Марья-царевна из Детской Областной

— Что тут у вас… Ой, Машенька, это ты? Здравствуй! Сарафан у тебя какой красивый! А кто это с тобой?!

Орлова на миг представила, как все это выглядит со стороны: она — в русском народном сарафане. Неизвестный мужчина в черном, тоже совершенно не современном, одеянии. И кот, безнадежно повисший в руках у незнакомца обиженной сарделькой…

— Ой, здрасте, Викторина Христофоровна! — радостным голосом оттарабанила женщина. — Извините, что побеспокоили, больше не будем! — и Орлова толкнула Кощея в спину, загоняя в квартиру — благо, дверь уже полностью открыта была.

— Машенька, у тебя там все в порядке? — не успокаивалась соседка. — А то кто-то кричал…

— Да-да-да! Конечно, все в порядке, не беспокойтесь, до свиданья! — главное, вовремя захлопнуть дверь перед носом любопытствующих дам, а там, когда будет задвинута щеколда, можно повернуться к все еще стоящему неподвижной обалдевшей статуей Кощею, державшему за шкирку на вытянутой руке печально обвисшего кота, и скомандовать.

— Поставь его на пол!

В конце концов, здесь не Навь. Ничего над чужими котами издеваться.

— Правильно-правильно-правильно! — торопливо согласился Маркиз. — Поставь меня на пол! Я хороший!

Голос у кота был высокий, мяукающий, больше напоминающий мультяшный, но говорил он при этом вполне себе понятно.

Кощей прищурился, словно размышляя, а затем попросту разжал пальцы. Машин питомец плюхнулся на пол, сел, словно ничего и не произошло, обвив хвостом лапы, и, недружелюбно насупившись, проговорил:

— Считаю долгом предупредить, что кот — древнее и неприкосновенное животное! — кончик хвоста дергался как маятник на метрономе.

— Ты что здесь делаешь, "животное"? — прошипел Кощей.

— И почему разговариваешь?! — не удержалась Маша. Одно дело, когда по Нави всякие там Змей-Горынычи рассекают, к ним уже привыкнуть можно, но чтоб свой, домашний котик, которого подобрала на улице, вдруг изучил человеческую речь…

— Да он из Баюнова племени, — нервно дернул плечом царь.

— Но прошу заметить, не сам Баюн! — нравоучительно сообщил кот. — Я еще маленький… Да и вообще, я младшенький. Баюном кто постарше станет…

— Как. Ты. Здесь. Оказался?!

Кот поднял лапку, задумчиво ее лизнул и поинтересовался:

— А что, Мировое древо кто-то спилил? Здесь — ствол, в Нави — корни… А забраться по дереву, или спуститься по нему, только дурак не сможет.

Маша охнула:

— И многие коты так могут?!

— Между Явью, Навью и Правью? — хмыкнул Маркиз. — Да все!.. Но, конечно, не все Баюнова племени и разговаривать могут.

— И собаки — тоже?! — Орлова все еще не могла в себя прийти.

— Да не, они дурные! Куда им по деревьям лазить?! — отмахнулся кот.

Маша поняла, что разговор сейчас забредет куда-то в совершенно неведомые ей высоты, вздохнула и скомандовала:

— Так, пошли пить чай!

— А я?! — возмутился Маркиз. — А мне?

— А у тебя сухой корм есть, — фыркнула Маша, подталкивая Кощея в сторону кухни.

— Ты сама эту пакость ела?! — кот умудрился оказаться на кухне раньше всех остальных. Как об него никто не споткнулся — черт его знает.

— Но ты же раньше не возмущался! — Маша выплеснула в раковину остатки воды из электрического чайника, налила свежей, включила.

— А меня никто и не спрашивал!

Кощей пребывал в какой-то легкой прострации. Мало того, что по Нави шастала неизвестная зазовка, которая умудрилась его зачаровать, так еще и в Явь спокойно ходили обычные коты!

На столе, застеленном разноцветной скатертью как по волшебству появилась хрустальная вазочка с вареньем, блюдце с конфетами, и тарелка с нарезанной колбасой.

— А почему ты сама накрываешь, царевна? — очнулся мужчина. — Челядь где? — он обвел взглядом крохотную комнатушку, заставленную непонятными предметами.

— Звыняйте, батенька, слуг немае, — фыркнула Маша. — Своим трудом обходимся!.. Так, чайник скоро закипит, я сейчас приду.

Она выскочила из кухни.

Так. Примерно пять минут на то, чтоб принять душ, переодеться и набрать на компьютере родителям в скайпе короткое сообщение "У меня все в порядке, телефон сломался, со следующей зарплаты куплю новый. Работы много, дежурства по ночам, позвонить не успеваю" — у нее есть. Видеозвонок делать не будем — во-первых, разница с Сахалином восемь часов, все уже давно спят, а во-вторых, нечего маму по пустякам дергать.

…Кощей обхватил руками голову. Последние два дня были попросту ужасными. Причем совершенно не ясно, что вообще происходит.

Мировое древо начало гнить.

Появилась какая-то зазовка, которая умудрилась навести на него чары! При этом даже дитя знает, что это невозможно! Кощеев род заговорен от подобной напасти! Ни один злая ворожба царю повредить не может! По крайней мере, так до сегодняшнего дня было.

— Чайник закипел? — поинтересовался голос от двери.

Кощей поднял голову… И старательно перевел взгляд на потолок. Царевна была одета… мягко говоря… малость непристойно.

Единственное ее одеяние составляла странного покроя цветная нижняя рубаха до колена.

И все! Царевна даже не подпоясалась!

Кот, который как раз тщательно умывался, поднял голову, перевел взгляд с Орловой на Кощея и хихикнул:

— Маш, а Маш, ты б переоделась… А то царя-батюшку, неровен час, удар хватит!

Женщина удивленно оглядела себя с ног до головы, искренне не понимая, в чем проблема. Вполне приличное домашнее платье. Прямое, свободное, с коротеньким рукавом — "летучая мышь". Не драное, не мятое, даже поглаженное. Продавец, вообще, утверждал, что это китайский шелк и ручная роспись, чуть ли не батик. Хотя, будем честными, какой батик может быть за те несчастные копейки, которые это платье стоило? Но, в целом-то, все нормально! Ни мини-юбки, сшитой из галстука, ни декольте до пупка.

— А в чем проблема? — тряхнула мокрой головой женщина.

— Иди, сарафанчик надень, — ласково повторил Маркиз.

— Ретрограды! — буркнула Маша, но с кухни вышла.

Можно было, конечно, заявить, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят, здесь не ихняя Навь, и вообще, нечего здесь командовать… но… ко всему ведь надо подходить постепенно, правильно?

В тереме ж ее, в конце концов не запирают? Гадостей не говорят? Значит, потихоньку, полегоньку будем приучать к современным достижениям культуры. Через годик после свадьбы — если Маша не передумает — можно будет показать, как, например, выглядит современный женский купальник…

Еще через полгодика его можно будет надеть…

Откачать Кощея после инфаркта — и через пару месяцев примерить купальник снова.

Сарафан с рубахой, к счастью, были пока что еще вполне приличными, так что Маша натянула прежний наряд и отправилась обратно на кухню. В последний миг вспомнила и притормозила возле книжного шкафа. Это все конечно, хорошо, но энциклопедия народной медицины, купленная по случаю сто лет назад с хвостиком и до сих пор пылящаяся на полке, лишней не будет.

Байхового чая не было — Орлова вообще предпочитала кофе, но подозревала, что этот напиток в Нави вряд ли известен, так что заварила обычный напиток из пакетиков. Протянула кружку Кощею:

— Держи… мой царь, — как к нему обращаться, женщина пока не определилась.

Правитель Нави принял чашку из ее рук:

— Благодарю, царевна…

Кот тоненько захихикал. Поймал на себе удивленные взгляды и невинно поправился:

— Что? Я байку интересную вспомнил!

— Какую? — ледяным тоном поинтересовался Кощей.

— Уже не помню, — невинно отозвался Маркиз. — Там было что-то про то, что все цари при коммунизме закончились, но точно я не воспроизведу.

Маша хмыкнула:

— Действительно, какая из меня царевна…

Вот сейчас Кощей забудет, что она ему помогла, вспомнит, что похищать надо всяческих там Василис Премудрых да Прекрасных… И вся эта сказка закончится. И даже не ясно. То ли радоваться этому, то ли огорчаться…

Мужчина мотнул головой:

— Кровь не водица. Заклятье в Явь обязательно к царевне выведет.

— …Одна из французских королев, жившая в шестнадцатом веке, надо полагать, очень изумилась бы, если бы кто-нибудь сказал ей, что ее прелестную прапрапраправнучку будут вести под руку в Москве по бальным залам…, - вновь хихикнул кот.

— По каким залам? — не поняла Маша.

Маркиз огорченно вздохнул:

— Классиков не читаем, книг не знаем… Дикари-с! А между прочим, была ведь в восемнадцатом веке некая Катерина… Не в Москве, правда, в Питере… Ну да ладно, к чему эти пустые разговоры?

Кошей молча отхлебнул из кружки, поморщился и отставил ее на стол. Подхватил кусочек колбасы, принюхался и осторожно уточнил:

— Что это?

— Колбаса! — Маша даже как-то обрадовалась смене разговора.

— Это едят?!

— Мне дайте! — радостно завопил кот. — Я все съем!

Царь брезгливо уронил кусок колбасы на стол.

Кот действительно сжевал нежданный подарок очень быстро, облизнулся и потребовал:

— Еще!.. А ты, мой царь, и не пробуй! Гадость неимоверная, соя сплошная, у нас в Нави за такую пакость мясника уже б давно на кол посадили, ежели б вздумал так честный люд обманывать!.. Так что, мой царь, не надо! Лучше мне отдай! А я готов героически положить живот свой на алтарь отечества, и-таки съесть это все!

— Лопнешь! — предупредила его Маша, но еще дольку протянула.

— Я?! — возмутился кот. — Да я не ел пять дней!

— Я вчера утром тебя кормила! И сухого корма — полная миска. А воды — тем более!

— И что? Разве это что-то меняет? Ты уходишь утром, приходишь вечером, а я, здесь, в одиночестве! — в голосе кота проклюнулись трагические нотки. — Один! Совсем один! Даже дней и ночей не сосчитаю!..

Кощей понял, что пора прекращать этот фарс.

Царевну он в Явь вернул.

Все проблемы действительно начались именно с нее.

А значит пора бросить ее здесь… А завтра, вернувшись в Навь, устроить головомойку Баюну — а то что это его чада пораспустились?

Мужчина встал, взмахнул рукою… И стены скромненькой комнатенки сменились расписанными петухами бревнами теремов.

— Ох, как же у меня кружится голова после этих ваших метаплазических телепортаций! — простонал знакомый голос рядом…

… Маркиз печально оглядел пустую кухню и вздохнул:

— Опять про меня забыли! Все приходится делать самому!

Запрыгнул на стол, бодро сжевал остатки колбасы, и, так и не спустившись на пол, принялся умываться.

Благо, волноваться было нечего, холодильник он уже давно научился и открывать, и закрывать….

…Кощей удивленно оглянулся: царевна, которую он совершенно точно не собирался вновь забирать в Навь, сейчас стояла озадаченно хлопая глазами и прижимая к груди толстую книгу.

— Как ты здесь оказалась?!

— В смысле? — не поняла Маша. — Я-то здесь при чем? Это все ваша магия!

— Ты должна была в Яви остаться!

Орлова обиженно фыркнула:

— Нормально, да?! А как же: "Любимая, — с непонятной интонацией протянула она, — я поведу тебя к самому краю Вселенной! Я подарю тебе эту звезду, светом нетленным будет она освещать нам путь в бесконечность!.." Нет? Не вариант?.. Меня вроде ж как замуж звать кто-то собирался! Нет, я понимаю, конечно, что любить до самой смерти и после нее никто не обещал, но…

Но "Остапа понесло"… И сама остановиться Маша уже не могла…

Кощей зло дернул уголком рта:

— У Навьих людей не нет послесмертия. Это только для жителей Яви возможно.

— В смысле? — заинтересовалась пленница.

— В прямом, — огрызнулся мужчина. — В Пекло или Ирий попадают только умершие из Яви. Навьи умирают раз и навсегда.

Насколько все было бы проще, окажись наоборот. Нужен умный совет от отца — Пекло рядом: понадобилось — слетал туда, все разузнал, вернулся обратно…

А Ирий любому правителю Нави никогда бы не грозил, тут и сомневаться нечего.

Слишком много крови на руках за века скапливается…

Маша тряхнула мокрой головой — надо было все-таки, перед тем, как на кухню выходить, волосы феном высушить, ну да ладно. Тем более вот — лучшие умы человечества спорят, есть ли жизнь после смерти, а ей тут все так просто рассказали. Правда, если вернуться домой и этим самым "лучшим умам" все рассказать, до конца жизни будешь на учете у психиатра состоять.

Пока царевна пыталась уложить в голове новые сведения, Кощей оглянулся по сторонам, пытаясь понять, в какой из комнат царского терема они сейчас оказались.

Судя по всему — сени перед царской столовой.

По крайней мере, не далеко от передней попали.

Дверь внезапно распахнулась и на пороге появился растрепанный Ахмыл. За его спиною слышался встревоженный шум голосов. Ведогонь на миг замер на пороге, а затем рванулся к Кощею:

— Мой царь! — в голосе мужчины проскользнуло облегчение. — Хвала Триглаву, что с тобой все в порядке!.. Там… Чары…

— Я знаю, — сухо обронил Кощей. — Видел. Все проснулись?

— Мальчишка один, помощник стольника из домовых, никак глаз не разомкнет, — вздохнул ведогонь. — Остальные все в чувства пришли… Что за волшба никак не пойму, не наша они…

Царь замер — он-то думал, что ворожба рассеется быстро, и ждать-то долго не придется… Ошибся, получается…

— Где он сейчас?

— Там же, в столовой, мой царь…

Мужчина мотнул головой:

— Проводи царевну в ее терем, Ахмыл Баженович, — а сам толкнул тяжелую дубовую дверь и шагнул через порог.

Чары, значит? Волшба?

Маша рванулась вслед за ним. Ей попытались перегородить дорогу:

— Пойдем, царевна, нечего тебе на это смотреть.

— Да пустите же! — возмутилась она. Вспомнила про слова Огненного Змея про обращение на "вы" и поправилась: — Пусти! Я врач! Лекарь!

