Мальчик с двумя именами

Прощание

Утром он сошёл с поезда в Ганновере. Спасибо, разбудила одна старушка, приглядывавшая за ним от самого Бременгавена, а то бы проспал свою станцию. Просторный перрон кишел, как муравейник. Янко тёр свои сонные глаза и с удивлением оглядывался по сторонам. Значит, он и вправду не пленник господина Хелригеля и Святого Перегрина? Янко вышел из вокзала. Немного поколебавшись, он сел на трамвай и поехал в Хаймдорф.

По дороге он вдруг вспомнил, что, по словам господина Хелригеля, приёмная мать уехала с Гротом в Рур. Однако он не сошёл с трамвая. Янко был уверен, что мать дома и что Грот никуда не уезжал.

Так и есть. Окна в их квартире открыты. Янко почувствовал облегчение, но вслед за тем сердце его упало. А если Грот ещё дома? В это время он обычно уходит. На всякий случай надо заглянуть в гараж.

Ожидание в крапиве среди валявшихся там банок и бутылок было не из приятных. Дом постепенно пробуждался. На балконы и во двор выходили взрослые и дети. Янко всех узнавал — кого по голосу, кого по походке. Наконец появился Фриц Грот. Он отпер гараж и, всласть налюбовавшись машиной, укатил со двора. Улучив подходящий момент, Янко побежал домой. На лестнице ноги его вдруг словно налились свинцом, и он еле добрёл до своей квартиры. На двери висела латунная табличка с выгравированной на ней готической надписью: ФРИЦ ГРОТ. Внезапная слабость помешала ему поднять руку. «А что, если занять у ребят денег и уехать к тёте?» — подумал Янко. Ведь она ещё по дороге в суд советовала ему вернуться к своей родной матери. Она поможет найти её, поможет вернуться на родину.

Он стоял как вкопанный, не имея сил нажать кнопку звонка.

Хорошо знакомые шаги матери в прихожей вывели его из столбняка. Он так истосковался по материнской любви и ласке! Рука сама потянулась к кнопке.

— Курт?! — воскликнула госпожа Грот со страхом и радостью.

Он прижался к её груди.

Счастливые, растроганные, стояли они, не в силах произнести ни слова. Лишь войдя в комнату и увидев альбомы, фотоаппараты и всё прочее, чем тешил себя Грот, Янко стал постепенно приходить в себя. И госпожа Грот оправилась от волнения.

— Как ты приехал, Курт? Ну, выкладывай всё по порядку!

— Ты знала, где я был?

— До вчерашнего дня только то, что ты находишься в каком-то интернате на море. Вчера наконец вытребовала у отца твой адрес. А сегодня собиралась написать…

Янко с благодарностью посмотрел на мать.

— Грот хотел надежно спрятать тебя от нас обеих — от меня и от твоей родной матери.

— Где она? — быстро спросил Янко.

— Вчера уехала из Ганновера. Вернулась домой.

— Она всё время была здесь? — удивился Янко.

— Да.

— Она искала меня?

— Не спрашивай, Курт. Мы обе тебя искали, но Грот твёрже камня.

Ясная цель, маячившая перед Янко вплоть до последней минуты, обволоклась туманом.

— Что же теперь будет со мной?

Госпожа Грот привлекла его к себе. Она знала, что будет с ним. У неё он не может оставаться, завтра бы за ним пришли. В интернате, как надеется Грот, его тоже не спрячешь. За эти кошмарные дни после суда она столько всего передумала, взвесила все обстоятельства и приняла единственно верное решение. Если она желает мальчику добра, если не хочет, чтоб её осудили умные и честные люди, то ей остаётся одно. Значит, нужно набраться сил и мужества.

— Долго тебе здесь нельзя быть, — ответила она печальным голосом. — Грот не должен застать тебя здесь.

Янко посмотрел на неё со страхом.

— Он скоро приедет?

— До обеда вряд ли. До тех пор надо что-то придумать. — Пойдём на кухню, я буду готовить завтрак, а ты расскажешь, как тебе жилось в интернате и как доехал.

Янко был рад, что мать увела его на кухню. Но и тут ему не было так хорошо и уютно, как прежде. Даже игрушки, аккуратно сложенные в углу на полке, казались ему какими-то чужими. Сначала он односложно отвечал на вопросы, но потом слово за слово рассказал про интернат во всех подробностях, уделив особое внимание господину Хелригелю и Святому Перегрину.

