Маг 12

Глава 7

После того, как я покинул гостеприимную квартиру Пистолькорсов, еще раз напомнив теперь счастливым супругам о тайне вкладов, то есть, полном и абсолютном молчании о самом излечении Александры Александровны, я пешком прогулялся по рабочим кварталам Петербурга с Английского проспекта до Садовой улицы.

Не уверен, что сможет долго держать рот на замке Александра Александровна про такое чудо, но, может расскажет какой-то подруге своей, самой больной или с больным ребенком.

Кое-какая реклама мне тоже требуется по высшему обществу, чтобы понемногу партию своих сторонников и поклонников создавать. Есть у меня такая возможность, очень дорогая, прямо фантастическая для этих времен, так что могу любого искреннего противника Николая Второго, если примитивно это называть, смешивая личность царя со всем самодержавным строем, за пять минут лечения в фанатичного сторонника самодержавия перевербовать.

Если лекарь-спаситель просит настойчиво. а человек нормально внушаемый.

Когда вопрос стоит о долгой, здоровой жизни, неважно — своей лично, любимой женщины, тех же детей или страшной, неотвратимой смерти — тут любой поменяет взгляды по убедительной просьбе такого впечатляющего Лекаря.

Выглядит Коломна довольно затрапезно, но и приличные дома попадаются с чистой публикой. Много всяких чайных и обжорок в подвадах, потом дошел до Мариинского театра, там уже все внешне покрасивее оказалось, заметно более зажиточная публика проживает.

Добрался без приключений до гостиницы, обошел ее стороной, вошел в нужный двор и начал подниматься медленными шагами по узкой лестнице к своей комнате под крышей.

И тут меня ждет сюрприз, пока я тихонько переставляю ноги, сверху мне послышался какой-то шум и кряхтенье.

Я уже стою на четвертом этаже и внимательно прислушиваюсь к тому, что происходит выше.

А происходит там что-то нехорошее, поскрипывают доски, потрескивают время от времени и, значит, кто-то собирается попасть в снятую мной комнату, воспользовавшись отсутствием хозяина. Дверь распахнуть не смогут, даже если вывернут петли засова или подберут ключ к замку, однако, все равно пока не сдаются лихие люди.

— Дверь в парадную вроде открывалась. Глянь вниз, — услышал я шепот обостренным слухом.

Какая тут парадная, оговорился грабитель, самая такая черная лестница, страшная и замурзанная. Для совсем бедноты разной.

Накинул на себя невидимость и замер, поднявшись на пару ступенек лестницы.

Через перила перегнулась голова молодого конопатого паренька в рабочей блузе, он с минутку внимательно прислушивался и присматривался в узкий проем лестницы. Потом голова убралась из поля зрения.

— Никого. Или зашли уже, — услышал я шепот.

— Давай, помогай! Не могу понять, что ее держит, — услышал я сопение в ответ.

Дерево заскрипело еще сильнее, видно, что какую-то фомку или лом жулики используют изо всех своих силенок.

На четвертом этаже одна дверь и на пятом тоже, значит, ломятся ко мне, больше там не к кому.

Я медленно поднимаюсь наверх, однако, деревянная лестница пронзительно скрипит под ногами, тогда я замираю, оставаясь под невидимостью по-прежнему. Снова выглядывает конопатый паренек и опять ничего не видит, за ним появляется уже крепкий мордоворот и тоже обшаривает лестницу сверху донизу взглядом.

— Здесь же кто-то скрипел? — недоуменно спрашивает он у напарника.

— Здесь, — отвечает тот, бдительно не спуская с меня взгляда.

Ну, смотрит он прямо на меня, только, ничего не видит. Вот если бы он сделал несколько шагов в сторону, тогда мой покров невидимости не смог бы меня закрыть от взглядов с двух сторон. Однако, кому это в голову придет? Таким образом лестницу узкую рассматривать, которая вся на виду?

Вроде бы грабители теперь должны вернуться к прежнему делу, но, мордоворот оказывается неглупым мужиком — раз кто-то тут на лестнице скрипел, значит, нужно проверить всю лестницу на всякий случай!

Так он говорит молодому и посылает того пробежаться до самого низа, а сам поворачивается спиной ко мне и снова куда-то там подсовывает фомку.

Молодой немедленно поворачивается в сторону, где заканчиваются перила и я понимаю, что буду сейчас обнаружен.

Поэтому поворачиваюсь лицом к лестнице, а когда тот, мягко ступая ногами в каких-то чунях, начинает спускаться, одним шагом к нему навстречу оказываюсь на расстоянии вытянутой руки.

