Маг Земноморья

2. Тень

Джеду казалось, что, будучи учеником могущественного мага, он сразу войдёт во врата учёности, в святая святых таинственной Власти. Ведь известен ему язык зверей, слышит же он шёпот листвы, и ветры по его слову меняют направление, а сам он готов принять любое обличье, стоит только захотеть. Может быть, мастер догадается о его желании, и они, приняв обличье оленей, помчатся к Ре Альбе, или воспарят в небеса на сильных орлиных крыльях.

Но, к вящему удивлению, Джед заметил, что ничего подобного не произошло. Они брели сначала по Долине, медленно пробираясь на Юг, потом взяли на Запад, чтобы обогнуть гору, останавливаясь на отдых в деревушках или проводя ночь в диких глухих лесах — как простые колдуны-странники, как деревенские лудильщики, или, хуже того, как самые обыкновенные бродяги. Ничего необычного с ними не случилось. И как долго они ни странствовали, никакого таинственного владения они так и не посетили. Посох из дерева дуба поначалу привлекал любопытный взгляд Джеда, но вскоре он убедился, что это был самый обычный дорожный посох, и не более того. Три дня прошло, а потом ещё четыре, но Огион Молчальник так и не произнёс в присутствии Джеда ни одного заклятия, не научил его ни одному магическому стиху, ни одного имени не назвал он.

Хотя учитель и хранил молчание, но был он в тоже время так мягок и добр, что Джед по прошествии ещё дней двух всё-таки осмелился сказать:

— Сэр, когда я начну учиться?

— Ты уже учишься, — было ему ответом. Последовало неловкое молчание:

— Но я же ничего ещё не узнал от Вас?

— Это потому, что ты ещё просто не понял, чему я тебя учу, — ответил маг.

Они продолжали идти по высокогорной тропе, что пролегала между Оварком и Виссом. Огион был смуглым, как и большинство жителей этого острова, седым, стройным, сильным и выносливым, как породистый пес. Говорил он редко, ел ещё меньше и почти не спал. Зрение и слух его улавливали любой шорох, любое движение, и напряжённое выражение не сходило с его лица.

Джед ничего не ответил учителю, ибо это не всегда просто — ответить с ходу на вопрос мага.

— Ты так хочешь узнать ещё одно заклятие? Но ты и без того вычерпал немало воды из этого колодца. Подожди. Быть мужчиной — значит, терпеть. Быть мастером — значит, терпеть в девять раз больше. Что это за трава растёт у дороги?

— Нelichrysum bracteatum (Бессмертник прицветниковый (лат.)).

— А это?

— Не знаю.

— Четырёхлистник, зовут его.

Огион остановился и воткнул медное остриё посоха рядом со стебельком травки, так, чтобы Джед мог лучше рассмотреть растение. Огион опять замолчал, и Джеду ничего не оставалось сделать, как снова задать вопрос:

— А как можно использовать это, Учитель?

— Никто не знает.

Джед подержал на ладони семена никому не известной травки, а потом развеял их по ветру.

— Когда ты узнаешь четырёхлистник от корня до последнего ростка на стебле, когда проследишь, как растёт эта травка в течение всего года, только тогда она откроет тебе своё истинное имя, и ты познаешь саму сущность её, что, бесспорно, намного важнее, чем простое знание, как можно использовать стебелёк или корень. Что толку в пользе? К примеру, ты полезен или нет? На что ты годен? Или на что годен я сам? Или зачем, в конце концов, эта Великая Гора Гонт или Открытое Море? — Странный монолог этот столь же неожиданно прервался, как и начался.

Молча они прошли ещё полмили, пока учитель не промолвил:

— Хочешь слышать — познай тишину.

