М.С.

Глава 4

За время войны даже в столичных частях отвыкли от пышных церемоний встречи начальства. Однако, эта танковая дивизия исключение. И причина — захваченные в самом конце войны на железнодорожной станции два мирренских трехосных легковых автомобиля повышенной проходимости знаменитой марки ''Две звезды''. Император Тим именно на таких машинах принимал военные парады. ''Реклама'' сыграла свою роль, и комдив, уволившись в запас, одну прихватил себе. Вторую, надраенную как на парад, даже с флажком с эмблемой дивизии, отправили встречать нового комдива.

Для встречи выстроилась рота с оружием и дивизионный оркестр.

После возвращения в места постоянной дислокации, своими силами соорудили памятник павшим: водрузили на постамент прошедший всю войну старый тяжелый танк. На броне башни — боевой путь. Во многих землях империи, и даже на другом материке побывала машина. Степи, предгорья, леса, пустыни, и главное, всё созданное человеком для уродования ландшафта повидала машина. И обрела заслуженный покой. В последние года войны на танке возили знамя дивизии. Теперь у его гусениц принимали присягу.

Когда-то давно дивизия была кирасирским полком. Много воды с той поры утекло, но и сейчас на парадах офицеры ходят в кавалерийских сапогах со шпорами, и носят огромные палаши, а рядовые и сержанты обязательно посылают домой фотографию — в надраенной кирасе, кивере чёрной кожи с золотым гербом и темно-синим султаном на вороном скакуне, такой же темно-синий черпак покрывает коня, на черпаке- золотые вензеля С и III. Сордар III, император в правление которого сформирован полк. Цветные фотографии страшно дороги, но такую за счет части получит и писарь, и повар. Их делали даже на фронте, а кирасы, кивера и прочее возили на знаменном танке. Хуже было с конями, зачастую довольствовались артиллерийскими. Но как война кончилась, купили двоих жеребцов прославленной породы. На них никто не ездил, их держали только для того, что бы каждый солдат мог послать домой снимок.

Танкисты есть ''Старые'' и ''Новые''. Дивизии ''Старых'' когда-то были переформированы из кавалерийских полков. В столичных парадах принимали участие части 1-й дивизии, выводившие свою историю от ''Чёрного отряда'' Дины II. ''Новые'' — части не имевшие давней истории.

Дверца распахнулась. Первой на подножку шагнула нарядно одетая девочка лет трех-четырех. Слезла на землю, и деловито направилась изучать переднее колесо машины.

За ней вылезла коротко остриженная молодая женщина в танкистской куртке, лосинах для верховой езды и кавалерийских сапогах со шпорами. Как-то странно посмотрела на офицеров.

Машина открытая, и спрятаться в ней невозможно. Водитель так и сидит, а искомый генерал-майор все не появляется.

Прошло секунд десять.

Женщина саркастически ухмыльнулась, тяжело вздохнула, уперла руку в бок, второй небрежно пробежала по застежкам. Резко откинула полу вбок, и отвела за спину.

На груди три золотые звезды, под ними — ряд орденов и нашивки за ранения. Погон не видно, но генеральская петлица просматривается. Равно как и чёрный цвет танкистского мундира.

— Не думала, что в танковых войсках так много людей, которым я не известна.

Офицеры неуверенно переглядываются. Кто-то толкнул соседа и прошептал:

''Это она! Наша принцесса с парада!''

На слух комдив не жалуется.

— Будем считать церемонию приветствия завершенной.

Журналы видели все, но как-то позабыли, что фотографии делаются с живых существ из плоти и крови.

А машину генерал забраковала, забрав для личных целей тяжелый мотоцикл.

На башне танка комдива вместо стандартного номера крупно намалеваны белым буквы М и С, обе кириллические. Так что в дивизии никто не задумывается о взаимосвязи этих инициалов с личностью автора скандально прославившегося романа ''Под Ан' д Аром''.

Генерал командир дельный, крепко не любят её только офицерские жены и дочери, главным образом из-за полного отсутствия у комдива представления о каких-либо манерах. И обожают судачить, кто отец очаровательной малышки, а так же с кем из молодых, уже послевоенных лейтенантов спит матушка.

Лейтенанты, хотя и уважают комдива, тоже не прочь посудачить между собой, с кем из старших офицеров у неё излишне непринужденные отношения.

Старшие же, достаточно быстро поняв, что ордена генерал получила вовсе не там, где их обычно члены Великих Домов получают, признали генерала человеком из одного с ними теста.

Частенько гуляют в маленьком парке военного городка женщина-генерал и маленькая девочка.

Иногда генерал с дочерью ездят в город. Бесшабашное их высочество на мотоцикле, дочь сидит перед ней. Ни та, ни другая не надевают касок, хотя далеко не каждый разведчик осмелится гонять с такой скоростью.

Что комдив дочь императора знают все, только никого не волнует, законная или нет. Знак на башне помнят все, а что значит — не наше дело.

Парады, награды, известность — все это хорошо, но на одних парадах далеко не уедешь. Генеральские погоны в двадцать с небольшим — неплохо. Но должности надо соответствовать. А не блистать в генеральском автомобиле. Тем более — блистать- не про нас. Дел куча. На данный момент главное — обучать личный состав использовать новые танки. Да, экипажи сколоченные, но на монстрах этих не привычные дизеля, а новые многотопливные двигатели, плюс синхронизатор пушки и автомат заряжания. Для улучшения хорошего настроения, присланы ещё пяток экспериментальных машин с каким-то огнеметом новой конструкции вместо пушки. И полное отсутствие каких-либо пособий на всё это хозяйство. На том параде вели танки заводские водители, а танкисты только из люков торчали. Сводному батальону удалось с машинами хоть как-то ознакомиться исключительно благодаря статусу Марины.

Кататься на парадах легко, а знай миррены как хорошо освоены новые танки личным составом — получили бы массу положительных эмоций.

Так что, в мыле все. Никто не верит в прочность мира.

Однако, должность генерал-инспектора танковых войск почему-то упразднили, а его самого назначили командующим военным округом. Генерал славился вздорным характером, имел непомерные амбиции. Во время войны все так или иначе связанное с оснащение и применением танковых войск проходило через него. Но война кончилась, и генералы из столичного военного округа (как острили в армии, округа где самый высокий процент генералов на душу населения при наименьшем количестве дислоцированных частей) занялись любимейшим делом — интригами и коллекционированием орденов. И имевший дурную привычку в любой кабинет открывать дверь пинком ноги, генерал стал просто неугоден. Мешал не столько он сам, мешало его право доклада императору, и непосредственное подчинение только ему. Особенно на него были обижены в министерстве вооружений, ибо как то раз на демонстрации новых образцов боевой техники обо всех машинах созданных министерством, генерал изволил выразится с солдатской прямотой на родном языке императора ''Полная х***я. Гореть хорошо, воевать невозможно''. А ведь пахло большим заказом. И деньгами. Такое не забывают. На вооружение приняли образцы, за которые ратовал генерал. Император послушал профессионального танкиста. А Безопасность проследила, что бы директора заводов не вздумали выпускать образцы министерства вооружений. А то были уже в прошлом прецеденты. Но с императором генерал не слишком ладил. И фактическую отставку (формально генерал пошел на повышение) подписал без колебаний. Хватает трений с соправителями да Бестией в нагрузку.

И теперь вместо одного генерал-инспектора да технического отдела при нем сидит в столице целое бронетанковое управление аж с пятью генералами (не способными из-за своих габаритов поместиться даже в сверхтяжелый танк) во главе, да штатом из нескольких сот тыловых бездельников.

Бронетанковое управление это вам не генерал-инспектор! Мыслительный процесс пошел со скрипом немазаной телеги. Первые же инструкции нового ведомства привели танкистов в полное обалдение с плавным переходом в коматозное состояние.

Издана инструкция по сбережению моторесурса. Марина прочла. Витиевато выругалась. Новые танки только получены, но эксплуатировать их нельзя. Беречь материальную часть надо. При этаком-то букете технических новинок. Только у нормальных людей вопрос возникнуть может: Как танкист будет воевать на технике, которую видел только в гараже, и то издалека?

А для обучения личного состава на каждый батальон обещали прислать по десять Т-26…

Попадись автор инструкции Марине — позавидовал бы защитникам Государства Церент.

Молодая генерал в тот же вечер была в столице. Бронетанковое управление в результате чуть не взорвалось, от подобного визита. Но никого из жирнозадых начальников в наличии не обнаружилось. Чинуши рангом пониже были подчеркнуто вежливы, и мастерски переправляли её от одного к другому. Марина взмокла, носясь по этажам, съездила примерно по паре десятков чиновьих рож, переколотила массу посуды в буфете ''Управления'', съездила ещё по нескольким мордам, и уяснив, наконец, что ничего от дармоедов этих не добьется, пообещала вернуться завтра, и приготовить генерал-полковничий салат, в том смысле, что туши жирнозадых послужат основным ингредиентом, конечности и головы чинов рангом пониже украшением сверху, а кухонным ножом выступит отодранный с пожарного щита топор. Топор во избежании и в самом деле отодрала и с собой утащила.

