Маркус и Сигмунд

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Маркус медленно шел от остановки автобуса вверх по дороге и пытался привести мысли хоть в какой-то в порядок. Монс в самом деле дал ему пищу для размышлений. До сих пор он считал, главная проблема в том, что он не может влюбиться, но теперь он уже не был в этом так уверен. Больше всего в последнее время его волновала несчастная любовь Сигмунда, и в особенности необоснованная ревность друга к нему. Теперь казалось, что последняя проблема перестала существовать, но вопрос, надолго ли? Ровно настолько, пока Маркус не влюбится снова. Если он влюбится, Маркус был уверен, что влюбится он в Бенту Иверсен, и тогда Монс будет совершенно прав. Тогда у Сигмунда появится основание ревновать и прощай дружба, длившаяся восемь лет. Стоит ли это одной влюбленности? Нет, не стоит. Так что, в сущности, он должен радоваться своей неспособности влюбиться. Сколько дружб было разрушено из-за любви и страсти? Потеря способности любить, возможно, сохранила возможность дружить. Он был преисполнен благодарности. То, что он считал проблемой, на самом деле оказалось благословением.

Он засвистел, но тут же перестал от новой неприятной мысли: насколько долго продержится его синдром хронической любовной опустошенности? Трудно сказать. Нельзя знать наверняка, когда в тебя ударит молнией, подумал Маркус и вздохнул, как с ним часто случалось в задумчивости.

Он почти дошел до дома. В папиной спальне горел свет. Сигмунд, вероятно, ждал, когда он появится с шоколадом и утешением. Больной от любви, но снова полный доверия к своему лучшему другу. А были ли у Сигмунда основания доверять Маркусу? Пока что да, а в будущем? Маркус не был уверен, но он сжал зубы и пообещал себе, что когтями и клыками будет бороться за то, чтобы его синдром хронической любовной опустошенности оставался хроническим. Надо было просто не думать о девчонках, особенно о Бенте Иверсен, с ее пирсингом, белыми зубами и бабочкой на плече. «По крайней мере это не проблема», — подумал Маркус и закрыл глаза. Иногда он видел фигуры и цвета в темноте за закрытыми веками. И теперь тоже увидел. Что на этот раз, интересно? Что-то черное и красное. С крыльями. Он открыл глаза и предоставил бабочке лететь своей дорогой.

Когда он зашел в спальню Монса, Сигмунд лежал в кровати с закрытыми глазами. Маркус собирался выскользнуть, но за его спиной раздался слабый голос:

— Ты купил шоколада?

Маркус обернулся:

— Я думал, ты спишь.

— Если бы я мог спать, — сказал Сигмунд и взял пакет конфет, протянутый Маркусом.

— «Твист»?

— Да, — ответил Маркус. — Любишь?

— Мне нравится три типа, — сказал Сигмунд, — но я, пожалуй, съем все. Мне, в сущности, все равно, что я ем. У нас осталась кола?

— По-моему, есть еще одна в холодильнике.

— Значит, есть, — сказал Сигмунд и прочистил горло. — Бери себе.

— А ты не хочешь?

— Хочу, но ты возьми ее себе.

— Да нет, пей ты.

— Правда?

— Да, а я выпью стакан сока.

— Мой добрый друг, — тепло отозвался Сигмунд.

— Да, да, — пробормотал Маркус и пошел на кухню за колой.

В половине первого он устал слушать рассказы Сигмунда о потрясающей и недосягаемой Бенте Иверсен и о том, как недостоин он ее любви. Маркус встал:

— Пойду-ка я спать.

— Погоди, — остановил его Сигмунд.

Маркус опять сел.

— У меня есть вопрос.

— Да?

— Что не так?

— Что не так с чем?

— Что не так с моими штанами?

— Не знаю, — ответил Маркус.

Если Сигмунд сам не понимает, вряд ли Маркусу удастся ему объяснить.

— Они что, сидели не так, как надо?

— Нет, — сказал Маркус. — Но я не уверен, что они сидели на том, ком надо, — пробормотал он и вышел из спальни, но Сигмунд этого не услышал.

На следующее утро Маркус подавал другу завтрак в постель. Он надеялся, что Сигмунд наденет старые брюки и пойдет в школу, но ошибся.

— В школу? — сказал Сигмунд. — И встретиться с ней? Ты же понимаешь, об этом и речи быть не может. Что она скажет, увидев меня? Хрю-хрю?!

— Нет, если ты переоденешь брюки.

— Никогда! — вскричал Сигмунд. — У меня есть своя гордость! Если она не принимает меня таким, какой я есть, мне все равно.

— А ты уверен, что ты именно такой?

— Я есть я целиком и полностью, — ответил Сигмунд и гордо вскинул голову.