Мальчишка даже фыркнул от неожиданности, ему не очень-то нравилось, когда его ставили в дурацкое положение. Но он всё-таки сумел скрыть своё недовольство и решил быть послушным, дабы заслужить доверие Огиона. Джеда буквально снедала жажда познания. Однако, чем дальше они шли, тем яснее становилось, что он мог бы узнать намного больше от простого собирателя трав или деревенского колдуна, и по мере того, как они огибали Гору, Джед всё чаще и чаще задавался вопросом, в чём же всё-таки состоит Великая Магия этого одного из самых Великих Магов Гонта. Например, когда шёл обычный дождь, Огион даже не мог сказать самого простого заклятия, чтобы избавиться от непогоды, а ведь заклятие это знал почти любой предсказатель в округе... В таком месте, как Гонт, где каждый третий либо колдун, либо предсказатель, отогнать грозовое облако ни для кого не составляло особого труда, и часто можно было видеть, как, одинокое, оно так и дрейфует с места на места, пока, наконец, не прольёт свою влагу где-нибудь над бескрайними просторами моря. Но Огион был не таким — он давал пролиться дождю там, где это предопределено было природой. Во время же дождя он устраивался под раскидистой пихтой и ждал. А Джед, скорчившись где-нибудь под кустом, мрачно слушал, как дождь барабанит по листьям, и думал о том, что обладать властью и быть настолько мудрым, чтобы полностью отказаться от могущества — это хуже, чем быть самым заурядным предсказателем — в этом случае, по крайней мере, можно было всегда рассчитывать на сухую постель. Но какие бы мысли не посещали его, вслух Джед не произносил ни слова. Учитель же улыбался чему-то и мирно отходил ко сну.

Когда первый снежный покров лёг на вершины Гонта, они, наконец, достигли Ре Альбы, дома Огиона. Это был город у самого края Ущелья, и означал он Гнездо Сокола. Отсюда, далеко внизу, можно было разглядеть бухту и могучие башни Порта: корабли бесшумно входили и выходили из Гавани, скользя по глади вод, как по зеркалу, а далеко на Западе, в открытом море, в голубой дымке выступали неясные контуры острова Оранга, последней земной тверди в этих бескрайних морских просторах.

Хотя дом мага и был просторным, добротным, из хорошей древесины, но по своему внутреннему убранству он ничем не отличался от обычного жилища родных для Джеда Ольховников. Правда, здесь было какое-то подобие алькова, где Джед и нашёл себе пристанище, но окна в доме почти всегда были наглухо закрыты из-за сильных ветров, дующих попеременно то с Запада, то с Севера. В этой душной и тёмной избе Джед провёл всю зиму. Он слышал, как за окнами дождь и ветер, не переставая, стучат в закрытые ставни, слышал, как начинал падать снег, и убаюкивающая тишина воцарялась над миром, но ничто не отвлекало его внимание, ибо учился он читать и писать Шестьсот Рун Хардига. И труд этот доставлял ему истинную радость, поскольку, только зная язык Власти, можно приобщиться к ней, а в противном случае ты обречён быть простым любителем, хуже того — шарлатаном. Язык Хардиг, Язык Архипелага, хотя сам по себе и не имел никакой магической силы — и в этом смысле он ничем не отличался от любого другого языка людей, — в нём, в языке в этом, были корни, взятые из Древней Речи, а именно словами Древней Речи нарекают птиц, людей и животных. А понять древний смысл слов можно только через чтение Рун, ибо возникли они в тот момент, когда горы Гонта, да и другие острова Архипелага не поднялись ещё со дна Океана.

По-прежнему, никаких заклятий и колдовства. Только тяжёлые страницы Книги Рун да изнурительный труд — и так всю зиму, пока за окном бушевали ветер с дождём или стлался мягкий снежок; да ещё Огион иногда нарушал покой, когда входил неожиданно в дом, принося с собой холод заснеженного леса, где он искал свою пропавшую козочку, и устраивался после долгого дня поближе к огню, дабы обогреться и обсушиться, наконец. Это долгое выжидающее молчание мага наполняло комнату, вторгалось в душу, и казалось в такие минуты, что бедный неофит забыл даже, как звучат человеческие слова, но Огион нарушал, наконец, тишину: звук слетал с его уст, и казалось тогда, что это было самое первое из всех слов, произнесённых в мире. Но что же это были за слова? А были они просты и понятны: хлеб, вода, сон, ветер, снег.

