Маленков. Третий вождь Страны Советов

Родословная

В последние двадцать лет у нас появилось множество отпрысков — реальных или мнимых — графов, князей, а то и претендентов на царский трон. Вот и в книге «О моем отце Георгии Маленкове» (из которой будут приведены некоторые биографические данные) Андрей Георгиевич счел нужным сообщить:

«В нашей семье, сколько мне помнится с детства, не любили разговоров о дворянском происхождении моего отца… и моей матери Валерии Алексеевны Голубцовой.

Для сталинских лет эта сдержанность взрослых была понятна. Но и много позже, когда говорить о «благородных корнях» стало вполне безопасно и даже модно, родители по-прежнему неохотно касались «генеалогической» темы, убежденно внушая нам мысль о пусть и жестоком, но справедливом возмездии, постигшем в свое время правящие классы России».

Человек безупречной честности, великий ученый и мыслитель В. И. Вернадский, командированный советским правительством в Париж, где он работал в лабораториях и читал лекции в Сорбонне, записал 16 августа 1924 года в своем дневнике:

«Среди белой молодежи, не видевшей старого режима, происходит его идеализация. Им кажется, что во главе власти стояли люди, бывшие морально и умственно головой выше окружающего… И передо мной промелькнул Государственный Совет, где я мог наблюдать отбор «лучших» людей власти.

Внешность была блестящая. Чудный Мариинский дворец, чувство старых традиций во всем строе обихода вплоть до дворецких, разносивших булочки, кофе, чай, на которые набрасывались, как звери, выборные и назначенные члены Государственного Совета.

Несомненно, среди них были люди с именами и с большим внутренним содержанием — такие, как Витте, Кони, Ковалевский, Таганцев и др. Но не они задавали тон. Не было тех традиций у сановников, здесь собравшихся, какие были в такой красивой форме — не было ни esprit de corps,[2] ни блеска знания и образования, ни преданности России, ни идеи государственности. В общем, ничтожная и серая, жадная и мелкохищная толпа среди красивого декорума… И это отсутствие содержания сказалось в грозный час.

Помню один разговор с Д. Д. Гриммом, когда мы возвращались из заседания. Ему… пришлось сталкиваться лично с членами Совета. Он был совершенно потрясен циничным нигилизмом этих людей, которые готовы были пожертвовать всем для того, чтобы «устроить» своих детей, получить лишние деньги…

Сейчас ничего не знающая молодежь идеализирует царских министров — точно так же, как многие… искажают истину в своей фантастической реабилитации Николая П. И эти министры последних лет — да и раньше — Горемыкин, князь Н. Голицын, Протопопов, Щегловитов… Какой ужасный подбор!.. Безумие многих — думать, что старое может вернуться».

Более важно другое. Нравственное вырождение правящей верхушки, привилегированных групп и сословий происходит вне зависимости от существующего строя. Феодализм, капитализм, социализм в этом отношении схожи. Проявляется более общая закономерность, связанная с психологией людей, стремящихся во власть. Именно ее пытались в свое время преодолеть Ленин, Сталин, Маленков. Увы, в конце концов восторжествовал, как отметил Максимилиан Волошин, «жадный хам, продешевивший дух за радости комфорта и мещанства».

Запомним эту закономерность. Она позволяет понять, почему рухнули царская Россия и СССР, а также помогает предсказать дальнейшую судьбу «демократической» РФ.

А что касается тех страхов, которые якобы испытывали при Сталине люди «благородного происхождения», то это очередная ложь, вколоченная в сознание многих современных «россиян». При советской власти десятки, если не сотни тысяч бывших дворян служили в различных учреждениях и в Красной армии, нередко занимая высокие должности.

Ради того, чтобы показать, как «в те страшные времена» существовала «классовая подоплека» репрессий, С. Г. Маленков даже вольно или невольно исказил факты. По его словам, на одном из партийных заседаний конца 1930-х годов из зала раздался выкрик: мол, Георгий Маленков сам из «бывших», а значит — из «белых».

В действительности никто тогда, находясь в здравом уме, этого сделать не мог. Речь шла о другом. Известно, что Г. М. Маленков находился в Оренбурге, когда город захватил Колчак. Была версия, что Маленкова призвали в белую армию, и он там служил некоторое время. Соответствующие доказательства отсутствуют.

Стремительная партийная карьера Георгия Максимилиановича бесспорно свидетельствует о том, что его дворянское происхождение было тому не помехой.

Род Маленковых происходил из Македонии. Дед Георгия Максимилиановича дослужился до полковника (его брат стал контр-адмиралом), а отец был железнодорожным служащим.

Вопреки воле родителей он женился на Анастасии Шемякиной, дочери кузнеца Егора, которого казахи звали Джагором. Ей пришлось одной воспитывать трех своих сыновей: муж рано умер от воспаления легких. Старший и младший братья Георгия умерли в юности. А он окончил гимназию с золотой медалью, более всего увлекаясь физикой.

Несколько слов о его матери (умерла в марте 1968 года): о ней остались самые лучшие воспоминания едва ли не всех, кто ее знал.

Большевик

Ссылаясь на семейные рассказы, Сергей Георгиевич пишет: «Уже заканчивая гимназию году в 18-м, юный Маленков со своими друзьями таскает в ранцах патроны красноармейцам».

Тут и вправду задумаешься: а уж не оказался ли «юный Георгий» в колчаковской армии? И кому он помогал? Странная какая-то история с тасканием гимназистом патронов. Некому было заниматься этим делом? Оренбург был занят белыми осенью 1918 года, а выбит оттуда красными в январе 1919-го, когда Маленкову исполнилось 17 лет. Учился ли он тогда в гимназии? Вопросы, вопросы…

«Образованного, начитанного парня примечают, — продолжает С. Г. Маленков. — И вскоре он уходит в поход с кавалерийской бригадой. Сначала был бойцом, а через короткое время — уже комиссаром бригады. Там-то, в Средней Азии, в 20-м, он и знакомится с моей матерью. Георгию Максимилиановичу в ту пору шел 19-й, маме — Валерии Алексеевне — 20-й год, она работала библиотекаршей в агитпоезде. Эта встреча была на всю жизнь, и я, перебирая весь свой житейский, уже немалый опыт, скажу: не встречал более любящей, бесконечно преданной друг другу супружеской пары. Формально отец и мать так и не зарегистрировали свой брак до конца жизни». Отец Валерии Алексей Голубцов происходил из старинного священнического, а мать — дворянского рода. Это не помешало их дочери рано вступить в партию большевиков.

Несколько другую версию молодости Георгия Максимилиановича изложил Р. Медведев: «Согласно краткой официальной биографии, он ушел добровольцем на фронт защищать Советскую власть и в апреле 1920 года вступил в партию. Был политработником эскадрона, полка, бригады и даже Политуправления Восточного и Туркестанского фронтов. Однако, по неофициальным данным, он служил всего лишь писарем в политическом отделе и никогда не поднимал бойцов в атаку. Он плохо стрелял и едва держался на коне, но хорошо вел делопроизводство. По окончании Гражданской войны Маленков не стал возвращаться домой в Оренбург, а поехал в Москву и в 1921 году поступил в Высшее техническое училище. В мае 1920 года он женился на Валерии Голубцовой, которая занимала незначительную должность в аппарате ЦК РКП(б). Этот брак был первой ступенькой в стремительной партийной карьере Маленкова».

Кстати, в официальной биографии сказано, что Г. М. Маленков вступил в партию на фронте. В отличие от времен Великой Отечественной, в Гражданскую политработники вели преимущественно агитационную работу, а не поднимали бойцов (тем более, кавалеристов) в атаку. И откуда Р. Медведев почерпнул приведенные выше неофициальные сведения? Они явно призваны унизить того, о ком идет речь. Сомнительно, что брак Маленкова стал ступенькой в его карьере. По-видимому, у автора вновь произошло смешение времен и он вспомнил, как делали карьеру, женившись на дочерях Хрущева, Брежнева и др.

Учтем: Георгий Максимилианович в Москве стал учиться на электротехническом факультете вуза, а не поступил на партийную работу. Вскоре он стал секретарем институтской партийной организации. (Его жена перешла работать на завод нормировщицей, в 1928 году стала студенткой Московского энергетического института, а затем работала инженером на заводе «Динамо».)

В институте Маленков решительно выступил против троцкистов, которые тогда имели немалый вес в партии. Нет никакого сомнения, что он уже тогда был верным сторонником Сталина.