Немного остыв, Марина призадумалась. А ну как будь она только генералом, а не ненаследной принцессой. То что тогда? Стоять ведь будут бронированные монстры в своих гаражах, а экипажи знать не будут, как толком к ним подойти. Лично её мат и мордобитие в управлении ничего не решили. Ладно, хоть просто слушали. Из-за статуса. Поначалу. А любому другому комдиву сказали бы ''Кру-гом. Шагом арш!'' А на прием к министру или кому повыше простому комдиву не пробиться…

Так где же у нас главный бардак?

Стоп! Она-то комдив не простой! И не только к министру без проблем пробьется! Впрочем, от её визита император был явно не счастлив. Правда, узнав о цели визита стал ещё менее счастливым. Кажется, кому-то в Управлении больше не придется полировать задами казенные кресла. Ну, что поделаешь, очень у Его Величества болезненная реакция на словечко саботаж.

Марина чуть не получила должности генерал-инспектора.

А что делать с инструкцией? Император тоже при случае мог разнообразить язык солдафонскими словечками. И прямо порекомендовал авторам засунуть её себе… Ну, понятно куда!

Теперь на танкодроме и в мастерских дым коромыслом во всех смыслах слова. О пережженном топливе да всяких там сбережениях никто больше не заикается.

Новость о расформировании управления и назначении нового старого генерал инспектора прошла почти незамеченной.

— Да что же тут, в конце-концов творится? Какие бомбежки? Какой десант? Что за ракетные танки? — Марина откровенно бесится. Связи с командованием округа нет, в соседнем городе пожары от бомбежек, эфир заполнен переговорами на непонятном языке.

Глава администрации в панике, несет какую-то околесицу, просит то защитить их неизвестно от кого, то умоляет прислать солдат для тушения пожаров и разбора завалов. Осмысленного удалось вытянуть — связь с вышестоящими структурами и у него полностью отсутствует.

Что же тут в конце концов творится? Ну, да с этим после разберемся. Пока других дел хватает. Дивизию подняли по боевой тревоге и спешно готовят к маршу. И бою. Достоверно известно одно: десант и в самом деле высаживается. Из столицы несколько дней назад под строжайшим секретом передали: между МИДами уже второй месяц идет жуткая перепалка о неизвестных самолетах, систематически нарушающих воздушное пространство сторон. На большой высоте случаются, залетают на тысячи километров в глубь территории. Перехватчики их достать не могут. А от принадлежности самолетов стороны старательно открещиваются.

Как бы там ни было, а под видом больших учебных сборов обе стороны начали скрытую мобилизацию. Вроде как на всякий случай.

Внизу болтали ''неужто опять?'', на верхах декларировали мир и взаимное уважение.

А чем кончилось?

Только вот понять никто не может, что же такое началось.

Военный городок, парки и мастерские несколько раз бомбили.

Вся техника и личный состав в окрестном лесу. Танки врыты в землю и замаскированы. Марина после первых сообщений о бомбежках на свой страх и риск объявила боевую тревогу. С вышестоящими она всегда договорится, а если сто тонные гиганты сгорят с гаражами, складами ГСМ и боепитания… Это как-то никому (кроме тех, кто с небес всякую тротилосодержащую гадость в изобилии сыплет) оптимизма не прибавит.

Всем хорош командир разведроты, только разговаривать без присовокупления деталей совокупления с неизвестной матерью попросту не умеет. Ходят слухи, даже на вручении Малой Звезды командующему фронтом умудрился ответить:

''Служу народу и императору, его мать!''

Рация взревела:

— Контакт, твою мать!

Пять секунд.

— Разведгруппа, их мать! На трех машинах, их мать!

Ещё через пятнадцать.

— Бьем, их мать.

Через полминуты.

— Горят, их мать. Едем дальше, твою мать!

''Это деятель в постели с Кэреттой! Вот уж действительно, оргия будет воистину вашу мать!''

— Потери?

— Ни ***. Какую-то там мать!

Проезжая мимо, Марина высунулась из башенного люка. Машины горят, две на левой обочине, одна на правой. Все бы ничего, но военная техника каждой страны очень индивидуальна, и имеет какие-то необъяснимые общие черты. Поставь рядом танк, самолет, орудие, грузовик, пусть одинаково выкрашенные, но сделанные в разных странах — наметанные глаз сразу определит, где чей, даже если чего-то никогда и не видел. Какое-то в них национальное родство присутствует. Легко отличить свои от чужих. И даже если появится что-то новое — будет преемственность с уже известным.

Это же… не мирренское. Нету в машинах их фирменного тяжеловесного изящества, острота и стремительность в линиях. Парадоксальные ребристые колеса.

Только сейчас все изломанное и мертвое. Сначала исхлестанное разрывными и бронебойными пулями крупнокалиберных пулеметов, а затем доломанное свежесделанными гусеницами.

— Нашли убитого десантника.

— И что такого? — огрызнулась Марина. Подпалить пяток трехосных джипов — сомнительное ''достижение'' для сверхтяжелых танков. Мечемся в поисках противника, жжем топливо. На складе — одна заправка, да и ту ещё надо довезти. Кстати, о данном вопросе.

— Капитан, с ротой мотопехоты займите нефтебазу вот здесь — она ткнула пальцем на карте — обеспечьте охрану, потом пришлю наши бензовозы.

Тот лейтенантик не уходит.

— И что же в нем такого интересного?

— Это не человек.

Хотя и похоже по фигуре. Бросилось в глаза снежно-белое обмундирование чуть ли не в обтяжку. Сухощавый мужчина лет тридцати, лицо узкое с тонкими чертами и очень длинными заостренными ушами причудливой формы. Это что, продукт мирренской генной инженерии?

— Снайпер, — пояснил кто-то.

— В бордельных штанах? — не поверила Марина

— Понимаете… Когда застрелили. Он в камуфляже был. Нормальном. Потом пожелтел. Сейчас вот такой.

— Винтарь его где?

Протягивают. Длинный и легкий, зараза, из металла, похоже, только ствол, приклад из белого пластика и с растительным орнаментом, выложенным серебром; прицел похоже с подсветкой, да еще и ночного видения, собака, маленький какой, не то что наши амбары с забралом.

— Прицел, часом, цвета не менял?

— Менял.

— Кто бы они ни были, а то что у них под боком танковая дивизия околачивается, явно прохлопали, благо такими ушами хлопать сподручнее.

Самоходные гаубицы натружено гудят, сползая с дороги в лес. Все-таки двигатель слабоват для такого шасси. На удлиненный корпус среднего танка в легкобронированной открытой рубке водрузили 150-мм гаубицу. Пусть броня полегче чем на базовом танке, но гаубица-то тяжеленная.

Батальон тяжелых танков, атакуя эшелонированную оборону всегда наступал имея за боевыми порядками роту штурмовых танков — тяжелобронированных малоподвижных машин, вооруженных короткоствольными 250-мм орудиями в рубке. Однако, фугасный снаряд ''обрубка'' с гарантией превращал любое полевое укрепление в комфортабельный склеп для гарнизона. А бетонные доты низводились до уровня кладбищенского монумента, построенного по проекту пьяного художника-абстракциониста.

Столь часто практиковалось размещать в танках офицеров-артиллеристов, корректировавших огонь тяжелых гаубиц из ближнего тыла.

Сажали в танки и летных офицеров, но Марина подобную практику откровенно не жаловала, ибо на фронте при атаке под удары своих бомбардировщиков попадала не многим реже, чем мирренских.

Зато первые две тактики танковой атаки были излюбленными Мариной, и на учениях она неоднократно с успехом комбинировала их.

А сейчас предстоит продемонстрировать на что ты годен на 200 %, если не на 300 %. Связи с соседями нет, связи с командованием нет, авиационная поддержка отсутствует по определению.

Есть только ты. И неизвестный, но сильный противник.

— Это не ловушка? Может, макеты выставили?

— Большое количество личного состава и инженерных машин. Не похоже.

— Что со связью?

— Труба.

— Ладно, не маленькие. На артподготовку — полчаса. Начало — в 21. 00.. Всем установить приборы ночного видения. Атака — в 21.30. Артиллерийским наблюдателям — на танки командиров рот.

