ДЕНЬ ТРЕТИЙ КОТОРЫЙ ИЗ ДВУХ?
Часть первая
Зал в Тауэре. Стрельчатые своды, поддерживаемые толстыми колоннами. Слева и справа низкие двери, ведущие в камеры. Направо — слуховое окно, выходящее на Темзу; налево — слуховое окно, выходящее на улицу. С каждой стороны потайная дверь в стене. В глубине галерея с большим застекленным балконом, выходящим во внешний двор тюрьмы.
Явление первое
Гильберт, Джошуа.
Гильберт. Ну что?
Джошуа. Увы!
Гильберт. Надежды нет?
Джошуа. Надежды нет.
Гильберт подходит к окну.
О, из окна ты ничего не увидишь!
Гильберт. Тебе удалось выяснить?
Джошуа. Нет никаких сомнений.
Гильберт. Значит, для Фабиани?
Джошуа. Для Фабиани.
Гильберт. Счастливец! А я проклят небом.
Джошуа. Бедный Гильберт! Настанет и твой черед. Сегодня он, завтра ты.
Гильберт. Что ты хочешь сказать? Мы, кажется, не понимаем друг друга. О чем ты говоришь?
Джошуа. Об эшафоте, который они сейчас там воздвигают.
Гильберт. А я говорю о Джен.
Джошуа. О Джен?
Гильберт. Да, о Джен! Только о ней! Какое мне дело до всего остального? Разве ты не знаешь, разве забыл, что уже больше месяца я стою, прильнув лицом к решетке моей камеры, потому что там, внизу, я вижу ее, бледную, в трауре; вижу, как она без конца бродит у подножия этой башни, где заключены двое — Фабиани и я. Ты, значит, забыл о моей тоске, о моих тревогах и сомнениях? Ради кого из нас приходит она сюда? Дни и ночи я, злосчастный, задаю себе этот вопрос! Тебя, Джошуа, я также спрашивал об этом, и не далее как вчера ты обещал мне, что повидаешься и поговоришь с ней. Не скрывай же от меня, — что тебе удалось узнать? Ради меня она приходит сюда или ради Фабиани?
Джошуа. Я узнал, что сегодня будет обезглавлен Фабиани, а завтра ты, и с этой минуты, Гильберт, я словно лишился разума. Эшафот вышиб у меня из головы Джен. Твоя смерть…
Гильберт. Моя смерть! Какой смысл придаешь ты этому слову? Смерть постигла меня в тот день, когда я потерял любовь Джен. Она не любит меня, и я мертвец. О Джошуа, поверь мне, я умер! То немногое, что еще осталось от меня, не заслуживает даже быть завтра уничтоженным, Джошуа, можешь ли ты представить себе, что такое человек, который любит? Если бы два месяца тому назад мне сказали: "Джен, ваша чистая Джен, ваша любовь, ваше сокровище, ваша гордость, ваша лилия, ваша Джен отдалась другому, — хотите вы ее по-прежнему?" Я ответил бы: "Нет, не хочу! Лучше тысячу раз умереть мне и ей!" И я растоптал бы ногами того, кто осмелился бы сказать мне это. Однако ты видишь… я все-таки хочу ее! Прежней Джен больше нет. Нет чистой Джен, которую я боготворил, лба которой едва осмеливался касаться губами. Джен отдалась другому, отдалась негодяю, я знаю это, — и что же? — я все равно люблю ее. Сердце мое разбито, но я люблю ее! Я целовал бы край ее платья, я молил бы ее о прощении, если бы она согласилась быть моей. Джошуа, если бы я увидел ее в уличной грязи вместе с падшими женщинами, я поднял бы ее и прижал к своей груди. Джошуа, Джошуа! Я с радостью отдал бы — не сто лет жизни, потому что у меня остался только один день, — я отдал бы вечность, которую обрету завтра, чтобы хоть раз еще увидеть ее улыбку, обращенную ко мне, и снова услышать из ее уст эти дивные слова: "Я люблю тебя!" Джошуа, Джошуа, так уж устроено сердце человека, который любит! Вы воображаете, что убьете женщину, которая вам изменяет? Нет, вы ее не убьете. Как прежде, вы будете лежать у ее ног, но только подавленный печалью. Ты считаешь меня слабым? Но что бы я выиграл, убив Джен? Ах, сердце мое разрывается от нестерпимых мыслей! Если бы она все еще любила меня, какое дело было бы мне до ее проступка? Но она любит Фабиани! Она любит Фабиани! Ради Фабиани она приходит сюда! Нет, одно мне ясно: я должен умереть. Пожалей меня, Джошуа!
Джошуа. Фабиани умрет сегодня.
Гильберт. А я завтра.
Джошуа. Все в божьей воле.
Гильберт. Сегодня я буду отомщен его гибелью, завтра — он моей.
Джошуа. Брат мой, сюда идет второй констебль Тауэра, Энеас Делвертон. Ты должен вернуться в камеру. Сегодня вечером мы снова увидимся.
Гильберт. О, умереть нелюбимым! Умереть неоплаканным! Джен!.. Джен!.. Джен!.. (Уходит в камеру.)
Джошуа. Бедный Гильберт! Кто бы мог подумать, что случится нечто подобное? (Уходит.)
Входят Симон Ренар и Энеас Делвертон.
Явление второе
Симон Ренар, Энеас Делвертон.
Симон Ренар. Все это очень странно, я с вами согласен, но что поделаешь? Королева безрассудна и сама не знает, чего хочет. Она — женщина, и на нее ни в чем нельзя положиться. Зачем она приходит сюда? Сердце женщины — загадка, и недаром король Франциск Первый[18] нацарапал на оконном стекле Шамборского замка эти слова:
"Красотки лицемерят.
Безумен, кто им верит".
Послушайте, милейший Энеас, мы ведь с вами старые друзья: необходимо покончить о этим сегодня же. Здесь все зависит от вас. Если вам, будет поручено (шепчет ему на ухо), затяните дело, устройте так, чтобы оно не удалось. Мне нужно иметь сегодня вечером в своем распоряжении всего лишь два часа, и я достигну того, чего хочу: завтра не будет больше фаворита, я всемогущ, а послезавтра вы — баронет и комендант Тауэра. Понятно?
Энеас. Понятно.
Симон Ренар. Отлично. Я слышу, сюда идут. Нас не должны видеть вместе. Ступайте в ту дверь. Я пойду навстречу королеве. (Они расходятся в разные стороны.)
Явление третье
Осторожно входит тюремщик и вводит леди Джен.
Тюремщик. Вот вы и попали, куда хотели, миледи. Эти две двери ведут в их камеры. Теперь пожалуйте мне вознаграждение.
Джен (снимает с руки алмазный браслет и отдает ему). Вот, возьмите.
Тюремщик. Благодарю. Только не выдавайте меня. (Уходит.)
Джен (одна). О боже! Что делать? Я погубила его, и я должна его спасти. Но каким образом? Что может женщина? Эшафот! Эшафот! Ужасно! Нет, не надо слез, нужно действовать. Но я не сумею сделать это! Не сумею! Боже, сжалься надо мной! Сюда идут! Чей это голос? Королева! Ах, все погибло! (Прячется за одной из колонн.)
Входят королева и Симон Ренар.
Явление четвертое
Королева, Симон Ренар, Джен, скрытая за колонной,
Королева. Так вас удивляет эта перемена? Так я не похожа на самое себя? Ну что ж, думайте, что вам угодно. Сегодня я не хочу, чтобы он умер, — вот и все.
Симон Ренар. Однако ваше величество только вчера приказали, чтобы казнь состоялась сегодня.
Королева. Но третьего дня я приказала, чтобы казнь состоялась вчера. А в воскресенье я приказала, чтобы казнь состоялась в понедельник. Сегодня же я приказываю, чтобы казнь отложили на завтра.
Симон Ренар. В самом деле, со второго воскресенья рождественского поста, когда Звездная палата[19] вынесла свой приговор и оба осужденных вернулись в Тауэр, предшествуемые палачом, который нес в руках топор, обращенный к их лицам, прошло уже три недели, а ваше величество продолжает откладывать казнь со дня на день.
Королева. Да, да! Вам это непонятно, сударь? Нужно объяснить вам все до конца? Вы хотите, чтобы несчастная женщина обнажила перед вами свое сердце только потому, что она королева, а вы представляете здесь испанского принца, ее будущего супруга? Боже мой, сударь, откуда вам, мужчинам, знать, что сердце женщины так же стыдливо, как ее тело? А! Вы требуете признания? Прикидываетесь, что ничего не понимаете? Так знайте же, что каждый день я откладываю казнь Фабиани потому, что каждое утро — слышите вы? — каждое утро мне изменяют силы при мысли о том, что колокол Тауэра сейчас возвестит смерть этого человека, потому что каждое утро я лишаюсь чувств, представляя, как точат топор для этого человека, потому что каждое утро я умираю, воображая, как сколачивают гроб для этого человека, потому что я женщина, потому что я слаба, потому что я безумна, потому что я люблю его, наконец! Довольно вам этого? Удовлетворены вы теперь? О, настанет день, когда я сумею отомстить вам за все, что вы заставили меня сказать!
Симон Ренар. Однако пора покончить с Фабиани. Вашему величеству предстоит вступить в брак с моим августейшим повелителем, испанским принцем.
Королева. Если испанский принц недоволен, пусть не скрывает этого, — мы вступим в брак с другим. У нас нет недостатка в претендентах. Сын римского короля, принц Пьемонтский, инфант португальский, кардинал Пол, датский король, лорд Кортней такие же достойные вельможи, как принц испанский.
Симон Ренар. Лорд Кортней! Лорд Кортней!
Королева. Английский барон, сударь, стоит испанского принца. К тому же лорд Кортней — потомок восточных императоров. А там — злитесь, сколько вам угодно!
Симон Ренар. Фабиани навлек на себя ненависть всех в Лондоне, у кого есть сердце.
Королева. За исключением меня.
Симон Ренар. Горожане относятся к нему так же, как вельможи. Если он не будет предан смерти сегодня же, как обещано вашим величеством…
Королева. Что тогда?
Симон Ренар. Чернь устроит бунт.
Королева. У меня есть ландскнехты.
Симон Ренар. Вельможи устроят заговор.
Королева. У меня есть палач.
Симон Ренар. Ваше величество, вы дали клятву над молитвенником вашей матери, что не помилуете Фабиани.
Королева. Вот бланк, который он велел передать мне и в котором я клянусь своей королевской короной, что окажу ему любую милость. Корона моего отца стоит молитвенника моей матери. Одна клятва освобождает меня от другой. А кроме того, кто вам сказал, что я собираюсь помиловать его?
Симон Ренар. Он нагло обманул вас, ваше величество.
Королева. Что мне до этого? Все мужчины так поступают. Я не желаю его смерти. Послушайте, милорд… я хотела сказать, господин бальи; боже, вы так расстроили меня, что я забыла, с кем говорю. Так вот, послушайте: я знаю все, что вы можете мне сказать. Вы скажете, что он подлый, презренный человек, что он трус? Мне это известно не хуже вашего. Я сгораю от стыда, но я люблю его. Что делать? Быть может, честного человека я не могла бы так любить, Впрочем, что такое вы все? Чем вы лучше его? Вы скажете, что он фаворит и что английский народ не любит фаворитов? Но разве я не знаю, что вы стремитесь уничтожить Фабиани только для того, чтобы поставить на его место этого ирландца, этого фата — графа Килдара, который будет рубить двадцать голов в день? Но что вам до этого? Прошу вас, не говорите мне об испанском принце. Вы сами смеетесь над ним. И не толкуйте мне о недовольстве французского посла, господина де Ноайля. Господин де Ноайль — глупец, и я скажу ему это в лицо. И, наконец, я женщина: сегодня я могу хотеть одного, завтра другого. Не ищите во мне последовательности. Жизнь этого человека нужна мне как воздух. Пожалуйста, не стойте передо мной с видом святой невинности. Мне отлично известны все ваши проделки. И, между нами, вы так же, как я, знаете, что Фабиани не совершал преступления, за которое осужден. Все это было подстроено. Я не хочу, чтобы он умер. Кто здесь повелевает? Довольно, господин бальи, поговорим о другом.
Симон Ренар. Я удаляюсь, ваше величество. Но помните, в моем лице с вами говорила вся ваша знать.
Королева. Какое мне дело до знати!
Симон Ренар (в сторону). Попытаемся воздействовать через народ. (Уходит, отвесив глубокий поклон.)
Королева (одна). У него был странный вид, когда он уходил. Этот человек не остановится перед тем, чтобы поднять восстание. Поспешим в ратушу. Эй, кто-нибудь!
Входят Энеас и Джошуа.
Явление пятое
Те же, кроме Симона Ренара; Энеас, Джошуа.
Королева. Это вы, Энеас? Вы и этот человек должны немедленно устроить побег графа Кленбрассила.
Энеас. Ваше величество…
Королева. Впрочем, нет, вам я не могу доверить этого. Я забыла, что и вы принадлежите к его врагам. О боже! Меня окружают одни лишь враги человека, которого я люблю. Бьюсь об заклад, что и этот незнакомый мне тюремщик ненавидит его.
Джошуа. Это правда, ваше величество…
Королева. Боже мой, Симон Ренар имеет здесь больше власти, чем королева! Что же это? Нет никого, кому я могла бы довериться! Никого, кому могла бы поручить побег Фабиани!
Джен (выходит из-за колонны). Есть, ваше величество: это я!
Джошуа (в сторону). Джен!