Затормозивший Машу мужчина — седовласый, в коричневом кафтане (нет, конечно, может быть, эта старинная одежда как-то по другому называлась, но для Маши это все кафтанами было) — окинул женщину долгим взглядом, особо задержав взор на мокрой голове — нет, все-таки надо было кроме того, чтоб расчесаться, еще и высушиться! — но все же посторонился, и Маша, решительно прижав к груди книгу о народной медицине, шагнула вперед.

А вот сумку, кстати, она на этот раз дома забыла. Понадобится домой попасть — надо будет сказать, чтоб сразу в квартиру телепортировали, а то дверь же даже не откроет!

По столовой беспокойно суетилась челядь. Несколько людей столпилось подле двери, через которую можно было пройти к кухарне, Царь прошел вперед, и слуги расступились перед ним…

На полу лежал, свернувшись калачиком, невысокий мальчишка, лет десяти на вид. Русоволосый, в простеньком жупане.

За спиной послышались шаги, и Кощей, не оборачиваясь, обронил:

— Яблоко державное мне.

Кроме постельничего, передавшего поручение проводить царевну кому-нибудь из слуг и зашедшего вслед за царем, никого и быть не может.

Босоногая царевна осторожно вышла из-за его спины, присела на корточки рядом с лежащим на полу мальчиком.

— Что ты здесь делаешь?! — не выдержал царь. — Ахмыл, я же сказал!..

— Я врач! — отрубила она. — Лекарь, по-вашему.

Царь зло поджал губы. Придворного врачевателя еще седьмицу при дворе не будет. Если царевна не врет, и действительно разбирается в травах — глядишь, действительно поможет.

Возникший за левым плечом ведогонь протянул алую подушку, на которой лежал железный шар, увенчанный шипастой короной.

Кощей опустился на колени рядом с сонно всхлипывающим мальчишкой — полы черной ферязи коснулись гладких досок, — не глядя протянул руку: в ладонь легла знакомая тяжесть металлического яблока.

Царевна успела за это время перевернуть мальчишку на спину, наткнулась на злой взгляд царя:

— Я смотрю, не пострадал ли он! — принялась оправдываться женщина. — Мог удариться, когда падал…

— Да проверили уже все, — несмело откликнулся кто-то из-за спины. — Руки-ноги целы, не просыпается только!

Что за дрянь здесь в воздухе распылили?.. — мрачно буркнула женщина.

— Это чары, — огрызнулся Кощей. — Той самой зазовки, которую ты спугнула, царевна. Не хотела, чтоб кто помешал, усыпить всех решила…

Пальцы кольнуло приятное тепло. Мужчина прищурился, присматриваясь к неподвижному телу.

Яблоко нагрелось еще сильнее. Спящего окутала тонкая алая паутина, видная лишь царю. Кощей медленно протянул руку, пытаясь подхватить кончиками пальцев чуждое волховство…

Паутина свилась в тонкое змеиное тело. Призрачный аспид запрыгал, затанцевал, показал острые клыки, шипя и плюясь ядом. Царь едва руку успел отдернуть:

— Чтоб тебе пусто было!

— Сильные чары, мой царь? — хрипло поинтересовался ведогонь.

— Странные, скорее, — огрызнулся мужчина. — Не видел таких никогда.

Для Маши, честно говоря, странным было вообще все происходящее. Даже если не цепляться к тому, что вокруг творилась сплошная сказка — диковинным было даже поведение Кощея. Ладно, сама Орлова, она врач, она должна всем помогать. Но он-то — царь! И бросается помогать слуге…

Нет, никто не говорит, что это неправильно!

Но все-таки… Так несоответствующе обыденным представлениям…

— Но почему все проснулись, а он нет?! — не выдержал, всполошно выкрикнул кто-то.

— Леший его знает, — огрызнулся Кощей.

Тепло, идущее от державы, стало сильнее, приятнее, и свившаяся кольцом змея, танцующая на спящем мальчике, стала ярче, заметнее.

— Чары… — тихо выдохнула Маша. — Если это чары… А может быть какое-то взаимодействие? Ну, как лекарства, — попыталась она объяснить. Наткнулась на непонимающий взгляд и вновь попробовала подобрать более ясные слова: — Травы, то есть. Один отвар сам по себе никак не действует, а вместе с другим — сильнее становится! Может, на нем еще какие-то чары есть? И вот все вместе так сложилось, что он и не просыпается?

Мальчишка сонно зачмокал губами.

Кощей нахмурился. Интересная мысль. Только как это проверить? Змея ведь не даст заглянуть под сетку…

— Он на бессоние два дня назад жаловался! — потрясенно выдохнул кто-то из челяди. — Вот я ему и посоветовал в Ночной Храм сходить, Дреме помолиться…

В виски как иглы вонзились. Надо ж быть таким дураком, сразу не догадаться.

Благословение Дремы, значит.

И чары проклятой зазовки.

Все сплелось в один комок, загнав мальчишку в сон, из которого он не мог выбраться. И не известно, сколько он еще проспит…

Можно, конечно, вновь в храм к Дреме сходить, попросить о помощи. Только откликнется ли бог? А уж коли своими заботами занят будет, так ребенок и вовсе может не проснуться…

Кощей резко встал.

Выход был. Противный, мерзкий, но выход.

— Разойдитесь, — коротко приказал он.

Челядь отступила на шаг. По побледневшему лицу Ахмыла было видно, что он понял, что задумал царь, но спорить ведогонь не стал…

У каждого свой путь.

И каждый из правителей Нави знает, что на его дороге добра нет, и Светлобог на него не призрит…

— К тебе царевна, это тоже относится. Отойди от него.

— Но… Как же… — Маша решила, что ее хотят убедить сдаться.

— Отойди, я сказал! — рявкнул мужчина, и Орлова испуганно отшатнулась — так исказилось его лицо…

Кто-то из слуг помог царевне встать, отступить на шаг.

Кощей вздохнул, собираясь с силами.

Обратного пути уже не будет. Никогда.

Можно еще отступить. Отказаться. Оставить все до утра. На зорьке съездить в Ночной храм. Дождаться ответа волхва…

А мальчик, пока бог решит обратить свой взор на Навь, может попросту умереть во сне.

Державное яблоко на ладони приятно согревало пальцы. Сейчас можно обойтись и без скипетра. Меч — третий символ власти… В этот момент он тоже не нужен.

Кощей глубоко вздохнул, собираясь с силами, решаясь… И словно в омут шагнул:

— Проклинаю. Проклинаю имя твое. Проклинаю сон твой. Пусть бессоние ходит рядом. Пусть в очи твои заглядывает. Пусть ночью и днем тебя преследует. Проклинаю…

Голос мужчины был едва слышен. Горек. Надломлен. Но Маша распознала каждое слово. И мурашки по коже поползли, хоть ветра и не было. И тьма заклубилась в дальних углах, выбросила хищные щупальца, скользнула по полу к скорчившемуся в позе зародыша мальчишки.

— Проклинаю. Слово мое крепкое, как Бел-Горюч Алатырь камень. Кто из моря всю воду выпьет, кто из поля всю траву высушит, и тому слово мое не превозмочь, слово мое не разбить. Проклинаю…

Держава обжигала пальцы.

Тьма окутала спящего ребенка, скрыла его с головой, словно в грязной воде утопив…

Маша испуганно пискнула, зажав рот обеими руками. Что ей делать в этой ситуации, женщина совершенно не представляла. Образование требовало нырять в это подобие жижи, вытаскивать пострадавшего и срочно откачивать, а стоявшие вокруг неподвижно люди как бы намекали, что все происходящее вполне обыденно.

Ну, или не слишком необычно.

— Проклинаю. И богам лишь право даю поперек меня слово сказать. Так было. Так есть. так будет.

Мрак с шипением отхлынул обратно, притаился в темных углах, остался там ночными мороками…

А мальчик на полу зашевелился, медленно сел, замотал головой:

— Что?.. Что случилось?..

Маша тут же рванулась к нему, опустилась на колени рядом:

— Ты как? Голова не кружится? Не тошнит?

Даже если это действительно чары-проклятья, простейшего сотрясения никто не отменял.

— Н-нет, — выдохнул ребенок.

Внезапно ставшее тяжелым державное яблоко выкатилось из рук царя, ведогонь торопливо подобрал его, положил на заготовленную подушку.

— Отведите мальчишку к родителям, — обронил Кощей. — Завтра пусть в Ночной Храм сходит, богам помолится, чтоб проклятье сняли.

Железная корона обручем сдавила голову.

Болело все. Было трудно дышать, а перед глазами клубился туман…

Царь приступил к своим обязанностям. Ступил на свою дорогу…

Мальчишка будет жить.

А на Кощее теперь первая метка… Черное дело он сделал…

И сколько таких дел еще будет, одним богам известно…

— Ахмыл, — резко бросил мужчина. — Пусть царевну проводят в ее покои. Нечего ей здесь больше делать.

Не смотря по сторонам, не обращая внимания, что там вокруг творится, царь шагнул к дверям, ведущим в опочивальню.

Спать. Сейчас — только спать. И остается надеяться, что второй раз за ночь зазовка не появится.

Огненный всполох влетел в открытое окно, и обратившись человеком, рухнул на пол, осыпавшись искрами. Некоторое время советник лежал без движения, лишь грудь ходуном ходила — воздуха мужчине не хватало.

Отдышавшись, Огненный Змей перекатился на бок, с трудом сел.

— Будь ты проклято, Нияново отродье, — помянул он недобрым словом умруна.

Мерзкая тварь. Знает, что живому трудно в Пекле находиться — и издевается еще, время тянет.

Личину советник сейчас даже не пытался удерживать. Тут хотя бы в чувства прийти. Небо уже сереть начинает, рассвет скоро. К царю на поклон идти надо будет.

И главное в ноги правителю не свалиться, а то вопросов слишком много будет.

Собравшись с силами, мужчина извлек из сундука вчерашнюю калиту. Бросил ее на стол, развязал кошель, полученный в Пекле.

На ладонь упала пара бронзовых височных колец. Простеньких, на три бусины. Только холодом от них теперь, в Нави, веяло таким, что пальцы инеем покрывались. Это в Пекле пламя внутри них заточено, а здесь, сейчас… Сила темная, нездешняя…

Змей потянулся за оставленной на столе калитой, ссыпал в нее все, взвесил на ладони… Оставалось всего одно украшение. Жемчуга — бурмитское зерно — собрано. Серьги — найдены. Кольца височные — возвращены. Перстень — вчера получил…

Грибатка только свадебная осталась.

…Яркая она была, из гарусных нитей, с пуговицами, розетками. Умила сама ее тогда плела. К сроку не успевала, ночью, при лучине заканчивала…

Глаза закроешь — и как наяву видишь.

Мужчина, не глядя, бросил калиту обратно в сундук, резко опустил крышку.

Всего ничего осталось. Обещанное доделать, да разок в Пекло слетать, за предательство награду получить, будь она проклята вместе с Нияном.

Да и советник сам давно проклят. Лет пять уж как…

Маша как на кровать легла, так и уснула сразу, едва голова подушки коснулась. Вот глаза только решила на пару мгновений прикрыть, отдохнуть — а потом встать, сарафан хоть снять — да не получилось. Только, зажмурилась, а уже через миг — петух на улице запел, чтоб ему пусто было!

Первый и второй крик — затемно, Маша еще спокойно переспала, третий — тоже выдержала, но. когда часов в семь утра проклятая птица начала орать, как оглашенная, женщина поняла, что дальше ей поспать никто не даст. Пришлось вставать.

Одежда за ночь измялась так, что в нем не то, что на люди, мусор выкинуть не выйдешь. Пришлось искать в "своем" сундуке что-то такое же не слишком наляпистое.

На этот раз подобранный сарафан был бирюзовым. И вышивка на рубахе в тон.

Зеленые оттенки Маше никогда особо не нравились, но, когда выбирать приходится между нелюбимым цветом и чем-то таким расшитым золотом и драгоценными каменьями — лучше остановиться на том, что попроще.

Нет, конечно, золото — бриллианты — это очень красиво, особенно, когда они так, как сейчас по одежде богато расшиты, но Орловой-то сейчас идти двух пациентов проведывать — Соловья и вчерашнего мальчишку — помощника стольника — а значит, все такое красивое, выходное и бальное — ну, никак не пойдет.

Что не могло не радовать, вчера, очутившись дома, Маша-таки умудрилась прихватить с собой книгу по народной медицине. А значит, можно было освежить память по поводу лечению ларингита. А ребенку надо проверить самочувствие и что-то обще-укрепляющее подобрать. Но для него все — уже когда лично увидим.

Что не могло, естественно, огорчать — вчера, переодеваясь дома, Орлова, естественно разулась. Босоножки так дома и остались. Так что пришлось в сундуке искать обувку. Нашла какое-то подобие туфелек из мягкой кожи на маленьком каблучке. Как ни странно — они по ноге пришлись…

Наспех перекусив — скатерть-самобранка, кстати, весьма хорошая вещь! — Маша принялась листать книгу. Васенька заинтересованно кружился вокруг и заглядывал на страницы.

Что тут у нас? Календула, подорожник, ромашка — заваривать и полоскать, корень хрена — настаивать и пить, кора ивы, лапчатка, аир — опять-таки полоскания…

— Только где ж я все эти травы наберу? — мрачно поинтересовалась Орлова у коловертыша.

Тот задумчиво почесал макушку:

— Тебе ведь лечебные нужны, царевна… А лекаря сейчас при дворе нету… А сходи ты к Ягице Кощеевне!

Маша нахмурилась: она совершенно не припоминала, чтоб в сказках или былинах был такой персонаж:

— Это… Сестра царя?

Васенька рассмеялся:

— Только если самого первого, который еще до Сотворения Мира был.

Тут кощеева невеста вообще ничего не поняла.

— До Сотворения?! А что может быть до Сотворения?!

Не важно, от чего плясать: от Большого Взрыва или от взмаха волшебной палочкой, но ведь до сотворения мира — ничего не существовало!

— Как это что?! — поразился Васенька. — Все может быть! И Навь, и Явь, и Правь!

— Да как же это?! Мира не было! Вообще ничего не было! Ни солнца, ни луны — а Кощей, получается был? Ну тот, первый?

— Ты, царевна, меня не путай! — возмутился коловертыш. — При чем здесь солнце и луна?! Мир семьдесят пять веков, как сотворен! А когда он Родом из яйца создан, одним богам только и ведомо!

Маша ошарашенно помотала головой. Такое чувство, будто они на разном языке говорят.

— Как это?!