«На последних курсах, — пишет его сын, — отец учился в семинаре патриарха отечественной электроники академика К. А. Круга, и после окончания института тот пригласил Маленкова в аспирантуру. Уйти с партработы отец уже не мог, но добился того, чтобы ему разрешили в свободное время продолжать исследование тайн электромагнитного поля под руководством Круга. Эти исследования отец вел два года, но до диссертации дело не дошло — партийные и общественные обязанности стали отнимать все дни…»

Уточним: Карл Адольфович Круг был не академиком, а членом-корреспондентом АН СССР (с 1933 года) и занимался он электротехникой, а не тайнами электромагнитного поля. Похвально, конечно, желание сына показать склонность отца к теоретическим исследованиям. Однако приходится помнить, что свои таланты Георгий Максимилианович проявил в практической организационной деятельности, а не в познании природы. Кстати сказать, приведенная в книге Алексея Георгиевича написанная им в соавторстве с отцом статья «О всеобщности принципа: жизнь противостоит гравитации» в научном и философском плане откровенно слабая. На эту тему есть много несравненно более серьезных работ. Между прочим, на огромное количество микроорганизмов гравитация практически не оказывает никакого влияния.

Впрочем, продолжим цитирование.

«Будучи уже на партийной работе (сначала в МК, а затем в ЦК), Маленков вместе с товарищами организовал кружок по изучению философии и теории марксизма. На занятиях кружка, рассказывал отец, нередко выступали крупные деятели партии, в том числе — Николай Иванович Бухарин… Однако между Бухариным и большинством Политбюро ЦК ВКП(б) возникали разногласия, кружковцы (а с ними отец) поддержали Сталина в его борьбе с «правым уклоном». И эта поддержка была замечена и высочайше одобрена. Году в 30-м каждый из участников кружка получил именное приветственное письмо от Сталина, который благодарил молодых партийцев за поддержку линии ЦК и желал им дальнейших успехов в освоении теории. Между прочим, мы с отцом пытались отыскать этот документ в семейных архивах, но так его и не нашли. Но факт остается фактом: око «вождя всех народов» заметило молодого партработника Маленкова как раз на развороте борьбы с «бухаринцами».

Согласно официальной биографии: «С 1925 по 1930 г. Г. М. Маленков находился на ответственной работе в аппарате Центрального Комитета Коммунистической партии. С 1930 по 1930 г.

Г. М. Маленков на руководящей работе в Московском комитете партии. В 1934–1939 г. Г. М. Маленков возглавлял Отдел руководящих партийных органов ЦК ВКП(б)».

Казалось бы, бесстрастные факты свидетельствуют о скучной аппаратной деятельности некого партийного канцеляриста. И непонятно, почему его заметили, повысили, а Сталин еще и благодарственное письмо прислал. И почему-то посоветовал овладевать теорией.

По моему мнению, все было не так просто.

Дело в том, что к празднику 7 ноября 1927 года партийная объединенная оппозиция решила дать генеральное сражение сторонникам Сталина. Для этого они мобилизовали все имевшиеся у них силы. Троцкий и Каменев устроили митинг у Моссовета в часы парада и демонстрации на Красной площади. Обстановка накалялась. Толпы студентов МГУ, сторонники Зиновьева, прорывались с Большой Никитской на Моховую, едва не избив первого секретаря МК и МГК партии H.A. Угланова. Они хотели соединиться с колонной троцкистов, подымавшихся от Каменного моста.

И тут показали себя студенты-боевики, коммунисты и комсомольцы, организованные и руководимые Маленковым. Они врезались в колонну троцкистов, среди которых были люди, прошедшие Гражданскую войну, смяли и рассеяли их.

Оппозиционер М. Никольский вспоминал: «Зловещую роль сыграл Маленков в ходе борьбы с троцкистско-зиновьевской оппозицией среди студенчества Москвы в 1927 году. Являясь прямым исполнителем указаний Сталина, он организовал многочисленные шайки из партийно-комсомольского хулиганья».

(Отметим: из этого «хулиганья» вышли сталинские наркомы Малышев, Сабуров, Первухин, вынесшие на своих плечах все тяготы противоборства советской экономики с экономикой всей континентальной Западной и Центральной Европы в Великую Отечественную войну и возрождавших страну в послевоенное время.)

Особого героизма в их действиях не было: они чувствовали за собой мощную поддержку многолюдных колонн трудящихся, шедших по Красной площади и приветствовавших сталинское Политбюро на трибуне Мавзолея Ленина. Вдобавок, на улицах столицы по приказу командующего Московским военным округом Б. М. Шапошникова (бывшего полковника царской армии) появились воинские подразделения и броневики.

Вот за разгром колонны троцкистов и благодарил, судя по всему, Сталин Маленкова. Возможно, тогда же был организован в МВТУ кружок, изучавший теорию марксизма-ленинизма.

Можно предположить, что в те годы Георгий Максимилианович начал тесно сотрудничать с чекистами. Они должны были обратить внимание на молодого секретаря вузовской партийной организации. Тем более, вряд ли ему позволили бы самостоятельно, без ведома «компетентных органов» создать и вывести на улицы Москвы большую и по-военному организованную колонну студентов для подавления троцкистов.

Опасные годы

Предвоенное десятилетие — время подготовки к будущей войне. Никто не сомневался в ее неизбежности. Требовалось в кратчайшие сроки поднять экономику страны до уровня ведущих индустриальных держав. И столь же необходимо было идейное единство партии как главной руководящей и организующей силы.

Тогда же происходили суровые партийные чистки и репрессии. Масштабы последних, правда, слишком часто преувеличивают. Нередко говорят о десяти и более миллионах заключенных, намекая, что почти все они были политическими и невинными.

Полагаю, что если бы в стране было что-либо подобное, то советский народ был бы рабски покорным, трусливым, запуганным, интеллектуально и духовно ущербным. А СССР победил в самой разрушительной и кровопролитной из всех войн. На такой подвиг способны только сильные духом.

Чтобы не быть голословным, приведу наиболее точные сведения о количестве политических («за контрреволюционные преступления») заключенных, находившихся в исправительно-трудовых лагерях на 1 января каждого года с 1934 по 1941 год в тыс. человек: 135–118 — 106–105 — 185–454 — 445–420. Как видно, до 1937 года шло снижение числа узников ГУЛАГа, затем резкий подъем, но никогда цифра не превышала 0,5 млн. Лжецы и клеветники увеличивают ее в 10–20 раз!

В сентябре 1936 года член Оргбюро и секретарь ЦК ВКП(б), председатель Комиссии партийного контроля Н. И. Ежов был назначен главой НКВД. Сравнительно быстро карательная машина стала набирать обороты.

Как пишет А. Г. Маленков: «В мае 1937 года на московской городской партконференции заслушивали доклад первого секретаря МК и МГК ВКП(б) Н. С. Хрущева (на эту должность он был выдвинут Ежовым). Хрущев задал вопрос присутствовавшему на конференции Маленкову:

— Почему вы, товарищ Маленков, так затягиваете разбор дел врагов народа — ведь здесь необходима быстрота, и промедление вредит делу партии и народа?

Маленков обстоятельно и спокойно объяснил, что быстрота в разоблачении нужна, но необходимо в интересах партии действовать по закону, сверяясь при этом с партийной совестью. Далее он привел факты, когда поспешность приводила к обвинению невинных людей. Из зала выкрик:

— А белые были в Оренбурге?

Маленков:

— Да, были.

Из зала:

— Значит, и он был с ними…

Прямо по окончании конференции было арестовано 19 человек. Отца не тронули. Присутствующий на конференции Сталин сказал, что удовлетворен ответами Маленкова. Это была индульгенция».

Интересно узнать: а не был ли среди арестованных тот, кто задал провокационный вопрос Георгию Максимилиановичу? Пожалуй, этот неназванный активист слишком много знал. Он только не учел, что все темные и светлые пятна в биографии человека, занимавшего ответственную должность заведующего отделом руководящих партийных кадров, были известны руководству страны. Даже если Маленкова и мобилизовали в колчаковскую армию, то красноармейцем он стал добровольно.

Роль Маленкова в репрессиях 1937–1938 годов остается неясной. Вот что пишет Рой Медведев:

Прервем цитату. Странно, но среди приведенных фамилий отсутствует по меньшей мере одна: того, кто непосредственно подписывал и направлял в соответствующие инстанции списки на многих тысяч граждан. Это — Н. С. Хрущев. Специфическими выборочными провалами памяти страдают многие политизированные историки антисоветского толка!

«Наделенный чрезвычайными полномочиями, — продолжает Р. Медведев, — Маленков руководил репрессиями не только в тиши своего кабинета, но и непосредственно на местах, в различных республиках и областях. Было немало случаев, когда он лично присутствовал на допросах и пытках арестованных партийных руководителей. Так, например, Маленков вместе с Ежовым выезжал в 1937 году в Белоруссию, где был учинен настоящий разгром партийной организации республики. Осенью того же года Маленков с Микояном побывали в Армении, где также был репрессирован почти весь партийный и советский актив республики. При участии Маленкова составлялся план репрессий во всех областях РСФСР, затем в его отделе подбирали новые кандидатуры секретарей обкомов и горкомов на место арестованных и расстрелянных».

Вновь требуется обдумать некоторые из этих утверждений. Был ли наделен Маленков чрезвычайными полномочиями? Никаких документов на этот счет нет и, по-видимому, не было. То, что он присутствовал на допросах обвиняемых, совершенно естественно. Не мог же он ограничиваться лишь бумажными материалами.