Королева, Кто — ты? Это вы, Джен Толбот? Как вы здесь очутились? Ах, все равно! Вы здесь, вы пришли спасти Фабиани. Благодарю вас, Джен. Я должна была бы ненавидеть вас, ревновать вас, у меня есть тысячи причин для этого. Но нет, я вас люблю, потому что вы любите его. Перед эшафотом нет места ревности, есть только любовь. Вы тоже прощаете ему, я это вижу. Мужчины не могут понять нас. Леди Джен, объединим наши усилия. Обе мы несчастны, не правда ли? Необходимо устроить побег Фабиани. У меня нет никого, кроме вас, и я должна принять ваше предложение, По крайней мере я уверена, что вы вложите всю свою душу в дело спасения Фабиано. Поручаю вам его. — Господа, отныне вы будете оба повиноваться всем приказаниям леди Джен. За ослушание вы отвечаете мне головой. Обними меня, девушка!
Джен. Темза омывает Тауэр с этой стороны. Я заметила в стене потайной выход. Если причалить туда лодку, можно устроить побег через Темзу. Это самый надежный способ.
Энеас. Лодку невозможно доставить раньше, чем через час,
Джен. Это слишком долго.
Энеас. Не так уж долго. Кроме того, через час стемнеет. Так будет лучше, если ее величество желает, чтобы побег совершился втайне.
Королева. Пожалуй, вы правы. Итак, через час! Я покидаю вас, леди Джен. Я должна отправиться в ратушу. Спасите Фабиани!
Джен. Будьте спокойны, ваше величество!
Королева уходит. Джен провожает ее взглядом.
Джошуа (на авансцене). Гильберт был прав. Она думает только о Фабиани!
Явление шестое
Те же, кроме королевы.
Джен (Энеасу). Вы слышали волю королевы? Лодку к подножию башни, ключи от потайного хода, шляпу и плащ.
Энеас. Невозможно доставить все это до наступления темноты. Не раньше, чем через час, миледи.
Джен. Хорошо. Идите. Оставьте меня вдвоем с этим человеком.
Энеас уходит. Джен провожает его взглядом.
Джошуа (стоя на авансцене, в сторону). С этим человеком! Очень просто! Кто забыл Гильберта, тот не узнает и Джошуа, (Направляется к камере Фабиани с тем, чтобы отпереть ее.)
Джен. Что вы там делаете?
Джошуа. Предупреждаю ваше желание, миледи. Хочу отпереть эту дверь.
Джен. Что это за дверь?
Джошуа. Дверь в камеру милорда Фабиани.
Джен. А эта?
Джошуа. Дверь в камеру другого преступника.
Джен. Кто этот другой?
Джошуа. Человек, также приговоренный к смерти. Вы его не знаете; это рабочий по имени Гильберт.
Джен. Отоприте эту дверь!
Джошуа (отпирает). Гильберт!
Явление седьмое
Джен, Гильберт, Джошуа,
Гильберт (из глубины камеры). Чего хотят от меня? (Показывается на пороге, видит Джен и, пошатнувшись, прислоняется к стене.) Джен! Леди Джен Толбот!
Джен (на коленях, не поднимая на него глаза). Гильберт, я пришла, чтобы спасти вас.
Гильберт. Спасти меня?
Джен. О, выслушайте! Сжальтесь надо мною, не вините меня. Я знаю все, что вы можете мне сказать. Это справедливо, но не говорите мне ничего. Я должна спасти вас. Все уже подготовлено. Ваш побег обеспечен, позвольте мне спасти вас, как вы позволили бы всякому другому. Я больше ни о чем не прошу. Потом вы можете не знать меня. Я никогда не напомню вам о себе. Умоляю вас не о прощении, а только о праве спасти вас. Согласны вы, Гильберт?
Гильберт. Благодарю, но это бесполезно. На что мне жизнь, леди Джен, если вы больше не любите меня?
Джен (радостно). О Гильберт! Как мне понять ваши слова? Неужели вас еще может интересовать то, что происходит в сердце бедной девушки? Гильберт! Вы хотите знать, к кому оно проникнуто любовью? Ах, я думала, что вам это все равно, что вы слишком презираете меня, чтоб интересоваться моими чувствами, Гильберт! Если бы вы знали, что значат для меня ваши слова! Они луч солнца, внезапно проникший в окутавшую меня тьму. О, выслушайте меня! Если бы я посмела снова приблизиться к вам, коснуться вашей одежды, взять своей рукой вашу руку, если бы, как раньше, посмела поднять на вас и на небо свой взгляд, — знаете, что я сказала бы вам, простертая на коленях у ваших ног, с рыданием в груди и неземной радостью, в сердце? Я сказала бы: "Гильберт, я люблю тебя!"
Гильберт (с восторгом обнимая ее). Ты любишь меня?
Джен. Да, я люблю тебя!
Гильберт. Ты любишь меня! Великий боже, она меня любит! Это правда, она сама сказала мне это, своими устами произнесла это слово!
Джен. Мой Гильберт!
Гильберт. Ты все подготовила для моего побега, говоришь ты? Скорей! Скорей! Будем жить! Джен любит меня — я хочу жить! Как давят эти своды! Они грозят размозжить мне голову! Выпустите меня, я задыхаюсь! Бежим скорее! Бежим, Джен! Я хочу жить! Я любим!
Джен. Еще нельзя. Нужна лодка. Придется дождаться ночи. Но успокойся, ты будешь спасен. Не пройдет и часа, как мы вырвемся на волю. Королева — в ратуше и вернется не скоро. А пока я здесь распоряжаюсь. Потом ты все поймешь.
Гильберт. Целый час ожидания, целый час! О, как мне не терпится снова обрести жизнь, обрести счастье! Джен! Джен! Ты здесь! Я буду жить! Ты меня любишь! О, я возвращаюсь из ада. Держи меня, Джен, я способен совершить глупость. Мне хочется смеяться, хочется петь! Так это правда, что ты меня любишь?
Джен. Да, люблю, люблю! И знаешь, Гильберт, — верь мне, я говорю правду, как на смертном ложе, — я всегда любила только тебя! Даже в моем падении, на самом дне преступления, я не переставала любить тебя! Едва я упала в объятия демона, погубившего меня, как стала оплакивать своего ангела!
Гильберт. Все забыто, все прощено! Не вспоминай больше об этом. О Джен, что мне до прошлого? Кто устоял бы перед твоим голосом? Кто поступил бы иначе на моем месте? Я все прощаю тебе, мое дорогое дитя! Сущность любви — в милосердии и прощении. Джен, ревность и отчаянье иссушили слезы в моих глазах. Но я прощаю тебе, я благодарю тебя. Ты по-прежнему одна сияешь мне в этом мире, и с каждым словом, которое ты произносишь, в моей душе стихает боль и возрождается радость! Джен, поднимите голову, встаньте и взгляните мне в глаза. Слушайте, что я скажу вам: Джен, ты мое дитя.
Джен. Всегда великодушен! Всегда! О дорогой Гильберт!
Гильберт. Ах, поскорей бы прочь отсюда, поскорее бы уехать далеко, быть свободным, быть вместе с тобой! О, неужели эта ночь никогда не наступит? Лодки все нет… Джен, мы этой же ночью покинем Лондон. Мы покинем Англию, поедем в Венецию. Там люди моего ремесла зарабатывают много денег. Ты будешь моею… О боже! Я совсем обезумел, забыл, какое имя ты носишь, слишком высокое имя, Джен!
Джен. Что ты хочешь сказать?
Гильберт. Ты дочь лорда Толбота.
Джен. Я знаю другое, более прекрасное имя.
Гильберт. Какое?
Джен. Жена рабочего Гильберта.
Гильберт. Джен!..
Джен. О нет! Не думай, что я прошу тебя об этом! Я знаю, что недостойна быть ею. Нет, я не посмею вознестись так высоко. Я не стану злоупотреблять твоим великодушием. Бедный чеканщик Гильберт не унизит себя браком с графиней Уотерфорд. Но я все равно последую за тобой, все равно буду любить тебя и никогда не покину. Днем я буду лежать у твоих ног, ночью у твоей двери. Я буду смотреть, как ты работаешь, буду помогать тебе, подавать все, что тебе понадобится. Я буду для тебя немногим меньше, чем сестра, и немногим больше, чем собака. И если ты когда-нибудь женишься, Гильберт, потому что бог захочет, чтобы ты в конце концов нашел женщину чистую и незапятнанную, женщину, достойную тебя, — так вот, если ты женишься и если жена твоя будет так добра, что позволит это, я буду служанкой твоей жены. Если же она не позволит этого, я уйду, чтобы умереть где-нибудь… Только в этом случае я покину тебя. Если же ты не женишься, я навсегда останусь с тобой. Я буду кротка, буду покорна, ты увидишь, Гильберт. И если кто-нибудь подумает обо мне дурно, видя меня с тобой, пусть думает что хочет. Мне больше не от чего краснеть, ты ведь знаешь. Я бедная девушка.
Гильберт (падая к ее ногам). Ты — ангел! Ты — моя жена!
Джен. Твоя жена! Ты, как бог, своим прощением очищаешь от греха. Будь же благословен, Гильберт, за то, что ты возложил на мою голову этот венец.
Гильберт встает с колен и заключает ее в объятия. В то время как они стоят, крепко обнявшись, Джошуа подходит и берет Джен за руку.
Джошуа. Это Джошуа, леди Джен.
Гильберт. Добрый Джошуа!
Джошуа. Вы не узнали меня.
Джен. Ах, это потому, что я должна была начать с него.
Джошуа целует ей руки.
Гильберт (сжимая ее в объятьях). Какое счастье! Неужели все это правда? Уж не грежу ли я?
Издалека доносится шум, слышны неясные крики, гул. Смеркается.
Джошуа. Что там за шум? (Подходит к окну, выходящему на улицу.)
Джен. О боже! Только бы ничего не случилось!
Джошуа. Там, внизу, огромная толпа. Заступы, пики, факелы! Гвардейцы королевы на лошадях, они сражаются. И все это направляется сюда. Какие крики! Черт возьми, это похоже на бунт!
Джен. Только бы это было не против Гильберта!
Отдаленные крики. Фабиани! Смерть Фабиани!
Джен. Слышите?
Джошуа. Да.
Джен. Что они кричат?
Джошуа. Нельзя разобрать.
Джен. О боже! О боже!
Через потайную дверь поспешно входят Энеас и лодочник.
Явление восьмое
Те же, Энеас, лодочник.
Энеас. Милорд Фабиани! Милорд! Нельзя терять ни минуты! Они узнали, что королева хочет спасти вам жизнь. Лондонская чернь восстала. Через четверть часа они разорвут вас на куски. Спасайтесь, милорд! Вот плащ и шляпа. Вот ключи. Вот лодочник. Не забудьте, что всем этим вы обязаны мне. Милорд, спешите! (Тихо, лодочнику.) А ты не торопись.
Джен (быстро набрасывает плащ и шляпу на Гильберта, тихо, к Джошуа). Господи! Только бы этот человек не узнал…
Энеас (пристально глядя на Гильберта). Что такое? Это не лорд Кленбрассил! Миледи, вы ослушались приказания королевы! Вы устраиваете побег другому!
Джен. Все погибло! Я должна была предвидеть это! О боже! Сударь, это правда… Сжальтесь!..
Энеас (тихо, к Джен). Молчите! Действуйте! Я ничего не сказал, я ничего не видел. (С безразличным видом отходит в глубину сцены.)
Джен. Что он говорит? Ах, провидение все же за нас! Все хотят спасения Гильберта!
Джошуа. Нет, леди Джен: все хотят гибели Фабиани.
Во время этой сцены шум снаружи усиливается.
Джен. Скорей, Гильберт! Поспешим!
Джошуа. Пусть он идет один.
Джен. Мне оставить его!..
Джошуа. Ненадолго. В лодке не должно быть женщины, коли вы хотите, чтобы он благополучно добрался. Еще слишком светло. На вас белое платье. Когда опасность минует, вы снова будете вместе. Пойдемте со мною сюда. Он выйдет через ту дверь.
Джен. Джошуа прав. Где я найду тебя, мой Гильберт?
Гильберт. Под первой аркой Лондонского моста.
Джен. Хорошо. Не медли же. Шум все усиливается. Как бы я хотела, чтобы ты был уже далеко!
Джошуа. Вот ключи. Вам придется отпереть и снова запереть двенадцать дверей, прежде чем вы достигнете реки. Это займет добрых четверть часа.
Джен. Четверть часа! Двенадцать дверей! Это ужасно!
Гильберт (обнимая ее). Прощай, Джен. Еще немного, и мы соединимся на всю жизнь.
Джен Навеки. (Лодочнику.) Сударь, поручаю его вам.
Энеас (тихо, лодочнику). Во избежание несчастья, не торопись.
Гильберт уходит с лодочником.
Джошуа. Он спасен! Теперь будем действовать мы. Прежде всего нужно запереть эту дверь. (Запирает камеру Гильберта.) Готово! Идемте скорей сюда. (Выходит с Джен через вторую потайную дверь.)
Энеас (один). Фабиани остался в западне. Ловкая девчонка! Господин Симон Ренар дорого заплатил бы ей за эту проделку. Но что скажет королева? Только бы все это не обрушилось на меня!
Через галерею быстро входят Симон Ренар и королева. Шум снаружи все усиливается. Почти совсем стемнело. Крики толпы, требующей смерти Фабиани. Факелы, бряцанье оружия, выстрелы, конский топот. Несколько вельмож с кинжалами в руках сопровожают королеву. Среди них — герольд Англии Кларенс с королевским знаменем в руках и герольд ордена Подвязки Гартер со знаменем ордена.
Явление девятое
Королева, Симон Ренар, Энеас, Лорд Клинтон, герольды, придворные, пажи и прочие.
Королева (тихо, Энеасу). Фабиани бежал?
Энеас. Нет еще.
Королева (устремив на него угрожающий взгляд). Еще нет?
Энеас (в сторону). Черт!
Народ (за сценой). Смерть Фабиани!
Симон Ренар. Ваше величество, необходимо решиться немедленно. Народ требует смерти этого человека. Лондон в огне. Тауэр осажден. Мятеж принимает угрожающие размеры. Королевские вассалы изрублены в куски на Лондонском мосту. Гвардейцы вашего величества еще держатся, однако толпа теснила вас, ваше величество, из улицы в улицу, от ратуши до самого Тауэра. Сторонники принцессы Елизаветы подстрекают народ. Это видно по ожесточенности мятежа. Положение тяжелое. Что прикажет ваше величество?
