Мальчишки, мальчишки...

В XIX веке в России жил такой писатель: Владимир Иванович Даль. Писал он рассказы, очерки, записывал сказки и легенды. Но в нашей литературе он знаменит прежде всего тем, что составил «Толковый словарь живого великорусского языка», которым пользуемся мы до сих пор.

Так вот, слово «подвиг» Даль объясняет так: «Движение, стремление. Доблестный поступок, дело, или важное славное деяние». Дальше приводится такое высказывание: «Воинские подвиги шумят и блестят. Гражданские темны и глухи».

Вот как!

Воинские — шумят и блестят. Гражданские темны и глухи.

Подумаем же над смыслом.

Нелегка, славна доля солдата, защищающего Родину. Ради нее порою жертвует он самым дорогим для себя — жизнью. Тогда про него говорят: «Он пал на поле чести. Имя его пусть сохранят потомки».

Жизнь ратного человека на войне полна опасности. Она подстерегает не только тех, кто находится в частях первого эшелона, на передовой, но и людей тыловых подразделений, резерва, штабов. Могут прорваться солдаты противника, налететь самолеты со своим смертоносным грузом, может разорваться дальнобойный снаряд, поднести «сюрприз» мина, оставленная отступившим врагом. Война — везде война. И герой может проявиться в любом человеке, про которого раньше трудно было и подумать, что он способен на подвиг. Например, служит солдат в роте охраны армейского или корпусного штаба. Солдат как солдат, ничем особым не отличается, как все. И вот однажды штабу угрожает опасность: к нему вышла с боем вражеская часть. Солдат отличился, отбивая многочисленные кровопролитные атаки, но и сам погиб. Л после боя кто-то из оставшихся в живых товарищей сказал: «Иван-то — герой оказался мужик! И ведь тихий был на вид, приветливый, сколько служили вместе — и кто бы подумал, что в нем такая отчаянность!» — «Да, кабы знать!» — вздохнул другой.

Дважды Герой Советского Союза Арсений Ворожейкин в своей книге «Под нами Берлин» рассказывает, как во время бомбежки аэродрома его самого и механика его самолета закрыли собою от осколков девушки — солдаты авиаполка. Они погибли ради того, чтобы их истребительный полк остался боеспособен, и Ворожейкин вновь и вновь поднимал свою эскадрилью в небо, сражаясь там с ненавистными захватчиками. Вспоминая об этом случае, Арсений Васильевич пишет:

«В бою люди всегда рискуют своей жизнью. В этом суть храбрости, суть подвига, суть победы и, наконец, поэзия борьбы. В борьбе, какой бы жестокой она ни была, как правило, есть шансы на жизнь. Ведь только жизнь, любовь к жизни заставляет человека бороться и побеждать. Вы же, дорогие девушки, не рисковали жизнью, вы просто отдали ее ради жизни своих командиров».

Подвиг? Подвиг. Сколько отваги, какой высокий душевный порыв надо иметь, чтобы среди взрывов, под сеющей смерть бомбежкой все-таки подняться, выбежать из укрытия и заслонить собой командира. И сделали это люди тех солдатских профессий, которые не имеют, вроде бы, прямого отношения к боевой героике: укладчицы парашютов, механики по вооружению… И самое главное — девушки.

Воинские подвиги — шумят и блестят.

Почему?

Потому что народ, общество, отечество всегда оказывают особый почет тем, кто рискует жизнью ради счастья других. Идя в бой, солдат никогда не знает заранее, останется он жив или нет. Участники Великой Отечественной войны шли в бой за свободу Родины, и она отметила их доблесть наградами.

Однако и солдатская доблесть бывает разная. Одна отмечена медалью, другая орденом, а ведь и между орденами и между медалями есть свои различия. Конечно, многое зависело и от обстановки: в отступлении и обороне, как мужественно ни сражались бы люди и части, наград дается всегда гораздо меньше, чем в наступлении…

Но наивысшим героизмом военного человека всегда было и останется — когда человек, собрав в железный кулак всю свою волю, преодолев страх перед смертью, сознательно идет на нее, зная, что погибнет. Погибнет, но смертью своей нанесет врагу значительный урон. Закроет грудью амбразуру, чтобы товарищи могли продолжать наступление. Бросит свой самолет с неба на вражеские головы. Закроет командира от смерти. Пойдет на таран в горящем танке.

Любой из этих поступков — «важное славное деяние», как говорит В. И. Даль, иначе говоря — подвиг.

Здесь следует сказать, что само слово «подвиг» имеет своей языковой основой такое понятие, как подвижничество. А подвижничество — это ни что иное, как верное, бескорыстное, самозабвенное следование какой-либо идее. Совершающий подвиг человек всегда совершает его во имя идеи. Во имя торжества науки над религиозным мракобесием взошел на костер Джордано Бруно. Во имя освобождения народа от векового гнета царизма отдал свою жизнь Александр Ульянов с товарищами. За светлое будущее погиб Чапаев. Многие, многие, многие…

Теперь поговорим о юных героях.

