— Кто это? — поинтересовался Гульнов, входя в кабинет сразу же, как только за Легостаевой закрылась дверь.
— Да так, — потянулся Климов, — одна из тех несчастных матерей, чьи сыновья ушли и не вернулись.
— Откуда?
— Из Афганистана.
— А-а… — понимающе протянул Андрей, и Климову пришлось в двух словах обрисовать ситуацию.
— Мистика! — загорячился Андрей.
— Не веришь?
— Нет!
Синие его глаза смотрели непреклонно.
Выйдя из-за стола, Климов прошелся по кабинету, постоял у окна, пора была заканчивать рабочий день, и, как бы размышляя вслух, проговорил:
— Конечно, факт сам по себе дурак. Все зависит от того, кто и как на него посмотрит.
Обернувшись и заметив недоумение на лице своего помощника, он пояснил:
— Это я о мистике. И вот в связи с чем. Лет пять назад, да ты садись, исчез один мужик. Вчера был, а сегодня нет. Сообщила нам его жена, по чьей просьбе мы не однажды уже разыскивали «ее защиту и опору». Вся прелесть в том, что драгоценный ее супруг имел обыкновение под этим делом, — Климов щелкнул себя согнутым пальцем по горлу, — цепляться за товарняки и ехать на край света. Память детства.
— Послевоенное сиротство?
— Безотцовщина! Мать скурвилась, попал в детдом, а там ведь хуже, чем на воле…
— Ясно: хуже.
— Ну, так вот. Мы принимали к сведению, искали, находили, возвращали. Дважды принудительно лечили в ЛТП. И вот он исчез снова.
— В очередной раз.
— Само собой. Стали искать. Ни тпру ни ну! Как заколодило. Был человек, и нет. Учитывая, что по стране и так бичей шатается без счета, розыск вынуждены были прекратить. И что ты думаешь? — Сунув руки в карманы, Климов развел локти так, что хрустнуло между лопаток, и несколько раз резко мотнул головой взад-вперед. — Два года спустя безутешной вдове на голову спрыгнула кошка. И не приблудная, а собственная, знавшая хозяйку, так сказать, с младых ногтей.
— Как это спрыгнула?
— А так. Когда вдова спала в своей постели.
— Ну и что?
— А то, что стала драть ее когтями и грызть черепушку.
— Да ну-у?
— Ну… я сообщаю факт.
— И все это, конечно, ночью?
— Разумеется.
— С ума сойти!
— И я о том. Тихо-мирно почивает человек, и вдруг такой кошмар! Понятно, что ее душераздирающие вопли разбудили весь квартал. А кошка — та зашлась от злобы и остервенения.
— Картинка.
— Жуть. Едва оборонили бедную от взбеленившегося зверя.
Гульнов чуть вскинул брови: это ж надо!
— А что дальше? — Он с заинтересованным недоверием подался вперед, и его пальцы плотно обхватили подлокотники кресла. Предчувствие чего-то необычного сделало его нетерпеливым.
Не вынимая рук из карманов, Климов посмотрел на носки своих туфель и подумал, что глинистой почвой отличается район новостроек на месте бывшего рыбного рынка. Надо будет начать поиск Легостаева оттуда.
— Понимаешь, — вернулся он к описываемому событию, — вдова после ночного ужаса маленько тронулась, пошатнулась умишком. Начала нести какой-то вздор про мужа, дескать, тот вылезает по ночам из-под земли. Ее лечили, кстати, занимался ею сам профессор Озадовский, но она кричала про сарай, который душит ее Колю. Соседи что-то заподозрили, пришли ко мне. Когда проверили, все подтвердилось.
— Что?
— На глубине одного метра, под сараем, нашли разложившийся труп ее мужа. Вот тебе и мистика.
Андрей пораженно молчал. У него было лицо человека, которого через час-другой должны женить, а он не ведает, на ком. Безысходно-кроткое и скорбное.
— Ладно, — махнул рукой Климов, — вернемся к нашим кражам.
Гульнов пружинисто поднялся, но глаза у него еще были отсутствующими. Он явно находился под впечатлением услышанного. Климова в свое время эта история тоже поразила.
— Начнем с первой. Что мы по ней имеем?