Крики народа. Фабиани! Смерть Фабиани!
Шум возрастает и приближается.
Королева. Смерть Фабиани! Милорды, вы слышите вой толпы? Ей нужно бросить человека. Чернь требует пищи,
Симон Ренар. Что прикажет ваше величество?
Королева. Право, милорды, вы, кажется, дрожите? Клянусь, придется мне, женщине, напомнить вам ваш дворянский долг! На коней, милорды, на коней! Или вы оробели перед этим сбродом? Или шпаги испугались дубин?
Симон Ренар. Берегитесь, ваше величество, как бы дело не зашло слишком далеко. Уступите, пока есть время. Только что вы назвали их сбродом, — как бы через час вам не пришлось сказать: народ!
Крики усиливаются, шум приближается.
Королева. Через час!
Симон Ренар (идет на галерею и тотчас возвращается). Нет, ваше величество, через четверть часа. Первая линия укреплений Тауэра взята. Еще один шаг, и народ ворвется сюда.
Народ. В Тауэр! В Тауэр! Фабиани! Смерть Фабиани!
Королева. Да, правы те, которые говорят, что народ страшен. Фабиано!
Симон Ренар. Вы хотите, чтобы через минуту он был растерзан на ваших глазах?
Королева. Но это позор, господа! Никто из вас не трогается с места! Во имя неба, защитите меня!
Лорд Клинтон. Вас — да, ваше величество, Фабиани — нет.
Королева. О господи! Если так, тем хуже! Теперь я выскажу все. Фабиани не виновен! Фабиано не совершал преступления, за которое он осужден. Это я, и вот этот человек, и еще чеканщик Гильберт — мы все придумали и подстроили. Мы разыграли комедию. Посмейте, господин бальи, опровергнуть мои слова. Итак, господа, надеюсь, теперь вы защитите его? Он невинен, слышите вы это? Клянусь моей головой, клянусь короной, богом, душой матери, он не виновен в преступлении! Это так же верно, как то, что вы находитесь здесь, лорд Клинтон. Вступитесь же за него. Мой храбрый Клинтон, мой старый друг, мой добрый Роберт, раздавите их, как вы раздавили Тома Уайета! Я вам клянусь, что Фабиано не поднимал руки на свою королеву.
Лорд Клинтон. Есть другая королева, на которую он поднял руку. Эта королева — Англия.
Крики снаружи продолжаются.
Королева. Балкон! Откройте балкон. Я сама докажу народу его невиновность,
Симон Ренар. Лучше докажите народу, что он не итальянец.
Королева. И так смеет говорить со мною какой-то Симон Ренар, ставленник кардинала Гранвеллы! Отворите эту дверь! Отворите камеру! Выпустите Фабиано! Я хочу видеть его, хочу говорить с ним!
Симон Ренар (тихо). Что вы делаете? Ради его спасения никто не должен знать, что он здесь.
Народ. Смерть Фабиани! Да здравствует Елизавета!
Симон Ренар. Слышите, теперь они кричат: "Да здравствует Елизавета!"
Королева. Боже! Боже!
Симон Ренар. Выбирайте, ваше величество. (Указывает рукой на дверь камеры.) Либо эту голову — народу (указывает другой рукой на корону, которою увенчана королева), либо эту корону — принцессе Елизавете.
Народ. Смерть! Смерть Фабиани! Елизавета!
Камень разбивает стекло в окне, у которого стоит королева.
Симон Ренар. Ваше величество, вы губите себя без пользы для него. Уже захвачен второй двор. Что прикажет королева?
Королева. Вое вы трусы, и Клинтон первый среди вас! О Клинтон, когда-нибудь я вам это припомню, мой друг!
Симон Ренар. Что прикажет королева?
Королева. Ах, быть покинутой всеми! Во всем признаться и ничего не достигнуть! Вот каковы эти дворяне! Гнусное отродье! Я хотела бы растоптать их всех! Королева имеет право иногда быть только женщиной. Вы дорого заплатите мне за все это, господа!
Симон Ренар. Что прикажет королева?
Королева (в изнеможении). Делайте что хотите. Поступайте как знаете. Вы убийца! (В сторону.) О Фабиано!
Симон Ренар. Кларенс! Гартер! Ко мне! Энеас, отоприте большой балкон галереи.
Двери балкона в глубине сцены отворяются, и туда выходит Симон Ренар в сопровождении Кларенса с правой стороны и Гартера с левой. Снаружи врывается оглушительный шум.
Народ. Фабиани! Фабиани!
Симон Ренар (обращаясь с балкона к народу). Именем королевы!
Герольды. Именем королевы!
Воцаряется глубокая тишина.
Симон Ренар. Люди! Королева объявляет вам, что сегодня ночью, через час после гашения огней, Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил, покрытый с головы до ног черным покрывалом, с железным кляпом во рту, с трехфунтовой свечой воска в руке, будет при свете факелов отведен из Тауэра через Черинг-Кросс на Старый городской рынок, чтобы публично принести покаяние и быть обезглавленным за совершенные им преступления — государственную измену первой степени и покушение на жизнь королевской особы ее величества.
Бурные рукоплескания снаружи.
Народ. Да здравствует королева! Смерть Фабиани!
Симон Ренар (продолжает). И чтобы ни один человек в городе Лондоне не остался в неведении этого, королева повелевает: в продолжение всего пути осужденного из Тауэра к Старому рынку будет звонить большой колокол Тауэра. Во время казни будут даны три пушечных выстрела: первый — когда преступник взойдет на эшафот, второй — когда он опустится на черное сукно, третий когда скатится его голова.
Рукоплескания.
Народ. Иллюминацию! Иллюминацию!
Симон Ренар. Этой ночью Тауэр и весь город будут иллюминованы кострами и факелами в ознаменование всеобщей радости. Я все сказал.
Рукоплескания.
Да хранит бог древнюю хартию Англии!
Герольды. Да хранит бог древнюю хартию Англии!.
Народ. Смерть Фабиани! Да здравствует Мария! Да здравствует королева!
Балкон закрывается. Симон Ренар подходит к королеве.
Симон Ренар. Принцесса Елизавета никогда не простит мне того, что я сейчас сделал.
Королева. Королева Мария также. Оставьте меня, сударь! (Делает всем присутствующим знак удалиться.)
Симон Ренар (тихо, Энеасу). Господин Энеас, проследите за казнью.
Энеас. Положитесь на меня.
Симон Ренар уходит. В ту минуту, когда Энеас собирается выйти, к нему подбегает королева, хватает его за руку и быстро увлекает на авансцену.
Явление десятое
Королева, Энеас.
Народ (снаружи). Смерть Фабиани! Смерть Фабиани!
Королева. Как по-твоему, чья голова стоит сейчас больше — твоя или Фабиани?
Энеас. Ваше величество…
Королева. Ты изменник!
Энеас. Ваше величество… (В сторону.) Черт!
Королева. Никаких оправданий! Клянусь моей матерью, если умрет Фабиани, умрешь и ты!
Энеас. Но, ваше величество…
Королева. Спаси Фабиани — и ты спасешь себя. Другого выхода нет.
Народ. Смерть Фабиани! Смерть Фабиани!
Энеас. Спасти лорда Кленбрассила! Но там народ. Это невозможно. Что могу я сделать?..
Королева. Придумай сам.
Энеас. Боже мой, как мне быть?
Королева. Сделай так, как ты сделал бы для себя.
Энеас. Но народ не сложит оружия, пока не совершится казнь. Чтобы успокоить его, нужно кого-нибудь обезглавить.
Королева. Найди кого хочешь.
Энеас. Кого хочу?.. Погодите, ваше величество! Казнь совершится ночью, при свете факелов. Осужденного приведут под черным покрывалом, с кляпом во рту. Народ, сдерживаемый стражей, будет, как всегда, далеко от эшафота. Ему достаточно увидеть, как скатится голова. Я берусь все устроить. Только бы лодочник был еще здесь! Я велел ему не торопиться. (Подходит к окну, откуда видна Темза.) Он здесь еще! Надо спешить! (Высовывается в окно, с факелом в руке, машет платком, затем оборачивается к королеве.) Все в порядке, ваше величество. Я отвечаю за жизнь милорда Фабиани.
Королева. Своей головой?
Энеас. Своей головой.
Зал в Тауэре. Стрельчатые своды, поддерживаемые толстыми колоннами. Слева и справа низкие двери, ведущие в камеры. Направо — слуховое окно, выходящее на Темзу; налево — слуховое окно, выходящее на улицу. С каждой стороны потайная дверь в стене. В глубине галерея с большим застекленным балконом, выходящим во внешний двор тюрьмы.
Явление первое
Гильберт, Джошуа.
Гильберт. Ну что?
Джошуа. Увы!
Гильберт. Надежды нет?
Джошуа. Надежды нет.
Гильберт подходит к окну.
О, из окна ты ничего не увидишь!
Гильберт. Тебе удалось выяснить?
Джошуа. Нет никаких сомнений.
Гильберт. Значит, для Фабиани?
Джошуа. Для Фабиани.
Гильберт. Счастливец! А я проклят небом.
Джошуа. Бедный Гильберт! Настанет и твой черед. Сегодня он, завтра ты.
Гильберт. Что ты хочешь сказать? Мы, кажется, не понимаем друг друга. О чем ты говоришь?
Джошуа. Об эшафоте, который они сейчас там воздвигают.
Гильберт. А я говорю о Джен.
Джошуа. О Джен?
Гильберт. Да, о Джен! Только о ней! Какое мне дело до всего остального? Разве ты не знаешь, разве забыл, что уже больше месяца я стою, прильнув лицом к решетке моей камеры, потому что там, внизу, я вижу ее, бледную, в трауре; вижу, как она без конца бродит у подножия этой башни, где заключены двое — Фабиани и я. Ты, значит, забыл о моей тоске, о моих тревогах и сомнениях? Ради кого из нас приходит она сюда? Дни и ночи я, злосчастный, задаю себе этот вопрос! Тебя, Джошуа, я также спрашивал об этом, и не далее как вчера ты обещал мне, что повидаешься и поговоришь с ней. Не скрывай же от меня, — что тебе удалось узнать? Ради меня она приходит сюда или ради Фабиани?
Джошуа. Я узнал, что сегодня будет обезглавлен Фабиани, а завтра ты, и с этой минуты, Гильберт, я словно лишился разума. Эшафот вышиб у меня из головы Джен. Твоя смерть…
Гильберт. Моя смерть! Какой смысл придаешь ты этому слову? Смерть постигла меня в тот день, когда я потерял любовь Джен. Она не любит меня, и я мертвец. О Джошуа, поверь мне, я умер! То немногое, что еще осталось от меня, не заслуживает даже быть завтра уничтоженным, Джошуа, можешь ли ты представить себе, что такое человек, который любит? Если бы два месяца тому назад мне сказали: "Джен, ваша чистая Джен, ваша любовь, ваше сокровище, ваша гордость, ваша лилия, ваша Джен отдалась другому, — хотите вы ее по-прежнему?" Я ответил бы: "Нет, не хочу! Лучше тысячу раз умереть мне и ей!" И я растоптал бы ногами того, кто осмелился бы сказать мне это. Однако ты видишь… я все-таки хочу ее! Прежней Джен больше нет. Нет чистой Джен, которую я боготворил, лба которой едва осмеливался касаться губами. Джен отдалась другому, отдалась негодяю, я знаю это, — и что же? — я все равно люблю ее. Сердце мое разбито, но я люблю ее! Я целовал бы край ее платья, я молил бы ее о прощении, если бы она согласилась быть моей. Джошуа, если бы я увидел ее в уличной грязи вместе с падшими женщинами, я поднял бы ее и прижал к своей груди. Джошуа, Джошуа! Я с радостью отдал бы — не сто лет жизни, потому что у меня остался только один день, — я отдал бы вечность, которую обрету завтра, чтобы хоть раз еще увидеть ее улыбку, обращенную ко мне, и снова услышать из ее уст эти дивные слова: "Я люблю тебя!" Джошуа, Джошуа, так уж устроено сердце человека, который любит! Вы воображаете, что убьете женщину, которая вам изменяет? Нет, вы ее не убьете. Как прежде, вы будете лежать у ее ног, но только подавленный печалью. Ты считаешь меня слабым? Но что бы я выиграл, убив Джен? Ах, сердце мое разрывается от нестерпимых мыслей! Если бы она все еще любила меня, какое дело было бы мне до ее проступка? Но она любит Фабиани! Она любит Фабиани! Ради Фабиани она приходит сюда! Нет, одно мне ясно: я должен умереть. Пожалей меня, Джошуа!
Джошуа. Фабиани умрет сегодня.
Гильберт. А я завтра.
Джошуа. Все в божьей воле.
Гильберт. Сегодня я буду отомщен его гибелью, завтра — он моей.
Джошуа. Брат мой, сюда идет второй констебль Тауэра, Энеас Делвертон. Ты должен вернуться в камеру. Сегодня вечером мы снова увидимся.
Гильберт. О, умереть нелюбимым! Умереть неоплаканным! Джен!.. Джен!.. Джен!.. (Уходит в камеру.)
Джошуа. Бедный Гильберт! Кто бы мог подумать, что случится нечто подобное? (Уходит.)
Входят Симон Ренар и Энеас Делвертон.
Явление второе
Симон Ренар, Энеас Делвертон.
Симон Ренар. Все это очень странно, я с вами согласен, но что поделаешь? Королева безрассудна и сама не знает, чего хочет. Она — женщина, и на нее ни в чем нельзя положиться. Зачем она приходит сюда? Сердце женщины — загадка, и недаром король Франциск Первый[18] нацарапал на оконном стекле Шамборского замка эти слова:
"Красотки лицемерят.
Безумен, кто им верит".
