Марья-царевна из Детской Областной

В царских хоромах было безлюдно — слуги разбежались по своим делам. Из гобелена с изображением сцены охоты медленно выступила прозрачная тень. Повела пустыми глазами, выискивая что-то важное по углам и закоулкам и постепенно обретая плоть и кровь.

Обнаженная девушка неслышно ступала по ковру. Изящные щиколотки, крохотные, узкие ступни… Ее босые ноги не оставляли следов на мягком высоком ворсе,

Сделав несколько шагов, зазовка остановилась, неловко, по-птичьи, под странным углом склонив голову и словно прислушиваясь к чему-то. Медленно подняла руку: с черных, отслаивающихся ногтей стекала темная дымка. Струясь по воздуху, она рассеивалась легким туманом… В соседней комнате тихо всхлипнула и неловко повалилась набок пришедшая зажечь свечи и мгновенно заснувшая заряла. Слуги, расстилающие в трапезной скатерти к ужину, один за другим рухнули на пол….

Зазовка шумно втянула носом воздух, принюхиваясь, выискивая свою жертву… Замерла, уставившись пустыми черными глазами в стену. И резко шагнула вперед, в несколько шагов — прыжков преодолев комнату и легко просочившись сквозь стену — ее цель находилась в другом тереме.

Мертвый ящер медленно поводил длинными шеями, вглядываясь слепыми глазами в темноту уходящего вглубь горы тоннеля:

— Вых-х-ходи, ш-ш-шивая плоть… Я чувс-с-ствую твой за-а-апах-х-х.

Кузутик испуганно пискнул, вжимаясь спиною в стену, готовясь в любой момент сорваться с места, рвануться как можно дальше от надвигающейся смерти… Только вот тогда шансов скрыться от нее не было совсем.

Огненный Змей схватил за руку перепуганного Богшу и прошипел:

— Стой, не дергайся!

— Съест же! — испуганно выдохнул кузутик.

— Побежишь, вернее погибнешь! На шум кинется!

Кузутик жалобно хлюпнул носом:

— Он же сказал, что чует нас!

— Брешет, — отрезал Змей. — Только на слух… И если разговаривать тихо… — он оборвал речь на полуслове: Злодий, еще недавно поводивший средней головой из стороны в сторону, замер, уставившись пустым взглядом в темноту — явно что-то услышал.

— Вых-х-ходи, ш-ш-шивая плоть! Я с-с-снаю, ты с-с-сдес-с-сь!

Под этим злобным немигающим взглядом у кузутика сдали нервы. Богша попытался отступить на шаг в темноту, под сапогом хрустнула чья-то кость…

Голова на длинной шее метнулась вглубь коридора, челюсти угрожающе щелкнули в воздухе… Злодий промазал самую малость: советник успел рвануть кузутика за руку, прижать спиной к стене, буквально вдавив собою Богшу в стену. Покрытая пятнами плесени голова огромного ящера качалась возле самой груди мужчины: чуть повернется Злодий, чуть пошевелится и ноздрями заденет ткань кафтана…

Огненный Змей сжал зубы. Ядовитое дыхание мертвого чудовища ледяным пламенем струилось по пещере, обжигало кожу. В горле запершило — еще несколько мгновений, и не выдержишь, закашляешься…

За спиною тихонько скребся, царапая пальцами стену, перепуганный кузутик. Из-под содранных ногтей выступила кровь…

Сейчас бы скомандовать ему, приказать затихнуть, но Злодий рядом — скажешь хоть слово: погибель ждет.

Насколько все было бы проще в Нави. Ведь сражался же с ним уже, рвал истлевшие крылья мертвого чудовища, пламенем сжигал гниющую плоть… А здесь… Здесь, кажется, даже воздух выпивает все силы, каждый вздох кружит голову… Выбраться бы из этой пещеры, и может, сорвавшись сверху, удастся обратиться в полете во всполох. И Богшу-кузутика за одно с собой прихватить, сколько он здесь по закоулкам прятался…

Левая голова Злодия ткнулась в стену подле самой руки — чуть пальцами пошевелишь и чешуи коснешься — а затем медленно сдвинулась назад, вглубь пещеры. Следом за нею потянулась и средняя. Мертвый ящер отступил на несколько шагов, остановился в центре грота:

— Я ведь знаю, ш-ш-што ты с-с-сдес-с-сь! Наф-ф-фье отродье… Я дос-с-стану тебя… Я чувс-с-ствую твое дыхание… Я с-с-слышу твои шаги…

Огненный Змей вскинул голову.

Слышит? А ведь это прекрасная мысль. Может получиться.

За спиной тихонько всхлипнул кузутик. Советник отстранился от стены, выпуская своего невольного напарника

— Не дергайся, — прошептал Змей.

— Съест он нас, ох, съест! — чуть слышно заскулил Богша, закрыв лапками глаза.

— Нишкни! — Змей прищурился, разглядывая тени за спиною Злодия.

Вон та куча костей сойдет. Главное, чтоб все получилось…

Советник приоткрыл рот: эхо невнятного говора зародилось в глубине пещеры, прошелестело вдоль стен, зашуршало разбросанными костями…

— Ты с-с-сдесь! — взревел Злодий, разворачиваясь к выбранной куче. — Слыш-ш-шу тебя!

Ледяное мертвое пламя смело выбеленные остовы.

Советник ухмыльнулся сохранившимся уголком рта. Сработала! Безумная, совершенно безумная идея сработала!

Теперь осталось придумать, как это обернуть себе на пользу.

Измотать Злодия ложными шорохами? Там — эхо, там — шум шагов, там — голоса?.. Сил может не хватить. И так голова кружится и руки дрожат… Хорошо хоть до сих пор на землю не свалился.

Нужно как-то вырваться наружу…

Новое эхо прогрохотало косточками по полу пещеры, и Злодий развернулся на звук, рванулся к невидимому источнику шума.

Богша радостно захихикал:

— Так тебе и надо, гадюка подколодная… Вечно нас ловить будешь!

Огненный Змей бросил на него свирепый взгляд: столько стараться ради того, чтоб какой-то идиот все испортил, заставив Злодия обратить внимание на себя?!

К счастью, за собственными шагами мертвый ящер шепота кузутика не расслышал. Повернулся спиною, мощный хвост хлестнул по стене, на спине меж крыльев истлевшая плоть чуть разошлась…

А ведь он туда ни одной из трех голов не дотянется. Если отвлечь внимание да успеть туда забраться…

А если не успеешь — тебя попросту по стене размажут.

Либо можно попросту умереть от голода и слабости.

Выбор не особо велик, верно? Умереть сейчас — или умереть чуть позже. И не известно, что хуже.

— На счет "три" побежишь со мною, — прошептал Змей

Кузутик округлил глаза:

— Куда?! Зачем?!

Новый шепот эха, новый треск костей по пещере, шаги, стук каблуков… Злодий развернулся на шум…

— Три! — Змей, поскальзываясь на обломках, рванулся вперед. Кузутик, неловко загребая длинными лапками, поспешил за ним.

На создание человеческого голоса сил не хватило: птичий крик проявился-где-то в глубине грота, заставив Злодия всеми тремя головами повернуться на шум. И все бы ничего, да только хвост, по которому можно было забраться наверх, тоже сдвинулся с места.

Советник сжал зубы. Успеть, добежать. Сейчас это главное.

Каблук скользнул по чешуе. Вперед, только вперед.

За спиною послышалось невнятное всхлипывание. Мужчина развернулся, протянул руку:

— Хватайся!

Розетки сплетенной грибатки закачались у запястья, тонкие пальцы кузутика скользнули по гарусным нитям…

Новое эхо, прошедшее по пещере, заставило Злодия рвануться на звук, хвост огромного ящера, на котором сейчас стоял Огненный Змей, качнулся в сторону, и кузутик самую малость не успел ухватиться…

— Держись, леший тебя раздери! — Змей потянулся к падающему на землю Богше…

Но в этот миг Злодий вновь развернулся, мощная лапа втоптала хрупкое тельце в землю…

Советник медленно опустил руку.

А мертвый ящер решил, что дело сделано, повел огромными крыльями — и мужчина, упрямо сжав зубы, пополз по чешуе наверх, к спасительному участку между крыльями Злодия: уж туда ожившая падаль, даже если догадается, что погибли не все, точно не дотянется.

А уж простых прикосновений к омертвевшей коже нияновский зверь точно не чувствует. Во многих боях проверено. Только удары, только боль… А бить сейчас Огненному Змею-то и нечем было, сил не хватало…

…Взмывшая в воздух туша пронеслась подле стен пещеры, рванулась к одной из многочисленных трещин — Злодий решил, что избавился от внезапных гостей и вздумал проветриться — и через несколько минут над головой разверзлось бескрайнее небо Пекла.

Леший его знает, куда дальше мертвый ящер полетит… Змей выгадал миг, когда небо уже казалось ближе земли и шагнул вперед, со спины летающей стерви. Терять уже все равно было нечего, даже если облик не успеет изменить.

Перекинуться в огненный всполох он смог лишь у самой земли.

Нет, в принципе, все происходящее было вполне объяснимо: кому, кроме потенциального жениха шастать по вечерам по комнатам царской невесты? Только вот зачем он вообще пришел — особо страстными чувствами будущий муж явственно не пылал, а значит… А значит вообще ничего не понятно, что здесь вообще творится.

— Драсте, — только и смогла сказать Маша. Не спрашивать же напрямик — а зачем ты сюда приперся? Пять минут назад ведь виделись!

— И тебе не хворать, царевна.

Кажется, до простой идеи "поздороваться — это просто форма приветствия" здесь еще не додумались. Как, впрочем, и до мысли о том, что если уже сегодня виделись — здороваться не обязательно.

— Что-то случилось? — осторожно поинтересовалась Орлова. Может, врач понадобился — тому же советнику хуже стало или у ловчего ухудшение пошло. И сразу тогда станет ясным, насколько правдивы мысли о волчьем билете.

Мужчина мотнул головой:

— Да нет, все в порядке.

Ну, значит, увольнение не грозит. Скорее, учитывая явный дефицит медперсонала в одной отдельно взятой Нави, будет пропесочивание завотделением и начмедом. Кто здесь эти должности кроме самого Кощея занимает? Раненый советник? Или тот, теневой, — как там его? дворский? — который имя мальчишки назвал?

А царь на миг закусил губу, словно задумавшись о чем-то или не решаясь на что-то и хрипло обронил:

— Душно здесь у тебя, царевна. Воздуха нет.

Маша мотнула головой в сторону окна:

— Заклинило, не открывается. Даже не проветришь.

Кощей молча шагнул вперед, провел ладонью по резному наличнику, легонько толкнул створку — и в комнату ворвался прохладный вечерний ветерок.

Маша удивленно охнула: вот как он это сделал? Силы никакой не прилагал, не давил, не тянул — а вот раз, и все получилось! Хочешь — не хочешь, а в магию поверишь, даже если после всего увиденного еще какие-то сомнения оставались.

За окнами сгущались сумерки, пронеслась легкая тень — летучая мышь промчалась у самого окна. Говорят, их можно ловить на обрывок белой ткани, — всплыло вдруг в голове, — только вот зачем Маше сейчас летучая мышь нужна? Бэтмэна выращивать?

— Спасибо, — улыбнулась молодая женщина. — А то жарко, дышать нечем.

Кощей дернул уголком рта — уж он-то точно знал, почему окно вдруг перестало открываться. Сейчас, правда, уже можно было не беспокоиться: царевна на божевольную дуреху не похожа, оземь кидаться из терема не собирается, можно не беспокоиться.

А вот закат за окном уже в алые цвета все небо окрасил. Пора побыстрее вопрос задать, за которым сюда пришел, да и идти со спокойной душою. А то еще один день потерян будет.

Трудность, конечно, в том, что не знаешь, как тебе царевна ответит. Ведет она себя малость не так, как обычные девы из Яви, может и второй раз не подходящий ответ дать… И вот почему-то Кощей уже и сам не знал, что же он хочет услышать — нет или, все-таки, да?

— Царевна, я…

— Маша меня зовут, — не выдержала женщина. — Сколько можно "царевна, царевна…" Царевна из меня, как из слона балерина.

Что бы там Маркиз не понапридумывал.