В этой книге я рассказал о герое военного времени — Ване Карасове, юном красноармейском разведчике. Оказавшись в исключительных обстоятельствах, он не поддался на уговоры врага и погиб доблестной смертью. Есть и другие примеры геройской жизни юных пермяков. В Пермском областном Доме пионеров и школьников хранится фотокарточка двенадцатилетнего Сережи Сергомасова, участника боев за освобождение Перми от колчаковцев, награжденного за мужество и храбрость именной саблей. Сыном полка был в Великую Отечественную войну четырнадцатилетний Алексей Щукин из Кизела. Он сбежал из дома на фронт, храбро сражался, был награжден, получил звание сержанта; командование отправило его домой, продолжать учебу, однако Алеша снова добрался до фронта, нашел свою часть, воевал и погиб в бою с фашистами.

Могут спросить: а насколько вообще оправдано участие детей в войне? Может ли общество подвергать их лишениям и опасностям наравне со взрослыми мужчинами? Я отвечу так: если идет война за правое дело, само общество настолько охвачено единым подъемом, единой целью, защита его интересов представляется людям делом настолько важным и героическим, что хочешь не хочешь, а мальчишек дома трудно удержать. Они тоже рвутся в бой, им кажется, что их место только на переднем крае. Так было всегда. Лев Толстой в своем романе «Война и мир» показал замечательный образ мальчика Пети Ростова, погибшего в бою во время Отечественной войны 1812 года. Многим из вас знаком Ваня Солнцев из повести В. Катаева «Сын полка». Конечно, в боевые списки армейских и партизанских подразделений попадали, как правило, те ребята, родные места которых были оккупированы фашистами, или те, у кого война отняла родителей. И то бойцы берегли их, как могли; многие из детей-солдат направлены были потом в суворовские и нахимовские училища.

В грозные годы, в годы опасности, нависшей над Отечеством, люди объединяются, тесно сплачиваются между собой, вместе делят и радость, и беду. И каждый стремится внести как можно больший вклад в Главное Дело. Л Главное Дело в войну одно: победа над врагом.

Урал в военное время был краем, ковавшим победу. Здесь проходил другой фронт: трудовой. Ведь для того, чтобы одолеть противника в столь жестокой битве, мало только одного желания да наличия солдат. Нужны были винтовки, автоматы, патроны, пушки, снаряды, танки, самолеты, машины и многое, многое другое. Огромную армию надо было кормить. Воистину вся страна работала на победу. Причем работать приходилось больше, упорнее, чем до войны. Само по себе растущее производство требовало рабочих рук больше, нежели раньше.

А взять их — рабочие руки — было негде. Более того: самый квалифицированный, самый сильный слой рабочего класса и крестьянства — мужчин призывного возраста — забрала война.

Кем же было их заменить? Рабочее место не может пустовать. Не просто заменить, а заменить тем, кто бы работал не хуже предшественника. Не только не хуже, но и — из-за недостатка людей — дольше. Получая при этом скудный военный паек.

Ставших солдатами мужей, отцов и братьев заменили женщины и дети. Они тоже несли на своих плечах все тяготы войны. И вынесли с честью. Недаром наряду с медалью «За победу над Германией», которой награждались солдаты и офицеры, была учреждена медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» для тружеников тыла.

Многие тысячи мальчишек и девчонок встали за станки, верстаки, вышли в поле. Помню рассказ одного подростка военного времени:

— Я в четырнадцать лет сел на трактор. Больше у нас в деревне некому было. Отец перед уходом на фронт маленько научил меня, так я и остался трактористом. Работал от зари дотемна. Силенок мало было, так мы вдвоем с председательницей трактор заводили. По полю еду, еду — укачивает! — и усну. Так девчонка с прицепа спрыгнет, трактор догонит да лупит меня сзади. Очнешься, снова рулишь…

«Подумаешь! — скажет кто-нибудь. — При чем же здесь геройство? Человек нормально работает, только и всего».

Однако тот, кто знает, что такое голод, что такое изматывающий сверхурочный труд, никогда не скажет так.

Прототип героя повести «Пал Иваныч из пушечного», бывший мальчишка-ремесленник, после войны много учившийся и ставший одним из руководителей большого производства, говорил так:

— Я себя помню после войны таким: низенький, худой, на лице — одни глаза да скулы. Отощал да и надсадился на пушках, там ведь все тяжелое. Пятьдесят метров бегом не мог пробежать, падал замертво от одышки и усталости. Комитет комсомола завода собрал тогда нас, доходяг, что всю войну в цехах отработали, и направил в пионерлагерь воспитателями на три сезона. А после нас — уже без детишек — еще и на четвертую смену оставили. Так под конец я на пятикилометровом кроссе меньше чем второе-третье-четвертое место не брал. И на рост с тех пор не жалуюсь…

У читающего эту книгу может возникнуть вопрос: почему повесть «Пал Иваныч из пушечного» не полностью документальна, ведь Пашка Корзинкин — это не конкретно существовавший мальчишка, а некий собирательный образ? Отвечу так: факты, легшие в основу повести, ни в коем случае не вымышлены. Они взяты из жизни реального человека. Просто труд ребят на заводах в то время — это пример именно массового героизма. Расскажешь об одном, другой скажет: а почему не обо мне, чем я хуже работал? И будет прав. Поэтому я посвятил повесть всем детям — труженикам тыла.

