Маг 12

Глава 25

Двоих раненых в живот боевиков пришлось пристрелить самому.

Не из гуманизма и милосердия к их страданиям, конечно. Убили, гады, моих людей и еще меня пытались, но, по независящим от них обстоятельствам обломались наглухо. Но, людей убили.

Отвечать они отказались наотрез на мои миролюбивые вопросы, заданные таким серьезным голосом, да еще успели выстрелить в меня каждый по разу. Ведь не поверили до конца своим глазам, что я вообще совсем непробиваемый, решили еще попробовать задание руководства выполнить.

Детям и женам на повышенную пенсию заработать, наверно, чтобы вспоминали их коллеги по разведшколе добрым словом. Что не сдались и бились до конца, но, враг оказался сильнее.

Я оружие, какие-то незнакомые по внешнему виду большие пистолеты, из слабеющих рук хладнокровно выбил пинками и приступил к блиц-допросу.

Первый послал меня куда-то далеко на очень непонятном языке и я, чуток подумав, загнал ему из маузера вторую пулю в живот. И третью уже в сердце.

Пусть помучается перед смертью немного, для нормального допроса его нужно лечить, тратить кучу маны, чтобы достать пулю из живота. Не очень мне это нужно по большому счету, когда есть один более-менее живой стрелок. Да и еще больше подозрений вызовут его показания в мой адрес, именно о том, что меня пули не берут.

Тогда все вспомнят историю с бедолагой журналистом, которому отгрузили пятнадцать лет каторги. И задумаются, что он, возможно, не так и виноват в смерти своих товарищей.

Это лишние мысли мне совсем ни к чему, так же, как и более обоснованное понимание широкой общественности, что я слишком уж крутой заместитель начальника госбезопасности. И так вопросов будет много, как я смог выжить, расстреливаемый десятками пуль в кузове машины, да еще потом выбрался совсем невредимым и пострелял насмерть пятерых злодеев?

Не прострелить же себе самому бок для пущей правдоподобности?

Везение, конечно, никто не отменял, хорошо еще, что все обстоятельства произошедшего будут засекречены комитетом. У коллег тоже найдется множество вопросов, однако, я с моего уровня могу на них подробно не отвечать.

— Просто гордитесь таким начальником! — вот и все, что можно сказать коллективу.

Главное, чтобы те боевики, кто столкнулся со мной лицом к лицу, ничего лишнего на наболтали.

Не те совсем времена, чтобы с пулей в животе выживали пациенты. А тут сразу пара-тройка таких железных гостей у каждого имеется.

Явно, что стрелок иностранец, но, русский язык понимает, а по непонятной фразе кажется мне, что он или из финнов, или даже из эстляндцев. Ну, может, еще венгром оказаться, с ними мы в нормальных отношениях, могут свободно приехать в Российскую империю, как те же немцы.

На австрийскую или немецкую разведку не думаю, им моя деятельность пока помогает по жизни здорово.

Если только англосаксы им какую-то левую инфу не скинули, а так мое ведомство следит за немецкими агентами, но, планов их брать и тащить еще нигде не озвучивалось по самому комитету. Рано для такого очень нужного дела еще, хотя, мне уже много раз докладывали о неприкрытом шпионаже наши офицеры и очень недоумевали по бездействию КГБ.

Приходится каждого такого патриота вызывать к себе лично и доходчиво объяснять, что еще не время. Но, труд этот нелегкий не пропадет, так что копите информацию и вербуйте двойных агентов по мере возможности.

— Как только — так сразу!

Второй стрелок так же меня послал, но, уже на своем родном английском, что-то так про «фак» я хорошо расслышал. После беспощадного удара по больному месте взвыл не по-детски и, путая английские слова с русскими, пожелал мне тоже сдохнуть в муках.

— Не дождешься, голубок!

После второго удара потерял сознание, пришлось и ему прострелить мочевой пузырь, чтобы окончательно признать его так же не подходящим для допроса. И снова проконтролировать сердце.

Так, городовые уже прибежали к машине, выглядывают с револьверами в руках из-за нее осторожно, реагируя на близкие выстрелы.

Я поднялся на ноги и, оставив купол на всякий случай, зашагал к ним уверенной походкой.