— Марья…

— Мария, — не удержалась, поправила она. Хотя, пожалуй, и смысла-то в этом никакого не было.

А он вдруг согласился, медленно кивнул:

— Мария, я… хотел спросить…

Что там именно хотел спросить Кощей, осталось для Орловой тайной. Нет, какие-то подозрения у нее были, н выяснить, правдивы ли они — так и не удалось. Еще не отзвучали последние слова, а сумрак в комнате вдруг, в одну секунду, стал плотным, удушающим, растекся болотным маревом… И из мрака, растекшегося по комнате вдруг выступила обнаженная женская фигура… Длинные волосы служили незнакомке единственным одеянием, чернота плескалась в пустых глазах, на белоснежной коже проступили пятна трупной прозелени…

— Девушка, вы хотя б белье нижнее надевайте! — не выдержала Маша. — А то отморозите себе, все что только можно! И вообще, когда заходите, стучать надо — или вас этому не учили?

Незнакомка медленно повернула голову к Орловой: оглушительно громко хрустнули шейные позвонки.

— О! — радостно подытожила Маша. — Уже с позвоночником проблемы! Не обратитесь вовремя к профессионалу — и вам грозит остеохондроз, спондилез, спондилолистез, грыжа шейных позвонков… Остеохондроз я уже называла?

Того оптимизма, что звучал в ее голосе, Орлова совершенно не испытывала: от материализовавшейся в комнате незнакомки ощутимо несло падалью… А уж прозелень, проступившая на животе, и фиолетовые пятна на боку и вовсе недвусмысленно намекали, что единственный врач, который сейчас требовался внезапной гостье — это патологоанатом.

Консультация терапевта-педиатра сейчас явно была излишней.

Но ведь с другой стороны — замолчи сейчас Маша хоть на секунду, и тот панический страх, который нахлестывал при одном взгляде в полностью черные глаза, наверняка бы победил. А раз так — уж лучше было нести всякую чушь.

А там, глядишь, и Кощей, замерший обалдевшей статуей, оживет, вспомнит, что у него есть невеста и ей надо сейчас помочь, иначе какая-то вылезшая из могилы зомбо-тетка просто-напросто откусит его будущей супруге голову.

Нет, трупы Маша, конечно и раньше, во время обучения видела, на вскрытии присутствовала, но мертвецы тогда лежали спокойно, руками-ногами не дергали и агрессии не проявляли. А тут ведь явно видно, что эта обнаженная девица медленно подступает к тебе вовсе не для того, чтоб обнять и радостно чмокнуть в щечку.

… У Кощея мутилось в голове, а во рту стоял привкус крови. Не хватало воздуха — словно окно было снова закрыто. А возникшее в комнате белесое пятно, смутно напоминавшее человеческую фигуру, расплывалось перед глазами. Мужчина покачнулся, оперся ладонью о стену…

Прикосновение к чуть шершавой ткани царапнуло по душе, заставило ухватиться за ускользающее сознание.

Какого лешего?! Он — правитель Нави! Царь! Силам подвластным ему — нет равных! А тут — какое-то марево туманит голову, отравляет душу…

Из последних сил хватаясь за явь, мужчина вскинул голову, взмахнул рукою…

В ладонь привычно легла рукоять меча с пламенеющим клинком. Железная корона возникла из воздуха и легла на чело…

Прикосновение к прохладной рукояти отрезвило разум. И пусть до конца Кощей в себя не пришел, но дурман, отравляющий разум, прошел, истаял ночной дремой, развеялся утренней моросью.

И гнев, вонзивший зубы в сердце, служил лучшей защитой от наваждения. Главное — не давать злобе туманить разум — а остальное приложится…

… Зазовка оскалилась: показались пожелтевшие зубы — острые, как у зверя.

— Девушка, а я вам уже говорила, что вам к ортодонту надо? — Маше было действительно страшно. И остановиться, замолчать хотя бы на мгновение она не могла, ее просто несло. — Нет, к дерматологу, конечно, тоже необходимо, но все-таки вам нужна комплексная медицина.

Босая нога шлепнула по деревянному полу.

— О! И к подологу не забудьте заглянуть. Направление вам выписать? У вас же явные диабетические стопы! Уже пошла флегмона! Скоро разовьется гнойно-некротический процесс, а там и до ампутации недалеко! А оно вам надо? Девушка вы молодая, видная… Еще б голиком по чужим комнатам не бегали — цены б не было…

… Кощей шагнул вперед.

Маша вжалась спиною в стену, понимая, что на помощь ей он прийти не успеет — бродячая мечта патологоанатома слишком близко… Пальцы нащупали оставшуюся на крышке сундука солонку…

Терять было нечего. Тяжелая серебряная шкатулка полетела в лицо незваной гостье. Та отпрянула от неожиданности, шарахнулась в сторону, прикрыв руками лицо. Крышечка солонки отскочила, осыпав кристалликами кожу, и зазовка истошно взвизгнула: там, где металл коснулся тела остался алый отпечаток, а соль и вовсе мелкими изъязвлениями прожгла руку.

Действовать нужно было как можно быстрее. Сейчас не было смысла атаковать — зазовку стоило поймать, выяснить, зачем ее прислали. Кощей резко взмахнул рукою, и вдоль стен, поднимаясь от пола, поползла черная густая пелена. Она скрывала стены, медленно поднималась к потолку…

Зазовка панически оглянулась по сторонам, отступила на шаг, уперлась спиною…

…Темная пелена раскололась, когда ее снаружи прошила влетевшая в окно шаровая молния. Покатилась по полу, чадя черным дымом и плюясь искрами, прожигающими охранную стену… А через мгновение на ноги поднялся пошатывающийся Огненный Змей…

Зазовка всхлипнула. Жалобно, горько, нежно баюкая раненную руку. Советник обернулся на звук и замер…

— Умила?!..

Девушка чуть слышно заскулила, мотнула головой… А он вдруг шагнул к ней:

— Умила… Это я… Ты… меня помнишь?!..

Та вздрогнула, всхлипнула. Мужчина медленно поднял руку: у запястья закачались цветные розетки:

— Умила… Ты ведь сама вязала! Помнишь?! — он все еще на что-то надеялся…

Зазовка молчала, прижимая к груди обожженную руку. Тьма в бездонных глазах пульсировала, то сжимаясь до точки зрачка, то вновь растекаясь на радужку и белок.

— Умила! Помнишь?!.. — почти выкрикнул он.

Зазовка медленно отстранилась от стены, шагнула к советнику… Но прежде, чем он успел сделать шаг ей навстречу — рванулась в сторону. Фигура ее поплыла, подернулась пеленой, уменьшилась в размерах — и через миг скрепленный серой нитью свиток на длинных тараканьих лапах, выскользнул через настежь открытое окно — благо появление советника полностью изничтожило поднятую царем пелену мрака.

Змей замер, медленно прикрыл глаза…

— Что это значит, советник? — рык Кощея заставил того вздрогнуть.

Мужчина вяло провел ладонью по лицу, надевая на изуродованное лицо уже практически и не нужный-то морок — но помирать, так с музыкой! — и повернулся к царю.

Маша охнула, зажав рукою рот. Зеленый кафтан Огненного Змея был подран, перепачкан пылью, грязью, засохшей кровью… Да и сам советник, похоже, на ногах держался на одном честном слове.

Мужчина с трудом сфокусировал взгляд:

— Предал я тебя, мой царь… Продался Нияну за фальшивую полушку, — голос у Змея был сухой, надломленный. — Кликнешь кого из воев, чтоб в темницу меня свели, али прикажешь самому к кату спуститься?

Ему уже было все равно.

Кощей долго молчал, не сводя взгляда с советника.

Не лгал Огненный Змей, совсем не лгал…

В голове у царя билась одна и та же мысль: как он мог проглядеть такое?! Как вообще мог такое допустить?! При отце бы всего этого не произошло. А самое мерзкое, что прямо сейчас уже ничего не исправишь. У ката под пытками все, что угодно расскажешь. Даже что Мировое древо поджег и голышом вокруг плясал.

— Иди спать, советник, — вздохнул Кощей. — Утро вечера мудренее… Завтра все расскажешь.

Огненный Змей даже поклониться пытаться не стал, мотнул головой, соглашаясь, шагнул к двери. У самого выхода его повело, мужчина со всей дури врезался плечом в дверной косяк, чудом удержался на ногах, но, прежде, чем Маша успел кинуться ему на помощь, советник выпрямился и скрылся в темноте коридора…

…То, что дверь в собственную спальню была закрыта, Огненный Змей помнил очень хорошо. Именно поэтому в окно он и влетел — правда, малость ошибся теремом, попал к царевне… Впрочем, сейчас это означало только одно: для того, чтоб попасть в свою опочивальню, следовало найти свои хоромы, вновь превратиться в всполох, влететь в окно…

Перекинуться удалось с третьего раза. Огненный шар влетел в окно, скользнул по комнате, и рухнул на гончарный каменный пол, украшенный узорчатыми изразцами, уже в человеческом облике… Сил на то, чтоб добраться до постели попросту не было…

…Маша, честно говоря, до конца так и не поняла, что же собственно произошло. Все было настолько…она даже слов не могла подобрать… внезапно, быстро… Сперва эта странная девица — мечта патологоанатома, потом невесть как появившийся советник — удивительно, как он в своем состоянии, еще по лестнице не навернулся, затем — превращение из то ли живого, то ли мертвого человека в свиток, который после этого еще и убежал… Нет, ну точно бред какой-то.

Если бы Маша несколько дней назад не убедила себя, что действительно попала в сказку, сейчас бы она решила, что свихнулась.

Пока Орлова пыталась хотя как-то собрать мысли в кучку, Кощей мотнул тяжелой головой, меч истаял в воздухе, и мужчина поднял взгляд на невесту:

— Не рассказывай никому, что сегодня слышала и видела, царевна.

Опять "царевна"! Ну вот стоило полчаса — ладно, может и меньше, но это не важно — убеждать будущего супруга, что у тебя есть имя, для того, чтоб какая-то упыриха полумертвая все испортила.

Прежде чем Маша успела хоть слово в ответ сказать, Кощей развернулся и вышел из опочивальни, хлопнув дверью.

— Чудесно, — зло буркнула Маша. — Вваливаются все, кому не лень, громят спальню, а мне теперь по всей комнате соль подметать. И главное, хоть бы кто объяснил, какого черта здесь происходит.

Даже Васенька ей не ответил: то ли проспал все самое интересное, то ли решил, что он сейчас лишний.

Поутру советник явился на прием к царю бодр и свеж — словно вчера ночью и не шатался, как чакан на ветру. В вороте темно-синего кафтана виднелась белоснежная рубаха, а запястья и петлицы были обшиты жемчугом.

— Мой царь, — низко поклонился мужчина. Выпрямился он, правда, с трудом.

Кощей коротким жестом отпустил мальчишку — писаря: негоже тому эти разговоры слушать — и насмешливо поинтересовался:

— Никак на праздник собрался, советник?

— Старые люди бают: на плаху идешь — нужно лучшее надевать, мой царь.

— А ты уже готов?

Огненный Змей пожал плечами:

— За предательство одна кара, мой царь. А я тебя предал. Продался Нияну.

Кощей откинулся на спинку кресла, положил ладони на подлокотники, вырезанные в форме львиных голов и коротко приказал:

— Рассказывай.

По большому счету, после увиденного и услышанного вчера, к советнику стоило стражу приставить, проследить, чтоб не сбежал… Да вот только: хотел сбежать — просто бы не сказал вчера ничего. Да и, если уж быть честным, даже зная о способностях Огненного Змея исцеляться при перекидывании, становилось ясно — тут оборотиться несколько раз надо. Только вот сил у него на это вряд ли бы хватило.

Змей вздохнул:

— Тут нечего рассказывать, мой царь. Я тебя предал. Повинен смерти.

Правитель Навьего царства хмыкнул:

— А я вот, представляешь, все подробности хочу узнать. Задорого ли меня продал? Али продешевил сильно?

Змей дернул уголком рта:

— Так кату я все равно все скажу, мой царь. Есть ли смысл дважды повторять?

— Рассказывай, советник. Не зли меня!.. У ката ведь допрос с пристрастием будет.

