Маленький гончар из Афин

НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ СПУСТЯ

Светильня чадила, догорая. Сидевшие за столом Алкиной и приятель его, кузнец Дракил, старались говорить тихо, чтобы не разбудить уснувших Дориду и Архила.

— Скажи мне, Алкиной, — придвинулся ближе к художнику Дракил, — кто этот мальчик, появившийся в твоем доме, откуда он взялся?

— Я сам мало знаю о нем, — тихо ответил Алкиной. — Однажды он сказал мне только, что отец его был бедняком ремесленником и что он рано умер, оставив его совсем маленьким с матерью. Мать Архила, одинокая женщина, у которой никого не было в Афинах из родственников, должна была продавать на агоре сырую рыбу, чтобы прокормить скудным заработком себя и сына. Жили они впроголодь. Недавно мать Архила умерла, и он остался совсем сиротой. Друг его отца, каменщик Геронтий, привел мальчика к нам, в мастерскую Феофраста, и попросил хозяина взять его учеником. Феофраст согласился. Мальчик оказался способным и шустрым на работу, и все были довольны, но тут случилась неожиданная беда: Архил нечаянно разбил сосуд, купленный у нас племянником Перикла, и хозяин в гневе жестоко побил его и прогнал из мастерской. С этого дня я приютил мальчика у себя. Куда же ему было идти без заработка и без крова над головой!

Разговаривающие замолчали. Дракил медленно отпивал вино из кружки. Алкиной смотрел на своего друга, думая о чем-то своем.

Первым нарушил молчание кузнец.

— Плохие дела! — сказал он, качая головой. — Что же мальчик теперь будет делать? Ты небогатый человек, твоего заработка едва хватало на вас двоих с женой. На что же теперь втроем будете существовать? Мальчик должен понимать сам это и искать работу, чтобы не быть вам в тягость.

— У меня нет сына, Дракил, — тихо сказал художник. — О нас с Доридой некому будет заботиться в старости и, по обычаю, приносить погребальные жертвы богам после нашей смерти… Вот мы и решили усыновить Архила. Скажи, ты одобряешь наше решение?

Немного подумав, кузнец кивнул головой в знак согласия:

— Но только Архил должен помогать тебе. Разве он не видит нужды в твоем доме? Почему он не ищет себе работу?

— О, Архил видит все! — прервал его Алкиной. — И мальчик старается быть полезным в доме чем может, а работу найти в Афинах ведь нелегко, Дракил! Ты хорошо это знаешь.

— Не взять ли мне его к себе в кузницу? — предложил кузнец.

— Обождем немного, друг, — положил ему руку на плечо художник. — Мне думается, что Архил сможет вернуться к привычной для него работе. Я хочу попросить Феофраста, чтобы он разрешил мальчику возвратиться в мастерскую.

— Да пошлют тебе боги удачу! — пожелал Дракил. — Но захочет ли мальчуган пойти снова к горшечнику работать?

— Я его уговорю, — улыбнулся Алкиной.

В углу комнаты, где спал мальчик, послышалось легкое движение. Разговаривающие умолкли.

— Однако уже поздно. Мне пора домой, — поднялся с места кузнец, — проводи меня немного, Алкиной. По дороге поговорим о моих делах.

Мужчины вышли из дома. В комнате стало совсем темно, и никто не мог увидеть, как Архил, приподнявшись на пастели, посмотрел им вслед.

«А ведь кузнец прав! — подумал он. — Работу мне искать необходимо, и как можно скорее! Но как ее найти? Где?»

Он сел на постели, обхватив руками голову.

«Может быть, пойти к Клеону? — промелькнула у него мысль. — Клеон придумает что-нибудь. Он всегда находит выход из беды!»

Но ночью уйти из дома было нельзя, приходилось ждать до утра. Немного спустя пришел Алкиной и, осторожно шагая по комнате, улегся в постель. Вскоре его спокойное дыхание показало Архилу, что он спит.

Сам он уже не мог больше уснуть, взволнованный невольно услышанным разговором друзей. Сомнения и думы терзали Архила.

«Как это случилось, что я, пригретый лаской в этом доме, не подумал прежде о том, что я им в тягость! — с тоской думал он. — И вот чужой человек сказал мне об этом!»

Ночь тянулась долгая, мучительная для Архила. Только под утро он забылся коротким сном и не слыхал, как уходил на работу Алкиной.

Проснувшись, мальчик поспешно поднялся с постели и ушел из дома, ничего не сказав Дориде.

Он долго поджидал на агоре приятеля. Клеон радостно бросился к нему навстречу.

— Почему ты не в мастерской? — удивился фокусник и вдруг все понял. — Феофраст прогнал тебя с работы? — спросил он дрогнувшим голосом.

— Да, — кивнул головой Архил, — но этого мало! — совсем неожиданно вырвалось у него. — Он еще побил меня, Клеон! Ты понимаешь — он побил меня! Ударил по лицу кулаком!

— Да за что же? — пробормотал растерянно Клеон.

— Тебе только одному я могу рассказать всю правду! — шепотом ответил Архил. — Но этой правды не должен знать никто! Меня толкнул в спину раб Скиф, когда я нес амфору племяннику Перикла. Амфора упала и разбилась. Вот и все. И хозяин за это прогнал меня из мастерской, да еще и побил.

— Но почему же он бил тебя, а не Скифа? — удивился Клеон.

— Я не сказал никому, что это он толкнул меня на улице! — упавшим голосом сказал Архил. — Мне стало жаль маленького раба: ведь за это хозяин жестоко избил бы его!

Клеон с удивлением посмотрел на него.

— Ничего не понимаю, — признался он. — Ты пожалел этого негодяя? Но, по крайней мере, ты побил его как следует?

Ответ Архила еще больше удивил фокусника.

— Нет, я его пальцем не тронул. Но сначала я хотел побить его, — поспешил добавить Архил. — А потом, понимаешь, Клеон, я подумал о том, что он моложе меня, что его все бьют и бранят, а ведь еще совсем недавно он жил у себя на родине свободным, как и я. Морские пираты похитили его и продали в рабство, и в сердце у этого мальчишки растет злоба и обида, особенно когда он сравнивает мою жизнь со своей судьбой. Когда я это понял, руки мои опустились. Но дело не в этом, — поспешил добавить Архил. — Видишь ли, Клеон, вчера вечером один из друзей Алкиноя, думая, что я сплю, сказал, что мне нужно непременно искать работу и не быть в тягость Алкиною и его жене: ведь они сами бедняки! Тогда я решил посоветоваться с тобой. Где же мне искать работу? А жить у них, не платя за угол и еду, нельзя, Клеон, ведь и ты не смог бы так жить, правда?

