Маг 12

Глава 11

Да, о рабочем классе я вопрос подробно изучил и могу более внятно что-то попробовать объяснить бесконечно далекому от него императору:

— С рабочими, государь, все наоборот, чем с крестьянами. Те рассредоточены на земле и связи между собой никакой не имеют, а рабочие живут и работают концентрировано. Поэтому это окажется самый такой энергичный и сплоченный класс пролетариев. Они гораздо грамотнее крестьянства, инициативнее и постоянно будут бороться за свои права. В чем абсолютно правы, а агитаторы социал-демократов направят эту энергию в нужное им самим русло для свержения самодержавия.

— В чем же они правы, Сергей? — недоумевает император, сам знающий о жизни рабочего класса меньше, чем ничего.

— Давайте разберем на примере событий на Ленских приисках, государь.

Николай Второй морщится, но, разрешает мне говорить кивком головы.

— Предприятие, основанное английскими и нашими банкирами, в основном из инородцев, — император опять морщится, понимая, о ком я говорю, — Пусть и с полученными за заслуги перед империей баронскими титулами, добывает примерно целую треть российского золота и создает золотой запас страны. Приносит гигантские прибыли, за один год окупает половину вложенных средств, даже больше — пятьдесят пять процентов. Что просто невероятно! На нем трудится, причем трудится в нечеловеческих условиях примерно одиннадцать тысяч русских рабов по двенадцать-шестнадцать часов по колено в воде под землей. Один из шести рабочих за год калечится по статистике. До ближайшей железнодорожной станции Иркутска две тысячи верст, власть на присках полностью принадлежит управляющей компании. Условия труда невозможно тяжелые, проживание тоже в тесных, промерзших бараках, где мокрые сапоги примерзают к полу ночью. С работы промокшие люди идут несколько верст по лютому морозу до своих бараков.

— Вы уверены в своей информации? — император все так же недоволен получаемым негативом.

— Конечно, и я скоро вам это знание объясню. Вы думаете, государь, зачем я вам все это рассказываю? Ведь это только один из множества эпизодов кровавой несправедливости в Российской империи! Самое обычное дело! Я это делаю неспроста, совсем неспроста, ваше Императорское Величество. Это событие с расстрелом и реакция на него власти — именно тот хребет, после которого рабочий класс империи отчетливо понял, что защитника в вашем лице у него нет. И никогда не будет. А действия царской власти по замолчанию случившегося вместе со словами министра внутренних дел о том, что власть будет стрелять и только стрелять — приблизят крушение самодержавия очень и очень сильно.

Николай Второй пока молчит, понимая, что я не просто так рассказываю ему про Ленский расстрел.

— А вы же хотите этого избежать? Вы знаете, что сказал будущий Председатель Совета Народных Комиссаров Ульянов-Ленин по этому поводу?

— Как вы сказали? Совет народных Комиссаров? Это что — новый орган власти? — недоумевает самодержец российский.

— Да, государь. Это название есть в переданных вам материалах.

— Наверно, я не обратил внимания… — задумывается самодержец, — Что же сказал этот Ульянов-Ленин?

— «Ленский расстрел явился поводом к переходу революционного настроения масс в революционный подъем масс». Это его цитата. Так что Вы, государь, должны понять, почему я отнимаю ваше ценное время. Это тот хребет, который никак нельзя не обозначить в нашем с вами разговоре.

Объясняю настойчиво, почему отнимаю у него время.

— Третья Дума перед своим закрытием отправила в те места сразу целых пятерых адвокатов под руководством того самого Керенского, — я уже не знаю, помнит ли император со своею занятостью, что я уже сам говорил ему про этот момент.

Поэтому еще раз повторяю, что именно Керенский отдаст приказ об аресте его семьи в Царском Селе и отправлении в Тобольск, навстречу неминуемой смерти.