Паника, не паника, а организованное сопротивление как таковое отсутствует. Отбиваются кто, и как умеет. Легкие танки подбиты очень быстро. Но нехороший признак: в кромешной тьме, освещаемой только вспышками разрывов, огнем горящих машин и невидимым светом инфракрасных прожекторов, они ориентируются едва ли не лучше грэдов. Краем уха М. С. слышала о датчиках, реагирующих на освещение машины инфракрасным лучом. Нам не досталось, а мы отдуваемся.

А они бьют кумулятивными гранатами, прыгающими минами, ампулами с чем-то вроде напалма и управляемыми ракетами. Совсем в упор могут и ручную гранату кинуть. Броня ТТ-18 все это выдерживает, но это грибовидный корпус да такая же башня спасает. Шестнадцатым бы досталось, а со средними так и вовсе неизвестно кто бы бой выиграл.

По недостроенным траншеям, тараня горящие и целые машины, словно корабли через бушующие волны, идут гигантские танки.

Без не отстающей от танков пехоты тяжелым машинам пришлось бы лихо. И не помогли все пулеметы. Четыре — в корпусе, один спарен с пушкой, второй, дистанционно управляемый — на крыше башни, да ещё два по бокам башни стволами назад.

Ото всюду, из каждой щели, можно ждать хлопка гранатомета. Но в щели бьют огнеметы штурмовых групп.

Танки утюжат лагерь.

После грохота ночи какая-то оглушающая тишина. Довольно зябко, и поднимается утренний туман. Несмотря ни на что, поют птицы.

На броне живого места нет. Проектируй корпус не поэт от танкостроения — худо бы пришлось машине. Стояла бы сейчас в сторонке многотонная груда обгоревшего металлолома. А так причудливые формы корпусов и башен спасли немало жизней.

Марина смотрит на побоище, забравшись на непонятного назначения подбитый агрегат. Все мертво, насколько хватает глаз. Целее всего выглядят напоминающие гигантских мертвых китов транспорты вторжения. Вокруг них — кладбища подбитых и сожженных машин.

Машины, что-то похожее на орудия, подбитые танки. Некоторые ещё дымятся. В воздухе стоит запах хорошо прожаренного, местами даже подгорелого мяса.

— Потери?

— Десять процентов техники, и до двадцати — личного состава. Много убитых в штурмовых группах. Броня новых танков не берется пехотным оружием. Часть машин выведена из строя путем пробития ствола орудия.

— Мне так показалось, наиболее сильному обстрелу подвергались ведущие сильный радиообмен машины.

Согласный гомон.

— Глянь, братва, у них, как и у нас офицеры с мечами ходят! — лейтенант фронтовой закваски держит над головой длинный меч в ножнах.

Прищурившись, разглядывает клинок. Сталь отличная, не придерешься. Узор кажется наведенным, но это не так. Переплетенные полосы белого на черном узора с золотистым отливом. Булат высочайшего качества. А вот про рукоять вполне можно сказать фабричная. По качеству стали клинок далеко превосходит многие из тех, которыми щеголяют в столице, да и в арсенале не каждого Великого Дома найдутся такие клинки.

Марина достает из-за спины Глаз Змеи. Такой же переливающийся узор струится по клинку. И так же отливает золотом. Гордостью Дины были такие клинки. Что же, клинок Первого Еггта, не подведи наследницу!

— Хорошо держи!

Марина перехватывает Глаз Змеи, благо меч из тех, что зовутся в полторы руки.

Взмах!

Сверкнула огненная полоса. Рукоять клинка чуть не вывернуло из рук от удара. Отлетел в сторону обрубок.

— Вот так мы их! Как этот меч.

На Лице Змеи ни зазубринки.

Отправилась взглянуть на пленных. Их немного, и на первый взгляд, все до одного раненые. Сквозь зубы, а признаешь, как ни банально звучит, а ушастые (надо же их как-то называть!) стояли насмерть. Такого упорства в бою Марина не припоминала даже у мирренских гвардейцев. А те ведь тоже в плен не сдавались. Правда, и к ним в плен было лучше не попадать. Но сильный вынужден уступать сильнейшему.

Довольно похожи на убитого на дороге снайпера. Столь же высокие и сухощавые. Довольно бледные, но от чего угодно, только не от страха. С весьма надменными и гордыми лицами. Переговариваются между собой. Речь весьма певуча и мелодична. Марина прислушалась… Вроде, проскальзывают какие-то знакомые нотки, но язык неизвестен. Хотя не может отделаться от ощущения, что когда-то слышала эту речь. Чуть ли не в детстве.

— Говорить с ними пытались?

— Бесполезняк. Ни по-нашему, ни по-мирренски, ни по-каковски, ни хрена ни рубят тупые какие-то.

Капитан тоже не больно остер, типичный фронтовой офицер выслужившийся из солдат, а до войны, похоже, начальную школу не кончил. Правда, заборные выражения не столь любит, как командир разведроты. Марина искренне (про себя) удивлялась количеству всевозможных ошибок в рапортах капитана. Вслух же не говорила ничего. Ещё в детстве прочла в басне ''по мне уж лучше пей, да дело разумей'', и по этому принципу и действовала. Благо, безграмотный капитан мало того что храбр, ещё и имеет какое-то интуитивное понимание техники, имеющееся не у всякого инженера с дипломом.

— Имею ли я честь говорить с представителем его величества императора грэдов? — вот те на!

— Я генерал-майор Армии Грэдской Империи, — и не удержалась, добавила, — командир разгромивших вас.

— Это всего лишь частный успех, — сказано с уверенностью из разряда, не сразу и сообразишь, кто у кого в плену.

Со столь же айсбергоподобной гордостью в плену держались только мирренские аристократы самых что ни на есть голубых кровей. Хорошо, хоть этих было немного. А тут, что все такие?

Поставленную самим себе задачу выполнили. А что дальше?

— Связь, связь со штабом округа!

Марина торопливо забирается в броневик. Просит разъяснить обстановку. Разъясняют. Думала, что удивляться давным-давно разучилась. Ан нет! Удивили, да ещё как! Свято верила, что инопланетяне существуют только в фантастических романах. Оказалось, что они существует ещё где-то, помимо бумажных страниц. И надоело им что-то в этом самом где-то, взяли да наведались к нам в ''гости'', в худших традициях фантастических романов — с целью банальнейшей агрессии.

— В общем, ребята, опять война!

Начальник медицинской службы экспедиционного корпуса позывной Четырнадцать знал, что сегодня он умрёт. Это он понял ещё вчера вечером, когда позывной Один заявил ему, что кораблей для эвакуации подразделений в этом регионе нет, и взять их неоткуда. Четырнадцатый ему прямо в эфире высказал всё, что о нём думает. Легче не стало. Четырнадцатый знал, что первый не лжёт. Он смелый и лихой командир.

Но обстоятельства с самого начала против него. С первых дней, да что там дней, часов и даже минут высадки всё пошло не так, как планировалось. Ибо никаких феодальных государств на планете не оказалось вообще. На этой планете феодализм, во всех своих проявлениях кончился лет триста назад. Четырнадцатому было не до достижений местной цивилизации. Но с первых часов высадки, когда он ещё находился на орбите, сведения о раненых поступали в совершенно немыслимых количествах. Цивилизация этого уровня в принципе не могла оказывать подобного сопротивления. Потом стало хуже: одна из зон высадки не успев толком развернуться была уничтожена жуткой ночной атакой аборигенов. У всех стоял крик погибавших: ''Штурмовые танки! Не сдержать!'' Четырнадцатый теперь готов был поверить во все, что угодно.

Ремонтные базы пришлось высаживать на приполярных островах, а центральный госпиталь — на самом крупном материке. Высадка прошла без потерь. Но к удивлению Четырнадцатого, в нижних слоях атмосферы корабли подверглись обстрелу с земли. И вместо почти тепличного госпиталя двадцать восьмого уровня пришлось разворачивать госпиталь третьего уровня. Применять маскировку от воздушных налётов, и разворачивать массу операционных, и вместо ожидаемых немногочисленных ранений от укусов дикими животными в массовом порядке стали поступать солдаты с огнестрельными и осколочными ранениями. Обожженные. Оглохшие и ослепшие под бомбёжками и обстрелами. Те у кого взрывами оторвало конечности. Те, кого стоило только усыплять. Меньше чем за три дня все штатные места оказались заполненными. При том, что на планете не предполагалось наличия даже пороха. Раненые всё прибывали. Пришло уже пять переполненных транспортов. Их не становилось меньше.

У аборигенов в наличии техника. Много. Хорошие солдаты. А у корпуса только лёгкое вооружение. Броня носителей оружия легко пробивалась почти всеми видами оружия аборигенов. А тяжелой техники нет вообще!

Штурмовые танки, способные спуститься в жерло действующего вулкана остались в другой звездной системе. Смертоносные установки марева, способные найти и сжечь заживо любого гуманоида остались там же. Тяжёлая броня пехоты. Атмосферные корабли огневой поддержки войск. И многое, многое другое, что сейчас просто жизненно необходимо здесь.