— Генерал Ржевский! Комитет госбезопасности! Осуществлено нападение на мою машину, шесть бандитов обезврежено! Мои люди погибли! Один вон там раненый в бедро валяется, перевяжите его и охраняйте! Оружие я сам соберу, там еще двое тяжело раненых, помрут скоро и трое готовы наповал!

— Поняли, ваше благородие! — рявкнул один.

А второй вдумчиво посмотрел мне в глаза и, помедлив, спросил:

— Так вы же его, ваше благородие, сами добили…

Не рядовой урядник, значит, какой-то следователь из околотка здесь оказался.

Ага, значит мою возню с последним стрелком они уже рассмотрели достоверно и внутренне не одобряют наших незаконных методов против Кости Сапрыкина. Ничего, мне есть, что ему и его напарнику ответить:

— Он слишком много знал! И оказывал сопротивление! Выполняйте! — рявкнул я дальше и отошел к машине, начал было доставать своих охранников, но, потом бросил это дело.

Все мертвы окончательно и бесповоротно, по десятку путь каждого пробило, как я вижу.

Крови с них целая лужа натекла, теперь машина под списание из комитета, а парни в сырую землю лягут.

Придется об их семьях позаботиться, у кого она есть. Или родителям пенсию назначить обязательно, сам прослежу за этим. Все-таки погибли, спасая своими телами самого спасителя отечества. Ну, и самодержавного строя заодно.

Поэтому только обошел боевиков, отодвинул от каждого автоматы и пистолеты подальше, потом сел около машины на тротуар и грустно так сидел, ожидая, пока не приехала полиция и наши комитетские.

Жаль мужиков очень, мои охранники уже года два со мной работали. Из тех, кто к вдумчивой работе в следователях или с агентурой не способен, только для силового прикрытия подходят.

Однако, нападавшие открыли огонь одновременно в тот момент, когда сидящий спереди офицер их только заметил.

Сразу его с водителем прошили очередями, офицеру со мной рядом тоже досталось. Может, и выжил бы он, не будь у стрелков на руках автоматов с тяжелыми пулями и длинными стволами. Они сразу мой купол начали уминать серьезно, едва его на самого себя хватило, чтобы крепость невидимой структуры сохранить. И ведь провезли их как-то в Россию, даже с двумя магазинами к каждому. Теперь будет, чем инженерам на Тульском заводе плотно заняться, такая штука каждому русскому воину будет нужна, не все же с мосинками устаревшими бегать.

Это я смогу донести до императора, а уже он до отцов-генералов. Правда, технологии убийства своих ближних уже так развились, что от винтовочного огня дай бог пять-десять процентов солдат гибнет. Все равно, ручной пулемет на сорок патронов в десятки раз эффективнее той же мосинки.

Да и я замечтался в своих мыслях, ничего не смог ощутить. Впрочем, засада организована очень грамотно, никак я ее обнаружить из машины, да еще с заднего сидения, не мог. Каждому стрелку найдено место с прикрытием, подворотня или парадная у всех рядом. Кто-то смотрел за машиной и подал сигнал всем остальным, как только мы подъехали на десять метров к засаде.

Ладно, одного расспросят как следует мои живодеры, я вытащил из машины сумку с бинтами и отнес городовым, чтобы замотали ему бедро, пока пленник кровью не истек. Потом показал, как жгут раненому наложить, они в этом деле совсем ничего не понимают.

Потом сам его обыскал, как положено у профи — ничего не нашлось, кроме запасного магазина для пистолета.

Пули тоже тяжелые такие, неужели заказчики что-то заподозрили насчет моей постоянной неуязвимости?

Да нет, теперь вот точно задумаются о чем-то таком. Возможно, заложат тонну взрывчатки под дорогу или в моем доме попробуют в подвал тайком пробиться.

Вскоре меня от раздумий отвлекли приехавшие комитетчики и полиция, я коротко ознакомил старшего со случившимся и подошел по пути к этим двоим последним убитым мной. Уже на совсем мертвые валяются, не до того им, чтобы жаловаться кому-то на то, что меня тяжелые пули не берут. Стреляли грамотно и в упор, им оказалось очень хорошо понятно, что дело со мной нечисто, только, сил уже нет рассказать кому-то про такое чудо.

Добавил каждому по мощному удару крепким ботинком в живот. Ну, типа, за своих парней переживаю. Хотя и так правда, что переживаю.