Послушайте, милейший Энеас, мы ведь с вами старые друзья: необходимо покончить о этим сегодня же. Здесь все зависит от вас. Если вам, будет поручено (шепчет ему на ухо), затяните дело, устройте так, чтобы оно не удалось. Мне нужно иметь сегодня вечером в своем распоряжении всего лишь два часа, и я достигну того, чего хочу: завтра не будет больше фаворита, я всемогущ, а послезавтра вы — баронет и комендант Тауэра. Понятно?
Энеас. Понятно.
Симон Ренар. Отлично. Я слышу, сюда идут. Нас не должны видеть вместе. Ступайте в ту дверь. Я пойду навстречу королеве. (Они расходятся в разные стороны.)
Явление третье
Осторожно входит тюремщик и вводит леди Джен.
Тюремщик. Вот вы и попали, куда хотели, миледи. Эти две двери ведут в их камеры. Теперь пожалуйте мне вознаграждение.
Джен (снимает с руки алмазный браслет и отдает ему). Вот, возьмите.
Тюремщик. Благодарю. Только не выдавайте меня. (Уходит.)
Джен (одна). О боже! Что делать? Я погубила его, и я должна его спасти. Но каким образом? Что может женщина? Эшафот! Эшафот! Ужасно! Нет, не надо слез, нужно действовать. Но я не сумею сделать это! Не сумею! Боже, сжалься надо мной! Сюда идут! Чей это голос? Королева! Ах, все погибло! (Прячется за одной из колонн.)
Входят королева и Симон Ренар.
Явление четвертое
Королева, Симон Ренар, Джен, скрытая за колонной,
Королева. Так вас удивляет эта перемена? Так я не похожа на самое себя? Ну что ж, думайте, что вам угодно. Сегодня я не хочу, чтобы он умер, — вот и все.
Симон Ренар. Однако ваше величество только вчера приказали, чтобы казнь состоялась сегодня.
Королева. Но третьего дня я приказала, чтобы казнь состоялась вчера. А в воскресенье я приказала, чтобы казнь состоялась в понедельник. Сегодня же я приказываю, чтобы казнь отложили на завтра.
Симон Ренар. В самом деле, со второго воскресенья рождественского поста, когда Звездная палата[19] вынесла свой приговор и оба осужденных вернулись в Тауэр, предшествуемые палачом, который нес в руках топор, обращенный к их лицам, прошло уже три недели, а ваше величество продолжает откладывать казнь со дня на день.
Королева. Да, да! Вам это непонятно, сударь? Нужно объяснить вам все до конца? Вы хотите, чтобы несчастная женщина обнажила перед вами свое сердце только потому, что она королева, а вы представляете здесь испанского принца, ее будущего супруга? Боже мой, сударь, откуда вам, мужчинам, знать, что сердце женщины так же стыдливо, как ее тело? А! Вы требуете признания? Прикидываетесь, что ничего не понимаете? Так знайте же, что каждый день я откладываю казнь Фабиани потому, что каждое утро — слышите вы? — каждое утро мне изменяют силы при мысли о том, что колокол Тауэра сейчас возвестит смерть этого человека, потому что каждое утро я лишаюсь чувств, представляя, как точат топор для этого человека, потому что каждое утро я умираю, воображая, как сколачивают гроб для этого человека, потому что я женщина, потому что я слаба, потому что я безумна, потому что я люблю его, наконец! Довольно вам этого? Удовлетворены вы теперь? О, настанет день, когда я сумею отомстить вам за все, что вы заставили меня сказать!
Симон Ренар. Однако пора покончить с Фабиани. Вашему величеству предстоит вступить в брак с моим августейшим повелителем, испанским принцем.
Королева. Если испанский принц недоволен, пусть не скрывает этого, — мы вступим в брак с другим. У нас нет недостатка в претендентах. Сын римского короля, принц Пьемонтский, инфант португальский, кардинал Пол, датский король, лорд Кортней такие же достойные вельможи, как принц испанский.
Симон Ренар. Лорд Кортней! Лорд Кортней!
Королева. Английский барон, сударь, стоит испанского принца. К тому же лорд Кортней — потомок восточных императоров. А там — злитесь, сколько вам угодно!
Симон Ренар. Фабиани навлек на себя ненависть всех в Лондоне, у кого есть сердце.
Королева. За исключением меня.
Симон Ренар. Горожане относятся к нему так же, как вельможи. Если он не будет предан смерти сегодня же, как обещано вашим величеством…
Королева. Что тогда?
Симон Ренар. Чернь устроит бунт.
Королева. У меня есть ландскнехты.
Симон Ренар. Вельможи устроят заговор.
Королева. У меня есть палач.
Симон Ренар. Ваше величество, вы дали клятву над молитвенником вашей матери, что не помилуете Фабиани.
Королева. Вот бланк, который он велел передать мне и в котором я клянусь своей королевской короной, что окажу ему любую милость. Корона моего отца стоит молитвенника моей матери. Одна клятва освобождает меня от другой. А кроме того, кто вам сказал, что я собираюсь помиловать его?
Симон Ренар. Он нагло обманул вас, ваше величество.
Королева. Что мне до этого? Все мужчины так поступают. Я не желаю его смерти. Послушайте, милорд… я хотела сказать, господин бальи; боже, вы так расстроили меня, что я забыла, с кем говорю. Так вот, послушайте: я знаю все, что вы можете мне сказать. Вы скажете, что он подлый, презренный человек, что он трус? Мне это известно не хуже вашего. Я сгораю от стыда, но я люблю его. Что делать? Быть может, честного человека я не могла бы так любить, Впрочем, что такое вы все? Чем вы лучше его? Вы скажете, что он фаворит и что английский народ не любит фаворитов? Но разве я не знаю, что вы стремитесь уничтожить Фабиани только для того, чтобы поставить на его место этого ирландца, этого фата — графа Килдара, который будет рубить двадцать голов в день? Но что вам до этого? Прошу вас, не говорите мне об испанском принце. Вы сами смеетесь над ним. И не толкуйте мне о недовольстве французского посла, господина де Ноайля. Господин де Ноайль — глупец, и я скажу ему это в лицо. И, наконец, я женщина: сегодня я могу хотеть одного, завтра другого. Не ищите во мне последовательности. Жизнь этого человека нужна мне как воздух. Пожалуйста, не стойте передо мной с видом святой невинности. Мне отлично известны все ваши проделки. И, между нами, вы так же, как я, знаете, что Фабиани не совершал преступления, за которое осужден. Все это было подстроено. Я не хочу, чтобы он умер. Кто здесь повелевает? Довольно, господин бальи, поговорим о другом.
Симон Ренар. Я удаляюсь, ваше величество. Но помните, в моем лице с вами говорила вся ваша знать.
Королева. Какое мне дело до знати!
Симон Ренар (в сторону). Попытаемся воздействовать через народ. (Уходит, отвесив глубокий поклон.)
Королева (одна). У него был странный вид, когда он уходил. Этот человек не остановится перед тем, чтобы поднять восстание. Поспешим в ратушу. Эй, кто-нибудь!
Входят Энеас и Джошуа.
Явление пятое
Те же, кроме Симона Ренара; Энеас, Джошуа.
Королева. Это вы, Энеас? Вы и этот человек должны немедленно устроить побег графа Кленбрассила.
Энеас. Ваше величество…
Королева. Впрочем, нет, вам я не могу доверить этого. Я забыла, что и вы принадлежите к его врагам. О боже! Меня окружают одни лишь враги человека, которого я люблю. Бьюсь об заклад, что и этот незнакомый мне тюремщик ненавидит его.
Джошуа. Это правда, ваше величество…
Королева. Боже мой, Симон Ренар имеет здесь больше власти, чем королева! Что же это? Нет никого, кому я могла бы довериться! Никого, кому могла бы поручить побег Фабиани!
Джен (выходит из-за колонны). Есть, ваше величество: это я!
Джошуа (в сторону). Джен!
Королева, Кто — ты? Это вы, Джен Толбот? Как вы здесь очутились? Ах, все равно! Вы здесь, вы пришли спасти Фабиани. Благодарю вас, Джен. Я должна была бы ненавидеть вас, ревновать вас, у меня есть тысячи причин для этого. Но нет, я вас люблю, потому что вы любите его. Перед эшафотом нет места ревности, есть только любовь. Вы тоже прощаете ему, я это вижу. Мужчины не могут понять нас. Леди Джен, объединим наши усилия. Обе мы несчастны, не правда ли? Необходимо устроить побег Фабиани. У меня нет никого, кроме вас, и я должна принять ваше предложение, По крайней мере я уверена, что вы вложите всю свою душу в дело спасения Фабиано. Поручаю вам его. — Господа, отныне вы будете оба повиноваться всем приказаниям леди Джен. За ослушание вы отвечаете мне головой. Обними меня, девушка!
Джен. Темза омывает Тауэр с этой стороны. Я заметила в стене потайной выход. Если причалить туда лодку, можно устроить побег через Темзу. Это самый надежный способ.
Энеас. Лодку невозможно доставить раньше, чем через час,
Джен. Это слишком долго.
Энеас. Не так уж долго. Кроме того, через час стемнеет. Так будет лучше, если ее величество желает, чтобы побег совершился втайне.
Королева. Пожалуй, вы правы. Итак, через час! Я покидаю вас, леди Джен. Я должна отправиться в ратушу. Спасите Фабиани!
Джен. Будьте спокойны, ваше величество!
Королева уходит. Джен провожает ее взглядом.
Джошуа (на авансцене). Гильберт был прав. Она думает только о Фабиани!
Явление шестое
Те же, кроме королевы.
Джен (Энеасу). Вы слышали волю королевы? Лодку к подножию башни, ключи от потайного хода, шляпу и плащ.
Энеас. Невозможно доставить все это до наступления темноты. Не раньше, чем через час, миледи.
Джен. Хорошо. Идите. Оставьте меня вдвоем с этим человеком.
Энеас уходит. Джен провожает его взглядом.
Джошуа (стоя на авансцене, в сторону). С этим человеком! Очень просто! Кто забыл Гильберта, тот не узнает и Джошуа, (Направляется к камере Фабиани с тем, чтобы отпереть ее.)
Джен. Что вы там делаете?
Джошуа. Предупреждаю ваше желание, миледи. Хочу отпереть эту дверь.
Джен. Что это за дверь?
Джошуа. Дверь в камеру милорда Фабиани.
Джен. А эта?
Джошуа. Дверь в камеру другого преступника.
Джен. Кто этот другой?
Джошуа. Человек, также приговоренный к смерти. Вы его не знаете; это рабочий по имени Гильберт.
Джен. Отоприте эту дверь!
Джошуа (отпирает). Гильберт!
Явление седьмое
Джен, Гильберт, Джошуа,
Гильберт (из глубины камеры). Чего хотят от меня? (Показывается на пороге, видит Джен и, пошатнувшись, прислоняется к стене.) Джен! Леди Джен Толбот!
Джен (на коленях, не поднимая на него глаза). Гильберт, я пришла, чтобы спасти вас.
Гильберт. Спасти меня?
Джен. О, выслушайте! Сжальтесь надо мною, не вините меня. Я знаю все, что вы можете мне сказать. Это справедливо, но не говорите мне ничего. Я должна спасти вас. Все уже подготовлено. Ваш побег обеспечен, позвольте мне спасти вас, как вы позволили бы всякому другому. Я больше ни о чем не прошу. Потом вы можете не знать меня. Я никогда не напомню вам о себе. Умоляю вас не о прощении, а только о праве спасти вас. Согласны вы, Гильберт?
Гильберт. Благодарю, но это бесполезно. На что мне жизнь, леди Джен, если вы больше не любите меня?
Джен (радостно). О Гильберт! Как мне понять ваши слова? Неужели вас еще может интересовать то, что происходит в сердце бедной девушки? Гильберт! Вы хотите знать, к кому оно проникнуто любовью? Ах, я думала, что вам это все равно, что вы слишком презираете меня, чтоб интересоваться моими чувствами, Гильберт! Если бы вы знали, что значат для меня ваши слова! Они луч солнца, внезапно проникший в окутавшую меня тьму. О, выслушайте меня! Если бы я посмела снова приблизиться к вам, коснуться вашей одежды, взять своей рукой вашу руку, если бы, как раньше, посмела поднять на вас и на небо свой взгляд, — знаете, что я сказала бы вам, простертая на коленях у ваших ног, с рыданием в груди и неземной радостью, в сердце? Я сказала бы: "Гильберт, я люблю тебя!"
Гильберт (с восторгом обнимая ее). Ты любишь меня?
Джен. Да, я люблю тебя!
Гильберт. Ты любишь меня! Великий боже, она меня любит! Это правда, она сама сказала мне это, своими устами произнесла это слово!
Джен. Мой Гильберт!
Гильберт. Ты все подготовила для моего побега, говоришь ты? Скорей! Скорей! Будем жить! Джен любит меня — я хочу жить! Как давят эти своды! Они грозят размозжить мне голову! Выпустите меня, я задыхаюсь! Бежим скорее! Бежим, Джен! Я хочу жить! Я любим!
Джен. Еще нельзя. Нужна лодка. Придется дождаться ночи. Но успокойся, ты будешь спасен. Не пройдет и часа, как мы вырвемся на волю. Королева — в ратуше и вернется не скоро. А пока я здесь распоряжаюсь. Потом ты все поймешь.
Гильберт. Целый час ожидания, целый час! О, как мне не терпится снова обрести жизнь, обрести счастье! Джен! Джен! Ты здесь! Я буду жить! Ты меня любишь! О, я возвращаюсь из ада. Держи меня, Джен, я способен совершить глупость. Мне хочется смеяться, хочется петь! Так это правда, что ты меня любишь?
Джен. Да, люблю, люблю! И знаешь, Гильберт, — верь мне, я говорю правду, как на смертном ложе, — я всегда любила только тебя! Даже в моем падении, на самом дне преступления, я не переставала любить тебя! Едва я упала в объятия демона, погубившего меня, как стала оплакивать своего ангела!
