Один Максим отрицал величие философии марксизма. Однако, когда его вызвали куда надо, отрицал там свое отрицание, убедившись тем самым в справедливости закона отрицания отрицания.
Максим презирал безграмотность и невысокие интеллектуальные данные своего друга Федора, и любил подчеркнуть, что они друг с другом полная противоположность. Нередко на этои почве между ними разворачивалась ругань и даже драка. Как-то раз, крепко вломив Федору, Максим с удовлетворением отметил, что овладел законом единства и борьбы противоположностей.
Вскоре Максим с такои силои овладел философией марксизма, что мог без труда изобретать новые непреложные законы развития человеческого общества.
Так, глядя на своего друга Федора, да и просто так, допивая вторую бутылку портвейна, Максим часто говорил: "ОДИНАКОВОЕ ОДИНАКОВОМУ РОЗНЬ!"
У Максима было много сильных мыслей, даже трудно специально выделить. Так, например, его часто посещала необыкновенной силы мысль: "ГДЕ ЗАНЯТЬ ЧЕТВЕРТНОЙ?"
Случалось, что и Федор мог кое-чему научить Максима. Так, однажды Максим дал Федору почитать книгу. Федор пошел на бульвар почитать, однако, замечтался , попил пивка – да и не заметил, как посеял книгу.
– А где книга? – осведомился Максим вечером.
– Посеял – отвечал Федор.
Максим осыпал Федора бранью, однако тот, не сплошав, спросил :
– А что, книга была хороша?
Максим в ответ лишь заскрежетал зубами. Тогда Федор продекламировал строки Некрасова :
Сейте разумное, доброе, вечное !
Сейте ! Спасибо вам скажет сердечное
Русский народ !
Максим, не зная как возразить, лишь скрежетал зубами.
На алтарь мысли Максим мог положить все, даже предметы первои необходимости. Так, однажды он сказал :
– Когда я думаю, что пиво состоит из атомов, мне не хочется его пить.
Знакомый Максима Петр любил порассуждать в том смысле, что человеку все доступно, и прочая… Максим, хмуро прослушав эти рассуждения, подобно баснописцу Эзопу молвил :
– Тогда выпей из дуршлага ! – и, хлопнув дверью, вышел.
Заметив, что Максим пьет не закусывая, Федор осведомился, не объясняется ли это тем, что Максим вспомнил о молекулярной и атомной структуре закуски. Максим гордо помотал головой и сказал:
– Кто не работает – тот не ест !
Идет Максим по тропке между круч.
Но, поравнявшися с сакурой,
Застыл, глотая слезы.
Проснулся Федор с сильного похмелья –
Лежит в саду японском под сакурой,
И плачет, сам не зная, как сюда попал.
К станции электрички, шатаясь, Федор подходит.
Головою тряся, на расписание смотрит:
Микаса, Кассуга, Киото,
Авадза, Инамидзума,
И дальняя бухта Таго.
Что ж? С таким же отчаяньем
Смотрел он раньше и видел :
Рябово, Ржевка, Грива,
Пискаревка, Всеволжск
И дальняя Петрокрепость.
…
Ледяные злые перроны.
Подбитым лебедем упал
На куст сакуры Федор,
Когда Максим вломил ему промеж ушей.
Максим по тропке шел.
Навстречу Федор.
Максим его столкнул.
– Ты что толкаешься ? – вскричал с обидой Федор.
– А ты что прешь как танк ? – ему Максим в ответ спокойно.
В саду камней сидел часами Федор,
Максима ожидая.
Максим по лавкам бегал за саке.
Максим стоял с поднятым пальцем.
Федор ржал.
Так оба овладели дзен-буддизмом.
Японский друг принес кувшин саке.
Максиму с Федором с учтивою улыбкой
Для закуси велел сакуру принести.
А те, японским языком владея не изрядно,
Ему несут не сакуру, но куру.
Японский быт вполне освоил Федор,
И если раньше на кровати спал,
То после трапезы с японскими друзьями
Валился прямо на циновку,
Не в силах до кровати доползти.
В тень сакуры присел, мечтая, Федор,
И, том Рансецу пред собой раскрыв,
Достал махры и вырвал лист на самокрутку.
