что всё это ужасно – то есть прекрасно, но от этого ещё ужаснее, – и что он действительно думал, что любит жену, наверное, и сейчас любит, но Имоджин для него не просто интрижка, он вообще против интрижек, он и не думал, но влюбился, и это что-то особенное…

У неё мозг плавился от его самокопаний и ковыряния в глубинах подсознания. Рассуждая о своих чувствах, он увлекал в черную дыру самоистязаний и её, и… наверное, лучше бы он просто делал своё дело, и поскорее выматывался. Наверное, любая женщина без этого странного дефекта в мозгу, который не позволяет отсеивать маниакальных психопатов, оделась бы и ушла, но у Имоджин был этот дефект, видимо, какие-то генетические нарушения, и она продолжала встречаться с Балажем. Расставаясь с ним, она обещала себе поступать разумно, но, когда он очередной раз звонил, говорила «Да!», и с трепетом ждала его прихода. Они занимались любовью, – после третьего свидания их секс уже можно было назвать любовью, – и говорили. Оказалось, что у них одинаковые вкусы, и им много есть о чем пообщаться. А с наступлением темноты – видимо, в детстве его ночью кто-то сильно напугал – у Балажа начинались приступы самобичевания. Он начинал страдать. Говорил, что не понимает, как жить дальше, что не может без Имоджин, что чувствует себя подлецом, что не понимает, как всё это произошло – и женитьба, и Имоджин… И постепенно, против своей воли, она оказалась вовлеченной в эту его перманентную тоску и вечный плач. Она стала страдать вместе с ним и говорить, что тоже не знает, как всё произошло, и что она против женатых любовников, но ничего не может с собой поделать.

– Да он заурядный, избалованный, инфантильный мужчинка, возомнивший себя Богом! – кричала ей Илона. – Давай завязывай с ним: я уложу его к себе в постель, а ты зайдешь и устроишь сцену ревности! По старой схеме, ОК?

Да, Имоджин хотела по старой схеме, но почему-то именно Балажем ей не хотелось делиться с Илоной. Таким заурядным, избалованным, инфантильным, эгоистичным, мужчинкой, который считает себя Богом, и плюс женатым ко всем своим прелестям. Никакие доводы разума не работали – а может, и не было у неё больше никакого разума.

А болезнь его прогрессировала, и однажды приступ с ним случился днем. Прямо с порога он начал говорить, что не может её потерять, и как сказать об этом жене – они ведь счастливая семейная пара, любят друг друга, и всё такое… Имоджин пришла в себя, только когда он пошёл в душ. Всё поменялось – теперь он сначала имел её мозг, а затем, отымев каждую извилину, подбирался к телу.

Это повторялось три раза в неделю. Они встречались в ресторане – мы друзья, мы друзья, мы друзья, потом в машине жаловались на то, как они любят друг друга, потом он довозил её до дома и уезжал, а через полчаса врывался к ней – и у них был секс.

Она много раз представляла себе его жену и пыталась понять, зачем они поженились. Может, так было удобно? Может, это был такой рациональный подход? Может, она у него сногсшибательная суперпрестижная фотомодель? Правда, тогда он циник… К счастью, он не сказал, что у них с женой уже нет отношений, и что она его никогда не любила. Иногда Имоджин сходила с ума от желания узнать, как выглядит его жена, чем занимается, но друзья её уберегли: оказалось, что у неё с Балажем есть общие знакомые, они-то и доложили, что жена у него – успешная молодая женщина, которая искренне его любит и на седьмом небе от счастья.

– Илона, остатками мозжечка и гипофиза я понимаю, что надо всё это прекращать, но ты же сама видишь, это выше моих сил! – каялась она подруге. – Я не могу!

Илона искренне удивилась:

– Ты чего, влюбилась? В этого придурка?

– Нет, конечно… Не знаю…

Сочувственно посмотрев на Имоджин, Илона покрутила пальцем у виска.

А потом страдать стало скучно. Балаж заговаривал о том, что признается во всём жене – пусть она решает. Имоджин бросалась на него, уверяла, что ещё рано, что они должны определиться (с чем?!), он уезжал, тут же возвращался, секс был неизменно ошеломительный.

