Марко Поло

Введение

Еще в греческую и римскую эпоху народы, населявшие бассейн Желтой реки и побережье Средиземного моря и Ближний Восток, не только знали о существовании друг друга, но вели довольно значительную по тем временам торговлю.

Эта связь не всегда была в одинаковой степени интенсивной. Были столетия, когда между Китаем и Средиземноморьем происходили оживленные сношения. По караванным путям, через пустыни, плоскогорья и ущелья, вдоль каменистых долин горных рек, по плодородным, прекрасно орошенным и обработанным оазисам шли тяжело навьюченные пыльные верблюды и скрипели неуклюжие, прочные повозки купцов и посланников. По дальним неведомым морям пробирались корабли искателей приключений, с удивительной легкостью превращавшихся из торговцев в пиратов или полусамозванных дипломатов и опять, если надо, в торговцев.

Тогда торговые пути наполнялись товарами, по ним перевозились шелковые ткани, меха, драгоценности, оружие, пряности. В узлах караванных путей, у переправ через реки, в удобных для причала гаванях возникали богатые города с пестрым, многоязычным населением, с полутемными, прохладными торговыми рядами, шумными караван-сараями и пышными храмами многочисленных богов.

Но бывали и такие периоды, когда между Дальним Востоком и Западной Азией вставало средостение, на узловых местах возникали государства-перекупщики, ревниво оберегавшие свои посреднические прибыли и не допускавшие купцов из Китая и Средиземноморья к непосредственному общению; кочевники перекусывали тоненькие нити торговых путей, или происходили социальные потрясения, подобные тем, которые разрушили античное рабовладельческое общество.

Омертвение было уделом торговых путей в такое время. По обрубкам караванных путей лишь изредка проходил караван. Затихали и разрушались шумные караван-сараи, пески пустынь засыпали покинутые развалины богатых городов, на месте заброшенных портов возникали тихие рыбацкие деревушки.

Редко, редко в китайской летописи или в византийской хронике промелькнет исковерканное, перенятое у народа-посредника название далекой полузабытой страны и попадется неясная запись о каком-нибудь смельчаке, что, преодолевая труды и опасности, проходил полузабытым путем. Но времена менялись, обновлялись заброшенные великие пути, купцы раскладывали вечерний костер около развалин древнего караван-сарая, и пришедшее из дальних стран, судно бросало якорь в занесенной песком бухте.

Очень рано писатели эллинистического и римского мира начинают упоминать о серах — далеком народе, живущем где-то за Среднеазиатскими пустынями и производящем драгоценный шелк желл древних римлян. Географ Страбон пишет в своей Географии, что впервые услышал о серах Неарх, полководец Александра Великого, совершивший в IV веке до н. э. плавание из Персидского залива к устью Инда. Александрийские ученые в I–II веках н. э. уже неоднократно упоминают о торговле с серами.

Во времена Птоломеев и позднее, когда Египет стал римской провинцией, египетские купцы вели оживленнейшую торговлю с Средиземноморскими странами, Нубией и другими африканскими землями, Красноморским бассейном, Персидским заливом, Индией и Цейлоном.

На побережье Красного моря возник ряд торговых пунктов, откуда египетские моряки совершали плавание по Индийскому океану. В середине лета из этих гаваней отплывал большой египетский флот, состоявший обычно из сотни с лишним кораблей. Пользуясь попутным летним ветром, египтяне пересекали океан и, поторговав в Индии, возвращались в декабре-январе, используя дующий в обратном направлении зимний ветер. Не довольствуясь торговлей с Индией, египетские моряки пробирались в Индо-Китай, на Зондские острова. От них узнали александрийские географы I века н. э. о том, что далеко за теплыми морями, за Индией существует богатая и обширная страна с и н о в.

Так и существовали в свитках александрийской библиотеки бок-о-бок друг с другом два народа — серы, от которых римляне через пустыни Средней Азии получали серикум — шелк — и сины, в чью страну можно было пробраться после длительного плавания по Индийскому океану. И в течение многих исков народы Средиземноморского бассейна не знали, что серы и сины — это один и тот же народ, тот народ, который мы ныне зовем китайцами. «Сухопутное» прозвание китайцев «серы», Возможно, имеет общее происхождение с словом «серикум» — шелк. Ныне слово «шелк» произносится в Китае «сы», но в ту эпоху произносилось, вероятно, «сир» или «сирк». «Морское» слово «син» несомненно происходит от названия царствовавшей в Китае с 255 по 206 год до н. э. династии Цинь. В это время на Западе услышали о Китае, и от названия этой династии происходит наименование Китая в романских и германских языках, в украинском языке и у индусов.

Римские авторы неоднократно упоминают о «серах» — китайцах. Плиний Старший, погибший в. 79 году н. э., во время знаменитого извержения Везувия, уничтожившего Помпею и Геркуланум, пишет, что серы «знамениты волокном из их лесов. Они отделяют белый пух листьев своих лесов и поливаютего водой, потом их женщины совершают двойную работу по перематыванию и тканью, и благодаря этому столь сложному и производящемуся в столь отдаленной стране процессу наши матроны могут появляться в обществе, одетые в прозрачные ткани».

Дионисий Пиергет в начале II века н. э. описывал производство шелка так же, как и Плиний Старший. Но уже в конце II века н. э. Павсаний совершенно правильно рассказывает о роли шелковичного червя.

Серы вошли даже в классическую поэзию.

Римские поэты Виргилий и Гораций упоминают о серах, но у Горация серы не имеют индивидуальной окраски, хотя бы такой, как у Виргилия. Серы Горация — это просто непонятное название неведомого народа, полюбившееся за свою экзотичность.

Как и следовало ожидать, в Римской империи про такие дальние страны, как Китай, рассказывали множество небылиц: что якобы серы живут до 200 лет, что серы совершенно чужды войне и употреблению оружия и т. д.

Во II–III веках н. э. торговля Римской империи, и в особенности Египта и Сирии, с Китаем приняла значительные размеры.

Плиний Старший свидетельствует, что в его время Римская империя ввозила из Китая шелковые ткани, железные изделия, ценные меха. С другой стороны, китайские летописи говорят, что со Средиземноморского побережья китайцы получали стеклянные изделия, краски (в частности, финикийский пурпур), льняные и шерстяные ткани, драгоценные металлы, драгоценные камни и олово.

В III–IV веках н. э. ношение шелковых одежд получило в Римской империи широкое распространение. Авторы того времени пишут, что употребление шелка «прежде оставалось привилегией благородных, а ныне шелк носят и самые простые».

Широкое распространение моды на шелковые ткани повело к огромному отливу золота, уплачиваемого Китаю за шелк, и немудрено, что очень многие римские императоры специальными декретами пытались, правда безуспешно, ограничить ношение шелковых тканей.

Торговые пути из Римской империи в Китай проходили через Месопотамию и Персию на Бактры (нынешний Балх) и Кашгар, где и происходили обычно встречи с китайцами. Как мы увидим ниже, этим путем, древним путем шелка, проходил и венецианец Марко Поло. Основная масса товаров провозилась караванным путем, ибо морской путь был слабо освоен. Кроме того, китайцы в ту эпоху еще только начали закрепляться на побережье нынешнего Южного Китая.

Римским торговцам зачастую приходилось покупать китайские товары у посредников, индусов, по морскому пути и бактрийцев, согдийцев и парфян в Центральной Азии. Эти посредники не только неимоверно вздували цены на китайские товары, но иногда полностью приостанавливали торговлю. Цена китайских товаров, продававшихся в Риме, в сто раз превышала их цену на месте производства.

Во второй половине III века, когда персы закрыли римским купцам доступ на Восток, фунт золота и фунт шелка были в Риме в одной цене.

Образование Парфянской монархии, а затем в III веке Персидской державы, проводившей активную антиримскую политику, сразу сказалось на торговле с Китаем. Кроме того, огромную роль в падении торговли с Китаем играли и те социальные потрясения, которые сокрушили античное рабовладельческое общество.

В течение многих столетий китайцы вели напряженную борьбу с кочевыми народами, населявшими степи и пустыни, граничащие с Китаем на севере. Эти племена с V века до н. э. китайцы называли хунну, или сюнну. Это были предки тех гуннов, что в V веке н. э, наводили ужас на всю Европу. Во II веке до н. э. китайские военачальники, озабоченные поисками союзников против наседавших хуннов, узнали, что незадолго до того хунны разгромили народ юэчжи и что остатки этого народа бежали куда-то на запад. В 138 году до н. э. китайский император Уди послал своего чиновника Чжан-Цяня на поиски народа юэчжи. Чжан-Цянь должен был найти беглецов и уговорить их переселиться в подвластные Китаю пограничные с хуннами земли, чтобы использовать их в дальнейшем как заслон против степных завоевателей. Чжан-Цяню вначале не повезло, его посольство было захвачено хуннами в плен, и китайский посол принужден был прожить у хуннов десять лет. Но, найдя способ бежать, он направился дальше. Чжан-Цянь нашел поселения юэчжи в районе нынешних Ферганы и Бухары. Изгнанники и не помышляли о возврате на родину, и в этом отношении посольство Чжан-Цяня было неудачным. Но оно привело к совершенно неожиданным результатам. Возвратившись в 126 г. до н. э. в тогдашнюю столицу Китая — Чан-ань, Чжан-Цянь сообщил, что за степями и пустынями, населенными редкими кочевыми племенами, он нашел богатые, культурные страны Средней Азии с многочисленными городами, прекрасно поставленным земледелием и оживленной торговлей. Это было подлинное открытие «Западного края». «Открытие Западного края, — пишет знаменитый китаевед Иакинф Бичурин, — есть происшествие не менее важное в истории Китая, как и открытие Америки в истории Европы».