Гильберт. Все забыто, все прощено! Не вспоминай больше об этом. О Джен, что мне до прошлого? Кто устоял бы перед твоим голосом? Кто поступил бы иначе на моем месте? Я все прощаю тебе, мое дорогое дитя! Сущность любви — в милосердии и прощении. Джен, ревность и отчаянье иссушили слезы в моих глазах. Но я прощаю тебе, я благодарю тебя. Ты по-прежнему одна сияешь мне в этом мире, и с каждым словом, которое ты произносишь, в моей душе стихает боль и возрождается радость! Джен, поднимите голову, встаньте и взгляните мне в глаза. Слушайте, что я скажу вам: Джен, ты мое дитя.
Джен. Всегда великодушен! Всегда! О дорогой Гильберт!
Гильберт. Ах, поскорей бы прочь отсюда, поскорее бы уехать далеко, быть свободным, быть вместе с тобой! О, неужели эта ночь никогда не наступит? Лодки все нет… Джен, мы этой же ночью покинем Лондон. Мы покинем Англию, поедем в Венецию. Там люди моего ремесла зарабатывают много денег. Ты будешь моею… О боже! Я совсем обезумел, забыл, какое имя ты носишь, слишком высокое имя, Джен!
Джен. Что ты хочешь сказать?
Гильберт. Ты дочь лорда Толбота.
Джен. Я знаю другое, более прекрасное имя.
Гильберт. Какое?
Джен. Жена рабочего Гильберта.
Гильберт. Джен!..
Джен. О нет! Не думай, что я прошу тебя об этом! Я знаю, что недостойна быть ею. Нет, я не посмею вознестись так высоко. Я не стану злоупотреблять твоим великодушием. Бедный чеканщик Гильберт не унизит себя браком с графиней Уотерфорд. Но я все равно последую за тобой, все равно буду любить тебя и никогда не покину. Днем я буду лежать у твоих ног, ночью у твоей двери. Я буду смотреть, как ты работаешь, буду помогать тебе, подавать все, что тебе понадобится. Я буду для тебя немногим меньше, чем сестра, и немногим больше, чем собака. И если ты когда-нибудь женишься, Гильберт, потому что бог захочет, чтобы ты в конце концов нашел женщину чистую и незапятнанную, женщину, достойную тебя, — так вот, если ты женишься и если жена твоя будет так добра, что позволит это, я буду служанкой твоей жены. Если же она не позволит этого, я уйду, чтобы умереть где-нибудь… Только в этом случае я покину тебя. Если же ты не женишься, я навсегда останусь с тобой. Я буду кротка, буду покорна, ты увидишь, Гильберт. И если кто-нибудь подумает обо мне дурно, видя меня с тобой, пусть думает что хочет. Мне больше не от чего краснеть, ты ведь знаешь. Я бедная девушка.
Гильберт (падая к ее ногам). Ты — ангел! Ты — моя жена!
Джен. Твоя жена! Ты, как бог, своим прощением очищаешь от греха. Будь же благословен, Гильберт, за то, что ты возложил на мою голову этот венец.
Гильберт встает с колен и заключает ее в объятия. В то время как они стоят, крепко обнявшись, Джошуа подходит и берет Джен за руку.
Джошуа. Это Джошуа, леди Джен.
Гильберт. Добрый Джошуа!
Джошуа. Вы не узнали меня.
Джен. Ах, это потому, что я должна была начать с него.
Джошуа целует ей руки.
Гильберт (сжимая ее в объятьях). Какое счастье! Неужели все это правда? Уж не грежу ли я?
Издалека доносится шум, слышны неясные крики, гул. Смеркается.
Джошуа. Что там за шум? (Подходит к окну, выходящему на улицу.)
Джен. О боже! Только бы ничего не случилось!
Джошуа. Там, внизу, огромная толпа. Заступы, пики, факелы! Гвардейцы королевы на лошадях, они сражаются. И все это направляется сюда. Какие крики! Черт возьми, это похоже на бунт!
Джен. Только бы это было не против Гильберта!
Отдаленные крики. Фабиани! Смерть Фабиани!
Джен. Слышите?
Джошуа. Да.
Джен. Что они кричат?
Джошуа. Нельзя разобрать.
Джен. О боже! О боже!
Через потайную дверь поспешно входят Энеас и лодочник.
Явление восьмое
Те же, Энеас, лодочник.
Энеас. Милорд Фабиани! Милорд! Нельзя терять ни минуты! Они узнали, что королева хочет спасти вам жизнь. Лондонская чернь восстала. Через четверть часа они разорвут вас на куски. Спасайтесь, милорд! Вот плащ и шляпа. Вот ключи. Вот лодочник. Не забудьте, что всем этим вы обязаны мне. Милорд, спешите! (Тихо, лодочнику.) А ты не торопись.
Джен (быстро набрасывает плащ и шляпу на Гильберта, тихо, к Джошуа). Господи! Только бы этот человек не узнал…
Энеас (пристально глядя на Гильберта). Что такое? Это не лорд Кленбрассил! Миледи, вы ослушались приказания королевы! Вы устраиваете побег другому!
Джен. Все погибло! Я должна была предвидеть это! О боже! Сударь, это правда… Сжальтесь!..
Энеас (тихо, к Джен). Молчите! Действуйте! Я ничего не сказал, я ничего не видел. (С безразличным видом отходит в глубину сцены.)
Джен. Что он говорит? Ах, провидение все же за нас! Все хотят спасения Гильберта!
Джошуа. Нет, леди Джен: все хотят гибели Фабиани.
Во время этой сцены шум снаружи усиливается.
Джен. Скорей, Гильберт! Поспешим!
Джошуа. Пусть он идет один.
Джен. Мне оставить его!..
Джошуа. Ненадолго. В лодке не должно быть женщины, коли вы хотите, чтобы он благополучно добрался. Еще слишком светло. На вас белое платье. Когда опасность минует, вы снова будете вместе. Пойдемте со мною сюда. Он выйдет через ту дверь.
Джен. Джошуа прав. Где я найду тебя, мой Гильберт?
Гильберт. Под первой аркой Лондонского моста.
Джен. Хорошо. Не медли же. Шум все усиливается. Как бы я хотела, чтобы ты был уже далеко!
Джошуа. Вот ключи. Вам придется отпереть и снова запереть двенадцать дверей, прежде чем вы достигнете реки. Это займет добрых четверть часа.
Джен. Четверть часа! Двенадцать дверей! Это ужасно!
Гильберт (обнимая ее). Прощай, Джен. Еще немного, и мы соединимся на всю жизнь.
Джен Навеки. (Лодочнику.) Сударь, поручаю его вам.
Энеас (тихо, лодочнику). Во избежание несчастья, не торопись.
Гильберт уходит с лодочником.
Джошуа. Он спасен! Теперь будем действовать мы. Прежде всего нужно запереть эту дверь. (Запирает камеру Гильберта.) Готово! Идемте скорей сюда. (Выходит с Джен через вторую потайную дверь.)
Энеас (один). Фабиани остался в западне. Ловкая девчонка! Господин Симон Ренар дорого заплатил бы ей за эту проделку. Но что скажет королева? Только бы все это не обрушилось на меня!
Через галерею быстро входят Симон Ренар и королева. Шум снаружи все усиливается. Почти совсем стемнело. Крики толпы, требующей смерти Фабиани. Факелы, бряцанье оружия, выстрелы, конский топот. Несколько вельмож с кинжалами в руках сопровожают королеву. Среди них — герольд Англии Кларенс с королевским знаменем в руках и герольд ордена Подвязки Гартер со знаменем ордена.
Явление девятое
Королева, Симон Ренар, Энеас, Лорд Клинтон, герольды, придворные, пажи и прочие.
Королева (тихо, Энеасу). Фабиани бежал?
Энеас. Нет еще.
Королева (устремив на него угрожающий взгляд). Еще нет?
Энеас (в сторону). Черт!
Народ (за сценой). Смерть Фабиани!
Симон Ренар. Ваше величество, необходимо решиться немедленно. Народ требует смерти этого человека. Лондон в огне. Тауэр осажден. Мятеж принимает угрожающие размеры. Королевские вассалы изрублены в куски на Лондонском мосту. Гвардейцы вашего величества еще держатся, однако толпа теснила вас, ваше величество, из улицы в улицу, от ратуши до самого Тауэра. Сторонники принцессы Елизаветы подстрекают народ. Это видно по ожесточенности мятежа. Положение тяжелое. Что прикажет ваше величество?
Крики народа. Фабиани! Смерть Фабиани!
Шум возрастает и приближается.
Королева. Смерть Фабиани! Милорды, вы слышите вой толпы? Ей нужно бросить человека. Чернь требует пищи,
Симон Ренар. Что прикажет ваше величество?
Королева. Право, милорды, вы, кажется, дрожите? Клянусь, придется мне, женщине, напомнить вам ваш дворянский долг! На коней, милорды, на коней! Или вы оробели перед этим сбродом? Или шпаги испугались дубин?
Симон Ренар. Берегитесь, ваше величество, как бы дело не зашло слишком далеко. Уступите, пока есть время. Только что вы назвали их сбродом, — как бы через час вам не пришлось сказать: народ!
Крики усиливаются, шум приближается.
Королева. Через час!
Симон Ренар (идет на галерею и тотчас возвращается). Нет, ваше величество, через четверть часа. Первая линия укреплений Тауэра взята. Еще один шаг, и народ ворвется сюда.
Народ. В Тауэр! В Тауэр! Фабиани! Смерть Фабиани!
Королева. Да, правы те, которые говорят, что народ страшен. Фабиано!
Симон Ренар. Вы хотите, чтобы через минуту он был растерзан на ваших глазах?
Королева. Но это позор, господа! Никто из вас не трогается с места! Во имя неба, защитите меня!
Лорд Клинтон. Вас — да, ваше величество, Фабиани — нет.
Королева. О господи! Если так, тем хуже! Теперь я выскажу все. Фабиани не виновен! Фабиано не совершал преступления, за которое он осужден. Это я, и вот этот человек, и еще чеканщик Гильберт — мы все придумали и подстроили. Мы разыграли комедию. Посмейте, господин бальи, опровергнуть мои слова. Итак, господа, надеюсь, теперь вы защитите его? Он невинен, слышите вы это? Клянусь моей головой, клянусь короной, богом, душой матери, он не виновен в преступлении! Это так же верно, как то, что вы находитесь здесь, лорд Клинтон. Вступитесь же за него. Мой храбрый Клинтон, мой старый друг, мой добрый Роберт, раздавите их, как вы раздавили Тома Уайета! Я вам клянусь, что Фабиано не поднимал руки на свою королеву.
Лорд Клинтон. Есть другая королева, на которую он поднял руку. Эта королева — Англия.
Крики снаружи продолжаются.
Королева. Балкон! Откройте балкон. Я сама докажу народу его невиновность,
Симон Ренар. Лучше докажите народу, что он не итальянец.
Королева. И так смеет говорить со мною какой-то Симон Ренар, ставленник кардинала Гранвеллы! Отворите эту дверь! Отворите камеру! Выпустите Фабиано! Я хочу видеть его, хочу говорить с ним!
Симон Ренар (тихо). Что вы делаете? Ради его спасения никто не должен знать, что он здесь.
Народ. Смерть Фабиани! Да здравствует Елизавета!
Симон Ренар. Слышите, теперь они кричат: "Да здравствует Елизавета!"
Королева. Боже! Боже!
Симон Ренар. Выбирайте, ваше величество. (Указывает рукой на дверь камеры.) Либо эту голову — народу (указывает другой рукой на корону, которою увенчана королева), либо эту корону — принцессе Елизавете.
Народ. Смерть! Смерть Фабиани! Елизавета!
Камень разбивает стекло в окне, у которого стоит королева.
Симон Ренар. Ваше величество, вы губите себя без пользы для него. Уже захвачен второй двор. Что прикажет королева?
Королева. Вое вы трусы, и Клинтон первый среди вас! О Клинтон, когда-нибудь я вам это припомню, мой друг!
Симон Ренар. Что прикажет королева?
Королева. Ах, быть покинутой всеми! Во всем признаться и ничего не достигнуть! Вот каковы эти дворяне! Гнусное отродье! Я хотела бы растоптать их всех! Королева имеет право иногда быть только женщиной. Вы дорого заплатите мне за все это, господа!
Симон Ренар. Что прикажет королева?
Королева (в изнеможении). Делайте что хотите. Поступайте как знаете. Вы убийца! (В сторону.) О Фабиано!
Симон Ренар. Кларенс! Гартер! Ко мне! Энеас, отоприте большой балкон галереи.
Двери балкона в глубине сцены отворяются, и туда выходит Симон Ренар в сопровождении Кларенса с правой стороны и Гартера с левой. Снаружи врывается оглушительный шум.
Народ. Фабиани! Фабиани!
Симон Ренар (обращаясь с балкона к народу). Именем королевы!
Герольды. Именем королевы!
Воцаряется глубокая тишина.
Симон Ренар. Люди! Королева объявляет вам, что сегодня ночью, через час после гашения огней, Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил, покрытый с головы до ног черным покрывалом, с железным кляпом во рту, с трехфунтовой свечой воска в руке, будет при свете факелов отведен из Тауэра через Черинг-Кросс на Старый городской рынок, чтобы публично принести покаяние и быть обезглавленным за совершенные им преступления — государственную измену первой степени и покушение на жизнь королевской особы ее величества.
Бурные рукоплескания снаружи.
Народ. Да здравствует королева! Смерть Фабиани!
Симон Ренар (продолжает). И чтобы ни один человек в городе Лондоне не остался в неведении этого, королева повелевает: в продолжение всего пути осужденного из Тауэра к Старому рынку будет звонить большой колокол Тауэра. Во время казни будут даны три пушечных выстрела: первый — когда преступник взойдет на эшафот, второй — когда он опустится на черное сукно, третий когда скатится его голова.