Наступила весна, дружелюбная и счастливая, и Огион отпускал теперь Джеда в луга за травами, предоставлял ему полную свободу блуждать и бродить без дела сколько ему захочется, наслаждаясь видом лесов, покрытых молодой мокрой листвой, сияющей на ослепительно ярком весеннем солнце. С радостью Джед отправлялся из дома каждое утро и возвращался только поздно ночью, но в этих беспорядочных блужданиях не забывал он и о травах. Он думал о них, чем бы ни занимался в этот момент: карабкался ли на скалу, переходил ли вброд горный ручей или брёл по долине, и всегда Джед приносил что-нибудь с собой. Как-то раз он заметил прекрасные белые цветы и решил вернуться сюда на следующее утро, чтобы разглядеть их получше. Назавтра он без труда нашёл нужное место, но помимо цветов невесть откуда появилась здесь и девушка, дочка старика лорда Ре Альбы. Он никогда бы не осмелился заговорить с ней, но она сама приблизилась к Джеду и вежливо приветствовала его:

— Я знаю тебя, тебя зовут Перепелятник, и ты ученик мага. Я хочу, чтобы ты рассказал мне что-нибудь о колдовстве.

Он потупил взор, посмотрел на белые цветы, которые буквально облепили подол её юбки, и впервые в жизни не знал, что сказать. Но она продолжала говорить без умолку, и так просто и естественно у неё это выходило, что самому Джеду постепенно стало легче. Она была высокой девушкой приблизительно его возраста с болезненно-бледным цветом лица. Говорят, мать её привезли с острова Осскил, а у всех иностранцев такой странный вид. Чёрные волосы её легко и свободно падали на плечи. Когда первое смущение прошло, Джед понял, что она совсем некрасивая, но ему почему-то захотелось ей понравиться, захотелось произвести на неё впечатление, и желание это становилось всё сильнее и сильнее. Незаметно для себя самого он рассказал незнакомке историю с туманом, который он наслал на воинов Карга и, тем самым, спас людей. Слушала она его с нескрываемым интересом, но молча, не выражая вслух своего восхищения. Наконец девушка решила сменить тему разговора и спросила:

— А птиц и зверей ты можешь приваживать?

— Могу, — коротко ответил Джед.

Он знал, что рядом, в Ущелье, недалеко от луга, есть гнездо Сокола, и поэтому, недолго думая, быстро произнёс волшебное имя. Сокол появился тотчас, но спуститься на запястье Джеда не захотел. Присутствие незнакомки напугало пернатого слугу. Вскрикнув, птица вновь взмыла к небу и моментально исчезла, как будто растворившись в воздушных потоках.

— Что за чары используешь ты, чтобы вызвать Сокола?

— Я просто зову его.

— А можешь ты вызывать души мёртвых? Сначала ему показалось, что она смеётся над ним, ведь всё-таки Сокол не до конца был послушен ему. Но он никак не мог допустить, чтобы какая-то девчонка усомнилась в его мастерстве, и поэтому он соврал:

— Что ж, смогу и это, если захочу.

— А разве это не трудно, не опасно вызывать мёртвых?

— Трудно, пожалуй, но опасно?.. — И Джед пожал плечами. Наконец-то что-то похожее на восхищение сверкнуло в её упрямых глазах.

— А ты сможешь сплести любовные чары?

— Без труда.

— Правда? — не утерпела девчонка. — И что, действительно любая деревенская ведьма может приворожить? А обличье ты поменять сможешь?

И опять в сердце его закралось сомнение — уж не смеются ли над ним. Поэтому совершенно спокойно он произнёс:

— Смогу и это, если захочу.

Она тотчас начала умолять его превратиться хоть во что-нибудь: в быка, в огонь, в Ястреба, в дерево — не важно. Он легко мог отвязаться от надоедливой девчонки, произнеся несколько секретных слов, но Джед был совершенно бессилен перед её наивными и совершенно искренними просьбами, да, помимо всего прочего, он и сам стал сомневаться в своём умении — уж не прихвастнул ли он, чего доброго. Джед покинул девушку под тем предлогом, что учитель заждался его. На следующий день Джед решил не возвращаться на прежнее место. Но ещё через день он всё-таки вернулся, обманывая себя тем, что он якобы идёт туда за редким белым цветком, который надо сорвать в тот момент, когда он ещё цветёт. Она по-прежнему была здесь, и они вместе пошли бродить по лугу, ступая босыми ногами по траве, по белым цветам, за которыми он, кажется, и пришёл сюда. Весеннее солнце сияло с небес, и она разговаривала с ним так легко и просто, как обыкновенная пастушка из родных Ольховников. Снова девушка спросила его о колдовстве и, широко раскрыв глаза, жадно слушала всё то, что он рассказывал ей. Незаметно для себя самого Джед снова начал хвастать. И тогда она вновь попросила его превратиться во что-нибудь, и вновь он отказался это делать.