Вскоре китайцам удалось нанести хуннам сильное поражение, и в начале II и конце I века до н. э. китайский генерал Бань-Чжао завоевал нынешний Восточный Туркестан и Памир и доходил со своими войсками до берегов Каспийского моря. Эти походы не только должны были избавить китайцев от набегов кочевников, но пробить путь китайскому шелку на запад. Они дали китайцам возможность ближе познакомиться с открытым Чжан-Цянем Западным краем.

Чтобы обезопасить торговые сношения с Западом, китайцы в это время продлили Великую стену далее на запад, частично в виде огромного вала со сторожевыми башнями. Таким образом, Великая китайская стена, традиционный символ замкнутости, на самом деле играла роль заслона, облегчавшего Китаю сношения с Западным краем. Под защитой этой стены и проходил важнейший на всем Востоке караванный путь, и когда торговля с Западом пришла в упадок, — был заброшен весь западный участок стены и вала.

Посланный в 98 году до н. э. генералом Бань-Чжао разведчик Гань-Ин пересек Иран, занятый тогда Парфянским государством, и здесь узнал о существовании далеко на западе могущественнейшего Римского государства (Да-Цинь по-китайски). Но парфяне воспрепятствовали попыткам Гань-Ина пробраться в Римскую империю морем через Персидский залив. Вскоре, однако, китайцам удалось собрать довольно подробные сведения о Римской империи, хотя и здесь, как и в тех сведениях, что собрали о Китае ученые Средиземноморских стран, правда оказалась основательно смешанной с вымыслом. Сколько-нибудь достоверные сведения китайцы имели лишь о римских владениях в Азии, и столицей Да-Циня-Рима считали город Ань-ду — Антиохию.

Китайцы знали и о существовании морского пути в Средиземноморские страны. Так, китайские летописцы указывают, что в 120 году н. э. один из бирманских государей прислал к китайскому двору музыкантов и жонглеров из Да-Циня-Рима. В 164 году н. э. китайским ученым был «передан на рассмотрение» трактат об астрологии, привезенный из Рима.

Наконец, в 166 году н. э. летописец сообщает: «Государь Да-Циня Аньдун отправил в Китай посла, который прибыл в Жи-нань (нынешний Тонкин), чтобы предложить китайскому государю слоновую кость, рога носорога, черепаховые щиты. Этим самым впервые были установлены непосредственные сношения между обеими странами. То, что этот человек привез в качестве дани, не было ни ценным, ни редким, кроме того, имеется подозрение, что то, что он рассказал о Да-Цине, — преувеличено».

Мы можем кое-что добавить к китайскому летописцу. В 166 году цезарем в Риме был Марк Аврелий из династии Антонинов — Аньдун китайских летописей. Таким образом, сам факт приезда в Китай судна из Римской империи не поддается сомнению Однако в римских источниках нет никаких сведений о посольстве Марка Аврелия в Китай. С другой стороны, те «не ценные и не редкие товары», которые привезли с собой «послы», несомненно не римского, а индийского происхождения.

Итак, «послы от Аньдуна» были просто египетскими или сирийскими купцами, нагрузившими свой корабль индийскими товарами и по воле ветров и течении попавшими в Китай, где им пришлось разыгрывать роль «римских послов».

В 226 году н. э. в Китай прибыл, тоже через Индо-Китай, еще один торговец из Рима — сирийский купец Цинь-Лун, как его имя записали в Китае.

Итак, Римский мир и Китай в течение ряда веков вели между собой довольно оживленную торговлю, особенно сухим путем. Но начиная с III–IV века торговые сношения все более затрудняются, все реже купцы из Римской империи организуют караваны или флотилии на Восток. Основной причиной полного прекращения торговли Рима с Китаем было восстание рабов и нашествие варваров, которые опрокинули античное рабовладельческое общество.

В эпоху замкнутого натурального хозяйства потребности населения, даже его высших слоев, были очень ограничены и почти полностью удовлетворялись продукцией собственного хозяйства. Торговля имела в экономике феодальной Европы второстепенное значение. Естественно, что бедная, варварская феодальная Европа не могла играть сколько-нибудь существенной роли как рынок сбыта дальневосточных товаров. Сама торговля с Дальним Востоком была в это время очень затруднена, ибо в Средней Азии ей препятствовали сменявшие друг друга парфяне, персы, а начиная с VII века н. э. — арабы. Кроме того, тот сильно сократившийся спрос на шелковые ткани, который пред’являли феодальная верхушка и духовенство в Западной Европе и Византии, начиная с V–VI века удовлетворяется Византией, где в это время распространилась культура тутового дерева и были созданы правительственные шелкоткацкие мастерские.

Большую роль в ослаблении связей с Дальним Востоком сыграл также культурный упадок, сопровождавший процесс феодализации Европы. Древние рукописи или сжигались ревностными поборниками христианства, как это случилось с большей частью знаменитой Александрийской библиотеки, или полуграмотный монах-переписчик соскабливал с пергамента текст Горация и Плиния Старшего и вписывал «отче наш» и «богородица, дево, радуйся». Старые географические знания были забыты. Навеянные библией рассуждения о «Иерусалиме — пупе земли», о «входе в ад», о «четырех райских реках», о «Гоге и Магоге», обрывки эпоса Александра Великого или полуфантастические описания хождений к святым местам заменили географические познания древних. Память о дальних странах и великих торговых путях выветривалась.

Лишь со стороны Византии, где процесс феодализации принимал своеобразные формы и где духовное оскудение достигло не таких размеров, как на Западе, изредка делались попытки вновь восстановить порванные связи. Так, в первой половине VI века византиец Константин Александрийский (Косьма Индикоплов) странствовал по Аравии, Эфиопии, Индии и Цейлону. В своей книге «Христианская топография», основной задачей которой он считал, между прочим, опровержение Птолемеевского учения о шаровидности земли и утверждение, что земля имеет форму ноева ковчега, Константин Александрийский дает подробное описание виденных им стран и упоминает о стране Чиница (исковерканное персидское слово «Чинистан» — страна чинов — Китай). В 568 году н. э. византийский посол Земарх получил у турок, населявших район Тянь-Шаня, сведения о стране Таугаст (по-старо-турецки Тобгач — Китай).

В то время как вследствие феодализации Западной Кировы сокращались торговые обороты с дальними. — гранами и забывались великие пути, Китай продолжал вести оживленные торговые сношения со Средней Азией и Индией.

Китайские генералы и китайские дипломаты неоднократно вмешивались в дела среднеазиатских государств, а китайские летописцы записывали не только крупные события Средней и отчасти Западной Азии, но отмечали даже переименование городов, рассказывали об обычаях среднеазиатских народов и диковинах, собранных во дворцах среднеазиатских властителей. С IV века н. э. в Китае начал быстро распространяться буддизм и потянулись бесчисленные паломничества китайцев к буддийским «святым» местам.

Так, в начале V века н. э. буддийский монах Фа-Сянь направился из тогдашней столицы Китая Чан-аня через нынешнюю провинцию Ганьсу в Западный Китай и через нынешний Афганистан пробрался в Индию, посетил буддийские святыни и морем возвратился домой. Другой паломник, Сюань-Цзан, прошел в первой половине VII века из Китая к предгорьям Тянь-Шаня и далее на Ташкент, Самарканд, Афганистан — в Индию. Сюань-Цзан вернулся назад сухим путем через Памир и Кашгар. В конце VII века монах И-Цзин совершил плавание в Индию морским путам.

Во время арабского завоевания Персии и Средней Азии Китай пытался вмешаться в борьбу между арабами и персами и, использовав крушение Персидской империи, захватить часть Средней Азии. Это повело в VIII веке даже к вооруженному столкновению китайцев с арабами.

Арабские, персидские и среднеазиатские купцы очень скоро стали играть большую роль в торговле с Китаем, проникая туда морским путем или через сухопутную границу из Средней Азии. В торговых городах Китая по морскому побережью и вдоль караванных путей образовались целые мусульманские кварталы.

Арабские и персидские путешественники и географы оставили подробные описания как путей, ведущих в Китай, так и самого Китая.

До сих пор труды мусульманских путешественников, историков и географов являются первоклассными источниками для изучения китайской истории.

Особенно значительная колония мусульман существовала в Китае во время монгольского владычества, и Марко Поло в своей книге беспрерывно упоминает о мусульманах — врачах, воинах, администраторах и ученых, которых он встречал в завоеванном монголами Китае.

Новой эпохой в развитии торговых сношений Европы с Востоком, и в частности Китаем, явились так называемые «крестовые походы», когда западно-европейские феодалы устремились на Восток — в Сирию, Палестину, Египет, Византию — в поисках новых феодальных владений и в надежде пограбить богатые арабские и византийские земли.

Во время крестовых походов феодалы и купцы Западной Европы впервые познакомились с Востоком, который тогда по уровню материальной и духовной культуры стоял много выше Западной Европы. Знакомство с Востоком значительно расширило ассортимент товаров, которыми торговали в Европе. С Востока получались пряности, перец, мускат, корила и гвоздика, столь необходимые в феодальной Европе, где не умели хорошо сохранять продукты и их приходилось обильно сдабривать пряностями, чтобы отбить запах. Оттуда ввозились благовония — мирра, алоэ, бальзам, ладан; краски — шафран, бразильское дерево, квасцы; тростниковый сахар, абрикосы, изюм; дорогие шелковые и хлопчатобумажные ткани и ковры. Для жителей нищей, бедной и грубой Европы Восток казался сказочно прекрасным и богатым. За яркостью, пестротой, изобилием, которые увидели европейские феодалы в захваченных ими дворцах восточных властителей, они не видели подлинной жизни Востока — нищеты, скудости, голода.

В это время и создалась легенда о сокровищах и (юскоши Востока.