— Ну, Мир! Сотворен! Перемирие! Под Мировым древом! Семь с половиной тысяч лет назад! И еще хвостик маленький…

— Перемирие?! С кем?!

— Да с Нияном же, Пекленцем! Это самый большой мир, который с ним был. Людей навьих в войне, что тогда была, полегло видимо-невидимо. Вот оттуда счет и ведут! Ниян, правда, и сейчас слово не держит, все пытается в Навь пробраться, но это не война, а так, одна забава. А то — великая война была! И Мир после нее великий сотворен был!

Услышанное просто не укладывалось в голове. Но Маша решила, что сидеть вот такой вот на месте в своей комнате можно до новых веников, а сейчас пора действовать.

Пациентов уже двое!

И вообще — родители, конечно, получили сообщение по скайпу, но через пару дней они опять начнут беспокоиться. А Маркиз хоть, как выяснилось, и говорящий кот, но кормить его все равно надо.

А сумку с ключами Маша теперь дома оставила…

— Ладно, — решительно вздохнула она. — Как к этой вашей Ягице Кощеевне попасть?

Не съест же она Машу, в самом деле!…

…Передумать Орловой пришлось через полчаса, когда женщина, выйдя из царского дворца, вышла за околицу города… И остановилась перед стоящей у самой крепостной стены избушкой на курьих ножках.

Ноги были толстые, с хорошее бревно, желтые, когтистые — и очень беспокойные. То одна, то другая периодически принимались скрести по земле — то ли выискивая червяков (это ж какого размера они должны быть, с такими-то курицами?!), то ли попросту разминаясь.

Молодец, Васенька, нечего сказать! Мог бы предупредить, что придется идти в гости к Бабе-Яге! Машенька, правда, и сама хороша, могла и по имени догадаться…

Что там у нас по канонам сказки полагается? "Избушка-избушка, стань к лесу задом, ко мне передом… Ты, Баба-Яга, сперва накорми — напои, в баньке попарь, а потом о деле спрашивай…" А еще там было что-то про "Посторожи-ка ты, Иванушка, коней моих, которые в поднебесье летают!" Или про крылья у местных пегасов главный герой узнавал, уже согласившись взяться за работу?

Надо было, кроме книги по народной медицине, еще и сборник сказок Афанасьева взять.

Маша глубоко вздохнула, собираясь с силами:

— Избушка — избушка, стань к лесу задом…

— Чего разоралась? — поинтересовался недовольный женский голос за спиной. — Она и так к тебе дверями стоит! Вообще зеньки повылазили?

Орлова резко обернулась: перед ней стояла, опершись на метлу, самая что ни на есть настоящая Баба-Яга. Вот прям как будто только что из сказки появилась!

Одетая в разноцветное тряпье, сухенькая, морщинистая, с торчащим из-под верхней губы острым зубом и длинным крючковатым носом.

— Здравствуйте… — осторожно проблеяла Маша. — Э… Здравствуй, точнее, Ягица Кощеевна…

Вежливость, она никогда не помешает. Нет, конечно, может быть, Орлова ошиблась, и перед ней сейчас стояла какая-нибудь местная бабушка-божий одуванчик, которая просто-напросто решила прогуляться и к избушке на курьих ножках никакого отношения не имела… Но лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть!

— И тебе не хворать! — прищурилась старуха. — Так чего разоралась-то? Чего надо? Ко мне сюда редко кто захаживает.

У кощеевой невесты вылетели из головы все сказки. Что там говорить, о чем там просить, о чем требовать — Маша понятия не имела…

— Травы мне нужны, лекарственные! — выпалила она.

— Травы, говоришь, — фыркнула старуха. — Ну, пойдем, посмотрим травы…

Честно говоря, кощеева невеста ожидала, что старуха тоже будет пользоваться сказочными формулами про "стань к лесу задом", но стоило хозяйке шагнуть к избушке, как та резко присела, так что для того, чтоб переступить порог и ступеней-то не понадобилось.

— Пошли, чего стоишь? — оглянулась она на Машу.

Женщина робко переступила порог вслед за хозяйкой.

Небольшая прихожая — сени, кажется, называется? Они еще бывают новые и кленовые… — и дальше, за грубо сколоченной дверью огромная комната, которую и ожидать-то увидеть нельзя в такой маленькой избушке. Русская печь в углу, развешанные под потолком пучки трав. Стол, покрытый белоснежной скатертью с вышитыми петухами… И сидящий прямо посреди стола черный, как смоль, кот.

— Ой, а он у вас… — Маша все никак не могла привыкнуть к местным правилам общения, — у тебя, Ягица Кощеевна, говорящий?

Старуха хмыкнула, а кот надменно прищурил золотые глаза:

— Ну, предположим, не я у нее, а она у меня…

— У, нахаленок! Метлой давно не получал?! — нахмурилась хозяйка.

Кот поджал уши:

— Ну, ладно-ладно! Уже и пошутковать нельзя?!.. У нас взаимные партнерские отношения!

Маша хихикнула, закусив губу — почему-то ей показалось, что, если рассмеяться в полный голос, обиды не избежать.

— А ну брысь со стола! Только скатерть свежую положила — опять шерсти натрясешь!

— Не очень-то и сидеть хотелось, — дернул кончиком длинного хвоста ее собеседник и плавно перетек со столешницы на пол, лишний раз доказывая, что кошки — это жидкость, как это уже давно утверждает интернет…

Маше безумно хотелось узнать, имеет ли этот однотонный кот какое-нибудь отношение к Баюну (раз уж выяснилось, что ее Маркиз — двухцветка, самый что ни на есть родственник), но спрашивать напрямую она постеснялась.

А на столе как по волшебству (хотя, почему "как"?) появилась новая алая скатерть, самовар, пышущий жаром, тарелка с открытыми пирожками, плошка с вареньем, кружки…

— Садись за стол, царевна, — мотнула головой старуха.

Кощеева невеста послушно шагнула вперед… И лишь после этого до нее дошло, как к ней обратились:

— Ой, а откуда…

Старуха расхохоталась: острый клык сверкнул молочным блеском:

— Русским духом пахнешь!

— А…

В голове клубилось куча вопросов — начиная от того, действительно ли перед Орловой Баба-Яга и заканчивая — правда ли то, что Васенька про Сотворение Мира рассказывал. Это ведь тогда Машиной собеседнице больше семи тысяч лет!

А Бессмертный по сказке — только Кошей…

Правда, Машин жених как-то не похож на старикашку из мультиков и сказок…

Но не спросишь же обо всем этом напрямую, честное слово!

…От кружки с горячим чаем пахло травами — Маша опознала по запаху мелису и чабрец, а что там еще примешивалось, одному лешему известно. Орлова следила взглядом за бегающими по поверхности настоя травинкам и не знала, о чем ей сейчас говорить.

Не про "накорми-напои" же, в самом деле вещать! Тем более, что женщину сейчас ни о чем не спрашивают, а чай с горячими пирожками на стол поставили.

А вот так сразу просить выдать лечебные травы по списку — как-то даже не удобно.

Хорошо, что ни говори, живется героиням фантастических книжек — попали в параллельный мир и сразу все по первой их команде готовы любой приказ исполнить. А тут сидишь как дура, и не знаешь даже, как и о чем попросить, чтоб тебя за идиотку не приняли. Или, как раньше говорили — за блаженную.

Хотя нет, к блаженным раньше вроде нормально относились, жалели… А вот Машу, если она ошибется, и что-нибудь не то скажет, ничего хорошего не ждет.

— Ты бери-то преснушку, бери. Они свежие, с ячкой. Только поутру тесто на черном хлебе месила.

Тесто? На хлебе? Для Маши это звучало полной белибердой, но памятуя, что обижать бабу-Ягу — себе дороже, Орлова протянула руку за пирожком.

Тот кстати, действительно оказался горячим и свежим. Вкус, правда, был непривычным, но довольно интересным.

Прожевав угощение, отхлебнув травяного чая, Маша, наконец собралась с мыслями:

— Я… Извините… Извини, что побеспокоила, Ягица Кошеевна, я за травами лечебными пришла. Лекарь царский, говорят, в отъезде, а мне нужны… — похоже, пребывания в Нави начинало накладывать свой отпечаток: женщина уже сама разговаривала по-старинному, располагая слова не по порядку.

— Зачем?

— Ну… Царский ловчий заболел. Ларингит у него… э… голос пропал. Вот и…

— А ты, никак в знахарстве разумеешь, царевна? — прищурилась старуха.

Маша запнулась, не зная, что ответить. Что-нибудь вроде "есть немного" — будет казаться ложной скромностью, а рассказывать про синий диплом сейчас как-то излишне.

— Я детский врач.

И выяснять, были ли такие термины в сказочной Руси — не будем.

Поймет, что это, значит, поймет. А не поймет — что-нибудь еще придумаем.

Старуха кивнула:

— Ну вот чай допьешь, и соберем тебе трав. Я их по канону собирала — сушила. Зверобой — поутру, крапиву — на растущей луне, подорожник — ночью…

Маша хмыкнула. Она что-то очень сомневалась, что у нее дома кто-то так заморачивается. Скосили — собрали — да и ладно.

— Странно только, царевна, что ты по городу гуляешь, а не в тереме сидишь.

Про Васеньку кощеева невеста рассказывать не собиралась. А то мало ли, сейчас разболтаешь, а его накажут.

— Так может, это потому, что я "да" сказала? — улыбнулась она.

Старуха усмехнулась:

— Побоялась лягушкой стать?

Маша только рот открыла — какой-такой лягушкой?! — и тут же его закрыла. Точно ведь. Сама еще эту сказку вспоминала. Значит, правда, не выдумка.

Веселенькая перспектива ее ждала, нечего сказать. Только вот благодаря собственной дурной голове и обошлось все…

— Я даже об этом и не знала…

Ну, точней, на тот момент, когда согласилась, о лягушках не подумала, а потом решила, что это все сказка и волноваться особо не о чем.

Хозяйка фыркнула:

— Ты еще скажи, что про Огненного змея не ведаешь!

Маша напряглась. Советник ей никогда особо не нравился, но тут, похоже, имелось в виду что-то другое.

— А… Что я должна знать?

— Он только с девками амуры крутить может. Вдове если голову закружит — иссушит ее до смерти…

— Ну, это мне не грозит, — легкомысленно отмахнулась Маша. — Ивана-царевича на примете нет, так что иглу ломать некому.

Старуха странно покосилась на нее, но ничего не сказала…

Кощей впервые за долгое время проснулся во втором часу от рассвета. Долгое время лежал неподвижно, чувствуя себя таким разбитым, словно не спал, а мешки всю ночь таскал. С трудом заставил себя встать, одеться, наскоро позавтракал и приказал кликнуть советника.

Тот явился до отвращения свежий, бодрый, волосы чуть влажные после утреннего умывания — одним словом, было очевидно, что Огненный Змей, в отличие от царя, спокойно почивал всю ночь и ни о каких там зазовках и проклятьях и не думал.

Челобитных на сегодня не было, по вчерашним еще работа шла, так что пора было заняться делами насущными: вскоре по улицам Навьгорода мчались двое всадников. Рынд на этот раз царь с собой не брал — к родственнице дальней не пристало ехать, телохранителями прикрываясь. Вот когда у нее с делами закончим, ловчего проведать поедем — тогда и оруженосцев вызвать нужно будет.

Избушка на курьих ножках, терпеливо повернутая к лесу задом, к городской стене передом, присела, касаясь порогом земли и, царь, спешившись и бросив поводья советнику — пусть тот с коновязью разбирается — пройдя сени, толкнул внутреннюю дверь:

— Утро доброе, бабушка!..

…Орлова вдруг поняла, что Кощею очень идет, когда он улыбается…

Но в следующий миг он шагнул через порог, выискивая взглядом хозяйку, встретился глазами с Машей — и взгляд его окаменел. Похоже, увидеть здесь свою невесту мужчина никак не ожидал.

Старуха бодро, как молодая, вскочила на ноги, шаркая по полу лаптями, метнулась к выходу, обняла гостя:

— Ох, забыл ты про меня, внучек, и не захаживаешь!

Он на миг прикоснулся губами к сморщенной, как печеное яблоко, щеке, вновь улыбнулся:

— Прости, бабушка, хлопоты… — но взгляд черных глаз, направленных поверх плеча хозяйки оставался все таким же холодным…

— Да ты проходи, проходи, — она шагнула в сторону, пропуская, потом поспешила вслед за мужчиной к столу.

Через порог шагнул, низко склонив голову, чтоб не удариться о дверную притолоку, Огненный Змей.

Старуха замерла неподвижно, повела длинным крючковатым носом, оглянулась:

— Пекельным духом пахнет… Мертвечиной повеяло…

Советник недобро оскалился:

— Почудилось тебе, Ягица Кощеевна. Ветром принесло.

Маша вдруг заметила, что левая половина лица у Змея застывшая, словно парализованная, уголок рта — чуть в сторону потянут…. Женщина поставила мысленно галочку — спросить, не было ли у советника инсульта. Он, правда, и слово-то такое вряд ли знает, но все-таки… Как там это в старинку называлось? "Удар"?

Хозяйка смерила гостей долгим взглядом и медленно кивнула:

— Ну, проходи, царский советник, раз померещилось… Что в дверях стоишь?

Он мотнул головой:

— Спасибо, Ягица Кощеевна, мне здесь удобнее… Чаю тоже предлагать не надо, не голоден.

Женщина фыркнула и отвернулась, легонько подтолкнув Кощея в спину:

— А ты что стоишь, как неродной? Присаживайся!

Царь смерил долгим взглядом Машу, размышляя, стоит ли принимать предложение, и опустился на лавку рядом.

Хозяйка споро налила чай, подвинула чашку:

— Ты пей, пей. И кушай!

Мужчина некоторое время крутил кружку в руках, словно грел ее в ладонях, а потом вздохнул:

— Я ведь по делу, бабушка.

Маша чуть пирожком не подавилась: ей почему-то показалось, что речь сейчас пойдет о ней.

— Да вижу, что не от дела лытаешь, — отмахнулась старуха.

— И я о том же… — он не поднимал взгляда от кружки, словно надеялся что-то в ней рассмотреть. — Гаданье мне твое нужно. Конь Святовита не спокоен, а Лютогост к тебе посылает, сам ничего толком не говорит. Может ты хоть на чет-нечете глянешь?

У Маши, хоть Кощей о чем-то плохом говорил, но от сердца отлегло. Не к ней это, слава богу, относилось.