— Правда, — согласился фокусник, — необходимо искать для тебя скорее работу!

— Может быть, мне пойти в мастерские к другим гончарам, сказать им, что я уже умею делать из глины кратеры, пифосы и гидрии? Тогда они согласятся взять меня к себе учеником, как думаешь?

— Нет, Архил! — покачал головой Клеон. — Мне думается, что любой хозяин-гончар скорее наймет к себе на работу взрослого и более опытного горшечника, чем ученика. Ведь ты же не сможешь еще работать так, как работает Пасион?

— Нет, не смогу.

— Тогда вот что, — немного подумав, предложил фокусник, — пойдем вместе в порт Пирей. Я буду гам на торговой площади показывать свои фокусы со змеей и с кольцами, а ты будешь носить грузы на склады с кораблей. Наш сосед работает грузчиком в Пирее и кормит всю семью. Неужели ты не сможешь там заработать себе на кусок жареной рыбы и на ячменную лепешку!

— Разумеется, сумею, — согласился Архил. — Я ведь сильный! Но где мы с тобой будем ночевать в порту?

— Ночевать? Это пустое дело, — махнул рукой Клеон. — Возле складов, под открытым небом, найдется много места для нас с тобой!

— Тогда пойдем в Пирей! Я согласен! — решительно отозвался Архил. — Только я схожу предупредить мастера Алкиноя о своем уходе, а то он будет тревожиться обо мне.

— Вот уж это совсем напрасно, — пожал плечами Клеон. — Он еще начнет тебя отговаривать. Да и почему ему беспокоиться о тебе? Что он, отец тебе! Мы уже не маленькие, Архил, — беспечно добавил фокусник, — сумеем заработать себе на еду!

— Ты прав, — согласился Архил, — идем! Чего нам медлить тут, в Афинах!

Клеон живо подхватил свои вещи и первым зашагал вперед.

Мальчики бодро шли к «длинным стенам» Пирея, соединявшим Афины с его морским портом.

Идя рядом с молчаливым в это утро Клеоном вдоль длинного коридора этих стен, Архил вспоминал рассказ Алкиноя о постройке «длинных стен» Пирея, после того как персидский царь Ксеркс напал на город и разрушил его.

Ворвавшись в Акрополь, ожесточенный враг стал все уничтожать на своем пути. Женщины, дети, старики и афинские воины были увезены на кораблях на остров Саламия, и лишь горсточка храбрецов осталась защитниками Акрополя. Дым от пожарищ в Афинах был виден морякам-афинянам, готовившимся к бою с врагом на острове Саламин.

Архилу хорошо запомнился и дальнейший рассказ художника Алкиноя. После победы афинян над персами в тот раз, когда миновала опасность нового вторжения врага, граждане Афин взялись за восстановление своего города. Прежде всего решено было укрепить надежно его стены, а для этого нужно было связать Афины с Пиреем и создать защиту Афин от врага с моря. Много людей потребовалось тогда для работы на постройке этих стен! На помощь строителям сюда пришли старики, женщины и подростки из города. Они подтаскивали кирпичи, дробили камень, замешивали растворы извести для фундамента стен. Каждый делал то, что был в силах делать. Стены росли на глазах у всех, на мощном фундаменте из кирпичей, с окнами между зубцами стенок, к которым прикрепляли бронзовые ставни. На повозках строителям стен подвозили каменные плиты для прохода.

Пять лет шла работа над «длинными стенами» афинского порта. Это строительство было завершено уже при Перикле. И вот теперь Архил и его приятель свободно шагали вдоль коридора этих стен, даже не задумываясь над тем, сколько трудов положили люди для создания мощной защиты Афин от нападения врага в случае новой войны.

Архил взглянул на задумчивое лицо друга.

— Почему ты умолк, Клеон? Что встревожило тебя? — спросил он.

— Ничто меня не тревожит, — покачал головой фокусник. — Я только думал о том, где нам с тобой лучше будет поискать работу: на торговой площади порта или возле причалов. Вот и все.

— И что же ты решил? — улыбнулся Архил. — На мой взгляд, это безразлично, лишь бы нам удалось заработать хотя несколько оболов, чтобы купить немного рыбы. Признаюсь тебе, что я очень голоден!

— Заработаем! — беспечно махнул рукой Клеон.

Они подошли к Пирею.

Благодаря тому что Афины после войны с персами сделались хозяевами моря и стали могучей морской державой, они вели торговлю со многими государствами, городами, островами и странами Востока. Множество кораблей приходило в торговый порт Пирей. Они привозили афинянам товары, которые трудно было достать в другом месте: зерно и папирус из Египта, слоновую кость из Африки, драгоценные ковры и ароматические масла из Аравии и Персии, зерно, пшеницу и плоды из Финикии, медь и бронзу с островов Эгейского моря, соленую рыбу и строительный лес из колоний. Но одним из главных товаров, который привозили торговцы на кораблях в Афины, были рабы.

На пристани Пирея выставлялись образцы всех привозимых в Афины товаров для осмотра покупателями. Тут же толпились и многочисленные менялы и ростовщики, дававшие торговцам деньги в залог под их товары.

В Пирейский порт стекалась яркая, пестрая толпа людей, говоривших на разных языках, кричащая, бранившаяся, торговавшая привезенным товаром, расспрашивавшая о новостях, жадная до всяких происшествий и рассказов о кораблекрушениях и о морских разбоях.

Люди жадно ловили здесь всякий слух.

«Ти нестерон?» (Что нового?) — слышалось повсюду в торговом порту.

Особые камни у причалов с надписью указывали место торговым кораблям для причала. Для хранения товаров имелись склады, находившиеся немного поодаль от торговой площади порта, неподалеку от харчевен и гостиниц для приезжающих.

Одного не хватало в Пирее — пресной питьевой воды, и ею бойко торговали мальчишки-подростки, дети бедняков из Афин.

В порту длинной вереницей тянулись грузчики, разгружавшие трюмы кораблей. Они несли на плечах и на голове корзины и тюки с товарами на склады. Загорелые худые лица их были покрыты потом. От привычки носить на спине грузы они шли согнувшись, даже возвращаясь обратно от складов к причалам.

Мальчики, с трудом проталкиваясь в толпе, отыскивали удобное свободное место, где бы мог разложить свой коврик Клеон.