Мужчина, наконец, поднял голубые глаза от пола:

— А может, я только этого и хочу, мой царь? — взгляд его был пуст…

Кощей усмехнулся:

— Я тоже много чего хочу да только не всегда получается!.. Рассказывай, советник, не тяни время.

Огненный Змей долго молчал. Правитель Нави уже даже решил, что мужчина вновь найдет какую-нибудь отговорку, но советник вдруг поднял руку к голове, медленно провел ладонью по лицу, и Кощей вздрогнул, увидев, что кожа на левой щеке его собеседника сползает лохмотьями, обнажая гниющую плоть…

— Умилой ее звали, — хрипло обронил советник. — Дочерью Сбыслава — ведуна была, кузнеца по серебру из Загородского конца Навьгорода, с Чудинцевой улицы. Отдали ее замуж в осьмнадцать лет за чемора одного из Людиного конца… Прожили в браке пару годков, а муж потом возьми да и от лихорадки умри… — мужчина помолчал, сглотнул комок застрявший в горле, и тихо продолжил: — Знал я, что никому из моего рода нельзя с вдовами встречаться, да только вот на что-то понадеялся. В приметы даже не поверил — хоть зеркало ее в день знакомства случайно разбил — посмеялся, сказал, на память сохраню… Жениться хотел, замуж звал… Она уже свадебный убор готовила… — Огненный Змей дернул ворот рубахи, вытащил из-за пазухи висевшее на шее украшение: — Грибатку мне сплела, своими руками… А я ее потом своими руками и хоронил, глаза ей закрывал. За несколько дней иссохла… В домовине лежала: в лицо глянешь — и не узнаешь… — мужчина ковырнул пальцем розетку на грибатке, поднял глаза на царя: — Ниян пообещал ее вернуть. Поклялся даже, — горький смешок. — Вернул, мой царь. Ты вчера ее видел.

— Навьи люди умирают бесследно, — чуть слышно обронил Кощей. — Мы не жители Яви, а значит, ни в Ирий, ни в Пекло не попадем.

Змей криво усмехнулся уцелевшим уголком рта:

— А я вот все-таки на что-то надеялся, мой царь… С трудом пробил стену между Пеклом и Навью, ты, мой царь, вчера видел, на что это похоже. Прилетел к Нияну… На коленях перед ним стоял. А он мне и говорит — мол, можно твоему горю помочь, да только срок долгий будет. Да и плата не маленькая. Взамен, говорит, тебе надо будет в Пекло не один раз, а с десяток, а то и поболе слетать. Это, говорит, и будет твоя плата — сил на это нужно немерено. Пролетишь раз — в стене меж мирами дыра останется. Через нее ветер свежий в Пекло подует, душа Умилы твоей не развеется, а сюда попадет. А я и вернуть смогу.

— А с лицом что? — выдохнул потрясенный Кощей. — Тоже плата Нияну?

Огненный Змей осклабился:

— Нет, мой царь. Это награда за предательство. Как мир сотворен был, так заключили меж собой уговор первый Кощей и мой предок. Огненные Змей верой и правдой служат, а за то его потомки чин советника при царе имеют. Есть правда и оборотная сторона медали. Замыслишь предать — смерть мгновенная.

Царь хмыкнул:

— То-то я смотрю, ты еще живой, советник.

Огненный Змей отвел глаза:

— Видно мое проклятье решило, что не предавал тебя я, мой царь.

— Проклятье?

Кривая усмешка:

— Не благословением же это звать, мой царь.

По крайней мере, становилось понятно, о каком договоре говорил Змей Горыныч. И вот тогда вырисовывается интересная картина: вот почему все вокруг про все знают, а сам Кощей, как дурак какой, только и может вопросы задавать! Да и те — дурацкие.

Кощей задумчиво подпер рукою подбородок.

Правильно сказал волхв. Что-то страшное грядет…

И ведь, главное, совершенно не ясно, что со всем этим новым знанием делать…

— Иди, советник, — махнул он рукою. — Ты мне боле сегодня не нужен.

Змей криво усмехнулся:

— Прикажешь самому к кату спуститься? Не боишься, что сбегу, мой царь?

Правитель поднял на него усталый взгляд:

— Решил отделаться легким испугом, советник?

Мужчина непонимающе нахмурился, а молодой царь продолжил:

— Ну, положишь ты сегодня голову на плаху. А завтра — коли слова твои правдивы, и Ниян теперь может погибших из Нави в Пекло вызывать — под руку правителю мертвых станешь, будешь с Маровитом и Злодием в одном ряду.

Огненный Змей о подобном даже и не думал: от одной мысли об этом его изуродованное лицо пошло багровыми пятнами.

Кощей вздохнул:

— Иди, советник, делами занимайся, уточни, что там с челобитными… А ошибку свою кровью смоешь — война с Пеклом скоро…

Советник на миг склонился в поклоне и спиною вперед выскользнул из комнаты. А Кошей еще долго сидел, задумчиво барабаня пальцами по подлокотнику.

Выйдя из царского терема, Огненный Змей сбежал по ступеням, не глядя, шагнул вперед и случайно задел плечом проходившего мимо мужчину.

— Смотри, куда прешь! — зло буркнул знакомый голос.

Советник бросил косой взгляд. Ловчий. И за каким лихом его только принесло? До охоты царской еще далеко… Впрочем, на то, чтоб переругиваться с Соловьем Одихмантьевичем не было ни времени, ни настроения.

— Обязательно, — огрызнулся он. У Змея не было ни малейшего желания обмениваться колкостями с ловчим.

А вот Соловей думал иначе:

— А с рожей у тебя что, советник? Никак одна из твоих девок дурной болезнью одарила?

Этого мужчина уже не вытерпел: рванулся вперед, схватил Соловья за грудки и, с силой толкнув его, впечатал спиною в стену:

— Слушай ты, птичка певчая, еще раз клюв откроешь, и сыновьям уже завтра выбирать придется, кому в ловчие идти, а кому на дубу сидеть. Понял?!

Одноглазый вместо ответа вытянул губы трубочкой и тихонечко присвистнул, но и от этого, едва слышного звука Змея отшвырнуло в сторону, проволокло спиною по брусчатке…

Перекатившись на бок, мужчина, сцепив зубы, встал, смерил ловчего недобрым взором… С руки советника скатился огненный шар, но не упал на землю, а вытянулся в длинную, свившуюся подле сапога плеть.

Мужчина стиснул пальцы на пышущем жаром кнутовище:

— Ну что, птичка, полетать возжелалось? Так крылышки и подрезать можно!

— Какого лешего здесь творится?! — громыхнул над головами спорщиков разъяренный голос Кощея.

Соловей, шагнувший, было, навстречу советнику, замер:

— Ничего, мой царь, — покаянно опустил голову одноглазый.

Змей бросил короткий взгляд на разгневанного царя и поспешно спрятал за спину руку с кнутом:

— Все в порядке, мой царь!

— Я вижу, как все в порядке, — прошипел Кощей. — Что вы здесь за позорище устроили?!

— Какое позорище, мой царь? — невинно поинтересовался советник, коротким жестом убирая огненный хлыст. Кончик плети задел пяту сафьянового сапога, запахло паленой кожей… — Мы с ловчим даже спорить не думали!

— Ой ли? — заломил бровь Кощей.

Одноглазый кашлянул:

— Да разве мы будем врать, мой царь? Ни спора, ни ссоры не было…

— А что было? — не успокаивался мужчина.

— О птицах небесных речь вели, мой царь, — невинно сообщил Змей. — Рассуждали кто взлететь выше может, певчий жаворонок али сокол…

Царь смерил долгим взглядом собеседников и процедив:

— Смотрите у меня! — вернулся в терем, хлопнув дверью.

Нашли время для ссор! И что эти два дурака между собой не поделили, один Род знает…

Советник проводил его долгим взглядом и, скользнув ладонью по щеке, чтоб надеть магическую личину, скрывающую раны, направился прочь. Благо, Соловей Одихмантьевич тоже не стал продолжать спора.

Петух традиционно начал орать еще до рассвета.

— На суп пущу! — зло пробурчала Маша. Пусть ей и удалось проваляться в постели часов до девяти, но, учитывая, что надоедливая птица кукарекала каждые десять-пятнадцать минут, это стоило царевой невесте чудовищных нервов.

— Чавой злишься, царевна? — выглянул из-под кровати Васенька.

— Хочу — и злюсь, — мрачно пробурчала Маша. Выяснять, куда вчера пропал коловертыш, было, пожалуй, бессмысленно. Во-первых, он мог заснуть, как остальные местные жители при появлении вчерашней любительницы нудистского пляжа, а во-вторых, даже если его не зачаровали — не ответит же! Придумает какую-нибудь "отмазку", да и все.

Если планировать сегодняшний распорядок дня, то, пожалуй, стоило позавтракать, а после этого провести обход всех вчерашних пациентов. Потому что как минимум один — которого так и не обследовала днем — прошлым вечером вел себя очень странно…

В каком порядке будем больных обходить — решим по факту…

До кухни Маша так и не добралась. Идти, просить… Это все долго и утомительно. Проще перекусить пирожком с компотом у себя в комнате — ну и Васеньку за одно покормить. А то — кто его знает. Коловертыш, конечно, не жаловался, но вдруг он, если Маша не проследит — и поесть нигде не сможет.

Приведя себя в порядок — а на этот раз кроме умывания-одевания еще и косу плести пришлось! — и позавтракав, Орлова решительно отправилась прочь из спальни, прихватив с собой сумку с травами и прихваченной из дома энциклопедией — зря что ли к местной Бабе-Яге ходила?

И вот кстати, зря она вчера не догадалась — надо было эту нудистку полумертвую сразу по голове сумкой бить, благо, та тяжелая. Глядишь, и солонка бы тогда не понадобилась.

…По большому счету обход следовало начать с советника: он жил где-то здесь, поблизости, а значит далеко ходить не надо, но с другой стороны, где ж его сейчас искать? Стучаться в каждый терем и интересоваться: "А не тут ли Огненный Змей обитает?". И опять же — неизвестно насколько его обследование затянется. Соловью Одихмантьевичу уже вчера было легче, Вук и вовсе на болезного не был похож: к ним можно заглянуть, убедиться, что все в порядке — и заняться более сложным делом… Потому что все эти рассказы про "перекинусь пару раз и мне полегчает" — это, конечно, хорошо, но кто его знает, насколько оно действительности соответствует…

А еще, кстати, надо с женихом встретиться, пообщаться. Может, он, в конце концов снизойдет до объяснений, что за чертовщина здесь творится. Да и вообще — замуж позвал, а приготовлений к свадьбе что-то не видно.

Нет, понятно, что у него там свои дела, заботы, хлопоты: одно гниющее Мировое Древо чего стоит, но надо же хоть как-то обозначить свои намерения! А то может, он и вовсе передумал? Так Маша тогда домой пойдет, что время зря терять? Ее, опять же, Маркиз дома заждался…

Надо было, кстати, ему скомандовать, чтоб, раз он по-человечески разговаривать умеет, родителям сообщения по Скайпу регулярно писал, что с Машей все в порядке. А то волноваться же будут…

До выхода из местного Кремля Маша добралась без происшествий. Остановилась, не доходя нескольких метров до распахнутых ворот — меж створок как раз проезжал всадник на сером коне. Благодушно кивнув стражникам, он спешился, кинул поводья подбежавшему мальчишке — и проходя мимо Маши, задел ее плечом.

Женщина ойкнула, схватилась за руку — толкнули вроде не сильно, но создавалось впечатление, будто ее деревяшкой какой-то со всей дури огрели: то ли доспехи какие-то под одеждой были, то ли сам приезжий был какой-то каменный.

Пока Орлова пыталась сообразить, возмущаться ей, или синяк если и будет — то совсем маленький, приехавший успел взять инициативу в свои руки:

— Прошу простить мою неловкость, — мягко улыбнулся мужчина.

Высокий, астенического сложения, лет сорока на вид, седой. А глаза желтые, как у волка. Или змеи.

— Ничего, все в порядке, — отозвалась Маша, потирая плечо.

— Сильно ушиблась, красна девица?

Вот что значит косу отрастить. Уже "красна девица", а не "девка". Хотя может это просто у Соловья Одихмантьевича такая манера обращаться была?

— Да нет, ничего страшного.