Картинок не найдя, отбросил том
И погрузился в самосозерцанье.
Склон Фудзи выползает из тумана,
Максим и Федор по нему идут.
Обнявшись, клонят головы друг к другу…
Э, Хокусая б счас сюда !
Как брызги пены над ручьем – вишневый цвет.
На тонком мостике сидят Максим и Федор.
И изумрудной яшмою меж ними блещет –
Бутылка в фокусе струящихся лучей.
Счастливая весенняя прохлада.
Максим ученика Петра работой мучил:
Уборку делать заставлял, сдавать бутылки,
Нередко делать харакири заставлял.
Максим Петра как мальчика мог бить
Наследьем классиков.
Ударил в рыло Хокусаем;
Двухтомником Акутагавы
По хребтине дал.
Солнце вышло из-за Фудзи,
По реке поплыли гуси.
Молвил Федору Максим:
– Ну-ка, сбегай в магазин !
К бутылке Федор жадно приложился –
И враз пустая стала.
Максим не знал – смеяться или плакать.
В глубоком самосозерцаньи Федора застав,
Максим, тревожить друга не желая,
Один все выпил перед сном, что было в доме.
Проснувшись, он с раскаяньем заметил :
От слез все простыни у Федора мокры.
Ночь скрыла все.
Прибой шипит во тьме.
Максим, дрожа, на кухне воду пьет.
Как-то утром Максим, будучи в сильном похмелье, сидел, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону.
К нему подошел Федор и обратился с вопросом:
– В чем смысл буддизма?
– Да иди ты в жопу со своим буддизмом! – слабо закричал Максим.
Федор, пораженный, отошел.
Один юноша, Петр, наслышавшись о философских достижениях Максима, пришел к нему домой и обратился к Федору, которого по ошибке принял за Максима, с вопросом:
– В чем смысл прихода боддисатвы с юга?
Подумав немного, Федор спокойно ответил:
– А @#$% его знает.
В это время в разговор вмешался Максим и сказал:
– А пошел ты в жопу со своим боддисатвой!
Пораженный Петр, славя Максима и Федора, ушел.
Ученик Василий подарил Федору книгу Даисецу Судзуки "Жизнь по дзену". Федор спросил Максима, как бы ему поступить с подарком.
– Хоть в сортир вешай ! – отвечал Максим.
Просветленный Федор так и поступил.
Однажды Федор осведомился у Максима:
– В чем смысл дзен-буддизма ?
Тот исподлобья глянул на Федора и звезданул его по больному уху. Федор, не утерпев, ответил ударом в поддыхало. Максим, превозмогая боль, продолжил урок – дал Федору в глаз, сделал ему шмазь и напоследок, когда Федор уже повернулся, чтобы уйти, дал ему поджопник. Просветленный Федор вышел.
Как-то ночью, проснувшись с сильного похмелья, Федор очень захотел пить. Не зажигая света, он вышел на кухню, нащупал на полке бутыль и начал пить. Сделав глоток, он понял, что ошибся, и в бутылке не вода, а керосин. Однако Федор с такои силой овладел дзен-буддизмом, что нашел в себе мужество не исправлять ошибку и спокоино допил бутылку до конца.
Федор, когда бывал пьян, любил поиграть с котом. Однажды утром, проснувшись с сильного похмелья, он обнаружил, что вчера, играючи, засунул кота в бутылку, откуда извлечь последнего нет никакои возможности. Разбивать же бутылку, конечно, жалко.
Однако, уроки дзен-буддизма не прошли даром – Федор нашел правильное решение и сдал бутылку вместе с котом.
Федор , когда испытывал просветление , сильно радовался и кричал. Соседи часто упрекали его за это, а однажды написали заявление куда следует. Федору пришло приглашение явиться в нарсуд. Федор осведомился у Максима, что делать с повесткой.
– Хоть задницу вытирай! – был ответ Максима.
Федор так и сделал.
При входе в дом Максима и Федора лежала деревянная колобаха. Федор, проходя мимо, всякии раз говорил:
– Во, калабаха !
Петр, ученик Максима, однажды вскричал:
– Да что ты каждый раз говоришь? Я давно знаю, что это калабаха!