Четырнадцатый помнил то совещание три дня назад. Связь работала отвратительно. Изображения на экранах пляшет и дёргается. Иногда слышны только голоса. Все говорили об одном и том же — неожиданно ожесточённом сопротивлении аборигенов. Больших потерях. Нехватки того или иного. А ведь всего этого вроде как не должно быть. Это слишком уже начинало напоминать, что корпус откровенно подставлен. Только ради чего? И чья в этом вина? Явно, что не первого.

Первый крутился, как мог: десантные корабли имели кое-какое вооружение, способное действовать по наземным целям — из них спешно сформировали эскадрильи огневой поддержки. С огнём штатных кораблей это не сравнить, но хоть что-то. Срочно приказано развернуть отделы радиоразведки, о которых думали, что они не понадобятся. Все находившиеся на орбите тяжёлые боевые корабли спустились на максимально низкую для них орбиту, и постоянно передавали в штабы снимки поверхности. Это всё, что они могли сделать. Ни одно из этих чудес техники не могло действовать в атмосфере. Их даже строили в космосе. И там они и несли свою службу. Приземлиться на планету боевой корабль не мог. От девятой планеты вызваны все резервные корабли, на них кое-какое вооружение отсутствующее у корпуса. Но они подойдут только через несколько дней. А как-то надо держаться. Да и на них не так уж много людей. Похоже на то, что Первый хочет свернуть ряд зон высадки и сосредоточить внимание на тех, где достигнуты наибольшие успехи. Четырнадцатому было легче всех, ибо если поток раненых не возрастёт, то проблемы с медикаментами начнутся тогда, когда даже по самым пессимистическим прогнозам подойдут резервные корабли. А уж чего-чего, а медикаментов на них навалом.

Поток раненых не возрос. Случилось кое-что другое. Командование какой-то из группировок аборигенов решило уничтожить несколько зон высадки. В том числе и зону Четырнадцатого. И нанесло контрудары.

Раненых вдруг начало поступать в несколько раз больше. Сразу стало ясно — что-то произошло. Отряды носителей оружия почти полностью погибли в боях с боевыми машинами аборигенов и ударами их авиации. Лишившаяся всякой поддержки лёгкая пехота вскоре вынуждена была отступать. В этой зоне — на всех направлениях, к той равнине, на которой были корабли высадки. Эти корабли служили только для доставки на поверхность будущей колонии личного состава. Взлететь они не могут. Но волне могут использоваться как хорошо оборудованная казарма или госпиталь. Но никак не как оборонительное сооружение. Формальным командующим этой зоной высадки был Четырнадцатый, но на деле всем управлял командир отряда носителей оружия. Его машине повезло уцелеть. Выслушав доклад об обстановке, Четырнадцатый понял одно — необходима эвакуация зоны. Иначе всем конец. Но Первый ответил, что кораблей нет, они все задействованы на поддержке войск слитых зон один, два и три, которые подвергаются массированным атакам с земли, воздуха и воды. Сложилось впечатление, что аборигены уже уяснили, где высажены главные силы, а где вспомогательные части.

Держаться не было никакой возможности. Да, управляемые ракеты способны вывести из строя какое-то число боевых машин аборигенов. Но ракет-то было очень мало, их просто так, про запас взяли, ибо их использование не планировалось. Тоже и с зенитными ракетами. А только ими и можно было отбиваться, ибо тяжёлые машины аборигенов стрелковое оружие не брало. И это-то они, те кто давным-давно привыкли быть только победоносными завоевателями. Просто хватало ума лезть только в те места, где не ожидалось сколько-нибудь сильного сопротивления. А вот здесь напоролись на тех, кто готов отчаянно защищать свой дом. И есть чем! А виной-то всему те самые наши мерзавцы из правительства, так подставившие своих собственных солдат.

В кораблях хоть были землеройные машины. И вокруг севших кораблей вовсю копали траншеи и строили ДЗОТы. А ведь давно уже этим не занимались. Только вот поможет ли это? Видимо, нет. Но кэртэрцы всегда дерутся до последнего. Даже тогда, когда нет надежды на помощь. Вот как сейчас.

Четырнадцатый развернулся к экранам. Отсюда, из командного отсека одного из кораблей он должен был управлять работой огромного госпиталя. Но он никогда не ждал, что ему придётся управлять работой переполненного ранеными госпиталя. В госпитале сейчас оставались только лежачие. Все, кто мог держать в руках оружие, включая большую часть персонала, ушли драться с аборигенами. А резервов больше не было, и ждать помощи не приходилось. Корабли не подойдут.

Военный военный. Не осуждает Первого. Он должен сохранить боеспособные части. И выполнить то, что ему поручили. Любой ценой! И Четырнадцатый со всей зоной входит в эту цену.

Вот только никто и представить себе не мог, что настолько высокой окажется цена…

На экранах было видно, что остатки всех боевых групп подошли обратно к кораблям. Где-то там, не очень-то далеко погибали под натиском аборигенов группы прикрытия. Они ещё выиграют несколько часов тем, кто ушёл. Вот только ради чего ушёл?

Среди траншей спешно сооружали укрытия для немногочисленных уцелевших носителей оружия. Только это бессмысленная работа. Аборигенов всё равно слишком много. Кэртэрцам не выстоять. Им остаётся только умереть. Но это тем, кто ещё способен держать в руках оружие. А остальным? Нескольким тысяч беспомощных раненых? Их что, перебьют аборигены.

Или что-то иное? В любом случае, последнее решение он не может принять единолично. Нужно совещание всех оставшихся в живых командиров. Их решение будет обязательным. От него зависит судьба всех, кто ещё жив, без разницы, могут они сражаться или нет. Это долг Четырнадцатого созвать подобное совещание. Созвал.

На неё присутствовала едва ли треть от тех офицеров, кто высадился здесь полмесяца назад. Да и из них много раненых. Они дрались отчаянно. Потери аборигенов были, раз в пять выше их собственных. А может и больше. Но их здесь просто слишком мало высадилось. Они неспособны взять под контроль указанный регион.

Командир отряда носителей кратко доложил обстановку. Смысл доклада и так всем известен: Положение безнадежно. Не будь за их спинами нескольких тысяч раненых, никто бы из них ни на миг бы не задумался о том, что делать дальше: Пока есть возможность — вгрызаться в землю, строить оборону. А когда подойдут аборигены — продать свою жизнь подороже.

Но у них раненные. Очень много. Их гораздо больше, чем тех, кто в состоянии держать оружие.

Четырнадцатый доложил о состоянии большей части раненых — лежачие, большинство подлежит эвакуации в госпитали более высокого уровня. Кораблей нет и не предвидеться.

Снова заговорил командир носителей. Больше суток не удержаться. Нет ракет. Очень мало зарядов для гранатомётов. На уцелевших носителях почти закончились боеприпасы.

Встал ещё кто-то из офицеров. Судя по виду — недавно сбежал из госпиталя, да и сейчас еле на ногах стоит. И сказал совершенно жуткую вещь, которую уже очень давно никто в империи не говорил.

— Я предлагаю капитулировать.

Поднялся шум. Но Четырнадцатый прекратил его.

— Любой имеет право высказаться. Слушаем!

— Они достаточно развиты. И не тронут раненых. А здесь, как мы все и так видим вовсе не колониальная акция, здесь самая настоящая война. У такой войны есть законы. Здесь наверняка есть понятия о правах военнопленных.

— Это будет величайший позор для нас! — сказал командир носителей.

— Отнюдь. В чрезвычайных ситуациях такое решение вполне допустимо.

— Но вопрос решается голосованием.

— Насколько я понимаю, — сказал Четырнадцатый, — есть два предложения — держаться, и наверняка погибнуть всем. Или капитуляция. Позором мы покроем только себя. Но сохраним тысячи жизней, которые ещё понадобятся империи. Решение голосования обязательно для всех. Если решим драться- то ты, позывной Четыреста пятьдесят возьмёшь оружие и пойдёшь в траншею. Я туда пойду. Все там будем. Но при другом решении ты, Пятьдесят седьмой его тоже выполнишь.

Каждый сказал, что думал. Незначительным большинством приняли решение поднять белый флаг. Четырнадцатому даже не пришлось голосовать, ибо его голос должен был быть последним. Он уже ничего не решал. Хотя лично он предпочёл бы драться. И погибнуть. Отвечай он только за свою жизнь, так бы и поступил. Позывной Четырнадцатый, член славного рода с хризантемой в гербе по имени Элендиэленделииванкэреналандалинделиетинэртинден.

Остаткам групп прикрытия было приказано отходить. Командир носителей взорвал все свои машины. Это его право. И долг. Именно он должен вести переговоры с командованием аборигенов.