Все махровые антисоветчики утверждают — чаще всего вскользь, словно о чем-то само собой разумеющемся — о чудовищных пытках и казнях миллионов ни в чем неповинных людей в период репрессий. Да, были казни, и в ряде случаев, возможно, применялись незаконные меры «выбивания» показаний. Однако нет буквально никаких сведений о том, что какие-либо пытки проводились в присутствии Маленкова. Напротив, даже следователь-садист, если он не лишился здравого смысла, постарается предстать перед контролером из Москвы в наилучшем виде.

В отличие, скажем, от Хрущева, Маленков не составлял списки «врагов народа». Его задача была скромней: определить, допустимо ли обвиняемого оставлять в рядах членов партии с учетом проступков, занесенных в личное дело, и дополнительных сведений. Вряд ли можно сомневаться, что в этих вопросах он почти всегда оставался на стороне Ежова.

Следует обратить внимание на то, что у Медведева речь идет о репрессиях, которым подвергались партийные и советские руководители. Это верное замечание. Надо сюда добавить и работников НКВД, творивших немало беззаконий под руководством Генриха (Иегуды) Ягоды. И будет ясно, что никакого «большого террора», направленного против советского народа, не было. Пострадали почти исключительно представители партийной и государственной власти.

Насколько оправданны были масштабы репрессий? Полагаю, во многих случаях степень вины обвиняемых была явно завышена, а порой страдали невиновные. В такие периоды «чисток» нередко проявляются самые темные человеческие качества. Одни руководители получают возможность расправиться со своими недругами, представив их «врагами народа». Другие избавляются от конкурентов из карьерных соображений. Третьи стараются свалить на других свои оплошности и прегрешения.

Нельзя не учитывать не очень высокую, мягко говоря, квалификацию значительной части сотрудников следствия. Да и работать им приходилось в сжатые сроки и в трудной обстановке, ибо раскрывать тайные заговоры, организованные неглупыми людьми, а то и бывшими подпольщиками, задача необычайно сложная. К тому же немало чекистов старались показать свою бдительность, как бы соревнуясь с коллегами…

Были и такие, кто сознательно обострял ситуацию. Они стремились вызвать в народе недовольство существующей властью, а порой уничтожали сторонников советского строя. (Вряд ли случайно именно тогда был репрессирован замечательный поэт Осип Мандельштам, написавший несколько стихотворений, прославляющих Сталина.)

Сделаем вывод. Как свидетельствуют документы, а наиболее веско и бесспорно — демографические показатели и поведение советских граждан во время Великой Отечественной войны, террор осуществлялся главным образом против представителей правящих групп. Другое дело, что в массах пробуждали ненависть к «врагам народа», которая подчас направлялась не по адресу. Но, как известно, общий враг сплачивает людей. Это обстоятельство используют все более или менее крупные политики.

Серьезный историк В. З. Роговин отметил: «Конечно, в деятельности следователей, особенно периферийных, не было недостатка в выдумках самой низкой пробы. Однако перед следователями, ведущими дела видных партийных работников, чекистов и т. д., ставились задачи, связанные с получением информации о действительных политических настроениях этих лиц и их окружения. В распоряжении следователей были и собранные на протяжении многих лет агентурные материалы, отражавшие истинные взгляды политических противников Сталина».

Например, по его словам, в деле видного работника НКВД А. Х. Артузова «встречаются такие показания обвиняемого, какие было не под силу выдумать ежовским следователям. Артузов сообщил, что политическая программа, которую разделяли Бухарин, Рыков, Томский и Тухачевский, состояла в том, чтобы восстановить иностранные концессии, добиться выхода советской валюты на мировой рынок, отменить ограничения на выезд и въезд в СССР иностранцев, разрешить свободный выбор форм землепользования, от колхоза до единоличного хозяйства, провести широкую амнистию политзаключенных и свободные демократические выборы, установить свободу слова, печати, союзов и собраний».

Какое поразительное совпадение с горбачевской программой 1985–1991 годов, реализованной в полной мере Ельциным! Это не означает, что эти два деятеля попали под обаяние теорий Бухарина или академика-физика Сахарова. На мой взгляд, ситуация серьезней. Данная концепция отражает чаяния всех тех, кого прельщают буржуазные ценности и соответствующая идеология, кто озабочен личным благополучием, имея возможность воспользоваться выгодами (или надеясь на них) от развала социалистической системы.

Можно возразить: чем же плоха такая программа? Плохо ли получать иностранные инвестиции, устраивать совместные предприятия, присоединиться к мировому рынку, установить правовое государство, многопартийную систему, буржуазную демократию? Неужели лучше — диктатура Сталина и его сторонников, тоталитаризм и попрание прав человека?!

В то далекое время так могли искренне думать многие образованные люди в СССР, не говоря уже об оппозиционерах. Абстрактно рассуждая, нетрудно признать их правоту. Если, конечно, отрешиться от реальности и помалкивать о том, за счет чего обеспечено благосостояние наиболее развитых капиталистических государств (ограбление колоний и зависимых стран), насколько страшен — духовно и материально — экономический тоталитаризм…

Броские лозунги демагогов слишком часто прикрывают совершенно иные замыслы и действия. Таков испытанный прием всех, кто стремится благоденствовать за счет других. А именно такие люди обычно стремятся пролезть в «руководящие органы».

Сталин и его сторонники, среди которых был Г. М. Маленков, сознавали такую опасность и старались с ней бороться всеми имевшимися в их распоряжении методами. Вряд ли надо пытаться рассуждать, хорошо это или плохо. Все зависит от конкретной исторической обстановки и не менее конкретных лиц, социальных слоев. И становление партократии, и борьба с ней — явления объективные. А тем, кто не чужд нравственных критериев, полезно решить для себя, что важней: права некой личности или народа, благо отдельных групп и кланов или всего общества, неправедное обогащение или праведный труд?

Полагаю, Маленков не был конъюнктурщиком и карьеристом. Он старался честно и добросовестно выполнять свою работу. Однако трудно было не заметить, что репрессивная машина все чаще начала «перемалывать» обычных работников, далеких от оппозиции. Размах «ежовщины» стал чрезмерно велик. Она непосредственно затронула около 1 % населения страны (считая репрессированных и членов их семей). Сам Ежов начал чувствовать себя едва ли не полноправным хозяином страны. Ведь он обрел власть почти над всеми крупнейшими партийными и государственными деятелями.

В январе 1938 года состоялся Пленум ЦК. Если верить Р. Медведеву, его провели, «чтобы замаскировать масштабы террора». Но верить ему на слово нельзя. Он даже урезал вопросы, поставленные на Пленуме: «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии…» Хотя далее следовало не менее существенное: «…формально бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из партии ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». Вряд ли такое «обрезание» Медведев сделал по наивности.

Основной доклад на Пленуме делал Г. М. Маленков. Он исходил из материалов своих инспекционных поездок по стране и ознакомления с материалами следствий по политическим делам. Однако быстро остановить запущенный механизм репрессий было непросто. Ежов стал слишком влиятельной фигурой, а его ведомство превратилось в наиболее мощную государственную структуру. Это вызывало усиливающееся беспокойство Сталина.

То ли случайно, то ли закономерно, именно в это время, в августе 1938 года, Георгий Максимилианович решается на смелый шаг. Возможно, он знал или чувствовал настроение вождя. Так или иначе, но произошло следующее, — со слов А. Г. Маленкова, пересказавшего воспоминание отца:

«Я передал записку И. Сталину через Поскребышева, несмотря на то, что Поскребышев был очень близок с Ежовым. Я был уверен, что Поскребышев не посмеет вскрыть конверт, на котором было написано — «лично Сталину». В записке о перегибах в работе органов НКВД утверждалось, что Ежов и его ведомство виновны в уничтожении тысяч преданных партии коммунистов.

Сталин вызвал через 40 минут. Вхожу в кабинет. Сталин ходит по кабинету и молчит. Потом спрашивает:

— Это вы сами писали записку?

— Да, это я писал.

Сталин молча продолжает ходить. Потом еще раз спрашивает:

— Это вы сами так думаете?

— Да, я так думаю.

Далее Сталин подходит к столу и пишет на записке: «Членам Политбюро на голосование. Я согласен».

Так начался закат Ежова.

Дальнейший карьерный рост Маленкова достаточно кратко и точно охарактеризовал Р. Медведев:

«По существу, только с 1939 году Маленков начинает выходить из тайных кабинетов власти и появляться на открытой политической арене. На XVIII съезде ВКП(б) Маленков возглавил мандатную комиссию и сделал на пятом заседании съезда доклад о составе съезда. Он был избран в члены Центрального Комитета ВКП(б), а на Пленуме ЦК 22 марта 1939 года — секретарем ЦК. В этот Секретариат, возглавляемый Сталиным, вошли также A.A. Андреев и A.A. Жданов. С тех пор Маленков неизменно входил в состав этого органа ЦК, который в повседневном практическом руководстве партией играл при Сталине, пожалуй, даже большую роль, чем Политбюро. Маленков был избран также членом оргбюро ЦК. Отдел руководящих партийных органов ЦК был реорганизован в Управление кадрами ЦК ВКП(б), во главе которого по-прежнему оставался Маленков.