Так вот в чем дело! – осенило Имоджин. – Именно взрыв эмоций и выброс адреналина донельзя обостряет чувственность!

От замужних подруг она слышала, что самый бурный секс бывает после бурной ссоры, это, так сказать, бурное примирение. «Почему бы нет? – решила Имоджин. – Если я такая, что готова терпеть всяких ненормальных придурков, а симпатичный, успешный, богатый придурок лучше всех остальных, так почему не он? Правда, Балаж немножечко женат, но, с другой стороны, именно на этом и строятся наши садомазо-отношения». И она представила себя в кожаных ботфортах, маске, и с семихвостной плеткой в руках. Действительно, почему не ролевые игры? Ведь на улице Ваци она только тем и занимается, что разыгрывает отношения, и неплохо на этом зарабатывает.

– Но это ужасно, зачем тебе псих? – возмутилась Илона, которой вечно всё не так. – Он ненормальный, извращенец, мазохист! На твоём месте мог оказаться кто угодно – ему просто нравится изменять, страдать, чувствовать себя виноватым. Может, его мама в детстве ругала, била сковородкой по башке, и он без этого теперь не может?

– Так это здорово, у нас идеальная пара…

– До тех пор, пока он не развелся и не женился на тебе. Тогда он будет изменять уже не ей, а кому, как ты думаешь? Тебе, дорогая.

– А кто сказал, что я за него выйду?

– Имоджин, тебе нужно найти такого, кто бы полюбил конкретно тебя, а не твою плётку.

– Черт тебя дери, Илона, давно такая умная стала?!

Как раз в то время у Илоны появился перспективный жених, и она стала больно много умничать, и даже стала реже появляться на улице Ваци.

И в тот момент, когда Имоджин открыла для себя всю прелесть нового подхода к их с Балажем отношениям, именно из-за этой улицы у них начались проблемы. Он случайно увидел, как в сопровождении двух иностранцев они с Илоной зашли в заведение, проскользнул следом, и устроил сцену ревности. Да, Имоджин нужны были эмоции, но всему своё время и место! Она настолько разозлилась, что не пошла за ним, когда вышибалы выдворили его на улицу. Потом, когда они с Илоной, как обычно, развели клиентов на дорогую выпивку, и улизнули через черный ход, бармен, выплачивая комиссионные, сообщил, что «тот придурок всё еще ждёт у входа». Она в ответ лишь усмехнулась: «Его проблемы».

Мобильный у неё был отключен, а домой к ней в тот вечер Балаж не поехал – видимо, торопился к жене. Зато вломился на следующий день и закатил истерику. Имоджин не повела и бровью. Ему-то какое дело, чем она в стрип-клубе занималась. Да хоть крутилась у шеста, терлась попой о клиентов, или даже обслуживала их в приватной комнате, она свободная женщина. Ей же не приходит в голову устраивать скандал у него дома, хотя он сто процентов трахает там женщину, которая, пусть и жена ему, но для неё, для Имоджин, это такой же посторонний человек, как для него те иностранцы.

Но этими логичными доводами она не успокоила его, а только усугубила драму, в которой, как ей казалось, не было никакой драмы. Балаж зарыдал, стал биться головой о стену, и говорить, что так больше нельзя. Ей так и не удалось понять, что и почему нельзя – вся эта сцена показалась настолько омерзительной, что она быстренько вытолкала сумасшедшего дружка на лестничную клетку и отключила всё, что могло зазвонить: дверной звонок, домофон, и телефон. До неё дошло, что садист из неё никудышный. Что ж, очередное разочарование.