У большого помоста, где стояли рабы всех возрастов, выставленные хозяевами на продажу, они немного задержались. Здесь была такая теснота, что сразу пробраться дальше было невозможно.

Со связанными за спиной руками, уныло и безучастно стояли невольники на помосте на виду у покупателей. Они знали одно — у богатого хозяина будет сытнее житься, чем у ремесленника. А на рудниках их ждет работа более тяжелая, чем на поле у хозяина-земледельца.

Часто они ошибались в своих расчетах: несчастные, лишенные свободы люди не могли предугадать, какая ждет их судьба.

Покупатели в Пирее разглядывали рабов на помостах как скот: они щупали мускулы у мужчин, считали зубы во рту, старались купить для себя наиболее выносливых, сильных и знающих какое-либо ремесло невольников.

В конце помоста какой-то бородатый афинянин поспешно выбирал несколько мальчиков-подростков для своей ремесленной мастерской. Отбирая рабов, он долго и упорно торговался с рабовладельцем.

— Я хорошо даю тебе за этих мальчишек! — говорил он. — Ты получаешь от меня двух волов и одного осла. Клянусь богами, больше ты не получишь в доплату за них ни одного обола!

— Двух волов и одного осла за стольких рабов! Да ты смеешься надо мной, должно быть, хозяин! Ты только посмотри хорошенько на этих подростков! Ведь это же сильные, рослые мальчишки! Они справятся с любой работой и в мастерской, и на поле не хуже взрослых рабов, — спорил работорговец.

Но покупатель не захотел больше торговаться, он отошел в сторону.

— Сегодня большой торг в Пирее, — говорили люди кругом. — Много рабов привезли на продажу. И поэтому нужно пользоваться случаем — рабы сегодня дешевы!

К причалам подходили всё новые и новые корабли. Одни из них разгружали грузы в Афинах и забирали взамен в свои трюмы афинскую керамику, оливковое масло, виноградное вино и мраморные плиты.

Несколько кораблей задерживались в Пирее ненадолго. Уплатив пошлины, они следовали дальше в другие торговые пункты.

Толпы людей возле причалов все увеличивались. Афинские торговцы зорко приглядывались к товарам, которые проносили мимо них грузчики на склады. Продавцы жареной рыбы и лепешек сновали в толпе, предлагая свой товар. От множества голосов в порту было так шумно, что трудно было расслышать голос человека, стоявшего рядом.

Архил и Клеон побежали дальше к сходням одного из кораблей, бросившему якорь у причала.

— Что вы тут забыли? — грубо крикнул им пожилой лысый человек в рваном хитоне. — Нет здесь для вас работы! Ступайте отсюда! У нас уже наняты люди носить грузы.

— Идем на рыночную площадь! — предложил Клеон. — Там найдется для нас работа.

— Вот уж не думал я, что в порту будет так же трудно найти работу, как и в Афинах! — огорченно сказал Архил.

— Не унывай! — старался ободрить приятеля фокусник. — День ведь только еще начинается.

Черные глаза Клеона весело блестели. Проворно расстелив свой коврик, он стал звуками трубы привлекать внимание прохожих. Вскоре вокруг него собралась большая толпа любопытных.

Встав на руки, высоко подняв вверх ноги, фокусник прошелся по кругу и перекувырнулся. Затем, проворно схватив обручи, он начал быстро подкидывать их вверх и ловить на глазах у зрителей. Проделывал он это ловко и красиво.

Несколько матросов с корабля прошли совсем близко от Клеона и остановились у его коврика.

— А на голове ты умеешь стоять? — спросил один из них.

Вместо ответа Клеон быстро встал на голову, продолжая подкидывать и ловить кольца ногами.

— Ловко! Молодец! — похвалил его моряк.

— А ну-ка пройдись по кругу на руках! — предложил другой.

Клеон исполнил его просьбу.

— Неплохо, мальчуган! — снисходительно заметил матрос и отошел от фокусника, не бросив ни одного обола в его чашку, стоявшую у края коврика.

— Почему он ничего не дал тебе за твои фокусы? — удивился Архил. — Ведь ты проделывал их для него! Хочешь, я побегу и скажу ему?

— Нет, не делай этого, — остановил друга Клеон, — а то они еще побьют тебя!

— Тогда зачем же ты исполнял все то, о чем они просили, не понимаю? — с негодованием воскликнул Архил. — Ведь выходит так, что они просто издевались над тобой!

— Не стоит огорчаться! — беспечно заметил Клеон и добродушно добавил: — Пойдем на торговую площадь! Там мы попытаем счастья — и вот увидишь, быстро заработаем себе на обед!

На торговой площади Пирея было так же многолюдно, как и на причале порта.

Клеон выбрал наиболее свободное место и предложил приятелю:

— Не унывай, Архил! Смотри веселее! Становись-ка вот здесь и начинай свою любимую песенку про богачей и бедняков, а я буду подыгрывать тебе на флейте. Начинай!

Но Архил продолжал молчаливо стоять возле него. Он уже потерял надежду на то, что им удастся что-либо заработать здесь. Видя, что друг его не поет, Клеон запел сам, надеясь его этим подзадорить:

Юный фокусник заиграл припев на флейте, посматривая на Архила. Друг его продолжал уныло стоять, опустив голову. Тогда Клеон продолжал:

Клеон перешел на другую сторону своего коврика и продолжал:

Песенка была окончена, но мало кто проявил к ней интерес, и в чашке фокусника не было заметно ни одного обола.

— Я не стану здесь петь, Клеон, — пробормотал уныло Архил, не глядя на приятеля. — Не хочется петь, когда тебя не желают слушать! Пойду лучше к складам, попрошу грузчиков взять меня помощником носить грузы!

— Что же, ступай, — согласился Клеон, — а я останусь здесь со змеей. Может быть, еще удастся заработать нам на еду! А когда кончишь носить грузы, приходи на это место. Я буду ждать тебя.

— Приду, — угрюмо согласился Архил.

Он долго стоял возле складов. Мимо него грузчики то и дело проносили грузы и складывали их в помещении склада, но на его робкую просьбу никто ничего ему даже не ответил.

Тогда Архил решил снова пойти к причалу, возле которого остановился еще один корабль. У причала кипела работа. Архил остановился возле одного из кораблей.

Архил остановился возле одного из кораблей.

Матросы разгружали трюм.

Мимо Архила пробежали несколько мальчишек. Он поспешил за ними, уверенный, что здесь сразу же найдет работу.

Подростки стали взбираться на корму корабля.

— Эй ты, разиня! — громко крикнул кто-то с другого корабля, бросившего якорь рядом. — Чего стоишь вытаращив глаза? Держи канат!

