Мангазейский подьячий

Глава 47

Впрочем, боярыня Марфа не заслуживала бы свою репутацию, если бы ее можно было надолго выбить из колеи, тем более — немудрящим комплиментом. И, хотя ей определенно было приятно — а покажите мне женщину, которой не понравится похвала ее красоте, особенно если годы берут свое и сомнения в этой самой красоте нет-нет, да и настигают — но почти тут же ее взгляд, брошенный на меня, явственно изменился. Нехорошо так изменился. Нет, в нем не появилась какая-нибудь ненависть, злоба, коварство или еще что-то такое подобное. Наоборот, в нем появилось… уважение, что ли. Если раньше в ее глазах я был чем-то вроде удачливого воришки, то сейчас в ее глазах некий «боярин Викентий» поднялся до уровня равного по статусу. До уровня того, кого надо УЧИТЫВАТЬ. И вот этот учет в ее глазах и появился. Боярыня явно размышляла, куда в своих раскладах можно втиснуть такую интересную карту, как я.

— Ты меня отпустишь? — спокойно спросила она.

Я молча указал на дверь церкви.

— Просто так? Без всяких условий?

— Условия я назвал. Я сказал — ты услышала.

Боярыня вспыхнула лицом, явно припомнив свою минутную слабость перед моими жесткими словами. Вспыхнула — и погасла. Ей бы в покер играть, цены б ей не было…

— Может, дашь одного из своих холопов проводить меня к дому? Ночами в Мангазее небезопасно.

Я спокойно посмотрел на нее. Ах ты ж, лиса Патриеевна… Из тех лис, которых «кумихо» кличут. Можно подумать, я не заметил взгляды, которые она бросала на моих девчонок, на мою команду. Морозова определенно не понимала, кто это такие, как мы связаны друг с другом, и своим вопросом осторожно прощупывала почву, пытаясь это понять. А заодно и понять — кто же я такой? Сам по себе я такой ловкий или за мной кто-то стоит? Ну что ж, придется притворяться, что я — не просто невезучий подьячий Разбойного Приказа, влипший в боярские интриги, как лягушка в мясорубку, а некий хитроковарный продуман, ведущий свою таинственную игру с некими загадочными целями.

Одиночку — сметут, перед членом группы — остановятся. Ну, или хот бы поостерегутся.

— Небезопасно, — чуть улыбнулся я, — Для боярыни.

Ага. Для менталистки, которая одним движением бровей может любую гопоту связать в три узла. Да она голышом с мешком золота через всю Русь может пройти, без всякого риска. Ну, если, конечно, на другого боярина не наткнется.

Что, боярыня Морозова, глазки-то сощурились на секундочку? Так и осталось непонятным: холопы это мои, дворяне ли или какие-то люди, которые помогают мне во имя неизвестно чего. Думай-думай, ломай голову. Чем гуще пыль — тем проще скрыться.

— Вопрос у меня к тебе есть, — наконец сказала она, — Ответишь?

— А зачем мне это? — снова полуулыбнулся я. Улыбайтесь, это всех раздражает. А еще улыбка говорит о том, что вы спокойны и полностью контролируете ситуацию. В отличие от вашего собеседника.

— Я дам слово, что не трону тебя.

— Слово боярыни Морозовой? Осетровские, наверное, то же ему верили.

— Нет! — Морозова взвилась, я ненароком угодил в больное место. Похоже она и вправду гордилась своим честным словом, — Как раз Морозовы никогда ничего Осетровским не обещали! Мы потому и были выбраны… и выбрали их, потому что никаких договоров между нашими родами не было. И клятвопреступления не было бы тоже.

Интересно, я-то сумел удержать покерфейс? Ведь такая оговорочка промелькнула, такая… Что все мои планы могут похериться.

— Так я могу задать вопрос?

— Можешь, — усмехнулся я уголком рта.

— И ты на него ответишь?

— Отвечу, — другой уголок.

Боярыня задумчиво посмотрела на меня.

— Ответишь правду? — наконец уточнила она.

— А вот это будет зависеть от вопроса.