Рукоплескания.
Народ. Иллюминацию! Иллюминацию!
Симон Ренар. Этой ночью Тауэр и весь город будут иллюминованы кострами и факелами в ознаменование всеобщей радости. Я все сказал.
Рукоплескания.
Да хранит бог древнюю хартию Англии!
Герольды. Да хранит бог древнюю хартию Англии!.
Народ. Смерть Фабиани! Да здравствует Мария! Да здравствует королева!
Балкон закрывается. Симон Ренар подходит к королеве.
Симон Ренар. Принцесса Елизавета никогда не простит мне того, что я сейчас сделал.
Королева. Королева Мария также. Оставьте меня, сударь! (Делает всем присутствующим знак удалиться.)
Симон Ренар (тихо, Энеасу). Господин Энеас, проследите за казнью.
Энеас. Положитесь на меня.
Симон Ренар уходит. В ту минуту, когда Энеас собирается выйти, к нему подбегает королева, хватает его за руку и быстро увлекает на авансцену.
Явление десятое
Королева, Энеас.
Народ (снаружи). Смерть Фабиани! Смерть Фабиани!
Королева. Как по-твоему, чья голова стоит сейчас больше — твоя или Фабиани?
Энеас. Ваше величество…
Королева. Ты изменник!
Энеас. Ваше величество… (В сторону.) Черт!
Королева. Никаких оправданий! Клянусь моей матерью, если умрет Фабиани, умрешь и ты!
Энеас. Но, ваше величество…
Королева. Спаси Фабиани — и ты спасешь себя. Другого выхода нет.
Народ. Смерть Фабиани! Смерть Фабиани!
Энеас. Спасти лорда Кленбрассила! Но там народ. Это невозможно. Что могу я сделать?..
Королева. Придумай сам.
Энеас. Боже мой, как мне быть?
Королева. Сделай так, как ты сделал бы для себя.
Энеас. Но народ не сложит оружия, пока не совершится казнь. Чтобы успокоить его, нужно кого-нибудь обезглавить.
Королева. Найди кого хочешь.
Энеас. Кого хочу?.. Погодите, ваше величество! Казнь совершится ночью, при свете факелов. Осужденного приведут под черным покрывалом, с кляпом во рту. Народ, сдерживаемый стражей, будет, как всегда, далеко от эшафота. Ему достаточно увидеть, как скатится голова. Я берусь все устроить. Только бы лодочник был еще здесь! Я велел ему не торопиться. (Подходит к окну, откуда видна Темза.) Он здесь еще! Надо спешить! (Высовывается в окно, с факелом в руке, машет платком, затем оборачивается к королеве.) Все в порядке, ваше величество. Я отвечаю за жизнь милорда Фабиани.
Королева. Своей головой?
Энеас. Своей головой.
Часть вторая
Зала с двумя лестницами, из которых одна ведет наверх, другая вниз. Площадка каждой из них занимает часть задней половины сцены. Лестница, ведущая вверх, теряется в потолке; лестница, ведущая вниз, уходит под пол. Не видно, где обе лестницы начинаются и куда они ведут.
Зала задрапирована, в знак траура, особенным образом: правая, левая стена и потолок затянуты черной материей о большим белым крестом посредине; стена напротив зрителя — белой материей о большим черным крестом. Эти черная и белая обивки тянутся, насколько хватает глаз, вправо и влево, теряясь позади лестницы. По обе стороны — алтари, затянутые черным и белым, как для похорон. Горят большие свечи. Священников не видно. Зала и лестница слабо освещены траурными лампами, свисающими кое-где под сводами. Настоящее освещение дает зале большое белое пятно заднего фона, пропускающее красноватый свет, как бы от пылающей поезди гигантской печи. Пол залы устлан надгробными плитами.
При поднятии занавеса на призрачном заднем фоне вырисовывается черный неподвижный силуэт королевы.
Явление первое
Джен, Джошуа.
Они осторожно входят, приподняв край черной драпировки, за которою скрыта маленькая дверь.
Джен. Джошуа, где мы?
Джошуа. На главной площадке лестницы, по которой спускаются осужденные, идя на казнь. Ее разукрасили так при Генрихе Восьмом.
Джен. И нет никакого способа выбраться отсюда?
Джошуа. Народ охраняет все выходы Тауэра. На этот раз он не хочет упустить своего осужденного. Никто не выйдет отсюда до казни.
Джен. У меня в ушах не перестает звучать оглашение, сделанное с этого балкона. Вы все слышали снизу, Джошуа? Как это ужасно!
Джошуа. О, мне немало пришлось перевидать таких ужасов.
Джен. Только бы Гильберту удалось бежать! Как вы думаете, Джошуа, он спасся?
Джошуа. Конечно, спасся. Я в этом уверен.
Джен. Да? Вы в самом деле уверены в этом, мой добрый Джошуа?
Джошуа. Тауэр не был осажден со стороны реки. Кроме того, в минуту его побега бунт еще не достиг таких размеров, как сейчас. Славный они устроили бунт, не правда ли?
Джен. Так вы уверены, что он спасся?
Джошуа. Так же уверен, как в том, что в эту минуту он поджидает вас под первой аркой Лондонского моста, где вы с ним встретитесь еще до полуночи.
Джен. Боже мой! Ведь и он будет тревожиться обо мне! (Заметив тень королевы.) Небо! Что это, Джошуа?
Джошуа (тихо, беря ее за руку). Тише! Это львица в засаде.
В то время как Джен, объятая ужасом, смотрит на черный силуэт, сверху доносится голос, медленно и раздельно произносящий следующие слова.
Голос. Тот, кто следует за мной, покрытый черным покрывалом, — это знатный и могущественный вельможа Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил, барон Динасмонди, барон Дармута в Девоншире, который будет обезглавлен на Лондонском рынке за цареубийство и государственную измену. Да помилует бог его душу!
Второй голос. Молитесь за него!
Джен (дрожа). Джошуа! Вы слышите?
Джошуа. Да. Я слышу это каждый день.
Вверху лестницы показывается траурная процессия, которая медленно разворачивается по мере того, как спускается вниз. Впереди идет человек, одетый в черное; в руках у него белое знамя с черным крестом. За ним — Энеас Делвертон в широком черном плаще, с белым жезлом констебля в руке. Далее отряд солдат, вооруженных копьями, одетых в красное, затем палач с топором на плече, обращенным лезвием к фигуре, следующей за ним под длинным черным покрывалом, которое волочится по земле. Покрывало целиком закрывает этого человека, и видна только его обнаженная рука, просунутая через отверстие, проделанное в покрывале, и держащая зажженную свечу желтого воска. Рядом идет священник в облачении для поминовения усопших. Далее следует отряд солдат, одетых в красное, и за ними человек в белой одежде, несущий черное знамя с белым крестом. По обеим сторонам процессии идут алебардщики с факелами,
Джен. Джошуа, вы видите?
Джошуа. Да. Я вижу это каждый день.
Спустившись с лестницы, процессия останавливается.
Энеас. Тот, кто следует за мной, покрытый черным покрывалом, — это знатный и могущественный вельможа Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил, барон Динасмонди, барон Дармута в Девоншире, который будет обезглавлен на Лондонском рынке за цареубийство и государственную измену. Да помилует бог его душу!
Оба знаменосца. Молитесь за него!
(Процессия медленно проходит в глубине сцены.)
Джен. О Джошуа, как все это ужасно! Кровь стынет у меня в жилах.
Джошуа. Но ведь это негодяй Фабиани!
Джен. Молчите, Джошуа! Он негодяй, но он несчастный!
Процессия подходит ко второй лестнице. Симон Ренар, появившийся за несколько минут до этого около лестницы и все видевший; отступает, давая дорогу процессии, которая медленно уходит под своды лестницы и, наконец, исчезает из виду. Джен с ужасом следит за нею.
Симон Ренар (после того, как процессия скрылась). Что это значит? Неужели то был Фабиани? Мне казалось, он меньше ростом. Или Энеас… Королева задержала его на минуту. Посмотрим! (Спускается по лестнице вслед за процессией.)
Голос (постепенно замирающий в отдалении). Тот, кто следует за мной, покрытый черным покрывалом? — это знатный и могущественный вельможа Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил, барон Динасмонди, барон Дармута в Девоншире, который будет обезглавлен на Лондонском рынке за цареубийство и государственную измену. Да помилует бог его душу!
Другие голоса (едва доносящиеся). Молитесь за него!
Джошуа. Сейчас большой колокол возвестит его выход из Тауэра. Пожалуй, теперь вы сможете выбраться отсюда. Я постараюсь устроить это. Подождите меня здесь; я скоро вернусь.
Джен, Джошуа, не покидайте меня, Боже, мне так страшно оставаться одной!
Джошуа. Вы не можете сопровождать меня по всему Тауэру, это опасно. Я должен вывести вас отсюда. Помните, что Гильберт ждет вас.
Джен. Гильберт! Для него я готова на все! Идите!
Джошуа уходит.
О, какое страшное зрелище! Подумать только, что то же самое ожидало Гильберта! (Становится на колени перед одним из алтарей.) Благодарю тебя, господи! Воистину ты наш спаситель! Ты спас Гильберта!
Задняя драпировка раздвигается, и входит королева. Она медленно приближается к авансцене, не замечая Джен, которая оборачивается.
Боже! Королева!
Явление второе
Джен, королева.
Джен испуганно прижимается к алтарю и устремляет на королеву взгляд, полный изумления и ужаса.
Королева (молча стоит несколько минут на авансцене, бледная, с неподвижным взглядом, словно погруженная в мрачное раздумье. Наконец испускает глубокий вздох). О, этот народ! (Обводит сцену тревожным взглядом и замечает Джен.) Здесь кто-то есть! А, это ты, девушка? Это вы, леди Джен? Вы испугались меня? Подойдите, не бойтесь. Тюремщик Энеас обманул нас, вам это известно? Что же вас страшит? Дитя, я уже сказала, — тебе нечего бояться меня. То, что месяц тому назад грозило тебе гибелью, теперь стало для тебя спасением. Ты любишь Фабиано. Под небом только два сердца созданы, чтобы любить его, — твое и мое, Мы с тобой сестры.
Джен. Ваше величество…
Королева. Да, ты и я, две женщины — только мы за него. Все остальное против Фабиано. Целый город, целый народ, целый мир против него! Неравная битва любви и ненависти! Любовь к Фабиано подавлена печалью и страхом, полна растерянности, у нее твой бледный лоб и мои заплаканные глаза; она прячется у траурного алтаря, молится твоими устами, проклинает моими. Ненависть к Фабиано исполнена гордости, она сияет торжеством, она вооружена до зубов, победоносна, за нее двор, за нее народ, толпы, запрудившие улицы, чьи крики одновременно выражают требование смерти и ликование. Ненависть к Фабиано ослепительна, надменна и всемогуща, она иллюминовала целый город вокруг эшафота! Любовь к нему — здесь, в усыпальнице, в лице двух женщин, одетых в траур. Ненависть к нему — там! (С силой отдергивает заднюю драпировку, которая, распахнувшись, открывает вид на балкон и позади него — на великолепно иллюминованный город, теряющийся в ночной перспективе. Видная зрителю часть Тауэра также ярко освещена. Джен смотрит, пораженная ослепительным зрелищем, блеск которого освещает всю сцену.) О гнусный город! Город бунтовщиков! Проклинаю тебя! Проклинаю это чудовище, пропитавшее свои праздничные одежды кровью, освещающее факелами дорогу палачу! Джен, ты дрожишь? Тебе, как и мне, чудится, что он подло издевается над нами, что он вознает сотни тысяч своих пылающих глаз в нас, слабых, покинутых женщин, одиноких и затерянных среди этих могильных плит. Джен, ты слышишь хохот и завывание этого ужасного города? О Англия! Всю Англию тому, кто разрушит этот город! Ах, если бы я могла превратить эти факелы в головни, эти огни — в пламя, этот иллюминованный город — в пожарище!
Доносится мощный гул толпы, рукоплескания, невнятные крики: "Вот он! Вот он! Смерть Фабиани!" Раздается звон большого колокола Тауэра. При этих звуках королева разражается зловещим хохотом.
Джен. Боже правый! Сейчас этот несчастный выходит… Вы смеетесь, ваше величество!
Королева. Да, смеюсь! (Смеется,) Сейчас и ты будешь смеяться! Но сначала я задерну эту драпировку. Мне все кажется, что мы не одни, что этот ужасный город видит и слышит, нас. (Задергивает белую драпировку и возвращается к Джен.) Теперь, когда он вышел из Тауэра, когда опасность миновала, я могу сказать тебе все. Смейся же, смейся вместе со мной над этим мерзким народом, который упивается кровью! О, это прелестно! Джен, ты дрожишь за Фабиано? Так успокойся же и смейся вместе со мной. Джен, человек, который им достался, человек, который будет казнен, которого они принимают за Фабиано, — совсем не Фабиано! (Смеется.)
Джен. Не Фабиано?
Королева. Нет!
Джен. Кто же он?
Королева. Тот, другой.
Джен. Кто другой?
Королева. Да ты знаешь его. Тот человек, рабочий… Впрочем, не все ли равно?
Джен (дрожа всем телом). Гильберт?
Королева. Да, его зовут Гильберт.
Джен. Ваше величество, нет! О нет! Ваше величество, скажите, что это неправда! Гильберт! Это было бы слишком ужасно! Ведь он бежал!
Королева. Он хотел бежать, но его охватили и повели под черным покрывалом вместо Фабиано. Казнь совершится ночью, народ ничего не заметит. Будь спокойна!
Джен (со страшным воплем). О ваше величество, тот, кого я люблю, — это Гильберт!
Королева. Что? Что ты сказала? Или ты сошла с ума? Или посмела обмануть меня? А, так ты любишь Гильберта? Но мне-то какое дело до этого?
В продолжение всей сцены доносится звон большого колокола.
