М. В. Панов — социолингвист

II

Одни из идей, образующих эту концепцию, касаются социально обусловленных подсистем современного русского языка, другие воплотились в предложенных и разработанных М. В. Пановым приемах обследования говорящих и их речевой практики.

Так, М. В. Панов первым высказал мысль о существовании особого разговорного языка (РЯ) — первоначально на материале наблюдений над разговорным синтаксисом [см. Русский язык… 1962, 77, 97] — как коммуникативной системы, которой пользуются в условиях непринужденного общения носители литературного языка. Представление о РЯ как об особой и при этом самодостаточной подсистеме, имеющей определенные условия своей реализации[3], опровергала распространенный взгляд на разговорную речь как на стилистическую разновидность («обиходно-разговорный стиль»[4]) литературного языка. Выраженная в заостренной и даже категорической форме, мысль о самодостаточности РЯ казалась многим русистам маловероятной. Однако по мере конкретизации этой мысли в инициированной М. В. Пановым серии работ по русской разговорной речи [см.: РРР-1973, РРР-Тексты-1978, Земская и др. 1981, РРР-1983, Разновидности 1989] она утратила свою первоначальную декларативность, превратилась в обоснованную языковыми фактами теорию.

Убедительность этой теории не в последнюю очередь определяется тем обстоятельством, что исследователи русской разговорной речи ведут массовые записи, анализируют речь многих десятков информантов. Делается это для того, во-первых, чтобы получить надежные, объективные данные, избежать случайных и односторонних выводов, и, во-вторых, чтобы выявить социально обусловленные различия в реализации разговорного языка[5]. Такие различия особенно заметны в произношении. При этом они «многоплановы», т. е. зависят от разных характеристик носителей литературного языка, разных социальных условий его существования. Вот как пишет об этом М. В. Панов:

Необходимость массового обследования говорящих первоначально и была обоснована применительно к изучению литературного произношения[7]. С этой целью М. В. Панов составил «Вопросник по современному русскому литературному произношению» (М., 1959 и 1960). Этот вопросник замечателен несколькими присущими ему свойствами.

Во-первых, он опровергает бытующее среди лингвистов высокомерное мнение об анкетном методе изучения произношения как о «бумажной фонетике»: с помощью искусно составленных контрольных вопросов здесь удается ослабить влияние на информанта внешнего облика слова, его орфографии, отвести, забраковать (и, стало быть, в дальнейшем не учитывать) ответы тех, кто «не слышит себя», а также тех, у кого проявляются диалектные произносительные навыки; наконец, разная форма вопросов об одном и том же фонетическом явлении позволяет увеличить надежность ответов информантов, заполняющих вопросник. И все же вопросник есть вопросник: при использовании его как инструмента фонетического обследования говорящих сохраняется опасность получить искаженную, смещенную картину произносительных навыков носителей языка. Чтобы избежать этой опасности, нужны данные объективные, характеризующие не самооценку информанта, а его спонтанную (или приближенную к спонтанной) речь.

И М. В. Панов дополняет анкетную («вопросничную») методику другим приемом изучения произносительной нормы — чтением специально составленного текста. Такой текст, максимально непринужденный и естественный по стилю, М. В. составил и обосновал его с точки зрения включенных в текст фонетических явлений и с точки зрения методики записи его чтения [Панов 1966]. Сейчас этот хорошо известный среди фонетистов рассказ о леснике Антоныче не только широко используется в экспериментальных социофонетических исследованиях, но и модифицируется, дополняется в зависимости от конкретных задач исследования (см., например, работы: [Григорьева 1980, Жильцова 1987, Бебриш 1990], где применена разработанная М. В. Пановым методика экспериментального социофонетического анализа русского литературного произношения в его вариантах).

Во-вторых, вопросник позволил получить массовый материал: с его помощью было обследовано несколько тысяч носителей современного русского литературного языка. Тем самым в значительной степени был ослаблен фактор случайности, неизбежный при простом (пусть даже и повторяющемся) слуховом наблюдении за спонтанной речью.

В-третьих, социологическая анкета, предваряющая вопросник и содержащая лингвистически значимые характеристики говорящих (возраст, пол, уровень образования, знание иностранных языков, профессию, территориальную принадлежность и нек. др.), обеспечивает возможность проследить и выразить количественно целый ряд зависимостей между фонетическими навыками информантов и их социальными параметрами.

