Мара

9

Мистер Сэм терпеть не мог, когда к нему обращались с какими-либо проблемами. Поэтому он буквально застонал, увидев, как Руби быстрыми шагами направляется к Голубому фургону. Черт ее подери, эта женщина всегда вызывала у него легкую дрожь. Он с детства питал недоверие к высоким полногрудым теткам. Его собственная мать была почти шести футов note 3 роста и отличалась поистине мужской силой. Он до сих пор с ужасом вспоминал те наказания, которым она надо — не надо подвергала его — вплоть до самой юности.

Дверь тяжело скрипнула, и на пороге появилась Руби. Мистер Сэм устало поднял голову.

— Что случилось, Руби? Говори быстрее, а то у меня куча дел.

— Это очень важно, Сэмми. — Она была единственной, кто называл его так, и он почему-то никак не мог собраться с духом, чтобы поставить ее на место. — Это все из-за рыжей, из-за новой девчонки.

— Да? Ну что ж, коли она плохо работает — выгони ее.

— Нет, на ее работу я не могу пожаловаться. Она имеет потрясающий успех на воскресных просмотрах. Ты, наверное, слышал, как свистят зрители? Некоторые являются регулярно каждое воскресенье, чтобы только поглядеть на нее. Один даже прислал ей коробку конфет — можно подумать, она звезда!

— Так на что же ты жалуешься? — мистер Сэм начинал терять терпение.

— Каждое утро она ни свет ни заря таскается в круглый амбар. Ты понимаешь, что это значит? У нее что-то с Муэллером. Но я не могу ее выгнать — боюсь, это приведет Лео в ярость. Он еще уйдет от нас, чего доброго.

Мистер Сэм помрачнел. Да, она права. Муэллер — парень сволочной, с характером, но именно его имя на афише делает сбор. Он скандальная личность, о нем пишут в провинциальных газетах чаще, чем о сиамских близнецах Чанге и Анге, и людям интересно на него поглазеть. Все знают о его похождениях с женщинами, и поэтому-то столько женщин приходит смотреть его выступления.

А что касается рыжей девчонки, то она — никто, пусть даже и пользуется успехом у этой деревенщины. По правде говоря, кордебалет ему и самому не слишком по вкусу. Он включает его в программу каждый год только для того, чтобы привлечь на представление мужчин, которые приходят попялиться на полуобнаженных девиц, но досматривают все представление до конца, жуя хот-доги и попкорн note 4. Кроме того, Руби всегда удавалось держать девиц в рамках приличия… чаще всего удавалось.

Но даже если Муэллер и заинтересовался этой рыжей — черт с ним! Все равно долго это не протянется. Муэллер меняет женщин как перчатки. А когда девчонка ему приестся, он, мистер Сэм, выставит ее в два счета.

— Я не вижу тут особой перемены, — сказал он Руби. — Какое тебе дело до ее морального облика?

— Но дело не только в ее моральном облике! Она и так перебаламутила всех девушек. Я не говорю, что это ее вина. Она аккуратная, работящая, но слишком уж большим успехом пользуется у зрителей — да и у наших парней тоже. Остальным девчонкам это не нравится. В один прекрасный день они соберутся и дружно ее вздуют. А уж если они узнают, что она трахается с Муэллером, представляю, какой будет скандал!

Мистер Сэмми болезненно поморщился. Хоть он и был циркачом в третьем поколении, он не выносил, когда женщины крепко выражались. Слово «трахаться» относилось, по его мнению, к числу неприличных. Но при всем при том Руби была права. Скандал им совсем не нужен — какова бы ни была его подоплека.

— Хорошо, я постараюсь разобраться, — буркнул он и демонстративно погрузился в изучение бумаг, надеясь, что Руби наконец уйдет.

Но Руби не была бы Руби, если бы просто молча удалилась.

— Так смотри же, не забудь, Сэмми! — на прощанье предостерегающе сказала она.

