12. Странные очертания их тел соперничали с причудливостью традиций. Не то, чтобы боги даровали им бессмертие, скорее, само время отказывалось их замечать.
Свой самоконтроль я все-таки переоценил, или Вселенной надоело помогать мне, ничего не получая взамен. В общем, Разрушение просочилось наружу.
Проявилось оно, как всегда, странно. Возвращаясь вечером после посиделок с Лекором, я обнаружил, что путь мне преграждает кособокая туша местного дурачка. Гигок стоял в проеме обвалившихся ворот, уставившись в стену круглыми от удивления глазами. Я не рискнул лезть к полоумному и пошел за помощью к Ио. Девочка пришла, проследила взгляд дурачка и — о! — стала выглядеть так же, как он. Я помахал ладонью у ней перед глазами и тут же получил ногой по коленке.
— За что?
— Ты что, не видишь?!
— Нет.
— Вон!
— Где?
— Там!!!
Причиной странного поведения островитян оказался росток колючки. Пока я давился хохотом, они рассматривали меня так, словно точно знали, кто тут идиот.
— Эта штука не съедобна, — на всякий случай объяснил я.
— Да какая разница!!! — замахала руками Ио. — Тут уже двести лет ничего не растет!
И поскакала звать свидетелей.
Прекрасная роза в Арконате не имела бы такого успеха. Два дня продолжалось паломничество островитян к колючке, а на третий ее кто-то спер. Причем, в пропаже обвинили меня. Не желая начинать разборки, глухой ночью я полил всю стену драгоценной пресной водой. Мои усилия были вознаграждены — подрезанный росток дал новые побеги и за месяц оплел своими усиками полстены.
А на куче нанесенного дождями мусора раскинула листья какая-то тыква.
Наученные горьким опытом островитяне караулили чудо посменно, ежедневно измеряя его в длину и ширину. В жарких спорах обсуждался цвет и вес будущего урожая. Я только губами шлепал — в первый раз вижу, чтобы какая-то зелень росла с такой скоростью. Кое-то призывал выгнать меня из осененного вниманием богов дома, но Лекор пресек самоуправство, намекая, что чужак и благословение как-то связаны. Я боролся с искушением объяснить придуркам, в чем дело, но проницательный Посвященный успел первым.
— Позвольте дать вам, гм, возможно, несколько неуместный совет: никому не говорите, что вы как-то связаны с происходящим или можете быть его причиной.
— Я ничего плохого не делал!
— Верю. Но учение Храма…
Я даже глаза закатил — опять бредни местных ненормальных. Моя реакция задела Лекора. В обычной жизни он следовал образу отринувшего волю Храма неукоснительно (и был прав — очень неприятно стать отщепенцем среди изгоев), но тут натура взяла верх, и отставной Посвященный задумал меня обратить. При каждой нашей встречи островитянин, ласково улыбаясь, начал переводить разговор на теологические вопросы. Какое-то время я слушал, дивясь причудливости человеческих заблуждений, и пытаясь понять, из каких трактатов древних времен выведены такие умозаключения. Похоже, здешним Патриархам удалось придумать нечто новое: из правильного, в общем-то, утверждения, что источником магии являются живые существа, они делали странный вывод, что для сохранения равновесия в мире ворожба должна сопровождаться потерей кем-то жизни. При этом классические маги, управляющие потоками мировой энергии за счет внутреннего резерва, объявлялись разновидностью паразитов. Вопрос о Пустоши и проклятой земле вообще выпадал из рассмотрения. Более того, по некоторым оговоркам Лекора я начал подозревать, что Посвященные принимают за сущность вещей заключенную в них дикую магию, потому что ничего другого различить неспособны. То есть, стихия, потенциально губительная для всего живого воспринималась как сама жизнь, а если учесть, что в присутствии Разрушителя дикая магия иссякает, то для правоверного храмовника я должен был быть воплощением вселенского зла.
И Лекор теперь на меня так неприятно смотрит, со значением. А что, если сдаст? Из соображений всеобщего блага, естественно.
— Скажите честно, уважаемый, вы считаете, что с моим появлением жизни здесь стало меньше?
С места, где он сидел, была отлично видна тыквенная плеть, перевесившаяся через гребень стены — сочное зеленое пятно на фоне серого камня. Наблюдая за ее ростом, я почти поверил, что растение знает о существовании бассейна во дворе. Эдакий кошмар огородника — разумные овощи.
Почувствовав, что с теоретической точки зрения его позиция уязвима, Посвященный начал расхваливать то разумное мироустройство, которое поддерживает в своих владениях Храм. Тут мое терпение иссякло, а раздраженный Разрушитель — стихия, которая парой новых тыкв может не ограничиться. Лекору в лоб было заявлено, что у меня перед глазами имелся другой пример разумного мироустройства, а потому он со своим учением — отдыхает.
— Нет другого примера! — взвился островитянин.
— Есть, и вашим сородичам он известен. У меня дома от них ногами отмахаться не могут!