В комнате зазвонил телефон.

— Послушай, кто звонит! — сказала госпожа Грот, разливавшая кофе. — Если Грот, — крикнула она, когда Янко был уже в дверях, — не отвечай, позови меня!

Янко снял трубку.

— Говорит директор Хелригель! — раздалось в трубке.

— Я слушаю вас, — ответил Янко, судорожно сжимая трубку.

— Неважные у нас дела, госпожа Грот, очень неважные! — заговорил господин Хелригель на другом конце провода. — Курт сбежал! Мы обыскали всю округу, — словно сквозь землю провалился! Исключено, что увезён насильно. Мы зорко следили за ним, префекту Йозефу было вменено в обязанность ходить за ним по пятам, да и сам я глаз с него не спускал. Вчера он перелез через калитку в саду, но Йозеф поймал его. Что не вышло днём, удалось ночью. Сбежал на яхте. Я сообщил на спасательную станцию в Бременгавене. Надеюсь, ничего худого с ним не случилось, хотя ночь была ветреная. Он прекрасно управляет и парусом и рулём. Вероятно, уже едет домой. Сообщите мне, когда приедет!

Янко ужасно забавляла озабоченность господина Хелригеля. Наконец он не выдержал и тоненько отрапортовал:

— Уже приехал!

— Правда? Где он? Кто говорит? Его школьный товарищ?

— У телефона Курт Грот! — ответил он своим нормальным голосом.

— Это ты, Курт?.. — Господин Хелригель тоже изменил тон. — Ты? Что ты там делаешь?

— Я дома, и вы меня больше не увидите! — торжествующе ответил Янко; теперь-то он точно знал, что Хелригелю до него не дотянуться.

— Как ты посмел? Немедленно возвращайся!!! — прокричал Хелригель.

— Никогда, господин директор! Никогда! — крикнул со смехом Янко и положил трубку.

— Кто звонил? — спросила госпожа Грот, когда сияющий Янко вернулся на кухню.

— Господин Хелригель. Я открылся ему.

— Почему не позвал меня?

— Он узнал всё, что хотел знать.

Янко сел завтракать. Госпожа Грот неотрывно смотрела на него, думая об их ближайшем будущем.

Она поступит, как решила в эти последние, самые тяжелые для неё дни: вернёт Курта его матери и навсегда покинет Хаймдорф и Грота. Будет жить и работать в Касселе. В одном из сиротских приютов. Курт нашёл свою мать. А сколько немецких и других детей, которые никогда не найдут своих матерей! Им она нужнее, чем Гроту, с ними ей будет веселее и отраднее, чем здесь в Хаймдорфе!

— Курт, ты хочешь вернуться к своей родной матери? — неожиданно спросила она.

Янко смотрел на неё в полном изумлении. Но удивило его не то, что она угадала причину его бегства, а то лишь, что в её глазах, на её лице не было и тени печали. Значит, может расстаться с ним?

— Поедем вместе! — крикнул Янко, словно наконец нашёл правильный выход.

— Вдвоём нам нельзя, — улыбнулась госпожа Грот. — Ты поедешь один. Я буду писать тебе раз в неделю. А как-нибудь потом приеду в гости. Я не забуду тебя, и ты меня не забывай. Не забудешь ведь, да?

В глазах у Янко заблестели слёзы.

— Никогда!

Госпожа Грот прижала руку к груди. «Держись, держись, — подбадривала она самое себя. — Ни в коем случае не вешать нос!»

— Разумеется, ты поедешь не один, — снова заговорила она. — Тебя проводит тётя Берта. Я сейчас же позвоню ей, и мы договоримся. Нельзя терять ни минуты. Если Грот неожиданно вернётся, то увезёт тебя куда-нибудь подальше.

И она быстро вышла из кухни.

Значит, он покинет мать, игрушки и книги, эту кухню, двор, друзей? Почему мать помогает ему, вместо того чтобы постараться удержать?

Пока он торопливо, сбивчиво искал ответа, вернулась госпожа Грот.

— Скоро соединят, — весело сказала она. — А тем временем я соберу твои вещи. Возьмёшь самое необходимое, остальное я вышлю посылкой. Пиши мне, что тебе надо. Я по-прежнему буду заботиться о тебе, я останусь твоей матерью, то есть приёмной матерью. Не забывай об этом! Не забудешь?