На следующий день он позвонил, и она скрепя сердце согласилась с ним встретиться – в ресторане. Обед проходил в привычных разговорах о страданиях, и, – с учетом недавнего происшествия в стрип-клубе, – о падении нравов. Отвлекшись от этой смури, она попыталась подумать о чем-то приятном. Друзья недавно донесли, что Балаж купил жене кожаную сумочку модного в этом сезоне лилового цвета за четыреста долларов, и Имоджин захотелось такую же. И она ему прямо сказала об этом, прервав его унылый бубнёж. Балаж сделал вид, что не расслышал – с деньгами он расставался без особого воодушевления. За всё время их знакомства подарил ей только перьевую ручку Паркер – Имоджин сказала, что работает в модном журнале, пишет статьи. Потом, конечно, пожалела, лучше бы придумала легенду о том, что работает крановщицей и мерзнет на высоте, может, он подарил бы куртку.

Балаж продолжал прикидываться глухонемым, тогда она напомнила про сумочку, язвительно прибавив:

– Ты ведь намекнул, что я шлюха. А все продажные женщины удовлетворяют мужчин за деньги. И я – не исключение.

Внезапно он воодушевился – видимо, воспринял это как некую игру, и пообещал, что завтра же они поедут в магазин, и купят ей сумку. Но она была непреклонна:

– Я бы не хотела тебя утруждать. Будет лучше, если ты мне дашь наличными и я сама куплю себе то, что мне нужно.

Он сразу сник, и начал что-то лепетать о том, что нельзя вот так ставить вопрос ребром: или-или, и что дорогие подарки – это дело спонтанное, что отношения должны быть искренними. Больше она ничего не сказала про сумку, а когда подъехали к её дому, вспомнила его, плачущего, бьющегося головой о стену. Ей стало неприятно, и она вспомнила способ, которым отшивают женатиков:

– Балаж, я больше так не могу.

– Имоджин, но ведь я…

– Ты должен принять решение, – отрезала она. – Мне надоело ломать себе голову, ты – мужчина, ты и решай.

– Но почему я, и что, в конце концов, я должен решить?

– А о чём мы с тобой талдычим постоянно? О нас с тобой, черт возьми, о наших отношениях! Ты заварил эту кашу, так волнуйся, переживай, решай сам, что нам всем, включая твою жену, делать.

Он картинно развёл руками:

– Но ты же выбрала свой путь – улица Ваци…

Она кивнула в сторону своего подъезда:

– Отлично, я не против. Вход в квартиру стоит четыреста баксов, оплата сразу.

Сначала он возмутился, потом, обратив всё в шутку, попытался её поцеловать, но она, увильнув, выскользнула из машины. Балаж что-то кричал ей вслед, но она, не оглянувшись, зашла в подъезд.

Он уехал, и, как обычно, через полчаса вернулся, и попытался проникнуть в подъезд, но она его не пустила. Несколько раз Балаж звонил на мобильный, просил прощения, говорил, что понимает её душевное состояние, но и она должна его понять; и не надо было убегать от него из стрип-клуба, а объясниться на месте, и тогда было бы всё по-другому, может быть именно в тот день он бы ушёл от жены, а теперь, что же теперь им всем делать… Она отключилась, не дослушав.

Он объявился через месяц и по привычке принялся ломиться в подъезд. Имоджин не открыла. Тогда по домофону он сказал, что больше не может держать всё в себе и признается во всём жене.

– Ну, это очень даже благородно – избавить ещё одну женщину от такого идиота, как ты! – вложив в слова максимум злорадства, ответила Имоджин.

Она закрыла эту тему, но начинать новую не было ни желания, ни сил. Чувствовалось тотальное бессилие, опустошенность; мир потускнел. Не потому, что рассталась с парнем, а потому что он, очередной из уже длинного списка, из всех психопатов оказался самым дурным и вынес напрочь ей весь мозг, и если так пойдёт и дальше, то очень скоро её положат в психиатрическую клинику. И она решила сработать на опережение, и обратилась, тайком от Илоны, к сексологу.

– На что жалуетесь? – обволакивающим голосом спросил профессор, внешним обликом напоминавший обаятельно-нелепую куклу «дотторе» из итальянской комедии дель арте.

– Катастрофическое сознание, сформированное в результате последствий детской психотравмы, породило во мне ряд девиаций, – без запинки проговорила Имоджин, – в общем, у меня, кажется, слишком много мужчин и они мне почему-то не нравятся.

Доктор попросил изложить всё по порядку, и она рассказала последние три случая.