Старуха молчала, задумчиво водя пальцем по скатерти.

— Чет-нечет сейчас ничего не скажет. Навь не спокойна… На зерне могу посмотреть.

— Спасибо, бабушка! — в голосе Кощея проскользнуло облегчение.

Женщина резко встала, взмахнула рукой: самовар, скатерть, еда — все исчезло со стола. Кот, сидевший около печи, недовольно прищурил золотые глаза, но промолчал.

Маша, как раз взявшая из плошки один из пирожков, так и замерла. Целой преснушки ей было много, женщина только-только отломила часть, собираясь положить ее обратно, а теперь-то что делать? Не придумав ничего лучше, она сунула половинку сидевшему рядом Кощею:

— На, это тебе!

Не выкидывать же, в самом деле. А Маше этой булочки много, она уже наелась…

Мужчина ошарашенно уставился на нее.

Нет. Понятно, что у дальней родственницы стольников нет, пробовать, перед тем, как царю дать, некому, но так, запросто…

Орлова и сама уже поняла, что сделал что-то не то — царь все-таки! — но отступать уже было некуда.

— Я не кусала, честное слово. А вообще, слюна у меня не ядовитая… И лизоцим там содержится! — женщина уже поняла, что несет уже полную чушь, но остановиться не смогла: — Как и в муконазальном секрете… Ну, в соплях…

Уже на последних словах Маша заподозрила, что объяснять все-таки не стоило…

Впрочем, может этот довод Кощея и убедил. По крайней мере, руку он протянул, половинку преснушки взял. Правда действовал как-то замедленно, словно не до конца понял, чего же от него хотят, и есть не стал.

Кажется, от двери послушался сдавленный смешок, но, когда царь оглянулся на Змея, лицо у того было совершенно спокойно.

А на столе появилась огромная братина, до краев наполненная водой. Рядом — небольшая плошка с просом.

— Бери, сыпь, — хозяйка, кажется, и не заметила Машиных слов.

Кощей отложил в сторону несчастную половинку пирожка, зачерпнул горсть зерна и щедро сыпанул в посудину.

Старуха склонилась над чашей, долго молчала, вглядываясь в глубину, а затем вздохнула:

— Странные дела в Нави творятся… Тот, кому ты веришь — готов предать… Тот, кому не веришь — готов помочь… Тот, кто мертв — давно жив… Тот, кто жив — давно мертв…

— Что мне делать? — хрипло спросил Кошей.

Хозяйка улыбнулась щербатым ртом:

— Верить в себя? — отступила от стола, сдвинула цветастую занавеску, закрывающую полочку на стене, и мотнула головой: — Советник, ты все равно в дверях стоишь… Выбирай горшок.

Змей удивленно заломил бровь, но спорить не стал:

— Третий слева.

Старуха медленно кивнула, отсчитала пальцем выбранный… И швырнула его прямо под ноги мужчине. Осколки брызнули в разные стороны, Маша испуганно вздрогнула, не понимая, что происходит, а Огненный Змей наклонился, подобрал один черепок наугад и перебросил его собеседнице.

Та поймала его на лету, долго водила пальцем по гладкой глине, переворачивая осколок на ладони… Подняла прозрачно-голубые, выцветшие от времени, глаза на мужчину:

— Смерть костлявая за тобой идет, советник. Обгоняет, в глаза заглядывает, в лицо смеется. Зря ты свое дело затеял…

Мужчина зло сцепил зубы и резко выдохнул:

— Успею закончить?

Старуха расхохоталась в ответ:

— А оно тебе надо, советник?

Мужчина отвел взгляд.

Маша не выдержала — про будущее спрашивал только Кощей, а уже и советнику все рассказали:

— А мне можно погадать?! — в принципе она всегда считала себя женщиной здравомыслящей, в магию и колдовство не верившей, но Кощеев Бессмертных, Баб — Яг и Соловьев — разбойников тоже ведь не существует?

— Руку левую дай, — кивнула старуха. Долго вглядывалась в линии и хмыкнула наконец: — Нет твоей судьбы, царевна. Сама выбираешь, каким путем идти.

Маша обиженно отдернула ладошку. Это называется: что такое не везет и как с этим бороться! Жених вот, можно сказать, рядом сидит, а ей даже свадьбу не предсказали! Несправедливость, конечно, полная.

…Уже выходя вслед за Кощеем из избушки, Орлова вспомнила, зачем же она, собственно, сюда приходила:

— Ой, а травы? Мне календула нужна, ромашка, аир… — договорить она не успела: старуха сунула ей в руки небольшую торбу:

— Здесь все есть.

— А…

— Оно подписано. Там поймешь.

На порог провожать она так и не вышла, обронив:

— Идите, мне еще хлопотами заниматься…

Кощей поднял глаза на отвязавшего коней Змея:

— О каком деле она говорила?..

Избушка на курьих ножках легко поднялась, встрепенулась и огромными птичьими прыжками направилась прочь от города, вглубь леса.

— Что, мой царь? — в голосе советника звучало искреннее удивление.

— Дело. Зря задумал.

Отец все-таки предупреждал…

Огненный Змей опустил глаза к земле, голос звучал хрипло:

— Я — последний в роду, мой царь. Преемника себе найти хочу.

Советник врал. Врал нагло, не пытаясь даже прикрыть свои слова правдой. Вот только времени, выяснять, что же было на самом деле — попросту не было….

Еще и царевна какие-то травы себе набрала…

Кощей легко вскочил в село, повернулся к царевне, собираясь взять ее к себе — сейчас отвезти ее в терем, чтоб под ногами не путалась, съездить, проведать ловчего, как обещал, а дальше уже насущными делами заниматься.

А та стояла неподвижно, прижавшись спиной к городской стене — у ног царевны извивался и кружился комок плотно переплетенных змей…

— Свадьба змеиная, — прошипел, прищурившись, советник. Пусть один из его обликов и был подобен аспиду, но на обычных зверей мужчина влияния никакого не имел…

Маша осторожно попыталась сдвинуться в сторону, уйти от ядовитых тварей, но клубок змей распался, несколько гадюк заплясало у самых ее ног, часть поползла к коням… Те испуганно взвились на дыбы, молотя копытами и пытаясь растоптать ядовитых тварей… но одна змея все-таки умудрилась клюнуть кощеева скакуна, и тот, почувствовав острую боль, сорвался с места.

— Проклятье! — зло ощерился советник и рванулся вперед…

Резкий взмах, и огненная плеть хлестнула по гадюкам, танцующим перед царевной. Рваный жест, и перед обезумевшим скакуном, мчащимся прочь, норовящим стряхнуть всадника, взметнулась стена пламени.

Искры расшвыряли ядовитых гадов, а советник повис на поводьях у взбесившегося коня, пытаясь осадить его… Длинный, похожий на ящерицын хвост обвил передние ноги, но обезумевший от боли жеребец легко отшвырнул мужчину, тот отлетел к городской стене, врезался спиною…

Маша, кажется, даже хруст костей услышала…

Советник сполз спиною по каменной кладке, сцепив зубы, медленно встал, нашел мутным взглядом пытающегося удержаться в седле всадника…

Новая стена пламени, выросшая перед конем, на этот раз вышла куцей: огонь чадил, плевался искрами — но скакуну и этого хватило, он замер на миг… и начал падать вперед, заваливаясь мордой в землю…

Огненный Змей пошатываясь, как пьяный, шагнул вперед.

Лошадь Кощея полетела кувырком, переворачиваясь через голову… Царь в последний миг успел выдернуть ноги из стремян, оттолкнуться от нее… И рухнуть прямо на Змея.

Перепуганная Маша рванулась к мужчинам.

Кошей встал, протянул руку советнику. Тот мотнул головой, с трудом сел, выдохнул чуть слышно:

— Не надо, мой царь, — шитый зелеными нитями кафтан был подран, перепачкан в дорожной пыли, на правой щеке — ссадина, сочащаяся кровью. — Я цел… Пару раз перекинусь, заживет все, как на собаке, — мужчина обвел мутным, хмельным взглядом вокруг: — и мой конь убежал… Придется пешком добираться… — язык чуть заплетался, словно мужчина браги успел хлебнуть.

… До городских ворот добрались без происшествий.

Будь на то, конечно, Машина воля, женщина бы вообще обоим пострадавшим шевелиться лишний раз запретила. Но с другой стороны — Кощей вроде сознания не терял, Огненный Змей и вовсе сказал, что скоро все пройдет…А Маша ведь, как не крути, не травматолог…

В конце концов, это Средневековье. Оба мужчины наверняка в армии — ее местном аналоге — служили, в боях участвовали — вряд ли здесь все мирно и спокойно — и, стало быть, должны знать, что делать.

Так что Орловой оставалось только идти рядом и следить — не сильно ли качает обоих пострадавших и не собираются ли они прямо здесь и сейчас рухнуть в обморок.

На городских воротах перепуганные дружинники споро подобрали царю и советнику по коню — не пристало им пешком ходить. Хотели и Маше какого-то скакуна предложить, но Кощей глянул на побелевшее лицо невесты и мотнул головой:

— Не надо.

Так что к царскому терему Орлова традиционно ехала на одном коне с женихом. У того вроде симметричность лица и движений не нарушалась, на тошноту не жаловался, сознание не терял — так что сотрясения на первый взгляд не было.

…От набежавшей встревоженной челяди царь только отмахнулся.

— Кликните рынд, к ловчему поедем, — и попытался ссадить с коня Машу.

— Я тоже еду! — возмутилась женщина. В конце концов, неудобства можно перетерпеть, а профессиональные обязанности никто не отменял. — Я- врач! Лекарь! И должна…

Кощей понял, что так просто он от нее не избавится…

— Леший с тобой… Советник! — окликнул он только спешившегося Змея. — Оставайся. Отлежись.

— Позволь мне поехать с тобой, мой царь, — в обычно мягком голосе проскользнули хриплые нотки. — Разве я могу не проведать ловчего?

Маше показалось или в его словах действительно звучала усмешка?

— Позволь мне только кафтан сменить, да лицо утереть, мой царь, и я снова готов к службе…

Только вот спину он, по дороге к терему Соловья Одихманьевича, держал неестественно прямо и, кажется, даже старался лишний раз не шевелиться. Маша вообще не понимала, как он умудряется оставаться в седле. Видно же, что ему больно!

Уже когда небольшой отряд спешился перед знакомыми воротами, Маша не выдержала, поправила на плече ремешок сумы, подаренной Ягицей Кощеевной, шагнула к Огненному Змею:

— Советник, я… Я могу помочь, я разбираюсь в лекарствах…

Да, она не травматолог! Но хотя бы элементарно осмотреть, выяснить, нет ли переломов, она может!

Мужчина дернул уголком рта:

— Я цел, царевна. Не стоит беспокоиться.

— Но…

— Я в порядке! — сквозь зубы прошипел он.

Только вот зрачки у него от боли занимали уже почти всю радужку…

…Ловчий лично вышел встречать царя. С Машиной точки зрения это было верхом легкомыслия — она же сказала, что мужчине нужно оставаться в постели!

Правда, стоит ли возмущаться, Маша пока не знала. С одной стороны — нарушение постельного режима, а с другой — может, если к тебе царь приехал, и ты навстречу не вышел, за это голову рубят?

А Соловей Одихмантьевич поклонился в пояс:

— Здравия тебе, царь — батюшка!

Голос у него, кстати, со вчерашнего дня стал получше, удовлетворенно отметила про себя Маша. Глядишь, еще пару дней — и поправится.

— И тебе здоровья, Соловей Одихмантьевич, — кивнул Кощей. — Слышал, прихворал ты?

— Лихоманка в гости заглянула, — вздохнул мужчина. — Почти своим присутствием мой двор, царь-батюшка? — он посторонился, пропуская.

Кощей шагнул вперед, а взгляд Соловья упал на неподвижно замершего Огненного Змея.

— А эта гадюка подколодная что здесь делает?! — зло прохрипел хозяин.

Советник тонко улыбнулся:

— И я рад тебя видеть, царский ловчий. Здоровья желать не буду, и без меня справишься.

— Не был бы ты с царем, на двор бы тебя не пустил! Ноги бы твоей здесь не было!

— Хорошо, что я все-таки с царем, правда? — хмыкнул Змей, проходя в ворота вслед за правителем и — Маша готова была в этом поклясться! — специально задев плечом Соловья. Да так сильно, что тот отступил на шаг и ударился спиной о распахнутую створку.

— Аспид проклятый! — прохрипел ловчий.

— За что вы… ты его так не любишь? — не удержалась от вопроса Маша.

— Да ты на рожу его самодовольную глянь! — не выдержал Соловей. — Только и может, что по бабам шляться да фертом стоять, индюк напыщенный!

Змей даже не оглянулся:

— Не всем же на сырых дубах сидеть и покляпые березы свистом гнуть! — равнодушно бросил он. — Кому-то и головой работать нужно.

— Головой ли?! — фыркнул ловчий.

… Хозяйка — статная женщина лет сорока, встречала гостей на пороге. Поклонилась в пояс, позвала в горницу.

Стол к приезду царя накрыли, что называется, от души: на алой скатерти, постеленной поверх зеленой были расставлены многочисленные блюда, тарелки. Чего здесь только не было, пироги, жаренные фазаны, блины, оладьи, многочисленные мясные яства…

Маша, честно говоря, была против того, чтобы больной сидел за общим столом — ему постельный режим необходим! — но кто ж ее будет слушать?

Совесть удалось успокоить тем, что Соловью уже явственно было лучше, на поправку он уже пошел… Не привязывать же его к кровати, в самом деле! А когда обед закончится, можно будет наконец посмотреть, что там за травы дала Ягица Кощеевна — или все-таки Баба-Яга? — и найти нужные. Будет весело, если они там никак не обозначены и не пописаны. Какую-нибудь там мяту-мелису Маша еще отличит, а если запаха нет и она вся посечена мелко, что тогда делать?

Будем надеяться, что рубленных поганок в сумке нет. А то напоишь отваром пациента — и так неудобно получится…

Кощея посадили во главу стола. Машу — по правую руку от него. Чуть дальше уселись хозяин с хозяйкой, трое сыновей… Змея усадили на самом краешке. И тарелку ему поставили с отколотым краем…

— Извини, советник, — оскалил зубы в усмешке Соловей. — Других нет.

— Обнищал ты, ловчий, — легко согласился Огненный Змей. — Скоро по миру с протянутой рукой пойдешь, — потянулся за ломтем хлеба, и легким движением столкнул тарелку на пол. Осколки полетели в разные стороны. — Надо же, какой я неловкий!