Лекор немного смутился:
— Я понимаю, что визит разрушителей…
— Причем тут ваши разрушители, уважаемый? Я говорю о куче мелких чернявых маньяков, которых воспитали где-то здесь, а потом на нас натравили.
С Лекора можно было писать портрет воплощенного прозрения.
— Так вот, для чего…
— Значит, было? — сердито прищурился я.
— Да, — сознался Посвященный. — Был у владыки Багриша такой проект. Откуда-то он взял невероятное количество одаренных, а потом они резко пропали.
— И ни у кого никаких вопросов?
— Патриархам не задают вопросы.
— Тогда какого Ракша вы задаете их мне?!
Лекор пожевал губами — имя грозного демона ничего ему не говорило.
Выгнал его, сославшись на необходимость отдохнуть перед рыбалкой.
Несколько дней было спокойно. В смысле, Посвященный перестал парить мне мозги, но и поток полезных сведений с его стороны прекратился. Я стал серьезно задумываться над тем, что делать дальше — оставаться на этом острове бессмысленно, союзников среди островитян у меня нет, а плыть зайцем на здешних галерах опасно (могут выкинуть за борт). Не украсть ли мне лодку? Я завел привычку забираться на крыши домов в верхней части склона и отслеживать направления, в которых уходили корабли: карты, нарисованные Лекором, были довольно грубыми, а единственной сушей, видимой с доступной мне части берега, являлась скала с маяком.
На третий день в душе Посвященного взяла верх другая страсть — любопытство. Лекор сам пришел в мою берлогу и принес подарки — куски засохшей лепешки и копченую с дымком рыбину. Я впустил его исключительно ради лепешки — очень хотелось вновь ощутить вкус хлеба. Сели, разлили воду по плошкам, размочили сухари. Островитянин хотел поговорить о дальних странах.
— Уважаемый, может, вам лучше сородичей расспросить?
— Соврут, — вздохнул Лекор. — Все, чем занимается владыка Багриш, окутано глубокой тайной. Слух о земле за океаном ходит давно — иногда корабли возвращаются из плавания, привозя странные предметы, травы, которые у нас не растут, или шкуры фантастических животных. Когда-то поговаривали о новой войне, но океанских кораблей слишком мало и большой армии на них не перевезешь.
Что к лучшему — мне, например, проблем с перевертышами за глаза хватило.
— И как там у вас живут? — приступил к расспросам Лекор.
Рассказывать чужаку о жизни в Арконате оказалось нелегко. Как описать слепому цвет зари, а не видевшему снега — ледяной холод? У нас есть маги, рабов, наоборот, нет, и приносить жертвы запрещено. «Лохи нажористей и бабы покрасивше» — мог добавить от себя Тень. Лекора такая краткость, естественно, не устраивала, и он дотошно разъяснял для себя разнообразные мелочи, вроде качества дорог, приблизительной величины крестьянского надела и типичного для рынка набора продуктов. Сначала я пытался удержаться в рамках того, что может быть известно перевертышам, а потом плюнул. Кому какое дело до высоты шокангийских коней в холке?
Во время этих разговоров взгляд островитянина становился отсутствующий и немного сонный, а голос наоборот, звучал необычайно твердо и без малейших запинок. В утлую лачугу без крыши и пола приходила тень истинного служителя Храма, грозного Посвященного, получившего свой статус неизвестно за какие, но, несомненно, кровавые, заслуги.
К концу второго вечера нашей беседы Лекор, вероятно, просто не сумел придумать новых вопросов.
— М-да, — резюмировал он. — Признаюсь, я… кхм… не ожидал… э-э… масштаба.
Взгляд у островитянина стал прежний (как у шального зайца), а речь — причудливой.
— Масштабов чего, уважаемый?
Лекор вздрогнул и встрепенулся.
— Чем вы занимались у себя на родине, Зазу?
— Учился на правителя. Ну, и воровал немного.
Островитянин чуть слышно усмехнулся.
— А когда выучились бы, стали воровать по многу?
— Мне теперь без разницы, чем заниматься. Я, можно сказать, божественное благословение во плоти.
— Только не здесь. Что бы вы знали: для Храма ваша сила — не секрет. В учении есть разделы, описывающие людей, идущих путем Тьмы. Я сразу отметил странные ощущения, которые возникают в вашем присутствии, и, когда понял, что вы не различаете иллюзий, то был уже почти уверен, что передо мною черный маг.
— Почему — черный? — по арконийской версии волшебства, черными магами считались создатели самотворящихся проклятий и любители жертвоприношений, то есть, признак для деления использовался скорее этический, а не цветовой. — Я видел, что у ваших магов сила — зеленая. И как их теперь называть?
— Смешно, — согласился Лекор. — Но сути не меняет. Для Храма вы — зло. Убить вас не убьют, но доставить пред очи Вечных владык — обязаны. Вы этого хотите?
— Ну, это зависит от обстоятельств…
Например, поможет ли мне это приблизиться к Пятому или нет. От Посвященного мои колебания не укрылись.