Но как же быть с этим: «Воинские подвиги — шумят и блестят. Гражданские — темны и глухи»?

Темны и глухи. Это не значит, разумеется, что в старое время не совершалось гражданских подвигов. Люди боролись за справедливость, писали замечательные, прогрессивные книги, совершали научные открытия. Другое дело — что власть имущим не было до этих людей никакого дела. Лишь после революции, когда труд был объявлен главной и почетной обязанностью каждого гражданина, стал возможен принцип: «Честь — по труду».

Героическим может быть ныне труд и рабочего, и крестьянина, и учителя, и инженера, и ученого. Надо только работать честно, добросовестно, не жалея сил. Быть активным в делах и производственных, и общественных. А то иной человек может заявить так: «И я герой! Не опаздываю, не прогуливаю, план выполняю — чего же еще?» Хорошо, молодец. Но это ты делаешь лишь то, что тебе положено делать. Делаешь и получаешь за это зарплату. Мало только не опаздывать, мало выполнять план, надо еще и вносить какой-то вклад в совершенствование и развитие того дела, тех отношений, в сфере которых протекает твоя деятельность. Иными словами — нужна активная общественная позиция.

Значит: есть подвиг военный, есть подвиг трудовой. Есть подвиг научный. Жизнь Главного Конструктора космических ракет Сергея Павловича Королева — тому пример.

«Ага! — воскликнет юный спорщик. — Для кого-то, может, все эти геройские дела и есть. Взрослому человеку, ему, конечно, пожалуйста! А мне? Меня ни в армию, ни на работу не берут. Ваня Карасов с Пашкой Корзинкиным почему герои? Потому что они в войну действовали. А в войну — сами говорите — такие обстоятельства, что детям приходится и за оружие браться, и на рабочее место вставать. Сейчас совсем другое. И ничего героического совершить невозможно».

Так ведь — «в жизни всегда есть место подвигу»! Это Горький сказал. Значит, в любом возрасте, в любое время.

«Ну, не говорите! Не верю!»

Ладно. Хорошо. Видно, так тебя не переспорить. Лучше расскажу одну историю. Называется она

В деревне Колоколово — двадцать восемь дворов. Взрослые жители ее работают на полях и ферме совхоза «Западный» с центральной усадьбой в селе Заболотово, дети же — школьники — бегают учиться в Кленовку, за три километра, а за маленькими присматривают дома бабушки, дедушки или соседи. Или — когда придут из школы — те же школьники, старшие братья и сестры. Места здесь красивые, течет речка Колоколовка, есть пруд, где водится рыба. Кругом лес, в нем бегают зайцы, ходят хитрые лисы. Еще ягоды, грибы в лесу. Можно жить нескучно!

Когда скучать? Прибежишь из школы, выучишь уроки, перекусишь скоренько — да уже пора и бегать. Взрослые люди называют это беганье по-разному, кто — «собак гонять», кто — «шары загибать». Что бы они понимали! Если хоть раз не побегаешь — душа потом долго не на месте.

14 мая 1982 года третьеклассник. Витя Бушуев сидел дома и ел суп. Надо сказать, очень торопился. Потому что на у горе ждали друзья: трое Сережек и Олег.

— Витюшка, не торопись, не швыркай! — кричала ему из другой комнаты бабушка Вера Захаровна. — Что за такой спех, набегаешься еще, успеешь!

Сама она сидела и вела разговор со сватьей, Александрой Васильевной, зашедшей в гости. Сватья была бабушкой младших Бушуевых со стороны отца, Юрия Андреевича. А внуков у двух бабушек было много: пятеро. Так что разговор получался большой. Всех ведь надо обсудить, вспомнить всё их озорство. Как же: кто в лужу упал, кто сапог в грязи оставил, прибежал домой босой на одну ногу, кто двойку схватил в школе, кто до того задразнил козу, что она без памяти кинулась его бодать. Ну да что же, ребята без озорства не бывают! Не всегда, опять же, озоруют, когда и помогут, и по дому поработают, и мамке на ферме пособят, и пятерку из школы принесут.

Тихий, ясньш день уходил и вот-вот должен был обернуться таким же вечером.

— А ведь это стадо замукало, сватья, — сказала Александра Васильевна.

— Стадо, сватья.

— Надо ведь корову заганивать, сватья.

— Надо, сватья.

— Ну, я ино пойду ее заганивать, — Александра Васильевна поднялась с табуретки, пошла через другую комнату к двери и вдруг всплеснула руками, закричала истошно:

— Ой, да ведь мы горим, сватья!!!