Мистер Сэм поставил будильник на половину шестого и встал на следующий день на полчаса раньше обычного. Его собственная «зимняя квартира», маленькое бунгало, была удивительно уютной — уж, конечно, во сто раз лучше фургонов, палаток и бараков, в которых жили остальные. Обычно зимой он жил в трехэтажном особняке, который построил для жены и сына к югу от Орландо, но теперь дело близилось к открытию сезона, и он перебазировался в этот милый коттедж, чтобы быть в курсе всех дел.

Его жена, в прошлом наездница, давно потеряла всякий интерес к цирку и предпочитала оставаться дома и заниматься «чем-нибудь более полезным». Своего семилетнего сына Майкла они отослали по настоянию жены учиться в частную школу, где он «усваивал манеры джентльмена».

Несмотря на долгие периоды разлуки с женой, мистер Сэм почти не изменял своей Белль, но чаще всего по причине собственной лени. У него бывали эпизодические романы, но не особенно серьезные и не надолго, и он никогда не волочился за работавшими у него женщинами. В целом большую часть времени он коротал в одиночестве.

Через несколько лет, когда Майкл закончит школу, мистер Сэм возьмет его к себе и начнет обучать семейному бизнесу. Ведь рано или поздно цирк должен достаться сынишке. Пока же цирк отнимал у мистера Сэма абсолютно все время и все силы — даже зимой, в период межсезонья. И именно его заслуга в том, что второсортная бродячая труппа — а так и обстояло дело при его отце — превратилась в процветающий цирк, один из лучших в стране. Или, выражаясь на цирковом жаргоне, он вывел Брадфорд-цирк «из высокой травы в низкую».

Мистер Сэм частенько сравнивал про себя цирк с одним из экзотических растений, которые жена выращивала у них в саду. Чтобы оно пышно цвело, за ним нужно постоянно тщательно и заботливо ухаживать — поливать его, удобрять, подрезать.

Годы войны были адом. Не хватало молодых сильных мужчин, столь необходимых для работы в цирке. Теперь дела обстояли гораздо лучше, и все равно цирк — это была его постоянная головная боль.

Он всячески старался переманить к себе лучших артистов, особенно из знаменитого шоу «Барнум энд Бэйли» — предлагал им большое жалованье, вежливое обращение, вкусное питание и творческую свободу.

Каким счастьем было для него заполучить Лео Муэллера, когда тот разругался с «Барнум энд Бэйли»! Он устроил все так, чтобы у Лео не было больше причин менять работу.

И если эта знойная девица приглянулась Лео, то выгонять ее нельзя ни в коем случае. Может, просто перевести ее из кордебалета, где ее так невзлюбили, на какую-нибудь другую работу? Скажем, помощницей нового фокусника? Внешность у нее для этого подходящая, а особенного умения там не требуется.

Решив проблему таким образом, мистер Сэм мог быть уверен, что все улажено. Тем не менее это задевало его самолюбие, ему не нравилось идти на поводу у Лео. Если бы он не был так заинтересован в этом подонке, он бы в два счета его выкинул. Но прежде нужно было выяснить, что же на самом деле происходит между Лео и этой рыжей девчонкой.

Поэтому он и поднялся так рано, в час, когда все еще спали, и направился к амбару.

Небо на востоке уже начало розоветь, когда Мара выскользнула из спальни. Хотя она относилась довольно безразлично к окружающей обстановке, которая так часто менялась в ее цыганской жизни, Флориду она полюбила. Несмотря на обилие насекомых — а их и впрямь летало великое множество — здесь было как-то особенно хорошо: светило необыкновенное, золотистое солнце, а с залива Тампа дул свежий, с легким запахом соленого моря ветер.

Слышно было, как трубит слон, и Мара улыбнулась. Она знала от девчонок, что животное сейчас находится «в периоде гона» и именно поэтому так трубит. Интересно, а влечение мужчин похоже на слоновье? Мара усмехнулась. Впрочем, ей было искренне жаль беднягу. Она сама порой чувствовала, что ей страшно хочется принять одно из тех предложений, что ей беспрестанно здесь делали. Но влюбляться она не собиралась. Второй раз в жизни она не позволит себе совершить такую глупость.