«Не знаю выражения, которое было бы бессмысленнее слов: азиатская роскошь. Эта поговорка, вероятно, родилась во время крестовых походов, когда бедные рыцари, оставя голые стены и дубовые стулья _ своих замков, увидели в первый раз красные диваны, пестрые ковры и кинжалы с цветными камушками на рукояти. Ныне можно сказать: азиатская бедность, азиатское свинство и проч., но роскошь, конечно, принадлежность Европы». (Пушкин, «Путешествие в Арзрум»). Этим преклонением перед Востоком полон и Марко Поло.

Вместе с восточными товарами и восточными рабами просачивались восточные, арабские, греческие, сирийские слова.

Итальянские и французские феодалы и купцы, долго жившие на Востоке, очень отличались от своих родичей в Западной Европе; на их одежде, привычках, языке, понятиях сказывалось сильное влияние Востока.

Несомненно, что вся семья Поло, еще до путешествия на Восток, жившая в Константинополе и Крыму, была в известной степени «ориентализирована».

В эпоху крестовых походов в исключительной степени усилилась мощь италийских торговых городов и прежде всего Венеции, Генуи и Пизы. Энергично помогая крестоносцам, снабжая их судами, оружием и снаряжением, италийские города с лихвой вознаграждали себя долей в добыче и теми привилегиями и территориальными уступками, которые они получали в завоеванных крестоносцами странах.

Достаточно сказать, что после первых трех крестовых походов генуэзцы завладели частью завоеванных крестоносцами Иерусалима, Антиохии и Лаодикеи, третьей частью Арзуфа, Бейрута и Цесарей и одного из крупнейших городов Леванта — Акки. Впоследствии генуэзцы захватили город Фамагусту на острове Кипре, Триполис в Сирии, ряд греческих островов (Хиос, Самос и др.) и основали в Крыму город Кафу, быстро сосредоточивший у себя львиную долю торговли с Крымом, степной полосой и дальними Персией и Средней Азией.

Конкуренты генуэзцев, венецианцы, в результате первых трех крестовых походов овладели сирийскими портами Сидоном и Тиром. Очень рано между италийскими городами возникла длительная конкуренция, скоро переросшая в кровавую войну за владычество на море, за торговые пути на Восток, за фактории в странах Леванта. Первой жертвой этой борьбы сделался город Амальфи. Амальфи — один из первых городов Западной Европы, который начал регулярную морскую торговлю с Востоком, но уже и первой трети XII века конкуренты Амальфи, пизанцы, захватили и разграбили город и уничтожили его торговый флот. В свою очередь Пиза после разгрома ее флота генуэзцами в битве при Мелории в 1284 году испытала участь Амальфи. Генуэзцы захватили в этой битве 33 пизанских корабля и 10 тысяч воинов и матросов. В 1290 году генуэзцы в союзе с Флоренцией разрушили пизанскую гавань и засыпали камнями устье реки Арно.

Своим успехам Генуя в немалой степени была обязана исключительно выгодному географическому положению. Она расположена в наиболее далеко вдающейся на север западной части Средиземного моря и связана с богатыми долинами Роны и Рейна сравнительно короткими альпийскими проходами.

Географическое положение важнейшего конкурента Генуи — Венеции, было также весьма благоприятно. Венеция запряталась в самом дальнем углу Адриатики на островах и могла поэтому не бояться нападения ни с суши, ни с моря. Из Венеции шел прямой путь в Ломбардскую низменность и через Альпы в Швейцарию, Германию и Австрию.

В дальнейшем между Венецией и Генуей идет ожесточенная борьба за владычество над Средиземным морем, за колониальные владения, за богатые фактории — конечные пункты великих торговых путей на Восток. Всюду, в открытом море, в дальних островных владениях, в заморских факториях, в торговых кварталах и на рынках чужих городов, венецианцы и генуэзцы ведут беспощадную борьбу, захватывают, грабят и сжигают корабли и фактории вражеской стороны, убивают, продают в рабство ее граждан. Воюющие стороны не останавливаются ни перед какими средствами в этой борьбе. Иногда она ведется наемными армиями. Иногда она скрывается в борьбе за престол Византии или в спорах и ссорах между собой различных вождей крестоносцев.

В самом начале XIII века на соотношение сил в Средиземном море имел решающее влияние так называемый «четвертый крестовый поход» 1204 года, когда крестоносцы по совету венецианцев и при участии их флота вместо борьбы с мусульманами повернули на Византию, взяли и разграбили Константинополь и основали здесь так называемую Латинскую империю. В завоеванном Константинополе победителям достались огромные богатства. Летописец и участник захвата и разграбления Константинополя Вильтардуэн пишет:» «Добыча была так велика, что ее невозможно было сосчитать: золото, серебро и драгоценные камни, золотые и серебряные сосуды, шелковые одеяния, меха и все, что имеется прекрасного на земле».

Львиную долю добычи получили венецианцы. Прежде всего они, согласно предварительно составленному договору, получили половину всего награбленного. Затем крестоносцы уплатили нм огромные суммы в погашение долга за поставленные венецианцами суда, продовольствие и снаряжение. Наконец, венецианцам досталась еще часть добычи, так как они принимали участие и в боевых операциях и имели право на часть той добычи, которая делилась между непосредственными участниками боев.

Но важнее этих несметных сокровищ, дороже доставшегося на их долю золота и серебра были те исключительные привилегии, которые получили венецианцы в основанной крестоносцами Латинской империи. Венецианцы в результате «четвертого крестового похода» захватили важнейшие острова Эгейского моря, берега Мраморного моря, остров Крит, Ионические острова. Далматинское побережье, важнейшие торговые кварталы в Константинополе и других византийских городах. Венецианские фактории появились в Крыму, на берегах Азовского моря.

В общем венецианцы получили три восьмых всей территории, захваченной крестоносцами, и венецианский дож стал титуловаться «господином четверти и одной восьмой Римской империи».

В Латинской империи, и особенно в собственных колониях, венецианцы пытались монополизировать всю торговлю и ростовщичество, непомерно эксплоатируя и всячески притесняя местное население. Недаром один византийский церковник той эпохи сравнивал «прекрасную Венецию» с жабой, морской змеей и ингушкой, а ее граждан с морскими разбойниками.

В 60-х годах XIII века, когда братья Поло начали свое путешествие на Восток, Венеция находилась еще на вершине могущества, но уже тогда генуэзцы готовили контр-удар. Если венецианцы с 1204 года, со времени захвата Константинополя крестоносцами, связали судьбу своих восточных владений с основанной крестоносцами на востоке Латинской империей, то генуэзцы все время пытались в лице различных византийских государств Малой Азии, осколков Византийской империи, найти силу, которая могла бы разрушить Латинскую империю, а с ней и венецианское могущество.

И в самом деле, внутренние противоречия, раз’едавшие Латинскую империю с ее греческим населением, угнетаемым франкскими феодалами и венецианскими торговцами, оказались настолько велики, что в 1261 году, когда братья Поло были на Волге, никейский император Михаил VIII, Ангел Палеолог, происходивший из знатного византийского рода, при деятельной поддержке генуэзцев без большого труда сверг латинского императора и восстановил Византийскую империю.

Он предоставил своим союзникам, генуэзцам, огромные земельные территории и ряд важнейших льгот. Генуэзцы заняли место венецианцев на Востоке. Они властвовали помимо Лигурийского побережья еще над Корсикой, Сардинией, Эльбой, Хиосом, рядом пунктов в Малой Азии, факториями в Крыму, на Азовском, Черном и Каспийском морях.

В 1298 году в битве при Курцоле, в которой принимал участие и Марко Поло, возвратившийся тогда с Востока, генуэзцы нанесли сокрушительное поражение Венеции, уничтожив венецианский флот и захватив массу пленных (в числе их был и Марко Поло). Победа при Курцоле обеспечила за Генуей господства на Средиземном море вплоть до второй половины XIV века.

Лишь в 1380 году Венеции удалось, и на этот раз окончательно, разгромить Геную. Как мы видим, борьба велась прежде всего за владычество над Средиземным морем, за контроль над торговыми путями на Восток. Здесь можно было вести прибыльную торговлю, покупая на северном побережье Черного моря рабов, хлеб, рыбу, мед, в Персии и Малой Азии — восточные ткани, вино, ангорскую шерсть, в Индии и Аравии — через Красное море — шелк и шелковые ткани, пряности, слоновую кость, ароматические вещества, и продавая на Восток лес, рабов, оружие и другие металлические изделия. Генуэзские и венецианские купцы проникали в Киев и Суздальскую Русь, в поволжские города, Персию и Среднюю Азию.

Но дальние пути были для купцов из Венеции и Генуи закрыты. Да и сама обстановка, сложившаяся в это время на Востоке, очень тормозила развитие торговли.

Страны Западной и Средней Азии и Персия переживали тогда глубочайший политический кризис.

Ушли в безвозвратное прошлое времена, когда халифат об’единял весь мусульманский мир от Гибралтара до Ганга. Еще доживает свой век в Багдаде Аббасидская династия халифов, но им подвластен лишь остаток прежнего великого государства, — Испания и Северная Африка, подчинены враждебным аббасидам омейядским халифам, в Египте властвуют Фатымиды, не признающие багдадского халифа даже духовным главой, в Сирии и Палестине образовался целый конгломерат мелких и мельчайших арабских, мусульманских и христианских государств, всех этих королевств, графств, княжеств, султанатов, эмиратов, бекств, замков, духовных орденов и отдельных рыцарей. Большая часть Малой Азии занята турками — сельджуками; в Средней Азии и Персии растет государство хорезмских шахов, захватывающих по частям земли халифов и подбирающихся к столице халифата — Багдаду. В самом Багдаде халифы — лишь подставные фигуры, за которыми скрываются реальные властители — турецкие и курдские эмиры и султаны, персидские визири.