Соловей скрежетнул зубами и хрипло приказал чернавке:

— Принеси чистую посуду советнику.

Тарелка на этот раз оказалась новая, глазированная. Но все равно не серебряная, как у царя.

Впрочем, Змей и не собирался на это претендовать.

— А что ж ты, свет — Одихмантьевич, дочерей своих не позвал? Взрослые уже, шестнадцать лет как минуло, могут за общим столом сидеть…

— Уехали они, — резко обронила хозяйка, не дав мужу вымолвить ни слова. — Вернутся через седьмицу.

Слуги сновали вокруг стола, поднося еду, расставляя новые яства.

Губы Змея тронула легкая улыбка:

— А что так, Авдотья Лиховидовна? Пару дней назад ведь еще в Навьгороде были. Куда они так поспешали? Али зло какое приключилось?

— Говори, да не заговаривайся, советник! — прищурилась женщина. — Я ведь могу и вспомнить, что поляницей была. А рука у меня тяжелая.

— Что ты, Авдотья Лиховидовна? Разве я посмею? — мурлыкнул Змей.

Ответить женщина не успела.

— Хватит скоморошествовать, советник! — зло бросил Кощей, которому надоела эта скрытая за вежливыми словами перебранка.

Огненный Змей покорно опустил глаза к тарелке, всем своим видом показывая смирение. Ловчему можно слово поперек сказать — с царем не поспоришь.

Маша покосилась на Соловьевичей. Парни усиленно изображали пай-мальчиков и в разговор не вмешивались. Будто и не они вчера пытались ее задирать!

Воды Пучай-реки были неспокойны. Серые волны жадно лизали темные берега, выкидывали пенящиеся ядом барашки.

Невидимая граница между Навью и Пеклом была тонка как никогда, зияла прорешинами… Казалось, приглядись — и узришь тонкие ручейки силы, просачивающиеся в Пекло сквозь дыры между мирами. Еще пара-тройка дыр в защите — и на земли соседнего царства хлынут орды подданных Нияна. Осталось немного, осталось совсем чуть-чуть…

Да, Мировое Древо пока стоит, пока крепко. Но ведь не обязательно, чтоб оно полностью сгнило к моменту нашествия. Ему ведь можно будет помочь, уже ступив на земли Нави. И взмахнет мечом Маровит, и выдохнет языки мертвого пламени Злодий… И сколько тогда устоят корни?

А не будет их — как скоро рухнет ствол, прошивший Явь, когда посыпется крона в Прави?

Укутанный в истлевший балахон умрун медленно прошелся по берегу. Советник сегодня не прилетит, ему здесь делать нечего.

Ниян-Пекленец поручения прибыть на берег Пучая сегодня не давал, но что-то влекло посланника царя мертвых сюда, к границе между миром магии и миром мертвых…

Противоположный берег был скрыт за туманом — дрожащим, неверным, выплевывающим серые щупальца… В мареве возникали смутные фигуры, похожие на спешащих в Явь намноев или дрекавацев, решивших напомнить о себе родителям… Ни до одного из берегов они не доберутся, рассеются раньше, чем десяток шагов сделают, но их появление почему-то отдавалось подобием тревожной боли в груди — там, где когда-то было сердце…

Умрун шагнул к самой реке. Серые, дымные воды уже почти касались подола черного истрепанного савана.

Что-то звало туда, на другой берег. Шептало тихим ветром, обжигало истлевшую кожу, веяло забытым запахом цветов, которых нет и никогда не было в Пекле…

И привкус горечи на губах появился… Привкус, которого не могло никогда быть…

На потрескавшейся, выжженной земле извивалась поземкой багровая пыль. Из крошечных щелей вырывались мелкие огоньки. Ледяные, не обжигающие, не способные причинить вред мертвецам…

Синеватая искра упала на подол истрепанного савана, просочился сквозь сизые нити, упала на землю, и умрун придавил ее носком тяжелого черного сапога.

Толка в этом не было — что может здесь, в Пекле, загореться? Все уже давно мертво! — но сохранившиеся от прошедшей жизни привычки порой давали о себе знать.

Он не помнил, кем он был при жизни, за какие грехи из Яви попал в Пекло, почему не пустили в светлый Ирий. Прошлое истлело вместе с телом, захороненным где-то там много дней — месяцев — лет — веков назад. Когда он испустил последний вздох? Вчера? Или еще до Сотворения Мира?

Только Пекленец да жена его, Ния, могут дать ответ, но вряд ли они что-нибудь скажут своему слуге. Да и никто никогда и не посмеет правителям даже в глаза взглянуть, не то, что вопрос задать.

Алое сияние разлилось в паре саженей от реки и из зарева выступила темная фигура:

— Правитель требует тебя.

— Иду, — хрипло обронил умрун.

Новые приказы, новые поручения…

Пекленец каждому из челяди задание найдет. Без работы ни один не останется.

Умрун шагнул в алое марево вслед за посланником, механически поправив костлявой рукой выбившуюся из-под низко надвинутого капюшона седую прядь волос.

Дальнейший обед проходил в молчании. Царь лишь раз спросил Соловья о здоровье, тот отделался общими фразами, и тут бы Маше вмешаться, напомнить, что она врач, но первый миг она пропустила, а дальше уже бессмысленно было.

Нет, ну в самом деле, не бегать же вокруг стола и не пытаться в рот ловчему заглянуть! Кто ж ей сейчас осмотр провести даст?!

Лишь когда Кощей встал из-за стола, а за ним поднялись и все остальные, Маша поняла, что — все! Другого шанса не будет. И если она хочет все-таки выполнить свои непосредственные обязанности — о возрастном цензе сейчас не будем! — то действовать надо быстро и сразу.

Женщина развязала одолженную Ягицей Кощеевной сумку. Та была до краев наполнена легкими холщовыми мешочками. Маша вытащила один наугад: судя по шелесту — действительно травы. Вот только какие?.. К боку пакетика был несколькими стежками пришит обрывок ткани, на котором синими чернилами было написано какое-то подобие рун.

Нормального русского алфавита здесь, похоже не знали…

Но надо ж было что-то сделать! Кощей уже, вон почти у самой двери… Маша рванулась к потенциальному супругу, вцепилась ему в локоть и сунула мешочек с травами почти под самый нос:

— Что здесь написано?

Не у Соловьевичей же, в самом деле, спрашивать? Они и так ее вчера за человека не считали. А на правила приличия порой и начхать можно. Особенно если это для чьего-нибудь здоровья нужно.

Спишем все на незнание местных обычаев и норм поведения.

— Ты еще и резы читать не умеешь, царевна? — взгляд у него был брезгливо-сочувствующий, будто скорбную на голову вниманием одарил. — Грамоте не обучена?

Маша поджала губы:

— Обучена. Только алфавит нормальный должен быть, а не эти ваши руны.

— Это резы.

— Да хоть иероглифы! Написано здесь что? — Маша чувствовала, что идет по тонкому льду, но остановиться уже не могла. Напряглись стоящие у дверей рынды, поудобней перехватывая алебарды. Змей удивленно заломил бровь. Слуги с тарелками замерли, пораженно уставившись на гостью…

Кощей сдался. Скользнул взглядом по пришитому обрывку ткани:

— Рута.

У Маши словно гора с плеч упала. Женщина порылась в сумке, наугад вытащила следующий мешочек:

— Здесь?

— Тысячелистник.

— Здесь?

— Кора дуба…

Отобрав нужные травы, женщина шагнула к удивленному хозяину, сунула мешочки ему в руки:

— Этим — полоскать. Это — пить… Пока горло не пройдет. И постельный режим соблюдать, вместе с предыдущими назначениями.

Пару дней пролечится, а там и местный врач из Китежа ихнего приедет.

Соловей замедленно кивнул. Похоже, он так до конца и не понял, чего от него хотят, ну да спорить не стал — и то хорошо.

Маша удовлетворенно вздохнула: по крайней мере, с одним пациентом она разобралась. Теперь оставался только вчерашний заснувший мальчик.

Черный трон Нияна матово блестел во вспышках мертвого пламени, из которого были созданы стены палат. Повелитель Пекельного царства — обугленный, истощенный, в багряных одеяниях, ниспадающих до земли — медленно поднялся, шагнул к склонившемуся в поклоне, так и не скинувшему капюшон, умруну.

— Для тебя есть новое поручение.

— Я готов служить, мой царь.

Стоявшая по правую руку от трона Ния — жена Пекленца чуть слышно фыркнула. Бледно-желтая масляная кожа: зернистая, крошащаяся — пошла трещинками, пахнуло запахом прогорклого сыра… Мгновение — и рубцы сошлись, вновь превратив лицо царицы в восковую маску, подтаивающую от холодного пекельного пламени, пляшущего по стенам.

Ниян и Ния. Он — сгнивший, полуразложившийся. Она — законсервировавшаяся, омыленная…

— Злодий сильно пострадал в последнем бою. Нынешний правитель Навьего царства участвовал в той битве, тяжело ранил Маровита, а советник приложил руку к ранам Злодия…

— Что я должен сделать, мой царь?

Ниян растянул в улыбке истлевшие губы:

— Советник скоро вновь явится в пекло — за остатками награды, — золотая корона, богато украшенная камнями, блеснула в темноте, рассыпала отблески. — Отведешь его к Злодию.

— И? Что там, мой царь?

— Злодий знает, что делать… И раны его быстрее зарастут, и от лишнего видока избавимся…

Кони мерно шли по мостовой.

— Мог бы и промолчать, — резко обронил Кощей.

Державшийся на пару шагов сзади советник только хмыкнул:

— Он первый начал.

— Он защищал своих дочерей.

— От кого?!

— От тебя, советник! — едко обронил мужчина. — Слава о тебе хорошая ходит!

Огненный Змей пожал плечами:

— О ловчем тоже сказывают, что он по молодости, триста лет назад, на большой дороге промышлял, у реки Смородинки. Я же ему этим не тычу!

Маша бросила короткий взгляд через плечо Кощея: лицо советника было абсолютно безмятежно: лишь на лбу испарина выступила, да бледность по лицу расползлась… И он еще делает вид, что ничего не произошло? Как только из седла еще не выпал?!

— В следующий раз держи язык за зубами, — отрезал Кощей. — Не хватало только мне вам суд богов назначать. И так бед и забот хватает.

— Да какие заботы, мой царь, — отмахнулся Огненный Змей. — Три челобитные — это так, мелкие хлопоты! Ерунда всякая!

— Ага, и то, что корни Мирового Древа гниют — тоже ерунда! — не выдержал Кощей.

— Как гниют?! — советник резко натянул поводья коня.

Царь уже понял, что обмолвился совершенно зря — если б хранитель хотел, он бы и не настаивал, что хочет видеть правителя лично, при советнике бы все рассказал…

Но отступать уже было поздно.

— Как есть, — буркнул Кощей. — Гнилью идут, — хорошо хоть тихо сказал, кроме Змея и царевны и не услышит никто. — Если так дальше пойдет — Древо рухнет, все три мира прахом осыпятся.

Змей нервно закусил губу. Зрачки советника пульсировали, то вытягиваясь в тонкую, звериную, струнку, то вновь затапливая всю радужку.

Царь и сам понимал, что сказал слишком много. Когда не знаешь, кому доверять, лучше о чем-то важном и не рассказывать… Да только поздно уже было сожалеть… Потерявши голову о волосах не плачут.

— Я… Мой царь… — мужчина запнулся и слабым голосом начал снова: — Мой царь, мне нездоровится… Дальше дел на сегодня не назначено. Позволь мне пойти отлежаться?

Маша мысленно застонала. Что и требовалось доказать. Об стену ударился? Головой долбанулся? Наверняка ж сотрясение, пара — тройка ушибов… Еще небось и трещины в костях…

Удивительно, что еще столько продержался!

Всадники как раз подъехали к царским хоромам.

Кощей кивнул:

— Я скажу дворскому, чтоб челядь за лекарем послали. Глядишь в городе кого найдут.

— Не стоит тревог, мой царь, — хрипло отозвался Змей. — Я отлежусь, и к завтрашнему утру буду вновь к службе готов.

Маша только рот открыла, чтоб возразить, но правитель уже головой мотнул:

— Можешь быть свободен.

Советник спрыгнул на землю, неловко поклонился, с трудом выпрямился и, отступив спиной вперед на несколько шагов, развернулся и направился прочь… Одно плечо у него было выше другого…

Маша толком не поняла, как она на земле оказалась, кто ей спуститься помог. В спину вроде бы не толкали — и то хлеб.

По большому счету было видно, что Змею плохо и требовалась медицинская помощь, но Орлова очень сомневалась, что советник даст себя осмотреть.

Еще и это упоминание о гниющих корнях… Пусть саму Машу это особо и не трогало, но явственно же видно, что Кощей по этому поводу беспокоится. Да и ясно почему. Если то, что он сказал — правда: все очень и очень плохо.

Правда, сама Маша тут вряд ли что сделать может, на что-нибудь повлиять.

А раз так — пора заняться тем, в чем ты компетентен: осмотреть непосредственного пациента. По крайней мере, пока будешь заниматься своими прямыми обязанностями, можно будет не задумываться о том, что небо может в любой момент рухнуть на голову, а ты и сделать-то ничего с этим не можешь…

Имени мальчика Маша, правда, не знает, но да он ведь помощником стольника был, а значит, можно у поварят на кухне спросить.

А еще — к делу это, конечно, сейчас не относится, но в дальнейшем надо будет обязательно поднять вопрос об использовании детского труда…

Детям учиться надо, а не тарелки таскать!

Маша поправила на плече сползающую сумку и решительно направилась прочь. Сейчас надо в свою комнату зайти, забрать энциклопедию по народной медицине, потом на кухню заглянуть, выяснить, где пострадавшего мальчика найти.

Запястье перехватила крепкая рука:

— Ты куда?! — вот точно синяки останутся, так хватать.

Потенциальный супруг, похоже, решил показать, кто в доме главный. Вот нет на него феминисток! Они б ему быстро рассказали, как порядочных женщин за руки хватать.

Пересказывать весь свой путь — в свою комнату, на кухню, к пострадавшему ребенку — было слишком долго и нудно. Маша решила обойтись кратким содержанием предыдущих серий.

— Мне ребенка осмотреть надо.

— Какого ребенка?

Маша вздохнула:

— Вчерашнего. Все эти благословения и проклятья — это, конечно, хорошо, — подумала и добавила, — мой царь, но я должна убедиться, что с ним все в порядке.