Докладывает министр здравоохранения. Тяжелая ситуация в крупных городах. Большие жертвы среди мирного населения. Нехватка медикаментов. Каких? Протягивает императору список. Выделю из стратегических запасов. Фармацевтическая промышленность переведена в режим военного времени? Переводится… На юге из-за уничтожения дамб и очистных сооружений — угроза эпидемий. Строительную технику снять со строек под такими-то номерами.

Император встает и подходит к министру. Перейдем к последнему пункту доклада. О недавно доставленном в столицу раненном этот пункт. Младшей дочери Саргона.

— Как она?

— Безнадежна. Ожоги второй и третьей степени, перелом позвоночника, обеих ног, множественные переломы ребер, повреждения внутренних органов, возможно, повреждения головного мозга. Она без сознания, и практически в коме.

— Но ведь жива ещё?

— Буду откровенен: это только вопрос времени…

— Времени… Я не ошибаюсь, пленный генерал военмедик высшего ранга? — это Саргон спросил у Бестии. Размещение военнопленных находилось в ведении безопасности.

— Так точно.

— Пусть попытается спасти её.

— Они чрезвычайно выносливы. Генерал может отказаться действовать добровольно.

— Как хочешь, а заставь.

— Софи. Что с ней?

— Травма головы, сотрясение мозга средней тяжести. А так в основном ушибы. Ни малейшей опасности для жизни.

— Он сказал, что когда перед ним раненый, ему всё равно какого он клана.

— Согласен?

— Да.

— Немедленно везите его в госпиталь. Пусть делает всё, что считает нужным.

— Генерал чужаков просит аудиенции. И выдвигает при этом довольно странные условия: встреча должна проходить в присутствии лучших медиков, желательно гематологов, которые заранее дают подписку о неразглашении всего того, что услышат. Сама встреча должна касаться ваших дочерей.

Император устало взглянул на секретаря. Сказать, что последние дни были сумасшедшими — значило не сказать ничего. Дел была просто уйма. И все — безотлагательные. А у императора не десять голов, а решать надо всё. А тут ещё такое. Но прямо сейчас нет ничего спешного. Значит, можно попытаться решить и этот вопрос.

— Вызывайте всех, кого он просил немедленно, а пока вызовите его.

— Он отказывается говорить что-либо без присутствия наших медиков.

— Ладно, ждём, а пока, давай, что там ещё не слишком важное скопилось.

Генерал вошёл в кабинет первым. Вошёл и встал, словно чего-то поджидая. Император видел его впервые. Он вообще впервые вот так близко видел чужака. Колонизатора из другой звёздной системы. Внешне — мужчина, как мужчина, лет сорока, высокий, худощавый, темноволосый с резкими чертами лица, и пронзительными глазами светло-серого, почти белого цвета, из таких уж явных внешних отличий — только необычайно длинные заострённые уши причудливой формы. Одет в грэдскую форму без знаков различия.

За ним входят врачи, четверо, двоих из них император знает лично.

Генерал заговорил первым.

— С моей точки зрения, то что я собираюсь сообщить, является делом чрезвычайной важности, и поэтому я настоятельно прошу вести протокол.

Император кивнул. Вызвали одного из секретарей. Генерал достал из принесённой папки несколько листов бумаги и сказал.

— Я прошу одного из вас выступить в роли консультанта правителя, ибо сейчас будет названо большое количество медицинских терминов.

Затем генерал роздал каждому по три листа. Это были результаты анализов крови.

— Я прошу охарактеризовать полученные вами данные.

Один из врачей почти сразу сказал:

— За номером один — результат анализа крови здоровой женщины.

Генерал кивнул.

— За номером два — анализ крови чужака.

Пленный генерал снова кивнул.

Некоторое время все молчали, потом другой врач как-то неуверенно заговорил.

— Я кажется узнал третий анализ. Я видел кровь с такими странными показателями несколько лет назад, когда меня приглашали в императорский дворец во время болезни одной из дочерей императора.

— И какой вы сделали вывод?

— Сначала я решил, что это признак определённого заболевания, но ни один препарат никак не повлиял на значение данных показателей. К тому же выяснилось, что и более ранние анализы показывали такое же значение этих показателей. Я не смог дать объяснения. А больная поправилась, и эти показатели не изменились.

— Теперь я попрошу сравнить все три результата, и обратить внимание на то, что значение показателей в третьем случае гораздо ниже, чем во втором, но выше чем в первом.

— И что это значит?

— О, теперь я перехожу к самому интересному! Обратив внимание на данные показатели, я позволил себе провести ещё один анализ крови, но провёл так, как принято делать у нас.

Как вы заметили, наша и ваша кровь близка по многим параметрам, и различается лишь по некоторым. Но в нашей крови есть ещё один компонент, который у вашей расы полностью отсутствует.

Генерал достал ещё несколько листов и роздал их.

— Его значение обведено. Анализы брались у тех же лиц, что и в первом случае. У женщины вашей расы этого компонента нет, у одной из военнопленных он есть в нормальном для её возраста состоянии.

Но он в половинном объёме имеется и у дочери правителя, у вашей дочери. И как это можно объяснить? Мне в голову приходит только одна, парадоксальная, феноменальная, или идиотская мысль: я своими глазами видел то, чего не может быть в природе- жизнеспособного гибрида! Я не поверил, провел анализы ещё раз-всё тоже самое. Запросил, под предлогом получения донорской крови, анализы её близких родственников. И понял, как меня обманывали последние несколько десятков лет. Мать женщины, которую я лечил- тоже гибрид, с ярко выраженным преобладанием генов нашей расы.

— Я не уверен, что должен кому-либо что-то объяснять, — сказал Саргон.

— Ну, тогда я добавлю ещё кое-что, только не про вас, а про нас. Как вам известно, одно из главных физиологических отличий между нами — это чрезвычайно высокие сроки наших жизней. Мне, например, несколько сот лет, уникальный по вашим меркам возраст, а по нашему — я достаточно молодой мужчина. Около пятидесяти лет назад сюда прилетала экспедиция и собирала материалы на предмет пригодности этой планеты для колонизации. Она находилась здесь около двух лет. Некоторые её члены были замаскированы под аборигенов. Потом экспедиция улетела.

И на заседании нашего руководящего органа был сделан доклад, главным в котором было то, что ваш уровень развития- восьмой, запасы ресурсов — третий, то есть в примерном переводе на ваши термины ваш уровень развития где-то на уровне перехода от рабовладения к феодализму, то есть у вас ещё не по всей планете известно колесо, а о применении пара не может быть и речи, население планеты — около миллиарда человек, масса свободных земель; а если говорить о ресурсах, то тут чуть ли не на каждом углу можно золото и уран добывать, в нефти можно купаться, а континенты из угля высшей марки состоят. Аборигены хотя и похожи на нас, но биологически совершенно несовместимы. В это поверили, и исходя из представленных данных был сформирован экспедиционный корпус практически без тяжёлого вооружения.

Корпус высадился. И что мы увидели? Ваш уровень развития — примерно двадцать восьмой, порог космической эры, и ко мне недавно доставлено несколько десятков раненых с явными признаками радиационного облучения, причем не космического характера, а полученными здесь вследствие применения вами боеприпасов, содержащих редкоземельные элементы, боеприпасов возможность существования которых отрицается всеми основными научными школами…

Ни единый мускул не дрогнул на лице императора. Понял ли чужак, что он сейчас сказал, и что это может значить для дальнейшего хода войны? Он признал что у них нет атомного оружия. И значит пожар, зажженный недавно мирренами будет только разгораться.

Сколько лет назад состоялся тот визит посла? А какая теперь разница! Император прекрасно помнил день накануне. С утра радиограмма из одного слова "Успех!". А вечером в большом зале ставки собрались все министры и многие из генералитета. Показывали только что привезенные с севера плёнки.

У них у всех нервы из стали. Но ТАКОГО видеть не приходилось видеть никому. Играя причудливыми цветами поднималось к небесам грибовидное облако. Вид с земли. Вид с борта самолета. Ветер. Чудовищный ветер переворачивающий самые тяжелые машины. Пылающие манекены. Рассыпающиеся домики.

Когда зажегся свет несколько минут стояла гнетущая тишина. Нарушенная Главным Маршалом Авиации. О работах он знал, только не вполне представлял их масштабы. Теперь же.

— У меня три вопроса: первый — какие типы самолетов в состоянии доставить ЭТО; второй — каковы масштабы промышленного производства; и третий по порядку, и первый по сути- КОГДА?

Император ответил. Маршал кивнул. Буквально вчера он до хрипоты спорил с императором. Не мог понять, почему на тыловых аэродромах сидит чуть ли не пятая часть АДД, когда на фронтах… Император только сегодня ответил, почему. И ответил воистину по-императорски.