В больших городах мусульманского Востока — в Дамаске, Алеппо, Багдаде, Мосуле, Тавризе, Хорезме, Бухаре, Самарканде, Герате — создается довольно многочисленный слой ремесленников, кустарей и рабочих, жестоко эксплоатируемый купеческой верхушкой. Эта купеческая верхушка держит в своих руках крупную оптовую караванную торговлю. Главные об’екты торговли — дорогие ткани, пряности, ароматические вещества, сафьян, оружие, драгоценности, рабы, меха, шелк.

Хозяевам караванной торговли крайне невыгодна политическая разобщенность и бесчисленные войны, из-за которых важнейшие караванные пути делаются небезопасными, надолго нарушается нормальная жизнь в целых странах. Купцы-караванщики тоскуют по единой «твердой власти», такой власти, которая сделала бы безопасными дороги, срыла бы бесчисленные заставы, усмирила бунтующих ремесленников и позволила бы наладить «нормальную» эксплоатацию широких масс населения.

В такой обстановке монгольские армии начали свое победоносное шествие по Азии и Европе.

В Монголии во второй половине XII века господствующей формой общественных отношений был своеобразный феодализм, когда вся территория была поделена между крупными сеньорами — нойонами и беками. Этим степным, кочевым феодалам была подвластна основная масса населения страны — араты, обязанные податью в пользу сеньора. Прослойка свободных людей была очень незначительна. На самом низу социальной лестницы находились рабы, рекрутированные из пленников или закабаленных аратов.

Границы каждого степного владения — юрта — были строго определены, и внутри юрта для стад степного феодала и отдельных подвластных ему хозяйств отводились точно определенные участки.

Перекочевки монголов с их стадами происходили по точно определенным, мало менявшимся из года в год маршрутам. Между отдельными феодалами происходили беспрерывные войны и междуусобия из-за потравленных участков, спорных лощин и водопоев, угнанных коней и овец. Основным занятием населения Монголии было скотоводство, но в лесо-степи и предгорьях, существовало развитое земледелие и охота и довольно широко применялось искусственное орошение.

В укрепленном подвижном лагере степного феодала скапливались значительные массы товаров, поступавших к нему в виде дани или добывавшихся при грабительских экспедициях, — мехов, кож, хлеба, шерсти, скота.

Очень рано между Монголией и прилегающими к ней Китаем и Центральной Азией начинает развиваться караванная торговля.

В степь проникают китайские, кашгарские и среднеазиатские купцы. За монгольское сырье и продовольствие они привозят степным феодалам оружие, ткани, посуду, дорогих коней и рабов. С заезжими торговцами в степь проникают чужие верования — буддизм и христианство, хотя основная масса населения придерживается старинной веры — шаманизма.

В конце XII века в Монголии усиливается феодально-аристократическая группа, возглавляемая Темучином. К 1206 году Темучин после длительной и кровавой борьбы об’единил под своей властью всю Монголию и принял титул Чингиз-хана.

В 1211–1216 годах монгольские армии в кровопролитных боях захватывают Северный Китай и свергают правившую там тогда Цзиньскую династию. С 1217 года Чингиз-хан во главе огромной монгольской армии начинает завоевание Средней Азии.

Здесь самым сильным соперником монголов оказался государь Хорезма — Мухаммед, который с 1200 по 1220 год создал большое государство в Средней Азии и Персии.

В 1218 году монголы взяли и разграбили крупнейший центр караванной торговли — город Отрар; в марте 1220 года разграбили и сожгли Бухару; в апреле 1220 года монголы взяли и разграбили Самарканд. В 1221 году сыновья Чингиз-хана — Джучи и Джагатай, после семимесячной осады, захватили богатый город Ургенч, причем сам город был разграблен и сожжен, а жители его, за исключением ремесленников, были вырезаны.

Весной 1221 года Чингиз-хан взял и уничтожил цветущий город Балх, в нынешнем Северном Афганистане. Разгромив Хорезмское государство, монгольские армии прошли через Северную Персию, разбили в феврале 1221 года грузинскую армию у Тифлиса и разграбили в 1222 году город Шемаху. В начале 1224 года монголы под командой сына Чингиз-хана — Тулуя — через Северную Персию и Кавказ прошли в донецкие степи, нанесли в битве при Калке страшное поражение половецким ханам и русским князьям, прошли до Днепра, спустились на юг в Крым, опустошили готские и византийские города и через Булгарское царство, существовавшее в нижнем течении Камы, ушли в Азию.

Продолжая завоевание Китая и Персии, монголы под командой Батыя в 1237–1240 годах завоевали и разгромили Русь, в 1240 году монголами был взят и разграблен Киев. В 1240–1241 году монгольские армии громят и опустошают Польшу и Силезию и вторгаются в Моравию. В 1241 году Батый взял после длительной осады столицу Венгрии — Пешт, разграбил и сжег его и истребил его население. Преследуя венгерского короля Белу, Батый вышел на Адриатическое побережье, захватив и разграбив город Катарро. Лишь известие о смерти сына Чингиз-хана, великого хана Угедея, заставило Батыя вернуться назад в Монголию.

В 1258 году внук Чингиз-хана — Хулагу — взял Багдад, приказал убить последнего аббасидского халифа и закончил завоевание Персии и Месопотамии.

В то же время монголы продолжают завоевание Китая. Одолев Нючженьскую династию, правившую с 1115 года в Северном Китае и более известную под именем Цзинь, или «Золотой», монголы затем начинают борьбу за Центральный и Южный Китай, где с 960 года существовала китайская династия Сун. Завоевание Центрального и Южного Китая было осуществлено, главным образом, одним из лучших монгольских полководцев — Баяном. О нем неоднократно упоминает и Марко Поло.

Когда венецианцы Поло прибыли в Китай, борьба монголов с Сунской династией была в самом разгаре. Ликвидация остатков Сунской империи происходила на глазах Поло и была завершена внуком Чингиз-хана Хубилаем лишь в 70-х годах XIII века. Параллельно этому шло завоевание Тибета, Бирмы и Юннани.

Таким образом Хубилай, или Кубилай, как его называет Марко Поло, стал не только первым монгольским государем, овладевшим всем Китаем, Тибетом, Бирмой и Юннанью, — он впервые за 380 лет об’единил весь Китай, который с 907 года был разделен на северную и южную часть.

Своими исключительными успехами монгольские феодалы были обязаны, прежде всего, тем, что вся Средняя Азия, Ближний Восток и Восточная Европа во время вторжения монголов были раздроблены на множество слабых, боровшихся между собой государств. Почти всюду монголам удавалось разбивать своих врагов поодиночке и лишь в очень редких случаях монголам пытались противопоставить более или менее прочную коалицию.

Огромное значение имела позиция, занятая крупной купеческой верхушкой Средней Азин, хозяевами оптового караванного торга. Выше я отмечал, что крупному купечеству была очень невыгодна политическая разобщенность и беспрерывные войны, мешавшие торговле.

В поисках «твердой власти» среднеазиатское купечество вначале поддерживало завоевательную политику государя Хорезма — Мухаммеда, но с 1218 года крупное купечество начинает поддерживать монголов, ибо создание необ’ятной монгольской империи сулило большие выгоды для караванной торговли. Поддержка крупного купечества играла для монголов очень важную, иногда решающую роль. Вместе с тем монголы зачастую начинают выполнять волю крупного купечества. Очень характерна судьба города Балха. Через него проходил конкурирующий с северным путь на Дальний Восток. Когда весной 1221 года армия Чингиз-хана подошла к Балху, город сдался без боя. Обычно монгольские завоеватели щадили население тех городов, которые сдавались, не оказывая сопротивления. Но в Балхе монголы, под тем предлогом, что им необходимо сосчитать население сдавшегося города, вывели его отдельными партиями за городские стены и перебили. Город был полностью уничтожен. Несомненно, что уничтожение Балха было выгодно определенной влиятельной в окружении Чингиз-хана группе купечества и было совершено Чингисханом под ее давлением.

В дальнейшем среднеазиатское купечество играло в монгольских государствах очень крупную роль, снабжая ханов средствами и поставляя Золотой Орде баскаков и откупщиков для сбора русской дани, а китайским монголам — министров финансов, администраторов и дельцов.

Не последнюю роль в удаче завоевательных походов монгольских феодалов сыграла созданная Чингиз-ханом армия, построенная по принципу феодального ополчения. На западно-европейцев и русских того времени огромное впечатление производил ужас, который сопутствовал монгольскому вторжению, неожиданное появление и столь же внезапное исчезновение монгольских армий, страшные опустошения, разграбления и сожжения цветущих городов, необычный вид монгольских всадников. Растерянным свидетелям монгольских нашествий обычно казалось, что монгольские армии «подобны саранче», что это бесформенная масса людей, идущая куда глаза глядят и уничтожающая все на своем пути.

На самом деле это было, конечно, не так. Монгольская армия была правильно организована. Основой монгольских войск была очень подвижная конница, проходившая с исключительной быстротой огромные пространства. При осаде городов монголы прибегали к содействию среднеазиатских и китайских мастеров осадного дела. Монголы широко использовали боевую силу покоренных народов; в XIII–XIV веках, в Китае в составе монгольских армий были крупные отряды аланов, уйгуров, русских. При осаде венгерских городов в первых рядах шли половецкие, русские и польские пленные и лишь затем выступали чисто монгольские части. В монгольской армии существовал своеобразный «генеральный штаб», тщательно разрабатывалась стратегия предстоящих кампаний. Итак, политическая обстановка, сложившаяся в Азии и Восточной Европе, благоприятствовала монголам. Поддержка крупного купечества обеспечила великолепно организованной монгольской армии победу.

Монголы во второй половине XIII века создали невиданное по своим размерам в истории военно-феодальное государство.