— А какое тебе до этого дело, царевна? — прищурился Кощей, легким кивком отпуская рынд и набежавшую челядь.

Полонянка хмыкнула: похоже, здесь все страдали избирательной глухотой. Вроде бы только что, при нем рассказывала, как Соловью лечиться, так нет же, каждый раз спрашивают — а что ты, красна девица, в медицинское дело лезешь?

— Врач я, — устало сообщила Маша. — Терапевт — педиатр. Лекарь, по-вашему. По детским болезням.

— Родимцы заговариваешь и грыжу закусываешь? — насмешливо хмыкнул Кощей.

Орлова, что называется, "зависла". Она понятия не имела, что местные понимают под словом "родимец". Так что этот вопрос решила обойти.

— Грыжу не закусывать надо, а лечить, — вздохнула женщина. — Массаж, лейкопластырь, выкладывание на животик… Если совсем уж не поможет, остается операбельное лечение.

Этих подробностей Маша решила не касаться. Она же не хирург, в конце концов. И можно только надеяться, что тут в Нави ей не придется внезапно вырезать кому-нибудь аппендицит. Не справится же!

— Руками, значит, не вправляешь, — дернул уголком рта Кощей и не удержался, съязвил: — А косу тебе за хорошее лечение отрезали?

— Да что ж вы так привязались к этой паллиативной косе?! — не выдержала Маша. — Никто мне ее не резал! Мода такая! По городу пройдись — хорошо, если у одной женщины из ста косу увидишь! Мода такая! Понимаешь? Мода! — она даже "мой царь" забыла добавить.

Последнее слово Кощею было совершенно не понятно. Но общую суть речи он уловил.

— Правда, не резали? — внезапно осипшим голосом спросил он.

У царя даже от сердца почему-то отлегло. Хотя вроде и не с чего было…

— Правда, — буркнула успокаивающаяся Маша. — И, если так уж интересно — а тут уже были всяческие грязные инсинуации — скажу сразу: личная жизнь у меня не удалась. Ни разу. Ни с кем. Все нормальные люди уже сто раз попоженились, поразводились… Одна я, как дура…

И тут, конечно, можно и засомневаться, но Кощею почему-то так захотелось ей поверить…

Мужчина медленно поднял руку, по кончикам пальцев скользнули серые искры…

Маша испуганно-удивленно отступила на шаг: вроде ничего совсем уж плохого не говорила. Но кто этих Кощеев Бессмертных знает?

На глаза упала прядь волос. Орлова автоматически заправила ее за ухо… и вдруг поняла, что волосы у нее чересчур уж длинные… Женщина охнула, вновь вскинула руку к голове и вдруг поняла, что у нее заплетена коса. Длинная. До пояса.

Маша даже дернула себя за волосы пару раз. Больно. Настоящая.

— С ума сойти… — потрясенно прошептала она и перевела ошарашенный взгляд на Кощея: — А какие еще косметические услуги оказываются?

Царь непонимающе нахмурился:

— Что? — он уже и сам пожалел, что поддался первому порыву.

Колдовство простенькое, в лягушку и то сложнее превратить, — хотя общая канва похожа — да только зачем он вообще это сделал?

Маша хихикнула:

— Ну, не знаю. Веснушки убрать, брови подкорректировать…

— Веснушки — не надо убирать, они тебя только красят, — чуть слышно пробормотал Кошей, и запнулся, поняв, что же он сказал.

— Что? — не расслышала Маша. Ответа не получила и продолжила трещать, чтоб скрыть смущение: — Гиаулронку в губы, конечно, не предлагаю, это слишком. А что-нибудь попроще можно.

Судя по опустевшему взгляду, царь понял хорошо, если половину сказанного.

Маша решила над ним больше не издеваться. Она вон тоже многих слов здесь не понимает, будто на разных языках говорят.

— Шучу я, — вздохнула Маша. — Не надо больше ничего менять, я себя во всех местах устраиваю. А за косу спасибо — я бы сто лет такую отращивала.

О том, что у нее теперь будет куча мороки с тем, чтобы такое счастье вымыть, высушить и расчесать — Маша решила не говорить. Видно же, что будущий муж из лучших побуждений действовал.

Мог же, вон, как Соловьевичи, гадости всякие говорить и в спину плеваться, а он — ничего, наращивание бесплатное сделал.

Маша бы сама на такое не отважилась. Да и на парикмахера денег бы не хватило.

— Не за что, — вздохнул мужчина.

Маша помолчала, подождала продолжения разговора, ничего не дождалась и улыбнулась:

— Ну, я пошла? — и уже даже развернулась, когда ее вновь за руку поймали:

— Погоди, царевна, я с тобой.

Оказавшись в своих хоромах, Змей задвинул засов — не хватало только, чтоб слуги заглянули. На нетвердых, подгибающихся ногах прошел к кровати, повалился на постель.

Болело все. Ныла спина, превратившаяся в один сплошной синяк. Острая боль впивалась в ребра — наверняка есть пара трещин. На затылке рассек кожу — волосы слиплись от крови: хорошо хоть череп не пробил.

Лежал он не долго: несколько раз проваливался в беспамятство, приходил в себя, понимал, что не может подняться, и вновь скатывался в зияющую бездну забытья… На последнем издыхании собрался с силами, боком скатился с постели, ударился оземь, осыпавшись жгучими искрами, и, кашляя дымом и чадом, вылетел в окно.

В прежнее время путь до Пекла занимал час, не больше. Сейчас лететь пришлось намного дольше: из-за дурноты подкатывающей к горлу, — в хоромах у Соловья на честном слове да на желании колкость сказать держался, — из-за того, что добираться пришлось днем, из-за того, что приходилось скрываться от любопытствующих.

Границу между мирами Огненный Змей пересекать сразу не стал. Опустился на берег, перекинулся в человека. Видоков вокруг не было — место советник выбрал не приметное. Так что, можно было хотя бы слегка отдышаться, собраться с силами.

За беспокойными серыми волнами противоположный берег был почти не виден. Воды прожигают любую плоть… Но кроме этой, заметной каждому преграды, есть и иная, незримая, проходящая от дымных вод до самого поднебесья. И эту, невидимую стену каждый раз приходилось пробивать собственным пламенем, для того, чтобы вырваться из Нави в Пекло и обратно.

И для того, чтоб выполнить свою часть договора с Нияном…

Змей сцепил зубы, собираясь с силами и огненной свечкой взмыл в воздух.

До черного терема Нияна лететь пришлось долго. Если б советник не знал, что у него полдня и вся ночь впереди — царь только на рассвете позовет — он бы и не рискнул добираться сюда.

Злость и гнев гнали советника вперед.

Огненный всполох на миг застыл над крышей терема, а затем рухнул вниз, пробивая собою крышу, потолок, пол…

Там, где сил не будет — дури хватит!

Пламенеющая вспышка в щепки разнесла потолок из мертвого огня, рухнула на пол перед черным троном, а на ноги советник уже в человеческом облике поднялся.

Вытянулся в струну, шагнул мимо прижавшихся к стенам упырей да умертвий, остановился в нескольких шагах от престола и, глядя глазницы Нияна, выдохнул — зло и хрипло:

— Ты обманул меня! — голос отразился от стен, прогрохотал горным обвалом, откликнулся шелестом и скрипом лесным, криком звериным…

Зайти за умной книгой Маше все-таки удалось. Женщина только потянулась за томиком, как на многочисленных матрасах кровати материализовался Васенька, всплеснул длинными лапками:

— Ой, какая ты красивая, царевна!

Кощей, остановившийся в дверях светлицы, недобро нахмурился:

— А это еще кто такой?!

Зеленый человечек испуганно пискнул и растаял в воздухе. Маша поняла, что запахло жаренным.

— Коловертыш это. Мой. Кажется.

— А ты никак чародействовать умеешь, царевна? — заломил черную бровь Кощей. — А говорила, только в лекарском деле разумеешь…

Тут было два варианта. Можно было делать квадратные глаза и спрашивать "а разве лекарское дело с чародейством не связано?" — ну, были же всякие бабки, которые лечили заговорами. Можно — перевести стрелки: мол, я — не я, лошадь не моя, коловертыши здесь сами появились.

Маша нашла третий.

— Так вроде коловертыши не только у ведьм бывают?

Васенька, тем более, тоже об этом говорил.

— Бывают, — согласился Кощей. — Но реже. — Шагнул вперед, оглянулся на дверь и сильнее нахмурился: — Охранник где?

Пришлось рассказывать обо всем по порядку: благо было этого "всего" не так уж и много — разговор с охранником, да как Васенькой его обозвала.

Кощей молча выслушал Машину спутанную речь, и лишь когда она замолчала, спросил:

— И кто тебя надоумил чуру имя дать, царевна?

Маша пожала плечами:

— Ну, не могла же я каждый раз в него пальцем тыкать. А имя — это ж не носок. Откуда я знала, что так получится?

— Что? — не понимающе нахмурился Кощей.

Орлова вздохнула. Маркиз, конечно, утверждал, что Маша классику не читает, но современной литературы не знали, похоже, как раз-таки здесь.

— Забудь, мой царь.

Все равно ведь не объяснишь, что поп-культура лезет из всех щелей, а славянскую мифологию в школе не изучают.

— И где он твой… Васенька? Тьфу, придумала же имя!

Маша возмутилась:

— Нормальное русское имя!

— С чего бы это?

Орлова открыла рот, вспомнила о происхождении спорного имени — греческое ведь, что-то, да? — и спорить передумала.

— Ну, может и не русское. Но сейчас используется.

— Где? — скептически заломил бровь Кощей.

Маше очень хотелось ответить ему в рифму. Сдержаться удалось лишь благодаря профессиональной деградации педиатра, мешающей ругаться матом.

— В Яви, мой царь. В Яви.

— Зови своего коловертыша, — сухо приказал Кощей.

У маши на губах крутился вопрос: мол, самому сложно, что ли? — но женщина вспомнила, как появился Васенька и решила не спорить, а то мало ли, вдруг Кощей не имеет права Васеньку звать, раз имени ему не давал?

— Вася! — позвала Орлова.

— Асеньки? — откликнулся звонкий голосок из-под кровати.

— Выходи.

— Зачем?

Маша улыбнулась:

— Царь тебя видеть хочет.

— Ну, ежели царь… — тяжко вздохнули из-под кровати.

На многочисленных матрасах материализовался крошечный зеленый человечек, хлюпнул носом и добавил: — Только потому, что царь. Был бы кто другой — я б и не появлялся!

— Почему? — удивилась Маша.

— Потому что я твой коловертыш, царевна, — ласково, как ребенку, пояснил Васенька. Как я могу перед остальными являться?.. Что ты хотел, мой царь?

— Пока — только посмотреть. — вздохнул Кощей. — Давно не слышал, чтоб коловертыши так просто появлялись.

Васенька помрачнел:

— Границы истончаются, мой царь. Происходит то, что раньше только в летописях баялось…

Уточнять, помнит ли коловертыш, как чуром был, Кощей не стал. Какое это сейчас имеет значение?

— Можешь быть свободен, — вздохнул мужчина.

Васенька лишний раз спорить не стал — тут же растаял в воздухе.

Кощей долго стоял, сверля взглядом пол. Границы истончаются. С каждым днем все больше и больше свидетельств этому. Мало того, что хранитель Мирового Древа об этом заявляет, уже и простые навьи люди в полный голос кричат.

Седьмица. Осталась не больше седьмицы. И хорошо — если не меньше. Лютогост прямо об этом сказал.

Один день из назначенного срока прошел.

И кожей чувствуешь, что стоишь на тонкой грани, что мир катится в бездну… И не знаешь, не ведаешь, как это остановить!

Мужчина мотнул головой, поднял глаза на молчаливую царевну:

— Пошли… Ты ведь хотела мальчишку увидеть?

…Книжку Маша сунула к травам, подаренным Ягицей Кощеевной. Перебирать мешочки сейчас не было времени, а что-то умное всегда в энциклопедии найти можно. Особенно, если нормальных лекарств нет, и приходится вспоминать про достижения народной медицины.

Орлова подозревала, что пострадавшего придется искать долго и нудно — идти на кухню, разыскивать, кто там вчера еду разносил, объяснять, что нужен конкретный ребенок…

Кощей решил эту проблему проще:

— Болеслав Предрагович!

По полу скользнула легкая тень, и Маша вздрогнула, когда от нее послышался мягкий голос дворского:

— Звал, мой царь?

— Как зовут мальчишку — помощника стольника, которого вчера добудиться не могли?

— Сей миг выясню, — мурлыкнула тень. Растаяла зыбким маревом, для того, чтоб через мгновение проявиться и сообщить:

— Вук, Жданов сын, мой царь. Из суседок он. Живет с родичами в Неревском конце Навьгорода, на Розважи улице, пятый двор.

— Можешь быть свободен, — кивнул царь. Повернулся к Маше: — Идешь, царевна?

— Да куда ж я денусь с подводной лодки?

Если Кощей и не понял, о чем сейчас говорит невеста, виду он не подал. Наверное, надоело спрашивать.

Ниян смотрел на Огненного Змея пустыми глазницами, скалясь истлевшим ртом:

— Какая встреча, советник! Каким ветром сюда занесло?

— Ты обманул меня! — выкрикнул мужчина. Голос дрожал и срывался, а перед глазами от бешенства стоял багряный туман.

— О чем речь, советник? — голос правителя царства мертвых был сладок и медоточив.

— О чем?! — хриплое шипение. — О сговоре нашем! Ты клялся мне Пеклом, что зла для Нави в нем нет и не будет! Именем Чернобога божился, что вся польза Пекельного царства лишь в нескольких пробоинах в охранной стене! Что лишь для свежего воздуха это нужно!

— А, — ласково протянул Ниян. — Ты о своем предательстве баешь?

— Ах ты ж… — советник рванулся вперед, метя огненным всполохом туда, где у истлевшего мертвеца когда-то было сердце…

Он не достал самую малость. Пламя обессиленной вспышкой истаяло в пяди от груди Нияна — слишком много сил отнимало пребывание в Пекле — а на самого Огненного Змея накинулись слуги правителя Пекельного царства повалили на пол, заставили встать на колени.

