Оказалось, нет ничего хуже, чем теряться в собственных чувствах.
Было невероятно трудно разобрать, какие настоящие, а какие рожденные мороком. Я желал ведьму. Хотел поцеловать ее. Но понимал, что не должен испытывать подобного притяжения, ведь все нечестивые всегда были для меня и для всех инквизиторов врагами.
Я не имею права сближаться с бестией. Это против правил. Это против закона жизни Апостолов. Это…
Это то, чему я не мог противиться.
А главное, не понимал: то, что я испытываю, хоть немного принадлежит мне самому? Или всю вину можно сбросить на колдовство, на ведьму, которая… Боже, она была невыносима и желанна одновременно, и это противоречие убивало снова и снова, беспрестанно вонзая в меня вилы и мечи.
Так со мной поступят и собратья, когда прознают, что я питаю к колдунье.
Впрочем, они и без этого знания решили, что моя смерть неизбежна. Это я понял по расклеенным по городу листовкам с моим изображением. Броская, жирная надпись зловеще гласила:
«ВНИМАНИЕ! Разыскивается преступник! В сговоре с нечистью. ОСОБО ОПАСЕН!»
За меня была назначена награда в двенадцать тысяч золотых, что превысило на две тысячи награду за поимку Малы. Поразительно!
Бадрион, сукин сын. Знатно он подпортил мне жизнь. Я более чем уверен, что листовки, награда и приписка в конце «Нужен живым или мертвым» его рук дело. Даже не сомневаюсь, что за два последних дня, как только мы с ведьмами покинули город, он начал лебезить перед Апостолами и томно поглядывать в сторону моей должности. А может, уже успел стать командиром войска Святой инквизиции.
Он нагло крадет мою жизнь, как когда-то крал внимание отца. И я не готов ему это простить.
Не мешало бы встретиться с Дарлеоном — заместителем главного служителя собора — и попробовать ему объяснить эту непростую ситуацию. Он поймет меня. Должен понять и поверить. У нас сложились неплохие дружеские отношения; еще когда был жив отец, он стал для меня кем-то вроде дяди. Уверен, он до последнего будет отрицать, что я виновен. А ведь я и правда ни в чем не виноват.
Но для начала нужно избавиться от колдовского морока. Из-за него мысли крутятся вокруг Малы, и я не могу думать о делах, когда где-то на задворках сознания пляшет ведьма, ядовито ухмыляясь и соблазнительно покачивая бедрами. А как отделаться от этого безумия, я не имею ни малейшего представления.
Даже сейчас, когда я нахожусь достаточно далеко от леса, меня продолжает тянуть к мерзавке незримыми нитями — настолько прочными, что их нельзя ни порвать, ни разрезать. Потому я и ускорился, пробираясь через толпу простолюдинов, заполонивших уличный рынок, отчего он походил на растревоженный улей. Было бы недурным решением поскорее удрать отсюда, пока меня не заметили и не узнали, но мне был жизненно необходим мед. Два дня без него — это уже пытка.
Поглубже натянув капюшон, я постарался смотреть вниз, не ловить чужих взглядов. Хотя не рассчитывал, что это спасет от зорких глаз инквизиторов. Да и затеряться в толпе с моими размерами было практически невозможно: что женщины, что мужчины, встречавшиеся по пути, были в основном у́же и ниже меня.
К счастью, ни одного охотника я пока не встретил. Но, пусть они и не разгуливали по городу, это не означало, что они не бдят из темноты.
Ко всему прочему на заставе многократно усилили охрану. Чудо, что маленькая ведьма незаметно прошла в город, прошмыгнула на рынок под носом у стражников и так же успешно вернулась в лес. И даже ничего не сказала, мерзавка. Хотя наверняка видела листовки с моим лицом.
За каждым доком и причалом, за главными воротами следили шпионы, которые были совершенно незаметны простому жителю, но у меня на таких лазутчиков был наметан глаз. Их выдавали неподвижность, пристальное внимание к людям и почти немигающий взгляд. Как только они попадались, приходилось замирать и медленно поворачивать назад, искать обходные пути.
Им лучше удавалось теряться в толпе: помогала вечная суета и дневной шум.
Один из крупнейших городов Кализонии — Тоулэйн — был построен много веков назад у широкой реки, впадающей в Дарчатское море, славящееся своей необъятностью и разновидностями рыбы. Оттого сюда часто причаливали суда с разных точек мира, и с севера Сербении, и с юга Мериоры. Торговля здесь процветала, но сам город был полон грязи и бродяг. Из-за обильного притока рыбы он насквозь провонял рыбьим жиром и дегтем. Тишину на улочках можно было застать лишь глубокими ночами, и то в закоулках, между кирпичными домами, нередко ошивались оборванцы и лиходеи, а из кабаков, борделей и дворов трактиров на улицу тянулись различные звуки, преисполненные веселья и порока.
