Манипулирование словом в средствах массовой информации

Языковое воздействие на общественное сознание может проявляться в двух формах — открытой и скрытой.

Основным видом открытого воздействия как на общественное, так и на индивидуальное сознание является риторическое построение высказывания. Риторические способы воздействия на сознание, принципы и способы аргументации и убеждения осмысляются и исследуются с античности. В настоящее время отечественная и зарубежная наука достигли столь значительных успехов в исследовании открытых форм воздействия на сознание, что эта коммуникативная модель представляется в достаточной степени изученной.

В последние десятилетия все большее значение и актуальность приобретают скрытые формы воздействия на общественное сознание. Наиболее распространенным и эффективным видом скрытого воздействия на сознание является языковое манипулирование общественным сознанием.

Средства массовой информации реализуют возможность влияния на общественное сознание столь интенсивно, что ряд исследователей^{8} считает манипулятивное воздействие одной из важнейших функций средств массовой информации наряду с информационной, образовательной, артикуляционной, функциями критики и контроля.

Манипулирование сознанием может осуществляться вербальными, визуальными и акустическими способами на трех уровнях: индивидуальном, групповом и массовом. Как правило, акустические и визуальные способы сопровождают и усиливают языковое воздействие, однако в некоторых случаях они могут нести самостоятельную воздействующую нагрузку. Например, если в тексте репортажа на телевидении рассказывается о нищете в странах Африки, а видеоряд показывает голодающих, то визуальное воздействие будет усиливать вербальное, а если на уровне текста речь будет идти о стремительно улучшающихся условиях жизни жителей континента, а видеоряд будет демонстрировать умирающих от голода людей, то визуальное воздействие будет самостоятельным и доминирующим.

Субъектом манипулирования сознанием в современном обществе активно выступают средства массовой информации. Путем манипулирования в сознание внедряются идеи, образы, ассоциации, стереотипы, которые могут полностью, причем незаметно для объекта воздействия, изменить его отношение к определенному предмету, явлению, группе явлений или изменить картину мира большинства представителей определенного социума.

Под языковым манипулированием мы понимаем скрытое языковое воздействие на адресата, намеренно вводящее его в заблуждение относительно замысла или содержания речи. Определяющим фактором и, следовательно, интенциональной основой языкового манипулирования является некритическое восприятие информации адресатом.

Для выявления языкового воздействия в текстах средств массовой информации особенно важными являются следующие критерии анализа текста.

Референция — соотношение высказывания с действительностью. Интерпретация фактов в текстах СМИ может быть субъективной, предопределенной мировоззренческой позицией адресата и адресанта. Искажение действительности, тенденциозность и необъективность могут проявляться как в предоставлении ложной информации и дезинформации читателя/зрителя, так и в воздействии на ассоциативное мышление человека, в создании эмоционально-нагруженного контекста. Рассматриваемый критерий строится на референциональном анализе высказывания и будет подробнее рассмотрен ниже, но в общих чертах сводится к тому, что данные средств массовой информации можно с определенной степенью точности соотнести с историческими и политическими реалиями, с официальными международными и государственными документами, чтобы установить, насколько корректна информация и интерпретации в СМИ.

Вторым критерием является наличие лингвистических аномалий, в данном случае — преднамеренно использованных в речи конструкций, не мотивированных системой языка; нарушений сочетаемости слов (лексической и синтаксической), синтаксической структуры. Тексты качественных средств массовой информации, информационных агентств являются образцом правильной речи, поэтому отступление от норм литературного языка свидетельствует чаще всего о преднамеренном прагматическом нарушении правила.

Третий критерий — частотность употребления. В том случае, если определенный прием воздействия единичен, используется одним журналистом, исследователь еще не имеет достаточных оснований для именования его способом целенаправленного языкового воздействия. В таком случае речь может идти об авторском оформлении высказывания, стилистических особенностях и позиции конкретного журналиста, однако о приеме воздействия в таком случае говорить сложно. Частотность употребления может иметь разное происхождение. Необходимо отличать обращения первых лиц государства, транслируемые и цитируемые различными средствами массовой информации, от статей разных авторов в информационных блоках СМИ. Очевидно, что если один и тот же оборот речи, не мотивированный реальной ситуацией и языком, употребляется в ряде статей разных авторов, представляющих различные информационные агентства, то речь может идти о сложившемся приеме воздействия.

Таким образом, метод исследования опирается на три критерия анализа: референцию, лингвистические аномалии, частотность употребления лингвистических форм.

§ 1. Освещение проблемы языкового воздействия на сознание в научной литературе

Исследование проблемы языкового воздействия на сознание в деятельности средств массовой информации имеет свои научные традиции и историю. Первые соответствующие труды по изучению СМИ — исследования газет — появились в начале XX в. Научный интерес к воздействию средств массовой информации и к массовой пропаганде возрос с началом Первой мировой войны. В конце 20-х гг. вышла знаменитая книга «отца западной теории массовой коммуникации» X. Ласуэлла «Техника пропаганды в мировой войне», которую западные ученые цитируют и в начале третьего тысячелетия. В вышедшей в 1928 г. книге Э. Бернайза «Пропаганда» предпринята одна из первых попыток разработки и анализа механизмов управления массовым сознанием.

Радио, ставшее достоянием масс с двадцатых годов XX в., вскоре также стало объектом многих исследований. Во время Второй мировой войны средства массовой информации превратились в мощное международное оружие; в науке появился новый термин — «психологическая война». В период холодной войны возрос научный интерес к пропаганде: началось изучение пропагандистских методов фашистского режима, две противоборствующие общественно-политические системы вырабатывали новые методы пропаганды. В это же время начали появляться организации по борьбе со злоупотреблением свободой слова в СМИ, стал подниматься вопрос медийной грамотности. Например, в 1971 г. общество учителей английского языка США приняло резолюцию «О нечестном и негуманном использовании языка», призывающую изучать использование языка в рекламе, обнародовать результаты исследований, вырабатывать методы противостояния нечестному употреблению языка и обучать им детей со школьной скамьи^{9}.

В современной научной литературе проблема языкового воздействия на сознание разработана неравномерно. Отдельные аспекты языка СМИ затрагиваются в политологических, социологических, философских и психологических исследованиях манипулирования сознанием (А. Адесанья, Г.В. Грачев, E.Л. Доценко, С.Г. Кара-Мурза, И.К. Мельник, Г. Маркузе, В. Терин, Н. Хомский, М. Брэйтвэйт, Ф. Виаллон, К. Вильямс, Р. Жакар, Дж. Китзинджер, Р. Сирино, Г. Шиллер, Дж. Элридж). Однако языковой анализ в большинстве исследований ограничивается приведением ряда эвфемизмов, получивших наиболее широкое распространение в текстах массовой информации, и упоминанием отдельных вербальных манипуляционных приемов. Эта же тенденция характерна и для большинства книг о пиаре, рекламе и выборных технологиях (А.С. Миронов, Ж. Сегела, А. Цуладзе, В.В. Кей), в которых фактически нет упоминания о вербальных методах воздействия на сознание, за исключением цитирования особо удачных или неудачных воззваний и лозунгов.