Постепенно стал расширяться круг проблем, которыми, теперь занимался Маленков как секретарь ЦК. Ему было поручено, например, контролировать развитие промышленности и транспорта. Когда в феврале 1941 года состоялась XVIII Всесоюзная конференция ВКП(б), посвященная хозяйственным проблемам и итогам выполнения первых лет третьего пятилетнего плана, то главный доклад на ней о задачах промышленности и транспорта сделал Маленков. Тогда же состоялся Пленум ЦК, на котором Маленков был избран кандидатом в члены Политбюро. Он занял отныне прочное место в ближайшем окружении Сталина».

Война

Нападение Германии на СССР ожидалось буквально с года на год, а в 1941 году — начиная с 15 мая. Хотя никто не предполагал, что фашисты нанесут столь мощный удар. О подготовке нашей страны к войне говорит напряженнейшая работа оборонной промышленности (ее результаты со всей очевидностью сказались уже на третий год войны).

На чрезвычайной XVIII партийной конференции, посвященной мобилизации народного хозяйства для нужд обороны, с основным докладом выступил Г. М. Маленков. Этому предшествовала его поездка по 25 крупнейшим заводам страны. Вот как описал один из эпизодов этой поездки его сын:

«Он приехал на Мотовилиху — знаменитый уральский завод, производящий специальные стали (для трансформаторов, танков и т. д.). Производство трансформаторов не ладилось. Шел сплошной брак. Георгий Максимилианович три дня безвылазно провел в цехах и нашел причину; оказалось, что в нарушение технологии масло, в котором охлаждались раскаленные стальные листы, давно не меняли и оно утратило свои свойства. При замене масла брак прекратился. Короче: вместо поиска врагов — строгое соблюдение технологической дисциплины…»

Тут, конечно, не отвечающее правилам логики противопоставление. Ведь несоблюдение технологической дисциплины может быть результатом вражеских действий.

Не собираюсь утверждать, будто тогда на том заводе какие-то технологи сознательно наносили вред обороноспособности страны. Хочу лишь показать, как сказываются даже в таких вот необязательных высказываниях антисоветские штампы, прочно вбитые в головы служащих со времен перестройки.

На то и органы безопасности, чтобы заниматься поисками врагов. А для ответственного руководителя важно профессионально разбираться в сути дела. И если все происходило так, как рассказано выше, то Георгий Максимилианович бесспорно продемонстрировал свои деловые качества.

В годы Великой Отечественной войны Маленков стал одним из пяти членов Государственного Комитета Обороны вместе с Молотовым, Ворошиловым и Берией под руководством Сталина. Судя по всему, он был главным куратором оборонной промышленности, хотя выполнял и другие важные задания. Вот что сказано в его официальной биографии:

«С 30 июня 1941 г. по 4 сент. 1945 г. Г. М. Маленков являлся членом Государственного Комитета Обороны. В августе 1941 г. Г. М. Маленков находился на Ленинградском фронте; осенью и зимой 1941 г. принимал активное участие в организации операций по разгрому немецко-фашистских войск под Москвой; в марте 1942 г. выезжал на Волховский фронт, в июле, а затем августе-сентябре 1942 r. — на Сталинградский и Донской фронты, в марте 1943 г. — на Центральный фронт, проводя всюду большую работу по организации сил на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками. В качестве члена Государственного Комитета Обороны Г. М. Маленков руководил работой по оснащению Советской Армии новой боевой техникой и советской авиации — самолетами и моторами. За особые заслуги в области усиления производства самолетов и моторов в трудных условиях военного времени Г. М. Маленкову было присвоено 30 сентября 1943 г. звание Героя Социалистического Труда».

Во время войны Маленков курировал военную промышленность: подбирал высшие руководящие кадры, выезжал в действующие войска.

По словам Андрея Георгиевича, его отец утверждал, что в октябрьские дни 1941 года из всех членов Политбюро в столице остался только он один. Мол, все руководство во главе со Сталиным покинуло Москву примерно на 10 дней. Тогда ему звонили из партийных комитетов со всех уголков страны, чтобы убедиться, что Москва не сдана. И он твердо отвечал: Сталин и все руководство здесь.

Возможно, Георгия Максимилиановича подвела память. А может быть, он и не знал, что Сталин постоянно находился в Москве, и вся информация о положении на фронте стекалась к нему. Об этом свидетельствовал, в частности, более компетентный в данном вопросе человек — маршал А. М. Василевский. Он в то время оставался в столице, постоянно встречаясь со Сталиным.

Можно, конечно, понять усилия сына показать, как много сделал его отец для победы над фашистами. Но все-таки вряд ли нужно при этом принижать, скажем, роль Сталина. Несоизмеримые это были фигуры. Вот, например, оказывается, что и в Курской битве летом 1943 года Верховный главнокомандующий только мешал, а Георгий Максимилианович вдруг взял на себя ответственность за проведение данной операции:

«Маленков прибыл на этот участок фронта летом 1943 года незадолго до немецкого наступления. Напомню, что благодаря нашей разведке командованию стали известны не только день, но и час наступления и надо было решить, когда обрушить на готовившегося к рывку противника упреждающий артиллерийский удар. Ситуация, когда наше командование перенесло время этого удара под самый час «икс», уже многократно описана в нашей литературе, в том числе мемуарной.

Добавлю лишь одну подробность, запомнившуюся мне со слов отца. В Ставке страшно нервничали, не «дезу» ли подбросили нашей разведке, не просчитаемся ли с нанесением огневого удара. Сталин не находил себе места и своими звонками взвинчивал и без того уж взвинченную обстановку на КП и в штабе фронта. И тогда, стараясь освободить командование от этих переговоров с вождем, уснащенных, как обычно, страшными угрозами, Маленков практически целиком взял на себя всю ответственность за срок нанесения мощного артудара. И вот когда он был осуществлен, затикали едва ли не самые жуткие за всю войну минуты в жизни отца. Даже рисковая остановка авиационного завода показалась ему тогда заурядным событием: пойдут немцы в атаку или нет?.. Ослабленные, но пошли! Тут настал и самый радостный момент для отца, для всех, кто был тогда рядом с ним и наверняка поплатился бы жизнью в случае просчета».

Признаться, меня эти сведения озадачили. Еще недавно я писал книгу о сталинском маршале Б. М. Шапошникове, читал воспоминания о войне, но ни у кого, кто руководил нашими войсками в битве на Курской дуге, не встречал ничего подобного; даже имя Маленкова не упоминалось. А тут вдруг оказывается, что именно он отвечал «за срок нанесения мощного артудара»! Да еще Сталин ему мешал и всех запугивал. Жуткая ситуация…

Просматриваю воспоминания Жукова, Василевского, Рокоссовского. Как сговорились: ни слова о Маленкове. Жуков пишет, что после совещания с Рокоссовским и Василевским он позвонил Верховному главнокомандующему: «Я доложил о полученных данных и принятом решении провести контрподготовку. И. В. Сталин одобрил решение и приказал чаще его информировать:

— Буду в Ставке ждать развития событий, — сказал он.

Я почувствовал, что Верховный находится в напряженном состоянии. Да и все мы… сильно волновались и были крайне возбуждены».

Выходит, Сталин одобрил план. После этого если уж был бы с кого-то спрос, то в первую очередь с него. И никого он не нервировал, позвонив только после начала операции. «В 2 часа 30 минут, — писал Г. К. Жуков, — когда уже вовсю шла контрподготовка, позвонил Верховный.

— Ну как? Начали?

— Начали.

— Как ведет себя противник?

Я доложил, что противник пытался отвечать на нашу контрподготовку отдельными батареями, но быстро замолк.

— Хорошо. Я еще позвоню».

Вот как было дело. А где же в то время был Георгий Максимилианович и что вообще он должен был делать в то время на Курской дуге? Могли он вмешиваться в проведение чрезвычайно сложной военной операции? Думаю, никаких полномочий на этот счет у него не было и быть не могло. А поручен ему был, по всей вероятности, контроль за качеством используемой нашими войсками техники, ремонтом поврежденных танков, орудий и самолетов.

Больше доверия к тем свидетельствам Андрея Георгиевича, где сообщается о вполне правдоподобных фактах. Он пишет: «Опираясь на выдвинутых им молодых, талантливых специалистов — Малышева, позднее отвечавшего за советский атомный проект, Славского, Сабурова, Первухина, Косыгина, Устинова, вырванного из лап НКВД Тевосяна и других — Маленков взял на себя и контроль за освоением новой техники. Помню его рассказ о том, как вместе с С. И. Вавиловым он в предельно короткий срок наладил выпуск «ночезрительных» (инфракрасных) приборов для танков, как они вдвоем проехали ночью по дорогам Подмосковья на танке, оборудованном новым прибором, и лично убедились в его высоких качествах».