Во время разговора мы потихоньку смещались к ее резному креслу, так и торчащему посреди церкви. И Морозова уже почти было нацелилась усесться в него, но я преспокойно обошел ее и уселся сам. Закинул ногу на ногу и посмотрел на нее добрым взглядом. Еще одна проверочка, может быть, даже машинальная. Уступи я ей место, как требовали годы воспитания в двадцать первом веке — и оказался бы в положении подчиненного. Не фактически, но психологически.

— Добрый хозяин гостям сесть предложит, — произнесла она, остановившись рядом со мной.

— Добрый гость незваным не приходит.

Морозова постояла несколько секунд, неподвижно, как вбитый гвоздь, даже не качнулась.

— Зачем тебе Тувалкаин? — спросила она, — Ведь второго Источника у тебя нет?

Как я вовремя зубами клацнул, придерживая свой болтливый язык… Который чуть не выдал, что Тувалкаина у меня-то и нет вовсе.

— Нет, — усмехнулся я, — Совсем нет.

Судя по снова чуть сощурившимся глазам, Морозова заподозрила, что у меня где-то припрятан целый склад Источников.

— Венец… — тихо произнесла она, думая о чем-то своем, — Но… Даже если и так…

Она снова посмотрела на меня:

— Для кого ты его похитил?

— Для себя.

— Врешь, — уверенно сказала она, — ты же не сумасшедший, чтобы решить, что сможешь сам…

Боярыня еще раз перевела на меня взгляд, на мое спокойное, безмятежное лицо с легкой улыбкой — надеюсь, все же легкой, а не дебильной — и тихо охнула:

— Не может быть! Ты точно сумасшедший! Тебя не примет никто! А удержаться ты не сможешь, у тебя ни рода, ни людей, ни силы!

— А у тебя есть и род и люди и силы, — согласно кивнул я, — Но это ТЫ стоишь передо МНОЙ.

Интересно, для чего ей был нужен мастер-артефакторщик? Легко прикидываться, что у меня есть какие-то глобальные планы на него, делая загадочное хлебало, но все же — за кого она меня принимает? Вернее, какие планы я, по ее мнению строю?

— Не вздумай, — серьезно сказала Морозова, — Это не угроза, боярин Викентий. Не по рту кусок хочешь откусить, рот порвешь.

— Даже очень большой кусок можно съесть, если откусывать от него понемногу.

Я прям как восточный мудрец: произнес некую глубокомысленную невнятицу, а желающие пусть разыскивают в ней тот самый глубокий смысл, пока не утонут. А ты сидишь, в позе Конфуция, весь такой мудрый-премудрый. И фиг тебя знает, был ли вообще в твой словах смысл, хоть глубокий, хоть мелкий.

— Отдай! — явно нашла какой-то Морозова, — Отдай Тувалкаина! Я двадцать лет его заставить не могла, думаешь, что ты справишься?! Отдай и Богом клянусь — по правую руку от меня встанешь!

— Ответы и вопросы закончены, — я встал, — Добро пожаловать отсюда.

Она проследила взглядом направление, которое указывал мой палец. Взгляд уперся в церковную дверь. Боярыня тяжело вздохнула:

— Когда поймешь, что… Приходи ко мне. Мое предложение все еще будет действовать. И — я поклялась, что не трону ни тебя, ни твоих друзей, ни твоих родных. Можешь быть спокоен.

Я проследил за тем, как тоненькая фигурка спускается по тропинке от церкви к городу, и закрыл дверь:

— Все собираемся! Нужно успеть исчезнуть отсюда, пока она до дома не добралась!

— Так она же слово дала, — с сомнением произнесла Клава.

— Слово — это хорошо, но дело — лучше.

— Бояре так просто словами не разбрасываются.

Я, двинувшись было к входу в крипту, тормознул:

— Не разбрасываются?

— Нет.

— Тогда вспомни — что она пообещала?

— Что никто не тронет…

— Что ОНА не тронет. Возможно, даже, она имела в виду, что не отдаст повеления нас схватить. Но за своего сына она точно не клялась.

— Но…

— Клава, ты точно хочешь узнать, было ли это прямое и честное слово или слово с хитростью, двойным дном и тайными закоулками?

Моя пухляшка засопела, но промолчала. Развернулась и пошагала за остальными. Бывшая княжна явно немного идеализировала бояр, если думала, что Морозова не найдет способ обойти собственное же обещание.

— Мурин, все готово? — спустился я в крипту.