— Может, я все-таки могу помочь? — не отступал собеседник. Голос у него был сладкий, певучий…

Если Огненный Змей был Маше "не в ее вкусе", то этот незнакомец почему-то вызывал странное отвращение. Мужчина просто был какой-то скользкий, непонятный…

— Нет, спасибо!

Подорожник Маша и сама найти сможет, в крайнем случае к Ягице Кощеевне обратится.

— Я действительно могу по… — начал мужчина, запнулся на полуслове и вдруг улыбнулся: — Я не представился. Я царский лекарь. Я действительно могу помочь…

Маша озадаченно хмыкнула: тот самый лекарь, который в командировку в Китеж-град уезжал? Быстро же он вернулся. То ли Китеж здесь неподалеку, то ли мужчина успел сапогами-скороходами обзавестись. А что? Сказка на то и сказка. Может, тут и ковры-самолеты в каждом доме имеются? Есть же скатерть-самобранка!

— Спасибо, не надо, — отмахнулась Маша. — Я как-нибудь сама справлюсь.

— Как скажешь, девица… Если вдруг решишь о помощи попросить, спроси Тугарина Змеевича, — вновь улыбнулся он и, даже не попрощавшись, развернулся и направился прочь, оставив Орлову пораженно глядеть ему вослед.

Тугарин. Этот тот, с которым Алеша Попович в мультфильме бился?

Маша и не подозревала, что в славянской мифологии было столько змей. А ведь где-то еще и Великой Полоз есть, и Змея — Скарапея… И ведь наверняка есть еще десятка два всяких ползающих, о которых Маша и не слышала…

Орлова потерла ушибленную руку — теперь по крайней мере понятно, почему так сильно ушиблась, этот самый Змеевич, небось, чешуей весь покрыт. А что? Полюлюди — полусобаки уже встречались, Змей-Горынычей Маша уже тоже видела… А это вот рептилоид будет.

Интересно, кстати. Огненный Змей, потом вот Змей Горыныч и этот самый Тугарин Змеевич — они все не родственники между собой? Или, как сказал Соловеич — "седьмая вода на киселе"?

Пожалуй, это один из тех вопросов, без ответов на который спокойно можно обойтись.

Сейчас намного важнее заняться обходом территории.

Маша уже шагнула к воротам, когда за спиной гаркнул:

— И куда ты, девка, собралась?

Нет, ну никакого уважения к царской невесте! Уже у Маши вроде и коса есть, а Соловей все туда же! "Девка"!

Впрочем, переучивать царского ловчего в любом случае было бесполезно. Да и вообще, намного приятнее с ним разговоры вести, чем с лекарем. Тот хотя и не обзывается, но впечатление от него тягостное, а с Соловьем, пусть даже не разбойником, а Одихмантьевичем, как-то проще.

— Вас иска… тебя, то есть, Соловей Одихмантьевич, проведать шла, — вздохнула Маша. — Как здоровье узнать хотела.

Мужчина хмыкнул, потер горло:

— Да благодаря твоим травам, кажись, получше. Никак, действительно знахарка?

— Ну… Разбираюсь чуть-чуть, — не стала спорить Маша.

Бить себя пяткой в грудь и рассказывать о семи годах обучения она не собиралась. Тем более, что тут уже местный врач нарисовался. Как бы он самой Орловой и был неприятен, это еще ничего не значило. В конце концов, он наверняка не первый день здесь работал.

Женщина подумала и добавила:

— А травы не мои. Я у Ягицы Кощеевны их одолжила.

Соловей прищурил единственный глаз:

— И не уж то она тебе их спокойно дала?!

— Ну да… А что?

Мужчина задумчиво потер рукой подбородок:

— Ну… Тугарину — ты его девка, еще не знаешь, это лекарь царский, я о нем говорил — она даже корешка поганого не дала, метлой его из избушки выгнала, когда он попросил!

По крайней мере, лекарь не нравился не только Маше… Это уже радовало.

— Знаю я вашего Тугарина, — вздохнула Орлова: — Он пару минут назад приехал. Седой такой, да?

К описанию прибывшего еще хотелось добавить "скользкий и мерзкий тип", но Маша не решилась это произнести. Кто его знает, может ловчий с ним дружит, а кощеева невеста тут гадости всякие говорить будет…

— Не уж то из Китежа прибыл? — заломил темную бровь Соловей. — До него ж ехать да ехать!

Маша только плечами пожала: сапоги-скороходы, ковры-самолеты… Мало ли в сказке методов сократить расстояние? Тугарин, правда, верхом приехал, но кто его знает?

А еще клубочек есть, который короткую дорогу показывает.

И прообраз мобильников — яблочко на тарелочке. Оно, конечно, к делу не относится, но бывает же, что просто так что-то вспомнится.

— Ладно, — мотнул головой мужчина: — Некогда мне тут, девка, лясы с тобой точить, свои заботы еще есть, — и, даже не попрощавшись, развернулся на каблуках и направился куда-то вглубь двора, бросив через плечо: — с советником дела не имей.

Маша только и хмыкнула удивленно: и вот как это понимать? То ли речь о простой неприязни, которую Соловей явственно испытывает к Огненному Змею, то ли мы опять возвращаемся к намекам Ягицы Кощеевны про всяческие там возможности соблазнения для царской невесты.

Вот только сам Змей был совершенно не в Машином вкусе.

Правда, кто в ее вкусе был — оставалось вопросом открытым. Кощей, конечно, не красавец писанный, но очень даже симпатичный. И вообще, как человек — хороший… Если, конечно, не считать, что по русским народным сказкам он — самый главный злодей.

Да и вообще, замуж позвал — и тишина.

Думай, что хочешь. То ли царь решил, что хорошее дело браком не назовут, то ли просто забегался со всеми своими делами…

И тут, если поразмыслить логически, вспомнить, как он психовал по поводу Мирового Древа, потом припомнить вчерашнюю посетительницу, становится ясно, что Кощей попросту замотался… Но ведь, с другой стороны, все равно как-то обидно…

Нет, бить посуду и устраивать истерику Маша не собиралась, никто любви неземной до гроба не обещал, Орлову, как бы, вообще как какую-то царевну — лягушку похитили, но все равно… Все равно…

Молодая женщина мотнула головой. Все. Хватит впадать в транс. Пора заниматься делом. Соловей — практически здоров. Лишний раз повторить ему, что лечение нельзя бросать и следует продолжать, конечно, не удалось, но до вечера еще далеко, будет время напомнить. А сейчас самое время заняться вторым пациентом. Тем самым, что как раз попадает в обслуживаемую возрастную категорию.

А после этого надо будет все-таки обследованием Огненного Змея озаботиться. То, что местный лекарь приехал, это конечно, хорошо, но, если Баба-Яга (Маша уже как-то привыкла называть так в уме Ягицу Кощеевну — главное только в лицо ее так не обозвать) этого самого Тугарина чуть ли не поганой метлой выгнала — это заставляет задуматься.

Маша вздохнула, поправила на плече лямку подаренной сумки и направилась вниз по улице.

Смерть — не повод для того, чтоб отлынивать от работы. Особенно, если на плаху тебя, не смотря на все мольбы, так и не отправили.

Глядишь, в грядущей битве действительно что-то и получится…

А пока — службу нести надобно.

Змей легко взбежал по ступенькам в библиотеку и, лишь взявшись за дверную ручку, позволил себе замереть на несколько мгновений, пережидая, когда пройдет противная боль за грудиной и перестанет кружиться голова.

Шагнув через порог, мужчина оглянулся по сторонам, выискивая взглядом значиху.

— Ох, советник, а мы и не ждали тебя сегодня!

— Нашли что-нибудь по волотам?

— Так три дня ж сроку давали! — всплеснула руками женщина. — Сейчас по годам выискиваем, смотрим. Алатырки челобитную пока не нашли. Есть бумаги по другим волотам, а ее писем еще не обнаружили.

Змей бросил короткий взгляд на листающих тяжелые тома книжников и вздохнул:

— Показывай, что по другим нашлось.

Глядишь, там что важное найдется. Может, три брата когда-то на похожую беду жаловались.

— Иди за мной, советник, — значиха мягко потянула мужчину за рукав.

Огненный Змей покорно шагнул за нею.

Запнулся обо что-то носком сапога, чтоб не упасть, схватился рукою за ближайшую полку — по отполированному дереву от пальцев побежал крошечный огонек, добрался до тяжелого тома, над которым мгновенно закружился дымок…

Испуганная значиха, замерла, зажав рот руками…

Советник, зло ругнувшись, одним рывком скинул книгу на пол, наступил сапогом, гася начинающее заниматься пламя, и выдавил бледную улыбку:

— Прости, не рассчитал.

Не хватало только пожар устроить…

Змей обвел взглядом царскую библиотеку: молодые летописцы да книжники, листающие толстые фолианты, поспешно опускали глаза к своим бумагам. Если кто и думал рвануться на помощь — так виду никто и не подал.

И самое главное — все равно ведь найдутся те, кто скажет, что советник специально подпалить все собирался.

Книгочея медленно кивнула. Тоже мне — хранительница! Стояла, глазами хлопала, вместо того, чтоб редкие рукописи спасать!

Мужчина наклонился, поднял подпорченный том — уголок тяжелого деревянного оклада потемнел. Хорошо хоть листы не пострадали, а вот обложку уже менять придется.

Советник уже хотел убрать инкунабулу обратно на полку, но взгляд вдруг зацепился за корешок, по которому шла витиеватая надпись. А вот это уже интересно…

Змей сунул книгу подмышку и повернулся к значихе:

— Так что там с волотами?

А пока будут приносить отобранное, можно свою находку полистать.

Там вполне может что полезное найтись…

Подле стола, заваленного бумагами, книгочея остановилась:

— Здесь все, что по предыдущему правлению по челобитным волотов нашли. Алатыркиных бумаг нет.

— Я сам еще посмотрю, — отмахнулся Змей, осторожно положив книгу на свободный от пергаментов уголок. — Найдется что, сразу мне скажешь.

Значиха кивнула и, не поворачиваясь спиной к советнику, скрылась меж стеллажей.

Мужчина подхватил ближайшую бумагу, пробежал ее взглядом: составленное сорок лет назад донесение — отправлен был в Рипейские горы отряд небольшой, проходил там волот Еруслан Лазаревич, да метлою обычной, не заметив войско, все его и смел. В верхнем углу — царское решение начертано: послать к Еруслану Святогора, да предупредить…

Другими словами — ничего интересного.

Следующая бумага: Вертигор жалуется, что невеста от него с Крутиусом-волотом сбежала. Просит разлучника наказать.

Змей насмешливо фыркнул, перевернул документ, увы, чем был решен спор так и не обнаружил.

Новый пергамент. Баба-Горынинка пишет, мол, нашла она на берегу Хвалынского моря камни редкие, цветные, ни на какие не похожие, спрашивает, позволит ли царь себе оставить али все-таки надо в Навьгород прислать…

Мужчина пробегал взглядом документ и откладывал их в сторону: ни в одном не было ничего стоящего, верно значиха сказала, — а взор нет-нет, да и возвращался к оставленной книге. Может сперва в нее заглянуть? Книгочеи все бумаги, что на столе лежат, просмотрели, ничего не нашли. А сюда ведь не заглядывали…

Мужчина вздохнул и потянулся за отложенным в сторону фолиантом.

Кощей откинулся на спинку кресла, не сводя ненавидящего взгляда с потолка. Все больше вопросов, все меньше ответов — и с каждым мигом все сильнее ощущение приближающейся опасности. Она уже рядом, она уже настигает, заглядывает из-за плеча, обгоняет, насмешливо скалясь смотрит в глаза…

Война близко.

Причем, война, по сравнению с которой все предыдущие бои на рубежах покажутся легкой прогулкой…

Отец был Бессмертным. Дед был Бессмертным. Прадед, в конце концов, тоже был Бессмертным! А ты даже не знаешь, как получить эту проклятую иглу!

Почему нельзя было рассказать, хотя бы перед смертью?! Почему нельзя было сообщить все предупреждения, когда только начал заболевать? Каждый понимает, что бессмертие — не означает вечную молодость. Нельзя вечно уходить от косы смерти… Почему надо было ждать до последнего — и лишь за мгновение до гибели сообщить: "Не верь сове…". Сове? Той, что принесла свиток? Или, все-таки, советнику?!