Правда, далее следуют рассуждения, которым верится с трудом: «Именно тогда отец уверовал в талант Вавилова, в его неистощимые организаторские способности и позже предложил его на пост президента Академии наук СССР. Кстати, такое выдвижение было небезопасно даже для Маленкова, так как в зловещей памяти Сталина хранилась враждебная неприязнь к брату Сергея Ивановича — академику Николаю Ивановичу Вавилову, погибшему в годы войны в Саратовской тюрьме с клеймом «враг народа».

Как тут не вспомнить, что таланты С. И. Вавилова были достойно отмечены еще в 1932 году, когда его избрали академиком АН СССР. И откуда извлечена версия о «враждебной неприязни» вождя к Н. И. Вавилову? Ведь именно на годы правления Сталина приходится необычайный взлет Николая Ивановича не только как ученого, но и крупного руководителя, общественного деятеля, директора институтов и т. д.

Не иначе как со скрежетом зубовным Сталин согласился присудить ему в 1926 году Ленинскую премию и с того года по 1936-й утвердить членом ЦИК СССР. Уж не со злобными ли намерениями соглашался Иосиф Виссарионович финансировать уникальные (и не дешевые) научные экспедиции Вавилова по пяти континентам? Кстати сказать, путешествуя по Японии, Николай Иванович обратил внимание на то, что в тамошних магазинах продают речи Сталина. Все это наверняка хранилось в зловещей памяти диктатора…

Наконец, согласно утверждению А. Г. Маленкова, его отец во время блокады немцами Ленинграда в сентябре 1941 года «проник в город на бреющем полете». Там в «роскошном бункере» застал «опустившегося, небритого, пьяного» A.A. Жданова и запаниковавшего К. Е. Ворошилова. Только оперативное вмешательство Маленкова якобы спасло город. Правда, нет никаких документов о пребывании в тот период Георгия Максимилиановича в Ленинграде. И в официальной его биографии, опубликованной в 1954 году, когда он находился на вершине власти, как видно из приведенного выше фрагмента, нет упоминания об этом героическом эпизоде.

Не знаю, надо ли преувеличивать роль и значение Г. М. Маленкова в годы Великой Отечественной войны. Подобные неуклюжие попытки могут вызвать обратный эффект: начинаешь сомневаться в справедливости верных утверждений.

Вполне вероятно, что Маленков содействовал ослаблению партийного политического контроля на промышленных предприятиях. Тогда же, как пишет Н. Верт, «прекращение разного рода «политических собраний» в рабочее время сопровождалось передачей организационных и кадровых вопросов в исключительное ведение технических руководителей».

Нет сомнений: в годы войны Георгий Максимилианович достойно выполнял нелегкие обязанности, возложенные на него. Об этом свидетельствует высокая награда, полученная им осенью 1943 года. Нет никакого сомнения, что она была заслуженной.

«Маленковский циркуляр»

В нашей стране пресловутый «еврейский вопрос» беспокоил (и сейчас беспокоит) многих. Его связывали, с одной стороны, с проявлениями международного сионизма, а с другой — русского великодержавного шовинизма. В неявной форме он стал причиной конфликта Ленина со Сталиным по национальному вопросу.

Вот и Маленков, согласно утверждению Роя Медведева, санкционировал гонения советской власти на евреев. «Осенью… 1944 года, — пишет он, — Сталин созвал в Кремле расширенное совещание, на которое были приглашены члены Политбюро и Секретариата ЦК, первые секретари республиканских и областных комитетов партии, руководители оборонной промышленности, армии и государственной безопасности. Речь шла о «еврейском вопросе»…»

Если не ошибаюсь, на том совещании главным образом шла речь о переходе в ближайшее время промышленности на мирную продукцию: победа над фашизмом была уже близка. Но, по-видимому, такие вопросы, по мнению Р. Медведева, не представляют интереса по сравнению с еврейским, но продолжим цитирование.

«В своем вступительном слове Сталин — правда, с некоторыми оговорками — высказался за «более осторожное» назначение евреев на руководящие должности в государственных и партийных органах. Каждый из участников понял, однако, что речь идет о постепенном вытеснении лиц еврейской национальности с ответственных постов…»

Вновь придется сделать паузу. Вот ведь как проницательно подметил политизированный историк то, что и как понял каждый из участников совещания. Вождь всего лишь предложил, да еще с оговорками, осторожней выдвигать (!) лиц данной национальности на руководящие должности. И о каком вытеснении могло идти речь, если в ЦК партии и правительстве оставались евреи?

«Наиболее подробным на этом совещании было выступление Маленкова, — продолжает Медведев, — который обосновал необходимость «повышения бдительности» по отношению к еврейским кадрам. Вскоре после совещания в ЦК ВКП(б) партийные комитеты различных уровней получили подписанное Маленковым директивное письмо, которое тогда в партийных кругах называли «маленковским циркуляром». В нем перечислялись должности, на которые назначать людей еврейской национальности было нежелательно. Одновременно вводились и некоторые ограничения при приеме евреев в высшие учебные заведения».

Надо сказать, что в то время было много несравненно более важных проблем, чем те, на которых болезненно заострено внимание Р. Медведева. Скажем, в 1944 году более 1,336 млн человек вступили в кандидаты и около 1,125 млн — в члены партии. Столь резкий наплыв желающих стать членами правящей ВКП(б) в преддверии великой Победы не мог не насторожить и Сталина, и Маленкова. «Во второй половине 1944 г., — пишет Д. Боффа, — была выпущена целая серия «постановлений». Затрагивавшиеся в них важные политические вопросы — об освобожденных областях, о проявлениях национализма среди некоторых нерусских народностей, о возрождении религии — трактовались всегда и единственно как задачи, подлежащие решению с помощью более систематической и строже контролируемой пропаганды».

Но все-таки почему же вдруг среди столь важных государственных вопросов всплыл и еврейский? Не был ли Маленков убежденным антисемитом? Не ему ли как главному «кадровику» принадлежала инициатива вытеснения лиц еврейской национальности из руководства государства и партии?

На эти вопросы помогают объективно ответить сведения, приведенные В. В. Кожиновым. Прежде всего он подчеркивал отсутствие проявлений антисемитизма и в коммунистической идеологии, и в советской политической системе. И ссылался на израильского политолога М. С. Агурского: «Вплоть до тридцатых годов главными и почти исключительными врагами сионизма в СССР были сами же евреи… сионисты как внутри СССР, так и в Палестине видели главными виновниками этих преследований не саму советскую политическую систему, а т. н. Евсекцию («Еврейскую секцию» ВКП(б). — Р. Б.) и вообще коммунистов еврейского происхождения». Иначе говоря, враждовали интернационалисты и националисты преимущественно одной и той же национальности.

«Обратимся теперь, — продолжал Кожинов, — к возникшему во время войны недовольству, сложившемуся после 1917 года «еврейским засильем» во многих областях жизни страны. Например, 17 августа 1942 года в Секретариат ЦК поступила записка, информирующая о том, что из 12 руководителей Большого театра (директор, дирижеры, режиссеры и т. п.) 10 человек — евреи и только 1 русский.

В 1943 году секретарь парткома МГУ В. Ф. Ноздрев направил в ЦК письмо, в котором сообщил, что в предшествующем, 1942-м, «пропорция» окончивших физический факультет университета евреев и русских составляла 98 % и 2 %…»

Он привел воспоминание математика академика Л. С. Понтрягина, который перед войной в Воронеже «познакомился с очень милой студенткой Асей Гуревич. По окончании Воронежского университета я взял ее в аспирантуру в Москву… Ася в течение нашего знакомства неоднократно обращалась ко мне с просьбой помочь кому-нибудь из ее друзей… Это были всегда евреи. Мне это показалось странным, поскольку сама она была еврейкой… Но уже после войны она меня совершенно поразила одним своим заявлением. Она жаловалась мне, что в текущем году в аспирантуру принято совсем мало евреев, не более четверти всех принятых. А ведь раньше, сказала она, принимали всегда не меньше половины».

Вот, оказывается, к каким ужасным последствиям привел «маленковский циркуляр». Подумать только: вместо половины всех аспирантов приняли всего не более 25 % евреев (то есть примерно в десять раз больше, чем относительное количество представителей этой нации в населении страны).

«Конечно, — делает вывод Кожинов, — многие объявят упомянутые записки в ЦК антисемитскими. Но если подойти к ним с истинной беспристрастностью, их нельзя не признать констатацией явно «ненормального» положения вещей. Ситуация в Большом театре не имела последствий… Что же касается сообщившего о положении дел в Московском университете В. Ф. Ноздрева, он продолжал «бить тревогу» и далее, в 1944–1945 годах, и в мае 1946-го был за это снят с поста секретаря парткома».