— Поэтому сейчас именно такой важный момент, государь. Когда можно нанести удар по всей пропаганде против вас и вашей семьи и перехватить инициативу из рук либеральной и социалистической прессы!

— Это каким же образом? — заинтересовался император.

— Очень просто. Не ждать конца расследования сенатора Манухина, оно затянется до ноября и будет еще полгода обсуждаться, поэтому окажется уже никому не нужно. Я вам и так его процитирую сейчас, у меня оно имеется из-за его важности для судьбы страны:

«Условия жизни рабочих на приисках были названы не совместимыми с человеческим достоинством, принятая в „Лензото“ практика обращения с рабочими — не соответствующей закону, стачка рабочих оправдывалась как чисто экономическая и мирная по характеру, а ружейные залпы решительно осуждались как неспровоцированные».

— То есть, попытка замять случившееся и ваша отсутствующая реакция на беспредел местных властей начнут хоронить самодержавие. После такого нет смысла как-то заигрывать с рабочими.

Император задумался:

— И что вы посоветуете?

— Посоветую выйти сухим из воды, образно говоря. Показать рабочим всей страны, что у них есть защитник, выбить из рук у революционеров такой невероятный козырь! Назначить, естественно, виновным в случившемся жандармского ротмистра, самовольно отдавшего приказ открыть огонь по рабочим и обязательно руководство компании. Ротмистра посадить на хороший срок, руководство компании обязать выплатить пособие пострадавшим и назначить пенсию семьям, потерявшим кормильца при расстреле. Приказать изменить условия труда и быта, часть денег от прибыли компании принудительно направить именно на это. Выступить в роли беспристрастного арбитра над всем случившимся, несмотря на то, что в акционерах компании находится ваша матушка, вдовствующая императрица Мария Федоровна и ряд сановников, те же министр торговли и промышленности Тимашев, бывший председатель Комитета министров Витте, бывший министр торговли и промышленности Тимирязев, — зачитываю я по своей шпаргалке.

— Не знаю, могу ли я так поступить? — император и так знает, кто там и всем владеет.

— Государь, вопрос не в том, можете ли вы так поступить? Вопрос в том, что иначе вы поступить просто не можете! В этом конкретном случае именно что не можете! — упорствую я, — Если хотите спасти самодержавие на какой-то обозримое время — необходимо делать шаги навстречу самому сплоченному классу!

— Что вы еще знаете про случившееся на приисках? — похоже, что императору нужны еще аргументы для принятия решения.

— Что сначала рабочим поставили плату в пятьдесят пять рублей за месяц, большие деньги для тех мест. Но, когда набрали больше, чем нужно, рабочих, стали затягивать им нормы и выдачу платы деньгами. Потому что тем просто некуда из глухой тайги деваться в зимнее время. Деньгами выдавали четверть из платы, остальное талонами, чтобы покупали продукты в ларьках администрации по завышенным ценам. Отбывший свой срок депутат из социал-демократов Второй Думы возглавил протестное движение и вот вам результат! Там много всяких обстоятельств, но, главное в другом, ваше Императорское Величество!

— В чем же? — интересуется император, уже понимающий, что я называю его так в особо важных случаях.

— В том, что это отличный повод для вас лично выставить себя защитником и покровителем всех русских людей!

— Не только богатых и влиятельных, а вообще всех! Создать новые условия взаимодействия между вашей властью, промышленниками и рабочим людом! Когда вы не будете отвечать за подобные злоупотребления властью на местах промышленников, а начнете осуществлять правосудие с высоты своего положения! Наказывать своей неограниченной властью виноватых, помогать пострадавшим. С такой-то прибылью прииски вполне должны создать своим рабочим нормальные условия труда, а не выжимать из них все соки, доводя до рабского состояния! Пусть не заработают они пятьдесят пять процентов от вложенного за один год, пусть заработают сорок пять процентов!