К этому времени подвластные монгольским великим ханам земли простирались от Средиземного моря до Тихого океана и от Лены до Индийского океана. Им были подвластны нынешние Месопотамия, Армения, Грузия, Иран, Афганистан, Русь, Крым, Поволжье, Казахстан, Западная Сибирь, Средняя Азия, Восточный Туркестан, Монголия, Забайкалье, Манчжурия, Китай, Тибет и Бирма.

Купцы Средней Азии и Западной Европы широко использовали те возможности для расширения торговли, которые открывали крестовые походы и образование мировой Монгольской империи. Купцы проникали в дальние земли, вновь завязывали давно прерванные торговые связи, восстанавливали заброшенные караванные пути.

Такими купцами были и венецианцы — братья Поло. В настоящее время трудно определить, что было основной специальностью братьев Поло. Сам Марко Поло всюду, где представится случай, говорит о производстве и торговле драгоценными камнями, ревенем и хлопчатобумажными тканями, и, надо думать, что эти товары особенно интересовали семью Поло. Надо, однако, иметь в виду, что если среди ремесленников западно-европейских и восточных городов той эпохи существовало большое разделение труда и специальность была наследственной, то среди торговцев такая специализация отсутствовала. Работорговец в зависимости от обстоятельств легко превращался в торговца драгоценностями, скупщика пряностей, торговца хлопчатобумажными тканями и т. д.

Несомненно, что в дальнем пути на Восток братья Поло не очень тщательно придерживались раз навсегда установленного ассортимента товаров.

Во всяком случае, очевидно, что братья Поло не были новичками в торговле с Востоком. Сам Марко Поло пишет, что в 1260 году «братья Поло — отец Марко и Матвей Поло — находились в Константинополе, пришли они с товарами из Венеции».

Как мы говорили выше, в это время венецианцы играли большую роль в Латинской империи, пользуясь там огромными привилегиями и фактически монополизировав внешнюю торговлю Латинской империи.

В Крыму, куда отправились братья Поло из Константинополя, в принадлежащем венецианцам городе Солдайе (нынешний Судак), их старшему брату, Марко старшему, принадлежал дом, и он, несомненно, был связан с той крупной торговлей, которую вели генуэзские и венецианские фактории Крыма со стенной полосой, Русью и Поволжьем.

Надо думать, что братья Поло не были очень богатыми, крупными купцами. Правда, в средние века сами купцы, в том числе и богатые, ездили по ярмаркам. Но в XIII веке обычно это поручалось доверенным, особенно, когда речь шла о дальней поездке в неизвестные страны. Вероятно, младшие братья Поло были дельцами средней руки, возможно, что они торговали частично на чужие средства, может быть, на средства более богатого старшего брата.

Из Крыма братья Поло направились к месту слияния Волги и Камы и оттуда в Среднюю Азию. Купцы ехали недавно проторенным путем. После монгольского завоевания Восточной Европы и Средней Азии венецианские и генуэзские купцы неоднократно ездили в Поволжье за мехами, серебром и рабами и в Среднюю Азию за шелковыми и хлопчатобумажными тканями. До братьев Поло через степную полосу проехали в Монголию, в ставку великих ханов, посол папы Иннокентия IV Иоанн Плано де Карпини (в 1246 г.) и посол французского короля Людовика IX Вильгельм де Рубрук (в 1253 г.).

В 1262 году, когда братья Поло были на Волге, они оказались невольными свидетелями борьбы между монгольским ханом, владевшим Восточной Европой и бассейном Урала и Эмбы, — Берке — и монгольским ханом Персии Хулагу. Во второй половине XIII века подобные войны происходили часто.

Дело в том, что созданная Чингиз-ханом и его непосредственными преемниками — Угедеем и Мунке— великая империя была крайне непрочной. В нее входили совершенно различные в экономическом, культурном и этническом отношении страны.

Уже в 1260 году, т. е. ко времени, когда братья Поло начали свое первое путешествие на Восток, Монгольская империя распадалась на ряд фактически самостоятельных владений, лишь номинально подчинявшихся великому хану Хубилаю.

В Восточной Европе и бассейне Урала и Эмбы расположилась так называемая Золотая, или Кипчакская, орда, во главе которой в это время стоял Берке-хан, внук Чингиз-хана и брат покорителя Руси — Батыя. Ему были подвластны также и русские княжества. Персия, Афганистан, Месопотамия, Армения и Грузия составляли владения другого внука Чингиз-хана, брата великого хана Хубилая — Хулагу.

Средняя Азия и Южный Казахстан управлялись ханами из рода сына Чингиз-хана — Джагатая; Алтай, Западная Монголия, нынешняя Тува и верхнее течение Оби принадлежали правнуку Чингиз-хана, непримиримому врагу великого хана Хубилая — Хайлу. Наконец, восточная часть империи, куда входили Китай, Бирма, Манчжурия, большая часть Монголии, Прибайкалье, Тибет и Восточный Туркестан, принадлежала великому хану Хубилаю.

Между отдельными монгольскими владениями обычно поддерживались очень оживленные торговые сношения. Лишь изредка война, подобная той, что происходила в 1262 году между Берке и Хулагу, временно приостанавливала торговлю.

Каждый год из Средней Азии в Китай и из Поволжья в Бухару и Персию снаряжались многочисленные караваны. Обычно к богатым купцам — организаторам такого каравана присоединялись более мелкие торговцы и другие путники — паломники, воины, просто путешественники, каким был, например, младший современник Марко Поло — марроканец Ибн-Батута.

Часто купцы присоединялись к каравану посланника или какого-нибудь вельможи. Так ездили в Китай и венецианцы Поло.

Во время второго путешествия купцов на Восток к ним присоединился сын Николо — Марко. Молодой Марко Поло по прибытии в Китай поступил на службу к Хубилаю и в течение семнадцати лет выполнял различные поручения хана.

О китайской карьере Марко Поло среди исследователей существуют большие разногласия. Прежде, базируясь на одной фразе Марко Поло (см. прим. 2 к гл. «О попытке возмутить город Канбалу») и на том, что в китайских летописях той эпохи фамилия Поло упоминается неоднократно, полагали, что молодой Марко сделал в Китае головокружительную карьеру: был вице-президентом военного совета, исполняя должность «следователя по особо важным делам», был президентом департамента сельского хозяйства, президентом коллегии цензоров, вице-королем одной из двенадцати провинций Китая и т. д.

В настоящее время установлено, что в китайской летописной истории монгольской династии упоминается до 15 различных Поло, причем в ряде случаев эта фамилия встречается в летописи уже после от’езда венецианцев Пбло из Китая.

Тем не менее, несомненно, что Марко Поло исполнял ряд очень важных поручений Хубилая, ездил по делам хана в район, занятый нынешней провинцией Ганьсу, т. е. к западным границам империи Хубилая, в Тибет, в Южный Китай и Бирму — в Аннам и на Зондские острова.

В течение трех лет он был губернатором города и области Янчжоу-фу в Центральном Китае. Наконец, самый от’езд венецианцев из Китая был связан с выполнением очень ответственного поручения Хубилая — доставки китайской принцессы ее жениху, монгольскому владетелю Персии.

На первый взгляд трудно понять, как мог Марко Поло сделать карьеру при дворе хана.

Надо помнить, что он был чужак, человек без рода, без племени и без специальных знаний (военных, финансовых, медицинских), которые могли цениться при дворе Хубилая. Прожив в Китае семнадцать лет, он не успел научиться китайскому языку, на котором говорило подавляющее большинство населения страны.

Чтобы понять, какие обстоятельства благоприятствовали молодому венецианцу в чужой стране, необходимо уяснить себе, что представляло собой монгольское владычество в Китае.

До свержения их монголами Цзиньская и Сунская династии вели между собой нескончаемую многолетнюю борьбу, тяжело отразившуюся на положении населения страны. Войны, сопровождавшие монгольское завоевание, принесли новые опустошения, поборы и голодовки.

Сельское хозяйство было приведено в очень тяжелое состояние. Во многих районах свирепствовал голод. В стране не прекращались крестьянские восстания.

Для монголов самое важное было укрепиться в завоеванном Китае и наладить регулярное извлечение податей из покоренного населения. Естественно, что Хубилай принужден был вначале несколько снизить обложение крестьян разоренных областей и даже организовать, хотя бы частично, помощь, особенно опустошенным районам. Во многих местах Китая, особенно пострадавших от военных действий, целые округа были разорены, оросительная система разрушена, поля заброшены, толпы разоренных крестьян бродили по стране, Хубилаю пришлось бороться с бродяжничеством, организовать переселение крестьян из районов с избыточным населением в опустошенные во время войны области и восстанавливать оросительную систему.

Но все эти мероприятия были очень недолговечны и давали незначительный эффект. Уже при ближайших преемниках Хубилая положение сельского хозяйства Китая вновь сильно ухудшилось, вновь усилилось крестьянское движение, вылившееся во всеобщее восстание, положившее в 1368 году конец монгольскому владычеству в Китае. Частые войны с другими монгольскими ханами, завоевательные экспедиции в Японию, Яву, Бирму, Юннань, Тибет, наконец, содержание огромного пышного двора Хубилая — все это требовало очень больших средств. В поисках этих средств Хубилай пошел на выпуск огромного количества бумажных денег. Бумажные деньги были известны в Китае еще с начала IX века, но Хубилай впервые выпускал их в таком большом количестве. Преемники Хубилая осуществляли инфляцию с еще большим рвением, и денежный кризис послужил одним из основных толчков к восстанию, свергнувшему монголов.

Одной из самых серьезных проблем, стоявших перед монгольскими завоевателями Китая, был вопрос о кадрах администраторов. Монгольские феодалы составляли в покоренном Китае очень незначительную прослойку населения.