Что, если все, что Огненный Змей сказал сегодня утром — ложь от первого до последнего слова, скоморошье игрище, обман… Что тогда?

Чуть слышный стук в дверь, смазанная тень проскользнула в хоромы:

— Мой царь? — тихонько выдохнул дворский. — Прости мне вольность мою, лекарь из поездки вернулся, желает почтение засвидетельствовать.

— Пусть войдет, — махнул рукою Кощей.

Тугарин Змеевич шагнул в царские хоромы, низко поклонился:

— Мой царь… — голос чуть шипящий, ничего не выражающий.

Правитель Навьего царства медленно кивнул:

— Здрав будь, лекарь… Я думал, ты позже в Навьгород прибудешь — из Китеж-града путь неблизкий.

Мужчина вздохнул — по шее с тихим, едва различимым шелестом побежали, меняя размер и форму, крошечные зеленые чешуйки:

— Я спешил вернуться на службу, мой царь. Знаю ведь, что каждый день на счету, каждая ночь лишнюю тревогу доставляет.

Царь дернул уголком рта — можно было и не напоминать, что Навь вечно живет на осадном положении.

— Когда сможешь к своим обязанностям вернуться?

— Хоть сегодня, мой царь, — пожал плечами седовласый. — Кто-то захворал?

— Ловчему не здоровится.

Пусть царевна и рассказывала вчера, что целить умеет, но кто ее знает?

— Я загляну к нему, мой царь, — кивнул Тугарин. — Проверю, может, кто из лихоманок к нему в окна позаглядывал, а может, сам хворь где подхватил. Я что-нибудь еще должен сделать?

Кощей мотнул головой:

— Нет, лекарь, можешь идти.

Можно, конечно, рассказать, что советнику нездоровится, да вот только лекарь ведь может и заинтересоваться, от какого чародейства такие раны бывают, а один вопрос за собой другой потянет… Если Огненный Змей захочет, сам за помощью обратится. Да и вообще, пожелал бы — уже раз десять попросил об исцелении.

Тугарин Змеевич согнулся в низком поклоне и спиной вперед выскользнул из комнаты.

В передней он на несколько мгновений задержался, ожидая, когда слуги, спешащие по своим делам, покинут покои, а затем шагнул к тяжелой занавеси, закрывающей окно, резко отдернул ее в сторону и подхватил с пола притаившийся в темноте тугой свиток. Споро провел по нему ладонью, обламывая тараканьи лапки с пергамента, и поспешно, пока никто не заметил его действий, спрятал находку за пазуху.

Маша далеко не ушла. Стоило свернуть за угол, как на нее кто-то налетел, молодая женщина чудом не упала, а когда все-таки выровнялась, успев — чтоб не свалиться на землю — опереться на того, кто ее толкнул, обнаружила, что держит за худенькое плечико давешнего мальчишку — суседку.

— Вук?

Так, кажется, его звали?

Мальчик вскинул огромные глаза на Машу:

— Ой, да, — и попытался склониться в неуклюжем поклоне: — Исполать тебе, царевна.

Честно говоря, Орлова предпочла бы, чтоб с ней поздоровались какими-то более привычными словами. Как перевести на русский вот это вот самое "исполать", молодая женщина понятия не имела. Надо будет у кого-нибудь спросить, что ли… Правда, беседы на лингвистические темы с царевой невестой только советник вел… Да только где ж тот советник? Что с ним сейчас? Надо будет все равно включить его в план обхода территории. А то мало ли. То, что лекарь наконец приехал, это хорошо, но кто его знает, какого размера у него личное кладбище?

Орлова помотала головой: что-то она слишком уж задумалась, а мальчик меж тем ждал ответа, так что стоило с ним хотя б поздороваться.

— И ты здравствуй, — вздохнула Орлова. — Как ты себя чувствуешь?.. — женщина запнулась, подумав, что вопрос могут и не понять и попыталась его переформулировать: — Здоров ли ты?

Ребенок широко улыбнулся:

— За заботу спасибо, царевна! Хворей никаких нет, забот тоже…

Здесь, похоже, уже с младенчества начинали говорить на былинный лад. Хотя, может, это Маша была здесь анахронизмом…

А Вук продолжал:

— Отгула сегодня нет, вот, бегу в дворец царский… Прости, царевна, коли задел тебя, не со зла…

А еще здесь даже дети разговаривали совершенно по-взрослому…

— Голова не болит? В сон не клонит? — Маша коснулась ладошкой лба мальчика.

Температура вроде, нормальная.

Тут, конечно, стоило бы аускультацию сердца и легких провести, да только вряд ли мальчишка сейчас согласится…

— Да нет, — пожал плечами Вук.

Орлова вздохнула:

— Ну, иди тогда, не буду задерживать.

Ребенок радостно кивнул и, вытащив из-за пояса рубахи небрежно засунутого петушка на палочке, умчался вперед. Маша даже не успела возмутиться такой антисанитарии.

Женщина проводила маленького труженника взглядом и вздохнула: похоже, рабочий день на сегодня был завершен. Только вот пошла на обход — и уже все. Даже карточки заполнять не пришлось.

Хотя вряд ли здесь вообще есть такое понятие, как "история болезни".

Орлова почему-то очень сомневалась, что Тугарин Змеевич подробно исследует анамнез и записывает все в отдельные тетради.

Хотя, кто его знает. Может, Маша чересчур критично относится к местному лекарю, а он тут прям Гиппократ и Асклепий в одном лице. Ночей не досыпает, обедов не доедает, спит и видит, как людям помочь и от болезней исцелить.

Женщина хихикнула и пошла вслед за убежавшим Вуком. Можно было, конечно, просто так по городу пройтись, да только стоит ли? В Нави, похоже, проблема на проблеме сидит и проблемой погоняет: Мировое Древо гниет, советник себя предателем называет, по комнатам нудистки полуразложившиеся бегают…

Другими словами, не хватало только, чтоб Кощей решил, что ко всему этому счастью у него невеста сбежала, и собрался ее по всей Нави ловить.

Царь сидел, откинувшись на мягкую спинку кресла и задумчиво тарабанил пальцами по подлокотнику. Мужчина до сих пор не был уверен, что поступил правильно. Может, действительно стоило согласиться с советником? Послать его на плаху и жить спокойно?

Правда, тут опять встает вопрос: можно ли в таком сложном деле слушать советов того, кто тебя, как выяснилось, предал?

"Не верь сове" всплыл в голове слабеющий голос отца. Советнику? Советам? Сове, в конце концов? О чем вообще шла речь?

Мужчина устало прикрыл глаза. Столько вопросов и ни одного ответа.

А ведь прабабка сразу сказала, что советник к Нияну переметнулся. Пекельным духом пахнет, сказала…

Может, еще раз к ней съездить, о бедах своих поведать? Женщины, они даже когда не знают о чем-то, способны нутром чуять, предсказывать…

Пожалуй, так и стоит сделать. Съездить к Ягице Кощеевне, поделиться своею бедой, о помощи попросить…

Кощей рывком встал с кресла — уж это-то точно откладывать в долгий ящик не стоит.

Впрочем, выйдя из терема, правитель Навьего царства далеко не ушел — посреди двора стояла, задумчиво оглядываясь по сторонам, царевна. То ли размышляла, как сбежать, то ли соображала, что ей дальше делать.

Увидев будущего супруга, женщина на миг замерла, потом решительно мотнула головой — и направилась прямо к царю.

Похоже, попасть к Ягице Кощеевне сегодня не удастся…

Маша, честно говоря, и сама не могла бы сказать, зачем она пошла навстречу Кощею. Отметиться, что никуда не сбежала, никакого Ивана-дурака себе не нашла? Так это и за предыдущие дни понятно было. Поинтересоваться самочувствием правителя Навьего царства? Ну, вчерашняя дамочка до него не добралась — вроде бы, — не покусала, а значит, беспокоиться особо нечего…

Другими словами, умной мысли не было ни одной. А потому Орлова ляпнула первое, что пришло ей в голову:

— А у вас в Нави диспансеризация на текущий год запланирована?

— Что?! — ошарашенно уставился на нее царь.

Тут, пожалуй стоило остановиться, перейти на более понятную местному населению тематику, но "Остапа понесло"…

— Диспансеризация, говорю, запланирована?.. — повторила Орлова и, не дожидаясь ответа продолжила: — Сохранение здоровья нации является основной задачей современной медицины. Соответственно, для уменьшения уровня заболеваемости на участке необходима своевременная диагностика заболеваний на ранней стадии, определение основных факторов риска развития нарушений здоровья, выявление фактов употребления гражданами наркотических и психотропных веществ…

Благо, от лекций, прослушанных в университете, в голове еще что-то осталось.

Правда, судя по начинающему стекленеть взгляду Кощея, правитель Навьего царства был далек от достижений современной медицины.

Лекцию пора было сворачивать.

Вот только, о чем тогда разговор вести?

Можно, конечно, резко начать выяснять, на когда запланирована обещанная свадьба — не зря же Машу замуж позвали, в конце концов! — но женщина почему-то очень сомневалась, что ей дадут ответ. Особенно после незавершенной лекции по основам диспансеризации.

К счастью, Кощей решил вклиниться в возникшую паузу:

— Я рад, что ты так печешься о здравии навьих людей, царевна.

А уж Маша как была рада, что разговор можно было попытаться перевести на другие рельсы… Знать бы только на какие…

— О своем лишь только не заботишься, — продолжил царь, и женщина вскинула на него удивленные глаза: что за чушь? Одета, обута, холодное молоко, в отличие от всяких там ловчих не пьет. — Из терема своего без охраны выходишь… А вдруг приключится беда какая?

— Да что со мной случится может? — отмахнулась Маша, и, прежде чем Кощей успел хоть слово сказать, продолжила: — И вообще. Мне что, сидеть ждать, пока эта самая охрана решит ко мне заглянуть, проведать? Опять же: сидела б на месте — прошедшей ночью в твоем тереме ту девицу бы не погоняла.

На язык просилось язвительное: "Или может, не надо было? Стоило дать вам спокойно пообщаться? Глядишь, другой даме руку и сердце мог бы предложить…", но Маша подозревала, что ее юмор сейчас никто не оценит.

— Спасибо за помощь, царевна, — хмыкнул Кощей.

Маша так и не поняла, серьезно он сказал или пошутил:

— Всегда пожалуйста, мой царь, — И все-таки не удержалась: — Я ж, как-никак, свои корыстные интересы преследую…

— Это какие? — удивленно заломил бровь мужчина.

От беззаботной болтовни царевны на душе почему-то становилось спокойнее. Уходила тоска, сжимавшая сердце, грядущие события уже не казались столь ужасными, появлялась надежда, что все еще образуется…

— Ну как, какие?! — удивленно округлила глаза Маша. — Во-первых, где ж я такого парикмахера… э… цирюльника, то есть найду…

— А во-вторых?

— Ну… Я тут вроде как замуж собираюсь…

Все-таки не удержалась, ляпнула.

И тут уже пришла очередь Кощея удивляться. Причем, в отличие от Маши, мужчина был действительно ошеломлен:

— Неужто пойдешь за меня, царевна?!

Он уже даже сам не знал, чего ему больше хочется, чтоб она отказалась или согласилась…

— Пойду, мой царь, — вздохнула Орлова. — Куда ж я денусь с подводной лодки?

Свежий, невесть откуда налетевший ветерок шелестнул ветвями деревьев, дернул подол плаща Кощея.

То ли боги знак подали, то ли просто…

Впрочем, додумать Кощей не успел. В вышине послышался птичий клекот и под ноги царю медленно опустилось соколиное перышко. Коснулось земли — и в тот же миг на его месте возник мужчина в пестром кафтане. Обвел измученным взглядом двор, нашел правителя Навьего царства и выдохнул:

— Беда, мой царь… Ниян всю ночь войско у берега Пучай-реки собирал. Вечером на наш берег переправляться начнут…

Кощей зло сжал зубы.