Собственно лингвистические исследования создают следующую картину. Газетные тексты рассматривались с точки зрения лингвостилистики (Г.Я. Солганик, И.Р. Гальперин и др.). Глубокий и многосторонний анализ языка печатных изданий представлен в диссертационном исследовании В.Г. Костомарова, однако центральной проблематикой работы стала лингвостилистическая характеристика текстов; к тому же, сам предмет исследования — тексты советской прессы 1960-х годов — представляет материал иного характера, чем тексты печатных и электронных СМИ начала XXI века.

Проблемы референции, истины и лжи в языке, в том числе и в языке СМИ, поднимались Р. Блакаром, Д. Болинджером и В. Лютсом; большую ценность представляет лингвистический анализ скрытых смыслов в языковых конструкциях (А.А. Масленникова, Т.М. Николаева), многие лингвистические аспекты языка средств массовой информации обсуждались на международных конференциях «Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования», прошедших в МГУ в 2001 и 2008 гг.

Большой вклад в исследование новостного дискурса аудиовизуальных СМИ внесен нидерландским исследователем Т. Ван Дейком. В его книге «Язык. Познание. Коммуникация»^{10} впервые констатируется первичность вербального аспекта в изучении деятельности средств массовой информации. По мнению автора, до последнего времени научный интерес исследователей лежал преимущественно в сфере социологии, и рассмотрение лингвистических и стилистических особенностей масс-медийного дискурса подменялось социологическим анализом содержания информации.

В работах Т. Ван Дейка впервые были соединены структурное и семантическое исследования новостного дискурса.

Суггестологическое исследование тропов в текстах российских СМИ было проведено М.Р. Желтухиной^{11}: в работе рассмотрено функционирование тропов в когнитивно-прагматическом моделировании суггестивности и их прагматическая реализация.

Фундаментальная работа Т.Г. Добросклонской^{12}, посвященная языку средств массовой информации и медиалингвистике, на основе подробного цитирования западных источников устанавливает ряд закономерностей построения масс-медийного текста: синтагматическое членение высказывания, грамматическая вариативность и ее связь с интерпретацией текста, особенности выражения мнения автора текста, ряд лингвокультурологических особенностей дискурса, анализ концепции медийной грамотности. Отдельные лексические аспекты текстов средств массовой информации, в первую очередь частотность употребления лексических единиц и проблемы ключевых слов, были рассмотрены в работе Б.В. Кривенко^{13}.

Следует подчеркнуть, что отечественная наука длительное время (фактически до начала 90-х гг.) практически отрицала роль СМИ в управлении общественным мнением, в то время как в западных научных исследованиях проблема воздействия информации на сознание была актуальнейшим вопросом со времен Первой мировой войны.

§ 2. Терминологическое разграничение понятий

Понятийный аппарат анализа и систематизации способов воздействия слова на сознание включает в себя следующие термины: риторика, манипулирование сознанием, пропаганда, языковая демагогия, брейнуошинг, нейро-лингвистическое программирование, суггестия, пиар. В научной литературе, посвященной механизму воздействия на общественное сознание, не прослеживается терминологической точности: в разных исследованиях одни и те же процессы и явления могут обозначаться различными терминами. Признавая близость терминов и стоящих за ними процессов, мы считаем необходимым внести некоторую ясность в эту проблему и систематизировать имеющиеся теоретические определения. Попробуем провести более четкие разграничения между ними.

Языковое манипулирование сознанием было выше определено как скрытое языковое воздействие на адресата, намеренно вводящее его в заблуждение относительно замысла или содержания речи, осуществляемое на трех уровнях: индивидуальном, групповом и массовом. В литературе выделяются следующие основные особенности языкового манипулирования: скрытость и тайный характер намерений, использование адресата как средства достижения целей адресанта, стремление адресанта подчинить адресата своей воле, разрушающий личность деструктивный эффект воздействия.

Ряд ученых считает воздействие на общественное сознание принципиальной позицией журналистики, присущей большинству материалов общественно-политического содержания даже в тех случаях, когда декларируются объективность, нейтральность и плюрализм. Масштаб и эффективность манипулятивного воздействия средств массовой информации определяется экспериментальным путем. По данным социологических исследований^{14}, текст средств массовой информации адекватно воспринимают только 13,6 % аудитории. Эта часть аудитории «понимает пропагандистскую заданность передачи и формулирует по просьбе интервьюера ее суть»^{15}. Частично адекватно (отмечая не сверхзадачу, а прагматическую цель) воспринимают 27,2 %, а 39,2 % воспринимают информацию СМИ неадекватно (выхватывают информацию нижних уровней содержательной структуры). Таким образом, большая часть аудитории средств массовой информации представляет собой потенциальный объект воздействия.

Риторика — это «наука о целесообразном слове»^{16}, теория аргументации, открытое убеждение собеседника, не вводящее адресата в заблуждение относительно замысла и предмета речи, в отличие от софистики, которой с позиций классической риторики близко языковое манипулирование. В процессе языкового манипулирования нарушаются такие основные правила поведения ритора, как честность (запрет на введение аудитории в заблуждение относительно содержания, целей речи и т. д.), скромность (запрет на публичные оскорбления и бездоказательные прямые оценки), предусмотрительность (запрет на информирование о мнимой опасности, запрет на введение паники)^{17}.

Вместе с тем многие классические приемы риторики успешно используются в процессе скрытого воздействия, в целях наиболее эффективного воздействия на аудиторию: параллельные конструкции, повторы, тропы соединяются с приемами, известными риторике, но запрещенными ею (подмена аргумента, уничижительная метафора, сокрытие цели речи путем переноса смыслового акцента). Особенно успешно используются тропы, создающие яркий образный строй текста.

Для идеальной теоретической риторики приемы манипулирования и введения адресата в заблуждение неприемлемы. На практике, однако, в речах даже лучших риторов можно найти немало преступлений законов высокой риторики — манипулятивных приемов. Однако здесь необходимо понимать, что риторика имеет дело, в первую очередь, с фактами обращения к большей или меньшей аудитории оного оратора — более или менее успешного. В случае с языковым манипулированием, приемы которого встречаются в риторической практике, речь идет о единой системе средств скрытого воздействия, оказывающих единое влияние на аудиторию, способных изменять языковую картину мира и формировать семиотический зонтик общества.

При определенной схожести и пересечении используемых риторикой и скрытым воздействием методов, их онтология и масштаб воздействия остаются различными.

В отношении термина пропаганда у современных западных исследователей нет единого мнения. Некоторые считают пропаганду устаревшим термином, подчеркивая, что в современном обществе приемы грубого навязывания мнения не эффективны.

Так, нередко в литературе можно встретить мысль о том, что западные средства массовой информации не являются средством пропаганды. Вместе с тем во многих исследованиях (М.Р. Желтухина, А.С. Миронов, X. Ласуэлл) перечисляются приемы пропаганды, характерные для процессов скрытого воздействия на сознание (отбор «удобной информации», искажение фактов, обращение к узкому кругу экспертов, демонизация врага).

Слово пропаганда часто используется как термин с очень широким значением и отрицательными коннотациями, описывающий любое воздействие на массовое сознание через СМИ. В этом понимании термин включает в себя также и понятие манипулирования сознанием и даже, в какой-то мере, отдельные аспекты системы образования, воспитания и социализации личности. Пропаганда кардинально отличается от языкового манипулирования сознанием открытым постулированием цели высказывания, в то время как в процессе манипулирования цель высказывания является скрытой.

В последнее время в некоторых западных и отечественных исследованиях стало вводиться очень важное терминологическое разграничение между «жесткой» и «мягкой» пропагандой.

