Мангазейский подьячий

Глава 27

Боярыня взвыла, лягнула меня ногой, но я уже привычно увернулся, поймал ногу и сдернул с нее сапог. Последний. Ну, то есть — второй, она же боярыня, а не сороконожка.

Дело сделано, как говорил слепой Пью. Теперь из стены торчала только сама Морозова, как таковая. Всю одежду с нее я срезал, сапоги снял. Можно приступать к воспитательным процедурам. Сама идея пришла в голову, когда я вспомнил об услышанной здесь, на Руси, сказке.

Ничего волшебного в той сказке не было, ну, кроме обычного для Руси использования Слов — ну так "сказками" здесь называют историю, которая явно выдумана. У нас такую назвали бы анекдотом или байкой. В общем, дворянин, проезжая по дороге, приказал выпороть помешавшего ему крестьянина. Крестьянин, понятное дело, обиделся — считать крестьян, как минимум, здешних, тупым и покорным быдлом, всегда было очень, очень большой ошибкой — и затаил. И в течение нескольких следующих дней дворянин оказался выпорот тем самым крестьянином аж три раза: один раз мужик обманом привязал его к дереву к лесу, второй — к полку в бане и третий — к лавке в доме. Вот и я подумал, что оздоровительная порка может пойти боярыне на пользу…

Я осмотрел "место воспитания". Ничего такое, белое, симпатичное. Не удержался и всё-таки потискал упругие полушария…

Уй.

В этот раз боярыня всё же попала… куда надо… вернее, куда не надо… пусть и босой пяткой… и не совсем в точку.. уфффф… но все равно приятного мало…

Уффф….

Я отдышался и выпрямился. Пора заканчивать. Боярыня в любой момент может вспомнить о том, что она — боярыня, и призвать сюда своих людей. Я вообще удивлен, что она до сих пор этого не сделала, то ли растерялась от злости, то ли стены тайного помещения Осетровских как-то глушат ее Повеление. Я, хотя и мониторю краем уха ситуацию и шаги кого-нибудь приближающегося услышу и сбегу, но затягивать не стоит. Чем дольше здесь торчим — хотя торчит только Морозова, хе-хе — тем больше шансов нарваться. Жаль, что нет возможности объяснить боярыне, в чем ее вина — она может узнать голос, а в изменении голосов я не силён. Не на попе же ей надпись оставлять… Хотя, стоп. Нет, я не про надпись. У меня же есть возможность изменить голос — фиг кто опознает!

Я пошарил по карманам — одежда-то обычная — и достал отобранный у Аглашки скомороший пищик. Забросил его в рот и шевельнул языком, прижимая к небу. Боярыня, по тишине за своей, кхм, спиной почувствовавшая, что готовится что-то недоброе, замерла, а потом глухо спросила сквозь стену:

— Что тебе надо? Кто ты?

Начнем.

— Я, — проверещал я кукольным голоском, аж уши резануло, — Петрушка, деревянная игрушка! По свету брожу, за порядком слежу!

Боярыня задергалась совсем уже сумасшедшим образом, я чуть было не испугался, что она сумеет вырваться. Не, не получилось. Значит, продолжим. Интересно, чего это она так на петрушечий голосок отреагировала?

— Сплетня до меня дошла, одна боярыня с ума сошла! Холопку убила, а вины за той не находила! Злость свою потешила, как ребенок всё решила! Кто плохо себя ведет, тому ум в задние ворота войдет!

С этими словами я с силой шлепнул боярыню по ягодицам. Та взвыла. И еще раз. И еще.

— Холопы — тоже люди, а не муха на блюде! — приговаривал верещащим голоском я, продолжая экзекуцию, — За вину накажи, за пустяк не блажи! Убивать не смей, береги людей! Кто зазря холопа прибьет, к тому Петрушка опять придет! Кто зазря прибьет холопа, того опять ждет битая… попа!

Я пришлепнул напоследок уже не белые, а розовые "тылы". В процессе воспитания боярыня крутилась, рычала, ругалась страшными словами, но раскаиваться не спешила. Видимо, правду говорят — воспитывать нужно, пока поперек лавки умещается. А потом всё — поздно. И хотя лавки здесь широкие, но положить Марфу Васильевну поперек них не получится. Так что я со своими воспитательными мероприятиями сильно запоздал.