— Ты что, боишься? — спросила девушка.

— Нет.

Она кокетливо улыбнулась Джеду и сказала:

— Может быть, ты ещё молод для такого?

Этого он уже не мог снести. Не говоря ни слова, Джед решил во что бы то ни стало представить ей доказательства своего величия. Он попросил девушку прийти на луг завтра, а сам поспешил домой. Учителя ещё не было дома, поэтому Джед сразу кинулся к полке и снял оттуда два тяжёлых тома Книги Познания, которую сам Огион никогда не открывал в его присутствии.

Он искал заклятия самопревращения, но успехи его в изучении рун были ещё весьма скромными, поэтому он с трудом понимал написанное и никак не мог найти то, что хотел. Книги эти были очень древними, Огиону они достались ещё от Хелета Фарсира, его учителя, а к Хелету они перешли от Мага Перрегала и так дальше, начиная с того самого времени, когда мифы ещё были самой реальностью. Мелкими и странными были все эти письмена, испещрённые всевозможными пометками на полях и между строк рукой переписчика или владельца книги, рукой, которая, наверно, давно уже истлела и превратилась в прах. Здесь и там Джеду попадались отдельные знакомые слова, которые складывались постепенно в какой-то странный смысл; опять перед глазами предстал образ девушки, её насмешливая улыбка, и он остановился на странице, где речь шла о том, как вызвать из небытия умершего.

По мере того, как он пробирался сквозь непонятный смысл, заключённый в рунах и символах, следующих один за другим, ужас всё больше и больше охватывал его душу. Он уже не мог оторвать взгляда от написанного, и казалось, что руны сами входят в его сознание. Наконец, дочитав заклятие до конца, он поднял голову и увидел, что в доме стало совсем темно. Значит, он дочитывал руны в полной темноте и всё равно видел их. Он попробовал проделать то же самое и сейчас, но не смог увидеть даже книги, лежащей у него перед глазами. Страх завладел его душой настолько, что, казалось, он буквально приковал его к креслу. Его начал бить озноб. Взглянув через плечо, он скорее не увидел, а почувствовал, как что-то подкрадывается к нему. Это что-то было бесформенной тенью и было оно мрачнее самой тьмы. Казалось, что Оно вот-вот настигнет его, коснётся его, и уже отчетливо был слышен шёпот, но Джед так и не смог понять слов.

Дверь распахнулась — и человек вступил в дом. Он стоял в лучах ослепительного белого света, и голос его звучал громко и мощно. Кромешная тьма и леденящий душу шёпот стали рассеиваться и, наконец, совсем исчезли.

Ужас оставил Джеда, но его место заняло чувство вины и раскаяния, так как на пороге дома стоял не кто-нибудь, а Великий Маг Огион, лучи света исходили от него и весело играли на стенах дома, а обычный деревянный посох его светился ослепительно ярким сиянием.

Не сказав ни слова, маг прошёл мимо Джеда, зажёг лампу и поставил книги на место. Затем он обратился к мальчику:

— Никогда не используй такого заклятия, если ничто не угрожает ни Власти, ни жизни твоей. Это заклятие ты и искал в Книге?

— Нет, Учитель, — пробормотал мальчишка и, наконец, поведал Огиону всю историю.

— Я же предупреждал тебя, — сказал учитель, — что мать этой девочки — жена Лорда — волшебница.

Действительно, Учитель говорил об этом Джеду, но мальчишка не обратил на предупреждение особого внимания, хотя всё, о чём бы ни говорил ему Огион, всегда имело свой смысл и значение.

