По той стороне улицы, где находится велосипедный магазин, я теперь совсем не хожу. Я хожу по другой стороне улицы, где велосипедного магазина нет. Этот путь длинней в два раза, и я опоздал в школу. И снова меня ругали на сборе.
Больше всех шумел Ве́сек. Да, такого товарища иметь никому не желаю! Неужели трудно сообразить: на сбор явился сам старший вожатый, и не к чему при нём перечислять всякие мои ошибки. А Весек завёлся и пошёл!.. Будто общественной работы я никакой не веду, успеваемость — слабая, и так далее. В ту минуту я бы с удовольствием сквозь землю провалился, — все на меня смотрели как на преступника какого-то. Наконец вожатый сказал:
— А может, Яцеку до сих пор просто случай не представился показать, на что он способен? Может, он не такой плохой, как вы думаете?
— Конечно! — закричал я. — Пусть только представится случай, я всем покажу, вот увидите!
И, как назло, случай представился.
Надо было позаботиться о Ясе Зволи́нском из второго класса.
Его мама на месяц уехала в Цехоци́нек лечиться от какой-то болезни, а папа с утра уходит на работу и возвращается иногда поздно вечером. А Ясь остаётся совершенно без надзора, и надо ему помочь, проследить за ним. А то он является в школу в таком виде, что смотреть стыдно. К тому же домашние уроки готовит не каждый день.
Когда Весек спросил, кто хочет позаботиться о Ясе, вожатый сразу глянул на меня. Что мне оставалось делать? Я сказал:
— Ладно. Беру Яся на себя.
Весек буркнул себе под нос: «Не справится». Я даже затрясся от злости. «Подожди, — думаю, — я тебе покажу!»
И, конечно, я справился. В течение двух недель, пока Ясь был на моём попечении, он выглядел прямо как кукла: умытый, причёсанный, ботиночки словно солнце горят.
У Весека даже глаза на лоб полезли от удивления. Я ждал, когда он наконец скажет: «Справляется», но он молчал, наблюдал только.
А сколько труда стоил мне этот Ясь!!! Любой другой на моём месте не выдержал бы. Ведь он даже шеи не хотел мыть сам, представляете? Мне приходилось стоять над ним и собственноручно его намыливать, и пуговички ему пришивать, и ботинки чистить. А если скажешь ему, чтобы сам что-нибудь сделал, он сразу же начинал жаловаться, что, мол, он почти сирота, и показывал письмо от своей мамы. А в письме написано: «Как вы там без меня справляетесь, сироты мои?»
Я хотел научить его, как надо чистить ботинки, надеялся, что хоть это он сможет делать сам. Какое там! Ясь заявил, что ему без мамы так грустно, что ни к чему руки не лежат. Да и вообще, с какой стати он должен что-то делать? Ведь меня к нему приставили, чтоб я о нём заботился.
Что я мог поделать? Если Ясь придёт в школу в грязных ботинках, то Весек сразу же скажет: «Чарнецкий не справляется». Нет уж! Лучше я сам всё сделаю!
Мама Яся вылечилась от своей болезни и скоро должна была вернуться. Кончится наконец моя каторга. Но нет! Кто неудачник, тот всё равно остаётся неудачником!
Я вдруг простудился и на несколько дней слёг в постель. «Может, Ясь не успеет зарасти грязью», — успокаивал я себя. Но этот Ясь в первый же день моей болезни подрался после уроков с мальчишками во дворе и наутро явился в школу как чёрт. Грязный, пуговицы оторваны, рукав распорот.
Ребята из нашего класса пристыдили его, а он ещё с претензиями: что я совсем о нём не забочусь, дома у него не бываю, что у него два дня ботинки нечищены. И всё из-за меня.
Вот тут-то бомба и разорвалась!..
Как только я пришёл в школу, меня сразу же начали критиковать. А Весек сказал, что вожатый ему сказал, чтобы он мне сказал, что я этого самого Яся… как это?.. ага: деморабилизовал!
Я защищался, как лев. Чем плохо выполнял я общественную работу? Разве я виноват, что у меня доброе сердце и я сжалился над покинутым сиротой?
— Ты должен был говорить Ясю, что́ ему нужно делать! — кричали ребята.
— И показывать!
— Воспитывать его!
— Я так и думал, но ведь он ничего не хотел делать…
— А ты бы объяснил ему — терпеливо, ласково, как мать.
— А главное, — сказал вожатый, — надо было с нами посоветоваться. Мы бы тебе помогли…
И как я сам об этом не догадался!