Огненный Змей отложил книгу на край стола и устало потер руками глаза. Бесполезно. Надеялся, что в "Сказаниях о волотах" найдется хоть что-то полезное — а за одно можно будет прогнать из головы бесконечно крутящуюся в голове, как будто повторяемую гуслями- самогудами, одну и ту же мысль — "Сам предал, сам виноват, сам оступился, поверил солгателю…"

И самое главное, что сам захотел обмануться. Знал ведь, что Ниян способен за нос водить, обманывать… Да даже не способен, а будет за нос водить! Найдет лазейку, преступит договор, не вернет Умилу…

Чуть слышные шаги отвлекли от раздумий. Мужчина вскинул голову: около книжного шкафа стоял, задумчиво перекатываясь с носка на пятку, Тугарин Змеевич. В желтых глазах светилась усмешка.

— Здрав будь, советник.

— И тебе не хворать, лекарь, — согласился с ним мужчина. — Уже вернулся из Китеж-града? Быстро ты обернулся…

— Дурное дело нехитрое, — хмыкнул лекарь. Прошел мимо стола, остановился подле растянутой на стене карты Нави, скользнул по ней ленивым взглядом. — А ты все в трудах, советник, все в трудах, аки пчела… Солнце уже в самую высь взобралось, все книгочеи полдничать удалились…

— Я не голоден, — привычно дернул плечом Огненный Змей и скривился: обыкновенный жест отозвался во всем теле болью. — А ты, наверно, с дороги устал, лекарь? Иди отдохни, в ногах правды нет.

Ему совершенно не хотелось разговаривать с кем бы то ни было.

— На том свете отлежусь, советник, — осклабился Тугарин. — Я ведь, как приехал, как к царю на поклон сходил — так тебя сразу искать начал.

— Зачем? — удивленно заломил бровь Змей. Не уж-то правитель Навьего царства, после такого откровения, обмолвился, что советнику раны лечить надо?

— Привет тебе передать хотел, — сладко мурлыкнул Тугарин Змеевич, шагнул вперед и, остановившись перед самым Змеем тихо, певуче добавил: — От царя Нияна.

Советник дернулся, как от пощечины. Замер, не отводя бешенного взгляда от собеседника, и только и смог прошептать:

— Что?!

Тихий смешок:

— Что слышал, советник. Пекленец тебе привет передает, спрашивает, как до Навьгорода добрался, крылья не повредил?

— Это у тебя они бумажные! — зло огрызнулся мужчина. — Я и без них летать могу.

— Да разве речь об этом сейчас, советник? — Тугарин старательно не повышал голоса, говорил тихо, чуть слышно — на пару шагов отойдешь, уже не поймешь, о чем речь идет.

Змей поднял на него тяжелый взгляд:

— Что тебе надобно, лекарь? От меня ты чего хочешь?

— Чтоб ты выслушал меня, советник… Иначе я ведь могу царю про твой сговор с Пекленцем обмолвиться…

Советник хмыкнул — страшная угроза, нечего сказать.

— Но ведь тогда царь спросит, откуда ты это ведаешь? — мужчина позволил себе тонкую улыбку.

Тугарин об этом, похоже, не задумывался. Мотнул седой головой, поднял золотые глаза на Змея:

— Но речь ведь сейчас не об этом, советник… Я ж не с угрозами к тебе пришел, а слово молвить…

— О чем же?

Лекарь бросил косой взгляд себе за спину, убедился, что лишних послухов поблизости нет и вновь улыбнулся:

— Царь Ниян напоминает о вашем сговоре, советник…

— О сговоре?! — яростно прошипел мужчина. В голубых глазах блеснуло багровое пламя: — Видел я его сговор! Умила — мертва! Слова не скажет, памяти не имеет!..

Пальцы лекаря как бы невзначай пригладили топорщащийся на груди кафтан:

— Так умертвия ведь разные бывают, советник. Кто ведает свое прошлое, а кто и вовсе дара речи не имеет…

— И Умила из таких… — горько обронил Змей. Поднял голубые глаза на собеседника: — О каком сговоре может речь идти?!

— Все о том же, советник…

— А к Злодию меня тоже по сговору бросили?! — не выдержал Змей. — Хорошо Пекленец уговоры выполняет!

Лекарь только отмахнулся:

— Царь Ниян проверял, на что ты способен, советник. И обещания он свои всегда выполняет…

— Оно и видно! — прошипел мужчина.

Лекарь позволил себе новую улыбку. Поднял руку — на среднем пальце закачалась привязанная к шерстяной петельке подвеска: тонкая косточка из птичьего крыла, оправленная на суставах в серебро:

— Узнаешь вставаранку, советник?

Змей нервно облизал губы:

— Откуда это у тебя?!

Умилина подвеска. Сам когда-то дарил, чтоб на гайтан повесила.

— Царь Ниян дал… Только и надо, что твоей невесте вернуть. И память она обретет, и от Пекла свободна будет… — лекарь шагнул вперед, перехватил руку Змея, осторожно переложил подвеску в ладонь советнику, медленно, один за другим зажал ему пальцы в кулак…

Но свою руку не убрал — захочет, в любой момент подвес, оставшийся на тонкой нити, из ладони у собеседника выдернет:

— Ну что, советник?

Огненный Змей закусил губу:

— Бескуньно ведь не отдашь?!

Новая улыбка:

— Догадлив ты, советник… Бескуньно лишь приманка в капкане бывает… Да только плата за этот подарок — маленькая. Не помогай царю Кощею стать бессмертным — и получишь то, о чем уже столько лет мечтаешь…

Тонкая косточка леденила кожу…

Огненный Змей обвел безумным взглядом библиотеку, словно надеясь найти подсказку… Глаза вдруг остановились на висящей на стене карте Навьего царства. Навьгород. Китеж — град близ Светлояр-озера. Поча — речка, из Колодарского вытекающая, да подле деревни Гадюкино проходящая…

Мысль ударила пощечиной

— Поча ведь через Северные леса течет? — хрипло спросил Змей.

Лекарь замер, удивленно глядя на него:

— А… что?

— А за лесами Северными — волоты живут…

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, советник! — нервно обронил Тугарин.

— А от Светлояр-озера до Колодарского день пути… И если отраву какой-нибудь подменыш, кузутиком притворяющийся, принесет, да в воду кинет, та всего за пару дней до Северных лесов дойдет, сиринов с алконостами потравит… А если еще дожди устроить, да воду повыше поднять, так и быстрей яд по воде пройдет… А Усыня-дурак, видя беду такую, может и усами реку перегородить, чтоб отрава дальше не пошла… Верно, лекарь? — голос Змея срывался на свист.

Лекарь прищурил золотые глаза:

— А тебе-то до этого какое дело, советник? Ты ведь свою Умилу вернуть хочешь? Так соглашайся — уже сегодня вечером в твоих объятьях будет!

Огненный Змей ответить не успел: мелькнула за распахнутым окном птичья тень, послышался соколиный клекот, и советник, бросив короткий взгляд во двор, увидел, как вырастает из павшего на землю пера человеческая фигура в пестром кафтане.

— Финист! — потрясенно выдохнул советник. — С Пучай — реки…

Объяснять, зачем с дальних застав мог примчаться гонец, не надо было…

Седовласый лекарь усмехнулся:

— Вот и время пришло, советник. Забудь ту чушь, что ты говорил. Просто не помогай царю стать бессмертным и…

Договорить Змей ему не дал: дернул рукою, выдирая из цепкой хватки лекаря подвеску, на миг сжал ее в кулаке, и, швырнув в лицо Тугарину обломки кости — обугленной, потрескавшейся, в оплавившихся потеках серебра, — выскочил прочь из библиотеки.

Кощей раздумывал недолго: короткий жест — и рядом с царем возникла черная, дымная тень дворского:

— Что прикажешь, мой царь?

— Прикажи челяди проводить гонца на отдых, Болеслав Предрагович. И воеводу ко мне, живо!

— Как угодно, мой царь…

Маша и понять-то ничего не успела, как подле бледного, с трудом стоящего на ногах гонца появился молодой слуга. Осторожно коснулся рукой локтя мужчины:

— Пойдем, Финист Волхович, на мягких постелях отдохнешь… Путь от Пучай-реки у тебя был трудным…

Гонец покорно шагнул вслед за слугою, и Маша только тогда и сообразила, что ведь в ее обязанности первая помощь входит. Женщина только повернулась, чтобы пойти следом, как ее окликнули:

— А ты куда, царевна?

Орлова оглянулась на жениха:

— Ну…

Вот почему каждый раз приходится объяснять, что человека нужно осмотреть, проверить… Может ему лекарства какие-нибудь нужны?

— Я… — Маша попыталась объяснить доступно: — Я помочь хотела. Я в травах разбираюсь… Может, ему что надо?..

— Челядь лекаря кликнет, — отмахнулся царь. — Он уже вернулся из путешествия.

Орлова почему-то очень сомневалась, что Тугарин окажет необходимую медицинскую помощь. А может, она престо относилась к нему предвзято…

Впрочем, поспорить с будущим супругом не получилось:

— Кликал меня, мой царь? — прогудел сбоку низкий мужской голос, и Кощей повернулся к новому собеседнику.

Тут может стоило — раз уж про Машу так быстро забыли — поспешить за пострадавшим, но любопытство пересилило: в конце концов, лекарь уже столько лет состоит на службе! Значит царь знает, что на него можно положиться. Не будет же Тугарин Змеевич, проработав много лет и заняв важный пост, например, лечить кашель слабительным!

Нет, методика, может быть и действенная, но слишком уж анекдотичная.

Склонившийся в поклоне перед царем воевода выпрямился и Маша наконец смогла его толком разглядеть. Если раньше и были сомнения, что Орлова попала в "сказку", теперь они полностью развеялись — слишком уж "типическим" был персонаж: крепкий, коренастый, пикнического телосложения, с длинной окладистой бородой.

— Здрав будь, Черномор Святогорович, — кивнул царь.

Черномор? Это который "дядька морской" и "чредой из вод выходят ясных"? А ведь гонец что-то там про вражеское войско говорил. Остается надеяться, что армия Нави не состоит всего — навсего из тех самых "тридцати трех богатырей". Или там из вообще было "тридцать витязей прекрасных"?

Надо было сказки чаще читать, мрачно подытожила про себя Маша. Ну, или, хотя бы, классиков.

— Почто звал, мой царь?

— Война приближается, — горько обронил Кощей. — Собирай войско, воевода. До исхода дня у Пучай реки надо быть.

Черномор прищурился — мохнатые брови сошлись на переносице:

— Это летучие корабли и ковры — самолеты снаряжать надо, да сапоги скороходы раздавать…

— Делай, что нужно, воевода, — кивнул царь.

— Хранитель на битву отправится?

Кощей на миг задумался, а затем отрицательно мотнул головой:

— На нем — утвержение Мирового Древа.

Не рассказывать же, в самом деле, что оно гниет, и если не совладает войско Нави с ворогами из Пекельного царства — лишь от Горыныча все зависит… От Баюна много толка не будет, пусть даже он десять раз приставник.

Нет, конечно, кот со стальными когтями способен на многое, но что он сделает супротив всего Пекельного войска?

Воевода кивнул:

— Как скажешь, мой царь, — на миг замер, поднял глаза на царя: — А Злодий как же? Кто супротив него пойдет?…

— Я и выйду, — сказал, как отрезал царь.

Он, наконец, вспомнил, что тут еще и Маша присутствует. Повернулся к женщине:

— Ты лучше в свои хоромы иди, царевна. Война дело не женское…

Так Машу еще не посылали…

— Я военнообязанная! — возмутилась Орлова. — У меня даже билет есть!

Впрочем, ни Кощей, ни воевода на слова ее внимания не обратили: развернулись и направились куда-то вглубь двора. Тут, конечно, можно было, побежать следом, но… Но вот как это будет выглядеть? "Стой, твое величество! Я тоже могу пригодиться! Меня первую помощь учили оказывать!" Бред, конечно…

С другой стороны, чуть-чуть времени на то, чтоб собраться с мыслями, у Маши все равно есть — армия-то за две секунды не соберется и не выдвинется. Пусть даже со всеми их летучими кораблями и сапогами-скороходами. А раз так — можно вернуться к себе в комнату, собраться с мыслями… И все-таки что-то сделать!

Не сидеть же у себя в комнате до новых веников! Кощей пусть и Бессмертный, но в сказках игла всегда так легко ломается…

Советник нашел Ахмыла Баженовича близ комнаты с постельной казной.

— Помощь нужна, постельничий, — хрипло обронил Огненный Змей.