— Зазу, зачем вы здесь? Это владыки вас сюда привезли? Не удивляйтесь, вы ведь появились одновременно с возвращением экспедиции.
Я посмотрел в глаза Посвященному и почему-то решил не врать.
— Нет, я сам пришел. Дело у меня тут. Нужно освободить одного очень важного заложника.
— Вот как, — его взгляд снова затуманились.
Забавные такие переходы. Может, у него внутри что-то похожее на Тень Магистра — две личности в одном теле? Заметив мой интерес, Лекор пояснил:
— Мой талант — что-то вроде дара провидца. Я умею восстанавливать общую картину происходящего по мелочам. Ваш рассказ придал законченный вид многим моим, гм, наработкам. И я точно знаю, что вы не лгали мне.
Я пожал плечами. Да, не лгал. Так, чуток недоговаривал.
— Это надо осмыслить, да, осмыслить, — Лекор встал и поплелся к воротам, каким-то чудом разминувшись с дверным косяком. Сторожа тыквы дружно поздоровались с предводителем общины и вернулись к игре в кости.
У меня появились собственные поводы для размышлений. Получалось так, что если я внезапно исчезну, Лекор будет волен пойти и донести на черного мага. Как минимум, это лишит меня эффекта неожиданности. Не хотелось бы его убивать, не люблю я этого, но если нужно — сумею. Ио только жалко.
Ну его к Ракшу, фанатика этого!
Той же ночью я обследовал занятую кораблями часть порта, присмотрел себе небольшую рыбацкую лодку с веслами, пронаблюдал утром, как ставят на ней парус. Перенес и спрятал у дальнего пирса два бочонка с водой. Понятно, что сухарей я тут не раздобуду, но хотя бы сухофруктов…
Не успела спасть дневная жара, как сонного меня разбудил Лекор.
— Надеюсь, вы имеете какой-то план? — вкрадчиво проворковал Посвященный.
— Ась?
— Предлагаю заключить соглашение. Обещайте, что Ио не пострадает, и я помогу вам с заложником.
Я медленно встал, доплелся до бассейна и поплескал в лицо водой.
— С чего такая перемена взглядов? А как же Храм и его учение?
Лекор задумчиво покачивался взад-вперед.
— Считайте, что меня посетило откровение свыше.
— Врете, и без таланта видно!
— Есть вещи, Зазу, которые вы так и не поняли. Моя внучка обречена, я умру и она — умрет. Ей больше нет места в обществе Храма, чтобы понять это, не нужно быть провидцем. Я еще мог бы смириться с неизбежным, если бы это был единственно возможный порядок вещей. Но так… Наша страна была создана Патриархами и для Патриархов, но мы больше не нужны им, Зазу, они решили перебраться на север. Из побережья и островов выкачивают последние ресурсы — рабов, магов, сталь, корабельную древесину. Вы говорили мне про Пустошь… Думаю, наши владыки знают о ней. С их-то возрастом и не заметить изменений! Допускаю, раньше они верили, что спасение невозможно. Но это не повод бросать тех, кто отдавал за тебя жизнь!
Прелестно! Передо мною злодей в состоянии этического кризиса. То есть, сейчас он может клясться мне в любви, а через час попытается отволочь к своим владыкам.
— Единственный мой план — взять лодку и плыть.
— Глупо. Между островами курсируют военные галеры, судно без опознавательных знаков они в лучшем случае затопят. В худшем… Есть ритуалы, для которых избранных не используют, только привозных рабов. Считается неэтичным так мучить соплеменников.
Упс, какая засада…
— Кого вы ищите, Зазу?
— Этого я вам не скажу. Но есть верный признак: нужный человек должен находиться в особом месте, где заточено древнее чудовище. Гробница — главное, на что следует ориентироваться.
Лекор помолчал.
— Чтобы что-то у нас называлось гробницей, такого нет. Велико ли должно быть сооружение?
— Пес его знает! Но точно не с ладошку.
Посвященный надолго замолчал. Он раскачивался, медитировал, что-то шептал и шевелил в воздухе пальцами, в общем, вел себя как заправский шарлатан. Наконец, его отпустило.
— Похоже, я вас сглазил, — сообщил Лекор. — Единственное место на островах, где есть древняя магия непонятного мне назначения — остров Трех Башен.
Что-то подобное я заподозрил сразу, как узнал, что острова населены. Чтобы Ракша держали в плену без ведома самых главных?
— Осталось придумать, как туда попасть.
— Попасть живым, не забывайте! Вечные владыки очень щепетильно относятся к своей безопасности — чужаков на их остров не пускают.
— У вас есть план, уважаемый?
— Я попытаюсь что-нибудь придумать.
Посвященный заковылял домой, вежливо раскланявшись с хранителями тыквы, а я принял решение на несколько дней сменить место ночевки. С моей точки зрения, у Лекора имелись основания ненавидеть Храм и все, что с ним связано, но что, если его преданность владыкам подкреплена заклинаниями и разумному контролю не поддается? В общем, береженого — бог бережет.
Пятому Ракшу придется подождать немного еще.