— Будешь плохо себя вести, по всему городу придется разнести! Как боярыня попалась, да до слез наказалась!

— Нет у меня никаких слез!

— И поверят не ей, а рассказчику сплетней! Разнесут по городу как сор, наведут на ее седины позор!

— Нет у меня никаких седин!

Это взбесило боярыню чуть ли не больше, чем порка. Нет, здесь воспитание не поможет… Да и фантазия на петрушечьи речевки у меня начала заканчиваться.

Пора валить. Да не боярыню! А отсюда! Ее валить я ни в одном смысле этого слова не хочу.

Я выплюнул пищик в ладонь и, шлепнув по силуэту ладони, рванул по коридору. К тому моменту, когда разъяренный ураган по имени Марфа вырвется на волю, мне уже нужно быть в своей комнатке.

Всё же Морозова сделала выводы из прошлой истории. И вместо того, чтобы голышом орать "Все ко мне!" — она добралась до своих покоев, переоделась и только потом Дом шатнуло от ее крика. Откуда я это знаю? Ну, крик, положим, слышали все. А про ее ночное путешествие по коридорам в сарафане а-ля топик — от ее самой. Клава, в бытность свою дочкой князя, частенько подслушивала разговоры отца с помощью Длинного Слова. И меня ему научила. Правда, покои боярыни от меня все же далеко, и слышно плохо, но основную суть их разговора с сыном я уловил.

— …если хоть одна сплетня из терема в город опять уйдет — всем языки поотрезаю!

— Мама, ты сама так закричала, что все проснулись!

— Когда тебя выпорют с издевательскими приговорочками — я посмотрю, как ты будешь кричать! Хорошо хоть, одумалась, никому не сказала, что в дом опять проникли. А то снова понеслось бы: "Боярыню опять опозорили! Морозовы ничего сделать не могут!" Не дай бог до других родов дойдет!

— Да кто это такой?! Впрямь, что ли, кто-то деревянную куклу оживил?

— Сказок наслушался?! Говорил он как Петрушка, но за задницу меня лапали вполне человеческие руки! Это тот самый черномазый, что в прошлый раз…

Боярыня осеклась, не став уточнять, за что ее лапали в прошлый раз.

— Бес? — судя по всему, Морозов-средний ходил из угла в угол, как тигр в клетке.

— Лора говорила — человек. И пропала потом… Кто это такой?! Кто против нас?! Кто?! Не Милославский, не Дашков, не Телятевский, не Ромодановский, не Одевские… Старый Татев что-то задумал? Шеины опять мутят воду? Волчары Курицыных? Кто?

Больше всего, судя по всему Марфу бесило полнейшее непонимание происходящего. Ей же и в голову не могло прийти, что это не хитрозакрученная интрига, а метания одного-единственного меня.

— Может, кто-то Источник нашел? Только поумнее Осетровских оказался, — продолжала ломать голову Марфа. Так-то ее, как боярыню, по имени-отчеству надо бы, да и по возрасту она старше меня в три раза, но, после всего, что между нами было…

Я хихикнул. И тут же посерьезнел.

— Источник Осетровских до сих пор не найден, — сказал средний сын, — Может…

— Не может. Не может, я сказала! Всех тогда перебили, весь этот проклятый род, до последнего младенца! Под корень извели! Не могут это они быть!

Уф. Сынок почти угадал, хорошо, если Марфа его убедит не копать в этом направлении. Хотя, судя по ее истерике — о чем-то подобном она и сама задумывалась, но отгоняла мысли.

— Иди. Матрешку позови, пусть… ох… еще раз намажет. Как он меня отходил, сволочь… Да, и подьчего этого гони с утра в три шеи. Все подвалы обшарил, ничего не нашел.

Эй! Эй-эй-эй! Я не могу в три шеи! Я еще полы не обследовал!

— Мажь осторожнее! А то я тебя… — Марфа зарычала, — Такое сделаю, не обрадуешься!