— Да.

Лестница от неприметной двери в углу церкви изгибалась под землю и выходила в помещение длинного подземного зала, где лежали тела Осетровских. А под этой лесенкой была еще одна дверца, совсем уже крохотная — по крайней мере, входя в нее, я чувствовал себя так, как будто в окошко вылезаю — для небольшого помещеньица, вроде кладовой. Ну, как небольшого — я видел квартиры-студии меньшей площади. Но это там, в России двадцать первого века. Здесь же, на Руси семнадцатого, жили широко и даже какая-то подземная кладовка в соборе была достаточного размера, чтобы в ней могли заночевать мы все ввосьмером. Собственно, Мурин, по моей просьбе, и разложил здесь на полу набитые пересохшей соломой тюфяки, одеяла, подушки, перенес из подземелий грязную посуду, недоеденные корочки хлеба и тому подобный реквизит. Разложил все это в художественном беспорядке, так, чтобы у любого, кто доберется до этой подземной комнатенки, сразу же в мозгу загорелся однозначный ответ на вопрос: «Где вся эта шантрапа пряталась, пока мы стерегли их в церкви?». Чтобы никому в голову не пришло искать какие-то тайные проходы, или паче того — подземелья.

Думаете, кто-то умный — не будем показывать пальцем кто, потому что этот кто-то от нас ушел — может догадаться поискать в крипте? Простукать… хотя зачарованный тайный ход таким способом не найдешь… ну, не знаю — наверняка есть способы отыскивать и вскрывать тайные ходы, будь они хоть трижды зачарованы. И если воспользоваться этим ходом в крипте, то…

То тут главное одно — сначала найти крипту.

— Все ушли? Всё забрали?

Разноголосица ответов подтвердила, что да все и всё.

— Ну смотрите, потом не жалуйтесь.

Я из родовых подземелий прихватил, кроме Источника, только взятый из архива дневник основателя рода, солидную книженцию, в кожаном переплете, окованную по углам сталью. Не удивлюсь, если выяснится, что однажды предок Осетровских отбивался ею от стаи волков. В центре обложки красовалась металлическая накладка в виде того самого волка, оскалившего клыки.

Я еще раз обвел всех взглядом — Дита показала язык — и махнул рукой:

— Давай, Мурин…

— Стойте, стойте! — вдруг вскрикнула моя скоморошка, — мы Мартына забыла!

Так. Стоп. Кого?!

— Кого?!

— Кота нашего!

Тьфу ты. Я и забыл, что они кота завели, серого и полосатого. А еще я думал…

— Он же в доме остался?

— Нет, он потом в церковь пришел. Как только и нашел нас, такой умница… А сейчас он, наверное, под землей, ему там темно и страшно… — трагическим голосом произнес Аглашка.

— Мяу, — раздалось за ее спиной.

Искомый Мартын, он же серая приблуда, сидел на груди мертвого стрельца и вылизывал лапу. Причем с таким видом, как будто это он здесь всех положил в одну калитку, и чтобы вы вообще без меня делали, кожаные мешки…

— Мартынка!

Кот стоически перенес подхватывание и тисканье, но, судя по морде, с превеликой неохотой.

— Давай, Мурин, — повернулся я, — Только побыстрее, пока не вспомнили, что забыли еще какую-нибудь Буренку.

Тот достал из-за пазухи здоровенный ключ — будь он золотым, по размеру как раз походил бы на Буратинин — подцепил ногтями и вынул из бревенчатой стены пробку, скрывавшую потайную скважину, вставил в нее этот ключ и повернул полный оборот.

Собор вздрогнул, пол заходил ходуном, из дверей глухо чавкнуло и запахло сырой землей. Старый Азарий, отец Мурина, владел сильным Земляным Словом. Которое вложил и в несколько амулетов. Один из них — тот, что позволял поднимать холм вместе с церковью, чтобы она всегда была выше городской. А этот — прятал вход в подземелье. Надежно.

Если сейчас спуститься по лестнице, то вместо входа в крипту ты увидишь ровную земляную стену. Нет, крипту не засыпало. Она осталась все такой же, и те же самые гробы в ней стоят на прежних местах. Только все помещение, вместе с гробами и тайным проходом в подземелья, опустилось вниз. Под землю. Метров на двадцать.