Мои ничего не сказали своему крутому и, ставшему просто невыносимо каким еще более крутым после покушения, генералу. А полиции, чтобы там те городовые не доложили, здесь делать нечего, раз никто из гражданских не пострадал.

После этого уехал в комитет, а на обратном пути, даже понимая, что второго подряд покушения точно не будет сегодня, приказал новому водителю каждый раз ездить по другому маршруту.

Император, как только ему доложили, сразу же вызвал во дворец и лично запретил мне кататься в Петербург по делам службы. Распорядился выделить мне тяжелый автомобиль Delaunay-Belleville 70 из своего личного гаража.

— Сергей, хватит уже покушения провоцировать! Сколько можно! И так враги отечества вас полностью просчитали! Это необходимо признать! — это император уже моими словами говорит, насчет просчитать.

Он прав, конечно, пусть теперь интересных задержанных в комитет сюда возят, кого необходимо на правдивость проверить. Такое свое умение я тоже для пользы дела приоткрыл сотрудникам, типа, на уровне интуиции. Поэтому время от времени ошибаюсь для вида, когда это не так важно для дела.

Ну, мощная и дорогая машина мне предоставлена, за тринадцать с лишним тысяч рублей заказана, такая только у императора и у меня теперь имеется. Можно понты колотить серьезные, однако, от пуль она не спасет никак. По дороге от комитета до моей квартиры пустили постоянный патруль из юнкеров местного училища, чтобы шугали всех посторонних и не давали засаду соорудить. Около квартиры из них же пост устроили в парадной, чтобы присматривали за окрестностями.

Ничего, юнкерам полезно послужить и мне спокойнее спать. А уж как у императора отлегло от сердца, когда он узнал, что я все равно выжил после покушения с восемью покойниками.

Серьезные меры продумали для моей безопасности, Николай Второй выживание своей семьи и сохранение самодержавия именно со мной лично связывает.

На допросах боевик неделю мужественно продержался, потом все же заговорил. Его, конечно, в оборот осторожно пустили, чтобы не помер сразу же, не отдал концы внезапно.

Как я и подозревал, двое стрелков оказались из финнов, двое из русинов карпатских, а главными были трое англичан.

Организатор засады подал сигнал и сам с места покушения ушел. Составили фотопортрет, однако, найти не смогли, скорее всего, уже из столицы уехал. Разослали фото на всякий случай по стране, однако, если это точно английская спецслужба, он может прикинуться хоть немцем, хоть турком, документы точно любые имеются и их не отличишь от настоящих. Раненый оказался русин из Лемберга, но, он просто наемный убийца, никакой не штатный сотрудник спецслужб.

— Как я и думал, ваше Императорское Величество, следы ведут к англичанке. Вряд ли они еще раз попробуют что-то такое устроить, и так явно перегнули палку со стрельбой из пулеметов в центре Петербурга. Тем более, один стрелок попал к нам и они рассчитывают, что он точно заговорит.

— Почему вы так уверены в этом? Англичане обычно добиваются своего! — не согласен Николай Второй.

— Вот сейчас был как раз такой случай, когда они должны были добиться моей смерти со стопроцентной вероятностью. Теперь отпустят вожжи, и так слишком запачкались в организации нападений на высшего сановника империи. Они же собираются после победы на немцами, пусть и очень жеманно выделываясь, все же возобновить нормальные отношения.

— Пока победы особо не видно. Англичане, французы и американцы несут больше потерь, чем германцы с союзниками, — снова провоцирует меня император на откровенное предсказание.

Хочет еще раз услышать, что мы поставили на правильную лошадь, не участвуя в войне. Что точно не ошиблись в выборе нейтральной стороны.

— Государь, вот уже наступает семнадцатый год. Через три месяца вы должны были подписать отречение, после особо настойчивой просьбы генерала Рузского. Даже, скорее, его истерики! А теперь кто он такой? Как и генерал Алексеев?

— Кто же они по вашему? — недоумевает император.

— Ваши верные слуги! Не знаю еще точно, обращался ли Терещенко к ним с речами лукавыми? В любом случае назревший вопрос с богатейшим предпринимателем, который хочет управлять империей, да еще явный агент Ротшильдов, придется решить так, чтобы все поняли. Что это расплата за те мысли и разговоры, которые он, наверняка, уже кому-то озвучил, — настаиваю я.