Мара поспешила к круглому амбару, оглядываясь по сторонам, не видит ли кто, куда она идет. Сторожей, конечно, не было, но повара могли уже подняться готовить завтрак — варить кофе, овсяную и маисовую кашу, печь булочки. В ближайшие дни должны были съехаться вся труппа и все цирковые рабочие, чтобы начать подготовку к сезону.

Слон издал еще один тревожный крик, и Мара с сожалением подумала о том, что ни разу не сходила на него посмотреть. Ну что ж, у нее еще будет время, раз она станет синхронной гимнасткой! Тогда она сможет посмотреть все представление, а не только жалкие кусочки на репетициях. А однажды — рано или поздно — она сделает свой собственный номер. В этом Мара нисколько не сомневалась. Она станет артисткой, звездой, любимицей зрителей! Чего бы ей это ни стоило! Но ей хотелось, чтобы это случилось поскорее, а не в каком-то там необозримом будущем…

Она подошла к амбару достаточно близко, чтобы слышать, как на трапеции тренируется Лео. Она уже знала, что нужно постоять около двери и подождать, пока все звуки стихнут. И даже потом, когда она войдет, надо стоять тихо, пока сам Лео не обратит на нее внимания. Если она входила раньше времени, он страшно злился и обязательно отпускал в ее адрес язвительное замечание. Он многого требовал от нее и никогда не хвалил — как бы она ни старалась. Но Мара не унывала. У нее был хороший учитель, она осваивала гимнастику, и жаловаться на жизнь не приходилось.

Она ревниво относилась к остальным синхронным гимнасткам: ведь они уже неделю как выступали на просмотрах. Она знала их всех по именам, знала, что большинство из них скоротали зиму подавальщицами пива в разных барах по всей стране.

Посредине работала Перла, блондинка с Миссури. Еще была Марсела, темноволосая и очень симпатичная. Кланки тоже симпатичная, но такая худенькая и бледненькая, что, казалось, подуй сильный ветер — и ее может унести. Все они непохожи друг на друга и даже не все хороши собой, но них у всех есть одно преимущество перед Марой — они артистки.

Мара сжала кулачки в ожидании, когда наконец Лео закончит репетицию. У нее оставалась неделя до главного просмотра. А что, если она не понравится, не подойдет? Что, если мистер Сэм скажет: «Спасибо, ты свободна. Кто следующий?»

Нет, конечно, она не умрет, если такое случится, но ей будет больно. Очень больно!

Гимнастки уже считаются артистками, хотя они и ниже по рангу, чем остальные. Салли как-то сказала ей, что артисты цирка завистливы к чужим успехам. Все стремятся занять чужое место, сделать себе сольный номер, прославиться.

Но все равно Мара хотела стать цирковой артисткой! Сразу же, как только она начала заниматься с Лео, ее постигло горькое разочарование: то, что со стороны казалось очень легким, обернулось в действительности тяжелым, изнурительным трудом. Каждый новый трюк давался Маре с болью. Правда, теперь она была уже почти готова к тому, чтобы сделать себе небольшой номер для просмотра, но Лео постоянно твердил ей, что еще рано, и заставлял снова и снова повторять простейшие упражнения.

И в душе она понимала, что он прав. И работала, много работала. Хотя эта работа и оказалась гораздо тяжелее, чем она думала.

Мара вздохнула, и Лео, обладавший слухом кошки, прервал репетицию и подошел к ней.

— Какого черта ты опять мне помешала? — промычал он. — Только я сосредоточился!

Она сделала шаг вперед, и лучи раннего утреннего солнца, пробивавшиеся сквозь узкие окна, осветили ее лицо.

— Я пришла чуть раньше, — сказала она, хотя знала, что уже давно шесть.

— Ну ладно, давай начнем. У нас еще непочатый край работы. Ты делаешь те упражнения для укрепления мышц, что я тебе велел?

— По двести в день.

— Удвой это число. Тебе нужно поскорее догнать остальных. По-настоящему гимнастикой надо начинать заниматься лет с шести, максимум с семи. Первоклассной артисткой тебе, конечно, никогда не стать, но для синхронной гимнастики, тем более в этом захудалом цирке…

— Это хороший цирк! — возразила Мара. — Все говорят.