Остановившись около стола, Гульнов на мгновение задумался и стал загибать на руке пальцы:
— Значит, так. Второго октября или в ночь со второго на третье обворовали Звягинцевых.
— Соседей стоматолога?
— Ну, да. Правда, брать у них особо нечего, люди живут на зарплату, но все же… Похитили золотые серьги, десять облигаций по пятьдесят рублей каждая и две небольшие картины…
— Размеры известны?
— Трудно сказать. Хозяева не знают…
— Хотя бы приблизительно. Андрей развел перед собой руки и попытался показать величину картин.
— Одна примерно вот такая…
— Тридцать на сорок, — предположил Климов.
— А другая, — Андрей рывками развел руки на ширину плеч и выпрямил ладони, — может, чуть побольше.
— Ясно. Где-то девяносто пять на шестьдесят. Работы чьи?
— А Бог их знает! Звягинцевы говорят, что приобрели эти картины двадцать лет назад, когда женились. И то лишь потому, что какой-то алкаш просил за них всего-то навсего червонец.
Климов усмехнулся.
Если невежда платит за картину, она должна быть или гениальной, или пошлой.
— Что там, на картинах этих, было изображено? Целующиеся голубки?
— Звягинцева говорит, что цветовые пятна.
— Уже веселее. Будем думать, что украдены шедевры…
Уловив иронию в голосе Климова, Андрей задумался:
— А что? «Плохую лошадь вор не уведет».
— Да, это верно. Есенин прав.
— Еще бы! Гениальный человек был.
— Никто не спорит.
— Спорят, спорят! — запротестовал Андрей. — В газетах пишут, что его убили…
— Правильней сказать, предполагают.
— Теперь расследовать должны.
— Будем надеяться.
— Эх! Покопался бы я в этом деле. — Гульнов погрозил кому-то сжатым кулаком и как-то весь взъерошился. — Такого человека загубили! Помните, Юрий Васильевич?
— Что?
— Какую-то хреновину в сем мире…
— Большевики нарочно завели?
— Здорово, правда?
— Ну, мы отвлеклись… Давай о деле.
— Такого человека…
— Ты выяснил, кто Звягинцев по специальности?
— Оператор вычислительных машин.
— Круг его друзей, знакомых?
— В большинстве своем филателисты.
Климов постучал пальцами по подоконнику.
— А тебе не кажется, что человек, собирающий марки, должен хорошо разбираться, по крайней мере, любить живопись? Филателисты — народ дотошный. Основательный. С энциклопедическими знаниями.
— Я как-то не подумал. А действительно…
Гульнов виновато покрутил головой.
— Стоит покопаться.
Непринужденный тон, терпимость и доброжелательность давали Климову возможность оставаться и в конфликтные моменты честным и принципиальным. Он давно заметил, что злые редко бывают справедливыми, впрочем, как и мужественными.
— Вот и копии. Лишним не будет. Кстати, — Климов подошел к столу, полистал протоколы допросов, нашел нужный лист. — В этом же кооперативе «Медик», только в другом подъезде, живет бабка Звягинцева, Яшкина Мария Николаевна. Ты наводил о ней справки?
— Узнавал.
— И как соседи ее характеризуют? Чем занимается?
Самому ему она показалась странной, запуганной и нелюдимой. Хотя чего он от нее хотел? Бабке девятый десяток. Пережила две революции, три жуткие войны, всех дочерей пережила, похоронила мужа… Такие всегда имеют странности, причуды… словом, малость не в себе.
Андрей пожал плечами.
— Аптечные пузырьки собирает.
— Хм, — удивился Климов. — Она ведь на пенсии.
— И собирает пузырьки.
На ум пришла расхожая шутка: скупать пустую посуду выгоднее, чем торговать ею.
— Продолжай, я слушаю.
— А что продолжать? Собирает пузырьки. Обычные, из-под настоек. Всяких там пустырников, боярышника, эвкалипта. Тех, что на спирту.
— Доходный промысел?
— Наверно. Пьют ведь все подряд.
— А парфюмерные флаконы принимают? Например, из-под одеколона?
— Я не узнавал.
— Понятно. Если верить древним, даже молодые вожди забываются быстрее, чем причуды стариков.
За окном давно стемнело, а им еще во многом надо было разобраться.