Метким движением матрос бросил Архилу конец веревки. Мальчик ухватился за нее и изо всех сил стал тянуть на себя канат. Внезапно чьи-то грубые руки выхватили у него веревку.

— Чего суешься на чужой причал? — задорно кричал рыжий вихрастый мальчишка. — На этом причале работаем мы, афиняне! Нас еще вчера наняли носить грузы на склады! Понял? А теперь проваливай отсюда! Не то я покажу тебе, как отбивать у других работу. Кулаки у меня крепкие!

Неожиданный удар сбил с ног Архила.

Поднявшись с земли, юный афинский гончар с ожесточением бросился на обидчика. Но ему не дали возможности пустить в ход кулаки. Двое подростков, постарше чем он, схватили его сзади за руку.

— Глупец, ты еще вздумал драться с Киттом! — сказал один из них. — А ну-ка, живо убирайся отсюда, пока цел! И чтобы я тебя больше никогда тут не видел! — решительно добавил подросток.

— Я ищу работу, чтобы не голодать, как делаете это и вы все, — ответил Архил, гневно смотря на говорившего. — Да и кто ты такой, чтобы распоряжаться здесь? Плевать мне на тебя!

— Попробуй плюнь, — угрожающе произнес один из подростков, — тогда ты сразу поймешь, кто я такой! В порту все побаиваются моих крепких кулаков!

В это время с корабля спустили трап. Приехавшие устремились на берег. Позабыв про Архила, мальчишки бросились к трапу, предлагая приезжим свои услуги.

— Чего рот разинул? — подтолкнул Архила локтем в бок один из проходивших мимо него ремесленников. — Гляди, вон там на палубе стоит женщина с ребенком на руках… У ног ее корзина… Беги! Корзина тяжелая. Ей трудно поднять ее. Отнеси корзину в порт — она заплатит тебе.

Позабыв про угрозы мальчишек, Архил взбежал быстро по трапу и отыскал на палубе женщину с ребенком на руках.

— Куда тебе нести корзину? — спросил он.

— Как хорошо, что ты подошел ко мне, мальчик! — обрадовалась женщина. — Я приезжая, никого здесь не знаю… Помоги мне добраться до Афин. Я хорошо заплачу тебе за это.

— Иди за мной. Я провожу тебя, — улыбаясь, произнес Архил.

— Ты опять тут, негодяй! — внезапно появился снова перед ним Китт. — Берите у него корзину, — кивнул он головой двум мальчишкам, стоящим позади. — Несите ее в порт. А я покажу этому мальчишке, как отбивать у других работу!

Внезапный удар кулаком по голове ошеломил на мгновение ученика афинского гончара. Но, быстро опомнившись, он яростно бросился на противника.

На песке у причала завязалась драка. Нападавший на Архила был старше и сильнее его, но афинянин был подвижнее и увертливее противника. Друзья вожака юных грузчиков поспешили к нему на помощь. На Архила нападали теперь уже несколько мальчишек.

Моряки, привыкшие к дракам на берегу, равнодушно смотрели на происходившее. Только когда силы боровшихся оказались неравными, некоторые из них поспешили разнять дравшихся. Хромая на ногу, зашибленную в драке, и вытирая кровь с лица, Архил медленно поплелся по торговой площади порта. Теперь ему оставалось лишь отыскать Клеона и устроиться где-нибудь вместе с ним на ночлег. Но Клеона не было видно нигде. На улице заметно темнело. Голод мучил мальчика. Он растерянно остановился посреди площади, не зная, что делать дальше.

Измученный всеми событиями прошедшего дня, Архил присел возле старой высокой стены у проезжей дороги.

Закрыв глаза, он представил себе, как друзья его в гончарной мастерской, закончив работу, расходятся по домам. Ему вспоминалось строгое, красивое лицо художника Алкиноя, добродушная улыбка гончара Пасиона. Он подумал и о старом рабе Аните, который всегда так приветливо и ласково относился к нему.

От этих воспоминаний на душе у мальчика стало еще тоскливее.

«Все они любили меня, помогали мне чем могли! А я не ценил их, не дорожил ими… — думал он. — Зачем я послушал Клеона и ушел из Афин, даже не попрощавшись с мастером Алкиноем! — с огорчением подумал Архил. — Вот какой я неблагодарный…»

С моря дул холодный ветер. Возле сырой стены было неприятно сидеть. Архил попробовал приподняться и наступить на опухшую ногу, но тотчас же со стоном опустился снова на землю.

В порту постепенно становилось все темнее и безлюднее. Поеживаясь от холода, Архил поплотнее прижался к стене, решившись дождаться здесь утра, чтобы на заре с одной из первых повозок возвратиться обратно в Афины.

«Теперь Клеон, наверное, давно уже дома! — думал он. — Он разумно сделал, что ушел: как видно, в порту еще труднее найти заработок, чем в Афинах».

Архил глубоко вздохнул.

«Завтра я возвращусь к мастеру Алкиною, — продолжал думать мальчик. — Чистосердечно расскажу ему обо всех моих мыслях и сомнениях, и он, по своей доброте, простит меня… А Дорида, — он даже улыбнулся при мысли о жене Алкиноя, — Дорида поспешит сварить мне бобовую похлебку!»

Глаза у Архила смыкались сами собой. Незаметно он задремал.

Возвратившись вечером из мастерской, Алкиной, к своему удивлению, узнал от жены, что мальчик ушел с утра, ничего не сказав, и не вернулся домой.

— Может быть, ты чем-нибудь обидела его, Дорида? — предположил художник. — Хотя я знаю, как привязалась ты к Архилу, да и чем ты могла бы настолько огорчить его, что он решил уйти из нашего дома?

— Он еще вернется! — пыталась успокоить тревогу мужа добрая женщина. — Не мог мальчик не оценить нашей заботы о нем.

Алкиной молчал.

— Если он не захочет вернуться в наш дом, — наконец сказал он с горечью, — то остается думать, что мальчику больше по душе было бродяжничать, чем усидчиво работать и спокойно жить в семье.

Художник даже не притронулся к ужину, который подала ему Дорида.

Надвигалась ночь. Архила все не было. Беспокойство Алкиноя росло.

«Куда идти искать его? — думал он. — Может быть, приятель Архила, Клеон, знает, где скрывается его друг? Но идти с расспросами в чужой дом ночью неудобно. Придется ждать до утра».

Всю эту ночь ни художник, ни жена его, полные тревоги и огорчения, не сомкнули глаз.

