Мандариновый раф для хорошей девочки (СИ)

Глава 39. Масленица и раф с блинами

Масленица — красивый русский народный праздник. В этом году масленичная неделя началась с двадцать восьмого февраля, а самый веселый, праздничный день выпал на шестое марта. Прощаются люди с долгой зимой и надеются на тепло. Вот и я надеюсь.

Вроде и праздник изначально языческий, но по перенятым христианским традициям нужно приблизиться к прощению всех обид, покаянию, примирению с родными и близкими.

Сегодня мы вместе с Пашкой и детьми гуляем в городском парке. Вечером здесь будут сжигать чучело, но сейчас, днём, вовсю идёт веселье. Если так уж разобраться, то всё, что здесь сейчас происходит, это должно идти в четверг.

Понедельник — встреча, вторник — заигрыш, среда — лакомка, четверг — разгул. Вот когда с размахом начинается Широкая Масленица.

Хороводы, катания с горки, прыжки через костер, кулачные бои, все это в сопровождении песен и плясок. Тут городские коллективы стараются, кто во что горазд. Ещё традиция — взятие снежного городка. Дети и взрослые строят снежную крепость, делятся на две команды и начинают игру. Ну а у нас по факту уже всё построено, да и снега мало, но заранее заготовленными снежками кидаются весело.

Лёшке, Сашке и Коле нравится — носятся втроём, с другими детьми. Излазили всю крепость, начали вместе её разрушать. Я уж прикрикнула не ломать, а кто-то сказал — а пусть ломают! Это как раз в дань традиции.

Я присела на лавочку, наблюдая за детьми. Прищурилась, пригрелась на ярком солнышке. Сбоку ко мне подошёл Пашка. Мы утром все встретились уже здесь, в парке. Он вместе с Колей подъехал, и мы пошли гулять.

— Я могу угостить тебя кофе? — спросил Пашка, подсаживаясь. Я быстро кивнула.

— Держи, — Паша протянул мне картонный стаканчик.

— Что это? — спросила я, улыбаясь.

— Раф. Но уже не мандариновый.

— Откуда взяться мандариновому весной? Всё — сезон мандаринов закончился. Так а этот какой? — спросила, сама уже отхлебнула и сама же ответила. — Халвичный. Тоже сладкий.

— Слушай, ну блинный раф достать не получилось, — посмеялся Пашка. — Но я купил всем блинов, — он кивнул на стоящий рядом пакет со стопкой блинчиков на картонных подложках. И в ячеистом подносе три чая. Ещё один стакан кофе Птолемеев держал в руке.

— Блинный раф готовить ешё не научились, — рассмеялась я в ответ. Хотя я бы не удивилась. Чего только не выдумывают…

— Мы с Леной подписали бумаги. Теперь официально в разводе, — продолжил Паша, крутя в руках свой стакан.

— Значит, ты теперь завидный жених? — спросила я, пожалуй, слишком невесело, хотя яркое солнце, праздник, играющие дети — всё располагало, чтоб порадоваться.

— Ну да, с прицепом, — улыбнулся Паша.

— Так вроде только про женщин говорят, — покачала головой я. — А ты…

— А я хочу на правах свободного мужчины тебя куда-нибудь пригласить, — перебил меня Птолемеев.

— Пригласи, пожалуй, — ответила я в тон ему, пока солнце слепило в уголок глаза.

— Жди приглашения, — кивнул Птолемеев, потом сделал глоток своего кофе. Так я вот уже… только что и ждала.

— Завтра после работы заеду, что-нибудь придумаем.

Неисправимый. А Паша продолжил:

— Аля, просто не будет, я не хочу быть воскресным папой, хочу с сыном видеться часто. С Леной мы вроде договорились, что сыну нужен отец, и меня в общении не будут ограничивать. Но она тоже не согласна каждые выходные Коляна мне отдавать и через раз в будни. А я всё равно пока буду приезжать и забирать. Развелись мы без суда, мирно. И… она мне не чужой человек.

— Жена — это навсегда, — я пожала Пашкино плечо. Про себя ещё подумала — что «навсегда» вот у таких ответственных.

— Я поняла, что просто не будет, — попробовала улыбнуться. В конце-то концов, зима уходит! Весна на дворе, а потом и лето, и на душе как-то полегче становится.

— Ты знаешь, что ты мне ещё в школе нравилась? — вдруг выдал Пашка. Я чуть своим халвичным рафом не поперхнулась.

— Этого быть не может, — сразу ему ответила. — У тебя вроде и девушка уже была. И за все старшие классы — не одна.

— Что ты от меня хочешь в шестнадцать-семнадцать лет? Общался с теми, с кем проще, а не с той, с которой хотел.

Я помолчала, а Паша ещё добавил, что я в школе была нелюдимая, от него вообще шарахалась, хотя он несколько раз пробовал сблизиться. Если такое и было, в тот момент я находилась в полуобморочном состоянии и соображала, куда бы бежать без оглядки. Вот моя судьба. Да не могло у нас всё сразу сложиться, каждому суждено свой путь пройти. Иначе зачем всё?

— Иди ко мне, — Паша забрал мой кофе и поставил в сторону на лавочку.

— Зачем? — не поняла я.

— В каком ещё смысле зачем? — Птолемеев меня обнял, прижав к себе, а потом поцеловал. — Халвичный — тоже неплохо, — сказал, ненадолго отпуская. Поцеловал ещё раз. Я его сама кое-как оттолкнула.

— Паша, ты что делаешь? А если дети увидят?

— И что такого? Рано или поздно всё равно увидят.

Такой проблемы, как стыдливость, у Паши Птолемеева нет. Попробовала на него строго посмотреть, а всё равно не получилось.

— Подожди… — вдруг сообразила, — так а в твоём стакане не халвичный?

— Нет, я такое сладкое не пью, — он на меня внимательно взглянул. — У меня есть кое-что получше на сладкое.

— Что у тебя есть получше? — спросила я, ожидая, конечно, от Пашки подвох. Но что его ответ прозвучит так откровенно — я к этому готова не была.

— Моя любимая хорошая девочка.

Я его любимая хорошая девочка. Я в это поверила. Вот так нас соединила судьба — не сразу, провела каждого своими тропами. Но мы ведь оба живые, сидим рядом, значит, всё ещё возможно. Сегодня вечером сгорит масленичное чучело, забёрёт с собой всё старое. И у меня с приходом весны расцветает в душе и теплеет на сердце. Начнётся скоро, мне верится, моя новая жизнь.

Конец