– Насколько я понял, вас интересуют только ваши собственные ощущения, вы хотите только получать, ничего не давая взамен.

– Но… простите, это же я отдаюсь, а не какая-то другая девушка. И парни, в общем-то тоже кончают.

– Может, я вас неправильно понял. Вы очень много говорили об удовлетворении своих потребностей, и практически ничего – о том, что было нужно вашим молодым людям. Поэтому у меня сложилось мнение, что вы стремитесь быть похожей на образ, культивируемый модными женскими изданиями – образ сильной независимой женщины, меняющей мужчин, как перчатки. Феминистки, что ли, хоть я не люблю это слово, но здесь оно уместно.

И доктор попросил повторить вкратце уже сказанное, или внести дополнения. Имоджин припомнила ещё один случай, и, обобщив все четыре, добавив некоторые детали, сказала, что было совсем по-другому – она подстраивалась под мужчин, под их нелепые капризы.

– Но сейчас получается совсем наоборот! – удивленно воскликнул доктор. – Теперь выходит, что вы – жертва! Так как на самом деле?

Копнув поглубже, Имоджин привела ещё примеры, в которых фигурировали отвергнутые ею мужчины. Они казались ей вполне достойными и тогда, и теперь, но она не понимает, почему отказала им, ведь каждый из них был гораздо лучше, чем… взять хотя бы Балажа.

– Балаж и Жжольт воспринимались вами как сексуальные партнеры, не более того, а про тех, отвергнутых, вы говорите как о потенциальных мужьях.

Она подтвердила, что доктор, наконец, понял её правильно.

– Так ведь это обычная житейская проблема: один человек не может вмещать всё лучшее, и поскольку у нас в стране практикуются моногамные браки, вам придется выбирать, что вам больше по душе – скучный семьянин, к которому вы не испытываете особого желания, или объект страсти, но с некоторыми заскоками. В обоих случаях издержки неизбежны.

Имоджин задумалась.

– Да, но… Бывали случаи, когда…

И она привела примеры, в которых выступила форменной стервой, отшив парней, которые нравились ей как мужчины, и в то же самое время были отличной партией.

– Может, там не было любви? – предположил доктор.

Она покачала головой:

– В одного я даже влюбилась, и в других была готова.

– Давайте поподробнее про того, в которого влюбились.

Тут Имоджин вспомнила ещё несколько случаев, когда напропалую флиртовала, и ей почему-то доставляло удовольствие сводить всех с ума, а потом, в самый последний момент, отказывать. И она, чтоб не упустить из виду, сразу же их выложила. Доктор терялся в догадках.

– Судя по данным конкретным случаям, вы – самая что ни на есть эксгибиционистка. Вас не интересует секс, удовольствие вы получаете в момент отказа от него. Но из анамнеза явствует, что интимное общение вас очень даже интересует. Может, расскажете всё в хронологической последовательности. Скорее всего, это этапы вашего развития как женщины. То, что вы заводили мужчин с целью бросить в самый интересный момент – возможно, вас перед этим кто-то обидел, и вы подсознательно мстили не обидчику, а всему мужскому роду. Вспомните, что было до этого.

– Никто меня никогда не обижал, в основном обижала я сама.

– Так, давайте по порядку: когда был период отказников, когда был период суррогатных партнеров, период взаимной любви… период такой, период другой. Дайте хронологию событий, чтобы я уловил некоторую закономерность. Повторяю: скорее всего, все события – этапы вашего становления как зрелой женщины. Вы привлекательны, и…

Договорить ему не удалось, она его огорошила – так, что он нервно затеребил свою бородку:

– Нет никаких этапов, доктор, это происходит со мной постоянно, одновременно, в режиме нон-стоп.