— А ты и поверила, — усмехнулся Лео. — Ну да ладно, начнем с сальто-мортале…

И на целый час Мара позабыла обо всем, кроме гимнастики. Вся в поту, с горящими щеками, она старалась выполнить каждое движение как можно грациознее, чище — ее мускулы пылали, точно огонь. Порой боль пронзала, буквально пронзала, ее плечи и руки, и она с трудом сдерживала слезы. Но сегодня все выходило у нее гораздо лучше, чем раньше, она и сама это чувствовала.

— Ну, хватит на сегодня, — сказал Лео, хлопнув ее пониже спины полотенцем, которым вытирался после репетиции.

Мара не выдержала и спросила:

— Как я сегодня?

— Так себе, — равнодушно ответил он. — Нужно больше упражняться. Приходи сегодня вечером в семь. Мне разрешили порепетировать здесь часа два. Когда я закончу, мы с тобой позанимаемся. А теперь беги. Я хочу скинуть шмотки.

Ловко и быстро полез он вверх по канату. Мара смотрела на него с завистью. Удастся ли ей когда-нибудь стать хотя бы вполовину столь грациозной? Иногда она начинала сильно в этом сомневаться… но нет! Она даже думать об этом не должна. Она обязана справиться, обязана добиться всего, чего хочет. Ведь что, кроме этого, есть у нее в жизни?

Выйдя из амбара, она вдруг столкнулась с мистером Сэмом. У него было какое-то странное выражение лица, точно он вот-вот рассмеется.

— Как давно это происходит?

— Что вы имеете в виду, мистер Сэм?

— Как давно Лео с тобой занимается и для чего?

Мара покраснела.

— Это профессиональная тайна, — пробормотала она.

— Ты хочешь сказать, что это не мое дело? А? А ты знаешь, что цирк принадлежит мне и что вы все мне подчиняетесь? Смотри, если из-за тебя у нас будут неприятности, я вышвырну тебя вон! Поняла?

— У вас не будет из-за меня неприятностей… — прошептала Мара.

Но неприятности уже начались.

На следующее утро Лео начал отрабатывать с ней номер. И хотя Мара не раз делала все упражнения по отдельности, выполнять их подряд оказалось еще тяжелее — ужасно больно, мучительно. И, как она ни старалась, Лео был недоволен. Он не хотел ни единым словом ее приободрить. Малейшая ошибка — и он тотчас говорил девушке что-нибудь очень обидное. Мара уже начинала думать, что его самого, наверное, никто никогда не хвалил.

— Ты словно корова, у которой началась пляска святого Витта! — усмехался он. — Ты прыгаешь как дрова рубишь. Нужно душу вкладывать, чтобы чувствовалась искорка, нужно легко порхать. Если, конечно, ты хочешь продемонстрировать зрителям, как тебе это тяжело, тогда корчи всякий раз такую мину, точно тебе безумно больно…

— Мне действительно больно… — пробормотала Мара, чуть дыша.

— …а когда закончишь выступление, улыбнись широко: наконец-то мой номер закончен! — чтобы все видели, какой это был тяжелый трюк. И тебе очень повезет тогда, если зрители тебя не оборжут и не потребуют назад свои денежки.

Позабыв о своем решении постоянно держать себя в руках, Мара всплылила:

— Почему вы говорите, что это легкий трюк? Он совсем не легкий!

— Для такой бездарности, как ты — конечно…

Ей очень хотелось послать его куда подальше, но вместо этого она снова принялась за упражнения, вкладывая в них, что называется, всю душу. И на этот раз у нее вышло прямо-таки превосходно.

Даже Лео — хотя Мара всегда была готова к тому, что он опять скажет какую-нибудь гадость, — покачал головой:

— Да, это уже лучше. Не могу сказать, что отлично, но все же намного лучше, чем раньше.

Черные пронзительные глаза Лео скользили по ее узким, плотно обтянутым костюмом лодыжкам и бедрам. Мара знала, о чем он сейчас думает. К тому, что он потребует в качестве платы за учебу, она тоже была уже готова.