Шедший рядом Максим поднес кулак к носу Петра и сказал:
– А это ты видел ?
Пораженный Петр все видел и отчалил.
Петр заметил, что у Федора есть странная привычка: отстояв длинную очередь у пивного ларька, тот в последний момент не брал пиво, а отходил, правда, с заметным усилием. Петр заинтересовался, зачем Федор это делает, если через пять минут все равно возвращается и встает в очередь. Федор твердо ответил:
– Чтобы творение оставалось в вечности, не нужно доводить его до конца.
Петр хлопнул себя по лбу и удалился, славя Федора.
Один раз Максим спросил, в чем, по мнению Петра, заключается смысл дзена.
– Дзен, – сказал Петр, любивший сравнения изящные, но недалекие, – это умение разлить два полных стакана водки из одной четвертинки.
– Из пустой, – добавил Василий.
Максим перевел взгляд на Федора.
– И водку не выпить, – молвил Федор.
Максим удовлетворенно кивнул головой, сказав:
– И в стаканы не разливать.
Жил-да-был один Максим. Один раз он, как говорят, сказал даме, которая работала продавщицей в магазине "Водка – Крепкие напитки":
Бодрящий блеск
Зеленой и красивой травы
Соком забвения стал…
Гадом буду –
Еще за одной приду!
А продавщица в ответ ничего не сказала, только бутылку "Зверобоя" из ящика достала и одной рукой ему подала.
Жил-был Максим. Вот как он однажды сказал даме, работающей продавщицей в магазине "Водка – Крепкие напитки":
Когда бы Клеопатра сама
Моей возлюбленной была,
Навряд ли столько огненного жару
Я получал из рук ее,
Сколь ты небрежным взмахом мне даешь…
А продавщица в ответ бутылку обтерла и перед Максимом на прилавок поставила, но ничего не сказала, может, не поняла или плохо расслышала, не знаю.
Жил-был кавалер по имени Максим. Случилось однажды ему так сказать продавщице в винном отделе гастронома:
Потрясающе стремительные,
Бегут дни нашей жизни,
Подобно току в электропроводах.
Не ты ли, красавица, столб,
Кой тот провод над землей вздымает?
Может, и ответила бы ему что-нибудь та дама, но не случилось этого, потому что другой кавалер, по имени Петр, оказавшийся тут, так поспешил молвить, наверняка на то основание имея:
Это верно ты сказал
Про потрясающе стремительные дни,
Подобные току в проводах,
Которые опору вот в таких столбах имеют.
Без опоры и провод порвется!
Так, славя и воспевая ту даму, оба кавалера, однако, ту даму оставили, не дождавшись от нее ответа, и из магазина быстро пошли домой.
Жили три кавалера. Первый кавалер носил имя Максим. Второй кавалер носил имя Федор. Третий кавалер носил имя Петр. Один раз кавалер Петр вскочил из-за стола, за которым все трое сидели, обмотал шарф вокруг шеи и груди, быстро пошел в гастроном, чтобы увидеться, видимо, с дамой, которая работала продавщицей в винном отделе. И, увидев, что гастроном открыт и дама та за прилавком стоит, задышал сильно и так сказал (вот как умели сказать молодые люди в те времена!):
Да, не зря Максим сказал
Про потрясающие дни нашей жизни,
Про столбы и гудящие провода,
Вторящие гулу земли,
И еще выше звенят облака…
Дама ничего не ответила, видно, не почувствовала, что Петр хотел объяснить про счастливую возможность держать жизнь в кулаке.
Известный кавалер Федор шел по двору на свидание с дамой, оступился, ступил в нечистоты и про то сложил:
Шел на свиданку,
А попал в говнище.
Жили-поживали не так давно Максим и Петр. Случилось так, что оба эти кавалера стояли в очереди у пивного ларька, и один из них, а именно Петр, о жизни непутевой заскорбел, что ли, не знаю, или слишком не понравился ему тот двор, где ларек стоял, а только молвил он так:
Через пролив на утлом челноке
Бесстрашный некто плывет,
Отважный, с пламенем в груди,
И брызги пены на ботфортах.