Ведогонь, как раз запиравший дверь, ведущую в казну, нарочито медленно повернул ключ в тяжелом навесном замке — чтоб точно запомнить, что все закрыл, — и лишь затем повернулся к собеседнику.

— О чем речь, советник?

— А ты не догадываешься? — мужчине было совсем не до любезностей.

И без того тонкие губы постельничего сжались в нитку:

— Когда?

— Ровно пополудню. Всего ничего времени осталось.

Ахмыл нахмурился:

— А успеешь?

Советник только отмахнулся:

— Гонец с Пучай-реки прибыл. Войско, самое большее, через два часа выступит.

Ведогонь повесил ключи на пояс и медленно кивнул:

— Будь по-твоему, советник… Только сам не опоздай — коли прав ты, другого шанса не будет.

— Не учи ученого, постельничий, — ощерился в недоброй усмешке Огненный Змей…

Васенька показываться отказался, как Маша его не звала. На все просьбы и уговоры из-под кровати раздавалось невнятное бурчание: "Пагуба идет… Пагуба…", но сколько Маша не звала коловертыша, вылезать тот оказался, так что понять, что там у него случилось, Орлова так и не смогла.

С другой стороны, ну, он же все время здесь просидел, по улице не шастал. Значит, у него все в порядке. А раз так — посидит с полчаса да и выйдет.

Нет, конечно, остается вариант, что Васенька за прошедшее время успел себе какую-нибудь ЧМТ заработать, но он же не хочет вылазить! Ловить его, что ли?

За спиной негромко скрипнула дверь:

— Здесь ты, царевна?

Женщина удивленно оглянулась: за прошедшие три дня к ней как-то никто, кроме Кощея, не заходил, а тут такая неожиданность:

— Советник? Каким ветром тебя принесло?

И вообще. Если у них тут война начинается, он разве не должен быть где-то рядом с царем? Вон, воеводу сразу вызвали… Или Огненный Змей в столь сложные вопросы не лезет?

А может, ему просто еще не сказали?

Мужчина, усмехнувшись, дернул уголком рта — в голубых глазах не было ни намека на смех:

— Ветра у нас сейчас только одни, царевна. Те, что с Пучай-реки дуют…

То есть про войну он знает.

Тогда за каким лешим вообще сюда пришел?

Может, состояние ухудшилось, о помощи пришел попросить?

— Как ты себя чувствуешь, советник? Голова не болит? Не кружится?

Новая улыбка:

— Благодарю за заботу, царевна. Вчерашняя хвороба уже прошла…

Маша только хмыкнула: да там и не только вчерашняя была. Вон, когда перед той полудохлой нудисткой в комнату влетел — на ногах еле стоял. Будто не отлеживался у себя в комнате, а где-то по своим делам шастал.

А может, так и было? Особенно, если учесть слова о предательстве…

И вот кстати. Кощей ему сказал утром зайти, отчитаться, кто там и кого предал. И вот тогда возникает вопрос: то ли еще никому ничего не говорил, то ли предательство было такое маленькое, нестрашное…

Хотя, что это за такое "маленькое и нестрашное предательство", Орлова даже вообразить не смогла.

— Тогда что ты хотел, советник? — пора было наконец разобраться с собеседником и таки заняться общественно-полезным трудом!

В чем он будет выражаться, кощеева невеста пока не решила.

— Я… — начал было Огненный Змей, но вдруг запнулся, охнул, закрыл ладонью лицо.

— Что случилось, советник?!

— Да в глаз что-то попало, — поморщился мужчина. — Пылинка какая или ресница…

— Не три рукой! — Маша перехватила запястье мужчины, потянула советника к окну: — Садись, посмотрю.

— Да не пристало, как-то царевна… — слабо возразил он, но на лавку опустился.

Маша осторожно коснулась ладонью левой щеки, поворачивая лицо Змея к окну. Кожа под пальцами была сухая, волокнистая…

Мужчина дернулся всем телом и что-то тихо зашипел сквозь зубы.

— Что? — удивленно отдернула ладонь Маша.

— Ничего, царевна, — поморщился он. — Все в порядке. Посмотришь, что попало?

Царева невеста осторожно раздвинула веки на правом глазу, вгляделась:

— Вроде нет ничего…

Мужчина на миг выпрямился, проморгался и мотнул головой:

— Все равно болит… Прошу, посмотри еще, царевна…

В дверях думной комнаты ведогонь столкнулся с воеводой. Посторонился, пропуская наружу, но от вопроса не удержался:

— Здрав будь, Черномор Святогорович! Случилось что? Али просто по дозорам докладывал?

— Случилось, — хрипло обронил воевода. — Война надвигается, постельничий. Царь еще мне во дворе сказал, я приказы отдал, а сейчас последние детали обговаривал.

Ахмыл удивленно округлил глаза:

— Неуж-то опять Ниян воду мутит?!

— А есть еще недруги? — хмыкнул воевода и, не дожидаясь ответа, поспешил прочь, а ведогонь на миг задержался у дверей, обдумывая, что же делать, а затем решительно шагнул внутрь комнаты:

— Не вели казнить, мой царь, вели слово молвить!

Задумчиво барабанивший пальцами по подлокотнику Кощей, сидевший у затянутого зеленым сукном стола, поднял тяжелый взгляд:

— Говори, постельничий.

— Воевода сказал, войско к Пучай-реке скоро выдвигаться будет.

— До исхода дня надобно на рубежах быть, — кивнул молодой мужчина.

— А как же царевна, мой царь?

— Что "царевна"? — мрачно буркнул Кощей.

— Она ведь останется одна…

— Предлагаешь взять с собой, Ахмыл Баженович?! — насмешливо фыркнул царь. — Женщинам не место на войне!

— Спору нет, мой царь, — склонил темную голову ведогонь. — Да только она ведь пару дней в Нави всего, никого не знает, челядь только и видела… Может, стоит перед выходом войска, тебе, мой царь, к ней заглянуть? Слово доброе ей сказать, объяснить, что не по своей воле ее бросаешь… Девица ведь и ведать-то не ведает, что с Пеклом война идет… Она-то из Яви…

Кощей на миг задумался, а затем резко кивнул:

— Спасибо за совет мудрый, Ахмыл Баженович.

Пусть девица и видела гонца, но лишний раз с ней словом перемолвиться не помешает.

Постельничий склонился в низком поклоне.

…Из-за двери, ведущей в опочивальню царевны, слышались какие-то голоса. Опять с коловертышем разговаривает…

Мужчина толкнул дверь, шагнул через порог… И пораженно замер.

Синий кафтан советника царь опознал сразу, пусть лица Огненного Змея-то и видно не было: мужчина сидел у окна, а над ним, загораживая его спиною, склонилась царевна. В первый миг у Кощея и были еще какие-то сомнения — может мужчине пылинка в глаз попала, а царевна по доброте душевной помочь решила! Но еще через мгновение ладонь советника по-хозяйски легла на тонкий стан царевны, подтягивая ее ближе…

Хлопнула закрывшаяся от сквозняка дверь, и царевна дернулась, попыталась отстраниться, оглянулась и, встретившись взглядом с Кощеем, смутилась…

А Огненный Змей даже наглого взгляда не отвел. Так и сидел, скаля белоснежные зубы в улыбке…

— Ой, а… — начала было царевна.

— Продолжайте, — зло процедил сквозь зубы Кощей и, не дожидаясь оправданий, вышел из опочивальни, вновь хлопнув дверью.

От удара кажется, даже дверная притолока хрустнула, но царю сейчас было не до этого…

Мужчину душил гнев. Обманула царевна! И "замуж пойду", и "по нраву ты мне", и "Ивана никакого не знаю", а сама — уже с советником милуется да лобызается!

И тот тоже хорош! Умила! Любимая! Единственная! Погибшая! А на деле…

Ни одной юбки не пропускает! Даже на царевну глаз положил!

— Всех казнить! Всех! — зло прошипел Кощей в пространство. — Его — на плаху, ее — в лягушки на веки вечные!

Массивные ступени гудели под сапогами. Кощей выскочил на порог терема, остановился, хватая ртом воздух: от ярости, мутившей голову, было нечем дышать.

Рядом, как по волшебству, появился ведогонь:

— Случилось что, мой царь?

Мужчина бросил на него бешенный взгляд:

— Измена случилась, постельничий!

— У царевны никак?! — пораженно ахнул Ахмыл. — Горе-то какое!

— Горе — не горе, а на плаху оба пойдут!.. — прошипел царь.

— Неуж-то царевна с кем-то спуталась?! И кто он?! — в голосе ведогоня звучало искреннее удивление.

— С-с-советник!

На язык просилось совсем другое. И часть из этого все-таки была высказана:

— Обоих на плаху!

Ведогонь задумчиво закусил губу:

— Прости мне смелость мою, мой царь, но не руби с горяча… Да и гневаться тебе сейчас недосуг… Скоро выступать с войском…

— И простить их?! — в голосе Кощея зазвучала злая насмешка: — Оставить ее с хахалем здесь, вернуться с похода и на радостях домой отпустить?!

Постельничий медленно поднял глаза на правителя:

— Нет, мой царь. Но судить надо на холодную голову…

Мужчина в ответ лишь зло усмехнулся, но Ахмыл и не ждал иного ответа. Помолчал пару мгновений и тихо обронил:

— Есть один способ, мой царь…

— Какой?!

— Пойдем, мой царь… Все расскажу…

Уже почти у царского терема они столкнулись с лекарем. Тугарин Змеевич встревоженно шагнул от порога:

— Случилось что, мой царь? На тебе лица нет!

Постельничий шагнул вперед, загораживая собой правителя:

— Все в порядке, лекарь, иди своей дорогой. Царь занят.

— Ты, постельничий, — зачастил седовласый, — не мешай, когда тебя не спрашивают! Я же вижу беда какая-то приключилась. Никак с царевной что?

— Иди, лекарь, — процедил постельничий, четко выговаривая каждое слово. — Не твоя забота.

— Но…

— И-ди, — вновь повторил ведогонь. Задумался на миг и продолжил: — Гонцом лучше займись, — ледяным голосом можно было небольшую речку заморозить. — Он вон издалека прибыл… Трав ему каких дай, чтоб полегче стало… А царь — занят!

Тугарин понял, что спорить бесполезно. Отступил в сторону, пропуская, склонился в поклоне:

— Как прикажете… — и уже, когда за царем и постельничим закрылась дверь, ведущая в терем, в спину им добавил: — А я уж займусь гонцом, будьте уверены.

Маша в первый момент вообще ничего не поняла. Сперва, когда ладонь Змея вдруг легла ей на талию, — просто оторопела от его наглости, замерла, не зная, что ей делать, а уж когда в комнате невесть откуда появился Кощей — и вовсе "зависла" как сломанный компьютер.

— Ой, а…

"А" что — она и сама не знала. "А как ты здесь оказался"? Банально. "А что ты сейчас видел?" А что он видел? Как Машу вдруг ни с того, ни с сего обнимать пытались? "А это вовсе не то, что ты подумал!" Еще одна идиотская фраза из дурных любовных романчиков.

Впрочем, договорить, пусть даже и на "автомате" Орловой не дали: Кощей процедил что-то резкое, злое и, развернувшись на каблуках, выскочил из комнаты, хлопнув дверью. Удар был такой, что колебания, кажется, по всей комнате пошли…

— Ну и что это было? — мрачно поинтересовалась в пустоту Маша.

Большего бреда и представить нельзя.

Ответа молодая женщина не ждала, и тем было удивительнее, что она его получила:

— А было, царевна, — ровным голосом пояснил Змей, — то, что и должно быть.

Маша удивленно покосилась на него. Советник сидел, откинувшись назад, опершись спиною о стену, и, чуть запрокинув голову, наблюдал за женщиной из-под приопущенных век.

Хорошо хоть ладонь с талии убрал, а то Маша как-то не сориентировалась и даже не успела потребовать, чтоб руки не распускал. А надо было. В смысле — убрать, а не распускать.

А вообще, для начала следовало сейчас пойти, найти Кощея и… ну, как минимум, все-таки сказать, что ничего страшного тут сейчас не происходило. Нет, конечно, Змею тоже стоило объяснить, что он козел и нечего тут со своими обнимашками лезть, но все надо делать по порядку, а то, когда человек находится в таком аффекте как Кощей… Кто его знает, вдруг с крыши решит прыгнуть? Он, конечно, бессмертный, но…

Маша решительно дернула за ручку двери… И обнаружила, что та заперта. Вот когда он успел замок повесить?

