Маленький плут и няня

Глава 9 АЗЗЕККА

Когда в пять пятнадцать раздалась пронзительная трель телефонного звонка, Нэнни ничуть не сомневалась, что звонит негодяй, похитивший Льюиса. Скорее всего, чтобы сообщить, как и когда передать выкуп. Ее изящная ручка мелко-мелко дрожала, когда она сняла трубку и поднесла ее к уху.

– Да, – прошелестела она.

– Нэнни? – Это был Бенни Нэпкинс. – Все устроилось. Ты слышишь? Все устроилось, говорю. Да, сегодня. Я тебе позвоню, когда игра закончится. Будем надеяться, что к тому времени у меня будут деньги.

– Понятно, – пробормотала Нэнни.

– Этот негодяй тебе звонил?

– Нет.

– Так и не позвонил?

– Нет.

– А в почтовый ящик ты не заглядывала? Может быть, он прислал инструкции в письме?

– Даже он не мог свалять такого дурака, – возразила Нэнни.

– Так он же маньяк! – воскликнул Бенни. – Чего ты от него хочешь?! Давай-ка сходи и загляни в ящик, а потом и перезвони мне, ладно?

– Ладно, – кивнула она и повесила трубку.

Как и предполагал Бенни, письмо от похитителя поджидало ее в почтовом ящике. Подобно первому, оно было составлено из аккуратно разрезанных на отдельные слова газетных статей, потом наклеенных на лист белой бумаги, какую обычно покупают машинистки. Нэнни, само собой, не знала, да и не могла знать, что все эти слова похититель Льюиса благоговейно вырезал из статей своих обожаемых кумиров. Сгущались сумерки. В слабом свете заходящего солнца Нэнни застыла возле почтового ящика и громко читала слово за словом, и они, как подхваченные ветром осенние листья, летели по дороге к «Кленам»:

Нэнни направилась к дому. Подняв трубку, она набрала номер Бенни.

– У меня в руках еще одно письмо от него, – сказала она.

– Да? И что там? – воскликнул Бенни.

– Понятия не имею, – растерянно ответила Нэнни.

Тем же самым вечером, часов в семь, один из детективов Боццариса задержал неизвестного человека. Этот тип показался подозрительным по нескольким причинам сразу. В первую очередь потому, что лицо его было совершенно незнакомым, а стало быть, парень вообще был не из их района. Вторая же причина состояла в том, что он, широко расставив ноги, стоял над распростертым на земле человеком и, больше того, обрабатывал его кулаками, занимаясь этим на самом виду – прямо на дорожке, ведущей к кафе, не более чем в двух кварталах от полицейского участка. Драчун, не переставая, твердил детективу, который его арестовал, что он, дескать, лишь защищался, но тот за свою жизнь успел повидать слишком много убийц, чтобы сейчас ошибаться. Он приволок его в участок, и только тут, при обыске, вдруг обнаружилось, что у незнакомца при себе огромная сумма – 10 000 долларов, причем наличными.

Незнакомец назвался Вильямом Шекспиром.

– И что, ты рассчитываешь, что я в это поверю? – хмыкнул Боццарис.

– Это мое имя, – на правильном английском, что уже само по себе выглядело достаточно подозрительно, подтвердил незнакомец.

– Вот как? И где же ты живешь, Вилли?

– В Даунтауне. На Мотт-стрит.

– Это с какой же стати?

– Мне нравятся китаяночки.

– Ладно, пусть так, – не стал спорить Боццарис. – Тогда объясни, что ты делал на территории моего участка? Если, конечно, не считать того, что чуть ли не насмерть забил этого несчастного. Кстати, беднягу пришлось отправить в больницу.

– Этот бедняга, как вы его называете, чуть было не прикончил меня, – заявил Вилли, – а я лишь пытался спасти свою жизнь и свои сбережения.

– В моем районе среди бела дня еще никогда не убивали и не грабили, – усмехнулся Боццарис.

– Значит, сегодня был бы первый случай, – возразил Вилли, – если бы мне не удалось этому помешать.

– В соответствии с одной теорией криминальных расследований, – сказал Боццарис, – тот, кто своими действиями подтолкнул другого к нарушению закона, является преступником в той же мере, как и тот, кто нарушил этот закон. Так считали в древней Иудее. Ты, наверное, знаешь об этом, если, конечно, читаешь на древнееврейском.

– Нет, – покачал головой Вилли.

– Жаль. Что ж, тогда поверь мне на слово. И если человек повсюду таскает с собой десять тысяч долларов, то он, можно сказать, напрашивается, чтобы его ограбили. Ты не согласен?