В-четвертых, вопросник хорош как инструмент повторных массовых обследований. Например, для выяснения динамики социофонетических процессов, тех изменений, которые претерпевает произносительная норма во времени, можно распространить вопросник среди информантов, имеющих те же (или близкие) социальные характеристики, что и в первом обследовании. Заметим, что при обычных слуховых наблюдениях это условие трудновыполнимо.

Вслед за «Вопросником по произношению» и по его образцу под руководством М. В. Панова были составлены вопросники по морфологии, словообразованию, лексике. Значительная часть социолингвистического материала, полученного с помощью этих вопросников, была обработана, прокомментирована и опубликована в работах [Русский язык… 1968, Русский язык… 1974], [Социальнолингвистические исследования 1976].

Социофонетические и, шире, социолингвистические обследования говорящих важны для теории языка, в частности для теории литературной нормы: они позволяют представить норму в виде сосуществующих систем, обусловленных социальной неоднородностью носителей литературного языка. Но такие обследования дают необходимую основу и практическим рекомендациям относительно тех или иных нормативных образцов. Так, «социофонетика помогает орфоэпии»: она устанавливает «реальную, а не мнимую распространенность норм» [Панов 1979, 211]. Рекомендуя тот или иной способ произношения как более предпочтительный, лингвисты могут опираться на данные социофонетических обследований. Другое полезное свойство социофонетического подхода к изучению произношения: «социофонетика помогает понять фонетические законы», так как данные социофонетических обследований нередко свидетельствуют об укреплении одних фонетических закономерностей и ослаблении других — например, о возрастании различительной способности твердых и мягких согласных перед [э] [Панов 1979, 213, 214].

Одной из характерных черт Панова-социолингвиста является его приверженность языковой реальности, произносительному факту. Эта черта только внешне кажется противоречащей известной любви Михаила Викторовича к геометризму теоретических построений. В действительности тщательное изучение фактического состояния произносительной нормы на том или ином синхронном срезе языка укрепляет фонетическую теорию, способствует ее геометризму.

Такова, например, роль фонетических портретов — описаний индивидуальных произносительных навыков и привычек тех или иных людей (деятелей культуры, актеров, поэтов, лингвистов и др.). Эти навыки и привычки не просто находятся в пределах литературной нормы (данного времени) — они являются ее образцами; они характеризуют экспрессивно-стилистическое использование фонетических средств говорящим [Панов 1990, 14]. Хотя по форме фонетический портрет индивидуализирован (см. в указанной работе фонетические портреты А. А. Реформатского, В. Н. Яхонтова, А.А. Вознесенского, Е. Д. Турчаниновой, В. Н. Рыжовой, Д. Н. Ушакова, А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, Петра Первого, М. В. Ломоносова и других — книга построена именно так: от современности к началу XVIII века), одновременно он отражает особенности определенной социально-языковой среды, представителем которой является «портретируемый». Да это видно и из обоснований автором выбора «моделей» для создания портретов: они принадлежат к тому или иному поколению, социальному слою, в их речи прослеживается определенная культурная (театральная, поэтическая, бытовая…) традиция, нередко локально или профессионально ограниченная: ср. противопоставление московской и петербургской (ленинградской) произносительных традиций, роль Малого театра как непререкаемого речевого авторитета в конце XIX — начале XX вв. и т. п. [см. Панов 1990, 59, 159, 253, 418].

Поэтому сама идея фонетического портрета и ее воплощение в ряде блестящих портретных описаний, данных в указанной книге М. В. Панова, важны и плодотворны для социолингвистики. Расширяя перечень составляющих портрет характерных признаков путем привлечения морфологических, синтаксических, лексических черт, особенностей стилистического использования единиц различных уровней языка, можно создавать уже не фонетические, а лингвистические портреты, точнее — социолингвистические, поскольку описание языковых особенностей того или иного человека почти всегда означает и характеристику его как представителя определенной социальной среды.

Заканчивая этот краткий и неполный очерк социолингвистических взглядов М. В. Панова, хотелось бы подчеркнуть, что его идеи недостаточно оценены в современной социолингвистике. Они признаны и развиваются прежде всего в науке о русском языке, в исследованиях по современной русской фонетике, по разговорной речи. Но несомненно, что они имеют и более широкое теоретическое значение, так как указывают перспективные и плодотворные пути изучения языка (не только русского) под социальным углом зрения.