А через пару дней утром Саргону доложили, что посол одной из нейтральных стран, немедленно просит о аудиенции, причем говорит, что речь идет о существовании человечества.

Вошел. Несколько дней назад император видел его на приеме. За прошедшие дни посол постарел лет на тридцать, и сейчас перед Саргон стоял ещё крепкий, но видно, что смертельно больной старик в костюме от "Теренн".

Обменялись приветствиями.

Посол заговорил первым.

— Тем, чьи интересы я представляю, стало известно о значительном сокращении применяющейся на фронте АДД. Так же получены сведения о подготовке налета с применением, — старик сглотнул, — бомб нового типа. Меня уполномочили передать вам просьбу об отмене этого налета.

Он повернулся к переводчику, в руках у которого был какой-то сверток (раз эннадцать проверенный и перепроверенный охраной всех рангов, уже успевшей доложить о пяти коробках с кинопленкой).

— Прошу, от лица граждан всех стран, чьи интересы я представляю, дайте ответ только после того, как увидеть ЭТО.

Император молчал, а посол торопливо добавил.

— Я стар, и видел многое, но как человек говорю- страшнее ЭТОГО мне ничего не приходилось видеть.

— Я приму вас после просмотра, — сказал Саргон.

Фильм не произвел на него особого впечатления. Почти тоже самое он видел несколько дней назад. Только другого типа танки летали там как картонные, а домики рассыпались точно так же. И теми же цветами играло поднимающееся к небесам грибовидное облако. Что же, очередную замечательную идею, как выиграть войну одним ударом придется хоронить без музыки. Ученые проиграли свой главный бой. Но и оппоненты не увидят победы.

Остается только сохранить лицо.

— Можете немедленно связываться с пославшими вас: мой ответ: Я никогда не применю это первым.

Посол вздохнул с облегчением, а император добавил:

— Я уже распорядился: к вашему возвращению в посольство уже привезут некие пленки. Перед тем, как отправить по известному адресу, ознакомьтесь с ними.

В дверях посол чуть не столкнулся с Главным Маршалом Авиации.

Посол умер через три дня.

Тим тоже от чего-то долго лечился.

Это было давно. А несколько дней назад нервы у мирренского императора всё-таки не выдержали. И на десантные части, против которых действовали и грэды, и миррены упали атомные бомбы.

Генерал чужаков все говорил:

— Население планеты, по моим приблизительным подсчётам — миллиардов семь, свободные земли если и есть, то за полярным кругом вблизи полюсов, а мы не очень любим холод. Да и вы тоже его не жалуете. Запасы ресурсов — четырнадцатый уровень, то есть требующие больших усилий для разработки и общее их количество завышено раз в двадцать. Несколько дней назад я получил бесспорные данные о полной биологической совместимости аборигенов с нами. Ладно бы гибриды не могли иметь потомства… Но ведь могут! И уже есть третье поколение с примесью нашей крови.

Экспедиционный корпус, грубо говоря, оказался заложником интриг в высших сферах. Министерство колоний, а это именно оно посылало ту экспедицию, сфальсифицировало доклад, почти полностью, за исключением разве что филологической и лингвистических частей. Теперь я твёрдо уверен. Ведь планеты с уровнем развития выше двадцатого не подлежат колонизации вообще, с ними допустимо только заключение торговых соглашений. Какому гражданскому выродку взбрело в голову так подставить собственных солдат ради вонючей прибыли за эксплуатацию колонии? Какому выродку всё это взбрело в голову? Корпус несёт большие потери, у вас тоже громадные жертвы. Причина всего этого — колоссальная ложь каких-то гражданских умников. Мы никогда не пытаемся колонизовать планеты, где свыше двух миллиардов населения, даже если они и на низком уровне развития.

Здесь нет ни одного признака, позволявшего признать эту планету пригодной для колонизации. Пятьдесят лет назад их тоже не было. Но какому-то выродку захотелось доходов. Решил, видать, гадёныш, что солдаты опытные, с дикарями как-нибудь да справятся, а тяжёлая техника так дорога. Но что теперь нам всем делать? Особенно если учесть те факты, с которых я начал.

В теории, возможна ассимиляция… Да подобную планету вообще следовало бы пригласить в нашу империю. Объявит ваши государства двадцать первым, двадцать вторым и так далее, кланами. А что здесь устроено? И что ещё устроят? Я закончил.

Наступила тишина. Никто не усомнился в истинности слов генерала. Но они ничего не могли сделать с сообщенными им фактами. Он начала об одном, а говорил большую часть времени о другом. И то и другое взаимосвязано.

— И чего же вы хотите от нас? Может нам отправить вас обратно, чтобы вы, как говорится, глаголом жгли сердца людей, заставили их одуматься и убраться домой, или ещё лучше, попёрли на ваш парламент?

— Не будьте наивны, правитель, и вы, и я прекрасно знаете, что это совершенно невозможно.

И вы, и мы — жертвы обстоятельств. И с этим ничего сделать нельзя. У нас есть одна черта — если мы за что-то берёмся, то мы это доводим до конца. Даже если вы разобьете этот корпус — они пришлют новый. Как надо укомплектованный. Мы не любим проигрывать. Чем всё это кончится — не знаю. А всему виной — чьи-то амбиции, чьи-то интриги, и чья-то жадность. Деньги не пахнут. Так и у нас говорят. Только вот пахнут они частенько. Пахнут кровью. И смертями. Вы стреляете по нам. Но стреляете в лицо. Вы защищаете свой дом и тот порядок вещей, который вас вполне устраивает. Вас я хоть могу понять.

А тех, кто нас сюда послал — нет. Они стреляли нам в спину. Самое бесценное в армии — солдаты. А кто-то пожалел ресурсов, пожалел техники. А зачем? Из-за невыполненного контракта на поставку танков или ещё из-за чего-то. Я об этом уже не узнаю.

— Мне неизвестно, кто был отцом моей жены. Может, и кто-то из ваших. Но она внешне ничем не отличается от прочих людей.

— Если интересно, то я даже сейчас без особых проблем смогу это выяснить. Насколько мне известно, за прошедшие годы никто из участников экспедиции не погиб. Так что он ещё жив.

— А имеет ли это смысл?

— А что сейчас вообще имеет смысл? Оба наши мира давно уже сошли с ума.

— Это верно. Как вы полагаете, много на планете сейчас… Гибридов?

— Как много? Судить не возьмусь. Экспедиция находилась здесь несколько лет. В ней было около ста человек, примерно пополам мужчин и женщин. За время пребывания на планете ни одна из женщин не забеременела. Живых аборигенов экспедиция не привезла.

— Так что, у вас там гибридов нет?

— Теперь я не знаю, столько лжи… — он задумался на несколько секунд. — Я бы сказал, вероятность отсутствия гибридов- между 75 и 85 %.

— Немаленький шанс…

— Отвечая на ваш первый вопрос: члены экспедиции весьма активно перемещались по планете. Как вы и сами видите, наши физиологические различия крайне незначительны и легко маскируемы, так что вопрос упирается скорее в строгость местных нравов и отношение к внебрачным детям.

— То есть гибридов может быть и довольно много?

— Да. Но теперь вам известно, как их искать.

— В отдельных регионах.

— Я хочу спасти их обоих. Софи рвется в бой, но ты же сама знаешь, какие потери в истребительной авиации. Состояние Марины стабильно, но она теперь калека, полностью негодная к военной службе.

— И куда же ты их намерен отправить?

— В тот мир. Под попечение нашей агентуры. Они ни в чем не будут испытывать нужды, но будут в полной безопасности.

Активацию аппаратуры переноса людей можно было начать только после получения приказа от императора и министра безопасности.

— А что говорят они сами?

— Марина без сознания. А Софи можно убедить.

Бестия не слишком верила в искренность слов императора. Прожженейший циник заболел сентиментализмом. Дочек он видите ли хочет спасти! Особенно младшую, делавшую в последнее время просто бешенную карьеру, излишне интересующуюся политикой, и в открытую критикующую слишком многие вещи.

Или как-то в своих непонятных играх ещё и их использовать? Всё может быть. Кэрдин неизвестно точное количество агентов императора, действующих в том мире. Её же собственной агентуры в Восточном полушарии нет вообще. Нет и установок с блоком активации. При острой необходимости, она имеет право организовать портал… Только после этого гарантированно придется назначать нового министра энергетики, ибо прежнего после организации портала гарантированно хватит инфаркт, ибо перерасход энергии и десяток крупных городов, оставшихся без света будут так сказать, побочным эффектом. Последний раз через портал перебросили части только что разработанных ''червей'' и специалистов по их наладке. Эти установки можно было подключать к местным энергосистемам, причем так, что их работа не фиксировалась, а на земле хватает мест, где постоянные отключения электроэнергии уже давно не валят на пришельцев. С помощью ''червей'' можно было открыть портал в главные лаборатории ''Института новых технологий''.