Но Александра Васильевна ошиблась: горел не бушуевский дом, а другой, стоящий наискосок через дорогу Просто дым проник в избу и напугал бабушку.

Горел совхозный дом, в нем жила семья Матвеевых. Хозяйка дома, Екатерина Матвеева, уехала в тот день в райцентр, в Большую Соснову, троих детей оставила на стариков, своих родителей. А дедушка с бабушкой ушли тоже по своим делам, заперев ребят на замок. Насыпали им сырых подсолнечных семечек: «Ешьте, ребята!» — и ушли.

Ребят было трое, три девочки. Младшая, Надя, — еще грудная, ей было всего три месяца, она лежала в кроватке. Люде исполнилось четыре года, Вале — шесть лет.

Сидели они, сидели взаперти, грызли сырые семечки, и скоро семечки эти им надоели. Невкусные, не колются, ползут дряблой кашицей.

— Надо нам их поджарить, — заявила старшая, Валентина.

— Давай, давай семечки жарить! — завизжала с восторгом Люда.

Набрали газет, всяких бумажек, разложили по полу среди сеней. Надергали со стен мох — его тоже в костер, он хорошо горит. Чиркнули спичкой.

Сухая бумага и мох взялись моментально, метнулись вверх высоким пламенем. Девочки этого пламени испугались, ойкнули, убежали в избу. А пламя все шире, все больше. И добралось до стоящей тут же, в сенях, бутыли с бензином.

Ка-ак тут полыхне-ет!!

Раздался взрыв, горящий бензин через открытую дверь, через порог бросило в избу. Там сразу занялись пол и стены. Дым, огонь полыхает, ничего не видно. Надюшка ревет, заходится в кроватке.

Страшно девчонкам! Забились они по углам избы, кашляют, визгают тихонько от ужаса. Вот что значит озорничать с огнем! Поджарили, называется, семечек.

Услыхав крик: «Ой, да ведь мы горим, сватья!» — бабушка Вера Захаровна побежала в сени, зашарила там, разыскивая топор. Будь он неладен! Когда не надо, так только его и видишь, вечно на глаза попадается, а когда надо, так и не найдешь…

Пока она бегала в поисках топора, бабушка Александра Васильевна вместе с Витей выскочили из дома и побежали к горящей избе. Сзади тявкал, заливался старенький песик Мухтар.

На пожар они прибежали не первыми — под окнами уже метался цыган Егор. Он с весною приехал в деревню, узнать, не найдется ли для него на лето работы по кузнечной части.

— Лом, лом надо! — закричал Егор, увидав подбегающих людей. — Замок с двери сбивать!

От дома Бушуевых уже бежала с топором Вера Захаровна.

— У них ведь ребята дома, сгорят ребята-то, сватья! Некогда с дверями возиться, давайте окно курочить!

А в избе дым, огонь уже полыхает вовсю. Страшное дело!

Рама без створок, одинарная, раскрыть ее нельзя, высадить снаружи — тоже. Что делать?

— Ой, никак топор-от не подниму, Егор, сватья, Витюшка, помогайте!

Да и бух по раме обухом! Стекло в одной половинке дзынькнуло, улетело внутрь с обломками. Дым повалил в отверстие.

— Эй, ребята! — закричала бабушка Вера Захаровна. — Бежите к окну, прыгайте!

Никто не бежит, не прыгает, только огонь бушует внутри избы по-прежнему. А окно высоко, взрослому, тем более, старому человеку, не залезть в него, не дотянуться до дыры в выбитом стекле. Да и дыра-то слишком мала.

Бабушка Вера Захаровна повернулась к Вите:

— Придется тебе, Витюшка, за девками лезти. Как больше быть, не знаю. Сгорят девки! Глянь-ко, как там заполыхало! Давай… тихонько только.

— Я сейчас, бабушка! — Витя отбежал назад, потом разбежался, прыгнул и исчез в прогале рамы. Только пятки мелькнули в воздухе.

А внутри — жарко, огонь полыхает кругом, дым ест глаза. Где они, девки-то? Остановился, покричал: «Эй, эй, где вы?» А они затаились, молчат — боятся. Витя двинулся вдоль стены, на розыски.

Старшую нашел быстро, она была недалеко от окна, сидела на корточках и хлипала в ладошки. Витя схватил ее, потащил к окну, стал выталкивать. Она еще не поддавалась, упиралась.

— Пихай ее скорее, Витюшка! — кричали обе бабки. — Пихай, мы ее удержим!

Вытолкал ее, наконец, кинулся искать другую. Та была в дальнем углу, в полуобмороке. Он протащил ее по полу, поднял, просунул в окно бабкам и цыгану.

— Маленькую, маленькую давай скорее, Витюшка! Она в кроватке!

От жары и дыма Витя уже плохо соображал, голова болела, душил кашель, воздуха не хватало, но он снова побежал вдоль стен, отыскивая кроватку. Сунул в нее руки, схватил маленькое существо и понес к окну.