Мара была согласна и на это. Ей пришлось пережить в жизни так много неприятных моментов, что она мужественно перенесет и еще один. Но один, только один — она уже предупредила об этом Лео.

Когда Мара, с трудом волоча ноги, вышла из амбара после репетиции, у входа ее поджидал Джоко. Он должен был бы не вписываться в окружающую обстановку в своем английском костюме и котелке, но почему-то не выглядел чудно.

— Значит, слухи оказались правдой? У тебя действительно что-то с Лео? А я-то считал тебя более разумной! — накинулся на нее лилипут.

— Не знаю, что ты имеешь в виду. Он просто дает мне уроки гимнастики.

— Э… и чем же ты ему платишь? Ведь этот подонок ничего не делает просто так!

Мара едва дышала после репетиции и сердиться была не в силах:

— У меня есть деньги.

Она ожидала, что Джоко ей не поверит, начнет расспрашивать подробнее, но тот только миролюбиво предложил:

— Как ты насчет завтрака? Твой единственный друг приглашает тебя.

— У меня и без тебя хватает друзей. — В голосе Мары сквозила обида.

— Ах вот как! Бедная крошка, совсем одна на свете, но не желает в этом признаваться? — проговорил он с насмешкой.

— По-моему, в цирке не принято об этом спрашивать.

— То не принято, это не принято… А я ведь очень любознательный парень.

— Да, парень ты и впрямь хоть куда…

— Надо же, ты, оказывается, способна шутить!

— Чего ж ты удивляешься? Почему бы это мне не пошутить?

— Потому что чувство юмора появляется только от хорошей, вольготной жизни. А у тебя она разве когда-нибудь была хорошей и вольготной?

Мара пожала плечами. И улыбнулась ему:

— Я наврала насчет родственников. Я росла в сиротском приюте.

— Спасибо, что сказала. Когда ты станешь звездой, я продам эти сведения репортерам за очень большие деньги.

Маре так согрели душу эти слова, что она сразу же простила ему все обидное, что он ей наговорил:

— А ты вправду думаешь, что я стану звездой?

Джоко задумался:

— Пожалуй, это возможно. Я видел тебя на последнем просмотре, видел, как ты танцуешь… Но не твои танцы более всего меня поразили, а выражение твоего лица. Чувствовалось, что ты в восторге от цирка, от зрителей, от того, что делаешь. Ты увлеченный человек, Мара, а это очень важно. Это качество называется звездным. Оно есть у меня, оно есть у Лео. Конечно, одной увлеченности мало, нужны еще способности. Расскажи-ка лучше, чем он с тобой занимается.

Джоко молча слушал, пока Мара подробно описывала ему все упражнения, которые Лео заставлял ее делать. Когда она закончила, Джоко одобрительно кивнул:

— Что ж, это неплохо. Он молодец, что дает тебе нагрузки постепенно. Видно, он все хорошо продумал, учит тебя трюкам простым, но эффектным. Сальто-мортале бывают разные, и их исполнение зависит не только от техники, но и от артистичности. Я знаю одну гимнастку, которая делает бланши весьма посредственно, но душа у нее при этом далеко не посредственная, и что ты думаешь? Она имеет бешеный успех! В тебе, мне кажется, тоже есть артистизм, и поэтому ты сможешь стать звездой. Но для этого тебе нужно научиться не только гимнастике, но и очень многому другому. Начать хотя бы с твоей речи. С ней нужно срочно что-то делать. Надо научиться говорить на хорошем, чистом английском.

Мара обдумывала его слова.

— Ты ведь научишь меня, правда? — спросила она.

— Я бы мог. Но вопрос — захочу ли я?

— Я не понимаю. Разве мы не друзья?

Джоко расхохотался:

— Шучу! Конечно же, я помогу тебе. Заниматься начнем сегодня, сразу после ужина. Что же касается гимнастики, советую обратить особое внимание на бланши. Эти трюки чертовски эффектны!

— Но я ненавижу бланши! Их жутко больно делать. Посмотри, какие у меня следы от веревки! — Она показала ему запястье.