А тут пивная пена, грязь…
А Максим ему в ответ:
А тут пивная пена, грязь,
Но если сквозь туман научишься смотреть,
Увидишь, как с отвагой на челе
Через пролив свирепый мы плывем
И клочья пены на ботфортах!
Петр, услышав это, затопал ногами и заплакал от восторга, да и мало кто из стоявших в очереди смог удержаться от слез, некоторые даже упали и лежали в грязи, распевая песни, и только дама, продававшая пиво, ничего не сказала – от волнения, что ли. Или, может, плохо расслышала.
Вот как однажды сказал один кавалер по имени Максим даме, которая продавала разливное пиво в ларьке:
Как может берег с волною расстаться?
Или гора Фудзи со снегом?
Видела меня вчера –
Увидишь сегодня и завтра.
Как может солнце с лучами расстаться?
Услышав это, все, кто был у ларька, заплакали, и так хороши были эти стихи, что других стихов в очереди уже не читали.
Затемнение.
Титры.
Затемнение.
Панорама Петербурга. Петропавловская крепость в лучах восходящего солнца. Небо в тучах. При музыкальном сопровождении – звучит отважная музыка.
Затемнение.
Титры: "ПЕТЕРБУРГ. НАЧАЛО ВЕКА".
Затемнение.
Комната. Утро. Посредине комнаты круглый матерый стол с полусдернутой скатертью. На столе и под столом стоят и лежат бутылки, стаканы, грязные тарелки, окурки.
Панорама комнаты. Сундук, шкаф, олеография "Бурлаков" Репина, оттоманка. На оттоманке под ватником и тряпьем спят два человека.
Титр: "УТРО ЗАСТАЛО МАКСИМА И ФЕДОРА В ГОСТЯХ"
Камера наплывает на оттоманку. Федор, сбросив с себя ватник, встает, тревожно оглядывается. Подходит к столу, тычет в тарелки пальцами , отходит. Совершает несколько бесцельных кругов по комнате, часто останавливаясь и прислушиваясь к чему-то. По движению и выражению лица Федора заметно, что он очень хочет в туалет, но стесняется искать его в незнакомой квартире. Подходит к двери, осторожно приоткрывает. Через некоторое время так же осторожно закрывает. Подходит к оттоманке, садится рядом со спящим Максимом, закуривает. Камера долгое время сосредоточена на курящем Федоре и лежащем под тряпьем Максиме.
Неожиданно крышка подпола, до сих пор незаметная, откидывается, взметая пыль. Спина Федора вздрагивает, из его штанины вытекает струйка и ползет по полу. Из подпола динамично выходят человек двадцать подпольщиков. У них сосредоточенные лица. Не обращая внимания на окаменевшего Федора, подпольщики быстро идут к двери. Они идут такой плотной, слитной массои, что кажется, будто от подпола к двери ползет большое животное, вроде тюленя. Некоторые подпольщики очень большого роста, а некоторые такие маленькие, что семенят под полою у остальных.
После того как подпольщики выходят, Федор минуты три стоит неподвижно, затем бросается к окну, приподнимает кружевную занавеску, жадно смотрит.
Вид из окна:
Группа подпольщиков, сметая прохожих, удаляется по улице. Федор бросается к оттоманке, толкает и трясет спящего Максима. Крупным планом необычаино взволнованное лицо Федора, что-то кричащего.
Титр:
" МАКСИМ! МАКСИМ! ПРОСНИСЬ! ПРОСНИСЬ!
РАДИ БОГА! Я ВИДЕЛ ПОДПОЛЬЩИКОВ!
ОНИ БОРОЛИСЬ ЗА НАРОДНОЕ ДЕЛО! "
Максим поворачивается. У него нехорошее злое лицо. Чуть приподняв голову, он что-то говорит и снова ложится, натягивая ватник себе на затылок.
Титр: " ДА ПОШЕЛ ТЫ В ЖОПУ СО СВОИМИ ПОДПОЛЬЩИКАМИ !"
Затемнение.
В то утро Федор встал пораньше.
Пошел на кухню.
Там стояло
штук пять бутылок с жигулевским,
пять с мартовским,
да пять с адмиралтеиским,
и прочих всяких пив не мало.
Уже светало.
Высветлялся на столе
изящный контур этих всех бутылок.