— Ну-ну, — сказал Маркус.

Он решил просить о помощи единственных людей, которые, возможно, могут помочь.

— Что, Сигмунд на самом деле в нее влюбился? — спросила Эллен Кристина, которая была большим фанатом Бенты Иверсен и даже проколола себе бровь так же, как у кумира.

— Да, — ответил Маркус.

— А ты потерял способность любить? — переспросила Муна.

— Да, точно.

— Бедняга, — сказала Эллен Кристина. — Мы можем тебе как-то помочь?

Маркус покачал головой:

— Я отлично сам справлюсь. А вот Сигмунду надо помочь.

Прозвонил звонок с последнего урока, и три члена старого клуба сидели в закусочной Иоакима и пили колу. Эллен Кристина была небольшого роста, со светлыми волосами, голубыми глазами и слегка оттопыренными ушками, которые Маркус когда-то считал самыми красивыми на свете. Муна была темноволосой, с карими глазами и прямым острым носом, который тоже когда-то приводил Маркуса в восторг. Обе девчонки гуляли с ним и с Сигмундом по очереди какое-то время. Эллен Кристина даже научила Маркуса целоваться. Теперь они вчетвером стали такими близкими друзьями, что влюбиться друг в друга было так же нереально, как влюбиться в брата или сестру.

Маркус рассказал девочкам все, и Муна вздохнула с облегчением, потому что уже начала беспокоиться, не случилось ли с Сигмундом изменение личности, раз он пришел в школу в рэперских штанах.

— Это не его стиль, — сказала она.

— Это совсем не его стиль, — подтвердила Эллен Кристина. — Белая рубашка, вельветовый пиджак и рэперские штаны — это ни то и ни другое. Если он хочет хоть какого-то шанса с Бентой Иверсен, он должен выкинуть эти штаны.

— Или нарядиться на полную катушку, — сказала Муна.

— Конечно, — поддакнула Эллен Кристина.

— Я бы так и сделала, — сказала Муна.

— И я тоже, — присоединилась Эллен Кристина.

— Эй! — сказал Маркус.

— Эй! — хором отозвались девчонки.

— Я тоже здесь.

— Как приятно, — заметила Эллен Кристина.

— Что бы мы без тебя делали? — сказала Муна.

— Вы можете поделиться со мной, о чем вы там говорите?

— У нас есть план, — ответила Эллен Кристина.

— Именно, — согласилась Муна.

— Что за план? — поинтересовался Маркус.

— Ядерный план, — ответила Муна.

— Ты сам скоро увидишь, — пообещала Эллен Кристина. — Но сначала надо подготовить Сигмунда.

— Это ты тоже скоро увидишь, — вставила Муна прежде, чем Маркус успел спросить, как они собираются это делать. — Мы будем у тебя в четыре.

— Или в полпятого, — уточнила Эллен Кристина.

— Или посредине, — сказала Муна. — Пока, Маркус. Спасибо, что обратился. Обращайся к нам еще. Мы всегда рядом, ты знаешь.

В следующую секунду они уже сидели на велосипедах. Маркус слышал, как они болтают и смеются, катясь прочь вниз по дороге. Сам он не умел ездить на велосипеде и не жалел об этом. Ему нравилось ходить в собственном темпе, тогда у него было время подумать: ведь хорошо, когда на это есть время.

Когда он дошел до перекрестка у Рюдосена, он увидел, как Бента спускается с горки. Она шла медленно, волоча ноги, и не видела его, потому что все время смотрела в землю. Раньше он не замечал, какая она маленькая. Когда она была в окружении людей, она казалась куда выше, может быть, оттого, что в ней было что-то делавшее Бенту заметнее окружающих. Отчасти Сигмунд был прав, говоря, что тем, кто на свету, нужна тень, чтобы их можно было хорошо разглядеть. Теперь она шла совсем одна, и ни одной тени, кроме собственной, около нее не было. Сегодня Бента тоже была в черном: черные брюки, черная футболка и черная «кенгурушка». Видимо, ей нравится темная одежда, подумал Маркус и оглядел себя. На нем было всего понемногу: синяя рубашка, зеленый свитер, красная куртка, синие брюки и коричневые ботинки. Он отчасти напоминал светофор. Вот она уже не больше чем в пяти метрах. Он почувствовал, что она не хочет ни с кем видеться, но не мог сделать вид, что ее нет.

— Привет, — окликнул ее Маркус.

Она посмотрела, чуть ли не испуганно. Потом улыбнулась, взгляд ее начал веселеть, и она подошла еще ближе.

— Привет, Мэкакус! Как жизнь?

— Ничего, — кивнул Маркус. — Откуда ты знаешь, что меня называют Макакусом?