Клеон долго поджидал в порту Архила. Становилось прохладно. Небо покрылось тучами. Друга его не было видно нигде.

«Должно быть, он ушел с грузом кого-либо из приехавших торговцев в Афины, — решил фокусник, — а потом уже не успел возвратиться в порт».

Ждать дальше Архила Клеону казалось лишним. Собрав свои вещи и захватив коврик, он не спеша отправился в Афины.

На рассвете голоса проходивших мимо рыбаков разбудили Архила.

Два рыбака стояли перед ним. Старик держал на плече кувшин с пресной водой, неся в правой руке корзинку. Молодой рыбак нес за плечами сети.

— Эй, проснись! Заспался, друг! — со смехом сказал молодой рыбак, наклонившись над Архилом. — Пора вставать. Солнце давно уже взошло. За работу надо приниматься!

— Оставь его, он еще совсем дитя… — мягко сказал старик, — видишь, как крепко уснул мальчуган возле самой дороги. Должно быть, у бедняги нет даже угла, где он мог бы выспаться ночью. Сирота, наверное.

— Тем лучше для нас, отец, если он сирота, — улыбнулся молодой рыбак, — возьмем его помогать нам рыбачить. Он поможет нам вытаскивать сети, если улов будет хорошим. — Рыбак снова наклонился над Архилом. — Да ну, просыпайся же, лентяй! — тронул он за плечо мальчика.

— Я давно уже был бы на ногах, если бы у меня не болело так сильно колено, — приподнялся Архил. — Я с трудом могу наступать на правую ногу.

— Покажи мне твое колено, — уже серьезно сказал сын рыбака.

Архил приподнял больную ногу обеими руками. Она была разбита в кровь, и на ней видны были большие ссадины.

— Здорово! — усмехнулся молодой рыбак. — В драке подбили? — сочувственно спросил он. — Ну, не беда. Скоро заживет. Обопрись о мое плечо! Пойдешь с нами рыбачить? До бухты, где стоит наша лодка, совсем недалеко. Пошли! Ступай смелее! Дойдешь?

— Обожди, сынок, — остановил его старик, — ведь мальчуган еще не дал тебе согласия идти с нами в море. Да он, как видно, голоден. Пусть поест сначала. — И старый рыбак протянул Архилу кусок лепешки и вяленую рыбу, достав все это из своей корзинки. — Возьми, поешь немного, дружок, а после потолкуем.

— Ты сирота? — спросил у Архил а молодой рыбак, поправляя сети, чтобы их было удобнее нести.

Он бросил пристальный взгляд на Архила, с жадностью доедавшего рыбу.

— Мать недавно умерла, — коротко ответил мальчик, — а отца я почти не помню… его нет уже давно.

— Как же ты живешь один? — поинтересовался старый рыбак.

— Я работал учеником у горшечника Феофраста в Афинах, — начал было Архил, — но…

— Ладно. Подробно расскажешь все нам потом, а то время уходит, — перебил его сын старика. — Так поедешь с нами? — спросил он.

— Не знаю… — нерешительно отозвался мальчик. — Обожди немного, я поговорю с твоим хозяином, — деловито сказал он и, хромая, подошел к старику. — Скажи мне, ты не против того, чтобы взять меня с собой рыбачить? — спросил он. — Только знай, я ничего не умею делать: ни сети забрасывать, ни рыбу солить. Мне никогда этого не приходилось делать.

— Научим, — ласково усмехнулся старик. — На-ка вот, неси эту корзину и кувшин с водой, а я возьму часть сетей у сына.

— Голодать не будешь! — засмеялся молодой рыбак. — Рыбной похлебки на твою долю хватит. Ну, пошли! Попутного ветра нам остается пожелать, — добавил он.

Не говоря больше ни слова, Архил поставил на плечо глиняный кувшин и, прихрамывая, поплелся позади рыбаков, шагавших к лодке у причала.

Утро было ясным и безоблачным. Лодка скользила по морской глади, оставляя за собой темную полосу. Над поверхностью водяного простора проносились птицы, гортанными криками нарушавшие окружающую тишину. Ни одного встречного корабля не было заметно в это утро на горизонте. Архил, сидевший на корме лодки, заглядывал в глубину прозрачной воды, поражался красоте морского мира, ласковому шепоту волн, ослепительному блеску солнца. Множество мелких рыб проплывали, проворно работая плавниками, мимо борта лодки, нисколько не пугаясь ударов весел по воде. Они то резвились на прозрачной поверхности воды, то вдруг ныряли в глубину моря.

Мальчик с жадностью вдыхал живительный морской воздух моря, насыщенный свежестью утра и запахом водорослей и рыбы. И на сердце у него становилось все спокойнее и радостнее. Забывались тревоги и волнения, казавшиеся еще вчера такими сложными и тяжелыми.

Рыбаки старались не отходить слишком далеко от берега, рассчитывая бросить якорь и сети неподалеку от мыса Суния.

Невольно Архил запел песенку о весне, которую он пел редко, только когда на душе у него было особенно радостно:

Он пел про камыш, стоявший у берега в зеленых шапках, про кукушку, громко певшую с холмов о приходе весны.

— Неплохо поёшь, мальчуган, — заметил старый рыбак. — Когда-то и я был мастер петь хорошие песни. А теперь вот все позабыл.

— Евр[19] поднимается с востока! — строго заметил молодой рыбак отцу. — Чем слушать песни мальчика, вели-ка лучше ему готовить парус! Объясни, как нужно прикреплять его к мачте, а я один пока буду грести.

— Зря торопишься, сынок, — спокойно ответил старик, прикладывая руку к глазам и вглядываясь в даль. — Плыть нам осталось уже недалеко, а ветер на море часто меняет направление. Я больше опасаюсь Нота[20], чем Евра. — Нот принесет нам туман и дождь, но и это еще трудно предвидеть. Пока еще дует утренний Зефир[21] и на небе не видно ни облачка.

И все же старый рыбак сложил свои весла и принялся объяснять Архилу, как нужно натягивать парус на мачту. Он озабоченно поглядывал на восток, при этом следя за направлением ветра.

— Пожалуй, ветер-то скоро будет дуть с запада, — заметил он, покачивая головой.

— Тем хуже для нас! — коротко отозвался его сын. — Тогда улов будет хуже, чем мы ожидали. Погода изменится к худшему.

Архил с удивлением прислушивался к их разговору. На небе не было по-прежнему ни облачка. Трудно, казалось ему, предсказывать изменение погоды к худшему, как опасались рыбаки. Он следил за птицами, беззаботно летавшими над лодкой с громкими криками.