— Это цена успеха, Мара. Думаешь, мне доставляет большое удовольствие падать на задницу, чтобы насмешить зрителей? Не думай, что все дается легко. Но в любом случае твои раны нужно подлечить. Пойдем, я отведу тебя в зверинец к доктору Макколлу. Он тебе их чем-нибудь смажет.

Мара уже знала, что доктор Макколл — цирковой ветеринар, и если артист начинал прихварывать или получал легкую травму, он обращался именно к нему, а не к городским врачам. Последние лечили циркачей крайне неохотно. Во-первых, им не нравилось, когда артисты ждут приема вместе с остальными пациентами. А во-вторых — из-за денег. Куда врач может послать цирковому артисту счет, если тот «сегодня здесь, а завтра там»?

А доктор Макколл денег брал немного — к тому же, по мнению цирковых артистов, опытный ветеринар даст сто очков вперед модным городским врачам…

Они нашли доктора, пожилого седовласого мужчину, в загоне для хищников, где он пропесочивал мальчика — помощника в зверинце. Рыжая львица проводила вошедших сонным взглядом.

— Ничего удивительного, что у нее опять расстройство желудка, — говорил доктор Макколл. — Кошачьи чрезвычайно подвержены кишечным инфекциям. Если я говорю, что клетки нужно держать в чистоте, это значит, что их нужно выскребать как следует, с теплой водой и мылом, а потом хорошенько смывать пену. После каждой уборки должна царить такая идеальная чистота, чтобы ты сам не побрезговал съесть с пола кусок мяса. Я понимаю, что ты новенький, и пока прощаю тебе. Но если будешь так же скверно работать и дальше, я выгоню тебя из цирка взашей.

Мальчик хлопал глазами так испуганно, словно перед ним был тигр, и как только ветеринар повернулся к Джоко и Маре, поспешил убраться. Доктор достал спирт, бинты и банку мази. Запах мази показался Маре удивительно знакомым. У них в таборе точно таким же лекарством мазали раны лошадей.

Тщательно обработав рану спиртом, доктор наложил толстый слой мази и перевязал запястье бинтом. Он протянул Маре маленькую баночку.

— Будешь мазать сама два раза в день, пока она закончится, — объяснил он. — Кожа должна скоро зажить. Если вдруг это место покраснеет или вздуется, немедленно приходи ко мне. Во Флориде климат опасный — множество насекомых и плесневых грибков. Нужно быть начеку.

Мара кивнула; ее внимание было уже целиком поглощено огромным тигром, который ходил взад-вперед по клетке, изредка останавливаясь, встряхивая могучей головой и поглядывая желто-коричневыми глазами на стоявших рядом с его жилищем людей. Когда он ворчливо взвыл, Мара просунула руку между прутьев.

— Что ты делаешь?! — перепугался доктор Макколл.

— Ничего. Он меня не укусит, — уверенно сказала Мара.

Тигр обнюхал ее пальцы, издал нечто похожее на кашель и потерся носом о руку Мары.

— Ты умеешь обращаться с дикими животными? — удивился Джоко. — Может, ты ошиблась в выборе жанра? Ты была бы ослепительно хороша на арене со львами и тиграми, с хлыстом в руках и в блестящем костюме.

Маре не понравился его насмешливый тон. Она ничего не сказала в ответ, только поблагодарила старого доктора и спросила, сколько с нее причитается.

— Нисколько, — ответил Макколл. — Мне доставляет удовольствие лечить иногда двуногих пациентов, а уж тем более таких симпатичных, как ты.

Уже на улице Джоко усмехнулся:

— Ты одержала еще одну победу. Теперь у тебя целых два друга — только с этим будь осторожна. Он неравнодушен к женщинам.

— Мужчины все одинаковы, — равнодушно сказала Мара.

Джоко удивленно приподнял бровь:

— Ко мне это тоже относится?

— Нет, — улыбнулась Мара. — К тебе нет. Ты не из них.

Джоко аж пополам согнулся от внезапного приступа смеха.

— Ох, давно я так не смеялся! — сказал он наконец, вытирая слезы безупречно чистым носовым платочком.