Джен (словно подкошенная, рыдая, падает к ногам королевы и ползает перед ней на коленях, ломая руки). Ваше величество, сжальтесь! Сжальтесь, во имя неба! Заклинаю вас вашей короной, вашей матерью, всеми ангелами! Гильберт! Гильберт! Я теряю рассудок! Ваше величество, спасите его! В этом человеке вся моя жизнь, он мой муж, он… Я говорила вам, что он сделал для меня все, он вырастил меня, он удочерил меня. Он заменил мне отца, который умер за вашу мать. Ваше величество, вы видите, я несчастное созданье, и вы не должны быть суровы ко мне. То, что вы сказали, поразило меня так страшно, что я не знаю, откуда еще у меня берутся силы умолять вас. Я говорю то, что в силах сказать. Но вы должны остановить казнь. Остановить немедленно. Остановить во что бы то ни стало. Отложите ее на завтра. У вас будет время, чтобы разобраться во всем. Народ может подождать до завтра. Мы рассудим как следует поступить. О нет, не качайте головой. Для вашего Фабиани нет никакой опасности. Я стану на его место под черным покрывалом. Ночью меня никто не увидит. Но только спасите Гильберта. Не все ли вам равно — он или я? Поверьте мне, я хочу умереть! Боже мой, этот колокол, этот ужасный колокол! Каждый его удар приближает Гильберта на шаг к эшафоту. Каждый его удар поражает мне сердце. Сделайте это, ваше величество! Сжальтесь! Для вашего Фабиано тут нет никакой опасности. Позвольте мне поцеловать ваши руки. Я вас люблю, ваше величество. Я ни разу не говорила вам этого, но я вас очень люблю. Вы — великая королева. Смотрите, я целую ваши прекрасные руки. О, велите приостановить казнь! Еще не поздно. Поверьте, это еще возможно. Процессия движется медленно. От Тауэра до Старого рынка далеко. Человек на балконе сказал, что они пойдут через Черинг-Кросс. Есть более короткий путь. Верховой еще может поспеть. Ваше величество, сжальтесь, во имя неба! Поставьте себя на мое место, вообразите, что я королева, а вы бедная девушка, что вы плачете у моих ног, а я оказываю вам милость. Смилуйтесь, ваше величество! Я больше всего боялась, что слезы помешают мне говорить. О, поспешите! Приостановите казнь! Ваше величество, в этом нет ничего трудного. Клянусь вам, для Фабиано тут нет никакой опасности. Ваше величество, разве вы не считаете, что так нужно сделать?
Королева (растроганная, поднимает ее). Я хотела бы сделать это для тебя, бедняжка. Ах, ты плачешь, как плакала я. То, что ты испытываешь, испытала недавно я сама. Мои страдания заставляют меня сочувствовать тебе. Видишь, я плачу вместе с тобой. Все это очень печально, бедное дитя! Конечно, можно было взять кого-нибудь другого — например, Тирконнела. Но его слишком хорошо знают, а здесь нужен был человек никому не известный. Под рукой оказался только Гильберт. Ты должна понять это. О боже, бывают же такие роковые совпадения! Внезапно попадаешь в капкан, и ничего тут не поделаешь,
Джен. Ваше величество! Я очень внимательно слушаю вас. Мне тоже многое нужно сказать вам. Но я хотела бы, чтобы вы подписали приказ об отсрочке казни и послали гонца. Тогда с этим будет покончено, и мы сможем спокойно беседовать. О, этот звон! Этот неумолкающий звон!
Королева. То, о чем ты просишь, леди Джен, невозможно.
Джен. Ах, нет, возможно! Пошлите верхового. Кратчайшим путем. По набережной. Я сама поеду. Ваше величество, это возможно. Это легко. Вы видите, ведь я говорю совсем спокойно.
Королева. Но народ этого не позволит. Он вернется и разнесет весь Тауэр. А Фабиано еще здесь. Пойми же меня. Ты дрожишь, бедное дитя! Я сама дрожу. Поставь и ты себя на мое место. В конце концов я могла бы и не утруждать себя объяснениями с тобой. Ты видишь, я делаю все, что могу. Не думай больше об этом Гильберте, Джен. С этим покончено. Примирись!
Джен. Покончено! Нет, совсем не покончено! Покуда длится звон этого ужасного колокола, ничего не кончено! Примириться с гибелью Гильберта? Вы думаете, я позволю, чтоб он так умер? Нет, ваше величество. Ах, слова мои напрасны! Вы больше не слушаете меня! Что ж, если королева не слушает меня, народ услышит! Найдутся добрые люди. Народ еще во дворе. Делайте потом со мной что хотите. Я крикну им, что они обмануты, что это Гильберт, такой же рабочий, как они, что это не Фабиани.
Королева. Стой, мерзкая девчонка. (Хватает Джен за руку и грозно смотрит ей в глаза.) Вот как ты поступаешь! Я добра, благосклонна к тебе, я плачу вместе с тобой, а ты вдруг теряешь разум и приходишь в ярость? Моя любовь так же велика, как твоя, но рука моя сильнее твоей. Нет, ты не тронешься с места. А, он твой любовник? Но какое мне дело до этого? Может быть, теперь все девушки Англии явятся ко мне, чтобы потребовать отчета о своих любовниках? Клянусь, я спасаю своего, как могу, ценою первого попавшегося. Берегите же своих, как можете!
Джен. Пустите меня! О, я проклинаю вас, коварная женщина!
Королева. Молчать!
Джен. Нет, я не буду молчать! Хотите, я скажу вам то, что пришло мне сейчас в голову? Я не верю, что на казнь повели Гильберта.
Королева. Что ты сказала?
Джен. Я не уверена… Но когда я смотрела, как он проходил здесь под черным покрывалом, — если бы это был Гильберт… неужели мое сердце могло бы оставаться спокойным? Неужели ничего не шевельнулось бы в нем, не закричало бы: "Это Гильберт! Гильберт!" Нет, я ничего не почувствовала. Это был не Гильберт!
Королева. Что ты там болтаешь? Боже мой, ты безумна, ты бредишь! И все же твой бред пугает меня! Ах, ты пробудила одну из самых тайных тревог в моем сердце! Зачем этот бунт помешал мне самой проследить за всем до конца? Зачем я поручила другому спасение Фабиано? Энеас Делвертон — изменник! Быть может, при этом был Симон Ренар. Кто знает, не обманута ли я вторично врагами Фабиано? Что, если это в самом деле был Фабиано?." Эй, кто там? Живее! Сюда!
Входят два тюремщика.
(Одному из них.) Бегите скорее! Вот мой королевский перстень. Скажите, чтобы приостановили казнь. На Старый рынок! На Старый рынок! Джен, ты оказала, что есть более короткий путь?
Джен. По набережной.
Королева (Первому тюремщику). По набережной. Возьми лошадь. Беги скорее!
Первый тюремщик уходит.
(Обращаясь ко Второму.) Тотчас идите в башню Эдуарда Исповедника. Там есть две камеры для приговоренных к смерти. В одной из них вы найдете человека. Немедленно приведите его ко мне.
Второй тюремщик уходит.
Боже, как я дрожу! У меня подкашиваются ноги. Нет сил бежать туда самой. Ах, ты и меня свела с ума! Мерзкая девчонка! Ты делаешь меня такой же несчастной, как ты сама! Я проклинаю тебя, как ты проклинаешь меня! Боже мой, успеет ли этот человек? Какая мука! Я ничего не вижу. В голове у меня помутилось. Этот колокол — для кого он звонит? Для Гильберта? Для Фабиано?
Джен. Колокол умолк.
Королева. Значит, они достигли места казни. Посланный опоздал.
Слышен отдаленный пушечный выстрел.
Джен. О небо!
Королева. Он поднимается на эшафот.
Второй пушечный выстрел.
Он становится на колени.
Джен. Какой ужас!
Третий пушечный выстрел.
Обе женщины. Ах!
Королева. Теперь только один остался в живых. Сейчас узнаем, который. Господи, сделай так, чтобы это был Фабиано!
Джен. Господи, сделай так, чтобы это был Гильберт!
Задняя драпировка сцены раздвигается. Входит Симон Ренар, ведя за руку Гильберта.
Гильберт! (Они бросаются друг другу в объятия.)
Королева. А Фабиано?
Симон Ренар. Казнен.
Королева. Казнен?.. Казнен! Кто осмелился?..
Симон Ренар. Я. Я спас королеву и Англию.
Зала с двумя лестницами, из которых одна ведет наверх, другая вниз. Площадка каждой из них занимает часть задней половины сцены. Лестница, ведущая вверх, теряется в потолке; лестница, ведущая вниз, уходит под пол. Не видно, где обе лестницы начинаются и куда они ведут.
Зала задрапирована, в знак траура, особенным образом: правая, левая стена и потолок затянуты черной материей о большим белым крестом посредине; стена напротив зрителя — белой материей о большим черным крестом. Эти черная и белая обивки тянутся, насколько хватает глаз, вправо и влево, теряясь позади лестницы. По обе стороны — алтари, затянутые черным и белым, как для похорон. Горят большие свечи. Священников не видно. Зала и лестница слабо освещены траурными лампами, свисающими кое-где под сводами. Настоящее освещение дает зале большое белое пятно заднего фона, пропускающее красноватый свет, как бы от пылающей поезди гигантской печи. Пол залы устлан надгробными плитами.
При поднятии занавеса на призрачном заднем фоне вырисовывается черный неподвижный силуэт королевы.
Явление первое
Джен, Джошуа.
Они осторожно входят, приподняв край черной драпировки, за которою скрыта маленькая дверь.
Джен. Джошуа, где мы?
Джошуа. На главной площадке лестницы, по которой спускаются осужденные, идя на казнь. Ее разукрасили так при Генрихе Восьмом.
Джен. И нет никакого способа выбраться отсюда?
Джошуа. Народ охраняет все выходы Тауэра. На этот раз он не хочет упустить своего осужденного. Никто не выйдет отсюда до казни.
Джен. У меня в ушах не перестает звучать оглашение, сделанное с этого балкона. Вы все слышали снизу, Джошуа? Как это ужасно!
Джошуа. О, мне немало пришлось перевидать таких ужасов.
Джен. Только бы Гильберту удалось бежать! Как вы думаете, Джошуа, он спасся?
Джошуа. Конечно, спасся. Я в этом уверен.
Джен. Да? Вы в самом деле уверены в этом, мой добрый Джошуа?
Джошуа. Тауэр не был осажден со стороны реки. Кроме того, в минуту его побега бунт еще не достиг таких размеров, как сейчас. Славный они устроили бунт, не правда ли?
Джен. Так вы уверены, что он спасся?
Джошуа. Так же уверен, как в том, что в эту минуту он поджидает вас под первой аркой Лондонского моста, где вы с ним встретитесь еще до полуночи.
Джен. Боже мой! Ведь и он будет тревожиться обо мне! (Заметив тень королевы.) Небо! Что это, Джошуа?
Джошуа (тихо, беря ее за руку). Тише! Это львица в засаде.
В то время как Джен, объятая ужасом, смотрит на черный силуэт, сверху доносится голос, медленно и раздельно произносящий следующие слова.
Голос. Тот, кто следует за мной, покрытый черным покрывалом, — это знатный и могущественный вельможа Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил, барон Динасмонди, барон Дармута в Девоншире, который будет обезглавлен на Лондонском рынке за цареубийство и государственную измену. Да помилует бог его душу!
Второй голос. Молитесь за него!
Джен (дрожа). Джошуа! Вы слышите?
Джошуа. Да. Я слышу это каждый день.
Вверху лестницы показывается траурная процессия, которая медленно разворачивается по мере того, как спускается вниз. Впереди идет человек, одетый в черное; в руках у него белое знамя с черным крестом. За ним — Энеас Делвертон в широком черном плаще, с белым жезлом констебля в руке. Далее отряд солдат, вооруженных копьями, одетых в красное, затем палач с топором на плече, обращенным лезвием к фигуре, следующей за ним под длинным черным покрывалом, которое волочится по земле. Покрывало целиком закрывает этого человека, и видна только его обнаженная рука, просунутая через отверстие, проделанное в покрывале, и держащая зажженную свечу желтого воска. Рядом идет священник в облачении для поминовения усопших. Далее следует отряд солдат, одетых в красное, и за ними человек в белой одежде, несущий черное знамя с белым крестом. По обеим сторонам процессии идут алебардщики с факелами,
Джен. Джошуа, вы видите?
Джошуа. Да. Я вижу это каждый день.
Спустившись с лестницы, процессия останавливается.
Энеас. Тот, кто следует за мной, покрытый черным покрывалом, — это знатный и могущественный вельможа Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил, барон Динасмонди, барон Дармута в Девоншире, который будет обезглавлен на Лондонском рынке за цареубийство и государственную измену. Да помилует бог его душу!
Оба знаменосца. Молитесь за него!
(Процессия медленно проходит в глубине сцены.)
Джен. О Джошуа, как все это ужасно! Кровь стынет у меня в жилах.
Джошуа. Но ведь это негодяй Фабиани!
Джен. Молчите, Джошуа! Он негодяй, но он несчастный!
Процессия подходит ко второй лестнице. Симон Ренар, появившийся за несколько минут до этого около лестницы и все видевший; отступает, давая дорогу процессии, которая медленно уходит под своды лестницы и, наконец, исчезает из виду. Джен с ужасом следит за нею.
Симон Ренар (после того, как процессия скрылась). Что это значит? Неужели то был Фабиани? Мне казалось, он меньше ростом. Или Энеас… Королева задержала его на минуту. Посмотрим! (Спускается по лестнице вслед за процессией.)
Голос (постепенно замирающий в отдалении). Тот, кто следует за мной, покрытый черным покрывалом? — это знатный и могущественный вельможа Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил, барон Динасмонди, барон Дармута в Девоншире, который будет обезглавлен на Лондонском рынке за цареубийство и государственную измену. Да помилует бог его душу!