— Держи, бауш!

— Оп-па! Все ли тут? Сам-от давай, Витя, падай оттоль скорее!

Витя пролез в окно, спрыгнул на землю, не удержался на ногах и упал. Встал, покачиваясь. Лицо у него было белое, как бумага. Только веснушки светятся на нем. Вот ведь как! Когда лез, когда искал по горящей избе девчонок, когда подавал их в окно — вроде, не было никакого страха, одна только мысль: «Скорее, скорее надо делать, а то сгорят девки!»

А теперь, стало страшно. Стоит, весь белый, молчит.

И цыган Егор стоит, молчит.

Стоят бабки, тоже молчат.

Вдруг одна опомнилась:

— Ой, Витюшка! Ведь тебе сегодня десять лет стукнуло, ты не забыл?

— По примете, — встрепенулась и другая, — как человек день рождения встретил, какое главное дело в нем сделал, то дело ему и весь год делать. Тебе теперь, Витюшка, стало быть, целый год пожары тушить да ребят из них таскать!

И обе засмеялись.

Что ж, теперь можно и посмеяться. Хоть пожар и не потушен, дом еще горит, да ведь людей-то в нем уже нет! Всех вынес из огня пионер Витя Бушуев.

Семья у Бушуевых, я уже говорил, большая. Кроме Вити, в ней есть еще Эдик — самый старший. Витя — второй, а дальше идут девочки: Света, Марина и Оля. Все веселые, голубоглазые, веснушчатые.

Любой человек, выросший в многодетной семье, скажет: старшие дети в ней — великие труженики. Ведь кроме заботы о младших, еще одна ложится на них забота: хозяйство. Как в деревне содержать такую семью без своего хозяйства: коровы, теленка, поросят, куриц? А за всем нужен уход. Один сенокос сколько забирает сил и времени. Взрослые просто не могут все сделать сами: им еще и свою работу в совхозе надо делать. Вот и растут дети в каждодневных трудах и заботах. В этих делах, в мыслях о том, что тебе надо сделать то-то и то-то, без всяких напоминаний, и рождается великое чувство — ответственность. За себя, за свои поступки. За поступки других. За то, что кто-то попал в беду.

И чувство это бывает так, велико, и так крепко оно с малых лет сидит в человеке, что, когда опасные обстоятельства требуют быстрых действий, такой человек повинуется чувству ответственности прежде, чем успевает обдумать, что следует делать, или испугаться. Я не говорю о трусах — в трусе испуг всегда сидит, вынуждая иногда даже на предательство. Говорю о людях нормальных, мыслящих правильно и трезво. Некоторые из них прежде, чем сделать, порассуждают: «Ой, да ведь там дымно, угар, упадет еще сверху балка, и будет капут». Или: «Полез бы в воду, да костюм на мне совсем хороший, недавно купленный, измокнет, запачкается…» Пока рассуждает так — глядишь, и в помощи его уже не нуждаются…

А человек с развитым чувством ответственности сначала подумает о других и потом уже — о себе. Не то чтобы не боится, он не бревно, страх тоже понимает. Но выше страха — мысль о том, как спасти людей. Страх потом приходит, когда все вспоминается.

Не знаю, как кто, а я таких людей безмерно уважаю.

Маму Вити Бушуева зовут Римма Сергеевна, она работает дояркой в совхозе, папу — Юрий Андреевич, он тракторист. И случись им пойти на центральную усадьбу — она довольно далеко от Колоколова — на партийное собрание или еще по каким делам и задержаться, они не беспокоятся особенно за то, что дома без них будет что-то не сделано. Ребята все сделают. А старшие, пока мамки нет, и коров на ферме накормят и подоят в положенные часы. Вот какие.

За то, что он спас из огня троих детей. Витю Бушуева наградили медалью «За отвагу на пожаре».

Я видел эту медаль.

Даже в руке подержал.

Такая красивая, на красно-голубенькой ленточке.

Ну, как? Хочешь верь, хочешь не верь, а был такой факт: десятилетний мальчик спас от гибели троих детей. Разве же не героический поступок? И попробуй кто сказать, что медаль он получил не за дело! А я бы, если честно сказать, наградил такой же медалью еще и Витину бабушку, Веру Захаровну. Не у каждой бабушки хватит духу послать внука в огонь. Есть среди них и такие, что подхватят любимое чадушко да и ну бежать с ним прочь от пожара! Не дай бог, угорит чадушко. А то, что в огне могут погибнуть люди, ее не касается. У такой и внук часто растет барчуком, эгоистом, дурным человеком. Всегда ведь на Руси пожары считались общей бедой. На человека же, убегающего во время такой беды, ни в чем ни на одно мгновение нельзя положиться. Он в несчастье будет думать только о себе, а не о других. А Вера Захаровна вела себя на пожаре дома Матвеевых не только как героическая женщина, но и как мудрая воспитательница. Хорошо, когда рядом с тобой есть еще и такой вот взрослый.

А если нет?

Тогда сам думай, сам поступай, никто тебе не подскажет. Но и времени-то на раздумье, как правило, тоже нет!

Случаются, случаются такие обстоятельства, и ребята выходят из них с честью. Например, 18 июля 1981 года ученик шестого класса 80-й школы Орджоникидзевского района Перми Сергей Башков спас на речке Сылве мальчишку-третьеклассника — тот, не умея плавать, забрался на надутой автомобильной камере на глубокое место; камера выскользнула у него из рук, и он стал тонуть. Сережа бросился в воду, втащил утопающего на камеру и стал грести к берегу. Мальчика удалось вернуть к жизни, Сергей же за свой отважный поступок награжден был медалью «За спасение утопающих».

Когда я писал эту книгу, то встречался с Сережей Башковым, разговаривал с ним. Характер у него непростой. Парень он бойкий, строптивый и, уж конечно, не отличник. Но не можем же мы требовать, чтобы утопающих спасали и людей из пожара выносили только отличники! Смешно было бы это требовать.

Сила, решительность характера, быстрота мышления в сложных ситуациях — эти качества тоже чего-то значат! Надо только их развивать в нужном для других людей, для общества направлении.

Отважный поступок совершил Сережа Башков, и совершенно правильно его наградили медалью! Не каждому дано спасти человека. Но отмеченный наградой должен чувствовать и ответственность за все свои настоящие и будущие дела.

Предвижу такой вопрос:

«Ну, ладно. В одном случае был пожар. В другом — тонул человек. Серьезные дела! Но ведь можно прожить жизнь и не быть свидетелем ни одного пожара, не увидеть утопающего».

Это верно. Доказать свою отвагу зачастую помогает и случай, стечение обстоятельств. Не будь этого случая — кто бы узнал, на что ты, способен?

Теперь давайте поговорим вот о чем. Как упоминалось уже, рядом со словом «подвиг» стоит слово «подвижничество» — верное, бескорыстное служение идее. Труд во имя этой идеи, большие или маленькие дела, постоянно совершаемые во имя того, чтобы она воплотилась в жизнь — это, если хотите, тоже героизм.

Почему, как вы думаете, в сборнике на героическую тему помещена документальная повесть «Ребячье поле» о детях из Коми-Пермяцкого автономного округа, в 1930 году организовавших пионерский колхоз? Да потому, что дело здесь не только в том, что ребята сами вырастили для себя овощи и кроликов. Они узнали, что такое коллективный труд, труд будущего. Узнали; что такое ответственность одного перед многими, за многих. Опыт этот был не прост, да и не мог быть простым: ведь в 1930 году еще и взрослые-то не везде организовали колхозы, кое-кто не верил еще, что из коллективного труда может получиться что-нибудь хорошее. И не везде, не у всех всё получалось сразу. Что ж — новое без трудностей не приходит. И у ребят бы не получилось, если бы вовремя не помогли, не поддержали взрослые. И то лето — первое лето их маленького пионерского колхоза, когда они общими силами сняли с плеч взрослых колхозников заботу о своем школьном питании — кажется мне летом героическим для этих ребят. Не говоря уже о том, как сплотила их совместная работа, как помогла практически увидеть, чего можно добиться, объединившись вместе.

Это — именно пример коллективного подвижничества, когда люди избирают себе цель и добиваются ее общими силами.

Теперь от времени коллективизации перейдем к нашим дням. Много сейчас у ребят коллективных дел, и они уже никому не в новинку. Собирают макулатуру, металлолом, помогают ветеранам. Есть даже отряды юных помощников милиции. И трудно решить, что важнее и нужнее. Все важно, все нужно.

Но мне хочется поговорить сейчас о том, что тревожит всех лучших людей на земле, — об охране природы.

Еще недавно вопрос этот не стоял так остро, как сейчас. Люди как-то не задумывались о последствиях своих действий. Помню, в пятидесятые годы, когда я был школьником, у нас в Добрянском районе стали опылять леса дустом, чтобы извести, уничтожить расплодившегося там клеща. Целыми днями гудели самолеты, развозя губительный порошок, ссыпая его вниз. И что же получилось? Незаметно, чтобы клеща стало меньше: это насекомое хитрое, до него так просто не добраться, — зато сколько погибло зелени, зверья, другой живности по лесам, рыбы по рекам и озерам! Жгли государственный бензин, летели деньги за эксплуатацию дорогой техники, платилась зарплата пилотам и механикам… Лучше бы эти самолеты пассажиров возили. Вот какой ущерб могут нанести непродуманные поступки. Но главный вред был все-таки причинен природе. Она безответна, все стерпит! — привыкли рассуждать многие люди. А это не так.

Ребята нашей области тоже принимают участие в работе по охране природы. Они организуются в «зеленые», «голубые патрули», пионерские лесничества. И если уж взялись — относятся к этому честно и добросовестно.

Взять хотя бы сылвенских школьников. Моя последняя история — о них.

