По воскресеньям, праздникам и табельным дням, когда в училище не было занятий, Сергей с утра уходил бродить по городу.
Большой город Казань. Это не то, что Уржум. Тот в один день вдоль и поперек два раза обежишь. А Казань и в месяц как следует не осмотришь, особенно если ходить будешь только по воскресеньям.
Первые сведения о том, что надо посмотреть в Казани, Сергей получил от старухи-кухарки.
Больше всего она хвалила главную улицу. Тут тебе и магазины всякие, и торговые ряды, и дома высокие кирпичные да каменные, — одно слово, праздничная улица — Воскресенская. Живут по этой улице всё благородные купцы и начальство.
А еще советовала кухарка сходить на Волгу и на Арское кладбище.
— На Волге, — говорила она, — грузчики больно жалостно песни поют, а на кладбище — благодать. Тихо, зелено и птицы заливаются.
Сергей побывал всюду, обошел главные улицы с красивыми каменными домами, где около богатых магазинов и лабазов было шумно и оживленно и всегда толпился народ.
Прошел мимо мечети, где с высокого белого минарета по вечерам раздавались гортанные выкрики татарского муэдзина.
Увидел Казанский университет — огромное здание, украшенное массивными колоннами. Он долго стоял и глядел, как хлопала тяжелая дверь и из нее шумной толпой высыпали студенты.
Побывал Сергей и на Волге, забрел и на Арское кладбище. Заглянул и в Козью Слободку, и на Попову горку, и в Засыпкин переулок, и в Кошачий, и в Собачий.
Здесь, на окраине города, улицы были узкие и грязные. Здесь ютилась беднота. Вечером скудно освещенные улицы оживлялись: с заводов и фабрик сюда — домой — тянулся усталый рабочий люд.
Попал Сергей и в Татарскую слободу. По-русски ее звали «Устье», а по-татарски — «Какаида».
Это был как будто совсем другой город. Здесь говорили только по-татарски. Женщины и девочки ходили в длинных шароварах, а мужчины были бритоголовые, в тюбетейках. На татарских улицах Сергей совсем не встречал пьяных.
Старуха-кухарка говорила:
— Им, нехристям, ихний Магомет водку пить не позволил.
Бродя по Устью, Сергей видел, как худые грязные татарские ребятишки целый день играли в уличной пыли, под копытами ломовых лошадей.
А мимо равнодушно проходили богатые татарки в шелковых платках, в плоских бархатных шапочках, украшенных серебряными монетами.
Скоро он нашел себе двух товарищей. Эти товарищи были Асеев и Яковлев. Теперь по городу они стали ходить втроем.
С Асеевым он познакомился в первый же день занятий.
В коридорах училища разгуливали и стояли подростки и великовозрастные, усатые парни. Было шумно. Говор, смех, крики, шарканье ног гулко отдавались в концах коридора.
Новички, ошеломленные и растерявшиеся, жались к стенам и окнам. Среди них был и Сергей. Он с любопытством разглядывал ребят, своих будущих товарищей.
«Вот тот, наверное, тоже новичок. Один ходит. А тот уж, конечно, не первый год в училище — всех задевает, со всеми перекликается».
И вдруг Сергей заметил среди ребят одного паренька, который стоял у противоположной стены, заложив руки за спину.
Паренек ничем не отличался от других ребят. Худенький, остроносый, он терялся в толпе стриженых мальчиков в одинаковых темных рубашках.
Но Сергей не сводил с него глаз и не столько с него самого, сколько с медной пряжки его ремня. На пряжке были вырезаны три буквы: У.Г.У. Эти буквы были Сергею так хорошо знакомы. Четыре года носил он ремень с точно такой же пряжкой, когда учился в Уржумском городском училище. Сергей с минуту еще подумал, а потом двинулся прямо на парнишку.
— Ты разве тоже в УГУ учился? — спросил он.
— Учился, — ответил тот озадаченно.
— А отчего ж я тебя никогда не видел?
— И я тебя никогда не видел.
— Ты в этом году кончил? — спросил Сергей.
— В этом.
Сергей с сомнением покачал головой.
— Нет, у нас в Уржуме таких не было.
— А разве я тебе говорил, что я из Уржума? Я из Уфы. УГУ — Уфимское городское училище.
— Так бы спервоначалу и сказал, — засмеялся Сергей.
Остроносый тоже рассмеялся.
С этого дня у Сергея с парнишкой началось знакомство, а потом и дружба.
Звали остроносого Асеевым. Жил он на Рыбнорядской улице вместе со своим товарищем Яковлевым, который тоже вскоре стал приятелем Сергея, и в классе их даже прозвали «неразлучная троица».