Очнувшись от шока, профессор начал говорить, и она постепенно пришла к пониманию, что плохая была затея – визит к специалисту. По крайней мере, жила бы спокойно, и ей не пришлось бы узнать, что мир населяют исключительно фроттеристы, порнофилики, интимофобы и сексоголики обоего пола. И во всей этой теплой компании главный больной – она сама. Если бы она только знала, куда её заведет врожденная тяга к экспериментам, то, не колеблясь, перечислила бы докторский гонорар в фонд защиты выхухоли. Всё стало ясно. Её беспорядочная сексуальная жизнь обрела очертания стройной клинической картины. Из черной глубины бессознательного с осуждением взирала череда экс-бойфрендов и случайных кавалеров, имевших несчастье плениться её красотой.

Она попыталась оправдаться:

– Я не виновата, что на первом же свидании с мужчиной вижу весь сценарий отношений, и мне сразу становится неинтересно. Отсюда появление таких, как два последних обморока.

– Способность видеть наперед сценарий пришла к вам с опытом. А опыт вы получили, потому что…

Профессор щедро высыпал кучу диагнозов, и она снова пожалела, что сюда пришла. Причем выбрала одного из лучших специалистов. Был бы не такой маститый, наверняка бы выдал меньше оскорблений. И Имоджин ринулась на защиту своей чести:

– Вы считаете, было бы лучше, если б я, как тупая курица, привязалась к какому-нибудь мужлану, терпела от него унижения, и он был бы для меня свет в окошке, потому что я другого ничего не видела?

– Зато сейчас вы ищете совершенного мужчину, а такого найти практически невозможно.

– Возможно! – запальчиво сказала она. – Только такие мужчины – самые скучные из всех.

Профессор, очевидно, ждал этих слов, с первых минут ему стало всё ясно, и беседа от начала до конца проходила по уже проложенному им маршруту. Он встал, прошёлся по кабинету, посмотрел в окно, затем, опустившись в кресло, торжественно произнес:

– Извините, я был не прав. Вы не больны. Просто слишком сосредоточены на себе. Вспомните, когда последний раз вы совершали добрый, бескорыстный поступок.

– Я часто подаю нищим.

– Это не то. Вы должны сделать что-то по-настоящему значимое – поставить интересы другого человека выше собственных.

Имоджин представила, как объекты её нечеловеческой доброты в ужасе разбегаются по углам.

– Доктор, а может, вы что-нибудь придумаете? У вас всё-таки опыт.

– Вообще-то, добрые поступки не по моей части, – обаятельно улыбнулся профессор. – Но если вы настаиваете, могу предложить вам роль суррогатной партнерши.

Дальнейший рассказ светила поверг её в состояние культурного шока. Оказалось, что избавление от сексуальных расстройств – невероятно интригующий процесс. Особенно занятно выглядит лечение женской аноргазмии и мужской импотенции. В первом случае в ход сначала идут безобидные с точки зрения нравственности гормональные препараты, затем доктор и пациентка совместными усилиями пытаются нащупать оргазменные пятна с помощью подручных средств из секс-шопа. На этом зона ответственности доктора заканчивается – сексологу запрещено прикасаться к гениталиям пациентки. И тогда на помощь приходит суррогатный партнер.

– Что-то вроде мясного вибратора? – уточнила Имоджин.

– Ну зачем так грубо? Суррогатное партнерство – это тяжелый труд, сопряженный с серьёзным психологическим напряжением. В США и некоторых других странах этому учат на специальных курсах, и даже дипломы выдают. У нас права и обязанности таких «партнеров» не определены врачебным кодексом, поэтому сексологи часто используют в таком качестве своих бывших пациентов. А знаете ли вы, что импотенция и преждевременное семяизвержение – основная причина самоубийств молодых мужчин в цивилизованном мире?

Доктор явно бил на жалость.

– Многие просто не знают, что эти проблемы лечатся. И не только медикаментозно. Неоценимую помощь могут оказать суррогатные партнерши. В США, например, ими охотно становятся студентки, изучающие психологию, – это же отличная практика для молодого специалиста! А у нас – сами понимаете, предрассудки, косность мышления. Ну, пока, и не у всех…

Имоджин почувствовала себя косной, наполненной предрассудками, и подумала, что недостаточно современна. Тем более – нет нужного диплома.

– А почему бы вам не обратиться к профессионалкам – вон их сколько по обочинам стоит.