— Это же шикарные деньги и так уж неволить людей нет смысла, прииски не имеют никаких проблем с окупаемостью. Теперь обсудим отношения между сами компаниями и наемными рабочими, они должны как-то договариваться между собой, не рассчитывая на грубую силу государства. И еще — вам по большому счету не так важно, сколько получат денег акционеры компании, как интересно то, что ее рабочие будут нормально жить, тратить заработанное тяжким трудом на свои семьи. То есть, поднимать уровень их жизни и создавать платежеспособную прослойку населения. Чтобы не единицы из элиты прятали деньги в наших банках, что в принципе неплохо или выводили за границу, что особо ни к чему в свете грядущих событий.

— Чтобы они делились частью прибыли с рабочими — вот для этого после указа об итогах расследования, пусть оно и не закончено, придется заняться серьезнейшим вопросом и снова выступить передовой державой, заботящейся о своих гражданах.

— Каким еще вопросом? — император снова ошарашен.

— Решить то требование, которое рабочие выдвигают на своих выступлениях и демонстрациях. Это именно про восьмичасовой рабочий день.

— Не думаю, что могу так поступить! Это вне всяких правил и договоренностей с промышленниками, — тут уже император готов сразу отказать мне.

— Государь, я и не прошу вас опубликовать указ о введении такой продолжительности рабочего дня. Сейчас для этого еще немного рановато. В Англии, Франции и Германии рабочий день ограничен в наше время от десяти с половиной часов до одиннадцати-двенадцати. Вот и нам можно ограничить его десятью часами, чтобы быть самой передовой страной и утереть нос западу.

— Но, рабочие же выступают за восьмичасовой день? Как Вы это требование обойдете? — заинтересовался Николай Второй.

— Достаточно просто, государь. После восьми часов работы плата поднимается на четверть за каждый отработанный час. Вот и все, теперь пусть у промышленников голова болит, нужно им больше рабочего времени или нет. А не у вашего Императорского Величества. Тут не сказать, конечно, чтобы и волки были сыты, и овцы целы оказались. Однако, другого выбора у Вас нет. Пусть повышают производительность труда рабочих, покупают дорогие машины, чтобы не платить больше.

— Так что в итоге? — спрашивает напоследок император.

— В итоге ваша роль — наблюдать сверху, не влезая в выяснение отношений со стороны государства. Рабочие и предприятие, на котором они работают — это два хозяйствующих субъекта. Пусть учатся разбираться и договариваться между собой, идут на какие-то компромиссы, не рассчитывая на винтовки солдат и жандармов. Вот и вся хитрость. Если они все будут знать об этом, тогда стимулов будет гораздо больше договориться, чем начинать стрелять и потом сесть надолго за кровопролитие.

Император ушел к семье, а я вернулся в свой флигель и растянулся на кровати. Пришлось ее из двух составлять, чтобы спать вдвоем без особой тесноты.

Камер-юнкером государь меня согласился сделать, с присвоением звания и новой фамилии.

Теперь я Сергей Афанасьевич Ржевский, прошу любить и жаловать. Никому не подчиняюсь, кроме императорской четы. Даже цесаревич ниже меня по уровню подчиненности и должен слушаться моих указаний как доктора.

Правда, я ему ничего не приказываю и не заставляю учиться, не мое это дело. Подлечил вывихнутую при падении с дерева руку и отбитое плечо, заслужив искреннюю благодарность от него и родителей. Теперь помогаю мастерить аэропланы из дощечек и картона, насколько что-то понимаю в аэродинамике. Помог вырезать из жести хорошо цепляющий лопастями воздух винт и теперь вместе с цесаревичем экспериментируем с полоской натурального каучука, используя ее в качестве привода винта.

Форма на меня пока шьется на заказ, осталось еще пара дней, как я ее надену.

Однако, зря я думал, что это теперь надолго затянется. Это — осмысление последнего нашего разговора.