Их силует будил сознанье, тешил глаз,
и скрытым ужасом напоминал
творения Гауди.
Не ведая ни страха, ни упрека,
Федор
схватил бутылку с жигулевским пивом
и шаркнул ею, как мечом, о край стола.
Взметнулась пробка, пиво пролилось,
и кот, лежавший под столом,
то пиво стал лакать с протяжным стоном.
Все недвижимо стало.
Федор как горнист стоял.
Кадык катался вверх и вниз по мощнои шее.
Допив бутылку,
Федор
взял другую.
И пробку лихо сковырнул ногтем.
Плеснуло пиво сильно, как фонтан.
Ловил его губами трепетными Федор,
Махал руками и смеялся как дитя.
Но, не допив, остановился
и долго молча так стоял,
прислушиваясь к внутреннему чувству.
В окно глядел
орлиным,
крепким взглядом.
Там воспаленный обруч плыл
над бледным городом.
Сквозь гниль дворов и новостроек скуку
туман струился,
словно силясь смыть
убогий труд царей природы.
Туман на диво был силен…
И Федор,
как ни напрягался,
Не разглядел, чего хотел увидеть.
Ларька пивного не увидел он.
Пытлив умом был Федор,
но не мудр.
Не разгадав явления природы, решил он,
что ларек снесли за ночь.
Однако,
скорбь с чела согнав,
бутылку взял в длань крепко Федор.
И выпил.
И еще открыл, и пил.
И выпил много всяких пив,
как вдруг послышалось: ПИФ-ПАФ !
Упал в испуге Федор,
хотя и был не робкого десятка.
А что случилось ?
То Максим
рукою твердою бутылку открывая,
не рассчитал усилья с похмелюги,
бутылку уронил и сам упал,
и звук, подобныи выстрелу, раздался.
Порубанному витязю подобен,
Максим лежал, раскинув гордо ноги.
Как павший славной, но безвинной смертью
был Федор, возлежавший рядом с ним.
Поодаль кот стоял с зловещим видом,
подобно ворону на поле брани.
Но Федор встал и,
хмуря брови,
случившееся силился постичь.
Максим поднялся, Федора ругая
и местью лютою
грозя ему за что-то.
Вину свою не понимая, Федор
взял мартовское и пластичным жестом
зубами пробку сковырнул,
но пить не стал –
Максиму предложил галантно пиво.
Максим надменно дар отверг,
взял сам бутылку
и вскрыл ее ножом столовым,
всего себя изрезав, правда,
и пиво почти все пролив.
Допивши, что осталось, Максим
взял пачку "Беломора"
и тюкнул в донышко,
как пушкинский Балда мог тюкнуть мух:
и папироса, вылетев,
упала в лужу пива на полу
и вымокла.
Максим вторично тюкнул,
вынул папиросу
и дунул в еиное нутро.
Могучии муж не поскупился на усилье
и выдул весь табак из ейного нутра.
Тут Федор, мастерски размяв по папиросе,
Максиму дал с приятною улыбкой прикурить.
Паленым потянуло.
С мерзким криком кот
метнулся в лужу пива
и по ней катался.
Попал в кота, бросая спичку, Федор.
Друзья тому изрядно посмеялись.
В знак примиренья Федор
взял пару мартовского,
их сцепил и дернул.
Открылись обе.
Столь был муж искусен.
А между тем туман рассеялся.
Багровое светило
дугой скользнуло так,
как будто обходило стороной убогий край.
Друзья, допив,
поставили бутылки,
и взяли новые с адмиралтейским пивом.
Но не допив,
Максим ушел мочиться.
Вернувшись,
он бутылку вскинул
и к непокорным приложил устам.
Но тотчас, фыркнув,
взад ее поставил.
Оказывается,
что пока Максим молился,
долил бутылку водкой Федор.
Максим весьма отменной шутке посмеялся,
признав, что Федор
в чем-то поумнел.
И в знак приязни
с ершом бутылку допил без боязни
до конца.
И много, что потом произошло.
Но эпос свой на том закончу, право,
причину написанья исчерпав.
С утра хотел я сильно выпить пива,
но в творчестве желание изжил.