Другие голоса (едва доносящиеся). Молитесь за него!
Джошуа. Сейчас большой колокол возвестит его выход из Тауэра. Пожалуй, теперь вы сможете выбраться отсюда. Я постараюсь устроить это. Подождите меня здесь; я скоро вернусь.
Джен, Джошуа, не покидайте меня, Боже, мне так страшно оставаться одной!
Джошуа. Вы не можете сопровождать меня по всему Тауэру, это опасно. Я должен вывести вас отсюда. Помните, что Гильберт ждет вас.
Джен. Гильберт! Для него я готова на все! Идите!
Джошуа уходит.
О, какое страшное зрелище! Подумать только, что то же самое ожидало Гильберта! (Становится на колени перед одним из алтарей.) Благодарю тебя, господи! Воистину ты наш спаситель! Ты спас Гильберта!
Задняя драпировка раздвигается, и входит королева. Она медленно приближается к авансцене, не замечая Джен, которая оборачивается.
Боже! Королева!
Явление второе
Джен, королева.
Джен испуганно прижимается к алтарю и устремляет на королеву взгляд, полный изумления и ужаса.
Королева (молча стоит несколько минут на авансцене, бледная, с неподвижным взглядом, словно погруженная в мрачное раздумье. Наконец испускает глубокий вздох). О, этот народ! (Обводит сцену тревожным взглядом и замечает Джен.) Здесь кто-то есть! А, это ты, девушка? Это вы, леди Джен? Вы испугались меня? Подойдите, не бойтесь. Тюремщик Энеас обманул нас, вам это известно? Что же вас страшит? Дитя, я уже сказала, — тебе нечего бояться меня. То, что месяц тому назад грозило тебе гибелью, теперь стало для тебя спасением. Ты любишь Фабиано. Под небом только два сердца созданы, чтобы любить его, — твое и мое, Мы с тобой сестры.
Джен. Ваше величество…
Королева. Да, ты и я, две женщины — только мы за него. Все остальное против Фабиано. Целый город, целый народ, целый мир против него! Неравная битва любви и ненависти! Любовь к Фабиано подавлена печалью и страхом, полна растерянности, у нее твой бледный лоб и мои заплаканные глаза; она прячется у траурного алтаря, молится твоими устами, проклинает моими. Ненависть к Фабиано исполнена гордости, она сияет торжеством, она вооружена до зубов, победоносна, за нее двор, за нее народ, толпы, запрудившие улицы, чьи крики одновременно выражают требование смерти и ликование. Ненависть к Фабиано ослепительна, надменна и всемогуща, она иллюминовала целый город вокруг эшафота! Любовь к нему — здесь, в усыпальнице, в лице двух женщин, одетых в траур. Ненависть к нему — там! (С силой отдергивает заднюю драпировку, которая, распахнувшись, открывает вид на балкон и позади него — на великолепно иллюминованный город, теряющийся в ночной перспективе. Видная зрителю часть Тауэра также ярко освещена. Джен смотрит, пораженная ослепительным зрелищем, блеск которого освещает всю сцену.) О гнусный город! Город бунтовщиков! Проклинаю тебя! Проклинаю это чудовище, пропитавшее свои праздничные одежды кровью, освещающее факелами дорогу палачу! Джен, ты дрожишь? Тебе, как и мне, чудится, что он подло издевается над нами, что он вознает сотни тысяч своих пылающих глаз в нас, слабых, покинутых женщин, одиноких и затерянных среди этих могильных плит. Джен, ты слышишь хохот и завывание этого ужасного города? О Англия! Всю Англию тому, кто разрушит этот город! Ах, если бы я могла превратить эти факелы в головни, эти огни — в пламя, этот иллюминованный город — в пожарище!
Доносится мощный гул толпы, рукоплескания, невнятные крики: "Вот он! Вот он! Смерть Фабиани!" Раздается звон большого колокола Тауэра. При этих звуках королева разражается зловещим хохотом.
Джен. Боже правый! Сейчас этот несчастный выходит… Вы смеетесь, ваше величество!
Королева. Да, смеюсь! (Смеется,) Сейчас и ты будешь смеяться! Но сначала я задерну эту драпировку. Мне все кажется, что мы не одни, что этот ужасный город видит и слышит, нас. (Задергивает белую драпировку и возвращается к Джен.) Теперь, когда он вышел из Тауэра, когда опасность миновала, я могу сказать тебе все. Смейся же, смейся вместе со мной над этим мерзким народом, который упивается кровью! О, это прелестно! Джен, ты дрожишь за Фабиано? Так успокойся же и смейся вместе со мной. Джен, человек, который им достался, человек, который будет казнен, которого они принимают за Фабиано, — совсем не Фабиано! (Смеется.)
Джен. Не Фабиано?
Королева. Нет!
Джен. Кто же он?
Королева. Тот, другой.
Джен. Кто другой?
Королева. Да ты знаешь его. Тот человек, рабочий… Впрочем, не все ли равно?
Джен (дрожа всем телом). Гильберт?
Королева. Да, его зовут Гильберт.
Джен. Ваше величество, нет! О нет! Ваше величество, скажите, что это неправда! Гильберт! Это было бы слишком ужасно! Ведь он бежал!
Королева. Он хотел бежать, но его охватили и повели под черным покрывалом вместо Фабиано. Казнь совершится ночью, народ ничего не заметит. Будь спокойна!
Джен (со страшным воплем). О ваше величество, тот, кого я люблю, — это Гильберт!
Королева. Что? Что ты сказала? Или ты сошла с ума? Или посмела обмануть меня? А, так ты любишь Гильберта? Но мне-то какое дело до этого?
В продолжение всей сцены доносится звон большого колокола.
Джен (словно подкошенная, рыдая, падает к ногам королевы и ползает перед ней на коленях, ломая руки). Ваше величество, сжальтесь! Сжальтесь, во имя неба! Заклинаю вас вашей короной, вашей матерью, всеми ангелами! Гильберт! Гильберт! Я теряю рассудок! Ваше величество, спасите его! В этом человеке вся моя жизнь, он мой муж, он… Я говорила вам, что он сделал для меня все, он вырастил меня, он удочерил меня. Он заменил мне отца, который умер за вашу мать. Ваше величество, вы видите, я несчастное созданье, и вы не должны быть суровы ко мне. То, что вы сказали, поразило меня так страшно, что я не знаю, откуда еще у меня берутся силы умолять вас. Я говорю то, что в силах сказать. Но вы должны остановить казнь. Остановить немедленно. Остановить во что бы то ни стало. Отложите ее на завтра. У вас будет время, чтобы разобраться во всем. Народ может подождать до завтра. Мы рассудим как следует поступить. О нет, не качайте головой. Для вашего Фабиани нет никакой опасности. Я стану на его место под черным покрывалом. Ночью меня никто не увидит. Но только спасите Гильберта. Не все ли вам равно — он или я? Поверьте мне, я хочу умереть! Боже мой, этот колокол, этот ужасный колокол! Каждый его удар приближает Гильберта на шаг к эшафоту. Каждый его удар поражает мне сердце. Сделайте это, ваше величество! Сжальтесь! Для вашего Фабиано тут нет никакой опасности. Позвольте мне поцеловать ваши руки. Я вас люблю, ваше величество. Я ни разу не говорила вам этого, но я вас очень люблю. Вы — великая королева. Смотрите, я целую ваши прекрасные руки. О, велите приостановить казнь! Еще не поздно. Поверьте, это еще возможно. Процессия движется медленно. От Тауэра до Старого рынка далеко. Человек на балконе сказал, что они пойдут через Черинг-Кросс. Есть более короткий путь. Верховой еще может поспеть. Ваше величество, сжальтесь, во имя неба! Поставьте себя на мое место, вообразите, что я королева, а вы бедная девушка, что вы плачете у моих ног, а я оказываю вам милость. Смилуйтесь, ваше величество! Я больше всего боялась, что слезы помешают мне говорить. О, поспешите! Приостановите казнь! Ваше величество, в этом нет ничего трудного. Клянусь вам, для Фабиано тут нет никакой опасности. Ваше величество, разве вы не считаете, что так нужно сделать?
Королева (растроганная, поднимает ее). Я хотела бы сделать это для тебя, бедняжка. Ах, ты плачешь, как плакала я. То, что ты испытываешь, испытала недавно я сама. Мои страдания заставляют меня сочувствовать тебе. Видишь, я плачу вместе с тобой. Все это очень печально, бедное дитя! Конечно, можно было взять кого-нибудь другого — например, Тирконнела. Но его слишком хорошо знают, а здесь нужен был человек никому не известный. Под рукой оказался только Гильберт. Ты должна понять это. О боже, бывают же такие роковые совпадения! Внезапно попадаешь в капкан, и ничего тут не поделаешь,
Джен. Ваше величество! Я очень внимательно слушаю вас. Мне тоже многое нужно сказать вам. Но я хотела бы, чтобы вы подписали приказ об отсрочке казни и послали гонца. Тогда с этим будет покончено, и мы сможем спокойно беседовать. О, этот звон! Этот неумолкающий звон!
Королева. То, о чем ты просишь, леди Джен, невозможно.
Джен. Ах, нет, возможно! Пошлите верхового. Кратчайшим путем. По набережной. Я сама поеду. Ваше величество, это возможно. Это легко. Вы видите, ведь я говорю совсем спокойно.
Королева. Но народ этого не позволит. Он вернется и разнесет весь Тауэр. А Фабиано еще здесь. Пойми же меня. Ты дрожишь, бедное дитя! Я сама дрожу. Поставь и ты себя на мое место. В конце концов я могла бы и не утруждать себя объяснениями с тобой. Ты видишь, я делаю все, что могу. Не думай больше об этом Гильберте, Джен. С этим покончено. Примирись!
Джен. Покончено! Нет, совсем не покончено! Покуда длится звон этого ужасного колокола, ничего не кончено! Примириться с гибелью Гильберта? Вы думаете, я позволю, чтоб он так умер? Нет, ваше величество. Ах, слова мои напрасны! Вы больше не слушаете меня! Что ж, если королева не слушает меня, народ услышит! Найдутся добрые люди. Народ еще во дворе. Делайте потом со мной что хотите. Я крикну им, что они обмануты, что это Гильберт, такой же рабочий, как они, что это не Фабиани.
Королева. Стой, мерзкая девчонка. (Хватает Джен за руку и грозно смотрит ей в глаза.) Вот как ты поступаешь! Я добра, благосклонна к тебе, я плачу вместе с тобой, а ты вдруг теряешь разум и приходишь в ярость? Моя любовь так же велика, как твоя, но рука моя сильнее твоей. Нет, ты не тронешься с места. А, он твой любовник? Но какое мне дело до этого? Может быть, теперь все девушки Англии явятся ко мне, чтобы потребовать отчета о своих любовниках? Клянусь, я спасаю своего, как могу, ценою первого попавшегося. Берегите же своих, как можете!
Джен. Пустите меня! О, я проклинаю вас, коварная женщина!
Королева. Молчать!
Джен. Нет, я не буду молчать! Хотите, я скажу вам то, что пришло мне сейчас в голову? Я не верю, что на казнь повели Гильберта.
Королева. Что ты сказала?
Джен. Я не уверена… Но когда я смотрела, как он проходил здесь под черным покрывалом, — если бы это был Гильберт… неужели мое сердце могло бы оставаться спокойным? Неужели ничего не шевельнулось бы в нем, не закричало бы: "Это Гильберт! Гильберт!" Нет, я ничего не почувствовала. Это был не Гильберт!
Королева. Что ты там болтаешь? Боже мой, ты безумна, ты бредишь! И все же твой бред пугает меня! Ах, ты пробудила одну из самых тайных тревог в моем сердце! Зачем этот бунт помешал мне самой проследить за всем до конца? Зачем я поручила другому спасение Фабиано? Энеас Делвертон — изменник! Быть может, при этом был Симон Ренар. Кто знает, не обманута ли я вторично врагами Фабиано? Что, если это в самом деле был Фабиано?." Эй, кто там? Живее! Сюда!
Входят два тюремщика.
(Одному из них.) Бегите скорее! Вот мой королевский перстень. Скажите, чтобы приостановили казнь. На Старый рынок! На Старый рынок! Джен, ты оказала, что есть более короткий путь?
Джен. По набережной.
Королева (Первому тюремщику). По набережной. Возьми лошадь. Беги скорее!
Первый тюремщик уходит.
(Обращаясь ко Второму.) Тотчас идите в башню Эдуарда Исповедника. Там есть две камеры для приговоренных к смерти. В одной из них вы найдете человека. Немедленно приведите его ко мне.
Второй тюремщик уходит.
Боже, как я дрожу! У меня подкашиваются ноги. Нет сил бежать туда самой. Ах, ты и меня свела с ума! Мерзкая девчонка! Ты делаешь меня такой же несчастной, как ты сама! Я проклинаю тебя, как ты проклинаешь меня! Боже мой, успеет ли этот человек? Какая мука! Я ничего не вижу. В голове у меня помутилось. Этот колокол — для кого он звонит? Для Гильберта? Для Фабиано?
Джен. Колокол умолк.
Королева. Значит, они достигли места казни. Посланный опоздал.
Слышен отдаленный пушечный выстрел.
Джен. О небо!
Королева. Он поднимается на эшафот.
Второй пушечный выстрел.
Он становится на колени.
Джен. Какой ужас!
Третий пушечный выстрел.
Обе женщины. Ах!
Королева. Теперь только один остался в живых. Сейчас узнаем, который. Господи, сделай так, чтобы это был Фабиано!
Джен. Господи, сделай так, чтобы это был Гильберт!
Задняя драпировка сцены раздвигается. Входит Симон Ренар, ведя за руку Гильберта.
Гильберт! (Они бросаются друг другу в объятия.)
Королева. А Фабиано?
Симон Ренар. Казнен.
Королева. Казнен?.. Казнен! Кто осмелился?..
Симон Ренар. Я. Я спас королеву и Англию.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги