Нина Митина
Мама… Как много в этом слове… Любви и боли. Радости и страданий.
– Мама, мне больно, – и слезы струятся из глаз. Я размазываю их грязными кулачками. Всхлипываю от боли и держусь за содранную коленку.
– Мама, мне страшно! Посиди со мной. – И я хватаюсь за ее руку. Цепко и крепко держу, чтобы она не ушла.
– Мама, как ты могла! – слезы обиды жгут глаза. Желание сделать больно рвется наружу.
– Мама, я никогда тебя не прощу! – слова, как бритвы, кромсают душу.
– Мама, я люблю тебя, – тихо шепчет сердце.
– Мама, прости меня! – как редко звучат эти слова…
Как-то так сложилось – ребенок бежит к маме, когда больно, страшно, плохо. Он знает – мама подует, утешит, и все пройдет.
Потом ребенок вырастает. Становится взрослым дядькой или взрослой теткой.
И вдруг оказывается – это мама виновата во всех неудачах.
Пошел не в тот институт – мама виновата. Она сказала – так правильно. Я же не мог ее огорчить.
Вышла замуж за нелюбимого – мама виновата. Ну, потому что выскочила за первого встречного ей назло. А теперь вот приходится терпеть.
Не складываются отношения с детьми – мама виновата. А кто ж еще-то? Это же она не научила меня любить. И я вот поэтому сухарь такой и не умею детей приголубить, обнять, о любви сказать…
И сидит этот взрослый дядька или взрослая тетка, и обвиняет свою маму во всех неудачах. Во всех косяках. С таким упоением это делает. С такой злостью.
– Она… да она… Она всю жизнь мне сломала!!! Если бы не она…
– Да, блин! Если бы не она – не сидел бы ты здесь и не канючил сейчас. Если бы не она – тебя бы просто не было. Совсем. Если бы она хотела тебе сломать и испортить жизнь – не рожала бы тебя.
Вот интересно все-таки, как так получилось, что мама – и величайшее добро, и самое большое зло в жизни человека? А?
Как у меня с мамой? – спросите вы.
По-разному.
До какого-то момента со мной не было проблем. Ну, или я о них не знаю.
Я всегда хорошо училась. Болела редко. Не перечила. Не спорила. Была послушной, но при этом умудрялась делать по-своему.
В общем, я не доставляла больших хлопот.
А потом – все. Это безмятежное время для мамы закончилось. И началось время переживаний и страхов. Вернусь ли я домой живая или нет? Увидит она меня еще или нет?
Это был период моих игр с жизнью и смертью, игр на выживание.
Думаю, именно тогда мама начала седеть.
Поддерживала ли она меня? И да, и нет.
Когда мои действия выходили за рамки социально-допустимых норм – нет. Потому что ей было страшно от этого.
А в остальном – да. Хотя…
Чаще всего я ставила маму перед фактом принятого решения.
– Мам, я ухожу из института.
– Мама, я поехала в Сыктывкар. Меня обратно не жди. Планирую остаться там жить.
– Мам, я беременна. Аборт делать не буду.
– Мам, я выхожу замуж.
– Мама, мы остаемся в Элисте. За Сашкой приеду позже…
И все ее попытки образумить, привести доводы в пользу другого решения разбивались о мое упрямство. Или твердо принятое решение. Или о мое: «Мам, так будет лучше, и я так хочу!»
Мне кажется, она просто смирилась. Приняла или нет – не знаю, но смирилась. Смирилась с моей жаждой приключений. Моей непоседливостью. Импульсивностью. Моим желанием жить так, как я считаю правильным.
50% меня – это мама.
И, кстати, непоседливость и жажда движения – ее черта. Просто во мне это ярче выражено.
А еще – упорство. Упрямство.
Умение выживать.
Умение приспосабливаться к предлагаемым условиям.
Сила.
Просто во мне есть еще и папа со своим вкладом. И вкупе получилось то, что получилось.
Сейчас мы живем с мамой вместе.
И я с щемящей нежностью наблюдаю, как к ней подкрадывается старость.
И так хочется, чтобы она жила долго и была здоровой.
МАМ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ…
P.S. А со всеми своими внутренними тараканами я разберусь. Даже если мама стала причиной некоторых из них.