– Мне были нужны деньги, – ответил Вилли. – Именно для этого я и пришел сюда – чтобы снять сбережения со своего счета.

– Для какой цели тебе понадобились деньги? – полюбопытствовал Боццарис.

– Для личной.

– Это какой же?

В эту минуту кто-то осторожно постучал в дверь кабинета лейтенанта.

– Войдите, – крикнул Боццарис. На пороге появился детектив. Кивнув, он подошел к столу и положил какую-то бумагу. – Спасибо, Сэм, – сказал Боццарис и поднес ее к глазам. – Чем ты зарабатываешь на жизнь, Вилли? – спросил он.

– Выпускаю косточки для игры в маджонг. Эта игра и китайские девочки мне полюбились, еще когда я много лет назад был резидентом в Гонконге.

– Вилли, – сказал Боццарис, подняв на него глаза, – если верить вот этой бумаге, которую я держу в руках, ты самый известный игрок как в пятом, так и в девятом полицейском участке. Ну, так как? Можешь что-нибудь сказать по этому поводу?

– Ну что… – Тот пожал плечами. – Отпираться не стану.

Действительно, люблю иногда перекинуться в картишки. А что тут такого?

– Ничего. Да только вот тебя не раз уж арестовывали за букмекерство, за содержание карточного притона, за то, что ты принимал ставки на игру, а еще за жульничество с денежными ставками. Что скажешь?

– Да, иной раз бывало, – скромно признался Вилли.

– Много раз. Во всяком случае, так говорится в этой бумаге, и каждый раз за одно и то же. Одни обвинения, которые тебе предъявлялись, составляют весьма внушительный список.

Боюсь, у тебя могут быть неприятности, – Боццарис покачал головой, – а если учитывать, что все это происходило в последнее время, то ты вполне можешь загреметь за решетку.

– Этот человек собирался меня ограбить, – высокопарно заявил Вилли. – Скорее всего, этот проходимец успел заметить пачку денег, когда я расплачивался по счету в кафетерии, и решил пойти за мной. В конце концов, разве это преступление – защищаться, когда на тебя нападают?

– Может быть, и так, – не стал спорить Боццарис, – но, думаю, в офисе окружного прокурора вряд ли кто-то сочтет преступлением сунуть в кутузку известного картежника и шулера, за которым тянется хвост длиной в целую милю! Особенно если патрульный доложит, что застукал его в тот момент, когда он зверски избивал беспомощного человека, который почти без сознания, избитый и окровавленный, лежал на дорожке возле кафе!

Попытка преднамеренного убийства, да еще второй степени – это тебе не шутка! А именно так, возможно, и будет звучать выдвинутое против тебя обвинение! Знаешь, сколько тебе светит?

Пять лет! И это если не учитывать предыдущих нарушений закона, которых у тебя хватает! Ведь у тебя уже три привода, Вилли, правильно? Так что на четвертый раз, парень, отвертеться не удастся. Быть тебе за решеткой, Вилли!

– Это просто смешно! – фыркнул тот. – Этот человек и в самом деле пытался украсть мои деньги!

– Ладно, пусть так. Тогда объясни, для чего тебе понадобилось иметь при себе такую сумму денег?

– Они были нужны моей сестре.

– Для чего?

– Моя сестра, которую зовут Мэри Шекспир и которая проживает в…

– Нас тут совершенно не интересует твое генеалогическое древо, – буркнул Боццарис.

– Моя сестра собиралась отправиться в Сан-Франциско, чтобы подать там протест.

– Против чего?

– Условий, – объяснил Вилли, – которые, и вы сами это знаете, никуда не годятся. Подать протест стоит очень дорого.

Она обратилась ко мне за помощью, и я согласился отдать ей собственные сбережения.

– Это самое чистейшее собачье дерьмо, о котором я когда-либо слышал!

– Богом клянусь, это чистейшая правда!

– Ладно, пусть так. А теперь выкинь это из головы и объясни еще раз, для чего тебе понадобилось иметь при себе такую сумму. Для чего ты снял деньги со счета?

– Это не имеет никакой связи с карточной игрой, – заявил Вилли.

– С какой такой карточной игрой? – насторожился Боццарис.

– А вы обещаете мне забыть обо всех вздорных обвинениях, выдвинутых против меня в этой вашей бумажке, если я все расскажу? Не говоря уже о том досадном недоразумении, что случилось сегодня, тем более что на этот раз я сам стал жертвой бандитского нападения?

– Я не имею права брать на себя подобные серьезные обязательства, – пожал плечами Боццарис.

– В таком случае и я не имею права брать на себя определенные обязательства и сообщить вам сведения о карточной игре.

– Какой карточной игре? – вскинулся Боццарис.