Кроме того их специальностью было военное дело, и они почти не могли быть использованы в административном аппарате Хубилая. Но даже в армии Хубилай не мог да и не хотел использовать только монголов. В Китае стояли гарнизоны, составленные из отрядов подвластных монголам племен: аланов, русских, уйгуров. Марко Поло упоминает среди других полководцев Хубилая бухарца Насыр-ар-Дина, покорителя Бирмы, и сирийца Мар-Саргиса.

Надо учитывать, что монгольские конные части, привыкшие воевать в степях в условиях Центральной Азии и Восточной Европы, были гораздо менее пригодны в китайских условиях, где действия конницы были очень затруднены.

Еще хуже обстояло дело с гражданской администрацией. До монголов монополия на занятие всех административных должностей принадлежала китайским ученым, т. е. Людям, знавшим в совершенстве китайскую литературу и письменность. Этим людям монголы, конечно, не могли доверять. Наоборот, они старались всемерно ослабить значение тогдашней китайской интеллигенции. С 1237 по 1317 год в Китае не допускались экзамены, которые давали право получить определенный чин. Этим самым сокращались кадры китайской интеллигенции, претендовавшей на получение должностей.

Далее, Хубилай провел в 1269 году еще одно мероприятие для ослабления позиций китайских мандаринов. Он ввел во всех канцеляриях обязательное употребление так называемого монгольского квадратного письма вместо китайских иероглифов. Новый шрифт был более легким, чем китайский, и его введение должно было облегчить подготовку администраторов не китайцев. Впрочем, этот шрифт исчез тотчас же после падения монгольской династии.

Не доверяя китайцам и не имея в своем распоряжении монгольских кадров, Хубилай и его преемники широко использовали на административных должностях в Китае выходцев из Средней Азии, Персии, Малой Азии и даже Европы.

Кроме указанных выше бухарца Насыр-ар-Дина и сирийца Мар-Саргиса у Хубилая работали: министр финансов бухарец Ахмед, врач — итальянец Айсе, астрологи и врачи — уйгуры, мастера осадного дела — арабы и персы. Эта пестрая толпа искателей приключений, иностранных специалистов, наемных воинов, фокусников, астрологов, художников и кудесников несколько напоминала окружение Петра I. К ней принадлежала и семья Поло; они случайно были заброшены в Китай, прижились здесь и выполняли самые разнообразные поручения хана.

Своеобразные черты Марко Поло ярче всего отразились на его книге. Марко Поло диктовал свою книгу своему товарищу по генуэзской тюрьме, пизанцу Рустичиано, автору рыцарских романов. Книга эта сохранила все черты поспешной записи. В написании собственных имен совершенно отсутствует единство. Обычно даже в одной и той же главе название какого-нибудь города или страны пишется по-разному. Несомненно, что эти названия записаны на слух, и Марко Поло их не проверял. Очень часто в записи сохранена живая речь рассказчика, обращения к слушателю, возвращение к уже рассказанному и т. д. Иногда рассказчик обещает вернуться к тому или иному предмету и забывает это сделать. Бывает и наоборот, начнет о чем-нибудь рассказывать, спохватится, что это уже известно, и прервет рассказ.

Лишь главы, посвященные нескончаемым междоусобиям монгольских ханов, носят явные следы литературной отделки. Здесь есть и вступление, и традиционное описание вооружений и войск противников, и столь же традиционная перегруженность текста вымышленными речами действующих лиц. Родство этих глав с рыцарским романом очевидно. Несомненно, что в этих местах пизанец превратил простой рассказ Поло в роман и сделал, кстати, эту книгу много скучнее.

Долгое время господствовало мнение, что Марко Поло диктовал свою книгу по-итальянски, и лишь в 1827 году исследователь Балделли Бони доказал, что языком первого списка был французский, который во времена Марко Поло был международным языком. Надо подчеркнуть, что это был довольно своеобразный французский язык. Книга Марко Поло написана сильно исковерканным языком, с массой итальянских и восточных слов. Несомненно, что и Марко Поло, и писавший под его диктовку Рустичиано знали французский язык довольно поверхностно. Для обоих это был чужой язык.

Но, несмотря на это, язык книги — яркий и сочный. Речь его подчинена внутреннему ритму, образы выпуклы, описания красочны и насыщены.

При внимательном чтении книги Поло легко убедиться, что Марко Поло, который, по его собственным словам, выучил в Китае четыре азбуки, не знал китайского языка. Надо думать, что он знал арабскую, сирийскую и уйгурскую письменность и тот официальный монгольский шрифт, который ввел Хубилай, т. е. как-раз те шрифты, которые были нужны чиновнику Монгольской империи в Китае. Китайский язык ему был очень мало нужен, так как с китайским населением он имел дело редко.

У Марко Поло китайский язык вытеснен даже из названий китайских городов и рек, и он пользуется вместо него монгольскими, персидскими и турецкими словами. Так, он упоминает китайский город Акбалык (турецкое «Белый город»), китайскую реку Пулисангин (персидское «Каменный мост»), реку Караморан (монгольское Харамурен — «Черная река»), область Зардандан (персидское — «Золотые зубы»).

Он употребляет турецкие и персидские охотничьи и военные термины, календарь называет арабским словом «таквим», китайского императора — «фагфур» (сын бога по старо-персидскни.

Но Марко Поло не только называл города и реки Китая теми случайными, зачастую нигде, кроме его книги, не сохранившимися прозвищами, которые были в ходу в разноязычном окружении Хубилая.

Он смотрел на Китай, оценивал китайскую действительность с точки зрения чужеземного купца, удачливого придворного хана.

Необычайно интересно проследить, что фиксирует Марко Поло, что задерживает его внимание в той исключительно красочной, неповторимой по своей причудливости и своеобразию жизни, которую он мог наблюдать, как на пути в Китай, так и в Китае, сопоставить те стороны жизни Востока, которые отметил венецианец, с теми, которые ускользнули от него, потому ли, что он не мог их осознать, что он не дорос до них, или потому, что он их считал не заслуживающими внимания.

После такого сопоставления образ Марко Поло, который панегиристы и составители энциклопедий за шестьсот лет сделали иконописным и превратили в традиционного, не имеющего индивидуальности «открывателя новых земель», станет полнокровным и ярким, приобретет те черты, которые отвечают его социальной природе.

Марко Поло, прежде всего, купец, хорошо знакомый с крупной караванной торговлей. Все, что связано с караванным путем, с дорогой, расстоянием, качеством травы, водопоя, с торговыми обычаями, ассортиментом товаров, — интересует его чрезвычайно. Иногда он даже заменяет описания виденных им городов изложением процесса производства того или иного товара. Замечательна глава XXXIX:

«Здесь описывается большой город Кабане». «Кабана большой город, народ молится Мухаммеду. Есть тут железо, сталь, анданик. Выделываются здесь из стали большие и хорошие зеркала, изготовляют здесь туцию, очень полезную для глаз. Делают тут сподию, и вот как: выкладут ту землю в печь, где разведен огонь, а по сверх печи — железная решетка. Дым и пар, что поднимается от земли, осаживается на решетке — и это туция, а что остается от земли в огне — то сподия».

Описание города заменено описанием изготовления днух снадобий.

Много тут шелку, выделывают здесь шелковые и золотые ткани, таких красивых нигде нет, отсюда идет тот шелк, что зовется желл» (Книга Марко Поло, перевод Минаева, гл. XXIII).

«Покупаются тут также драгоценные камни и много их здесь» (гл. XXVI).

«Конскую сбрую работают тут отлично: узды, седла, шпоры, мечи, луки и колчаны, всякие их вооружения на собственный образец».

«…Замужние женщины и девки славно вышивают зверей и птиц и всякие другие фигуры по шелковым, разноцветным тканям» (гл. XXXV).

«…Знайте, еще есть и другие горы, где есть камни, из которых добывается лазурь, прекрасная, самая лучшая в свете» (гл. XL.VIII).

«Ткут тут золотые ткани и разные шелковые ткани» (гл. LXXIV).

«Много здесь бразильского дерева, камфары и всяких дорогих пряностей» (гл. CLXIX).

«Выделывают тут много прекрасных подстилок из красной и голубой кожи с птицами и зверями; претонко вышивают их золотыми и серебряными нитями, на вид они отличные» (гл. CLXXXIV).

Такими фразами пестрит вся книга. Марко Поло тщательно отмечает, что народ «торговый», «промышленный», или, наоборот, «народ скупой, торговля маленькая».

Из отдельных товаров он, прежде всего, обращает внимание на ткани; в его книге то и дело встречаются упоминания о восточных тканях — золотых, шелковых, вышитых различными фигурами и цветами, или тонких хлопчатобумажных. Он упоминает множество названий тканей. Видно, что он очень хорошо в них разбирается. В его книге постоянно встречаете названия: желл, мосулин, нассит, нак, кремози, бокаран, сандаль, банбасин, болдакин, язды, тафта.

Не меньшее, пожалуй, внимание уделяет Марко Поло драгоценным камням и другим минералам. Везде, где ему представится случай, он не преминет отметить, какие драгоценные камни и металлы, какие минералы добывают в той или иной стране. Беспрерывно упоминает он о золоте, серебре, меди, стали, рубинах, сапфирах, яшме, халцедоне, одонике, «лучшей в свете соли», нефти, жемчуге, аметистах, лазурике, бирюзе, топазах.

Зачастую Марко Поло рассказывает о новых, неизвестных его соотечественникам минералах. Он старается дать возможно более точное описание их.

Наконец третья группа товаров, интересующих венецианца, — это всевозможные пряности, ароматические вещества и экзотические смолы. Он упоминает имбирь, перец, мускус, корицу, турбит, кубебу, амбру, гвоздику, белый ладан, алоэ, камфару, калгану и т. д.