— Девочка — тоже наполовину ведьма. Может, мать и подослала дочь к тебе, чтобы поговорить с тобой и что-то выведать. Скорее, мать и открыла Книгу на нужной странице. Силы, которым служит эта женщина, не в моей власти: я не знаю точно о её желании, но я совершенно уверен, что желание это направлено против меня. Джед, послушай. Разве ты не понял ещё, что Власть всегда сопряжена с опасностью, как Свет с Тенью. Магия — это не игра, не детская забава, которая существует ради удовольствия или ради похвалы. Знай: каждое слово, каждое действие в нашем искусстве служит либо Добру, либо Злу. Прежде чем произнести Слово или сделать Жест, подумай, чего это может стоить тебе или другим!

Джед не знал, куда ему деться от стыда, и закричал в порыве отчаяния:

— Да как я мог знать всё это, если ты сам ничему меня не учишь. С тех пор, как я стал жить здесь, я ничего не делаю, ничего не вижу.

— Неправда. Ты уже кое-что видел. Помнишь, в темноте, перед тем, как вошёл я.

Джед замолчал.

Огион преклонил колено перед очагом и разжёг огонь — в доме было холодно и сыро, как в склепе. Потом, стоя ещё на коленях, он продолжал, и голос его звучал тихо и ровно:

— Джед, соколенок мой, ты ничем не обязан ни мне, ни искусству моему. Не ты пришёл ко мне, а я — к тебе. Ты ещё очень молод, чтобы сделать свой выбор, а я не в состоянии сделать его за тебя. Если хочешь, я отошлю тебя на Скалу, где учат высокой магии. Всё, что тебе суждено узнать, ты узнаешь, ибо велика сила твоя, но велика и гордыня. Я держал тебя здесь потому, что во мне есть то, чего лишен ты, но держать тебя здесь против воли я не намерен. Теперь выбирай — выбирай между Ре Альбой и Скалой.

Слова эти буквально оглушили Джеда. Он только сейчас осознал, как он любит этого странника, этого Смиренного Молчальника Огиона, исцелившего его одним прикосновением. Джед посмотрел на посох, который мирно покоился в углу, у самого очага, и который совсем недавно сиял и искрился, изгоняя Зло и Тьму из дома, и ему вдруг захотелось остаться здесь, захотелось бродить по полям и лесам рядом с Учителем, каждый день, каждый час свой посвящая познанию только одной науки — науки Молчания. И тут же другое желание родилось в душе его: желание Славы и Подвига. Огион — слишком долгий путь к славе. Достаточно только ступить на корабль, и морские ветры принесут тебя к острову Мудрости, где сам воздух буквально напоён чарами, и Архимаг, словно смертный, живёт среди людей.

— Учитель, — сказал Джед. — Я выбрал Скалу.

Несколько дней спустя вместе с Огионом Джед спустился с Гор к Великому Порту. Перед городскими воротами стража оказала необычайные почести магу-отшельнику: как перед принцем крови они обнажили мечи и встали на одно колено. Стража знала отшельника, ибо десять лет тому назад Огион спас город от Великого Землетрясения, спокойно поговорив с самой Горой Гонт. Он успокоил, усмирил Гору, как усмиряют разъярённых зверей в клетке. Странно было видеть Джеду, как чествует столь величественная стража его столь невзрачного и скромного Учителя. По-иному взглянул Джед на Молчальника, и страх зажёгся в его душе, но тут же исчез: лицо Огиона было по-прежнему спокойным и добрым.

Они приблизились к пирсу, и тотчас рядом оказался служитель Порта, который нашёл нужный корабль.

— Команда может взять Вашего ученика на борт корабельным магом, если, конечно, он знает дело и сможет с помощью заклятий вызвать нужные ветры, — сказал служитель.

— Он знает, как управляться с туманом, но морские ветры ему неподвластны, — ответил маг, положив руку на плечо Джеда. — И не пытайся что-нибудь сделать с морем, Перепелятник. Хотя тщеславие твоё и велико, но ты ещё принадлежишь Суше, мальчик. Кстати, добрый человек, как называется этот корабль?

— «Тень», ваша милость. Хорошая посудина. При этом имени лицо Огиона омрачилось:

— Что ж. Будь что будет. Передай эти письмена хранителю Школы, где будешь учиться. Доброго тебе ветра, Перепелятник. Прощай.

Вот и всё. Он быстро повернулся и пошёл своими семимильными шагами прочь от пирса, а Джед долго ещё мог видеть, как Учитель поднимается в гору и как, наконец, растаял вдали, скрылся в весенней утренней дымке.

— Пойдём, парень, — сказал служитель и подвёл Джеда к тому месту, где стояла «Тень», готовая поднять паруса и отплыть в нужном направлении.

Обменявшись ничего не значащими фразами со Смотрителем Порта, капитан судна согласился взять Джеда на борт и доставить его к Скале: сам маг просил об этом. Капитан «Тени» был здоровенным толстяком, одетым в красный кафтан на меху, как и подобает любому купцу с острова Андраден. Он даже не взглянул на Джеда, а только спросил его тоном хозяина:

— На погоду влияешь?

— Могу.

— А на ветры?

Джед вынужден был признаться в своей несостоятельности. Капитан приказал ему не путаться под ногами, спрятаться где-нибудь и сидеть там до конца плавания.

Между тем, гребцы уже начали подниматься на борт судна: ещё до темноты им следовало выйти из гавани, чтобы на рассвете, во время отлива, оказаться в открытом море. Нигде нельзя было найти свободного местечка. Джед с трудом втиснулся в узкое пространство между какими-то грузами на корме судна и стал с интересом наблюдать за происходящим. Гребцы всё прибывали и прибывали на корабль. Эти огромные люди с могучими руками неторопливо рассаживались по своим местам. Среди них, как муравьи, сновали грузчики, с грохотом катившие по палубе бочки с пресной водой, и, когда очередная бочка ударялась о палубу, судно мягко и послушно покачивалось на волнах, готовое в любую минуту оторваться от берега и полностью отдаться во власть стихии. Наконец погрузка закончилась, кормчий занял своё место у руля и теперь не сводил глаз с капитана, который стоял на баке, где в виде бушприта возвышалась фигура Древнего Змея Андрада. Капитан со злобой что-то крикнул матросам, отдали швартовы — и «Тень», освободившись от власти земли, проскользнула между двумя мощными барками и вышла в открытое пространство.

— Вёсла в воду! — скомандовал капитан, и единым залпом с обоих бортов вёсла взрыхлили морскую гладь. Крепкие спины гребцов напряглись, рядом с капитанским мостиком, как из-под земли, вырос барабанщик, и теперь все выжидающе смотрели на него и на барабанную палочку, которая должна была ударить по туго натянутой коже.

Легче, чем чайка, которая свободно скользит по небу, «Тень» выпорхнула из Порта, городской шум исчез, и они вступили в великую тишину прибрежных вод, а Белая Скала Гавани грозно повисла над их головами. Здесь они бросили якорь и стали ждать отлива.

Из семидесяти человек команды нашлись и ровесники Джеда. Матросы предлагали Джеду разделить с ними пищу и относились к нему по-дружески, хотя и грубовато. Они звали его Козопасом, как и всех, кто жил на острове Гонт.

Был Джед высоким и сильным, готовым на любой отпор как словом, так и делом. Он старался ничем не отличаться от других, и очень скоро к нему стали относиться как к ещё одному члену команды, что вполне всех устраивало, ибо на корабле не было места для праздношатающихся.

Впрочем, не было на корабле места и для самой команды: душный тёмный трюм до отказа был забит людьми и грузом. Но Джеда это не беспокоило. В первую ночь он лёг прямо на палубе и то просыпался, то засыпал вновь, и яркие звёзды весеннего неба ярко сияли над его головой. Перед рассветом начался отлив. Они снялись с якоря и вышли, наконец, в открытое море. Когда солнце позолотило вершину горы Гонт, матросы подняли парус, и «Тень» взяла курс на юго-запад.

Между Барниском и Торхевелом они шли при лёгком ветре и на второй день плавания увидели Великий Остров Хавнор — сердце всего Архипелага. Три дня плыли они вдоль Острова, но так и не причалили к нему. Пройдет ещё немало лет, прежде чем Джед ступит на эту священную землю и увидит своими глазами белые башни Великого Порта Хавнор.

Только у берегов Кембермута они причалили ровно на одну ночь, а потом продолжили своё путешествие.