О том, что никакой антисемитской кампании и в помине не было, говорят красноречивые факты. После войны многие руководители Большого театра, евреи, получали неоднократно Сталинские премии. Например, дирижеры С. А. Самосуд (1947, 1952), Ю. Ф. Файер (1946, 1947, 1950). Чтобы это означало? Выходит, вождь не выполнил предписания «маленковского циркуляра»?!

Хотя Владимир Ильич в последние годы сгоряча клеймил его как «русского великодержавного шовиниста» и даже «русского Держиморду», антисемитом он не был. Нередко ссылаются на то, что якобы он приказал дочери развестись с ее первым мужем (евреем) Морозовым. Однако она это категорически отвергала. Правда, Сталин не пожелал с ним встречаться, четко обозначив причину:

— Слишком он расчетлив, твой молодой человек.

Действительно, тогда как оба сына Иосифа Виссарионовича ушли воевать, Морозов устроился в московское ГАИ. Сталин отозвался так:

— Смотри-ка, на фронте страшно, там стреляют, а он, видишь, в тылу окопался.

Надо ли говорить, что антисемит в подобных случаях и вел себя, и выражался бы иначе.

Опала

После войны Маленков возглавил Комитет по демонтажу немецкой промышленности. Ему пришлось выдерживать напор руководителей разных ведомств, желавших получить как можно больше трофейного оборудования. Тогда же у него ухудшились отношения с председателем Госплана H.A. Вознесенским. Маленков по инициативе Сталина или, по крайней мере, по согласованию с ним выдвинул предложение прекратить демонтаж немецкой техники и наладить в Восточной Германии производство товаров для СССР в качестве репарации. Несмотря на возражения Кагановича и Берии, это решение было утверждено.

В середине октября 1945 года Политбюро постановило предоставить Сталину отпуск на два месяца. Он провел это время на Кавказе, не упуская из вида московские дела. А там среди партийных руководителей плелись замысловатые сети интриг, разобраться в которых чрезвычайно трудно.

Официально вождя замещал Молотов. В спину ему дышали Берия, Маленков, Микоян. Возможно, с их подачи Молотов допустил два серьезных промаха. Сначала разрешил в центральных органах советской печати опубликовать фрагменты из речи Черчилля с восхвалениями Сталина. Вождь срочно телеграфировал:

«У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов этих господ… Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня». (Пожалуй, он исходил из принципа: если тебя хвалит враг — значит ты, где-то допустил ошибку.)

Молотов признал свою ошибку. Но вскоре он заявил о снятии цензурных ограничений на корреспонденции представителей западной печати, отправляемые из СССР. На Западе заговорили о смягчении внешней политики советского руководства, во главе которого, по-видимому, вскоре будет Молотов. Сталин отозвался резко: «Я не могу более считать такого товарища моим первым заместителем».

Казалось бы, освободилось высокое кресло для Маленкова. Однако выяснилось, что есть более серьезный претендент: A.A. Жданов, перебравшийся из Ленинграда в Москву. 25 февраля 1946 года ему вручили орден Ленина. Он курировал ведомство Молотова и наряду со Сталиным подписывал совместные постановления ЦК партии и Совета Министров СССР.

В марте того же года в новом составе Оргбюро ЦК, ведавшего кадрами, четверо из 14 членов были выходцами из ленинградской партийной организации. В отсутствии Сталина заседания Политбюро теперь вел Жданов. Его правая рука — A.A. Кузнецов (также ленинградец) — был назначен руководителем Секретариата ЦК вместо Маленкова, сменив последнего и на посту начальника Управления кадров.

Георгий Максимилианович оказался в опале. Ее причиной послужило так называемое дело авиаторов. Сын Сталина Василий, служивший в авиации, сообщил отцу, что значительная часть авиакатастроф, которые вменяются в вину летчикам, происходит из-за сбоя техники. То же подтвердил министр МГБ B.C. Абакумов. Был арестован и подвергся жесткому следствию главный маршал авиации, дважды Герой Советского Союза A.A. Новиков. Гнев Сталина, не терпевшего обмана, обрушился и на Маленкова — куратора авиационной промышленности.

В решении ЦК указывалось: «Установлено, что т. Маленков как шеф над авиационной промышленностью и по приемке самолетов — над военно-воздушными силами морально отвечает за те безобразия, которые вскрыты в работе этих ведомств (выпуск и приемка некачественных самолетов), что он, зная об этих безобразиях, не сигнализировал о них в ЦК ВКП(б)». Протокол этого решения был подписан Ждановым. Не исключено, что ленинградцы, пришедшие во власть, постарались преувеличить вину Маленкова.

Надо иметь в виду, что еще до войны Ворошилов писал Сталину в частном письме об участившихся авариях самолетов. Сталин ответил примерно так: черт с ними, с самолетами; гибнут летчики, вот что недопустимо! Так что и в данном случае речь шла, конечно, не о потерях техники, а о гибели людей и замалчивании недостатков в авиастроении (что вообще-то не удивительно, ибо лихорадочная спешка военных лет сказывалась на качестве продукции).

Вину Новикова и наркома авиационной промышленности Шахурина сочли доказанной. Сталин спросил Абакумова:

— Какую меру наказания вы предлагаете?

— Расстрел, — был ответ.

— Расстрелять просто; сложнее заставить работать. Мы должны заставить их работать.

Рассказав этот эпизод, П. А. Судоплатов добавил, что маршал Новиков «под давлением был вынужден дать показания против Жукова. В письме Сталину он рассказал об амбициях Жукова и сообщил, что вел с ним «антисталинские разговоры», а также показал, что помогал ему скрыть, что он из семьи царского городового». Эти признания, по словам Судоплатова, «представляли серьезную угрозу для Маленкова».

Дело в том, что еще начиная с 1937 года Маленков способствовал карьере Жукова, выдвигая его на высокие военные посты (значит, Георгий Максимилианович, помимо всего прочего, умел хорошо подбирать кадры). Стремясь обезопасить себя, Маленков, так же как Молотов, поддержал обвинение против Жукова. Маршал категорически отрицал свою вину. Сталин, выслушав его, сказал:

— А все-таки вам, товарищ Жуков, придется на некоторое время покинуть Москву.

Не исключено, что этот малодушный поступок Маленкова обернулся против него через несколько лет, когда Жуков поддержал его противников. Но об этом чуть позже.

Итак, ленинградская группа захватила многие ключевые посты в руководстве партии и страны. Маленков попал в опалу. Позиции Берии тоже несколько ослабли. В апреле 1946 года был изменен состав коллегии возглавлявшегося им прежде МВД. Были назначены 7 новых заместителей министра, из них двое, в том числе первый заместитель министра B.C. Рясной, были людьми Н. С. Хрущева, который с далеких днепровских берегов продолжал плести в Москве паутину своих интриг.

В мае был снят с поста министра государственной безопасности близкий соратник Берии В. Н. Меркулов. А на его место назначили B.C. Абакумова. Осенью 1947 года Берию лишили поста куратора спецслужб, а сменил его ленинградец A.A. Кузнецов. Поэтому совершенно нет оснований сваливать вину за беззакония в стране за период с 1947 по 1953 год на Лаврентия Павловича. В это время он возглавлял атомный проект. (После ареста Кузнецова в 1949 году курировать спецслужбы по линии партии стал Хрущев, что он позже тщательно скрывал.)

В состав высшего руководства страны был введен ленинградец H.A. Вознесенский. Он председательствовал на заседаниях Совета Министров СССР в отсутствие Сталина. Жданов фактически стал вторым лицом в партии после Сталина. Еще одного ленинградца, А. Н. Косыгина, избрали в марте 1946 года кандидатом в члены Политбюро. Можно сказать, «ленинградская команда» брала в свои руки все основные рычаги управления государством и партией.

Вопреки обыкновению, Г. М. Маленкова не сослали на периферию. Он остался в Москве, сосредоточившись на работе в качестве заместителя председателя Совмина СССР и куратора программы создания ракетного оружия.

Маленков продолжал пользоваться доверием и уважением Сталина. Об этом свидетельствует красноречивый факт: в сентябре 1947 года на информационном совещании представителей европейских компартий от СССР выступили Жданов и Маленков. Первый сделал доклад о международном положении, а второй — о деятельности ЦК ВКП(б).

В докладе Жданова говорилось, в частности, об экспансии США одновременно по всем направлениям: 1. Военно-стратегические мероприятия (милитаризация страны, которой никто не угрожает; создание военных блоков, нацеленных на СССР). 2. Экономическая экспансия (использование в своих целях послевоенные экономические трудности европейских стран, обеспечение себя рынками сбыта и т. д.). 3. Идеологическая борьба, где главные цели — защита и пропаганда буржуазной лжедемократии и обвинение коммунизма в тоталитаризме.