Поднимается тяжелый желто-зеленый занавес. На сцене – комната М_а_к_с_и_м_а и Ф_е_д_о_р_а. На низко просевшей раскладушке спит М_а_к_с_и_м. У него нехорошее недоброе лицо.
Над раскладушкой висят репродукции и фотографии, вырезанные из журналов "Пробуждение" и "Солнце России". Посредине сцены – стол. На столе и под столом – грязные тарелки, пустые и ополовиненные бутылки, окурки, несколько стаканов. За столом сидит крепко задумавшийся Ф_е_д_о_р. По сцене бегает кот.
Ф_е_д_о_р наливает себе стакан вина, залпом выпивает. Опускает голову на грудь, не двигается – видимо, засыпает. Вся сцена представляет собой тяжелое, пасмурное зрелище. Неприятна неинтеллигентность движений Ф_е_д_о_р_а, его манера тянуться к бутылке, роняя стоящую на пути посуду.
Все с начала и дальше, до самого конца, начинает казаться ужасной мурой.
Между тем на сцене ровно ничего не происходит в течении сорока пяти минут, после чего занавес опускается.
Занавес поднимается, на сцене все то же. Проходит сорок пять минут. Зрители начинают думать, что попали на авангардистский спектакль, и до самого конца будут показывать спящих Максима и Федора; но тут неожиданно освещается второй план сцены, на котором происходят столь напряженные события, что публика не успевшая покинуть театр, должна бы почувствовать себя вознагражденной.
Это надо видеть.
На втором плане сцены действует множество персонажей, в том числе и неизвестно как сюда попавших.
Это:
Дух МАКСИМА,
Дух ФЕДОРА,
Дух ПЕТРА,
Дух ВАСИЛИЯ,
Духи ЯПОНСКИХ ДРУЗЕЙ,
Духи различных ИЗЯЩНЫХ ДАМ,
в том числе:
Дух ПРОДАВЩИЦЫ В ВИННОМ ОТДЕЛЕ и
Дух ПРОДАВЩИЦЫ В ПИВНОМ ЛАРЬКЕ
(а как вы думали? Что они, хуже?)
Духи СОСЕДЕЙ ПО КВАРТИРЕ,
Духи ПОДПОЛЬЩИКОВ,
Духи ПРОХОЖИХ НА УЛИЦЕ,
Дух И.КОНСТАНТИНОВА,
Дух ХОКУСАЯ,
Дух РАНСЭЦУ,
Дух Д.СУДЗУКИ,
Дух А.ГАУДИ,
Дух А.С.ПУШКИНА
А также множество других ДУХОВ, вплоть до ДУХОВ ЗРИТЕЛЕЙ В ТЕАТРЕ.
Причудливую картину отношений всех этих духов трудно описать.
Некоторые духи видят всех или почти всех остальных духов, некоторые – только часть, некоторые – только себя, а есть духи, которые и в собственном существовании не уверены. Забавно, что иные из духов видят у себя, да и у остальных, пожалуй, только отдельные части тела, например, кулак, которым и лупцуют по чему ни попадя. Столь же неприятны духи, которые вообще ничего не видят – они бодро разгуливают по сцене, пребольно толкая остальных.
Несмотря на сумятицу и гвалт, видно, что в центре внимания многих духов находятся спящие М_а_к_с_и_м и Ф_е_д_о_р. Кто смотрит на них с презрением, кто – с негодованием, кто – с жалостью, кто – со смехом, кто – с пониманием, кто – с любопытством, ну и по-всякому. Д_у_х М_а_к_с_и_м_а и Д_у_х Ф_е_д_о_р_а смотрят с неопределеным выражением.
Второй план сцены начинает постепенно погружаться в темноту. Духи по одному исчезают, шум стихает. Последними исчезают Д_у_х_и М_а_к_с_и_м_а и Ф_е_д_о_р_а. В наступившей тишине слышны их последние малопонятные реплики:
Д_у_х М_а_к_с_и_м_а: Он просыпается…
Д_у_х Ф_е_д_о_р_а: Но нем…
Второй план в темноте. Федор поднимает голову. Желто--зеленый занавес опускается, однако прежде чем он совсем скрыл сцену, видно, как Ф_е_д_о_р тянет руку к бутылке.