Кажется, самому императору мысль стоять над схваткой и раздавать свои указания понравилась гораздо больше, чем участвовать в ней и получать пинки со всех сторон. Этакий элемент из конституционной монархии, когда правишь и ни за что не отвечаешь.

Или, скорее всего, мысль о том, что на Ленских событиях сделает себе громкое имя именно тот ненавистный теперь ему и императрице человек, который своим появлением прикончит само самодержавие. И, пусть и не специально, но, задержит его в России до тех пор, пока сам не вылетит из власти после могучего большевистского пинка.

И заодно подставит под дула большевистских револьверов гражданина Николая Александровича Романова с его супругой Александрой Федоровной и всех их ни в чем неповинных детей.

Поэтому императорский указ именно о Ленских событиях оказался опубликован через всего-то неделю после нашего разговора и произвел на всю Российскую империю эффект разорвавшейся бомбы. Царь встал не то, чтобы на сторону забастовщиков, но, обвинил руководство компании в создании нечеловеческих условий и приказал до рассмотрения дела заключить в тюрьму ротмистра, что было и так уже сделано. Однако, обвинение Главноуправляющего «Лензолото», самого Белозерова, за несколько лет сколотившего миллионы, в том, что он завел на приисках «каторжный режим, чем обеспечивал акционерам получение очень высоких прибылей», потрясло страну, ведь его тоже приказано задержать до выяснения именно монаршей волей.

Впервые император не стал замалчивать случившееся и задал новые стандарты содержания рабочего класса в российской истории. И тот момент, что за смерти и увечья пострадавших должна платиться постоянная пенсия самой компанией. А если она будет этому справедливому требованию противиться, то, на ее место тут же найдутся другие желающие. Вопрос обсуждению не подлежит, все должны принять его так, как он напечатан.

Я не сразу понял, что публикация указа оказалась так скоро в прессе потому, что в начале августа все рабочие должны были покинуть прииски, не дождавшись справедливости.

В газетах все писаки наперебой комментируют сам указ и нехотя признают, что в этом случае император проявил себя, как ответственное лицо империи. Обломал всю малину Керенскому и сам назначил виновных своей властью.

Но, это еще оказались только цветочки, в середине августа свет увидел новый указ, где время рабочего дня ограничивалось по примеру передовых стран десятью часами, но, после восьми часов труда теперь следовало платить на четверть больше за каждый проработанный час.

Все, как я и рекомендовал:

— Или вы сами объявите такое время работы, или это сделают первым делом революционеры! Когда возьмут власть!

То есть, капиталистам дали выбор — или заставлять работать десять часов и платить тогда сверху за полчаса рабочего времени, за десять с половиной часов или сделать рабочий день восьмичасовым.

Кое-где на фабриках рабочий день и так оказался не больше девяти с половиной часов, но, указ создает понятные условия для пролетариев и эксплуататоров всей страны.

Вот тут уже промышленники и фабриканты попробовали договориться с царем потихоньку, но, рабочие сразу же поняли свой интерес и без особого труда дожали хозяев до условий царского указа.

Оба эти указа произвели на общество потрясающее впечатление, теперь популярность императора среди народа вернулась к временам начала века, до русско-японской войны и первой революции 1905–1907 годов.

А, может, даже и до событий на Ходынском поле.

В начале сентября так же поменялся закон о прессе, многие журналисты с редакторами приуныли, поняв, чем он грозит им лично.

— Государь, вы сделали еще пару уверенных шагов от пропасти, в которую могли сорваться со всей страной, — так я прокомментировал его решительность.

— Благодаря вам, Сергей Афанасьевич! Вы полностью правы, я должен так поступить!

Ну, раз так, придется мне показать императору, что мое умением вместе с силой может помочь не только его семье.

Еще оно может спасти жизни или здоровье тем людям, кому он благоволит или кого необходимо перетянуть на свою сторону.

— Государь, я могу каждый день лечить кого-то по вашему указанию. И лучше всего, как мне кажется, начать именно с вашей матушки!