Характер же деятельности ведомства Кэрдин таков, что им приходится в основном изымать из того мира что-то или кого-то, а не осуществлять переброски.

— Куда ты их намерен отправить? — поинтересовалась Кэрдин, рассчитывая услышать что-то вроде Лазурного берега.

Император издавна слывет мастером неожиданных ответов и нетрадиционных, на грани безумия, решений:

— Наиболее стабильно работающие ''черви'' расположены там, где я когда-то родился. Там же действует наиболее опытная агентура.

Бестия понимающе кивнула. Хоть тут-то перед ней прежний Саргон. Умный, расчетливый и хитрый государственный деятель, никогда и ни при каких обстоятельствах не упускающей выгоды собственной страны. Крушение Великой Империи упростил доступ к оставшимся военным секретам. Грех не поживится. Если раньше иногда закрадывались подозрения, что какое-то организованное противодействие оказывается, то последние несколько лет грэды получали все, на что обращали внимание. Зачастую даже без применения аппаратуры, а используя банальные отпечатанные типографским образом банкноты…

Но ведь в данном случае речь идет совсем не об отправки агентуры!!!

— Аргументация. У меня нет принципиальных возражений против операции, но имеются возражения относительно места проведения, и списка направляемых лиц.

— Относительно места. Всеобщий бардак тем и хорош, что никому нет, да и по определению не может быть дела до другого. Никто не заметит ничего странного, если в соседнем коттедже вдруг поселится взбалмошная леди с неизвестно откуда взявшимся состоянием. Прежде всего, на моей бывшей Родине действует наиболее квалифицированная агентура, включая специалистов по обеспечению личной безопасности. В конце-концов, денег у них будет столько, что на Лазурный берег или в Майами она сможет перебраться и сама. В том, что не касается охранных вопросов, агенты будут подчинены им.

— По кандидатуре Софи я согласна. Такие родятся раз в пятьсот лет, и её очаровательная головка со всем содержимым поценнее моей и твоей вместе взятой. В случае чего, мы легко сможем вернуть её обратно. Относительно же Марины. Я считаю, что после выздоровления она будет жизненно необходима здесь.

— Генерал Кэрт заявил о нецелесообразности продолжения её жизни. Он не зол. Логика просто у него такая. Нечеловеческая. Знаешь они добивают тяжелораненых. И считают, что это хорошо. В их обществе нет калек. Сейчас из-за развития медицины — но раньше. Их либо убивали, либо они сами прекращали жить.

— Эта нелюдь ушастая для тебя стал таким светилом в медицине? — холодно поинтересовалась Кэрдин. Она старательно гнала от себя мысли о высказываниях нелюди. Ибо хотелось верить всему, что он говорит. По крайней мере, в медицинских вопросах.

— В данном вопросе — да. Наши все от неё отказались. Он — не знаю как, но с того света её вытащил. А наши светила ходят с квадратными глазами и отвисшими челюстями. И мямлят нечто невразумительное. Честное слово, чуть не воспользовался древним правом, чтобы выгнать их из Академии.

— Я по-прежнему считаю — она должна находиться здесь. Ценность отдельного летчика-истребителя значительно ниже ценности талантливого и популярного в войсках генерала, к тому же, имеющему хороший потенциал для карьерного роста. Такими кадрами разбрасываться преступно. А раз она жива до сих пор… Она выкарабкается! Марина очень сильная. Куда сильнее, чем ты про неё думаешь! Она никогда не побежит. И ты это знаешь не хуже меня.

Саргон посмотрел на Кэрдин. Очень давно не видела Бестия подобного усталого и грустного, простого человеческого, взгляда.

— Жить будет. Но… тяжелое поражение нервной системы… Если очнется — гарантировано слабоумие. Для дела она теперь абсолютно бесполезна. Не дал отставки только из пропагандистских соображений.

Саргон кажется искренне, до глубины души опечаленным. Но Кэрдин прекрасно помнит — казаться император может каким угодно.

— Покажи заключение.

Бестия по имени Кэрдин верит только фактам.

Пробегает глазами. Торопливый, но каллиграфически четкий почерк пленного генерала медицинской службы. Ряд терминов не знаком, это явная транслитерация принятых в другой звездной системе грэдскими буквами. Общий смысл уловила. Факт констатирован. Грустить и радоваться Бестия не умела никогда.

Напрасно говорят, не бывает незаменимых. Бывает что сложно искать замену, ибо нет времени для поисков. Ладно, хоть не её ведомству предстоит замену искать. На последнем листе буквально одно предложение, ниже капнут золотистый воск и приложена печатка с чем-то похожим на хризантему. И подпись причудливым шрифтом через всю страницу. Просмотрела и заключение, написанное отечественными медиками. Судя по всему, под диктовку пленного генерала.

А что до человеческого…

НА ВОЙНЕ, КАК НА ВОЙНЕ.

Кладет бумаги на стол.

— Если так, то я не против. Пусть доживает свой век спокойно. Хотя, какое уж это спокойствие. Знала бы — не захотела так жить.

— Знаешь, Пантера, я тоже жесток. Но оставь свою самурайскую логику при себе.

Неожиданно жестко сказал Император.

В Загородном дворце безопасно. Какими бы чудовищами ни казались пришельцы, а представления о законах войны у них имеются. Бомбы точные. Мост сшибут, а на деревеньку у речки никакой пакости не уронят.

Правда, об истинном уровне варварства чужаков знают только военные, да и то не все. Из пропагандистских соображений противника надо представить сущим чудовищем. Что бы у малодушных сомнений не возникло, на предмет того, не пора ли домой. Лучше убедить его, что спасать свою шкуру лучше не под диваном, а с винтовкой в руках.

Тем более, что чужаки сами масла в огонь подливают, сыпля с небес исключительно тротилосодержащую гадость. Что, в их штатном расписании роты пропаганды не предусмотрены? От наших, впрочем, в сложившихся условиях толку тоже… В районе нуля абсолютного где-то.

Взлетное поле даже не маскировали. Такие крошечные аэродромы они игнорируют.

С десятку Софи погуляла по садику. Каждый день слушала все сводки. И обычные, и те, что для командования. Настроение пребывает в стабильно депрессивном состоянии. Голова болеть не перестает, но координация движений вроде восстановилась. Ровно настолько, что наплевав на запреты врачей их высочество велела выкатить из ангара ''лаптежник''. Озорно улыбнулась, запрыгивая на крыло. Впервые за этот страшный месяц ей видели веселой…

Самолетик уверенно побежал по земле. Все ждали светопреставления в воздухе. И даже приготовили любимое игристое вино отчаянной летчицы. Все-таки обслуга гордилась службой у такой лихой хозяйки.

Но что-то сразу пошло не так.

Машину в воздухе шатало словно пьяную. Сделав круг, казавшийся собравшимся на поле, бесконечным, машина пошла на посадку. Остановилась не выключая двигателя. Никто не появлялся на крыле. Подбежали к кабине. Смертельно бледна отчаянная Катти Сарк. Дорожки от слез по щекам.

— Я не могу летать. Слепну. Вираж — теряю сознание. Сердце вот-вот лопнет… ЗА ЧТО???

Её еле вытащили из кабины.

Через три дня была комиссия. Софи признали полностью негодной к полетам. Ожидали дикой вспышки гнева, но её не последовало. Осунувшаяся Катти Сарк всё выслушала молча. И так же молча ушла.

Поздно ночью в Загородный приехала Бестия.

Сидит в том самом знаменитом подвале под безопасностью. На деле — стандартное административное здание, даром что в полусотне метров под землей. Особо секретные да особо проверенные сотрудники уже третий день пичкают её информацией о том мире. Чем больше слышишь, тем меньше нравится.

— Полковник безопасности Олег. Один из самых квалифицированных агентов. Длительное время жил в СССР и России, располагает хорошо налаженной сетью, имеющей выход на властные структуры. Чрезвычайно грамотен технически, огневая подготовка и рукопашный бой великолепны. Временно отозван для получения инструкций.

— Дмитрий. Его отец родился в том мире.

— Я и так его знаю. Причем, давно….

— Специализация — внедрение во властные структуры. Хорошо знает вашу сестру.

— Встретит вас Сергей. Тоже потомок пришедших из того мира.

— Красивый мужчина, — с кислой иронией сказала Софи, посмотрев на фотографию.

Ей-то что до его стрелковой подготовки. Меньше всего на свете охота сейчас Леди-скандал думать о мужчинах.