— Черт, — шепчу я, когда моя рука внезапно промахивается мимо его горла и цепляет парня за плечо.

У парня от ужаса кривится лицо, когда откуда-то из пространства его крепко хватает кто-то невидимый глазом, но, короткий шлепок по лбу вырубает его из чувств. Кричать он все же боится, на дело сюда пришел и внимания привлекать не должен в любом случае. Я перехватываю его за шею второй рукой и поднимаю неподвижное тело на вытянутых руках. От такого двойного веса ступени под моими ступнями скрипят, как не в себе, поэтому я слышу тихую ругань со стороны напарника.

— Ты чего там, Белка, сдурел, что ли?

Да, на бельчонка тот и правда похож здорово.

Пара шагов наверх и моя фигура с телом дружка вдруг предстает перед лицом здорового жлоба в поддевке и с фомкой в руках. Лицо у него перекашивается, но, сдаваться мордоворот не собирается, делает шаг вперед и пытается размахнуться фомкой. В узком коридорчике перед дверью комнаты он цепляет стены, поэтому я не жду, а без усилия бросаю на него тело сообщника и сбиваю мордоворота с ног.

Потом пара быстрых шагов, моя нога стоит на руке с крепко зажатой по-прежнему в ладони фомкой, шлепок по лбу и мужик затихает. Зато, от двойного удара, о тело подельника, и потом о дощатый пол очухивается конопатый и, хлопая ресницами, пытается понять, что случилось.

Ну, он-то мне и нужен, явно быстрее заговорит.

Я придерживаю его одной рукой на грязном полу, второй подхватываю железяку и плотно прижимаю к горлу паренька.

— Кто такие? Кто навел?

Вижу, что он собирается отмалчиваться, дожидаясь пробуждения сообщника и помощи от него.

— Говори, а то горло пробью и душа из тебе вон, — шепчу я ему, слыша, что кто-то внизу хлопнул дверью подъезда.

Прижимаю с серьезным усилием острие куда-то к позвоночнику и даю полминуты помучиться бедолаге от боли и удушья.

— Щас горло сломаю и кирдык тебе, птенчик! Бельчонок! — еще шепчу зловеще, делая страшное лицо матерого убийцы.

Конопатый пытается дотянуться куда-то под блузу, но, я легко перехватываю его руку и сжимаю ее так, что он только жалобно стонет от нестерпимой боли.

После этого начинает мелко трясти головой, сообщая, что готов говорить. Я убираю фомку от горла и слушаю сбивчивый шепот:

— Сами мы по себе гуляем, никто не наводил.

Врет, как сивый мерин молокосос — я чувствую это хорошо и поэтому говорю:

— Надоел ты мне. Прощайся с глазом, а потом с жизнью, — так равнодушно говорю и отвожу для удара фомку повыше.

Прикидываюсь матерым уголовником, чтобы проще было разговорить явного новичка в этом деле.

Демонстрация моих кровожадных намерений подстегнула молодого говорить правду:

— Хозяйка комнаты сболтнула…

— Что именно? Давай уж говори, коли начал… — руку я держу на замахе.

— Что дорогой чемодан сюда занес. Больше ничего, Христом прошу…- заныл конопатый.

В это время пришел в себя и мордоворот, не вставая на ноги потянулся куда-то там за пояс.

— Надоели вы мне, — только и сказал я, отвешивая обоим ворюгам по очереди по головам.

Конопатый все же сказал правду в конце, навела их на меня хозяйка комнаты под крышей, поэтому больше нечего с ними возиться.

Меня только одно интересовало, сами они по себе тут появились или уже работают на кого-то, кто смог меня во дворце идентифицировать. Вряд ли, конечно, чтобы это так быстро могло случиться, да и на комнату выйти тоже еще не могли, поэтому объяснение молодого меня устроило. Но, я готов запытать обоих придурков до полусмерти, если не узнаю настоящей правды о том, кто им дал наводку на комнату.

— Вот старая грымза! — только и ругнулся я, вспомнив, что точно почувствовал чей-то взгляд, когда оставил саквояж со своим дорогим добром в комнате и спустился вниз, — Она и проследила, что ушел я с пустыми руками, а теперь послала уголовников проверить комнатку на предмет богатого имущества. Раз я уже больше недели не появляюсь и не живу здесь.

Снял магический замок и потом также разобрался с саквояжем, спустился вниз и, подумав немного, все же вышел со двора. С наглой бабой потом разберусь, когда совсем в силу войду и уже нечего будет скрывать от общественности.

К воротам дворца я уже подошел в сумерках с пачкой разнообразных газет в саквояже.

Скупил по дороге их все, что попались, чтобы ознакомиться с политической обстановкой в стране, пока качусь на поезде в Царское Село. Во дворце такую гадость не приветствуют совсем, что вполне понятно, столько помоев там на императорскую семью накидывают прямо лопатами.

Ну, распустил царь-батюшка своих богатеев и писак наемных пуще некуда! Вообще ни хрена не боятся!

Потому и перевороты затеяли, что одурели от денег и власти, на них покупаемой.

На местном КПП служивые меня встретили с непонятным ажиотажем. Оказалось, что меня давно уже ищут по приказу императора, а я и не знаю про это. Сама охрана дворца не может ничего про мое отсутствие рассказать разгневанному самодержцу. Пропал со строго охраняемой территории, только знают, что уехал с доверенным человеком императора.

Пистолькорс не предупредил никого, куда я с ним уехал, что вполне понятно, а теперь сам ничего про меня рассказать не может после моего ухода из его квартиры. Когда до него, наконец, дозвонились, потому что внезапно выздоровевшая жена потянула его гулять июньским теплым днем на улицу. Налицо явная недоработка охраны режимного объекта.

Вот и начался серьезный такой кипеж во дворце, когда я пропал и неизвестно где нахожусь.

Поэтому меня быстро доставили в сам дворец, под суровый взор Николая Второго.

Вместе с моим саквояжем, который даже не успели досмотреть, вот как сильно торопились меня предоставить.

— Где вы пропали, Сергей Афанасьевич? Вы что, не понимаете, как важно ваше присутствие рядом с моей семьей? — сурово меня отчитывают, — Раз уж вы начали мне помогать!

Ну, я винюсь изо всех сил и обещаю больше так не исчезать.

Ладно, хоть за отсутствие ругают, а не за глупые советы. Это дорогого стоит в моем положении.

— Ваше Императорское Величество! Посетил квартиру камер-юнкера Пистолькорса, подлечил его супругу и забрал свои вещи, которые последние, в городе. Могу вам, государь, показать наши технологии, кстати. Из своих личных вещей.

И я рассказываю про бритвенный станок с тремя лезвиями и плавающей головкой, показываю современную зубную щетку в чехле и дорогую итальянскую пасту"Марвиз" в мягкой тубе из пластика. Да все показываю, что прихватил из своего времени, даже паспорт СССР.

Император внимательно все рассматривает, особенно его внимание бритва привлекла и красивый тюбик с пастой. Но, потом видит два Источника, которые у меня в толстых бархатных чехлах разложены и просит объяснить, что это такое.

— Это, ваше Императорское Величество, достаточно опасная штука для обычного человека. Для такого, который не имеет моих способностей и не привык прикасаться в этим шарам очень осторожно.

Я демонстрирую императору, как касаюсь едва-едва одним пальцем красного ворсистого бархата и сразу же отдергиваю его, как будто обжегся сильно.

— Что же это?

— Это такие накопители энергии, так называемые аккумуляторы. С их помощью я могу снова восстанавливать свою силу, однако, здесь имеется ряд ограничение. Чтобы не потерять здоровье и не перегореть.

— Солидно выглядят, ничего не скажешь. Наверно, очень дорогие?

— Просто бесценные, ваше Императорское Величество! Повезло прихватить с собой перед перемещением!

— А если я коснусь этого шара? — император показывает пальцев, как он может это сделать.

— Не стоит, государь, необходимо много лет тренировок для того, чтобы проделать это достаточно безопасно. Вы, скорее всего, то есть, ваша личность пропадет в глубинах подсознания. И вряд ли вернется в этот мир.

— То есть, я стану дурачком? — догадывается Николай Второй.

— Именно так, государь, — отвечаю я.

— Понятно, что в вашем времени есть очень много чего странного и интересного, — резюмирует император и добавляет:

— Раз уж мы с вами наедине, Сергей Афанасьевич, давайте продолжим наш разговор о том, что ждет мою страну впереди. И да, огромное вам спасибо! Вы сняли несколько хворей у Александры Федоровны, она мне говорила, что уже давно не чувствовала себя такой здоровой! Как я могу наградить вас?

Здоровая императрица нам тут всем нужна во дворце, конечно, это я наглядно уже почувствовал.

Тут я немного задумался, потом ответил:

— Наверно, государь, хорошо бы мне выписать новую паспортную книжку. Чтобы я просто откуда-то внезапно появился и никто не мог отследить мое прошлое. Даже для моего проживания во дворце это необходимо. А уже потом, наверно, сможете меня как-то наградить. Орден там или звание дворянское какое начальное? Хотя, для участия в переговорах с вашими советниками мне дворянство не помешает, а для народа, то что я останусь незнатного происхождения — тоже будет правильнее.