– Какой карточной игре? – передразнил его Вилли.

– О той самой, – буркнул Боццарис. – Сам небось знаешь о какой. Если информация, которую ты мне сообщишь, будет иметь какое-то значение, хотя лично я в этом сомневаюсь, может, мне и придет охота забыть о длинном хвосте преступлений, которые тянутся за тобой, словно шлейф кометы. А также о том, как сегодня ты избивал этого парня. Конечно, если бедняга не отдаст в больнице концы. Сам понимаешь, в этом случае, как ни печально, но тебе, Вилли, придется ответить за убийство.

– Ну а теперь мне можно идти? – спросил Вилли.

– Только если расскажешь мне о карточной игре, – сказал Боццарис.

– Что вы хотите знать?

– Когда?

– Сегодня вечером. Ровно в восемь часов.

– Где?

– У Селии Месколаты.

– Блэк-джек?[6].

– Нет. Покер.

– Какие ставки?

– Очень высокие.

– Сколько игроков?

– Шестеро.

– М-м-м… – задумчиво протянул Боццарис.

Откуда-то слышалась музыка.

Как обычно, они после обеда прогуливались по Виа Квисисана, потом остановились выпить по стаканчику на Пьязетта.

И теперь, распахнув настежь окна спальни, чтобы впустить свежий ночной ветерок, Стелла напрасно пыталась уснуть. Кто-то неподалеку терзал струны гитары, явно корчась в муках неразделенной любви. К тому же делу отнюдь не помогал оглушительный храп Кармине.

– Кармине? – шепотом позвала она.

– М-м-м?..

– Ты спишь?

– Да.

– Кармине!

– М-м-м?..

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Говорю же тебе, я сплю!

– Кармине, у меня дурное предчувствие. Мне кажется, что-то случилось с Льюисом.

– Спи. Что с ним могло случиться?

– Откуда нам знать, что с ним ничего не произошло?

– Нэнни прекрасно известно, где мы и как нас найти. Если бы что-то случилось, она бы позвонила. Но ведь она не звонила, верно? Поэтому я уверен, что с ним все в порядке.

– И все же…

– Спи, Стелла!

– Ладно, Кармине. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Стелла.

Стелла лежала и слушала, как в темноте рыдала гитара. Жаль, что она не знает ни слова по-итальянски. Тридцать лет назад, когда Кармине предложил ей выйти за него замуж, Стелла простодушно возразила:

– Но, Кармине, ведь я не знаю ни слова по-итальянски!

– Но какое это имеет значение? – удивился он. – Ведь мы же любим друг друга!

– Представь, что к тебе придут твои друзья. Они начнут говорить между собой по-итальянски, а что тогда делать мне?

– Я попрошу их говорить по-английски, – ответил Кармине.

– Да, конечно… но захотят ли они?

– Непременно захотят, – твердо сказал он, выразительно подмигнув ей, и это окончательно убедило Стеллу. Кармине, который был старше ее на целых двадцать лет, уже тогда вызывал ее восхищение тем, что всегда твердо держал свое слово.

Так было и на этот раз. Когда бы его приятели, забывшись, ни переходили в ее присутствии на итальянский, он тут же останавливал их: «Говорите по-английски!» И вот вам результат – за все эти годы Стелла так и не выучила ни слова по-итальянски. И не то чтобы она так уж жалела об этом… разве что в такую ночь, как эта, когда она отчаянно тосковала по дому, а в темноте звенела и плакала гитара и чей-то голос пел о том, чего она не могла понять.

– Кармине! – окликнула она.

– М-м-м…

– Кармине, я так хочу домой…

– Спи. Вернемся домой в конце месяца.

– Кармине, а ты разве не тоскуешь по дому?

– Нет.

– А по Льюису ты скучаешь?

– Да. Но не до такой степени.

– А тебе не хотелось бы оказаться дома?

– Разве что в темной комнате, – ворчливо ответил он.

Слушай, спи давай!

Марио Аззекка жил на Саттон-Плейс в меблированной квартире. В его доме было двое швейцаров – специально для того, чтобы никто не осмелился потревожить покой жильцов и чтобы ни один из этих жильцов не застрял случайно в лифте. Кроме швейцаров, в доме был еще и лифтер, а это означало, что все бастионы были под охраной в любой час дня и ночи.

Поли Секундо, имевший при себе пятьдесят тысяч (все хрустящими стодолларовыми бумажкам) и авиабилет в Неаполь с пересадкой в Риме, появился в квартире Аззекки двадцать минут девятого. Его приветствовал швейцар, предложивший подняться наверх… да, да, сэр, лифт налево… седьмой этаж, сэр, квартира 7Ж, как Жорж.