Кресло словно украденное у стоматолога. Софи не привыкать быть в центре внимания. Но здесь внимание какое-то особенное. Чувствуешь себя морской свинкой, ''звездой'' сложного и рискованного эксперимента. Только у зверька мыслей нет по определению, и свинку никто не уверяет, что все будет хорошо, притом настолько фальшиво, что с каждым мигом убеждаешься всё больше и больше- ничего хорошего точно не будет.

На миг в глазах почернело.

Удар!

Приветствие нового мира никак не назовешь теплым. Кресел для встречи здесь нет. Вообще ничего нет. С высоты примерно метра плюхнулась, хорошо приложившись спиной и затылком. О бетон.

В глазах немного прояснилось. Лицо с фотоснимка собственной персоной возвышается над ней.

Смотрит на глазами размером с хорошее блюдце. М-да, приходилось видеть и более наглые рожи. Особенно у подобных красавцев.

— И что ты на меня так уставился? Я вроде не голая.

Он прокашлялся. Смотрит-то вовсе не нагло, а просто обалдело. Явно знать её знает, но увидеть ожидал кого-то другого.

— Не предполагал встретить настолько высоких гостей.

А Софи уже сожалеет о перевязанной голове и отсутствии макияжа. Ибо, раз он не с войны, и в ней никто не должен войны заподозрить.

А что тут у нас вокруг? Форменное бомбоубежище. Вдоль стены — ряд пультов, и четыре кресла, экраны горят перед одним. Вот аппаратура-то вся какая-то непривычная, только сама платформа переноса выглядит точно также как дома. За исключением отсутствия кресла.

— Сестра моя где?

— С-с-с-сетра?

Непонимающе смотрят друг на друга.

— Так, давай разберемся. Кого ты должен был встретить и какие действия предпринять?

— Четверых офицеров генштаба и обеспечить их размещение и охрану.

— С нами все понятно, эти двое тоже вовсе не генштабисты. Что же тут устроили? Стоп. За чьей подписью ты получил приказ о приеме лиц?

— Четырнадцатый отдел безопасности.

— Такого не существует.

— Его на самом деле нет. В переводе на обычный язык это означает прямой приказ министра и… — он осекся странно посмотрев на Софи.

— Что замолчал? — металл лязгнул в голосе принцессы. Она всё поняла. — По-моему, я могу закончить вашу фразу. Прямой приказ министра и их величества. Я права?

— Да.

— Знаешь, по-моему, мы всё-таки знакомы.

— Лично нет. Я присутствовал на приеме в честь Битвы в Заливе.

— Какое же вы имеете к ней отношение? — в голосе Софи плохо скрытая ирония, ибо она свято уверена, что подобный деятель органически не способен ни на что, кроме выполнения функций сторожевого пса о двух ногах.

— В свое время я первым по списку окончил Институт Физики. По военной специальности, я специалист по наладке РЛС, собственно именно из-за РЛС я здесь. А тогда… Новую станцию смонтировали на ''Герое войны'' буквально за пару дней до сражения. Обслуживала станцию институтская команда, я был старшим. Сами знаете, как выглядел мирренский флагман после боя. Это в какой-то мере и моя работа.

Неудобно как-то стало Леди-Скандал. Софи подошла и пожала ему руку.

— Извини. Не зря говорят, тесен мир.

— Мне очень понравилась та фотография.

Софи улыбнулась.

— От экипажа ''Елизаветы'' поступило прошение на высочайшее имя. Наградить меня медалью ''Был''. Подписались все. От командира до последнего трюмного машиниста. Вся команда выстроилась на шкафуте. Перед строем вручили мне медаль. Первая боевая награда.

— Что на фронте? Быстро!

Софи непонимающе смотрит на сестру. Только чуть позже соображает: три же месяца прошло. А она и не знает. Только… Это же прежняя Марина! Что за наваждение.

— Я что, в столице? — говорит явно копя силы для каждого слова.

— Нет. Ты что, помнишь меня?

— Твою стервозную рожу захочешь, не забудешь. Где я? Сколько времени прошло. Что на фронте. Почему ты здесь? У меня что, галлюцинации?

Софи коснулась руки сестры.

— У тебя нет галлюцинаций, маленькая…

— Не смей меня так называть… — попыталась прорычать Марина. И осеклась.

— Лиза, почему ты плачешь?

Софи стремительно расхаживает по огромному (по местным меркам) холлу. Так, что же такое сотворили? Она же читал заключения. Не было ни малейших сомнений. Той сумасбродной, вспыльчивой, отважной и такой несчастной Марины больше нет. Осталась только изломанная оболочка с какими-то её чертами. И больше ничего!

Ложь, опять ложь!

Марина искалечена. Но прежняя ярость пылает. Теперь впустую. Только зачем это кому-то понадобилось?

— Я хочу связаться с домом. Немедленно.

— Не вижу никаких препятствий, ваше высочество, — ни оттенка иронии в голосе. Кем он ни был здесь, но тем у кого в крови верность роду Еггтов в крови он останется навсегда.

Спускаются в подвал. Этаж. Второй. Искомое, кажется, на третьем. В прошлый раз не обратила внимания. Как же смогли втихаря построить эти бункера и вмуровать всю аппаратуру? А, какая разница. У нас и не такое втихаря проворачивали. Только чаще недоворачивали.

— Я хочу знать коды доступа.

— Записывайте, — ни тени иронии в голосе. Что же игру он ведет? На кого работает? И причем здесь она и Марина?

— Диктуй, так запомню.

— Приготовьтесь! Как только шкала посинеет, набирайте сообщение.

Софи положила руки на клавиатуру. Непривычно, но не сложнее пишущей машинки. Только усилия не надо прикладывать чтобы на клавиши жать. Ну, да времени нет это всё осваивать. Все равно через пару дней дома будет.

Гудение генераторов все сильнее. На приборах никаких изменений. Минута. Вторая. Сергей все заметнее нервничает. Софи делает вид, что смотрит на экран. Что за придурка приставили к такой вот технике?

— Этого не может быть! Она не работает!

Софи с позаимствованным от сестренки прищуром разглядывает Сергея. Либо несостоявшаяся звезда драматического театра. Либо, крупно же тебя подставили! Только, если тебя поставили, то что же с нами обеими сделали? И главное, зачем?

И в самом деле, молодой, сильный, и пять минут назад весьма и весьма уверенный в себе мужчина выглядит совершенно беспомощным. Стоит с совершенно потерянным видом, даже жалким видом. Что же, всем нам теперь одинаково хреново.

И противно одновременно.

Стоят, засунув руки в карманы и исподлобья рассматривая друг друга. Рухнуло все, целиком и безвозвратно. Да, Катти Сарк, столь лихо тебя ещё никто не сбивал. Но и для него ситуация похуже, чем на горящем линкоре.

Приплыли, одним словом.

— Что же теперь делать будем, ваше высочество?

— Высочество без королевства… — пропыхтела она, — Называй меня Софи-Елизавета, фамилию и так знаешь, а отчество потом придумаю. Похоже, наше общение затянется на очень долгое время. Кстати, ты на самом деле Сергей?

— Да.

— Что, Наполеоны после Ватерлоо, что теперь споете?

— Скорее уж эсэсовцы с Евой Браун в берлинском бункере.

Ресницы Софи поползли вверх. Наманикюренные ноготки барабанят по полировке. Мастерски скрытое бешенство Чёрного Еггта. По неписанным, да и писаным законам и кодексам другого мира, она лидер слово которого-закон. Но закон-то это одно, дома хоть некоторые соблюдаются, а в мире где даже десятилетние дети знают — законы нужны чтобы их нарушать… Тут как-то важнее понятия, а из всех прав соблюдается только одно — право сильного. Олег ей откровенно не нравится. И ещё больше не нравится даже потенциальная угроза зависимости хоть от кого. Тем более, от подобного субъекта.

— Тогда докладываете обстановку.

— У меня осталась только местная агентура. — сказал Олег. — На связь с центром я выходил только через него. Имел выход ещё на троих агентов. Но они пропали.

— То есть.

— Их отозвали вместе со мной. Но обратно отправили только меня.

— Что местной агентуре известно?

— О нашем мире? Ничего. Я для них просто не слишком разборчивый в средствах бизнесмен со связями в высших сферах. То что исчезаю время от времени — дела в другом городе.

— Куда твой начальник службы безопасности смотрит?

— Это я и есть.

— Остроумно. И похоже, сейчас ты просто жаждешь стать начальником охраны ещё одной службы безопасности.

— Я собираюсь выполнять приказ министра безопасности. И точка. Игры в верхах меня не касаются, а клиническим корыстолюбием я не страдаю. В конце-концов, в нашей империи ещё осталось слово Честь.

Софи смерила Олега взглядом. Пристально, оценивающе и в чем-то надменно.

— Ты знаешь, я тебе верю, и не потому что вынуждена.