Подчеркнутый интерес к дорогим тканям, пряностям и драгоценным камням и металлам не случаен. Именно эти товары интересовали прежде всего венецианцев на Востоке, именно эти товары венецианцы перепродавали с огромными барышами в Западную Европу.

Недаром Марко Поло не забывает отметить, что в Кашмире в большой цене кораллы и их можно там выгодно продать, а в Юннани соотношение цены золота и цены серебра таково, что сюда стоит везти серебро, а эта операция может дать большие барыши.

Явное предпочтение, оказываемое тканям, драгоценностям и пряностям, не мешает Марко Поло обращать внимание и на другие товары, преимущественно те, которые могли бы интересовать венецианских купцов. Так, он упоминает о производстве фарфора в Китае, о выработке сафьяна и других сортов дорогих кож в Аравии, о выработке оружия, о добыче асбеста и т. п.

Даже о бакинской нефти Марко Поло дает точную, деловую справку, хотя сам в Азербайджане не был и о нефти в Европе XIII века никто не имел представления.

«На грузинской границе есть источник масла, и много его; до сотни судов можно зараз нагрузить тем маслом. Есть его нельзя, а можно жечь или мазать им верблюдов, у которых чесотка и короста. Издалека приходят за тем маслом, и во всей стране его только и жгут» (гл. XXII).

В Китае XIII века широко применялся в домашнем хозяйстве каменный уголь. Марко Поло посвящает этому специальную главу, пытаясь раз’яснить европейцам XIII–XIV веков, что такое каменный уголь.

Технологию производства какого-нибудь нового для его соотечественников товара он стремится передать с максимальной точностью; особенно заинтересовавшие его диковины Марко Поло забирает с собой. Так, например, он привез с собой в Венецию сердцевину саговой пальмы.

Увидев в Монголии, на пути в Китай, яка, Марко Поло постарался привезти в Венецию шерсть диковинного зверя. Он взял ее с собой в Китай, возил во всех странствованиях и довез до Венеции. Из Суматры он везет с собой в Венецию семена так называемого бразильского дерева, дающего краску.

Не следует, однако, думать, что Марко Поло сухой, расчетливый купец, ловкий разведчик новых путей, интересующийся лишь качеством и ценой товара, водопоями, переправами и безопасностью пути.

Это человек по-своему многогранный, прекрасный наблюдатель, страстный охотник, любитель сказок и преданий, большой ценитель женщин, никогда не упускающий случая рассказать своему товарищу по заключению о том, каких женщин он встречал во время своих странствований. Широко открытыми глазами смотрит он на неведомый мир, на необычайную природу, причудливые и странные обычаи дальних стран. Он наделен прекраснейшей памятью. Через много лет в подземелье генуэзской тюрьмы он отчетливо и связно восстановит в своей памяти виденные им когда-то зеленые долины Афганистана, молчаливые просторы Памира, людские муравейники китайских городов, ночлеги в предгорьях Тибета, когда с грохотом трескается бамбук, брошенный в костер, чтобы отпугнуть диких зверей, ловлю жемчуга у берегов Цейлона, черных идолов и белых бесов индийских храмов.

В своей книге он приводит массу сведений о своеобразных обычаях тех народов, которые ему довелось видеть. Он рассказывает, как сушат дыни в Шапургане, какие штаны носят женщины в Бадахшаие, как в Пашиае мужчины носят кольца, как хоронят мертвых в Тангуте и Китае и сжигают с мертвецом изображения всех предметов, что окружали его при жизни, как уступают дочерей и жен странникам в Хами, Тибете и Сычуани, как в Юннани, когда жена рожает, муж ложится в постель, притворяется больным и принимает поздравления, как ездят на слонах в Занзибаре, как в Сычуани соль и раковины служат вместо денег, как исцеляют в Юннани одержимых бесами, какие бани на сто человек в Хнььчжоу-фу, как татуируют тело жители Индо-Китая, как добывают жемчуг на Цейлоне, каковы верования браманистов, как в Индии разбойники поят купцов слабительным, чтобы заполучить проглоченные ими драгоценности, как ездят на собаках на санях в Сибири и т. д.

Некоторые из этих описаний поражают своей живостью и красочностью.

Особенно подробно рассказывает Марко Поло об охоте и о новых, неведомых в Европе охотничьих животных. Таково, например, описание охоты на тигра, которого Марко Поло везде называет львом. В Восточной Африке видел Марко Поло жирафа и очень красиво рассказал о нем. Может быть, чтобы подчеркнуть изящество жирафа, он дальше говорит о женщинах Занзибара.

«Водится тут много жирафов, красивы они с виду, вот какие: тело, знайте, коротенькое и сзади приземистое, потому что задние ноги коротенькие, а передние и шея длинны, а голова от земли высоко, шага на три, голова маленькая, вреда никому не делают, масть рыжая, с белыми полосками. С виду очень красивы. Здешние женщины с виду очень безобразны: рты большие и глаза тоже, а носы толстые, груди у них в четыре раза толще, нежели у наших женщин, очень безобразны. Питаются они рисом, да мясом с молоком и финиками. Виноградного вина у них нет, делают они вино из рису с пряностями, питье хорошее» (гл. СХСП).

Об охоте он не устает говорить. С нескрываемым интересом, удовольствием и любовно описывает Марко Поло «лучших соколов, самых быстрых в свете, они меньше сокола-пелегрима, по брюшку красны и под шейкой и между ляжками», черных ястребов, «что летают быстро и очень хороши на охоте», балабанов, сероголовых соколов, коечетов, орлов, беркутов, собак-«мордашек». Рассказывает про охоту на тигра, носорога, крокодила, говорит о попугаях, обезьянах, страусах, диких ослах. Пышная охота Хубилая приводит его в восторг, и он подробно ее описывает.

Вообще Марко Поло не скрывает своего преклонения перед монгольскими ханами, под властью которых вольготно и безопасно торговать купцам всех национальностей. Перед нами явно человек монгольской ориентации. Он неоднократно подчеркивает мощь Хубилая, его «благое правление», его «милости и благодеяния», но почти не останавливается на тех опустошениях, которые сопровождали монгольские завоевания. Он с сожалением отмечает, что монголы «портятся», окитаиваются в Китае и омусульманиваются в Сирии и Персии.

Марко Поло — венецианец, испытавший сильнейшее влияние восточных культур. Подчеркиваю — не одной культуры, а целого конгломерата культур, воспитавшийся, если так можно выразиться, на большой дороге, в караван-сараях и лавках Азии. Отсюда он вывез не только множество восточных слов, но и всевозможнейшие легенды и сказки, которые он слышал в дальнем пути, ночуя у костра или в караван-сараях, пережидая томительный штиль в Индийском океане.

Просматривая сказки и легенды, попавшие в книгу Марко Поло, невольно обращаешь внимание на довольно явное религиозное безразличие автора. Правда, он подробно описывает историю трех волхвов, житие св. Фомы, чудо в Багдаде, но он считает также нужным изложить историю Будды в том виде, как Он слышал ее от какого-то монгольского монаха. Передавая историю Будды, он обнаруживает даже несвойственный ему лиризм и заканчивает легенду совершенно неожиданно для итальянца-католика XIII века: «Ушел царевич из дворца и от отца в высокие и пустынные горы и прожил там всю жизнь целомудренно, в великом воздержании; будь он христианином, то стал бы великим святым у господа нашего Иисуса Христа».

Многие легенды, приведенные в книге Поло, легко отожествляются с распространенными на всем Востоке сказаниями, частично вошедшими потом в сборник «1001 ночи». Такова, например, история об огромной птице Рух, или Рок, перекликающаяся не только с рассказами Синдбада-морехода, но и с одной из притч китайского философа-мистика Чжуан-Цзы.

Перекликается с книгой «1001 ночь» еще и рассказанная Мврко Поло история о том, как в Индии добывают алмазы в неприступных горах: бросают в расщелины мясо, к нему пристают алмазы, и когда орлы и грифы вытащат это мясо, их пугают, отбирают мясо и собирают алмазы.

Неоднократно встречаются у Марко Поло обрывки сказаний о чудесах Александра Македонского, упоминается о месте его свадьбы с дочерью Дария и т. п.

Марко Поло — ориентализированный венецианец, расчетливый, умный купец, ловкий карьерист, прекрасный наблюдатель, страстный охотник, мастерский рассказчик.

Но надо еще раз подчеркнуть, что Марко Поло не мог зафиксировать всего многообразия материальной. и духовной культуры Китая, кое-что он не мог попять, кое на что он не обратил внимания, не считал важным, не считал интересным для своих современников.

Так, Марко Поло очень мало говорит о китайском земледелии, о системе орошения, в корне отличной от европейской. Поражает, что Марко Поло нигде не пишет о культуре чайного дерева, хотя он долго жил в районах производства чая и три года управлял провинцией, где была интенсивная чайная культура.

Он не обратил внимания на очень интересный способ рыбной ловли, широко распространенный в Китае, — ловлю рыбы с помощью птицы карморана. Не упоминает Марко Поло о маленьких ногах китайских женщин.

Между тем Одорик, путешествовавший по Китаю через 35 лет после Марко, подробно описывает и ноги китайских женщин и этот способ ловли рыбы.

В книге Марко Поло нет ни слова о книгопечатании, хотя, рассказывая об издании бумажных денег, Марко Поло вплотную подходит к книгопечатанию.

Во времена Марко Поло китайская культура имела за собой тысячелетия непрерывного развития. Накоплены были огромные культурные ценности. Как-раз при монголах происходил процесс создания китайского романа, чему способствовало знакомство с литературой Средней и Западной Азии, Индии и Ирана и не в меньшей мере политика Хубилая, направленная к ослаблению позиций китайских начетчиков-мандаринов. Вместе с ослаблением их позиций снизилось и значение связанной с мандаринами классической литературы, и это облегчило пышный расцвет бывшего до сих пор подспудным китайского романа. Сходные обстоятельства повлияли на создание в эпоху монголов китайского театра.