— Почему ты постоянно смеешься надо мной? — спросила зло Мара. — Мне это совсем не нравится.

— Поверь, мне тоже. Но смехом я зарабатываю на жизнь… Говоря по правде, я мог бы уже стать богачом, если бы не тратил деньги так же быстро, как зарабатываю.

— Я не это имела в виду…

— Я знаю, что не это… Просто я еще и еще раз повторяю тебе, что деньги и успех достаются нелегко. Ты ведь, надеюсь, не считаешь меня полным дураком, а? Я постараюсь научить тебя таким вещам, о которых ты никогда не узнаешь от Лео Муэллера.

— Чему именно?

— Искусству быть артистом. Искусству подавать себя публике. Как сделать так, чтобы все зрители смотрели только на тебя, даже если ты не одна выступаешь в этот момент на арене.

— Как та женщина, что делает бланши?

— Именно. Как маленькая Лилиан Лейцель. Она никогда не упускает возможности покрасоваться перед зрителями. Она, правда, говорят, безумно ревниво относится ко всем, кто может заслонить ей свет, но когда успех вновь начинает ей сопутствовать, она снова становится мила и жизнерадостна, и все в труппе ее любят. Так что все нужно делать с умом. Корчить из себя звезду можешь перед чужими, а для своих надо всегда оставаться доброй, простой и веселой.

— А как же Лео? Он же первоклассный артист, а все его терпеть не могут.

— Лео — другое дело. Лео вообще очень неприятный человек. Ты хочешь, например, чтобы тебя все боялись?

— Я хочу, чтобы люди любили меня. И не хочу, чтобы меня сторонились.

— Очень надеюсь, что последнего не случится, — задумчиво проговорил Джоко.

Они подошли к столовой, откуда доносился аромат жареного бекона. У Мары аж слюнки потекли.

— Так есть хочется… — пробормотала она.

— Ну разумеется, ты же молодая и здоровая. И всего хочешь от жизни. Но помни — залезть на канат тяжело, а сорваться с него ой как просто!

Через неделю Мара вместе с другими четырьмя девушками проходила пробы при наборе в группе гимнасток. Последние несколько дней она провела в неустанных тренировках — репетировала и одна, и с Лео. Она жутко боялась просмотра, но единственное, что ее успокаивало, — это то, что она многого достигла за очень короткий срок.

Круглый амбар был переполнен — столько собралось зрителей. Здесь был и Джоко, приветливо помахавший Маре рукой, и даже Лео, окинувший ее холодным взглядом черных глаз. Неужели он пришел посмотреть на ее победу или поражение? Нет, Мара должна выиграть, и неважно, какое вознаграждение потом потребует Лео.

Первые две девушки сразу вышли из игры. Им совершенно явно не хватало и техничности, и артистизма. И Мара была уверена, что они не произвели ни малейшего впечатления ни на мистера Сэма, ни на Оли Джонсона, под управлением которого находились все синхронные гимнастки.

Третья девушка, худенькая блондинка с ослепительной улыбкой, выгодно отличалась от предыдущих. Она прыгала легко и воздушно, так, словно это не стоило ей никакого труда. Мара смотрела на нее с завистью: по технике исполнения девушка была на голову выше ее.

Мара нисколько не удивилась, когда мистер Сэм и Оли Джонсон подозвали девушку после выступления и, быстро переговорив с ней, велели ей идти к Мэй Мэйберри подбирать костюм.

Мара успокаивала себя тем, что в группе осталось еще одно вакантное место, но как только на арену выбежала четвертая претендентка, все ее надежды рухнули. Девушка ловко выполнила серию прыжков и трюков на канате, многие из которых были Маре просто недоступны. И вдруг она сорвалась с каната и упала на арену. Мистер Сэм велел ей подняться, передохнуть и подождать.

И тут наступила очередь Мары. Она сбросила шаль, которую накинула поверх костюма, и с сияющей улыбкой направилась к мистеру Сэму и Оли Джонсону. Сколько раз она отрабатывала эту улыбку перед старым треснутым зеркалом в умывальной, когда никого не было поблизости! Мара знала, что улыбка получается очень эффектной. Однажды она продемонстрировала ее Джоко, так тот чуть в обморок не упал от восторга.