— Одноклассник сказал. Макакус. Классное имя.

Маркус слегка опешил. Он никогда не думал, что называться Макакусом может быть классно. Не об этом он мечтал, когда был маленьким, хотел скорее вырасти и получить собственное прозвище, как все большие мальчишки. «Белка» — вот что бы ему понравилось. Получить прозвище от быстрого и веселого существа, элегантно летающего с дерева на дерево, было бы куда приятнее, чем зваться в честь кривляющегося нелепого животного, не отличающегося особым умом. Но в устах Бенты прозвище зазвучало красиво. Она выговорила его с легким ударением в конце, а «а» было почти как «э». Классная кликуха «Мэкакус». Он об этом никогда не задумывался, и, может быть, она действительно была крутой. Привет, как тебя зовут? Меня зовут Маркус, но почти все называют меня «Мэкакус».

— Да, не жалуюсь, — ответил он. — А твоя жизнь как?

— Да отлично, я тоже не жалуюсь, — сказала она и улыбнулась.

Может быть, дело было в том, как она это произнесла, или дело было в улыбке, или потому что у Маркуса было чувственное восприятие жизни. Во всяком случае, он понял, что она на самом деле имеет в виду. За словами он услышал, как она кричит, что ей ужасно плохо. Она сказала не это. То, что она сказала, она выговорила с улыбкой, но Маркус услышал этот крик так ясно, будто она крикнула на самом деле.

— Нет, — сказал он, — жалобами тут не поможешь.

Ее мрачный взгляд стал еще мрачнее.

— Ты это о чем?

Больше всего Маркусу хотелось потрепать ее по щеке, но тогда она бы наверняка к нему прилипла.

— Само пройдет со временем, — сказал он.

Она провела рукой по волосам. На каждом пальце было по кольцу. «Не дешевые», — подумал Маркус и ободряюще улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ.

— Нет, — возразила она. — Это не проходит. — И побежала. Мимо него. На полной скорости через перекресток вниз по дороге. И исчезла.

— Вот как, — сказал Сигмунд. — Она показалась не очень-то счастливой, да?

Маркус кивнул. Рот был набит пиццей. Сигмунд сидел в кровати и ел. Маркус притащил стул и маленький журнальный столик из гостиной. Ему казалось, что пациент пошел на поправку. Когда он услышал, как Бента побежала своей дорогой, он здорово просветлел. Маркус глотнул сока и подумал, что сострадание не очень развито в Сигмунде, но ему вполне хватает собственных горестей.

— Да, — подтвердил Маркус. — Она показалась мне совсем несчастной. По-моему, ей очень тоскливо.

Сигмунд хитро улыбнулся:

— А почему ей тоскливо?

— Не знаю.

— Не думаешь, что это из-за любви?

Маркус только что откусил еще пиццы. Он так быстро проглотил ее, что казалось, кусок застрял в горле. Глоток сока оказался очень кстати.

— Нет, — быстро проговорил он. — Не думаю.

Он как-то не подозревал, что Бента тоже может тосковать из-за любви, но, когда Сигмунд спросил, это показалось вполне вероятным. Но если она тоскует от любви, то к кому? Это был большой вопрос. Маркус смотрел на жизнь вполне реалистично и не думал, что девчонки тут же выстраиваются в очередь, стоит ему освободиться, но Бента была особенной. Во-первых, она сказала, что он милый. Во-вторых, она пригласила его на концерт. В-третьих, она обрадовалась, когда встретила его на перекрестке. В-четвертых, она считает, что Макакус — классное прозвище. В-пятых, он сказал ей что-то, отчего она быстро убежала. Однажды с ним самим случилось нечто подобное. Тина Петерсен сказала как-то, что ей нравятся его новые очки. В этот момент он был влюблен в Тину и так разволновался, что убежал как можно скорее. В-шестых, довольно часто люди влюбляются в тех, кто их не любит, а поскольку Маркус сейчас не может влюбляться, он — типичный пример человека, в которого легко можно влюбиться. Случайностей было так много, что они уже не могли быть случайными. Бента Иверсен влюбилась в него, и хуже этого ничего и быть не могло. Он фальшиво улыбнулся Сигмунду:

— Нет, не думаю, чтобы она влюбилась. Я думаю, у нее в семье проблемы.

— Она так сказала?

— Нет.

— А что она сказала?

— Что это не пройдет.

Сигмунд вытер руки об одеяло. Ничего страшного. Маркус все равно собирался стирать вечером.

— А меня упоминали?

Опять в его голосе послышалась хитринка.

— Нет.

— Она просила передать привет?

— Нет.

— Ну-ну, — довольным голосом проговорил Сигмунд и облизал пальцы. — Хоть что-то.