Глаза Янко молили её устроить так, чтоб он покинул Хаймдорф, вернулся на родину и при этом не расставался с ней. Госпожа Грот делала вид, что не замечает его мольбы.

— В Рурскую область мы, разумеется, не ездили. Но в Ганновере мы были. Твоя мать три раза побывала у нас в Хаймдорфе. Дважды заезжала в Кассель, к тёте. А вчера, перед отъездом, сказала ей, что будет тебя искать, пока не найдёт. Она очень любит тебя. И твои земляки тебя любят. Они тоже тебя ищут и, конечно, нашли бы, даже если б Грот увёз тебя в Берлин. Представляю, как обрадуется твоя мать, когда ты приедешь! Все обрадуются!

Зазвонил телефон.

— Побудь здесь! — остановила она Янко. — Или вот что: выбери себе книги и всё, что ты хотел бы взять.

Когда она вернулась, Янко ничего не выбрал.

— Договорились, — шумно сказала госпожа Грот. — Тётя будет ждать со следующим поездом. Она подготовит всё, что нужно. И даст знать журналисту. Он вчера был у неё. Тот самый, что катал тебя на лодке.

— Правда? — обрадовался Янко.

— Да. Он сам позаботится о том, чтобы ты благополучно доехал. А сейчас давай укладываться. В чемодан положим бельё и одежду. Что ты возьмёшь? Фотоаппарат? Возьми все свои любимые вещи. Можешь взять всё, кроме меня.

Она заулыбалась, но вдруг стремительно повернулась и быстро пошла в спальню. Несколько минут стояла она не шелохнувшись. Затем с мукой приблизилась к шкафу. А когда взяла в руки одежду Янко, сердце у неё снова сжалось, и она громко, навзрыд заплакала.

У Янко тоже потекли слёзы, когда он подошёл к комоду. И только услышав шаги матери, быстро утёр глаза и принялся разбирать свои вещи.

— Ну как, выбрал? — спросила госпожа Грот. — Ещё нет? Давай я помогу. Возьми фотоаппарат, будешь фотографировать и посылать мне карточки. И мяч возьми. В Тенчахе, несомненно, играют в волейбол. Насколько мне известно, это изумительно красивый и вовсе не отсталый край. Возьми свои инструменты для вырезывания и несколько книг, чтоб не забыть немецкий. Помнишь, когда я тебе подарила эту книгу? Когда тебе исполнилось одиннадцать. Положи её в чемодан. А теперь ступай умойся и переоденься!

Янко послушно выполнял все её распоряжения. Стоило ей сказать слово или показать взглядом, как ей тяжело, и он бы бросился к ней на шею и навсегда остался здесь.

— Надень костюм, который я тебе купила для школы, — говорила госпожа Грот таким тоном, будто они расставались на несколько дней. — В Тенчахе есть восьмилетка. Сначала тебе будет трудно из-за языка. Но в газете писали, что тебя ждёт учительница. Она будет учить тебя родному языку.

Она отвернулась к окну, украдкой смахнула слёзы и принуждённо улыбнулась.

— Так, теперь ты одет и обут, и чемодан уложен! Возьми шапку и плащ. Еду положи в сумку. В поезде не пускайся в разговоры! В Касселе, кроме тёти, тебя встретят Хильда с Максом. Грот, разумеется, не должен знать, где ты. Теперь моя очередь скрытничать. Разумеется, я ему скажу, куда ты делся, но не раньше, чем получу от тебя известие из Тенчаха. Напишешь мне сразу же, в первый день?

Янко посмотрел на неё своими большими, влажными от слёз глазами и, согласно кивнув, оглядел кухню. Затуманенный взгляд его нежно коснулся каждого предмета и снова обратился к матери.

— Мама, — пробормотал Янко и прильнул к её груди.

— Курт! — простонала госпожа Грот, крепко обнимая его.

Вдруг в голове у неё пронеслась шальная мысль — уехать с ним за тридевять земель, туда, где их никто не найдёт — ни Грот, ни мать Курта. Однако она быстро справилась с этой минутной слабостью.

— Пора идти, — сказала она. — Поезд уходит через полчаса. Веди себя по-прежнему хорошо и не забывай свою приёмную мать.

— Никогда, никогда не забуду тебя!..

— Пошли!

Он судорожно схватил её руку.

— А может быть… — пробормотал он.

— Никаких «может быть»! — крикнула госпожа Грот, взяла чемодан и потащила Янко за собой. — Пошли, а то опоздаем!