Марио Аззекка, сидя в гостиной, поджидал, когда заработает фонтан Делакорте. Обычно его включали каждый вечер, в половине девятого, и тогда из него вдруг на добрую сотню метров вырывалась вверх мощная струя воды, и так каждые несколько минут часов до десяти. Из гостиной Аззекки открывался великолепный вид через Ист-Ривер на южную оконечность острова Вест-Фэйр, где когда-то Делакорте воздвиг свой знаменитый фонтан, стоивший ему не меньше чем триста тысяч долларов. Ходили упорные слухи, что фонтан этот обходится еще в добрые двадцать пять тысяч каждый год. Но какое это имело значение, когда фонтан призван был радовать взоры и поражать воображение делегатов ООН. Впрочем, Марио Аззекка никогда бы с этим не согласился. Он искренне и непоколебимо верил, что фонтан был построен исключительно ради его удовольствия. И день за днем он с неослабевающим интересом мог сидеть у окна, наблюдая за феерическим зрелищем, никогда ему не надоедавшим. Это было даже интереснее, чем следить за непрерывным потоком машин, двигавшимся по мосту Куинсборо, что, впрочем, всегда ему нравилось. По правде говоря, появление Поли Секундо всего за несколько минут до того, как сверкающая в свете прожекторов водяная стрела взовьется в ночное небо, даже слегка вывело его из себя.

– Принес деньги? – брюзгливо спросил он.

– Да, принес, – ответил Поли. Поли до сих пор говорил с отчетливым итальянским акцентом, и почему-то это всегда безумно раздражало Аззекку. Будучи сам итальянцем, Аззекка ничего не имел против того, чтобы общаться со своими соплеменниками… иногда. Но он всегда проводил отчетливую черту между этими жирными макаронниками и самим собой… конечно, исключая те случаи, когда они занимали весьма важное положение в Организации. А Поли Секундо был очень важной шишкой. И если уж строго придерживаться законов иерархии (которые под южным солнцем всегда почему-то соблюдаются строже), то, вдруг пришло в голову Аззекке, не мешало бы ему быть чуть-чуть полюбезнее. Он сделал над собой усилие и немного смягчился.

– Прости, что доставили тебе все эти хлопоты, Поли, – улыбнулся он, – но Гануччи сказал, что деньги понадобились ему прямо сейчас.

– Ерунда, – отмахнулся Поли, – а он не говорил почему?

– Нет.

Поли пожал плечами:

– Ладно, не важно. Раз ему нужны деньги, он их получит.

– Точно, – кивнул Аззекка, – так тому и быть. – Он поглядел на часы.

– В чем дело? – спросил Поли.

– Фонтан, – коротко объяснил Аззекка.

– О, – удивился Поли и, привстав, выглянул в окно. – Здорово, – кивнул он, впрочем, без особого интереса и отвернулся.

Сунув руку в жилетный карман, он вытащил пухлый белый конверт и бросил его на кофейный столик. Зазвенели стаканы. – Пятьдесят тысяч, – прогудел он, – сотенными. Сойдет?

– Отлично, – кивнул Аззекка.

Поли швырнул рядом буклет авиакомпании и конверт с билетами на самолет.

– Один на рейс Нью-Йорк – Рим, другой – из Рима до Неаполя, – объяснил он. – И обратно, само собой.

– Какая авиалиния? – полюбопытствовал Аззекка.

Поли удивленно вскинул брови.

– А какую бы ты хотел? – с иронией спросил он.

– Кого ты собираешься послать? – поинтересовался Аззекка.

– Уже сделано, – лаконично пояснил Поли.

– Что ты имеешь в виду?

– Билет. На нем должно было быть проставлено чье-то имя.

– И кто же это будет?

– Кто-нибудь помельче. Не особо ценный, так что если что пойдет не так, чтобы ни в коем случае не привел к нам, capisco?[7].

– Да, да, ты прав.

– Отдай ему билеты на самолет и деньги и скажи, что он летит завтра вечером, в десять часов, самолетом компании «Алиталия». В Неаполе его встретят. Это будет в субботу, в два часа. – Поли опять выглянул в окно. – И долго эта самая штука будет вот так плеваться? – удивленно спросил он.

– До десяти…

– Забавно, – хмыкнул он. – Будто кто-то лежит на воде и писает в воздух.

Аззекка собрал со стола буклет, билеты на самолет и конверт с деньгами. Потом, видно, что-то пришло ему в голову, потому-то он открыл конверт, вытащил оттуда билет и бросил взгляд на ту графу, где проставляют имя пассажира.

– Ах да, конечно, – кивнул он, – Бенни Нэпкинс.