Нетрудно заметить, что США продолжают наступление на Россию по всем этим направлениям и сегодня, несмотря на то, что она теперь стала капиталистической. Следовательно, дело не столько даже в идеологическом противостоянии, сколько в желании расчленить и полностью поработить еще недавно великую мировую державу.

Маленков в своем докладе затронул, помимо прочего, три темы, о которых есть смысл вспомнить. Он говорил:

«Одной из первоочередных задач является укрепление работы наших партийных организаций. В годы войны партийные органы проделали огромную работу по организации тыла и переводу хозяйства на военный лад. В условиях военного времени партийные органы вынуждены были нередко брать на себя оперативную работу по управлению хозяйством. Это было правильно в тех условиях. Однако нельзя не видеть, что это породило и некоторые отрицательные явления в практике работы партийных организаций, приводило к ослаблению внутрипартийной работы и вместе с тем к подмене государственных и хозяйственных органов. Оказался нарушенным один из основных принципов большевистского руководства».

Это едва ли не первое упоминание в официальном выступлении о необходимости ограничить влияние партаппарата на государственные и хозяйственные органы. Нет никаких сомнений, что данная проблема была одобрена или даже, скорее всего, инициирована Сталиным.

Другая тема: «культивирование и развертывание советского патриотизма» и «решительная борьба с различными проявлениями низкопоклонства и раболепия перед буржуазной культурой Запада». Маленков привел слова Сталина: «Сила советского патриотизма состоит в том, что он имеет своей основой не расовые или националистические предрассудки, а глубокую преданность и верность народа своей советской Родине, братское содружество трудящихся всех наций нашей страны. В советском патриотизме гармонически сочетаются национальные традиции народов и общие жизненные интересы всех трудящихся Советского Союза».

Учтем: сказано именно о патриотизме как любви к Родине при братском сотрудничестве трудящихся вне зависимости от их национальности, вероисповедания и даже идеологических пристрастий.

По утверждению Маленкова, «низкопоклонство перед иностранщиной», распространенное среди некоторых слоев нашей интеллигенции, является «пережитком проклятого прошлого царской России». Увы, объяснение слишком примитивно и лишь вводит в заблуждение. Тут явно проявился дефект упрощенного классового подхода к явлениям общественной жизни. Ведь речь идет о новой поросли, воспитанной при советской власти. У них низкопоклонство перед Западом проявляется не в стремлении воспринять высокие достижения культуры, а в жажде материальных благ.

Говоря о внешней политике ВКП(б), Маленков подчеркнул главный принцип: «Мы исходим из факта неизбежности сосуществования на длительный период двух систем — капитализма и социализма — и придерживаемся курса поддержки лояльных добрососедских отношений со всеми теми государствами, которые проявляют желание к дружественному сотрудничеству при условии соблюдения принципов взаимности и выполнения взятых на себя обязательств».

Выступление Маленкова от имени ЦК ВКП(б) на крупнейшем форуме представителей коммунистических партий разных стран бесспорно свидетельствовало о том, что Сталин считает его верным своим соратником. Ему был поручен доклад, декларирующий основные идеологические принципы государственной политики Советского Союза.

«Ленинградское дело»

Обосновавшись после войны в столице, сплоченная ленинградская группа партийных и государственных деятелей быстро превратилась в наиболее влиятельную силу в руководящих органах СССР. Это должно было насторожить Сталина. Не потому, что он утрачивал личный авторитет или свою власть. Об этом ему не приходилось заботиться. Беспокоило явное проявление групповщины — основы коррупционных связей.

Формально все началось с того, что A.A. Кузнецова, которого многие считали одним из самых перспективных в новом поколении партработников и даже рассматривали как возможного преемника Сталина, 13 августа 1949 года арестовали в кабинете Г. М. Маленкова. По странному стечению обстоятельств в конце того же месяца умер от инфаркта Жданов.

Георгий Максимилианович вернул утраченные позиции в Секретариате ЦК. Это событие оказалось судьбоносным не только для него, но и для всей страны. Он фактически стал вторым человеком в партии, по заданию Сталина отвечая за работу парторганизаций. В его подчинение перешли партийные функционеры. После смерти Жданова он уже единолично, хотя и по указаниям вождя, определял идеологическую политику ЦК, а также курировал сельское хозяйство. Все это вместе взятое позволяло Маленкову влиять на кадровые перестановки в партаппарате. И он сполна воспользовался такой возможностью.

Для того чтобы упрочить свое положение и подняться к самой вершине власти, Маленкову надлежало избавиться от представителей ленинградской партократии. Правда, нет веских оснований обвинять его в стремлении ради своей карьеры целеустремленно устранять конкурентов. Маниакальной жажды власти у него не было. Вне зависимости от его устремлений, на них уже были накоплены серьезные компрометирующие материалы.

…О «ленинградском деле» известно довольно много. Почти все получившие по нему сроки заключения выжили и были реабилитированы уже в 1954 году. Но до сих пор наиболее популярна простая схема: Маленков и Берия устранили соратников и выдвиженцев Жданова как своих соперников в претензиях на наследство Сталина.

Однако ситуация, пожалуй, была значительно сложней. Судя по всему, Л. П. Берию следует считать главным организатором спровоцированного «дела Госплана». Удар направлялся в первую очередь против Н. А. Вознесенского. Он был деятелем одного с Берией уровня: член Политбюро, во время войны введенный в ГКО; первый заместитель Сталина по правительству. Отношения между конкурентами, как отмечалось в мемуарах Микояна, обострились после войны. Молва считала H.A. Вознесенского очень вероятным преемником вождя в руководстве правительством. Это заставляло Лаврентия Павловича искать пути к устранению соперника.

Алексей Александрович Кузнецов был яркой и сильной личностью, но как политик значительно уступал Берии. Кузнецов не был даже кандидатом в члены Политбюро, а перебрался в Москву только в 1946 году, тогда как Вознесенский (другой выдвиженец Жданова) работал в центре с 1938 года.

Конечно, и Кузнецов отчасти перебежал дорогу Берии, сменив его (осенью 1947) на посту куратора спецслужб. Вдобавок он был близок к министру госбезопасности B.C. Абакумову — выдвиженцу самого Сталина. Хотя Абакумов предпочитал не портить отношения с Лаврентием Павловичем, по некоторым сведениям, он нередко перед докладами Сталину советовался с Берией.

За Кузнецовым стояла мощная ленинградская партийная организация. Еще при Ленине она получила в некоторой степени привилегированный статус, который сохранился при Сталине. Он упрочился и вырос в годы страшной и героической блокады. При Жданове — заместителе Сталина по партии — парторганизация стала резервом руководящих кадров в Москве. Есть версия, что в начале сентября 1941 года, когда немцы замкнули блокадное кольцо, а Жданов свалился с инфарктом, Сталин позвонил Кузнецову и сказал: «Алеша, спасай Ленинград!»

Чтобы устранить Кузнецова, нужно было приложить немало усилий, в частности разгромить партийное руководство Ленинграда. Были слухи, будто Сталин после войны называл Кузнецова своим преемником на посту руководителя партии. Неизвестно, насколько соответствовали такие домыслы истине. Но бесспорно — они подливали масла в огонь маленковской неприязни к ленинградским партработникам и их лидеру.

Был еще один деятель, сыгравший важную роль в разжигании ленинградской трагедии. Это Хрущев. В мемуарах Никиты Сергеевича рассказан интересный эпизод. Как-то после войны, отправляясь на юг, Жданов остановился в Киеве, где встретился с Хрущевым. Тогда в непринужденной обстановке Андрей Александрович доверительно поделился с ним планами создания Коммунистической партии РСФСР.

Никита Сергеевич был начеку. Он быстро смекнул, что идея организации отдельной компартии в самой крупной и многолюдной республике СССР вряд ли понравится Сталину. Судя по всему, будущий борец с культом личности не замедлил «просигнализировать» о ждановских планах вождю. Не с этого ли начали накапливаться сведения о подозрительных политических взглядах руководящих партийных кадров Ленинграда? Очень вероятно, что было именно так.

Однажды на квартире Кузнецова собрались: Вознесенский, предсовмина РСФСР М. И. Родионов и Первый секретарь Ленинградского обкома B.C. Попков. Угощение было обильным, спиртного тоже вдоволь. Начались разные разговоры на опасные темы. А квартира прослушивалась. Вскоре записи разговоров легли на стол Сталина.

Собеседники выражали недовольство тем, что РСФСР — единственная союзная республика, которая не имеет ни своей компартии, ни своей столицы. Прозвучали предложения сделать столицей РСФСР Ленинград и создать компартию РСФСР с местопребыванием ее ЦК в этом городе. Обсуждалась и кандидатура на пост Первого секретаря ЦК КП РСФСР. Решили, что им должен стать Кузнецов.

Сталин усмотрел в этих разговорах посягательство на прерогативу центра; сепаратизм, противопоставление Ленинграда всесоюзному руководству. Особенно возмутил его тайный раздел руководящих должностей за его спиной. Он мог простить прямые откровенные высказывания, даже неприятные для него, но только не тайные сговоры, угрожавшие расколом в партийном руководстве.