Когда-то в селе Троица, Пермского района, любил проводить лето известный советский поэт Василий Васильевич Каменский.

«Ну и чем же он там занимался, интересно?» — не удержится любопытный.

Сам он говорил об этом так:

Сразу видно: этот поэт понимал толк в настоящей рыбалке! И не признавал орудий лова, которыми пользуется браконьер: бредней, неводов, сетей, морд. А то есть такие рыбаки, кому только побольше бы нахапать в свой мешок. Жадность застилает им глаза, они не хотят понимать, что рыбы в речке, в пруду, в любом водоеме — не бессчетное число, и не так-то просто при хищническом Лове восстановить прежнее рыбье поголовье.

Урон природе — урон всему живому. Прежде всего — человеку. И если природу не беречь, вполне может статься, что в одно не очень-то прекрасное время она откажется давать нам еду, питье, даже воздух.

Жалко только, что не все еще это осознают. И грязнятся реки, леса, вымирают целые породы рыб и животных, машины и самолеты «съедают» кислород из воздуха, заменяя его углекислым газом и свинцом, губительными для живых организмов и растений. По данным международных организаций, проводивших медицинские исследования в Мексике, у жителей ее уровень содержания в крови свинца и иных «отходов» нашего ядерного и технического века уже настолько высок, что угрожает существованию нации в целом. Исчезают леса — «легкие земли», мелеют реки, высыхают озера. Некоторую рыбу уже невозможно есть — до того она пахнет нефтью.

Все это человеку надо знать с самых ранних лет. Знать, чтобы бороться за чистоту природы, за бережное отношение к ней, разумное пользование тем, что она предоставляет нам для проживания.

А теперь вернемся на замечательную реку Сылву, в Троицу, туда, где любил жить поэт, рыбачивший «с толковым усердием мастера».

В ночь с 3 на 4 марта 1984 года от случайного огня загорелся дом-музей Василия Каменского. Вся Троица, наверно, сбежалась его тушить: во-первых, пожар — всегда общая беда, во-вторых, память Каменского здесь очень уважают, гордятся, что поэт долго жил в их селе. Но сгорело все-таки много. И буквально на другой день началась работа по восстановлению дома, приданию ему прежнего вида.

Ребята из Троицкой восьмилетней школы были в той работе первыми помощниками. Вроде и не зовут их взрослые: иди, бегай, гуляй, управимся без тебя! — а они снуют, словно прилежные муравьи, и делают все очень старательно.

Спрашивается — почему?

Потому что ребята из этой школы — люди исключительно дружные и трудолюбивые. У них с первого по восьмой класс есть то, что называется — школьный коллектив.

Коллектив — организация непростая. Существует он только там, где всех, от мала до велика, объединяет забота об одном, общем деле.

У троицких школьников такое общее дело — «голубой патруль». Борьба за чистоту Сылвы, за сохранность ее рыбных богатств. Руководит этим делом большой энтузиаст охраны живой природы во всех ее формах и очень хороший ребячий организатор учительница биологии Тамара Афанасьевна Жужгова.

Она прекрасно умеет находить с ребятами общий язык. Строга! Ну, так ведь как же — дело серьезное, это тебе не шуточки. Но ученики к ней льнут, и попасть в немилость к Тамаре Афанасьевне — трагедия невероятная. А уж если исключат из «голубого патруля», так хоть вообще никому больше на глаза не показывайся, уезжай, переводись в другую школу. Впрочем, такие решения ребята принимают только сами, на своем совете. И чрезвычайно редко. Быть членом «голубого патруля» — большая честь. До четвертого класса в члены его школьников не принимают, только — в кандидаты. Потом уж самым достойным устраивают торжественный прием. Сколько бывает радости, если примут!

Начинается с изучения рыб, водоемов, их многообразной жизни.

— Ну-ка, Оля, — говорит, например, Тамара Афанасьевна, — подготовь доклад для членов «голубого патруля». Ты у нас девочка серьезная, должна справиться.

И вот дома вырезается из альбома лист плотной бумаги, складывается вдвое. Обложка раскрашивается, украшается цветочками, посередине ее докладчица рисует некое колючеперое чудище с темными полосами поперек спины.

Большими буквами надпись:

И дальше:

Непростая, оказывается, эта рыба.

Домашние ходят тихо: как же, Оля пишет доклад!

У «патруля» есть свой денежный фонд. Образуется он вот как: перед тем, как у рыбы настанет нерестовый период, надо подготовить ей нерестилища — места, где она будет метать икру. Устройство нерестилища несложно: к плоту и любому другому неподвижному плавающему предмету привязывают бечевку. На другом конце бечевки крепят — камень — для тяжести. И вот на расстоянии 30–35 сантиметров друг от друга, вплоть до самого дна, подвязанные крест-накрест, в воду опускаются две пихтовые ветки. Рыба подплывет, обмечет их икрой, и плывет дальше. Таких гнезд перед нерестовым периодом (а длится он примерно с 5 мая до 15 июня) ребята готовят от двух с половиной до трех с половиной тысяч. Рыбохозяйство оплачивает эту работу, а совет «голубого патруля» распределяет деньги. Часть идет на общую поездку ребят в Пермь во время каникул, летом. Едут с Тамарой Афанасьевной, катаются на речном трамвайчике, смотрят животных в зоопарке, ходят в кино, едят мороженое, обедают в хорошем кафе… Воспоминаний потом хватает на весь год! Недаром осенью в сочинениях «Лучший день каникул» почти все ребята пишут об этой поездке. Прокатились, отдохнули, как следует, да не так просто, а на свои деньги, собственным трудом заработанные. Есть чем и погордиться.