Под «жесткой» пропагандой подразумевается грубое навязывание мнений, выраженная тональность комментариев, обман.

«Мягкая» пропаганда (этот термин синонимичен манипулированию) понимается как скрытая пропаганда, замаскированная под беспристрастное повествование, характеризующаяся нейтральностью тона и внешней «объективизацией» информации.

Подробно технологии и принципы действия пропаганды рассмотрены в исследованиях А.С. Миронова и Л. Войтасика^{18}.

Термин «языковая демагогия» был введен Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелевым и определен как прием непрямого воздействия на реципиента, когда идеи, которые необходимо ему внушить, не высказываются прямо, а навязываются ему исподволь путем использования возможностей, предоставляемых языковыми механизмами. Сущность этого приема определяется следующим образом: «речевое воздействие на адресата осуществляется не прямо “в лоб”, а замаскированно»^{19}.

Основным способом воздействия на второго коммуниканта, по мнению исследователей, является маскировка субъективного утверждения (ассерции) под суждение, воспринимающееся как общеизвестный факт (пресуппозицию).

Исходя из данного определения, можно говорить о синонимичности терминов «языковая демагогия» и «языковое манипулирование», однако второй термин представляется нам более удачным ввиду того, что семантика слова «манипулирование» предполагает направленное и продуманное действие манипулятора, в то время как понятие «демагогия» в первую очередь связано с межличностной коммуникацией, не имеющей жесткой и четко выверенной цели.

Нельзя не отметить также, что потенциал способов воздействия на реципиента, используемых манипулятором, значительно шире маскировки ассерции под пресуппозицию.

Термин «брейнуошинг» (фонетическое написание английского «brainwashing» — промывание мозгов) в отечественных исследованиях употребляется как синоним термина «манипулирование сознанием». Авторы исследований советского периода рассматривали брейнуошинг как реалию времен холодной войны^{20}. Совсем по-иному брейнуошинг определяется в западной научной традиции: не просто как определенное воздействие на сознание, но как систематическое внушение идей, сопровождающееся всеми видами физического и психического воздействия. Техника брейнуошинга предполагает изоляцию человека от предшествовавших источников информации, требование полного повиновения общественному режиму; за отказ от выполнения требований человека ждет критика, остракизм, лишение сна, пищи, контакта с миром, а затем — тюремное заключение и пытки^{21}. В наши дни брейнуошинг, прекрасно описанный в романе Дж. Оруэлла «1984»^{22}, широко используется в тоталитарных сектах.

Манипулирование сознанием исключает применение физической силы, не требует психологической реабилитации, не оказывает жесткого психологического давления на человека.

Одно и то же суждение может быть внушено человеку разными способами. Так, в секте загипнотизированному человеку могут внедрить в сознание, что, допустим, воровство необходимо для достижения высшей духовной цели, и ту же идею можно внушить и через СМИ: «научными» исследованиями о нормальности, распространенности и неизбежности этого явления, рассказами об авторитетах, для которых это единственный смысл жизни, и т. д. Противостоять скрытому вербальному воздействию, на наш взгляд, сложнее, чем брейнуошингу и другим видам открытого принуждения, поскольку выявить воздействие скрытого характера намного сложнее, чем физическое воздействие брейнуошинга. По мнению исследователей^{23}, манипулирование сознанием лишает индивидуума свободы в гораздо большей степени, нежели прямое принуждение, так как объект скрытого воздействия утрачивает возможность рационального выбора. «Возникает новый, худший вид тоталитаризма, заменившего кнут гораздо более эффективным и более антигуманным инструментом — “индустрией массовой культуры”, превращающей человека в программируемого робота. Как сказал немецкий философ Краус о нынешней правящей верхушке Запада, “у них — пресса, у них — биржа, а теперь у них еще и наше подсознание”»^{24}.

Пиар (фонетическое написание английской аббревиатуры «PR» (Public Relations) — буквально — «связи с общественностью») определяется как аспект коммуникации, вводимый с целью повысить общественный интерес к определенному предмету^{25}. Этим предметом может быть политический или общественный деятель, политическая организация или партия, коммерческая организация или благотворительное общество, религиозная организация или информационное агентство, страна или человек. Цель пиара, соотносимого в нашем понимании с рекламой, но предстающего в иных масштабах и воплощениях, — оптимизация коммерческой деятельности и взаимоотношений клиента и компании, а также решение политических задач с помощью политтехнологий. Пиар предполагает сходные формы воздействия на любых «покупателей товара»: будь то акционеры фирмы или избиратели, голосующие за определенного кандидата. Пиар реализуется также на уровне международных отношений, пример тому — учрежденное в США в 2002 г. Министерство всемирных связей (OFFICE of Global Communications), цель которого — улучшить сложившийся в мире отрицательный имидж США.

Скрытое языковое воздействие на сознание может являться частью «инвентарного оснащения» пиара и применяться наряду с другими средствами общественного воздействия (финансовыми, законодательными, принудительными и др.).

Суггестия определяется в существующих (сравнительно немногочисленных) исследованиях^{26} как разновидность манипулирующего воздействия на психику, чувства, волю и разум адресата, связанного со снижением сознательности, аналитичности и критичности при восприятии внушаемой информации.

Исходя из подобного определения, сложно сделать вывод о соотношении суггестивного воздействия с другими видами влияния, поскольку неясен характер зависимости между степенью снижения сознательности в процессе суггестии и спецификой самого воздействия: является ли снижение сознательности причиной, необходимым условием, результатом или следствием воздействия. Вопрос вызывает и положение о сознании, «не привыкшем к мыслительной деятельности»^{27}, как о наиболее подверженном внушению; представляется, что в данном случае речь должна идти, скорее, об отсутствии навыков аналитического мышления, а не о мышлении как процессе получения знания о сущностных свойствах предметов и явлений.

Поскольку в процессе внушения происходит изменение нейрофизиологической динамики адресата, в результате чего он «приобретает особый нейропсихический портрет»^{28}, характерной чертой суггестии является подавление рационального мышления.

Именно в этом видится принципиальное расхождение между понятиями суггестии и манипулирования: суггестивное воздействие представляется нам более глубинным и соотнесенным с биопсихологическим стимулом, в то время как языковое манипулирование не подавляет рациональное мышление, а лишь направляет его в нужном для манипулятора русле. Внушение, или суггестивное воздействие, может быть сопровождающим фактором нейро-психологического характера по отношению к языковому манипулированию.

Нейро-лингвистическое программирование (НЛП) — прикладной метод, разработанный американскими филологами Р. Бандлером и Дж. Гриндером в 1972 г. Данное направление в психологии отличается от аналогичных психотерапевтических методов — психоанализа, групповой психотерапии, гештальттерапии — ориентацией на эффективность проведения терапевтического вмешательства. Согласно одной из версий, НЛП возникло как теоретическое обобщение характерных особенностей практики известных психотерапевтов, которая представляется неискушенному зрителю схожим с магией. Отсюда название одной из книг Р. Бэндлера и Дж. Гриндера — «Структура магии»^{29}.

Теоретическая база НЛП представляется нам недостаточно разработанной, так же как и этико-моральные пределы его применения. По мнению некоторых отечественных психологов (А.А. Леонтьев), НЛП не является методом, имеющим научные основания и заслуживающим внимания.

НЛП относится к сфере межличностной, а не массовой коммуникации и связано в первую очередь с областью психологии личности.

Подводя итог сказанному, отметим, что воздействие на сознание описывается рядом терминов; обозначение процесса воздействия определяется его целью и мотивом, структурно-функциональными особенностями процесса воздействия, спецификой объекта, на который оно направляется. Методами языкового воздействия на общественное сознание можно назвать риторику, пропаганду (мягкую и жесткую), языковое манипулирование, языковую демагогию, брейнуошинг. Пиар относится к сфере реализации указанных методов, нейролингвистическое программирование — к сфере психологии личности и самовоздействия. Суггестия представляет собой одно из направлений манипулирования, близкое к пропаганде.

Термины «мягкая пропаганда», «языковое манипулирование» и «языковая демагогия» являются, в нашем понимании, синонимичными.

Приемы открытого воздействия на сознание могут использоваться одновременно со скрытыми.

Языковое манипулирование отличается от других видов аргументации и воздействия: от риторики — большей скрытостью воздействия, неосознанным для реципиента процессом аргументации; от «промывания мозгов» (brainwashing) — отсутствием физического воздействия и очевидной психологической агрессии; от пропаганды — менее явной и очевидной нацеленностью на результат воздействия (термин «пропаганда» соотносится с целью и результатом воздействия: пропаганда чего? — здорового образа жизни и т. д.), термин «манипулирование» описывает процесс и средства воздействия.

Манипулирование сознанием — проблема, имеющая универсальную значимость, ее изучают многие науки: психология, философия, социология, медицина, история, юридические и технические науки. Лингвистика разрабатывает свое направление данной проблемы. Манипулирование сознанием, осуществляемое по вербальным и невербальным каналам воздействия, в первую очередь является предметом лингвистики, психолингвистики и психологии.

Лингвистика изучает построение манипуляционного высказывания в рамках различных направлений (дискурс-анализа, когнитивной лингвистики, критической лингвистики, лингво-культурологии) и позволяет прогнозировать реакцию реципиента, основываясь на лексико-семантических, грамматических, фонетических и риторических законах языка.

Психология личности исследует акустические, визуальные и вербальные способы воздействия на индивидуальное сознание и позволяет прогнозировать реакцию индивида. Общественная психология рассматривает воздействие СМИ на массовое сознание, его эмоциональный и рациональный уровни, на коллективное (социальное) бессознательное.

В философском плане особенно важно осмысление термина общественное сознание. В современной философии и социологии существует несколько пониманий общественного сознания, причем, если в отечественной традиции это направление развивалось широко, то в зарубежной традиции часто отсутствует даже сам термин, а использование термина «public conscience» является, скорее, исключением. Единственный сопоставимый термин, употребляемый в западных исследованиях и энциклопедических изданиях (Encyclopedia Britannica) — «общественное мнение» (public opinion).

В научной литературе нет единого определения «общественного сознания». Широко используемое определение — «совокупность идей, взглядов, представлений, существующих в обществе в данный период, в котором отражается социальная действительность»^{30} — оставляет без ответа много вопросов: о субъекте общественного сознания, о процессе и принципе сложений сознаний и т. д.

Под общественным сознанием мы будем понимать «целостное духовное явление, обладающее определенной внутренней структурой, включающее различные уровни (теоретическое и обыденное сознание, идеология и общественная психология) и формы сознания (политическое и правовое сознание, мораль, религия, искусство, философия, наука)»^{31}.

Под реципиентом, или получателем информации средств массовой коммуникации, подразумевается аудитория СМИ как совокупность языковых личностей, каждая из которых представляет собой совокупность речемыслительных особенностей данного речекультурного образования.

§ 3. Теоретические основы изучения языкового воздействия на сознание

Приступая к описанию метода анализа текстов на предмет выявления скрытого языкового воздействия, остановимся на тех фундаментальных положениях языкознания, которые составили основу изучения взаимовлияния человека и общества.

Исследования, имеющие для нас основное значение, можно условно разделить на несколько тематических групп, охватывающих универсальные проблемы онтологии языка: исследования, посвященные соотношению языка и речи; исследования о восприятии языкового знака; исследования по проблеме языка и общества. Также можно выделить четвертую группу исследований, к которой относятся основные труды о строении языка, его внутренней структуре: лексике, фонетике, морфологии, синтаксисе и т. д.

Рассмотрим три первые группы.

1. Выделение дихотомии язык vs речь Ф. де Соссюром дало основу для определения онтологии воздействия на сознание.

Язык, будучи «отправным началом, нормой для всех проявлений речевой деятельности», «практикой речи, отлагаемой во всех, кто принадлежит к одному общественному коллективу», «готовым продуктом, пассивно регистрируемым говорящим»^{32}, дает основу речевой деятельности. Выбор средств выражения мысли осуществляется на уровне акта речевой деятельности.

Определенное именование и языковая оценка определенного объекта/события не навязываются первому коммуниканту языком, но являются результатом свободного выбора субъектом речи определенной языковой единицы из ряда синонимов.

Признавая последнее утверждение верным по сути, нельзя не отметить тот очевидный факт, что свободный выбор именования может быть ограничен рядом факторов, в первую очередь — коннотационно-стилистическими характеристиками слова. Здесь же необходимо отметить и немотивированность языкового знака: поскольку обязательная связь между означающим (сигнификатом) и означаемым (денотатом) отсутствует, означаемое не навязывается первому коммуниканту.

В этом выборе языкового знака для конкретной речевой ситуации из широкого ряда синонимов, существующих в языке, исследователи отмечают главное условие воздействия: «Даже если отправитель старается “выражаться объективно”, видно, что осуществляемый им выбор выражений структурирует и обусловливает представление, получаемое реципиентом. Эта присущая языку и пользующемуся языком человеку способность к структурированию и воздействию и есть как раз то, что мы имеем в виду, утверждая, что “язык есть инструмент социальной власти”»^{33}.

2. Понятие языкового знака складывалось в языкознании на протяжении долгого времени. Понятие знака как единства означаемого и означающего, цепи звуков и потока мыслительного содержания впервые было применено к конкретному описанию языка Ч. Пирсом, Ч. Моррисом и Ф. де Соссюром. Ч. Пирс и Ч. Моррис выделили в семиотическом процессе четыре составляющих: означаемое, означающее, интерпретанту (внутреннюю связь сигнификата и денотата) и интерпретатора (нечто становится знаком в том случае, если оно интерпретировано как знак). Для изучения процесса воздействия на сознание очень важно учитывать наличие интерпретатора (хотя возможность введения «интерпретатора» в собственно структуру знака представляется спорной): выбор определенного языкового средства в любом процессе коммуникации, особенно манипулятивном, осуществляется с учетом и с расчетом на определенную интерпретацию.

3. Языковое воздействие на сознание не может быть понято в отрыве от проблемы взаимодействия языка и общества.

Закономерность такого подхода к языку заложена в самой его структуре. Еще Ф. де Соссюр разделял внешнюю и внутреннюю лингвистику. К области внешней лингвистики им были отнесены аспекты взаимосвязи языка с этнологией, историей нации, политической историей, культурой, религией, географией.

Изучением же внутренней системы языка, подчиняющейся лишь собственному порядку, занимается внутренняя лингвистика.

Взаимодействие языка и общества имеет амбивалентный характер: как общество воздействует на язык, так и язык воздействует на общество. Действительно, развитие общества является важным импульсом для развития языка. Поскольку «язык всеми тончайшими фибрами сросся <...> с силой национального духа»^{34}, он представляет интерес с точки зрения цивилизационного научного подхода при изучении культуры.

«Система культурных моделей той или иной цивилизации фиксируется в языке, выражающем данную цивилизацию»^{35}.

В литературе нередко отмечалось, что язык реагирует на общественные изменения более чутко, чем другие области культуры, изменения в обществе могут затрагивать фонетику, лексику, грамматику. Наиболее зависимой от социодинамики общества, от внешних контактов страны, от ее технического развития является лексика. Особенно отчетливо языковые изменения заметны в моменты крупных общественных сдвигов. В языкознании были подробно исследованы языковые процессы, происходящие в моменты социальных революций. Р. Блакар отмечает, что именно в моменты кризисов и резких перемен мы замечаем, как язык осуществляет свою власть над нами.

Он приводит в качестве доказательства высказывания двух исследователей — X. Энзесбергера («Крушение в 1945 г. германского рейха привело к катастрофе в языке») и В. Хинтона («Каждая революция создает новые слова. Китайская революция создала целый новый словарь»)^{36}.

Обращаясь к материалу русского языка, можно привести примеры лексических изменений, произошедших вследствие исторических событий 1920-х гг.: «Уходит со сцены государственная, административная, судебная, церковная, финансовая и т. д. терминология в связи с уничтожением старых учреждений, должностей, чинов, титулов (ср., например: городовой, экзекутор, столоначальник, подать, акциз, мещанин, гласный, богодельня и др.). Уходит и многообразная лексика, связанная с общественными и бытовыми отношениями капиталистического общества (ср., например: прошение, проситель, обыватель, господин, барин, гувернер, инородец, прислуга, провинция, харчевня, лакей)»^{37}.

С другой стороны, язык как автономное явление, как творческий феномен может в свою очередь оказывать воздействие на общество, на движение истории, предвосхищая и даже моделируя события. Одна из любопытных концепций взаимовоздействия общества и языка была предложена французскими структуралистами в 60-е гг. XX в. Структуралисты считали, что человек создается набором структур: люди представляют собой подобие шахматных фигур, лингвистических, математических или геометрических единиц: они не существуют вне уже установленных отношений, а лишь специфицируют вид поведения.

Из этого следует, что, разрушив структуры, можно разрушить и человека, и общество. Эта мысль подготовила почву для студенческих выступлений в Париже в мае 1968 г. Новые левые полагали, что современное общество потребления подлежит слому и что разрушить общество можно предварительно разрушив его язык, который они понимали как единство языковых штампов, клише, стереотипов, избитых лозунгов.

Одним из интеллектуальных вдохновителей парижских событий 1968 г. называют Г. Маркузе, автора книги «Одномерный человек», в которой затрагивается проблема манипулирования сознанием через механизмы современного общества.

По мысли философа, современное индустриальное общество манипулирует людьми, создавая в них рабскую зависимость от благ цивилизации, комфорта и готовых истин, подносимых массовой коммуникацией. «В современную эпоху технологическая реальность вторгается в личное пространство и сводит его на нет. В специфическом смысле развитая индустриальная культура становится даже более идеологизированной ввиду того, что идеология воспроизводит самое себя. Язык и речь становятся магическими, авторитарными и ритуальными элементами.

Этот язык постоянно навязывает образы и тем самым препятствует развитию и выражению понятий. Сведение понятия до фиксированного образа, задерживание развития посредством самоудостоверяющих гипнотических формул, невосприимчивость к противоречию, отождествление вещи (или человека) с ее (его) функцией — таковы тенденции, обнаруживающие одномерное сознание в том языке, на котором оно говорит»^{38}.

Идеи, близкие структуралистскому тезису об изменении общества через язык, параллельно развивались в «неоавангардистской шоковой терапии и эстетике молчания 1960-х»^{39}, выдвинувшей термин «атака на язык» для обозначения стратегии разрушения общественных устоев путем «лингвистического нигилизма», объявившего войну обществу и ведущего борьбу со знаковым закреплением традиций в языке политики, искусства, культуры, масс-медиа. С аналогичными идеями выступали и некоторые сторонники деконституционализма и постмодернизма.

Воздействие общества на язык может иметь как открытый, явный, так и скрытый, тайный характер. Открытое влияние общества на язык может проходить в официально установленных и законодательно закрепленных формах. Общество всегда принимало самое активное участие в процессах развития языка, влияя как на его внутриструктурную организацию, так и на объем функционирования языка. В государстве может существовать специальный институт, контролирующий языковые правила, введение неологизмов (L'Acad'emie Francaise во Франции), могут проводиться регулярные реформы языка. Так, можно вспомнить реформу литературного языка при Петре I, введение новой орфографии в России в 1918 г., создание графических систем для народов СССР в 20-е гг. Именно в связи с подобными изменениями в языке под воздействием разнообразных факторов общественной жизни в языкознании появился термин «языковая политика». Языковая политика определяет положение языка внутри страны, за ее пределами, внутреннюю структуру языка, включает в себя языковое конструирование и языковое строительство. Способы скрытого языкового воздействия будут подробно рассмотрены ниже.

§ 4. Система средств массовой информации

Система средств массовой информации включает в себя печатные издания (газеты и журналы), радио, телевидение, Интернет. Средства массовой коммуникации являются, по мнению некоторых исследователей, более широким понятием и включают также кинематограф, звуко- и видеозапись, телетекст, рекламные щиты и панели, домашние видеоцентры, сочетающие телевизионные, телефонные и компьютерные линии связи^{40}. Многосенсорный принцип воздействия на аудиторию усиливает эффект. Казалось бы, по мере распространения радио, телевидения и Интернета информирование через газеты должно отходить на второй план. Все чаще сегодня звучат предположения о возможном вытеснении радио и печатных СМИ более оперативными, многофункциональными и более прибыльными интернет-СМИ. Так, поданным исследования, проведенного исследовательской компанией Gallup, в течение всего дня общее количество пользователей сайтов «Яндекс» и «Mail.Ru» сопоставимо с аудиториями таких каналов, как СТС и ТНТ^{41}.

Большая часть исследований медиарынка констатирует сокращение тиража печатных изданий: так, например, в США падение тиража газет ежегодно составляет от 1 до 1,4 % ^{42}. Почти все западные газеты имеют свой интернет-сайт, что облегчает людям доступ к самой последней информации. Аудитория печатных СМИ тем самым увеличивается, доступ к информации газеты получают теперь не только жители страны, в которой издается газета или журнал, но и люди любой другой страны, пользующиеся сетью Интернет. Так, сайт газеты The New York Times насчитывает более 14 миллионов уникальных посетителей в месяц, и посещаемость постоянно растет^{43}. В мировой информационной сети находятся и официальные сайты различных государственных и общественных организаций (сайты Белого дома, ООН, НАТО), также информирующие посетителей о различных событиях.

Способы вербального воздействия на сознание являются однотипными в деятельности разных типов СМИ, поэтому его сущность и специфика в СМИ может быть раскрыта на материале печатных изданий. За рамками научного охвата при исследовании печатных изданий остаются в основном просодические изменения (изменения фонетических признаков таких, как тон, громкость, темп, общая тембровая окраска речи), модификация интонационного контура диктором при произнесении определенного текста в эфире, хотя ряд просодических, ритмических и фонетических особенностей текста можно проследить на уровне письменного текста.

§ 5. Стилистическое своеобразие языка газеты

Остановимся на особенностях публицистического стиля печатных изданий. Это необходимо для правильного разграничения «естественных» стилистических особенностей прессы, обусловленных используемым функциональным стилем, и особенностей прагматического характера. Аудитория издания также имеет определенный навык верной интерпретации ряда клишированных конструкций. Ряд языковых приемов представляет собой художественно-поэтические средства создания текста, основная цель которых не в передаче скрытой подтекстовой информации, а в обогащении языка повествования.

И, наконец, ряд приемов используется с целью воздействия, в первую очередь скрытого, на аудиторию. Для того, чтобы правильно выделить эти способы воздействия в тексте, необходимо отличать их от элементов функционального стиля и художественно-поэтических средств.

Газетно-публицистический стиль — один из шести (по классификации В.В. Виноградова) функциональных стилей языка.

Поскольку основной материал нашей книги представляют собой тексты англоязычных средств массовой информации, мы будем опираться на фундаментальное исследование И.Р. Гальперина «Очерки по стилистике английского языка». Внутри газетно-публицистического стиля существует несколько функциональных групп: заголовки, газетные сообщения, краткие сообщения (Brief News), коммюнике (Communique), газетные статьи.

Каждая из групп имеет свои лингвистические особенности.

Заголовки, как правило, многоступенчато излагают основные положения газетной статьи. Языковые особенности заголовков английской газеты обусловлены их функциональным назначением — кратко передать содержание статьи, следовательно, в них опускаются артикли, связочные глаголы, местоимения, широко используются инфинитивные и эллиптические конструкции. Многие заголовки газет построены в виде вопросов, часто в целях эмфазы используется повтор.

Газетные сообщения состоят не более чем из трех длинных сложноподчиненных предложений, со сложной и разветвленной структурой придаточных предложений. На первое место часто выводится, даже если это ломает синтаксическую конструкцию, та часть высказывания, которая считается особенно важной — рема.

В целях большей сжатости высказывания широко используются инфинитивные обороты и штампы (to appear, to say, to suppose, to give front-page prominence, a far-reaching effect, to be under consideration, to relax tension, to commit oneself to the view — оказаться, заявить, предположить, стать материалом первой полосы, широкомасштабный эффект, рассматриваться, ослабить напряжение, придерживаться взгляда).

По утверждению И.Р Гальперина, в газетных сообщениях — и в кратких сообщениях, и в коммюнике — отсутствуют субъективно-оценочные элементы языка; здесь нет инверсий, восклицательных предложений, эпитетов, междометий и т. д.

Газетные статьи, в отличие от сообщений, характеризуются стилем, выражающим субъективно-оценочное отношение к содержанию высказывания. «Именно в этом стиле отношение автора к предмету мысли выявляется особенно четко и ясно, что вытекает из самой функции публицистического стиля — оказывать воздействие на читателя, вызывать соответствующую реакцию, желательную для автора сообщения»^{44}.

В этой связи важно заметить, что максимальное воздействие на читателя оказывает оценка, выраженная скрыто. В случае если мнение преподносится открыто и эмоционально, оно может восприниматься как частная точка зрения, и предопределяет реакцию реципиента. Вместе с тем невозможно отрицать тот очевидный факт, что яркие и эмоциональные авторские образы могут хорошо отпечатываться в памяти читателя и моделировать его отношение к определенным событиям.

В статьях вырабатывается новая эмоционально-оценочная фразеология, штампы: all-important fact, course of action, to have full consideration, to recognize the accomplished fact, to sow the seeds of doubt (событие особой важности, ход действий, внимательно изучить, признать факт, сеять семена сомнения).

В газетных статьях синтаксические структуры логически более последовательны, чем в газетных сообщениях.

Таким образом, язык газеты имеет ряд имманентно присущих ему стилистических особенностей, которые важно учитывать в процессе выявления лингвистических способов воздействия на сознание.

Вышесказанное закономерно подводит нас к вопросу о возможностях воздействия массово-информационного дискурса на культуру и язык. Некоторые исследователи считают основной особенностью массовой информации ее неспособность храниться в культуре. «Массовая информация — это текст-однодневка, который создается для сегодняшнего дня; как правило, завтра “сегодняшний” текст не читается и не слушается, а забывается»^{45}. По мысли А.А. Волкова, массово-информационные тексты не хранятся ни получателем, ни отправителем: «Тексты массовой информации являются “однократными и невоспроизводимыми”. Поэтому массовая информация находится за пределами культуры»^{46}. С этими положениями можно согласиться лишь до определенной степени. С одной стороны, действительно, тексты, статьи, записи обычно не хранятся, не переиздаются, не тиражируются (кроме т. н. авторских и тематических сборников, как, например, книга Варгаса Льосы «Язык страсти», представляющая собой собрание статей автора, опубликованных в газете «El Pais», или фильмы CNN «Выборы 2000», «Новый год 2000», также составленные из отрывков теленовостей). Однако с распространением Интернета ситуация меняется, и теперь на сайте многих периодических изданий в открытом или платном доступе хранятся все номера. Способ хранения и распространения информации влияет на ее внутреннюю динамику: новый, сверхскоростной, технически сложный уровень циркуляции и консервации информационных данных возводит в ранг нормативных явлений неологизмы, заимствования, арготизмы, авторские метафоры и другие новые или маргинальные языковые явления.

Таким образом, язык меняется под непосредственным воздействием СМИ, поэтому едва ли возможно рассматривать тексты СМИ в отрыве от культуры.

Основные закономерности функционирования средств массовой информации как инструмента языкового воздействия на аудиторию раскрыты в монографиях Ю.В. Рождественского «Принципы современной риторики»^{47} и А.А. Волкова «Курс русской риторики»^{48}.

В массовой информации нет индивидуального авторства: всякий текст создается и обрабатывается несколькими лицами (журналистом, редактором, оператором, режиссером и т. д.) и помещается в окружение других текстов, так что общая структура выпуска определяет содержание каждого материала.

Технология создания текстов массовой информации основана на выводах психологии и социологии и предполагает максимальную эффективность воздействия сообщений на получателя.

Основой риторики массовой информации является сочетание в каждом ее источнике (газете, телевизионной программе) двух типов стиля: коллективного и индивидуального.

Коллективный стиль формируется редакцией как коллегиальным ритором. В языковом отношении коллективный стиль включает словарь источника, основные синтаксические модели, приемы построения композиционно-речевых форм (описание, повествование, определение, рассуждение, фигуры речи и тропика, средства выражения образа ритора и образа аудитории).

Индивидуальные стили массовой информации строятся путем отбора риторов, основанном на совокупном образе ритора, который формируется в представлении аудитории. Этот отбор является жестким, и речедеятель, который не соответствует критериям ритора массовой информации, лишается в ней права на речь, что часто закрепляется соответствующими законодательными нормами. Совокупный образ ритора создает у получателя иллюзию объективной информации и отсутствующей идеологии: новейшая американская риторика сводит действия ритора в достижении цели речи к трем главным задачам: выбору темы, выбору речевых средств и выбору альтернативы, предлагаемой слушающему. Подвидом «пропаганды», по сути, отрицаются основные категории риторики Аристотеля, обозначающие позицию ритора в обсуждаемом вопросе.

Выбор темы определяется «искренностью» ритора, выбор речевых средств — только их доступностью для понимания аудитории.

Что же касается выбора альтернативных положений, то под предлогом удобства подачи объективного содержания аудитории навязывается сама альтернатива, избранная ритором; возможность выбора ограничивается рамками внушаемой альтернативы.

В условиях постоянно обновляющегося содержания массово-информационных текстов эти принципы должны привести к возможности манипуляции общественным мнением. Воздействие на общественное мнение через СМИ становится возможным благодаря неспособности получателя критически оценить текст: массовая информация представляет собой совокупность тематически разнородных материалов, которые на уровне восприятия получателем не образуют связного последовательного текста; на самом же деле материалы выпуска массовой коммуникации объединены так называемым «символическим зонтиком»: «системой символов, представляющих собой общие места средств массовой информации»^{49}.

Сила и масштаб языкового воздействия в СМИ определяется принудительностью содержания: типологической особенностью массово-информационного текста. Получение текста массовой информации не обязательно для каждого члена общества, но массовая информация охватывает все общество, создавая общественное мнение; общество как бы погружено в содержание массовой информации, и на деле ее сообщения оказываются принудительными.

Принудительность содержания и скудность реальных механизмов интерактивности ведет к подавлению аудитории. Деятельность различных средств массовой информации ведет к созданию единой системы идеологического воздействия. Эффективность их воздействия и связанное с ней финансирование определяются объемом и составом аудитории. Чтобы не утратить аудиторию, каждый источник массовой информации вынужден повторять то же содержание, что и другие, отклоняясь в пределах, допускаемых идеологической системой, которую обслуживает массовая информация: для получателя массовой информации чаще всего достоверно то, что многократно повторяется различными источниками, и правильным является мнение большинства. Это подтверждается фактами из современной массово-информационной практики в России и других странах. Приведем один пример. Работающий в России голландский медиамагнат Д. Сауэр поделился с корреспондентом еженедельника «Власть» своим пониманием специфики функционирования СМИ в России: «В России эффект от публикаций не такой, как на Западе. Ничего не происходит. Пресса выполняет свою функцию только тогда, когда к ней прислушиваются.

Мы печатаем сумасшедшие вещи — и ничего не происходит. Мертвая тишина»^{50}.

В этом высказывании содержится некоторая доля преувеличения, но в целом оно констатирует то состояние российского сознания, когда в нем уже произошли необратимые изменения, во многом под воздействием СМИ, о чем подробно будет сказано в третьей главе.

Данный феномен во многом связан со спецификой информационного пространства современной России, регулируемого законом «О средствах массовой информации» 1991 г., не способствующим четкой регламентации и унификации деятельности различных средств массовой информации, как в ряде западных стран. Ориентация СМИ на абсолютную свободу нарушает один из принципов медийной грамотности получателя информации, который предписывает для проверки полученной информации верифицировать ее по нескольким источникам.

В результате невыверенная и противоречивая информация не может восприниматься как достоверная и вызывать эффект, как на Западе.

§ 6. Референция и композиция как фундаментальные основы языкового воздействия на сознание

Способы скрытого воздействия на сознание строятся на основе двух моделей: референции и композиции.

Под референцией, как уже было сказано выше, мы понимаем соотношение высказывания с действительностью, или «отнесенность актуализированных (включенных в речь) имен, именных выражений (именных групп) или их эквивалентов к объектам действительности (референтам, денотатам)»^{51}.

Скрытое воздействие на сознание на понятийном уровне часто основывается на разрыве сигнификативно-денотативных отношений, нарушениях предметной соотнесенности знака. Адресант может менять скрытую дескрипцию (рассматриваемую семантической теорией референции), стоящую за определенным словом, в том числе и именем собственным. Иными словами, адресант и адресат могут по-разному интерпретировать один и тот же языковой знак в силу того, что адресант вкладывает в свои слова определенный смысл, не распознаваемый адресатом, и связывает обозначающее с другим обозначаемым. Так, например, выражение «акция по привнесению мира» в ряде текстов обозначает военные действия и ракетно-бомбовые удары по населенным мирными жителями пунктам.

Исследования в области референции помогают определить истинность или ложность составляющих высказывания. Одним из основных понятий логической теории референции, утвердившихся в лингвистике, является понятие презумпции (пресуппозиции).

Ложные презумпции — лингвистические конструкции, описывающие события, которые не имели места в реальности, — затрудняют коммуникативный процесс или препятствуют успешной коммуникации. В исследовании Е.В. Падучевой^{52} приводится, в частности, такой пример ложной семантической презумпции: «Иван знает, что Нью-Йорк — столица США». Аномалия высказывания состоит в том, что оно не является ни истинным, ни ложным: при отрицании получается настолько же аномальное предложение: «Иван не знает, что и Нью-Йорк — столица США». Источник аномальности состоит в том, что ложен один компонент семантической структуры: и «Нью-Йорк — столица США».

На основе ложной презумпции могут формироваться конструкции с подменой аргумента: в таких случаях для доказательства определенного суждения используется суждение, нуждающееся в обосновании. Например, если за высказыванием «Человек, уже совершивший несколько преступлений, не задумываясь, совершит и новые» не стоит проверенной и доказанной информации о совершенных человеком преступлениях, то перед нами случай предвосхищения основания: для обоснования второй части суждения используется суждение, истинность которого только предстоит обосновать и доказать.

Основная задача автора воздействующего текста состоит в том, чтобы укрепить ассоциативную связь определенного денотата с новым сигнификатом или внедрить в слово новые значения.

Разрыв, или отдаление сигнификата от денотата, может иметь различные реализации.

1) Денотату, словарно закрепленный сигнификат которого не отвечает прагматическим интересам адресанта, приписывается новый сигнификат, позволяющий смягчить потенциальную негативность референта. Иными словами, правильно описывающее определенную ситуацию слово является слишком жестким, резким или может создать эффект, противоположный тому, на который рассчитывает адресант, следовательно, слово может быть заменено пусть и менее подходящей для номинации лексической единицей, но более отвечающей интересам адресанта. Возможна и обратная реализация данного явления: использование ассоциативно негативного сигнификата для обозначения денотата с закрепленным нейтральным или положительным сигнификатом. На данном принципе референции строятся эвфемистические и дисфемистические замены.

2) В прагматических целях может осуществляться замена одушевленного существительного на неодушевленное (для создания определенного ассоциативного ряда).

3) Ассоциативный ряд слова может быть изменен посредством контекстного употребления таким образом, что нейтральное слово может приобрести положительные или отрицательные коннотации.

4) Сигнификат может быть отдален от денотата посредством растяжения означающего, применяемого для именования широкого класса денотатов, вплоть до размытия значения.

В комплексе эти явления обозначаются нами как экстра-лингвистически мотивированная позиционная замена — номинация, определяемая неязыковыми и прагматическими факторами.

Композицией мы будем называть группировку языковых блоков в целях максимального воздействия на аудиторию.

К композиции относятся синтаксические способы организации текста, в первую очередь риторические приемы расположения, которые в процессе скрытого воздействия становятся не просто способами риторического оформления высказывания, но частью общего манипуляционного процесса.

Референция и композиция — два основных направления создания манипуляционных текстов, на основе которых появляются многочисленные приемы лингвистического манипулирования сознанием.

§ 7. Исторические реалии, освещенные в анализируемом печатном материале СМИ

Содержательной основой манипуляционного дискурса являются освещаемые в текстах средств массовой информации исторические реалии и события, поскольку «ведению лингвистики подлежат все возможные проблемы отношения между речью и универсумом (миром) речи»^{53}.

Применительно к теме исследования исторический контекст публицистического текста требует некоторых ограничений и уточнений. Известно, что современное общество живет в условиях информационной перегрузки, когда объем поступающей информации превышает возможности ее обработки^{54}.

В этих условиях для того, чтобы определить специфику языкового воздействия на сознание, целесообразно выделить из огромного потока информации одно или несколько событий и проследить их освещение в различных СМИ. Для правильного осмысления проблем языкового воздействия, в том числе лингвистического манипулирования сознанием, необходимо иметь определенное представление об общественно-политическом и историческом контексте интерпретируемых событий.

Без учета исторического и правового контекста освещения событий в СМИ анализ может стать спекуляцией на тему: «Бутылка наполовину пустая/бутылка наполовину полная».

Анализ экстралингвистической ситуации предопределяется исследованием процесса референции. Чтобы верно оценить, что является языковым манипулированием, неизбежно обращение к универсальным категориям истины/лжи, лежащим за пределами вербального мира. Именно в этом контексте следует понимать, на наш взгляд, высказывание Д. Болинджера, давшее название одной из его работ: «Истина — проблема лингвистическая». Поэтому представим краткий комментарий экстралингвистического характера к историческим событиям, которые будут использованы как фактический материал исследования. Очевиден тот факт, что установление исторической истины выходит за рамки компетенции филологического исследования, поэтому в установлении ряда экстралингвистических ориентиров мы будем опираться на авторитетные для нас источники.

Материалом для исследования стало освещение в СМИ двух мировых событий: бомбардировки Сербии силами НАТО весной 1999 г. и террористический акт в США 11 сентября 2001 г. Анализ этих событий позволит наиболее подробно изучить технологию воздействия на сознание в западных СМИ на примере двух взаимообратных ситуаций, когда государство в одном случае является субъектом агрессии, в другом — объектом.

В марте 1999 г. НАТО нанес ряд ракетно-бомбовых ударов по Югославии, мотивировав это стремлением остановить гуманитарную катастрофу в Европе, вызванную агрессией сербских властей по отношению к албанцам, проживавшим на территории Косово — исконной территории Сербии. Геноцид албанцев в Косово стал важной темой в западных СМИ. В начале конфликта министр иностранных дел Великобритании Р. Кук заявлял о ста тысячах убитых сербами мирных албанских жителей в Косово, что стало одной из важнейших мотиваций начала военной кампании. В большинстве центральных газет говорилось о массовых расправах над албанцами в регионе.

В октябре 1999 г. эксперты ФБР США нашли в 30 захоронениях 200 тел, причем эти люди, по признанию экспертов, погибли в марте и апреле 1999 г., то есть после начала военных действий НАТО. В местах самых массовых захоронений, где предполагалось эксгумировать не менее 2000 тел, было найдено только 187^{55}. Заключение комиссии не получило широкой огласки в прессе (см., например контент-анализ журнала Newsweek, приведенный ниже), а на сайте НАТО по-прежнему приводится «официальная» информация о 4000 эксгумированных тел^{56} (что по-прежнему резко контрастирует с официально объявленными 100 тысячами). Война против Югославии нарушила ряд положений Североатлантического договора 1949 г. о создании НАТО, в частности, статьи V и VII этого Договора^{57}.

11 сентября 2001 г. террористы, угнав 4 самолета американских авиалиний, разрушили здания Всемирного Торгового Центра в Нью-Йорке и нанесли удар по зданию Пентагона.

Общее количество людей, погибших в результате этого теракта, составило более 3000 человек. Эти события, бесспорно, стали национальной трагедией США. Официальные средства массовой информации большинства западных стран объявили 11 сентября 2001 г. началом новой исторической эры — эры, в которой не существует больше стабильности и безопасности.

Представляется правильным рассматривать события 11 сентября в цепи аналогичных событий, где государство США выступило не в качестве жертвы, а в роли агрессора. И хотя на данный момент определить степень причастности США к военным конфликтам XX века, а также число жертв чрезвычайно сложно (большинство исследований вопроса приводят кардинально различающиеся цифры и данные), заметим, что известные американские исследователи (В. Блам, М. Паренти, Н. Соломон, Э. Херман, Н. Хомский) называют в числе жертв американской агрессии такие страны, как Камбоджа (1955–1973), Лаос (1957–1973), Гватемала (1967–1969), Сальвадор (1980), Ирак (1990–1991, 2004–2007), Афганистан (2001–2002) и другие. Мы будем строить анализ на сопоставлении именно этих двух фактов политики последних десятилетий (Сербия 1999 и США 2001) не только потому, что уровень их информационной значимости в масс-медиа очень высок, но также из-за их своеобразной зеркальности, инверсии субъекта и объекта международных отношений.

* * *

И военные акции НАТО против других стран, и теракты, совершенные в Нью-Йорке, в равной мере являются фактами военной агрессии по отношению к независимому государству с большим числом жертв среди мирного населения. Вместе с тем одна военная кампания была оценена мировыми средствами массовой информации как справедливое действие, направленное на предотвращение катастрофы, другой акт — как беспрецедентное преступление мирового терроризма. Сравнительно-сопоставительный анализ информационного освещения в западной прессе двух военных акций позволит выявить весь спектр языковых средств воздействия на сознание, сформировавших диаметрально противоположные оценки и мнения на международном уровне.

Обозначение процесса языкового воздействия на общественное сознание определяется его целью и мотивом, структурно-функциональными особенностями процесса воздействия и спецификой объекта, на который оно направляется. Методами языкового воздействия на общественное сознание являются риторика, пропаганда (жесткая и мягкая), языковая демагогия, брейнуошинг, суггестия, языковое манипулирование.

Языковое манипулирование отличается от других видов воздействия большей скрытостью, неосознанным для реципиента процессом аргументации, отсутствием явной психологической агрессии, завуалированной нацеленностью на результат воздействия.

Языковое манипулирование изучается лингвистикой в рамках различных направлений (дискурс-анализа, когнитивной лингвистики, критической лингвистики, лингвокультурологии) и позволяет прогнозировать результат воздействия, основываясь на лексико-семантических, грамматических, фонетических и риторических законах языка.

Научное исследование лингвистического аспекта воздействия на общественное сознание строится на теоретических положениях фундаментального языкознания. Предложенная Ф. де Соссюром дихотомия язык vs речь дала основу для определения онтологии воздействия на сознание: именование и языковая оценка определенного объекта не навязывается первому коммуниканту языком, но является результатом его свободного выбора. Для изучения процесса воздействия на сознание существенное теоретическое значение имеет также теория языкового знака (Ч. Пирс, Ч. Моррис, Ф. де Соссюр и др.), различные концепции взаимодействия языка и общества (В. Гумбольдт, Э. Сепир и др.).

Языковое воздействие на сознание, проявляющееся в скрытых формах, строится на двух основных принципах:

1) референции, позволяющей определить истинность или ложность составляющих высказывания через соотнесенность сигнификата с денотатом, с объектами действительности;

2) композиции — группировке языковых блоков в целях максимального воздействия на аудиторию.