Мужчина рванулся, выламывая руки из суставов, пытаясь послать огненный всплеск вперед, метя в ненавистное, истлевшее лицо, но холодные руки умертвий, заложных покойников, умрунов держали крепко, гасили жаркое живое пламя…

Из-за трона Нияна выскользнула легкая тень. Ния в алых одеяниях мягко шагнула к коленопреклоненному змею, нежно погладила его по левой щеке…

Прикосновения восковых ледяных пальцев обжигали пламенем. Мужчина дернулся в сторону, пытаясь уйти от болезненной ласки, но там, где пальцы Живьей дочки касались кожи — бережно установленная личина сползала, обнажая с каждым мигом все увеличивающуюся на лице у Огненного Змея гниль…

Ния склонилась к мужчине. На восковой маске лица застыла мягкая улыбка. Пожелтевшие губы шевельнулись, кожа пошла трещинами:

— Ах, советник — советник… Что ж ты так яришься? — уветливо мурлыкнула она.

— Вы обманули меня! Оба — обманули! — ненавидяще выдохнул он. — Вы клялись, что это не затронет Навье царство, не причинит вреда!..

Она чуть слышно рассмеялась:

— Какая тебе в том печаль, советник? — пальцы бережно касались его истлевшей плоти, причиняя новую боль, пускающую крошечные молнии к самому сердцу.

К тем мукам, что уже пять лет вгрызались в голову, Змей привык, свыкся, сжился с ними, но эти, новые прикосновения, подобные укусам ядовитых змей, заставляли сжимать зубы, чтоб не закричать…

— Вы обещали! — прошипел — простонал он

— Какое тебе дело до Нави, советник, — нежно шепнула она. — Ты уже — наш…

— Врешь! — бешено выдохнул он. — Навьи люди умирают навечно. Ни Пекло, ни Ирий нам не грозят!

— Уверен, советник? — хихикнула она. Мелкие трещинки, искажавшие застывшую маску лица, осыпались трухою. — А кого ж ты вернуть тогда стремишься? Ради кого душу на кон поставил?

Ядовитые аспиды боли, пущенные ее прикосновениями доползли до груди, впились острыми зубами в сердце…

По короткому жесту повелительницы Пекла от стены шагнула закутанная в серые ткани фигура, протянула небольшой ларец, откинула крышку.

Тонкие пальцы Нии извлекли из глубин шкатулки тонкую плетенку. Закачались перед глазами шитые пуговицами розетки, пустил искры колотый бисер, мелькнули между пальцами алые, золотые и лазоревые нити.

Сердце пропустило удар. В памяти, как наяву всплыло смеющееся лицо. Пальцы, плетущие украшение. Стук рассыпавшегося бисера. Гневный оклик:

— Что ты натворил?! Я же к сроку не успею!..

— Ну и леший с нею!.. — и вкус ее губ — горький и сладкий одновременно…

Ния медленно повесила длинное ожерелье — грибатку на шею пленнику, ласково погладила его по груди:

— Твоя последняя награда, советник. Царь Ниян держит свое слово, — женщина отступила на шаг, а с черного трона послышался злой, каркающий голос:

— К Злодию в пещеру его! Уж ее-то стены не пробьет!

Если Маше не изменяли склероз, маразм и амнезия, суседко — это кто-то вроде домового. Чем он там от классического отличался, Кощеева невеста не знала. Впрочем, это ведь не важно? Главное, чтоб лекарства на местных пациентов как полагалось действовали.

Хозяева встречали важных гостей у самых ворот. Приняли с поклонами, проводили к накрытому столу.

Маша поняла, что сейчас все закончится таким же пшиком, что и у Соловья. Сперва часик за столом посидят, потом — несколькими словами перекинутся, а Маша даже ничего и сделать-то не сможет!

Пора было брать дело в свои руки.

— А где Вук?

Родители — невысокие и все такие квадратные люди (у Маши даже язык не повернулся бы их гиперстениками назвать — слишком уж они были одинаковы и в высоту, и в ширину) — переглянулись — Орлова тут как-то напряглась — и женщина — круглолица, румяная — улыбнулась:

— Да с детишками другими, на улице. Дворский ему сегодня отгул дал.

У Маши на языке крутился вопрос — с сохранением зарплаты? — но женщина благоразумно его проглотила, просто попросив:

— А позовите его, пожалуйста?

Мужчина с поклонами выскользнул наружу, а Кощей хмуро спросил:

— В Ночной храм с утра водили?

— А как же, мой царь! — всплеснула руками хозяйка. — Едва третьи петухи пропели, к Белобогу его и сводили, чтоб и добрые, и злые наветы снять.

У Кощея камень с души упал. Но уточнить все же стоило:

— Сняли?

— Лютогост ключевой водой умыл, Жизнобуд вокруг статуи Белобога обвел, Дреме жертву принесли… Волхвы сказали — чист сынок. Ни проклятья, ни благословения, ни сглаза, ни урока нет на нем.

По крайней мере, не сильно проклял. С первого раза снять удалось. Хуже было б, если б несколько дней продержалось — бессонницу ведь каты как пытку используют… Мальчик еще легко отделался.

А хозяйка продолжила:

— Под вечер хотим еще к шепотухе с соседней улице сводить. Пусть своим глазом глянет.

Вернулся хозяин. Привел за руку веселого конопатого мальчишку.

Царь прищурившись, окинул Вука долгим взглядом. Вчерашнего проклятья на ребенке действительно не было. На грани виденья, если смотреть боковым зрением на плечах мальчишки виднелась черная накидка, но это так, мелочи, последышек не стершийся. Пара дней — с утра росой умыться, в ключевую воду окунуться — и это уйдет. А аспид, мутивший ребенку вчера голову — пропал. И это самое главное.

У Маши тоже от сердца отлегло.

Ребенок явственно чувствовал себя намного лучше по сравнению со вчерашним.

Осмотр тоже не занял много времени. Даже родители пациента не спорили, не мешали.

Состояние удовлетворительное, сознание ясное, активный, признаков интоксикации нет, видимые функциональные нарушения систем организма не видны… В общем, можно жить спокойно.

Орлова уже даже к дверям повернулась, когда родители ребенка забеспокоились, кинулись в ноги Кощею:

— Пожалуй к столу, царь — батюшка! Не побрезгуй!

Пришлось задержаться…

Сколько ударов он получил, пока полуживая — полумертвая лавина несла его прочь от Нияновых хором, Змей и не пробовал сосчитать. Первое время он пытался еще оборотиться в огненный всполох, но ледяные руки цеплялись за одежду, впивались в кожу, гасили едва начинающее разгораться пламя, раз за разом сбивая покуда живой огонь.

Их было много… Слишком много…

Истерзанное тело бросили на каменный пол пещеры, загрохотали тяжелые засовы…

Тело била крупная дрожь — мужчина все никак не мог добраться до того источника огня, что вечно жил в нем. Казалось, на месте сердца застыл осколок льда. Крупный, с кулак величиной — и с каждым вздохом лишь увеличивавшийся в размерах.

Советник с трудом перекатился со спины на бок. Некоторое время лежал неподвижно, пытаясь загнать новые вспышки боли как можно глубже, дальше, отстраниться от них.

Сесть удалось лишь с третьей попытки. Кружилась голова. Во рту стоял металлический привкус. В царившем в пещере мраке не было видно ни зги.

Пленник зло сдернул с шеи ожерелье — грибатку, размахнулся — отшвырнуть ее подальше…

И вновь всплыло перед глазами… Женское лицо — веселое, смешливое… И оно же — изможденное, осунувшееся… Алое платье… Шилось на свадьбу… И комья земли, летящие на тяжелую крышку домовины…

Не выкинул, намотал плетенку на левое запястье — у ладони закачалась розетка из шерстяной нити.

Огненный Змей медленно поднял руку: на ладони вспыхнул крошечный, с ноготь величиной чадящий и плюющийся искрами огонек — на большее сил не хватило. Неверное, дрожащее пламя осветило слишком уж небольшой участок пола…

На то, чтоб встать без чужой помощи — сил не было. Змей поднял руку с огоньком повыше, силясь разглядеть ближайшую стену… Разглядел. Не меньше двух аршинов до нее.

С трудом сдвинувшись в сторону, мужчина дополз до стены, опираясь на нее, встал…

Пора было выбираться отсюда.

Личину мужчина и пытаться надеть не стал. Смысл-то? Кто тут кроме Злодия его лицо увидит? А сами чары только силы лишние заберут…

Держась рукою за стену, советник осторожно двинулся вперед. Под сапогом что-то хрустнуло. Огненный Змей опустил взгляд — под ногой лежала раскрошившаяся кость. Поодаль скалился белоснежными зубами отполированный временем череп.

Мужчина вытер рукавом разбитые в кровь губы и прошипев:

— Врешь, не возьмешь, — шагнул вперед.

Сейчас важнее всего было выбраться. Добраться до выхода. Вырваться на свободу.

И он справится. Не имеет права не справиться.

…С каждым шагом обглоданных костей под ноги попадалось все больше. Если в начале Огненный Змей старался ступать мимо, то потом он уже попросту сдался. По большому счету, получалось, что сейчас он идет вглубь пещеры — и это ошибка, но, если ворота, через которые его зашвырнули сюда, сейчас заперты, какой смысл спешить к ним?

Насколько все было проще, будь у советника возможность перекинуться. Пару раз оборотишься и раны все пройдут… Но ведь для того, чтоб облик сменить, силы нужны! А их у Огненного Змея сейчас просто не было… Он и вперед-то шел из одного лишь упрямства. Да и то лишь потому, что осознавал: остановится — упадет.

А позволить себе это мужчина не мог.

Жилище Злодия уходило куда-то вглубь и вдаль. Были бы силы взлететь — и все было бы намного проще: абсолютно закрытой пещера быть не могла, и воздух откуда-то должен был поступать, и самом Злодию было бы проще вылетать, а не выходить, через те врата, которые сейчас закрыли.

Впереди, в неверном дрожащем свете огонька показалась какая-то неопрятная куча. Для Злодия — слишком мала, всего пару-троку вершков от земли.

Мужчина медленно приблизился к ней, ковырнул носком сапога находку.

— Кто здесь?! — резко выдохнула она и села.

Змей брезгливо-жалостливо рассматривал обнаруженное существо: истощенный, сухонький серокожий человечек со свиным пятачком вместо носа. На измученном сморщенном лице болезненно блестели бусинки глаз.

Незнакомец мотнул головой, прикрыл ладонью лицо, сквозь пальцы разглядывая молчаливого советника… и вдруг взвыв в полный голос, вскочил, кинулся к мужчине, обнял:

— Живой! Живой человек!

Росту он оказался невысокого, до груди Змею едва доставал.

— Да не ори ты, — поморщился Змей. Объятья оказались неожиданно крепкими, задетые ребра протестующе заныли. — Злодия привлечешь.

О том, что хозяин этих мест давно мог разглядеть его пламя, советник предпочитал не думать.

— Та его сейчас здесь нет! Улетела куда-то тварь крылатая! — охотно пояснил новый знакомец, отстраняясь и почесывая голову. Советник разглядел на макушке, меж кудрявых волос крохотные коровьи рожки.

Кузутик. Самый что ни на есть настоящий кузутик.

Каким только ветром его в пекло занесло?

— Ты чьих будешь? — нетерпеливо поинтересовался Змей.

— Богшей меня кличут. Из деревеньки Суруша близ Светлояр-озера.

И вот где-то Змей уже это имя слышал…

— Оказался здесь как?

— А леший его знает! Заснул дома, глаза открыл — уже здесь, — охотно пояснил кузутик. — Четвертый месяц здесь сижу, за скелетами от Злодия прячусь, влагу со стен слизываю… А ты то сам, кто будешь? — хлюпнул носом-пятачком кузутик.

— Советник царский. Огненный Змей.

— Советник?! Сам советник?! Да ты что?! Да мы ж… Да мы ж теперь!.. Ух мы им всем покажем! — счастливый кузутик вскинул голову… и улыбка сползла с его лица: — Ох ты ж… Это что с лицом твоим, советник? Не уж то к кату тебя кидали?

Змей дернул сохранившимся уголком рта:

— Можно и так сказать.

Богша помолчал, обдумывая ответ, а потом тихо и жалостливо спросил:

— Больно?

— Терпимо, — огрызнулся мужчина. Начнешь себя жалеть — прямо здесь и свалишься. И решил к делу перейти, чтоб время зря не терять. — Злодий отсюда как улетает?

— Крыльями машет и летит!

Ответ был просто великолепным. Змей, правда рассчитывал получить что-то более конкретное.

— Куда летит?

— Да вперед, в сердце пещеры! Там окошки наружу у него есть.

— Пойдем, покажешь.

…Темный ход пещеры уводил вглубь горы. Каменный коридор петлял змеею…

Внезапно впереди показался бледный свет, и Богша мотнул головой:

— Там…

Змей сжал кулак, гася, впитывая ценное пламя и шагнул вперед.

Ход вывел пленников в огромную пещеру. Свет — сине-алый холодный — лился через многочисленные дыры в потолке, а пол устилал ковер из костей…

— Вот, советник, — печально вздохнул Богша. — Здесь Злодий и пиршества свои ведет, а через щели вылетает…

Змей с трудом поднял голову: стены гладкие, как отполированные — даже были бы силы, не взобрался, тут только лететь можно, да как только во всполох перекинуться, если на ногах еле стоишь?

Льющийся сверху мертвенно — бледный свет закрыла огромная тень.

— Злодий летит… — испуганно пискнул кузутик, отступая в темноту, готовясь в любой момент умчаться прочь по коридору.

Змей тоже отошел на несколько шагов назад. Сейчас главное — не бежать. Главное — собраться с силами и сообразить, как выбраться…

Массивное тело влетело в пещеру через одну из расщелин. Потолок находился так высоко, что Злодий казался размером с человека, но Огненный Змей слишком хорошо знал, каков же он на самом деле…

— Залечил крылья, тварь! — прошипел мужчина.

Земля содрогнулась от мощного удара, и на ковер из обглоданных человеческих и звериных костей опустился огромный трехголовый ящер. На серой чешуе выступили зеленые пятна гнили, из дыр в шкуре торчали обломки ребер.

Злодий повел средней головой, прищурил глаза, затянутые слепою белесой пеленой, выдохнул струйку синего, мертвого пламени:

— Кто с-с-с-сдесь? Наф-ф-фь… Ш-ш-ш-шивая плоть…

— Вот и смерть наша пришла! — испуганно пискнул кузутик из-за спины советника.

Огненный Змей недобро ощерился:

— Это мы еще посмотрим. Я себе разрешения умирать не давал.

"Проведывание малолетнего пациента" затянулось на большее время, по сравнению с тем, которого ожидала Маша. Женщина предполагала, что за столом они посидят, ну, пол-часа, ну, час… Но каково же было ее удивление, когда выйдя из терема Орлова вдруг обнаружила, что во дворе уже сгущаются сумерки.