В частности, из-за вони и постоянного гула Тоулэйн был так нелюбим ведьмами и прочей нечистью. Они обходили его стороной, предпочитая останавливаться в дорожных тавернах или оседая в деревнях и лесах. Мы всегда знали, где искать глупцов-нечестивых, а вот с колдунами и колдуньями дело обстояло иначе. Они были на редкость мудры, знали, где лучше прятаться, умели слиться с обычными людьми, прикинуться нормальными. Выслеживать их было трудной задачей, но не для меня.
С детских лет у меня выработалось особое чутье на ворожбу — я способен был учуять ведьму за версту, как собака чует дичь. К этой особенности я привыкал долго, мирился с ней — еще дольше. Быть может, я так и не смирился с тем, что и сам, в общем-то, не человек. Но я себя таковым считал. Я был сыном своего отца, а мой отец…
Он ненавидел нечисть и убивал ее. Возможно, по этой причине я молчал о своих способностях. Не желал стать для отца одним из тех, кого он хладнокровно пронзил мечом или сжег. Мой дар — или же проклятие — не раз помогал, но я пользовался им тайно и редко, страшась глубоко в душе, что когда-нибудь наступит такой день, когда мое изображение с пометкой «Разыскивается» будет висеть на зданиях города.
Как жестока судьба к лживым и эгоистам, к праведным и борцам. Кажется, я поплатился за свое молчание и притворство, за ложь самому себе. Теперь я в розыске и без ума от своего врага. И чем ближе я к нему, тем меньше путей у меня становится. В скором времени их совсем не останется, кроме одного, того, который ведет прямо к погибели.
Смерть — вот что ждет меня рядом с ведьмой. Либо вечное бегство. От плахи и топора.
Чем скорее я покончу с необъяснимыми чувствами, тем будет лучше для всех.
— Доброго дня, уважаемый, — вырвав из дум, поприветствовал худощавый и сутулый торговец с простоватой тюбетейкой на голове. Он слегка поклонился, попытался заглянуть мне в глаза, но я упрямо избегал его взгляда, делая вид, что с интересом осматриваю товар. — Какой мед желаете? У меня в запасах и липовый есть, и сосновый, горный, и кедровый. И даже две банки тыквенного. Вы такого больше нигде в Кализонии не найдете!
Он довольно заулыбался, заранее вынув из-под прилавка деревянную ложку и небольшой бочонок.
— Малиновый есть?
— О, повезло вам, господин! — Мужчина достал из ряда бочонков один маленький и почти пустой. — Совсем немного осталось. Разобрали за неделю, а новый сотворить уж проблема большая.
— Отчего же?
Пока торговец переливал остатки меда, я осмелился посмотреть на него. Лицо испитое, как и у большинства жителей Тоулэйна.
— Поговаривают, в лесах Кализонии зверь завелся. Чудовищных размеров, одна лапа с туловище взрослого мужчины. Свирепый, обозленный на все и всех. Хищник, словом, но то страшнее волка и медведя. Не одного мужика загубил да не одну гончую сожрал. И костей не оставалось, так говорят… — Он придвинулся ко мне ближе, огляделся, словно проверял, не подслушивает кто, и заговорил чуть тише: — Слыхал от соседа своего, что зверюга чаще всего встречается, когда луна растет и полной становится. В это время у чащ лесных лучше не ошиваться. Утащит чудище, и поминай как звали. Оттого я туда уже как две недели ни ногой. Сам ходить к ульям боюсь, а смельчаков, что рискнуть готовы и в чащу ступить, не найти. Распродаю остатки, а предприятие все разваливается с этой поганью нечестивой… Может, на ткани перейти? Кроить да шить. У меня все бабы в семье. Жена, сестра, теща. Две дочурки в девках сидят… Всех у швейных машинок посажу. Какая прибыль-то будет!..
Купец продолжал мечтать и строить планы по развитию нового дела, но я его уже не слушал.
Зверь, значит? Новый вид нечисти? Жалобы горожан на такую тварь Апостолы мимо ушей не пропустят; стало быть, им скоро займутся инквизиторы. Тогда прятаться в лесу, даже в его глубине, станет опасно. Надо найти новое надежное место для меня и… ведьм.
К тому же полнолуние не за горами. Я поднял глаза к светлому небу, безошибочно утыкаясь взглядом в почти целый бледный диск луны. Ночи с полной луной — священное время для нечестивых.
И лучшее время для охоты на них.
— С вас десять серебряных, господин, — дружелюбно вернул меня в реальность торговец.
— Налей мне еще бочонок цветочного.
Чувствую, прятаться мне придется долго. Выходит, медом следует запастись.