— Почему вы оба ожидаете, что погода изменится к худшему? — спросил он у рыбаков. — Море ведь совершенно спокойно. И птицы беззаботно кружатся над нашей головой.

— Ты новичок в этих делах, — не сразу ответил старик, — где тебе знать капризы моря!

— И запомни, мальчик, — строго добавил молодой рыбак, — как раз то, что птицы кружатся над нашей головой, и говорит о том, что погода может измениться. Они это часто предсказывают… Пора ставить парус, — сказал он. — Смотри, мальчик, как его надо закреплять, — подозвал он к себе Архила. — Рыбаки и птицы редко ошибаются в предсказаниях погоды, — продолжал он немного погодя, снова садясь на свое место. — Ветер мы любим, но вместе с тем и боимся его. Много бед приносит ветер нам, морякам! Особенно, когда мы выходим в открытое море.

Неподалеку от мыса Суния рыбаки бросили якорь. Лодка теперь стояла неподвижно.

— Пора приниматься за работу! — строго сказал старик Архилу. — Доставай конец сетей, подтаскивай их к борту лодки.

Сети были заброшены в море. Рыбаки убрали мачту и парус на дно лодки.

— Мы долго будем стоять у этого мыса? — поинтересовался Архил, принявшийся по приказанию молодого рыбака вычерпывать воду из лодки.

— Придется нам запастись терпением, — коротко ответил старый рыбак. — До захода солнца времени еще много. А там посмотрим, как пойдет рыба.

Архилу казалось, что весь этот день, проведенный с рыбаками, на всю жизнь останется для него памятным днем.

Улов был хороший. Рыбаки уверяли, что это он принес им счастье, и от всего сердца радовались, что он поехал с ними.

Вечером, когда на берегу разожгли костер и в котелке закипела похлебка, глаза у Архила совсем смыкались. Он едва смог поесть немного похлебки, как уснул тут же, у костра, на траве, под убаюкивающий прибой волн.

— Почему бы тебе не остаться жить с нами постоянно? — спустя два дня молодой рыбак говорил Архилу, положив руку ему на плечо. — Ведь в Афинах, ты сам говорил, у тебя нет родных. Почему же ты так часто вспоминаешь о городе и торопишься вернуться туда?

Архил опустил голову.

— Ты сказал верно, — отозвался он, — в городе у меня нет родных, но там живут мои друзья, они тревожатся обо мне и, наверное, ждут меня…

Говоря так, он думал об Алкиное и Клеоне.

— А нам с сыном жалко расставаться с тобой, — выбрасывая на песок рыбу из сетей, пробурчал старый рыбак, — хотя всего несколько дней прошло, как мы живем вместе, но ты пришелся нам по сердцу- И нам обоим кажется, что знаем мы тебя давным-давно… Мы успели привыкнуть и привязаться к тебе, мальчуган. Да и дело у нас в рыбачьем поселке нашлось бы для тебя. Ведь сын мой не только рыбак, он еще и кузнец! Ты мог бы обучиться у него кузнечному делу.

Архил молчал. Дни, прожитые им с приветливыми рыбаками, многому научили его. Они заставили его узнать труд, которого прежде он совсем не знал, научили его выдержке, которой было так мало в его характере, заставили его не теряться при опасности и при неожиданных осложнениях. А главное — эти дни научили его любить море, морской простор, запах водорослей.

И все же привыкшему к работе в гончарной мастерской Архилу было в то же время почему-то тоскливо на сердце. Ему не терпелось сесть снова за свой гончарный круг, хотелось послушать веселые шутки Пасиона. Ему хотелось снова увидеть серьезное, строгое лицо своего друга Алкиноя, его неудержимо тянуло возвратиться в скромный домик художника, где он встретил столько ласки и заботливого отношения к себе, одинокому сироте.

Однажды, когда поздно вечером рыбаки разожгли на берегу костер, чтобы варить ужин, Архил ушел подальше по берегу моря, чтобы побыть одному.

Волны с глухим, все нараставшим рокотом набегали на крутой берег, яростно ударялись в него и, рассыпаясь белой пеной, словно нехотя возвращались обратно в морскую пучину. Архилу казалось, что это ударяется о берег не вода, а кто-то сильный и могучий хочет выбраться из глубин моря на берег, но берег сурово и резко отбрасывает его назад, заставляя бессильно отступать.

Долго мальчик стоял так, вглядываясь в прибой волн, и думал. Новые мысли и чувства охватывали его душу.

— Вот так и в жизни бывает! — словно читая его мысли, проговорил старый рыбак, незаметно подойдя к Архилу. — Так же вот, как волна, и человек стремится к чему-то заветному, лучшему в жизни, а жестокая, тяжелая жизнь грубо отбрасывает его обратно в пучину.

Архил внимательно посмотрел на старика.

— Ведь и у меня когда-то была заветная мечта, — продолжал старик, — хотелось мне стать хорошим мореходом, плавать по незнакомым морям, видеть чужие земли, да вот не удалось и теперь приходится всю жизнь рыбачить у мыса Суния.

Они постояли молча некоторое время, наблюдая за прибоем, думая каждый о своем.

— А у тебя, Архил, была когда-нибудь своя, заветная мечта? — неожиданно спросил старик.

— Была, — не сразу ответил мальчик. — Мне хотелось прежде стать хорошим бегуном или борцом, но теперь я думаю уже о другом… — поспешил добавить он.

— О чем же? — коротко спросил рыбак. — Расскажи мне…

— Поймешь ли ты меня, не знаю, — немного замялся Архил. — Но я все равно скажу тебе. Слушай! Я хочу стать большим, хорошим художником, которому дано богами изобразить все то, что видят его глаза, что чувствует его сердце… Понятно это тебе?

— Так, так, — покачал с сомнением и удивлением головой старый рыбак, — вот ты какой! Ну что же, — добавил он, немного помолчав, — старайся добиться, мальчик, того, что хочет твое сердце. Это тебе будет нелегко. Как вот эту морскую волну, будет жизнь ударять и отбрасывать тебя назад, а ты все же не отступай. Борись! Нужно быть упорным и сильным! Только тогда ты победишь в борьбе и с людьми и с жизнью! А я вот не сумел — сдался! И поэтому никогда не быть мне мореходом!

— Отец, — послышался голос молодого рыбака, — похлебка готова. Ступайте ужинать!

— Я не хочу есть! — вздохнул Архил. — Я еще немного побуду здесь на берегу!