Но напрасно стали бы мы искать сведений об этом у Марко Поло. Для него еще были недоступны элементарные основы китайской культуры, и многие явления проходили мимо него.

Кроме того в Китае он вращался в среде монголов, персов и других чужеземцев. Недаром об обычаях населения Индии, Тибета и Бирмы он пишет часто подробнее, чем о китайцах.

Некоторое значение имело и то, что Марко Поло прекрасно сознавал, что его современники не смогут понять многое из того, о чем он знал. По словам его первого биографа, Рамузио, когда Марко Поло перед смертью уговаривали отказаться от его «вымыслов», он ответил, что не рассказал и половины того, что знал.

Быть может, в умолчании Марко Поло о том, что он видел в Китае, есть чувство безнадежности — все равно не поймут.

И все же книга Марко Поло стоит неизмеримо выше своих современниц по точности изложения, по простоте и красочности языка и по об’ему затронутых вопросов. Книга Марко Поло говорит об огромнейшей территории от Ледовитого океана до экватора и от Венеции до устья Янцзы-Цзяна.

Но европейцы XIII–XIV веков не доросли до того, что мог увидеть и описать даже Марко Поло, и не верили тому, что рассказал Поло о стране Хубилая. К книге Марко Поло отнеслись несерьезно.

Книга Марко Поло и не сыграла той роли в расширении знаний о мире, которую могла сыграть. Она сообщала слишком много.

Разрыв между об’емом знаний Марко Поло и его читателем сделал его книгу фантастической, и ее сохранили, как роман. Если бы над Марко Поло меньше смеялись, то, может быть, его рукописи не были бы сохранены.

Очень показательно, что литературные источники XIII–XIV веков очень скупо, лишь мельком упоминают о книге Поло. Любопытно, что больше всего книга Поло повлияла на тогдашний романс, где после приезда Поло на родину появились вдруг река Баудас и поэтически изложенная, рассказанная у Марко Поло история о чуде, якобы происходившем в Самарканде.

Но книга Поло не только нашла резонанс, главным образом, в поэзии того времени. Она сама попала в разряд развлекательной литературы, стала книгой для легкого чтения, романом, обычно попадала на одну полку с самыми фантастическими историями, выдуманными путешественниками, и житиями святых.

Из описанных полковником Юлом 75 манускриптов книги Марко Поло — 18 переплетены с другими произведениями, с описаниями путешествий (Одорик, Гайтон), с книгами о святой земле, о Магомете, о чудесах Иерусалима, с романом о Карле Великом, со сказаниями о разрушении Трои, с житиями «святых», сказаниями о Шарлемане, сказаниями об ирландских войнах, «Видением о Петре Пахаре» и т. д.

Очень часто Марко Поло переплетается вместе с книгой де Мандевиля.

Книга о путешествиях Джюна де Маидевиля была написана на французском языке между 1357–1371 годами. Храбрый рыцарь сорок лет странствовал по Востоку, побывал в Турции, Армении, Аравии, Сирии, Палестине, Верхнем и Нижнем. Египте, Халдее, Ливии и Амазонии.

В Египте де Мандевиль служил в армии султана, отверг предложение султана жениться на его дочери и принять мусульманство, бежал в Иерусалим. Далее он побывал в России, Литве, Польше, Тартарии, Индии, на Суматре, в Китае.

Очень скоро после появления книги она была переведена на английский язык и сыграла очень большую роль в формировании английской прозы. Книгой де Мандевиля зачитывались, ей подражали.

История путешествий рыцаря Джона де Мандевиля пользовалась гораздо большим успехом, чем книга Поло. Так, в XV веке вышло 25 изданий истории путешествия де Мандевиля и всего лишь 5 изданий Марко Поло. Между тем, книга де Мандевиля — фальшивка. Он никогда не существовал, и вся его история выдумана бельгийским врачом Жеганом де ля Барб.

И еще многие столетия «Роман о великом хане» продолжал быть книгой для легкого чтения. Даже в XIX веке находились люди, сомневавшиеся в достоверности рассказанного Поло.

Так, в 1829 году немецкий ученый К. Д. Хюлльманн выпустил в Бонне книгу «География Средних Веков», где он пишет:

«Несомненно, что Поло никогда не был дальше Великой Бухары, которая тогда посещалась многими итальянскими путешественниками. Все, что он рассказывает о Монгольской империи, лежащей дальше на восток, состоит по большей части из базарных дорожных рассказов торговцев из тех стран, а упоминания об Индии, Персии, Аравии и Эфиопии почерпнуты из арабских источников. Составитель зашел в своем пристрастии к вымыслу особенно далеко, когда приписывает своему герою. Марко Поло, заявление, что он будто бы семнадцать лет состоял на службе у Хубилая».

Странная судьба этой книги! Современники считали ее вымыслам, и лишь в XIX веке понемногу, после тщательных изысканий, подтверждается почти все, о чем рассказал венецианец.

В то же время то место в книге Марко Поло, которое производило всегда особенное впечатление, оказалось несоответствующим действительности. Я имею в виду знаменитый рассказ о крытых золотом дворцах в Японии:

«Остров Чипунго на востоке, в открытом море, до него от материка тысяча пятьсот миль. Остров очень велик; жители белы, красивы и учтивы, они идолопоклонники, независимы, никому не подчиняются. Золота, скажу вам, у них великое обилие, чрезвычайно много его тут, и не вывозят его отсюда с материка ни купцы, да и никто не приходит сюда, оттого-то золота у них, как я вам говорил, очень много.

Опишу вам теперь диковинный дворец здешнего царя. Сказать по правде, дворец здесь большой и Крыт чистым золотом, так же точно, как у нас свинцом крыты дома и церкви. Стоит это дорого, и не счесть! Полы в покоях, а их тут много, покрыты также чистым золотом, пальца два в толщину, и все во дворце, и залы и окна, покрыто золотыми украшениями. Дворец этот, скажу вам, безмерное богатство, и диво будет, если кто скажет, чего он стоит!

Жемчугу тут обилие, он розовый и очень красив, круглый, крупный, дорог он так же, как и белый. Есть у них и другие драгоценные камни. Богатый остров, и не перечесть его богатств. На этом острове одних людей хоронят, а других сжигают. Но тем, кого хоронят, кладут в рот одну из тех жемчужин; таков у них обычай» (гл. CCIX).

Легенда о золотых дворцах Японии, возможно, навеяна старой китайской сказкой о том, как император Цинь Ши Хуанди послал на Восток за море триста юношей и триста девушек за травами, дающими бессмертие. Посланники императора построили себе дворец с золотыми и серебряными потолками.

Когда Марко Поло был в Китае, хан неудачно пытался захватить Японию. Среди воинов Хубилая, несомненно, существовало много рассказов о богатствах Японии. Эти рассказы отразились в книге Поло.

Это место книги Поло — одна из немногих его ошибок — больше всего привлекло внимание. В «Колумбиане», музее Колумба в Севилье, сохранился экземпляр книги Марко Поло с 70 пометками Колумба. Особенно интересовали Колумба слова Поло о золотых дворцах Японии. Знаменитый флорентинский космограф Паоло Тосканелли также писал Колумбу о золотых дворцах Чипанго и о необходимости добраться до этих островов.

Это золотое марево все время ослепляло Колумба. Открыв Америку, он все время ждал, что вот-вот заблистают вдали золотые крыши.

О «золотых дворцах Чипанго» грезили конквистадоры, пробиваясь сквозь дебри Центральной Америки, о них грезили Баренц и Ченслер во льдах Арктики.

Марко Поло — венецианец эпохи напряженной борьбы за господство над Средиземным морем, эпохи обострения внутренних противоречий, эпохи формирования венецианской торговой буржуазии.

Марко Поло прожил до 1325 года. Последние десятилетия его жизни совпали с очень тяжелым временем в истории Адриатической республики. Внешнеполитическое положение Венеции в конце XIII — начале XIV веков было сильно поколеблено. Поражение при Курцоле ослабило боевую мощь Венеции. С исчезновением Латинской империи для венецианцев был почти закрыт доступ в Черное море, были потеряны прибыльные привилегии, богатые колонии, важные фактории в Малой Азии и на Балканском полуострове. Заклятые враги, генуэзцы, теснили венецианцев в Сирии и Палестине, перехватывали их корабли в открытом море.

В самой республике шла ожесточенная классовая борьба. Купеческая верхушка, организаторы и хозяева заморской торговли пытаются сконцентрировать власть в своих руках. В 1297 году, как-раз после приезда Марко Поло, эти олигархические группы добиваются «закрытия Великого Совета», т. е. лишают огромное большинство населения права пополнять Совет новыми членами. В начале XIV века правящие группы создают так называемый «Совет десяти» — организацию, получившую неограниченные полномочия для борьбы с революционным движением.

В ответ на это мелкое и среднее купечество и моряки организуют ряд революционных выступлений (движение 1300 г. во главе с Бокконио, заговор Тьеполо в 1310 г., заговор дожа Марино Фальеро в 1355 г.). Но средние слои выступают изолированно, правящим группам удается их разбить и еще более усилить свои позиции в республике.

В это тяжелое время, когда позиции Венеции в мировой торговле очень ослабели и внутри республики шла ожесточенная классовая борьба, венецианцам было не до новых путей в дальние страны, о которых рассказал Марко Поло.

Но когда изменилось время, увеличилось количество знаний, то начали верить Марко Поло, и прежде всего поверили великому путешественнику искатели приключений, люди мечтающие о золоте.

Маршруты, которыми прошел Марко Поло, были положены на карту много позднее, но золото хана Хубилая, рассказ о странах с золотыми крышами, повели корабли Колумба напрямик через океан к новым открытиям.