— Хорошо, я распоряжусь насчет документа для вас. Теперь давайте кое-что из ваших предложений по стратегии обсудим.

— Давайте. А что вас больше всего интересует? — спрашиваю я.

— Да все интересует. Но, вопросы насчет крестьян и рабочих, национального вопроса пока опустим. Больше всего я хотел бы узнать ваши мысли насчет тайной связи с кайзером. И то, как мы можем разорвать договорные обязательства перед Францией и Англией?

— Да, государь, это самое главное из будущего, чтобы нам избежать ненужной войны, — соглашаюсь я с ним.

— Давайте я попробую вам ответить. Связь с кайзером нужна именно не официальная, но, такая плотная. Вы просто предупредите его, что не собираетесь воевать с Австро-Венгрией и Германией, как и с их союзниками в любом случае. Он, конечно, начнет требовать разрыва договоров о военном сотрудничестве с той же Францией и Англией. Тут нужно доверительно ответить, что все это он сможет наяву увидеть именно через два года, в июле четырнадцатого. Что там случится в этом июле — он, конечно, вместе со своим Генеральным штабом не знает, зато, уже хорошо знаем мы. И можем это крайне эффективно использовать в своих целях. Повернуть все события уже в свою пользу.

Тут я смотрю на лицо императора, он пока никак не реагирует на мои слова.

— Сербские боевики расстреляют эрцгерцога с супругой в недавно оккупированном австрийскими войсками Сараево. Так как я знаю все уже случившуюся историю, нам тоже нельзя, например, разрывать заранее сотрудничество с Францией, чтобы будущее не пошло другим образом. То есть, до самого террористического акта в Сараево все пусть идет именно так, как и должно. Генштабы проводят совместные учения, немцы получают все больше подтверждений тому, что мы неминуемо собираемся на них напасть. Поэтому сами разрабатывают план Шлиффена, который предусматривает разгром Франции за сорок дней, ее капитуляцию и переброску всех сил на Восточный фронт воевать с Россией. Мольтке переписал этот план, однако, он окажется нереалистичным в любом случае. Никого немцы не смогут разгромить так быстро и втянутся в войну на два фронта. А то, что Бельгия будет сопротивляться целый месяц и Италия перейдет на сторону Антанты — это даст возможность и время французским войскам перебросить силы с юга. Но, вы не сможете, государь, убедить кайзера, что не будете воевать с ним, пока не случится сараевская трагедия.

— А что случится после нее?

— А вот после насильственной смерти наследника престола Россия может с чистой совестью осудить такие террористические методы. И признать право Австро-Венгрии на любые требования от Сербии. Этим вы полностью перевернете подготовленную французами ловушку для России, они в нее попадутся сами, как кур в ощип. Тем более, когда с важным видом наши дипломаты заявят через недельку, что подозревают в организации теракта именно французскую контрразведку. И значит — французское правительство. Согласно имеющейся конфиденциальной информации, которую не будете оглашать.

— И что дальше? — с заметным интересом спрашивает самодержец.

— Дальше много вариантов, однако, самый простой — это обидеться на республиканскую Францию именно как представитель законной монархии. И разорвать все заключенные с ней договора сразу же, объявить сотрудничество в любой сфере невозможным до полного расследования произошедшего.

— В самом деле, убивать императорских особ такого уровня — это глубоко недопустимо, — соглашается со мной Николай Второй.

— Особенно недопустимо, когда твою страну пытаются затащить в кровавую и несправедливую войну. Россия уже получила предательский дипломатический удар от тех же Франции и Англии, когда пыталась призвать австрияков к порядку при захвате Боснии. Так что — ответить подобным образом будет гораздо разумнее, чем защищать слепо сербов. Переиграть бывших союзников и избежать войны с подготовленным к ней врагом — что может быть лучше для нас?

— И что потом? — моя идея заходит императору.

— Потом, естественно, союзники сделают все возможное, чтобы вернуть России на прежний путь принесения себя в жертву. Военным путем этого добиться невозможно, поэтому закипит работа в посольствах. В английских, французских и американских. Всех своих агентов они запустят в дело, все газеты будут надрываться о брошенных братьях на Балканах, невероятной подлости и трусости нашего правительства вместе с самодержцем. Все депутаты Думы будут болтать об этом с утра и до вечера. Возмущение народа и средства, потраченные бывшими союзниками, будут невероятными.