Маркус не совсем понял, что было этим «чем-то», и ему так и не удалось узнать, потому что в дверь позвонили.

Маркус рассказал, что пригласил Муну и Эллен Кристину в гости обсудить возникшие проблемы, а Сигмунд совсем не возражал. Он, конечно, не думал, что они могут чем-то помочь, но всегда приятно, когда приходят гости. И если Маркус позвонит и попросит их купить свежих венских булочек, он с удовольствием примет девушек.

Когда они вошли, Сигмунд неожиданно опять оказался уставшим. Он откинулся на кровати и слабо поздоровался с девочками.

— Спасибо, что пришли, — пробормотал он. — Надеюсь, у вас все хорошо. Хотел бы и про себя так сказать, но меня сейчас сильно тревожит сердце. Вы тоже здесь собираетесь жить?

У Эллен Кристины в руках был чемодан. Она поставила его на пол.

— Нет, — ответила она. — Мы пришли помочь тебе. Маркус нам все рассказал.

— Охотно верю, — сказал Сигмунд. — Он не очень-то хорошо держит секреты.

— А я думал, у нас нет секретов от Муны и Эллен Кристины, — удивился Маркус.

— Ну да, ты не думал, — сказал Сигмунд. — Спасибо, что спросил.

— Мы принесли немного еды, — сказала Муна и достала из пакета четыре венские булочки, четыре коричные палочки и четыре кокосовых пирожных.

— Спасибо, Муна, — сказал Сигмунд. — Но в данный момент я страдаю не от отсутствия еды. Будь так добр, Маркус, принеси что-нибудь попить с кухни.

Когда Маркус вернулся с кухни с четырьмя тарелками и графином сока, девочки сидели по обе стороны кровати и слушали Сигмунда, выкладывавшего все о своей любовной тоске. Он уже съел кокосовое пирожное и коричную палочку. Когда он закончил рассказ, в дополнение к венской булочке он слопал все пирожные Маркуса.

Девочки очень внимательно слушали. Когда Сигмунд остановился, каждая обняла его по очереди.

— Бедняга, — сказала Эллен Кристина.

— Да уж, бедненький, — вторила ей Муна.

Сигмунд покачал головой.

— В этом мире есть много людей, которым еще хуже, — мужественно заметил он.

Маркус был согласен.

— Она правда сказала «хрю-хрю»? — уточнила Эллен Кристина.

— Да, именно что сказала, — отозвался Сигмунд густым голосом.

— Это, наверно, из-за штанов, — предположила Муна.

— Нет, — прошептал Сигмунд. — Это из-за меня самого.

— А может быть, из-за того и другого, — сказал Маркус, которому тоже хотелось участвовать в обсуждении.

Девчонки резко на него посмотрели, и он замолчал.

— Нет, — сказала Эллен Кристина. — Это все из-за штанов.

— Но они стоили больше тысячи крон! — возмутился Сигмунд. — С ними все было в порядке.

Эллен Кристина кашлянула и посмотрела на Муну, которая кашлянула и посмотрела на Эллен Кристину. Маркус тоже кашлянул, но на него никто не посмотрел. Эллен Кристина взяла Сигмунда за одну руку, а Муна за вторую.

— Со штанами все в порядке, — сказала Эллен Кристина.

— И с тобой тоже все в порядке, — продолжила Муна. — Просто дело в том, что у тебя немного другой стиль.

— Если ты косишь под рэпера, то должен делать это всем телом, а не только одним задом, — сказала Эллен Кристина, — иначе это выглядит немного…

— Хрю-хрю? — спросил Маркус и снова получил пару резких взглядов.

— Если хочешь, чтобы Бента тобой заинтересовалась, ты должен либо быть самим собой… — начала Муна.

Сигмунд кивнул и слегка дернул головой.

— Целиком и полностью, — сказал он.

— …или ты должен быть совсем другим, — закончила Эллен Кристина.

— Значит, полная трансформация, — догадался Сигмунд и кивнул: — Понимаю.

— А я не понимаю, — вмешался Маркус.

— Изменение, — пояснил Сигмунд. — Полное изменение.

Тут Маркус тоже кивнул. Сигмунд уже несколько раз помогал ему изменяться и превращаться в другого человека. Насколько он понял, он сам довольно близко подходил к границе «полной трансформации». Но теперь была очередь Сигмунда меняться.

— Уверена, вам не терпится, — сказала Эллен Кристина.

Маркус продолжал кивать.

— О'кей, — сказала Муна. — Эллен Кристина, открывай чемодан.

Она так и сделала.

— Ну как?

Маркус не знал, что сказать, зато Сигмунд знал, и очень хорошо.

— Йес, мазафака, — сказал он и выпрыгнул из кровати.