На следующую ночь, когда ветер усилился, они решили снять паруса и идти на вёслах. Днём пошёл дождь, ветер по-прежнему был сильный, и гребцам ничего не оставалось делать, как взяться за вёсла вновь.

Корабль шёл ровно и спокойно справлялся с непогодой, но чем дальше, тем напряжённее вглядывался кормчий вдаль и ничего не видел, кроме сплошной пелены дождя. Они шли, как и положено, на юго-запад, но никто не знал, в каких водах они оказались. Джед слышал, как команда шепталась о мелководье севернее Скалы и о рифах, что лежат на востоке; другие спорили о том, что они давно уже сбились с курса и сейчас вообще дрейфуют неизвестно где. А ветер, между тем, всё крепчал, и зловещие белые барашки появились на море, гребцам же по-прежнему приходилось грести изо всех сил в неизвестном направлении, и взмах их вёсел становился час от часу короче — тяжёлый труд съедал остаток сил. На вёсла была брошена вся команда, и Джед занял своё место среди гребцов. Когда их подменяли, они вместо отдыха должны были вычерпывать воду, ибо море теперь буквально обрушивалось на корабль. Среди огромных волн, в холоде и голоде, под непрекращающимся дождем они вершили свой тяжкий труд, и бой барабана звучал теперь в такт их натруженным, утомлённым сердцам.

Матрос подошёл к Джеду, чтобы сменить его у вёсел и передал приказ капитана предстать пред ним незамедлительно. Капитан стоял на своём мостике, и вода струйками стекала к нему за шиворот. Он был похож на большую бочку и обращался к Джеду сверху вниз:

— Сделай что-нибудь с ветром, парень.

— Я не могу, сэр.

— Ну, а металл тебе знаком?

Капитан имел ввиду стрелку компаса, которая должна была указывать не просто, где находился Север, а их курс, кратчайший путь к Скале. К этим хитростям часто прибегали мореходы, но Джед и здесь должен был признаться в своей несостоятельности.

— Ну, что ж, — прокричал капитан, — тогда ты должен найти себе другой корабль. Мы меняем курс и идем на юг к Хорт Тауну. Скала должна быть где-то на западе от нас. Прорваться сквозь такую непогоду невозможно.

Джеду всё это не понравилось. От матросов он слышал, что Хорт Таун — место гиблое, где нет никаких законов, где похищают людей и продают их в рабство. Но делать нечего, ему пришлось вернуться на скамью и продолжать грести изо всех сил под монотонный ритм барабана; тусклый фонарь, прикреплённый на корме, как сумасшедший качался из стороны в сторону при каждом ударе волн. Джед, не отрываясь, смотрел на запад. И когда корабль в очередной раз подбросило на волнах, он увидел на мгновение ясный свет.

Джед сказал об этом кормчему. Но кормчий ничего не ответил. Тогда Джед попросил, чтобы его сменили на время, и медленно побрёл по качающейся палубе к капитанскому мостику.

— Сэр! Этот свет на западе — маяк на Скале.

— Я не вижу никакого света, — заорал ему в ответ капитан.

Тогда Джед протянул руку, и свет вновь появился вдали. Капитан приказал кормчему держать курс на запад.

— Ты говоришь со знанием дела, но если ошибся — я сброшу тебя в воду: плыви до своей Скалы сам!

Теперь они оказались в самом центре бури. «Тень» очутилась на гребне высокой волны и бесполезные вёсла, не найдя опоры, повисли в воздухе — потеряв равновесие, гребцы попадали на залитую водой палубу. Стало совсем темно, но свет то пропадал, то вспыхивал вдали, и экипаж не сдавался. Наконец, ветер стих; ещё один рывок, и из шторма они вырвались в совершенно иной мир: чистое, безоблачное небо, последние отблески вечерней зари были ещё видны. Зелёные холмы, город и гавань, где скопилось немало кораблей — тихая, мирная картина предстала перед ними.

Кормчий спросил у капитана:

— Сэр! Это действительно земля, или мираж?

— Держи курс, болван! Гребите дружнее, сукины дети! Это же гора Кнолл!

Под ритм барабана они ворвались в бухту. Их встретили колокольным звоном, шум ветра растаял вдали. Повсюду были тучи, но здесь над землёй повис огромный звёздный купол ясного вечернего неба.