– Что вы! Проститутки тут не годятся. Вы только представьте, насколько это тяжелый, неблагодарный труд. Да и деньги не большие – долларов пятьдесят за сеанс. К тому же дамы с обочины, как правило, излишней рефлексией не страдают. Такая запросто может ляпнуть что-нибудь вроде «ну давай уже, лох педальный». И всё, у пациента – суицидальный синдром. Нет, тут нужны тонко чувствующие, душевные натуры.

И профессор выразительно посмотрел на Имоджин.

– Решать, конечно, вам. Разумеется, можно отказаться. Соглашаются вообще не многие. Завтра в три часа ко мне придёт Эмиль. Ему двадцать пять, он ваш ровесник. Красавец. Защищает диссертацию. Вырос без отца, мать-алкоголичка. Всю жизнь парню изуродовала и ещё деньги из него тянет.

– А вдруг он в меня влюбится?

– Ни в коем случае! Он потом даже смотреть на вас не захочет! Кому приятно общаться с женщиной, которая знает, что вы были импотентом.

Аргумент звучал убедительно. Чувствуя себя помесью Чипа, Дейла, и матери Терезы, Имоджин пообещала, что придёт.

– Только не одевайтесь, как на подиум, это может отпугнуть! – предупредил профессор. – Сейчас вы выглядите вполне, но мне кажется, надо немного поскромнее.

На ней был недорогой джинсовый костюм, и она поинтересовалась, как должна выглядеть суррогатная партнерша, чтобы пациент, увидев её, не полез в петлю.

– Какой-нибудь льняной костюмчик цвета топленых сливок, или что-то подобное. Подберите, если есть, – конечно, специально покупать не надо.

И профессор принялся наставлять по части белья.

– Все эти мифы о сексуальном белье – полная чушь. Кружева и гипюры – это, конечно, эстетично, но возбуждает далеко не всех. Беспроигрышный вариант – классические белые трусики, точь-в-точь такие, какие он видел на однокласснице, когда заглядывал ей под юбку. Сексуальность, милая моя, складывается в подростковом возрасте.

Следующий вопрос её удивил. Профессор поинтересовался, есть ли у неё дома книги.

– Да, около тысячи томов. Но не читать же мы туда едем.

– Не годится. Эмиль может почувствовать себя неуверенно.

Оказалось, что для суррогатной партнерши особенно важно не произвести впечатления слишком умной, а значит, требовательной женщины. Наличие библиотеки было признано отрицательным фактором. В результате Имоджин получила бумажку с адресом «симпатичного семейного отеля» – бывшей гостиницы офицерского состава.

План-кинжал, разработанный профессором, был прост и незатейлив: ровно в три часа она заходит в кабинет – как бы забрать рецепт для мамы. Как бы случайно видит там Эмиля. И если он не вызывает у неё рвотного рефлекса, они отправляются в отель.

Итак, на следующий день она была в правильной юбке, подходящих трусах и без макияжа. Будущий пациент её удивил. Заподозрить хорошо воспитанного, почти двухметрового шатена в мужской несостоятельности было так же сложно, как её в коллекционировании спичечных этикеток. Экстерьер импотента резко снизил самоуничижительный пафос акции. Стало даже обидно, что этот красавец никогда в неё не влюбится.

То, что произошло в гостинице офицерского состава, можно было назвать как угодно – оплакиванием нефритового жезла, провалом клинических испытаний и даже банальной суходрочкой. Единственное, чем это нельзя было назвать, так это «добрым бескорыстным поступком» эгоистки Имоджин. Даже в таких неблагоприятных обстоятельствах она умудрилась получить удовольствие от так и не вылеченного ею партнера. Если не такое… так пусть будет… другое!

На этом историю можно было б и закончить, но Имоджин, вопреки предостережениям доктора, пригласила Эмиля в гости. Пациент не возражал.

В тот вечер она открыла новый, доселе неизвестный человечеству афродизиак – трёхкилограммовый том «Жития святого Геллерта». В момент, когда библиографическая редкость рухнула на партнеров вместе с книжной полкой, на свете стало одним импотентом меньше.