Эйден двигается, а я замираю, когда он проходит мимо меня к бильярдному столу. Выдохнув, я провожу рукой по волосам и жалею, что не могу снять маску и вытереть влагу под ней. Я иду за ним гораздо медленнее и чуть не подпрыгиваю от неожиданности, когда мой телефон начинает отчаянно жужжать в моем клатче, который каким-то чудом все еще висит на моем на плече.
Он поворачивается, приподнимая одну бровь, и опирается бедром на бортик бильярдного стола.
— Парень?
— Какое тебе дело?
— Никакого.
Я закатываю глаза.
— Подруга. Проверяет меня. — Я машу своим клатчем. — Она будет продолжать писать, если я ей не отвечу.
Скрестив руки на груди, он говорит:
— Тогда ответь ей. Скажи, что ты отлично проводишь время и увидишься с ней утром. Но если ты расскажешь ей о том, что произошло сегодня ночью, боюсь, результат будет неприятным для вас обеих.
Как будто это не очевидно.
Телефон мамы лежит в клатче и все еще заряжается, если вообще работает. Для большей сохранности я перекладываю его в карман на молнии, а затем роюсь в поисках своего и достаю его.
Пришло несколько сообщений от Ясмин. Конечно, пришло.
Ясмин: Может, мне выбрать урну на случай, если Эйден узнает, что ты затеяла, и кто-то начнет преследовать или следить за твоей задницей?
Пять минут спустя.
Ясмин: Ха-ха, очень смешно. Прямо умираю со смеху. Отвечай сейчас же. Я не выспалась после нескольких последних смен. Я уже близка к тому, чтобы разнести все нахрен. Я знала, что должна была пойти с тобой.
Через минуту после этого.
Ясмин: Не смешно, Ри. Ответь, пока я не сошла с ума и не отправила туда Реджи.
И еще несколько таких же с интервалом в одну минуту. Прошло уже почти двадцать минут с того момента, как я должна была выйти на связь. Неудивительно, что она паникует. А Ясмин обычно такая невозмутимая. Именно поэтому она и пошла в неотложную медицину.
Мои пальцы летают по клавиатуре, прежде чем она успевает выполнить свою угрозу.
Я: Черт, прости. Ко мне пристала какая-то пьяная компания, и я не могла от них отделаться. Я в порядке, клянусь. Я нашла телефон. Поспи немного. Я жду такси, первым делом позвоню тебе утром.
Я надеюсь.
Что бы ни случилось, я не хочу, чтобы она волновалась.
Ясмин: Кто был твоим первым увлечением?
Я: Ты шутишь.
Ясмин: Отвечай на вопрос, псих, или я вызову полицию. Если ты действительно Катриона, то ты знаешь ответ.
Мне хочется рассмеяться. Но вместо этого вырывается сдавленное фырканье. Господи. Это настоящий кошмар. Но, черт возьми, я люблю ее всем сердцем.
Я: Я ненавижу тебя. Кову из «Короля Льва II», ты сучка.
Ясмин: Ты любишь меня. Ладно. Я напишу тебе утром. Обожаю твое личико. Рада, что ты не умерла.
Я: Я люблю тебя. За мной двойная «Маргарита».
Ясмин: Чертовски верно.
Я так сильно ее люблю. Если я выберусь из этого, она получит столько острой «Маргариты», сколько захочет.
Я блокирую телефон и опускаю обратно в клатч, понимая, что Эйден все это время не сводит с меня глаз, словно я головоломка, которую он отчаянно пытается разгадать. Мог ли он догадаться, кто я? Он узнал меня по бесчисленным новостям и постам в социальных сетях с фотографиями моей идеальной семьи? Боже мой, надеюсь, что нет.
— Ладно, я написала ей, что собираюсь уезжать отсюда. Она думает, что я жду такси, и собирается отправиться спать. Пожалуйста, не надо... преследовать ее или что-то в этом роде. Она не имеет к этому совершенно никакого отношения. — Я бы умерла, если бы с ней что-то случилось. Ясмин — единственный человек, который мне верит. Даже Реджи не захотел вникать в мои подозрения, а ведь он знает меня с самого детства.
Эйден наклоняет голову, напоминая мне кошку. Его мускулистые руки скрещены на груди.
— Пока ты держишь свое слово, я буду держать свое. Я не причиню ей вреда.
— Отлично, — говорю я. — Мы будем болтать всю ночь или ты бросишь кости?
Он смотрит на меня долгим, тяжелым взглядом, а затем подносит руку к моим губам, на его ладони лежат бежевые игральные кости.
— На удачу, — говорит он и поднимает руку выше.
Когда в ответ я сжимаю губы, на его лице появляется выражение «да ладно», как будто для него все это игра.
Возможно, так оно и есть.
Возможно, он хочет поиграть со своей едой, прежде чем съесть ее.
Эйден наклоняет ладонь, и кости падают из нее на кроваво-красный войлок бильярдного стола. Я непроизвольно дергаюсь, словно собираюсь схватить их, чтобы прекратить этот фарс, пока не оказалась запертой с ним на всю ночь, но он берет мои руки в свои и двигается так быстро, что я оказываюсь зажатой между его телом и бильярдным столом прежде, чем успеваю что-либо сделать. Мы оба наблюдаем за тем, как кости катятся, катятся и катятся, пока не ударяются в борт бильярдного стола и наконец, наконец, не останавливаются. Мы оба дергаемся, когда выпадает число.
Глаза змеи.
Два.
Вероятность выпадения двойки? Меньше трех процентов.
Меньше трех гребаных процентов.
Я должна напрячься из-за того, что глаза змеи — плохая примета? В животе образуется пустота, когда я задумываюсь о том, какие планы могут быть у него в отношении меня на остаток ночи. Я не ставила никаких условий, что он может делать, а что нет. Что вообще значит «делать, что хочу» для такого мужчины, как Эйден О'Коннор?
Я боюсь подумать.
Я поставила на кон свою свободу... и проиграла.
— Как я должен овладеть тобой в первый раз, котенок? — спрашивает он, его губы находятся в пугающей близости от моего уха, голос рокочущий и опасный, — я обездвижена и беспомощна. — Опустишься на колени? Или перегнуть тебя через стол, чтобы я мог проверить, стоишь ли ты того?
Дрожь сотрясает мое тело, и я сжимаю колени, чтобы не упасть. Что ж, полагаю, это ответ на вопрос, что он задумал. Ничего хорошего.
— Думаешь, это меня напугает? — спрашиваю я, демонстрируя больше храбрости, чем чувствую. На данный момент я уже не пытаюсь понять свои эмоции. Единственное, что я точно знаю, — я не могу позволить ему увидеть слабость. — Потому что это не так.
Я ожидаю, что он взбесится, но вместо этого его губы спускаются к моей шее и оказываются так близко, что щекочут кожу, когда складываются в ухмылку.
— Хорошо, котенок, как скажешь.
— Перестань называть меня так.
— Тогда скажи мне свое имя, и я буду использовать его.
Этого не случится.
Меня потряхивает, но я замираю, чтобы побороть дрожь. Вместо этого по моим рукам бегут мурашки и напрягаются соски. Фантастика.
— Ладно, — выдавливаю я из себя. — Называй меня как хочешь, только скажи, что тебе от меня нужно.
— Как хочу? — мурлычет он и отступает настолько, что у меня получается повернуться в его объятиях. Звуки музыки с вечеринки наполняют повисшую на мгновение тишину. Но единственный способ избавиться от него — это прильнуть к нему всем телом, а я не собираюсь доставлять ему такое удовольствие.
— Мы должны вернуться к гостям. Мне нужно обеспечить себе алиби. Что может быть лучше, чем красивая женщина рядом?
Внутри возникает тошнотворное, липкое ощущение.
— Ты отвратителен.
На его красивом лице появляется хищная улыбка.
— Ты убедишься в этом еще до конца ночи. Следовало подумать об этом прежде, чем играть со мной в азартные игры.
Я знала, что он примет мое предложение. Просто я не думала, что проиграю. Так глупо. Играть в игры с такими мужчинами, как Эйден, глупо, и мне не следовало лезть на рожон.
— Может, ты просто убьешь меня и избавишься от лишних хлопот?
— Думаешь, тебе поверят? Как ты собираешься доказать то, что видела, если тело отсутствует?
— Тогда зачем тебе алиби?
— Я люблю, когда все под контролем. — Он пытается убрать волосы с моего лица, и я дергаюсь в сторону. Он цокает, а потом говорит: — Нам придется что-то с этим сделать. Тебе, как милому котенку, нужны правила. — Когда в ответ я только сердито смотрю на него, он улыбается. — Уже лучше.
— Просто скажи мне правила, чтобы мы могли покончить с этим.
— Ты должна все время оставаться рядом со мной. Никаких отлучек и новых неприятностей.
— Я не буду...
— Как ты уже сделала сегодня вечером, — добавляет он, многозначительно глядя на меня.
— Хорошо.
— Не злоупотребляй спиртным.
— Как скажешь. — От выпитого шампанского у меня уже болит голова. Если я переживу сегодняшний вечер, моя оставшаяся жизнь будет скучной. Сосредоточусь на том, чтобы закончить юридический факультет. Стану святой.
— И не разговаривать ни с кем, кроме меня.
— Какого черта ты вообще хочешь, чтобы я оставалась рядом, если я должна всю ночь исполнять роль статуи?
Он второй раз проводит большим пальцем по моей челюсти и наконец отвечает на мой вопрос.
— Потому что я хочу, чтобы ты поняла, что произойдет, если ты хоть словом обмолвишься о том, что видела сегодня, или попытаешься еще раз приблизиться к этому дому.
Страх сжимает мое нутро, как кулак.
— Ты сказал, что не причинишь мне боли, — шепчу я.
— О, котенок, когда я закончу с тобой, ты будешь жалеть, что я не причинил тебе боль.
Его пальцы, едва касаясь, ласкают край моего уха. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не отшатнуться. Прикосновение слишком легкое, просто шепот ощущений. Почти невесомое. И я уже знаю, что он способен на гораздо, гораздо худшее, но это так нежно, это напоминает мне о том, каким милым может быть мужчина. Каким внимательным. Как легко поверить, что он не причинит мне вреда.
Оттолкнув его руку, я пытаюсь увеличить расстояние между нами, но он молниеносно возвращает ее и прижимается ко мне так близко, что я чувствую каждый его вдох. Его рука жестко сжимает мою челюсть, хотя всего несколько секунд назад была такой нежной.
— Последнее правило. Ты позволяешь мне прикасаться к тебе, когда я хочу и как я хочу. Ты поняла?
— Что ты мудак? Да, думаю, я поняла.
— Если ты нарушишь хоть одно из моих правил, то, что случилось с тем копом, станет наименьшей из твоих забот.
Я не сомневаюсь в этом, поэтому молча, с убийственным выражением в глазах обещаю ему возмездие. Это только вызывает у него ухмылку, и мне приходится задаваться вопросом, как, черт возьми, я оказалась в этой ситуации. Эйден жестом показывает мне идти первой, и я направляюсь к двери, словно только что не заключила сделку с дьяволом.
Вечеринка внизу в самом разгаре, и никто не подозревает, что следом за мной идет монстр. Шампанское течет рекой, его разносят улыбающиеся лица под черными масками. В воздухе витает волшебство, какое может создать только ночь в Новом Орлеане. Деньги с легкостью переходят из рук в руки за столами для игры в крэпс и блэкджек, сопровождаемые пьяными возгласами завсегдатаев вечеринок, которые к этому моменту уже изрядно набрались. Мы пробираемся сквозь толпу, пока не находим свободный столик.
Я наблюдаю, пока один доброжелатель за другим набрасывается на Эйдена. Если они знают о моей матери или о том, что случилось с ней в этом доме, никто ничего не говорит. Их вообще это беспокоит? Эйден ставит передо мной стакан с водой. Я залпом выпиваю содержимое, желая отвлечься, и мысли уносятся в воспоминания о том, как я в последний раз была в этом саду. Это было празднование 45-летия моей матери за несколько недель до ее смерти. Отец преподнес ей в подарок поездку в Южную Америку и позволил нам с сестрой отправиться вместе с ней. Это было не похоже на него — проявлять такую щедрость, особенно в преддверии выборов. Я была удивлена его великодушием, но благодарна за время, которое мы провели вместе. Впервые мы с Элизабет смогли провести время с матерью без вмешательства его работы. Мы и не подозревали, что это будет один из последних раз, когда мы ее видели. Она не дожила до следующего дня рождения.
Когда я возвращаюсь в реальность, Эйден увлечен разговором с мужчинами, которых я смутно узнаю. Он расположил меня рядом с собой и немного в углу, где я по большей части скрыта от посторонних глаз. Он удерживает меня на месте, обхватив одной рукой за талию и небрежно положив ее на бедро, его пальцы впиваются в ткань моей юбки. Я ерзаю, допивая свой стакан воды, чтобы не оттолкнуть его руку.
—...пустишь меня в свой маленький клуб, а, О'Коннор? Сколько это будет мне стоить?
— Больше, чем ты можешь себе позволить, Кроули, — усмехается другой мужчина за столом. Его имя или фамилия должно быть Хадсон, потому что он практически сунул руку в лицо Эйдену и сказал «Хадсон», как будто это должно было что-то значить. Такая претенциозная гребаная фамилия. И подходит ему идеально.
Оба мужчины невероятно богаты, что избавляет их от большинства жизненных обязанностей. Мне ли не знать, ведь до смерти матери я была на пути к тому, чтобы стать одной из них. Привилегированной. Высокомерной. Уверенной в своем месте в жизни и полностью осознающей масштаб своего влияния.
Достаточно одного мгновения, чтобы этот тщательно выстроенный мир рухнул вокруг них. Жизнь вообще забавная штука. Вроде того, как я оказалась здесь, когда намеревался просто сбежать, не привлекая к себе внимания.
Взгляд Эйдена, устремившийся ко мне, — единственное, что удерживает меня от закатывания глаз. Определенно, это не входит в список одобренных Эйденом действий. Судя по насмешливому веселью, пляшущему в его глазах, он наслаждается моей болью и кажущимся отсутствием самоконтроля.
Зачем ему все это надо? Должно быть, это какая-то извращенная игра. Наказание за выдуманную его больным мозгом причину моего нахождения здесь. Уверена, он настолько далек от истины, что это просто смешно.
Когда мы встречаемся взглядами, спор между двумя мужчинами отходит на второй план, и мое раздражение по поводу их разговора на мгновение ослабевает. Он так смотрит на меня, что складывается ощущение, словно он забрался ко мне под кожу. И мне хочется содрать ее с себя, чтобы уничтожить все доказательства того, что он это сделал. Потому что, черт возьми, это так и есть. Он проникает глубоко. Как заноза.
Нужно быть холодной и мертвой, чтобы устоять перед таким мужчиной, как Эйден О'Коннор. Даже если он убийца. А может, за последние несколько месяцев я стала настолько безумной, что его выстрел в человека волнует меня меньше всего.
— Я могу себе это позволить, — возражает первый мужчина. — Это ты каждые выходные просаживаешь в «Цезаре» небольшое состояние. Готов поспорить, твоя жена в восторге.
— То, чего она не знает, ей не повредит.
Мужчины поворачиваются от Эйдена ко мне, когда я фыркаю. Рука Эйдена предупреждающе сжимает мое бедро, и звук застревает у меня в горле. Что ж, в конце концов, мне не потребовалось много времени, чтобы нарушить эти правила.
— Тебя что-то рассмешило, милая? — спрашивает Кроули — или это Хадсон? Честно говоря, они так похожи, так что их трудно отличить друг от друга.
Они расправляют плечи, когда Эйден наконец-то обращает на них внимание. До сих пор он сидел, откинувшись на спинку стула и наслаждаясь тем, насколько мне некомфортно. Но теперь он смотрит в их сторону, когда они заметили мое присутствие, и их самодовольный смех прерывается. Он ничего не говорит, и Кроули/Хадсон становятся увереннее, ободренные вниманием Эйдена.
— Да, — говорит другой. — Услышала что-то смешное?
Я открываю рот, чтобы ответить, но краем глаза ощущаю присутствие Эйдена, как нависшую тень, и передумываю. Я не из тех женщин, которые держат язык за зубами, но я останавливаю готовые вырваться колкости, несмотря на нестерпимое желание бросить их им в лицо.