Но дело не только в этом. Только на поверхностный взгляд кажется, будто отсутствие республиканской компартии России ущемляло права русского народа. В действительности было как раз наоборот: утверждалась ведущая роль в руководстве русских коммунистов. Так же как отсутствие Академии наук РСФСР показывало, что основное место в АН СССР принадлежит российским ученым.

Вспомним, как оформлялось расчленение Советского Союза. Представитель какой республики стал инициатором? Председатель Верховного Совета РСФСР Ельцин. Он же запретил деятельность КПСС на территории России. Великая страна перестала существовать. Наша страна превратилась в экологический придаток, энергетического донора Запада. Подобные государства принято стыдливо называть «развивающимися»…

Не этот ли результат предвидел или предчувствовал Сталин, жесточайшим образом пресекая проявления сепаратизма?..

Последовал разгром ленинградской группы. Наряду с ослаблением позиции ветеранов (Молотова, Ворошилова, Кагановича, Микояна) это открывало «путь наверх» руководителю компартии Украины Н. С. Хрущеву.

За «ленинградским делом» последовало «московское». Оно было организовано Маленковым и, возможно, Берией. На это указывает, в частности, почти весь состав комиссии Политбюро, разбиравшей его: Г. М. Маленков, Л. П. Берия, Л. М. Каганович, М. А. Суслов (тогда близкий к Берии, но всегда остававшийся ловким и беспринципным интриганом).

После ареста ленинградцев на первый план выдвинулся Первый секретарь МК и МГК партии Г. М. Попов. Он занимал по совместительству пост Секретаря ЦК партии. Попов был растущим и влиятельным деятелем. Он набрал такой политический вес, что позволял себе вмешиваться в дела союзных министров и возглавляемых ими министерств. Возможно, этим воспользовался Маленков, обвинивший Попова в стремлении «подменять» министров, правительство и ЦК ВКП(б). Но и в этом случае не исключено, что события разворачивались без его активного вмешательства.

Обратим внимание на такой красноречивый документ — деловая записка Сталина:

«29 октября 1949 г.

Тов. Маленкову.

На днях я получил письмо… о недостатках в работе секретаря М К тов. Попова. Я не знаю подписавших это письмо товарищей. Возможно, что эти фамилии являются вымышленными (это нужно проверить). Но не в этом дело. Дело в том, что упомянутые в письме факты мне хорошо известны, о них я получал несколько писем от отдельных товарищей Московской организации. Возможно, что я виноват в том, что не обращал должного внимания на эти сигналы. Не обращал должного внимания, так как верил тов. Попову… Политбюро ЦК не может пройти мимо вышеупомянутого письма».

Это был очень серьезный сигнал.

Свержение Г. М. Попова безусловно усиливало позиции Маленкова. Он получил возможность поставить на освободившееся место своего сторонника. Кандидатура на это пост уже была: Н. С. Хрущев. Не исключено, что этот карьерист, будучи в Киеве, предложил Маленкову перевести его в Москву в качестве союзника, для чего организовать ряд провокаций против Попова.

Кого мог бы Сталин назначить столичным партийным лидером? Ясно, что известного ему нестарого партаппаратчика, хорошо знающего Московскую парторганизацию. С кандидатурой Хрущева он должен был согласиться. Так и вышло.

Пленум МК и МГК ВКП(б), проходивший 13–16 декабря 1949 года, снял Попова и избрал на его место Хрущева. Никита Сергеевич унаследовал от Попова и пост Секретаря ЦК. Вместе с Маленковым он стал курировать партийные кадры, а также — что очень важно! — и спецслужбы.

Сталин понимал, что взамен ленинградской группы создается своеобразный союз Маленкова с Хрущевым, а также с Берией и Булганиным. Он постарался противопоставить им П. К. Пономаренко.

Помимо всего прочего, Хрущеву было поручено «опекать» КП(б) Украины. Он получил возможность опереться на верные ему местные руководящие кадры (Кириченко, Подгорного, Шелеста, Кириленко). В Москве Никита Сергеевич заручился поддержкой Шелепина, Гришина, Фурцевой. Хрущев вошел в число трех секретарей ЦК, являвшихся членами Политбюро.

Сталин все чаще болел, а у Маленкова отнимала много времени его работа по руководству Советом Министров СССР, особенно в отсутствие Сталина. Никита Сергеевич, целиком сосредоточившийся на партийной работе, все больше и больше становился хозяином партаппарата. Он приобретал опору среди придавленной сталинской твердой рукой, но ждущей своего часа партократии.

Маленков считал Хрущева своим выдвиженцем и надежным сторонником. Никита Сергеевич умел играть роль простачка. Будущий яростный борец против культа личности при жизни вождя угождал ему, как только мог. Втереться в доверие к Маленкову не представило ему большого труда. Тем более что на этом этапе их пути еще не пересекались.

Выходцы из народа

На июньском Пленуме ЦК КПСС 1957 года Генеральный прокурор СССР P. Л. Руденко произнес, обращаясь к Маленкову: «Ведь культ личности И. В. Сталина и его последствия произошли потому, что вы изолировали Сталина от народа, от партии… Вы изолировали Сталина и забивали голову ему всякого рода шпиономанией, террором и т. д.».

Но таковы были старания не столько Маленкова, сколько Берии, Хрущева, Булганина. Новая поросль партократов пробивалась к вершинам власти упорно, как сорняки, истребляя и устраняя своих конкурентов. Но дело, конечно, не только в этих отдельных и достаточно заурядных личностях. Подобных людей среди партийной номенклатуры накапливалось все больше. Их тяготила суровая дисциплина, установленная со времен Ленина и поддерживаемая Сталиным.

Эти «выходцы из народа» (к ним Маленков не принадлежал по происхождению) все больше отделялись от народных масс, предпочитая заботиться о собственном благополучии, плести интриги и вести коварные «подковерные» междоусобицы.

У Сталина уже не хватало сил и времени, чтобы контролировать работу партийных и государственных органов, следить за непростыми событиями на «идеологическом фронте», ориентироваться в изменчивых международных отношениях. Тем более что в эти годы он написал две очень важные работы: «Марксизм и вопросы языкознания» и «Экономические проблемы социализма в СССР». В первой вождь утверждал, в частности, приоритет языка и культуры над политикой и идеологией (ныне это мало кто из политических деятелей сознает). Во второй он постарался обосновать принципы экономики, не основанные на жажде наживы и погоне за прибылью.

В последние годы жизни Сталин был опутан паутиной интриг, сплетенной теми, кто ждал (быть может, подсознательно) его скорой смерти и надеялся возглавить великую державу. И дело не в том, из каких социальных слоев они вышли. Принципиально важно то, какими они стали, обретая все больше власти и возможности ею воспользоваться.

Избавиться от Сталина в его ближнем окружении наиболее сильно желали по крайней мере два человека: Берия и Хрущев. У каждого из них имелись свои резоны и виды на власть. Оба они обладали гипертрофированным честолюбием, жаждой господства над другими. Однако трудно поверить, будто они только ради удовлетворения своих низменных страстей готовы были рисковать жизнью.

Казалось бы, все свидетельствует о том, что никакого убийства Сталина быть не могло по самой простой причине: за неимением в его ближайшем окружении тех, кто решился бы на столь рискованную акцию со смертельно опасными для себя последствиями.

Но дело не только в их личных опасениях или амбициях. У тех, кто пробивается к вершинам власти, всегда имеется немало помощников, союзников и соратников. Они образуют более или менее сплоченные группы. У них преобладают не личные интересы, а корпоративные, клановые, а в наиболее общем плане — социальные. Так налаживаются, крепнут и проявляются коррупционные связи.

В условиях улучшения жизни в стране, укрепления и расцвета державы Сталин и некоторые его старые товарищи оказались опасными людьми для руководителей разных уровней. В центре и на местах все более вожделенными становились материальные ценности. Таково победоносное распространение буржуазной, мещанской идеологии, которая была объективным, естественным порождением технической цивилизации на высшей индустриальной стадии. Ее главный движущий механизм основан на принципах выгоды и максимального потребления материальных благ.

СССР при всех своих индивидуальных особенностях был разновидностью именно индустриальной цивилизации. Это подчеркивала и приверженность сторонников марксизма к материализму.

Техническая цивилизация предельно материалистична. Высокие идеалы, включая идею коммунизма, идеалистичны по сути своей. Они вступают в непреодолимое противоречие со стихийно развивающейся на нашей планете техносферой. Буржуазные ценности, напротив, полностью отвечают ее требованиям.

В самом общем виде попытка построить коммунизм выглядит как проявление чистого идеализма. Ленин и Сталин, опираясь на поддержку народа, попытались создать общество, где преобладают не материальные, а духовные потребности. Увы, такая задача необычайно трудна.

Надежда на то, что пролетариат будет неуклонно исповедовать принципы коммунистической идеологии, оказалась иллюзорной.