— Оставайся. Я пойду один, — сказал рыбак. — А слова мои ты запомни, сынок! Они тебе в жизни пригодятся. И оставлять тебя рыбачить с нами больше я не стану… иная дорога, как я вижу, у тебя… Что же, иди по своему пути! Может быть, твои друзья в Афинах помогут тебе больше, чем мы, простые рыбаки… но ты все же помни, — остановился старик, отойдя немного, — в рыбачьем поселке, неподалеку от Пирея, у тебя теперь тоже есть друзья, которые всегда тебя примут охотно в своем доме.

Оставшись один, Архил подошел еще ближе к самой воде. Ветер изменил направление, и прибой стал мало-помалу затихать. Волна уже не ударялась больше с такой силой о берег. Из-за облака вышла большая светлая луна, и золотая широкая полоска пролегла от нее по морю.

Архил не мог отвести глаз от этой дорожки, задумавшись о том, что прежде никогда не приходило ему в голову.

Наступил день, когда лодка рыбаков, нагруженная рыбой, подошла к своему причалу поблизости от Пирейского порта. Новые друзья сердечно простились, и Архил весело зашагал к Афинам, неся на плече тяжелую корзину с рыбой, которую рыбаки посылали в подарок Алкиной).

— Архил! Мальчик мой! — неожиданно услыхал он знакомый голос.

Архил замер на месте.

Руки Алкиноя обнимали его.

— Где пропадал ты все эти дни? Ведь я каждый день приходил после работы в порт искать тебя!

— Ты искал меня в порту? — удивился Архил. — Наверное, Клеон рассказал тебе, что мы с ним ушли сюда из Афин, чтобы искать тут работу, — сообразил он.

— Обожди, я все объясню тебе! — прервал его художник. — Но прежде ты должен мне искренне сказать, что заставило тебя уйти из моего дома. Кто обидел тебя? Ведь мы с Доридой не спали эти ночи, ожидая твоего возвращения.

— Я расскажу тебе обо всем, — мальчик опустил голову, — и ты поймешь, почему я ушел от тебя. Не понять ты не можешь.

Уже совсем стемнело, когда они оба, переговорив обо всем, что лежало на сердце у обоих, радостно и быстро шагали по предместью Афин, приближаясь к родному дому.

— А ведь мы с Доридой мечтали, Архил, — говорил Алкиной, — что ты заменишь нам нашего рано умершего сынишку. И радовались, веря в твою привязанность к нам обоим, — тихо сказал он, — но ты ушел от нас, даже не подумав, сколько тревог ты причинишь нам своим уходом!

— Я не хотел огорчать вас, верь мне! — покачал головой мальчик, — Я постараюсь стать для вас неплохим сыном.

— Еще одну новость не сказал я тебе, — улыбнулся Алкиной. — После твоего ухода я сделал новую амфору для племянника Перикла, и хозяин был доволен. Он согласился снова взять тебя учеником в свою мастерскую. Он все забыл, Архил. Забудь и ты то, что было. Прости ему обиду.

— Я сделаю это, отец, ради тебя, — взволнованно произнес Архил, называя впервые Алкиноя отцом.

На другой день в гончарной мастерской Архила и Алкиноя все встретили так, как будто бы ничего не произошло.

— Садись-ка, молодой гончар, поскорее за работу! — торопил Архила Пасион.

— Нет, мальчик больше не будет твоим учеником! — подошел к ним хозяин. — Придется тебе, Пасион, отдать его в ученики Алкиною. Пусть он учится разрисовывать керамос, а тебе я дам в ученики варвара Скифа, — с улыбкой добавил Феофраст.

Пасион только пожал в ответ плечами.

— Твоя воля. Ты хозяин. Выходит только, что я зря потратил время, обучая Архила своему мастерству!

Хозяин ничего не ответил ему и направился к столику художника Алкиноя.

— Смотри, сын художника, — обратился он к Архилу, — прилежно трудись. И я и твой приемный отец — оба мы хотим добра тебе! И теперь только от тебя зависит стать таким же хорошим мастером, как Алкиной.

Усевшись на полу на циновке возле столика художника, Архил усердно принялся растирать краски. После всего, что пришлось пережить за последнее время, жизнь снова казалась ему веселой и радостной. И Архилу не терпелось доказать друзьям, что он стал теперь совсем иным, чем был прежде.

— Архил! — неожиданно услышал он тихий голос позади. — Я хочу сказать тебе кое-что…

Он с удивлением обернулся. Позади него стоял Скиф.

— Я очень скучал без тебя, — продолжал невольник. — И еще… — Скиф тяжело вздохнул, — я понял, что ошибался, считая тебя врагом. Ты не захотел того, чтобы хозяин бил меня, хотя я был виноват. И ты пожалел меня. Так мог поступить только друг. Теперь я все понял: ты хороший. Ты друг мне! Прости меня.

Мальчик-невольник торопился высказать Архилу все, что накопилось за эти дни у него на сердце, он задыхался от волнения, не находя слов, чтобы выразить свои мысли и чувства.

— К чему вражда между нами, Скиф! — пожал плечами Архил. — Да, я пожалел тогда тебя, я понял, как тяжело тебе живется, вот и все. И дружить с тобой я согласен. Мы оба ученики в мастерской нашего хозяина, оба бездомные сироты, почему нам не жить как братья?

— Братья? — удивился Скиф. — Но ты забыл, Архил, что я теперь стал рабом, а ты свободный!

— Нет! Я ничего не забыл, — покачал головой Архил. — Но ты моложе меня годами и слабее силами, и я с этого дня беру тебя под свою защиту. Понял?

Скиф ничего не успел ответить.

— Ступай на свое место, Скиф! — послышался сердитый голос Пасиона. — Работа не ждет, болтать будешь после.

Скиф отошел от Архила и торопливо уселся на то место возле гончарного круга, которое совсем недавно Архил считал своим местом в мастерской хозяина.

Жизнь Архила постепенно входила в прежнюю колею.

На рассвете каждого дня он шагал рядом с Алкиноем на работу в гончарную мастерскую Феофраста, а вечерами возвращался вместе с ним домой, в маленький уютный домик на Керамике.

Теперь у Архила была своя семья и свой дом, где, приходя с работы, он всегда встречал заботу приемной матери, чинившей его одежду, кормившей его сытным обедом.

Часто, наблюдая за работой своего приемного отца в мастерской Феофраста, Архил думал о том, что давно уже не выходило у него из головы:

«Каким счастьем было бы для меня научиться так же легко и красиво разрисовывать керамос, как делает это отец! Но разве научусь я этому, если сам никогда не пробовал сделать ни одного рисунка на сосуде… Отец говорит, что мне рано думать об этом».