— Почему бы тебе не заглянуть ко мне в офис в понедельник, Хадсон? — говорит Эйден, и они как будто снова забывают обо мне. — Мы поговорим, и я посмотрю, что можно сделать.
Когда они отвлекаются, Эйден пересаживает меня к себе на колени. Вцепившись в его внушительные плечи, я едва удерживаюсь от того, чтобы не перевалиться через них. Его ладони обхватывают мою талию, и они такие большие, что почти соприкасаются.
— Я прекрасно сидела на своем стуле, — бормочу я, когда он поднимает руку, чтобы привлечь внимание проходящей мимо официантки. Он жестом показывает, что ему нужно, и она кивает так быстро, что я боюсь, как бы у нее не отвалилась голова.
— А теперь я хочу, чтобы ты сидела здесь, — тихо говорит он так близко к моему уху, что создается ощущение близости, без которого я предпочла бы обойтись.
— Почему?
— Потому что я этого хочу.
— А ты привык получать то, что хочешь, — предполагаю я. Я не удивлена. Судя по тому, как его приветствовали, когда он вошел на вечеринку, легко представить, что он получает все, что хочет, и когда хочет.
— Именно так, — говорит он, и я слегка отодвигаюсь, надеясь увеличить расстояние между нами, но его руки сжимаются вокруг меня еще крепче. — Перестань дергаться.
— Я ничего не могу с собой поделать. Я могу сесть на свой собственный стул, ты же знаешь.
— Если бы я хотел, чтобы ты сидела в другом месте, я бы посадил тебя туда.
— Ты всегда такой властный, или мне просто повезло?
— Твой острый язык приведет тебя к неприятностям, — говорит он, приближая губы к моему уху и не упуская, что это ощущение заставляет меня резко втянуть воздух. — С другой стороны, ты вломилась в мою игровую комнату, так что, возможно, ты искала неприятности.
— Откуда ты знаешь, что я вломилась?
— Давай предположим, что я все знаю.
— Уверена, тебе бы хотелось так думать, не так ли?
Эйден сдвигает меня так, что моя задница оказывается у него на коленях, а спина прижимается к широкой груди. Он обнимает меня своими мощными руками, пока все мои органы чувств не наполняются им. От его тепла и силы до его запаха — ливня и древесного дыма.
Хадсон и Кроули сосредоточились на игре, о которой Эйден забыл, но я все острее ощущаю их присутствие, когда Эйден скользит своими большими ладонями по моим бедрам, слишком быстро достигая края очень короткого платья. Моя рука устремляется к его ладоням, чтобы накрыть и остановить их движение вверх. От его дьявольских прикосновений по моей коже бегут мурашки. Они скользят по моим нервным окончаниям и распаляют кровь. Может быть, из-за страха и осознания того, что нас окружают люди, я сосредотачиваюсь на том, что его ладони грубее, чем я ожидала?
Его безумный смешок раздается у меня за спиной.
— Ты хочешь так быстро нарушить два из моих правил, котенок? — Его большие пальцы скользят по чувствительной коже моего бедра, отчего мурашки усиливаются. — Ты жаждешь наказания, не так ли?
— Жажду покончить с этим, чтобы убраться отсюда, — бормочу я, но у меня перехватывает дыхание, и это не придает моему отрицанию убедительности. Его руки сопротивляются моим и тянут за собой, пока неприлично высоко поднимаются по моим бедрам.
Никто не обращает на нас внимания. К этому моменту толпа уже как следует набралась в бесплатном баре, а большинство представителей СМИ, которые брали интервью в начале мероприятия, выпроводили. Мы здесь словно одни, окружающие не обращают на нас никакого внимания.
— Ты так думаешь? — Его губы прижимаются к моей шее. Его маска — леденящий контраст с моей кожей.
— Д-да.
Как бы я ни старалась игнорировать эти ощущения, это невозможно.
— Это очень плохо. Я говорил тебе, что есть правила, когда мы бросили кости. Ты держишь рот на замке и позволяешь мне делать все, что я хочу и когда я хочу. Думаю, тебе пора понять, что это значит.