И теперь, стоя перед мистером Сэмом и Оли Джонсоном, Мара поняла по их одобрительным взглядам, что ее старания не пропали даром. К тому же на ней был чудесный — хоть и поношенный, и залатанный — изумрудно-зеленый костюм, который она по совету Лео взяла из костюмерной. Улыбка и костюм — это уже немало.

Она изящно поклонилась, кивнув рабочему, который удерживал канат в натянутом состоянии, и начала взбираться наверх. Она поднималась не так быстро, как остальные, а с остановками, ослепительно улыбаясь публике и посылая воздушные поцелуи, как учил ее Джоко.

Достигнув верха, она раскачала канат и подпрыгнула. Зрители замерли, но вот Мара благополучно зацепилась за канат ногой и вновь послала им сверху воздушный поцелуй. Они весело засмеялись. Этому прыжку Мару никто не учил, и она представила себе, какое лицо сейчас, наверное, у Лео.

Потом она перескочила на трапецию и проделала серию трюков, демонстрируя все лучшее, что умело ее худенькое тельце. Музыки не было, но вдруг Мара услышала, как кто-то внизу насвистывает ей в такт затейливую веселую мелодию.

Волосы Мары держали два деревянных гребня, но теперь она отколола их, и при следующем кувырке ее огненная грива пламенем полыхнула в воздухе.

Затем Мара выполнила первый прыжок-бланш. Но не так легко, как остальные артисты — наоборот, она хотела, чтобы зрители видели, с какой болью он ей дается, как режет ей ладонь канат. И на ее лице было написано истинное удовлетворение, когда она проделала его несколько раз подряд — очень хорошо и чисто.

И Лео, и Джоко предупреждали ее, чтобы она не особенно рассчитывала на то, что зрители будут ей хлопать, но когда Мара закончила выступление и грациозно развела руки, радостно кивая во все стороны, зал буквально взорвался аплодисментами.

Она соскользнула с каната, держась за него только руками, и изящно поклонилась.

Украдкой поглядывала Мара на выражение лица мистера Сэма, силясь понять, что у него на уме. Конечно, он и Оли не могли не заметить, что все ее упражнения довольно просты, но что они думают о ней в целом? Мистер Сэм заглянул в список участников.

— Как твое полное имя, девочка? Здесь сказано только, что ты Мара.

— Я просто Мара, мистер Сэм.

— Ну хорошо, Мара, мы даем тебе неделю на испытание. Сама понимаешь тебе нужно еще потренироваться. Впрочем, я думаю, через неделю ты уже вполне сможешь выступать. В тебе есть артистизм, а это подчас важнее, чем техника. Запишись завтра с утра у Кэл Армор.

У Мары голова закружилась от счастья. Она вышла из амбара. Ее лицо горело так, словно у нее был сильный жар, и она с трудом дышала. Едва она пришла в себя, как появился Лео.

— Ты, наверное, страшно горда собой? — спросил он. — Кто научил тебя тому прыжку?

— Никто. Я сама, — честно ответила Мара.

— Даешь! Я вижу, ты толковая девчонка. Но ведь ты к тому же еще и честная? Я очень на это надеюсь, а то за тобой тут числится один должок.

— Но… я же еще не получила работу, — попыталась возразить она. — Мистер Сэм дал мне испытательный срок.

— Мы об этом не договаривались. Мы договорились, что я подготовлю тебя к пробам.

Мара с трудом сдерживала злость. Но он был прав.

— Хорошо, чего вы хотите?

Его черные глаза дьявольски блеснули.

— Я хочу немногого, — сказал он. — Я хочу тебя. Сегодня в восемь — у меня в берлоге.

Мара прочла в его глазах триумф. Ей хотелось заплакать и убежать прочь. Но вместо этого она улыбнулась и ответила с достоинством:

— Я буду там. Но учтите — после этого мы в расчете.

И она гордо повернулась и пошла медленной походкой. Лео засмеялся ей вслед, но она не обернулась.