А остальные деньги, заработанные на устройстве нерестилищ, идут обычно на подарки членам «голубого патруля».

Тут уж совет строг и справедлив, он все видел, все знает, его не обведешь вокруг пальца.

— Иванушкина в других пионерских делах не очень была активная, но в «патруле» работала хорошо. Приезжал мотоциклист ставить морды, так она сообщила в рыбинспекцию. В дозоры ходила аккуратно, отпрашивалась у родителей. Выделить ей подарок ценой в четыре рубля!

— Путяев Петр исполнительный, трудолюбивый! И сделает, и другим покажет, если надо. На устройстве нерестилищ работал очень старательно. Подарок ему в пять рублей.

— Воробьев Алексей саком ловил рыбу. Он сам браконьер, враг природы.

— Я не ловил!

— Врешь, мы тебя видели! Саком ловил. Не давать ему подарка!

— Зато он пять морд нашел. Дать ему подарок! А если в другой раз с сачком попадется — вообще исключить!

Кандидатам в «голубые патрули», младшеклассникам, подарки дают поменьше, поскромнее, но — всем. И что вы думаете? — получит какая-нибудь второклассница тридцатикопеечную крохотную куколку-пупсика, прижмет к себе, глаза зажмурит, аж дрожит от радости, что не забыли ее старание. После уроков летит опрометью домой — показывать, что она тоже чего-то стоит на белом свете!

А вечером:

— Папка, мамка! Я все сделала, теперь меня не троньте: я в «голубой патруль» иду!

Как, не отпустишь на хорошее дело!

Теперь пора, наверно, перейти к главному: как ребята несут охрану голубого богатства, своей Сылвы? Браконьер ведь — человек хитрый, взрослый, с ним не всегда справишься в открытую.

Тут несколько способов.

Первый такой:

— Вы почему тут с сетями? Разве не знаете, что ими ловите запрещено? Уходите, а то позовем милиционера. И в рыбнадзор сообщим.

Бывает, что уходят и больше не появляются. Бывает, что не уходят, огрызаются:

— Эт-то еще что за шантрапа? А ну пошли отсюда сами, сопляки, а то получите…

Но ребята ведь — как комары: шумят, жужжат, вьются, начнут бросать гальки в воду… Поневоле махнут браконьеры рукой, — видно, не удастся утащить вкусной сылвенской рыбки!

Легко и спокойно можно так делать, когда вас много — целый дозор, например. В дозоре шесть или семь человек, каждый дозор патрулирует свой участок реки. А если ты один? Или вдвоем? Не очень-то поспоришь с браконьерами! Могут еще поймать и отлупить. В таких случаях, когда браконьеры на машине, на мотоцикле, на тракторе, самое главное — записать номер, передать данные в рыбинспекцию. Они после разыщут виноватых, наложат штраф.

Участие в «голубом патруле» так сплачивает, так настраивает на борьбу за общественные интересы, что ребятам до всего есть дело, и любой непорядок они принимают очень близко к сердцу.

Шли как-то два друга-пятиклассника — Алеша Скорынин и Саша Богомолов — мимо совхозного амбара. Смотрят — образовалась в задней стенке дыра, и сквозь нее зерно течет на землю. Кинулись туда-сюда, забили тревогу: беда! Зерно гибнет.

От них отмахнулись: «Идите! Сказали и идите, не мешайте! У нас есть более важные дела!» Хотя какие могут быть в совхозе более важные дела, кроме заботы о хлебе, я не представляю. А ребята не отстали: ходили и ходили везде, всем говорили об этом зерне. И только когда уж и Тамара Афанасьевна с директором школы занялись этим делом, в совхозе выслали людей засыпать в мешки пролившееся на землю зерно. И насчитали его целых пятьдесят мешков. Не шутка. В школе ребятам вынесли благодарность.

Но не ради только благодарности мы живем. Главное — у ребят болит душа не за свое, а за общественное, принадлежащее всем советским людям. Если они будут так жить и действовать дальше — какая вырастет смена! Очистятся реки, леса, вновь живительной, прекрасной, дарящей воздух и тень зеленью покроется земля наших городов. Человек станет думать о будущем, и дума эта не даст ему совершить роковых ошибок.

Вот о чем я иногда рассуждаю.

И вспоминаю троицкий «голубой патруль».

Вспомню о нем — и становится легче на сердце.