Император пока с этой идеей не согласен, но, мы никуда и не спешим, дождемся конкретных доказательств. Его пособники и союзники находятся у меня в списках и я пока продумываю, согласно получаемой информации, где у них самое слабое место.

Чтобы взять тайком, да прижать к теплой стенке рядом с пышущим жаром камином. Чтобы запели с первого раза и никто не понял, что теперь стал надежный вроде товарищ двойным агентом.

Новый, тысяча девятьсот семнадцатый год встретил вместе с графиней в каком-то дворце, наряженный в тот самый мундир с золотыми эполетами, который носить особо не люблю.

Марии нравится хвастать мной, таким необыкновенным везунчиком и на редкость бравым генералом, выходящим целым и невредимым из любых перестрелок. Еще она знает про мою тайну больше других и просто наслаждается этим знанием. Кажется, чувствует себя подругой бога, прикидывая про себя, кого спасти, а кого оставить безжалостно умирать.

Ее это восторженно-повелительное настроение передается ее знакомым, но, они думают, что она просто перебирает с кокаином. Так я смог услышать несколько реплик и многозначительное потирание под носом разглядеть.

Не могут ее знакомые понять повышенное настроение девушки. Вот если бы она с одним из великих князей закрутила! А то — обычный генерал без родословной и даже огромного дома-дворца у меня нет! Живу просто в съемной квартире, пусть вхож во дворец. И вообще — темная история со всех сторон с моим появлением! А без родовитых предков сильно популярной личностью не станешь в глазах высшего света.

Если ты, конечно, не английский или французский посланник.

Ну, и хрен с ними! Мне уже не так много дней осталось жить в этом времени!

Дождусь поражения Германии с союзниками и можно уходить, есть и другие дела в запасе.

В феврале месяце согласилась на капитуляцию оставшаяся в стране элита Финляндии. Надоело терпеть сплошные убытки, готовы признать официально отделение здоровенной части Финляндского княжества в пользу Российской империи по границе 1740-х годов с Карелией вместе.

Ну, Савонлинна нам не особо нужна, контролируем границу Сайменского канала, значит, деньги и налоги империя получать будет.

Однако, пока шла эта почти двухлетняя война, настроение у императора благодаря моей просветительской деятельности сильно поменялось.

Раз уж финский народ откровенно выставил себя настоящим врагом Российской империи, показал свое истинное лицо, так почему бы не забрать у нее побольше денег по примеру тех же бравых германцев? Как Бонапарт учил?

Обложить репарациями за траты и потери во время войны, за предоставляемую свободу, за все построенное русскими и так же шведскими властями, раз мы у них все это отвоевали, в общем — выдоить досуха. Не они же строили крепости и бастионы?

— И у них меньше денег останется, а значит — возможностей вредить соседу. И мы на эти деньги каналы отроем и вторую ветку Транссибирской магистрали построим.

Вот такое мое предложение император сначала отклонял постоянно, потом посмотрел, как это дело у немцев в Привислинском крае сработало и согласился в конце концов.

— Пусть выкупают свою страну, свою землю, дороги, города и крепости. И дорого выкупают, а не за символическую плату, раз так настойчиво хотят у империи землю забрать в свое личное пользование. Чтобы ценили потом, а не лезли с разными глупостями насчет поделить еще раз по справедливости. Дешево купят — ценить не станут! Тогда — снова оккупация и опять приведение к порядку, как эти почти два года. Выдвигайте суммы побольше, государь! Все, что можно берите и еще чтобы должны остались лет на десять.

— Ну, а сколько примерно просить, Сергей? — такой вопрос у императора.

— Давайте посчитаем, государь. Германцы с двенадцати миллионов поляков насобирали пятьсот миллионов золотых рублей деньгами и продуктами! Это просто так собрали в качестве первого взноса, без отдачи земли и всего, что есть на ней. Значит, умножим в три-четыре раза и разделим на четыре с половиной. Это по соотношения числа поляков и финнов примерно, не считая пока тех, кто остается на новой русской земле. Примерно четыреста миллионов золотых рублей получается, государь!

От нарисованной мной суммы Николай Второй даже замолчал на долгое время.