После этой фразы я замолчал.

— К чему вы это сказали? Это же тупиковая ситуация для власти! — признает император.

— Да, ваше Императорское Величество. Если дать им время, да еще не контролировать прессу — тогда вас точно снесут или заставят вернуться в стойло.

Слова про стойло не очень понравились императору, он здорово недовольно посмотрел на меня.

А что делать, нужно же показать ему настоящее отношение так называемых союзников.

— Поэтому, после обвинения Франции в провокации и разрыве всех отношений придется зайти еще дальше. Объявить о вмешательстве посольских работников во внутренние дела независимой Российской империи и тут же закрыть все французские посольства и консульства. Всех сотрудников под полным надзором выслать в Одессу в пломбированных вагонах, где они кораблем выплывут на родину.

— Сильный ход, но, останутся же другие дипломаты?

— Конечно. После французов придет очередь англичан и за ними американцев. Далее всех их союзников в войне. Их тоже придется обвинить в таком же злонамеренном вмешательстве во внутренние дела России. Оставлять эти абсолютно враждебные гнезда, в ручном режиме управляющие многочисленными агентами иностранного влияния среди элиты, представителей капитала и подкупленной прессы — нельзя ни в каком случае!

— Это слишком вызывающе будет выглядеть! — спорит император.

— Да, государь. Как говорится — хуже, чем воевать с западом, это только дружить с ним. Однако, признайтесь, что именно после таких шагов и разрыва всех отношений с бывшими союзниками уже будет нетрудно убедить кайзера и его Генштаб, что Россия воевать с ними не собирается. И они могут свои армии перекидывать на запад, ничего не опасаясь.

— Пожалуй, что Вильгельм поверит мне, — задумчиво отвечает Николай Второй.

— Поверит, государь. А что такого необычного случится? Монарх Российской империи обвинит республиканскую Францию в убийстве наследника австрийского престола и поэтому разорвет все отношения именно с ней и ее союзниками. Как благородный представитель другой монархии, помазанник божий! Есть доказательства или нет — это неважно. Главное — это ваша позиция! Но, необходимо к этому моменту подготовить внутреннюю контрразведку и продумать места изоляции для всех поголовно агентов иностранного влияния. Всех, кто получает деньги от иностранных держав, придется признать именно такими агентами и тут же изолировать где-то подальше от народа. Одновременно с закрытием посольств.

— А по какому закону это можно будет сделать? — любопытствует Николай Второй.

— Этот закон придется принять. Именно об агентах иностранного влияния, придется разработать такой статус для этих врагов России, и их заключении под стражу во время военного положения. И такой закон тоже необходим.

— А как же мы точно узнаем — кто такой агент?

— Список из примерно пятьсот фамилий самых видных предателей Родины у меня есть при себе. Еще придется ставить постоянное наблюдение около посольств и переписывать часто посещающих их персоны. Всех политиков, кто получает солидные кредиты из иностранных банков, их тоже придется поставить на карандаш. В любом случае, даже депутатов придется изолировать.

— Не знаю, депутаты у нас люди неприкосновенные, постольку-поскольку, конечно, — снова сомневается император.

— Измена родине — это достаточное серьезное обвинение для любого гражданина Российской империи, чтобы с ним вдумчиво поработали хорошие следователи. Пара месяцев допросов и вы поразитесь, государь, насколько вся элита страны окажется скуплена иностранными державами. Без изоляции такой прослойки общества не получится удержать власть, это я вам гарантирую. И новое Охранное отделение с увеличенными в десять раз штатами и правами поможет выяснить, кто получает иностранные деньги, куда отправляет и что они должны за них делать. И все это — измена Родине и работа на иностранные разведки! С гигантскими сроками на каторге! Это всем очень быстро развяжет языки, следователи не будут успевать записывать признания!

Вижу, что император продолжает сомневаться и привожу сильный пример:

— Именно сейчас адвокат Керенский, пустобрех и откровенный болтун, занимается жертвами Ленского расстрела, внешне бесплатно, а на самом деле за деньги другой страны и делает себе на этом имя. Громкое имя. Так вот, ваше Императорское Величество! Именно Керенский подпишет приказ о Вашем аресте со всей семьей через шесть дней после Вашего отречения, именно в марте семнадцатого года! А его пособник и верный товарищ олигарх Терещенко получит огромный кредит в американском банке и потратит свои десятки миллионов рублей на Февральский переворот под руководством английского посла Бьюкенена!

— И как их можно после этого оставить на свободе? С такими-то союзниками и деньгами?