Архил припоминал все рисунки, сделанные Алкиноем за то время, как он, Архил, работал в мастерской Феофраста. Одни из них были обыкновенными, как ему казалось, не обращали на себя особого внимания, зато были и такие, от которых невозможно было оторвать глаз, хотя бы амфора с танцовщицей.

«Как хотелось бы мне самому, — думал мальчик, — попробовать нарисовать такой рисунок, хотя бы на одной из старых, негодных для продажи ваз!»

Архил огорченно вздохнул.

— Рано тебе начинать с таких рисунков, — заметил однажды Алкиной на его просьбу об этом.

«Но ведь он обещал мне проверить как-нибудь, смогу ли я когда-нибудь стать художником! — думал мальчик. — Нет! Не нужно этого откладывать надолго. Попрошу еще раз отца сегодня же позволить мне сделать самому рисунок на одном из сосудов!» — решил Архил.

Думая об этом, Архил совсем позабыл о той работе, которую поручил ему художник.

Алкиной давно уже наблюдал за Архилом. Его волнение не укрывалось от внимательных глаз художника.

— Какие мысли так увлекли тебя, сынок, что ты совсем позабыл о кратере, который я просил тебя отшлифовать.

— О отец! — смутился мальчик, подавая ему кратер. — Я не могу больше ждать! Разреши мне, прошу тебя, самому разрисовать один из сосудов. Ты ведь хотел убедиться, выйдет ли из меня когда-нибудь художник. Мне и самому не терпится узнать это. Разреши, отец, попробовать, — совсем тихо повторил Архил.

Алкиной немного подумал.

— Хорошо, Архил, — наконец согласился он, — ступай выбери себе один из сосудов, лежащих под полкой в углу и начни рисовать на нем, подготовив его так же, как готовишь ты сосуды для меня. Рисунок выбери по своему вкусу.

Долго искал юный гончар для себя сосуд. Когда наконец выбор его остановился на одной из амфор, он уселся с ней скромно в углу и принялся за работу. Тонкой кистью мальчик нанес на красноватый фон амфоры фигуру танцующей женщины, а затем осторожно покрыл фон сосуда черным лаком. После этого Архил тонкими штрихами стал отделывать детали одежды и лица танцовщицы.

Время шло совсем незаметно для Архила.

В гончарной мастерской становилось все темнее и темнее. День подходил к концу. Но, увлеченный работой, Архил не замечал этого. Он совсем согнулся над столиком, держа на коленях амфору. Мальчик ни у кого не спрашивал советов и указаний. Он решил сделать работу сам, как сможет. Лицо его от напряжения было покрыто мелкими каплями пота. Ноги затекли от долгого сидения в неудобной позе, но и этого не замечал Архил, стараясь нарисовать как можно лучше хотя бы часть рисунка.

— Пора кончать работу, друзья! — сказал громко Алкиной, в этот день снова остававшийся за старшего в мастерской Феофраста.

Пасион тотчас же стал убирать свою работу. Скиф побежал за свежей родниковой водой для похлебки, которую собирался варить для них на ужин старый Анит. Архил продолжал неподвижно сидеть, низко склонившись над своей работой.

Подойдя ближе к нему, Алкиной взглянул на его рисунок и едва сдержал возглас удивления. На старом, надтреснутом сосуде, покрытом черным лаком, было тщательно и правильно нарисовано красноватое изображение фигуры танцующей женщины. Легкими штрихами Архил даже наметил складки ее одежды. Но главным, что поразило художника в его рисунке, было лицо танцовщицы, живо напомнившее ему изображение этого лица на амфоре, проданной племяннику Перикла…

Как мог Архил запомнить выражение лица танцовщицы? Этого не мог понять Алкиной. Для него было ясно теперь одно: Архил обладал несомненно прирожденными способностями художника и прекрасной зрительной памятью. Разумеется, Алкиной сразу же заметил опытным взглядом мастера немало недочетов в рисунке своего ученика, но эти недочеты можно было все устранить впоследствии. Важно было одно: Архил мог и должен был стать со временем хорошим художником. А это было то, чего хотел и в чем боялся ошибиться Алкиной.

— Хорошо! Очень хорошо, мой мальчик! — сказал он растроганно. — Я никак не ожидал, что ты сумеешь сделать такой рисунок на амфоре! Да! Тебя нужно учить мастерству художника, и это не будет напрасная работа!

— О отец! — смущенный его похвалой, прошептал Архил. — Я ведь еще не закончил рисунок, разреши мне доделать его.

— На первый раз, сынок, ты поработал достаточно, — отстранил его немного от себя художник, — отдохни теперь, пока я уберу мою работу, а после мы поговорим с тобой о тех ошибках, которые ты сделал в рисунке.

Однако, прежде чем поставить на столик работу своего ученика, художник еще раз внимательно склонился над ней, вглядываясь в каждую линию рисунка, сделанную Архилом.

— Как же мне понять тебя? — сразу опечалился мальчик. — Ведь ты только что похвалил меня, а теперь выходит, что моя работа сделана совсем плохо.

— Я сказал тебе правду, Архил: работа твоя неплоха для первого раза, и она говорит мне о том, что боги не лишили тебя дара художника, но до настоящего мастера тебе еще далеко. И ты должен это знать! Многому терпеливо и усидчиво придется тебе поучиться еще, мой мальчик, прежде чем твои рисунки не будут нуждаться в исправлении.

— Нелегка наша работа по росписи керамос, сынок! — немного спустя говорил Алкиной своему ученику. — Очень много терпения и любви к этому делу требует она. Кроме одаренности, художнику необходимо еще развить у себя легкость руки, точность глазомера, наблюдательность ко всему окружающему. Нужно постичь умение проводить палочкой и кистью тончайшие линии на лицах людей, на рисунке их одежды. Немало самых сложных узоров должен заставить хороший учитель нарисовать своего ученика, украшая рисунок орнаментом, прежде чем доверить ему рисовать на сосудах фигуры и лица. Он должен привыкнуть сначала выполнять тщательно детали рисунка. Самую сложную работу по разрисовке ваз и амфор хороший художник долго не доверит даже самому способному ученику. Без терпения и навыка стать хорошим мастером невозможно.

Архил внимательно слушал своего друга и учителя.

Было уже совсем темно, когда художники, отец и его юный сын, покинули мастерскую Феофраста и направились домой.