Часов восемь — девять вечера, не меньше.

И куда только время делось?

— Вот леший! — тихо ругнулся за спиной Кощей.

Похоже, царь тоже не ожидал, что прошло столько времени.

Впрочем, уже через пару мгновений Маша услышала резкое:

— Едем!

Ночевать не дома Кощей явно не собирался.

Всю обратную дорогу мужчина хранил молчание. Орлова заговорить с ним так и не решилась. Видно же, что голова чем-то важным занята, а Маше сейчас что его беспокоить? "Ой, посмотри, какая бабочка красивая полетела?" или "Ой, собака! Пушистая!" Ну, бабочка. Ну, красивая. Ну, собака. Ну, пушистая. И что? Отвлекать человека от раздумий — пусть он даже, может, и не совсем человек, раз Кощей Бессмертный — и изо всех сил показывать, что твои тараканы в голове порой очень успешно умеют включать внутреннюю блондинку?

Даже когда особо к этому не тянет, а просто хочется вот так сидеть, прижавшись щекой к груди, слушать мерный стук сердца и, закрыв глаза, стараться не обращать внимания ни на какие кочки…

Забавно. Бессмертный. Смерть на конце иглы. А сердце бьется. Ритм сокращений в норме, тоны ясные и чистые, патологические шумы отсутствуют…

Нет, понятно, с медицинской точки зрения было б странно, если б было наоборот, и Маша ничего бы не услышала — малый и большой круг кровообращения никто не отменял… А вот со сказочной: странно все-таки слышать сердцебиение…

Путешествие закончилось намного быстрее, чем сама Маша того ждала.

Сперва Орлова почувствовала, что конь остановился и можно уже не бояться, что в любой момент навернешься головой вниз о камни. В спину пока что никто, слава богу, не подталкивал, так что Маша решила и глаза не открывать. Вот так посидишь — посидишь… Глядишь, тебя после этого, как в детстве на ручках в кровать отнесут.

Если, конечно, не столкнут с седла раньше.

Над головой послышалось осторожное покашливание:

— Царевна?..

Орлова подняла голову, встретилась взглядом с Кощеем… Женщине очень хотелось ответить в стиле Васеньки — "Ась?"

— Спускайся, царевна, — мужчина мотнул головой в сторону.

Орлова покосилась туда, куда указывал царь, разглядела протягивающего руки рынду — и лишний раз пожалела, что фокус с "вцепиться и не отпускать" второй раз уже вряд ли пройдет.

Тем более, что в спину уже не толкают, а вежливо предлагают. Ну, почти вежливо.

И даже обещают не уронить.

Кажется.

И это самое "кажется" здесь ключевое слово.

Хотя бы потому, что никто ничего не обещает.

И, похоже, даже замуж звать передумал… А то вот два дня назад спросил — и полнейшая тишина…

Нет, конечно, это все можно объяснить: Кощей только что говорил о том, что все три мира — Явь, Навь и Правь — могут попросту рухнуть и в таких условиях — малость не до свадьбы. Но стоило, может быть, хотя бы сказать об этом! А то Маша уже как-то настроилась на белое платье и все такое прочее… А когда жених молчит, как партизан перед расстрелом, начинаешь сомневаться, что что-то вообще получится.

Может, он пошутил? Или передумал…

…У царя голова была занята совсем другим. Спешившись вслед за царевной — пора бы уже перестать ее с собой возить. Или в возке пусть ездит, или пешком ходит, — мужчина хмуро поинтересовался:

— До терема своего сама дойдешь? Или челяди проводить?

Маша вздохнула:

— Дойду, — сейчас вроде бы еще не особо темно. А голова у нее вчера кружилась именно после заката.

По большому счету, у нее недавно появился еще один пациент — Огненный Змей. Вот только от первой медицинской помощи он отказался, и Орлова очень сомневалась, что сможет сейчас, когда темнеет, найти, где советник живет.

Опять же. Тут, судя по всему происходящему, царствует махровый Домострой, и передовые идеи феминизма пока не известны, а значит, если Маша поздно вечером начнет блукать меж теремов и спрашивать: "А где тут живет советник?", ее могут совершенно неправильно понять.

Остается только дождаться утра и уже тогда заняться пусть и запоздалым, но оказанием первой помощи.

И будем надеяться, что до этого времени мужчина не умрет.

Вот почему такая невезуха, а? Стоило Маше попасть в эту неправильную "сказку" как местный лекарь тут же куда-то пропал! Уехал, мол, в свой Китеж! Не мог подождать пару недель? Что там его за нетерпячка била?

…Проводив взглядом царевну, Кощей устало потер пальцами глаза. За прошедший день потеряно уйма времени… И не сделано практически ничего полезного. Только что к прабабке съездил. Да и то ее предсказания ничего толком не дали. Что делать, куда бежать, за что хвататься… Множество вопросов, в итоге превращающихся в один — как спасти рушащийся мир? — и ни одного ответа.

Еще и царевна… Что вот с ней делать? Нет, ну жениться — это понятно. Вообще — зачем она нужна? Что, без нее вообще никак нельзя было прожить?

Советник ведь знает намного больше, чем говорит…

Хотя… Огненный Змей ведь совсем недавно в библиотеке царской сидел. Может там удастся что-то найти, какие-нибудь бумаги, летописи старинные?

Никто, конечно, и не говорит, что можно будет мгновенно найти ответ на вопрос, как спасти Мировое Древо, но ведь какие-то намеки все равно должны быть…

И кстати, к слову о Древе и его гниении. Нужно будет обязательно завтра уточнить, что там на границе Нави творится. Все ли спокойно, или Ниян уже готовится напасть?

…Значиха — книгочея, отвечавшая за царскую библиотеку, встретила на пороге, в пояс поклонилась:

— Нужно что с меня, мой царь? Ученики заняты все, поручение советника выполняют, по волотам царские указы просматривают. Часть нашли, но все еще ищут.

Кощей поморщился: за всеми этими треволнениями у него совершенно вылетел из головы спор Усыни с Дубыней.

— Все еще здесь?

Значиха — статная крепкая женщина с пепельно-седыми волосами (явно из вунтерих) — только руками всплеснула:

— Да что ты, мой царь? День к закату клонится, спать все пошли: с книгами ведь при лучине не поработаешь — искра упадет, все огнем пойдет. А так в бумагах рыться — только глаза ломать.

Вот сам царь как раз-таки об этом не подумал…

Но отступать уже было поздно. Тем более, что сам царь в темноте видел. Не так хорошо, конечно, как манилка какой или крикса, но да, пока солнце за горизонт не уйдет, резы рассмотреть сможет.

— Иди, — махнул рукою мужчина, — я сам здесь разберусь.

Книгочея звякнула толстой связкой на поясе:

— Тома некоторые к полкам прикованы.

Кощей только отмахнулся:

— Давай ключи, и можешь идти.

Женщина низко поклонилась.

…Царь долго бродил между полок, вглядываясь в кожаные корешки книг. Конечно, значиху можно было оставить здесь, она бы подсказала, где искать нужные бумаги… Да только знать бы, что сейчас нужно?! Какие инкунабулы листать, какие пергаменты перебирать…

Тут не знаешь даже, что за письмо тебе пришло, и куда оно делось! Что уж там про все остальное говорить…

Остановившись подле одного из шкафов, царь задумчиво провел ладонью по сафьяновым корешкам. В палец впился какой-то острый шип, и мужчина, тихо ругнувшись, отдернул руку. На коже выступило пятнышко крови.

Кощей, недолго думая, вытер палец об одежду и потянулся за томиком. Может, ничего особенного в нем и нет, но почему-то металлические накладки с сафьяна отошли, раз палец занозил. А раз так — либо переплет плохо сделан, либо книгу часто брали.

Толстая инкунабула была из тех, о которых говорила книгочея — к полке ее, конечно не приковали, но тяжелый замок, запечатывающий страницы, висел. Подобрать нужный ключ удалось с третьей попытки.

Кощей тревожно покосился на темнеющее небо за окном. Скоро солнце вообще за горизонтом скроется — и тогда точно ничего не разглядишь — при всех своих талантах.

Наскоро перелистнув несколько страниц, мужчина пробежал взглядом убористые строчки.

Украшенные орнаментами начальные резы, миниатюры на полях…

Летопись о старых годах. О тех веках, что прошли еще до Сотворения Мира.

Интересно, не эту ли книгу Огненный Змей читал в первый день, как Кощей царевну из Яви похитил? Больно уж инкунабула по размеру да толщине похожа.

Мужчина перелистнул еще несколько страниц.

Знакомые фразы, знакомая история… Три мира, созданные Родом из разбитого мирового яйца: Явь, Правь и Навь. И правит Навью мертвый царь — царь Ниян. Служит ему верно челядь живая и мертвая. И мир магии — лишь часть от мира мертвых… И заглядывается мертвый царь на Явь и Правь, думает свою власть на мир людей и богов распространить…

И восстание, поднятое теми, кто еще оставался жив, теми, кто не перешел грань между жизнью и смертью, не застрял на ней навечно.

И граница, поставленная на Пучай-реке между миром живых — Навью и миром мертвых — Пеклом.

И первый царь, надевший железную корону…

Царь Кощей.

Семьдесят пять веков с лишком от Сотворения Мира между Пеклом и Навью прошло… Несколько поколений правителей Нави сменилось…

Дурной мир лучше доброй ссоры.

Но многие века нет между Навью и Пеклом ни того, ни другого.

Поднимает голову мертвый царь, рвется в бой Маровит, выдыхает ледяное пламя Злодий… Перемирия длятся несколько месяцев, не больше. Переменится луна к новолунию, и вновь на берегу Пучай — реки кипят бои…

Следующие страницы были вырваны.

Кощей медленно провел кончиками пальцев по торчащей бумаге.

Который раз он уже смотрел эту летопись? В первый раз еще в детстве листал. У отца все выведать пытался, что на вырванных страницах может быть. А тот молчал да глаза отводил.

Только рассмеялся как-то, когда уже сын постарше стал, а вопросы все те же остались. Усмехнулся печально, взлохматил ладонью волосы отроку и обронил: "Эти листы, еще когда я юнцом был, вырваны были. И отец мой то же самое мне сказывал…"

Кто вырвал страницы? Когда? Зачем?

Мужчина провел кончиками пальцев по самому низу страницы, вглядываясь в последние перед вырванными листами строчки.

"…Похитив царевну, замуж ее кликал…"

На резы, украшенные орнаментом упал луч заходящего солнца. Царь покосился на окошко.

А ведь кстати, к слову о царевне.

Жениться, мужчина особо, конечно, не стремился, но ведь позвать царевну надо три раза… За этой беготней уже два дня потерялись. А так можно будет позвать и побыстрее от нее избавиться.

Советник ведь, кажется говорил, что ночью свататься нельзя. Но солнце еще не закатилось, сумерки только стоят. А значит можно быстро наведаться к невесте, быстро спросить, быстро получить ответ…

Вот только каким он будет?

А если она опять согласится?

И страницы из книги вырваны… Листов пять, не меньше…

Но ведь отец царевен похищал, жили они в Нави. Значит, по крайней мере, в этом Огненный Змей не соврал, есть такая традиция…

В любом случае, до заката — всего ничего осталось. Только и хватит времени, чтоб до терема царевны дойти, вопрос задать да обратно вернуться.

И даже если она вдруг согласится…

Нельзя же сразу сказать, что все так уж плохо!

Останется ведь еще третья попытка!

Васенька на этот раз появляться отказался. Хихикнул из-под постели:

— А надо? Баиньки уже давно пора!

Когда Маша заглянула под кровать, все что она обнаружила — это лишь свалявшуюся пыль. Похоже, в хоромах царской невесты подметали плохо. А то и вовсе ничем таким не озабочивались.

Хорошо хоть, мыленка, про которую вчера говорили, и в которую таки решилась зайти Маша, прежде чем пройти в свою спальню, оказалась самой что ни на есть обычной русской баней. Причем баней на этот раз хорошо истопленной, готовой к применению

А раз так, то почему бы и нет? Тем более, что за свою жизнь Орлова пару раз в бане была, что тут и как делать знала.

Голову на этот раз она решила не мыть…

Орлова вздохнула и присела на сундук, опершись спиною о стену. Рядом, на крышке сундука лежала, небрежно брошенная скатерть-самобранка. То ли с утра не убрала, то ли Васенька из сундука вытащил.

Из-под складок ткани выглядывало что-то блестящее. Маша осторожно отодвинула материю: солонка. Серебряная, тяжелая, до краев наполненная.

Нет, ну точно Васенька скатерть доставал и назад не убрал.

— Василий!

— Ась? — мурлыкнули из-под кровати.

— Будешь в сундуке рыться, на место все ложи!

— Ладненько!

Маша вздохнула, поставила солонку на крышку рядом с собою, откинулась назад, оперлась спиною о стену. Неудобно зажала при этом волосы. Пришлось высвобождать отросшую косу, перебрасывать ее со спины на грудь. И как в старину с такой радостью вообще жили? Неудобно же…

И вот почему-то родилось нездоровое подозрение, что отрезать это вот счастье не получится. Нет, точнее не так. Ножницы, естественно, никто не отменял, но вряд ли столь резкое изменение прически поймут и оценят. Особенно, если отрастили эту самую косу столь внезапно, а до этого еще и неправильно реагировали на ее отсутствие.

То, что отращивали одни, а реагировали другие — это мелочи и к делу не относится.

Сейчас важнее другое.

В принципе можно подвести итог: сегодняшний день был попросту потерян зря. Что Маша успела сделать? Сходить к местной Бабе-Яге, навестить ловчего и проведать заснувшего мальчишку.

Если бы она дома обход территории с такими результатами делала, ей бы уже давно грозило увольнение.

Особенно, если добавить, что у нее в середине дня появился новый пациент — явно тяжело пострадавший — а Маша не предприняла никаких попыток его осмотреть и ему помочь.

Увольнение с волчьим билетом.

В дверь тихонько постучали.

Орлова вскинула голову. Что за ерунда? Кого там принесло?

Жених потенциальный вроде раньше не стучал, сам заходил.

Дверь едва слышно скрипнула, отворяясь.

На пороге стоял Кощей.

Сумерки сгущались над столицей. Серая дымка окутывала раскиданные по двору терема, закат окрашивал стены алыми красками, разноцветные птицы, выписанные на гладких стенах казались живыми…