— Зря стараешься, царевна, — подал голос Огненный Змей. — Не откроешь ты дверь, она запечатана.

— А ты бы лучше помолчал, советник, — обернулась к нему Орлова. — Какого… черта обниматься полез?! Не пьяный вроде… Дать бы тебе сейчас по голове, да побольнее! А куда бить, чтоб сильней болело, я знаю! Меня учили!..

— Да что ты знаешь о боли, царевна? — вдруг криво усмехнулся мужчина и, не дожидаясь ответа, вдруг подался вперед, резко провел ладонью по лицу, стирая личину, и, не дожидаясь ответа, зло выдохнул: — Хорош?

— Твою агалактию! — только и смогла выдохнуть Маша, не потрясенного взгляда с собеседника: — Советник, ты в КВД анализы сдавал?!

— Что?! — Огненный Змей, кажется, ждал совсем не такой реакции.

Вместо ответа Орлова шагнула к нему, двумя пальцами ухватила за подбородок, повернула голову собеседника к свету, разглядывая обнажившиеся мышцы и сухожилия.

— М-да… Тебя в анатомичке можно наглядным пособием выставлять, советник…

Мужчина попытался мотнуть головой, вырываясь из цепкой хватки врача.

— Не дергайся! — прикрикнула на него Маша. — По лбу дам!

Честно говоря, Орлова сейчас понятия не имела, что же может быть у пациента. Нет, к дерматологу ему точно надо было сходить. И вообще, голыми руками трогать лицо не стоило, но, раз уже начала, отступать было некуда.

— Что ты там увидеть хочешь, царевна? — окрысился Змей. — Надеешься, что поцелуешь и все исчезнет?

— А это и в славянских сказках есть? — задумчиво протянула Маша.

Дверь заперта, спешить некуда… Если жених действительно психанул из-за того, что посчитал, что Орлова тут чем-то непристойным занималась — это, конечно, не хорошо, но раз уж озаботилась осмотром, надо его закончить.

Советник резко дернулся в сторону, уходя из Машиной хватки, встал:

— Тебя мое проклятье не касается.

— Угу, — саркастически согласилась женщина: — И руки ты тоже из-за проклятья распускал.

Огненный Змей фыркнул:

— Дура ты, царевна, — в его голосе проскользнули сочувствующие нотки. — Неуж-то действительно не понимаешь ничего?

— И что я должна понимать?

Вопрос на языке крутился совсем другой: "Уж не воспылал ли ты ко мне страстью неземной, советник?", но Орлова его благоразумно проглотила.

— Действительно не понимаешь? — фыркнул советник. — Ты… про царя хоть что-нибудь знаешь? Про бессмертие его…

— Это в смысле… "Смерть кощеева на конце иглы"? — удивленно нахмурилась Маша, а потом прикусила язык. А вдруг это здесь страшная-страшная тайна, которую кроме Кощея и Бабы-Яги никто и знать не должен.

— Я ж и говорю, дура, — хмыкнул Змей. — При чем здесь смерть? Если бы на игле она была, поломай — и бессмертным сделаешь… Жизнь его там. Душа.

— Как "душа"?! — только и охнула Маша.

— Да так. Только вот у царя сейчас — душа в теле. Нет у него иглы. И если выйдет на бой с Нияном — не выстоит, погибнет. А вслед за этим — и Нави не устоять…

Маша сглотнула комок, застрявший в горле.

— А чтоб душу из тела вынуть да в иглу заточить, нужно чтоб сам царь этого захотел. Только захочет он этого, лишь если белый свет ему не мил будет, — продолжал ровным голосом Змей. — Коли предаст он кого — и чтоб совесть не грызла, в иглу ее спрячет. Или коли кто другой его предаст. Например, невеста, которую он пуще жизни полюбит. Благо, если каждые сто лет новую искать — одна по душе да придется. А потом изменит невеста ему, загуляет с кем другим… Старый метод. Действенный.

Машу словно пыльным мешком по голове ударили.

А советник дернул сохранившимся уголком рта, словно попытался улыбнуться и, на миг склонившись в поклоне, обронил:

— Прости, царевна, мне еще договор подписать надо, — вылетел огненным всполохом в распахнутое окно…

Финисту недужилось. Преодолев огромное расстояние от Пучай-реки до Навьгорода, мужчина смертельно устал. Лицо гонца заливала неестественная бледность, на лбу выступила испарина…

Лекарь быстрым шагом вошел в горницу. Цыкнул на суетящихся подле кровати домовых:

— Брысь отсюда, помощь понадобится — кликну.

Дождавшись, пока за последним из слуг закроется дверь, мужчина повернулся к уставшему гонцу:

— Как ты?

Финист с трудом улыбнулся бледными губами:

— Плохо, лекарь… До Пучай-реки пара дней лету, а я с рассвета добрался…

Тугарин хмыкнул:

— Ничего, на ноги поставим! — подхватил со стола кружку, неспешно налил из стоявшего неподалеку кувшина немного молока и, повернувшись спиной к раненому, осторожно, так чтоб тот не заметил, вытащил из-за пазухи пергаментный свиток. Легко отломил крошечный кусочек сургучной печати и быстрыми резкими движениями "присолил" напиток:

— Выпей, гонец. Там травы целебные… Разом на ноги станешь.

Постельничий привел Кощея в Златоверхий терем — комнату под самой крышей царских хором.

Царь окинул злым взглядом открытое всем ветрам гульбище — балкон, окружающее надстройку:

— И? Зачем привел? Что сказать хотел?

Ахмыл Баженович медленно разжал кулак — на ладони лежала сломанная игла: толстая, длинная, украшенная на головке крошечным черепом розового кварца:

Кощей дернулся, как от пощечины: он как-то совершенно не задумывался, куда пропал отцовская игла. Сам сломал, сам в руках держал… Кажется, где-то выронил… И все. Где потерял, кто подобрал — одному лешему известно.

И постельничему, получается.

— Гнев кружит голову. Гнев заслоняет разум, — тихим напевным голосом начал ведогонь. — Его можно выбросить. Его можно заточить… Спрятав, при этом, смерть на конце иглы. Нужно только решиться на это, мой царь. Отказаться от того, что жжет пуще пламени. От того, что туманит рассудок. От того, что как лютый зверь рвет когтями сердце…

Розовый кварц на ладони пульсировал алым в такт с ударами сердца. Крошечный камушек притягивал взгляд. Казалось он рос, увеличивался в размерах, заслонял собою весь мир…

Маша пару раз дернула дверь, убедилась, что это бесполезно и оглянулась на кровать:

— Вася, где ты там?!

— Страшное грядет, что-то страшное грядет, — завел унылую шарманку из-под кровати коловертыш.

— Кончай ломать комедию! — не выдержала Маша. — Страшное — не страшное… Либо ты вылезешь, либо я не знаю, что с тобой сделаю!

Из-под свисающего до самого пола покрывала выглянула любопытная мордочка:

— А если не знаешь, чего говоришь? — о своем страхе коловертыш как-то мгновенно забыл.

— Хочу и говорю, — огрызнулась Орлова. — Дверь открой лучше!

Васенька округлил глаза:

— Как я это сделаю?

— Ты же ее раньше охранял? Вот и открывай!

— Ой, не надо царевна… — заканючил коловертыш. — Зло за дверями ждет, ножи точит, хочет сердце вырвать…

Маша зябко передернула плечами — столь ярко прозвучало это описание..

— Надо! — огрызнулась она. — Открывай! Кто здесь главный ты или я?

Коловертыш покорно вздохнул и, выбравшись на свет божий, поковылял к двери. Погладил лапкой темное дерево… Легкое прикосновение, тихий скрип… Маша выглянула в коридор и, убедившись, что там традиционно никого нет — царева невеста, называется! Никаких слуг, никакой помощи! — шагнула вперед.

— А может не надо? — тоскливо раздалось сзади.

— Надо!

Пока Орлова спускалась по ступеням, вслед ей неслось горестное:

— Что-то страшное грядет, ой, страшное…

…Маша и сама не знала, куда и зачем спешит. Где должен проводиться обряд получения иглы — черт его знает. Может, в царском тереме, а может и вовсе в храме. Зря туда ездили, что ли?

Да и вообще. Даже если предположить, что Маша сейчас обнаружит, куда ушел Кощей, что дальше делать? Цепляться ему за руку и выть "ой, родненький, не надо?" Да не настолько он ей "родненький…" Орлова вообще не знала даже, нравится он ей или нет! Может, после того, как царь обессмертится, он наоборот лучше станет!

И вообще. Если Змей сказал правду, если Кощей не имеет права идти на войну смертным — кто Маша такая, чтоб ему мешать?

Всего лишь невеста…

Или не всего лишь?

Во дворе было пасмурно, словно дождь собирался. Маша вскинула голову — небо было кристально чистым. А вот над царским теремом облака сгустились. И не просто так зависли в воздухе, да еще и по кругу вращались, словно над хоромами магнит какой закрепили.

Может быть Маша и ошибалась. Может быть, это все было простым совпадением… Но в этот миг у крытой золотом крыши блеснул огненный всполох, скрылся где-то внутри… И Орлова рванулась к ступеням царского терема.

Распахнула тяжелую дверь, пулей пронеслась по комнатам, не обращая внимания на занятых своими делами слуг, побежала вверх по лестнице. Длинный подол сарафана путался под ногами, коса противно била по спине… А если к этому еще добавить, что подняться надо было то ли на третий, то ли на четвертый этаж — предварительно найдя нужную лестницу — то Маша прокляла все.

По большому счету, женщина даже не знала, что она будет делать, оказавшись наверху. То ли, как обычно, примется тормозить, то ли все-таки решится плюнуть на выработанные привычки и кинется Кощею на шею с воплем "Ваня, я ваша навеки!". Последнее звучало натуральным бредом, но на фоне всего происходящего вполне тянуло на хорошо разработанный план действий.

Последняя лестница, последняя дверь: тяжелая, украшенная резьбой с птицами — и в лицо ударил холодный ветер, словно Маша осенью на улицу выскочила.

Множество окон — в каждой стене. Ведущая наружу открытая нараспашку дверь. Виднеющийся за нею балкончик с гнутыми балясинами…

И неподвижно замерший у выхода Огненный Змей. Мрачный, напряженный, как натянутая струна.

застывший посреди комнаты Кощей его не замечал. Стоял неподвижно напротив протянувшего к нему ладони мужчины… А в комнате с каждым мигом сгущался мрак. Словно затмение начиналось или ночь наступала.

— …Ты согласен, мой царь? — тихий голос мягко шелестнул по комнате.

И может, в этот момент и стоило Маше вмешаться, кинуться к Кощею, крикнуть "Не надо!", но на молодую женщину вдруг навалилась какая-то слабость, апатия…

— Согласен!

И тьма, окутавшая комнату, обрушилась исчезающей пеленой, раскидала клочки мрака по уголкам и закоулочкам, спрятала обрывки меж тяжелых штор…

А на ладони у ведогоня светилась ровным зеленым светом длинная цыганская игла, украшенная на месте ушка крошечным рубиновым черепом.

Кощей медленно прикрыл глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Если бессмертие и должно было как-то проявляться, то сейчас правитель Навьего царства этого не чувствовал. Впрочем, тут надо быть честным — он вообще сейчас ничего не чувствовал. Ярость, еще несколько мгновений назад клубившаяся в душе, пропала, растворилась, словно и не было ее, пропала, сменившись полным равнодушием…

— Мой царь? — мягко мурлыкнул голос сбоку.

Еще недавно он бы не вызвал ничего, кроме гнева. Еще недавно. Но не сейчас.

Огненный Змей… Решил покаяться?

Кощей медленно повернул голову:

— Зачем ты здесь? На плаху захотел? — царь не чувствовал ничего. Ни гнева, ни ярости… Пусто было на душе. Или… Пусто вместо души?..

Пухлые губы советника тронула легкая улыбка:

— Я принес договор, мой царь.

Правитель Нави чуть склонил голову набок:

— Договор?

В руке у советника действительно находился тугой свиток. Старинный, порыжевший…

— Договор, мой царь, — мужчина встряхнул рукою, и пергамент развернулся. Алая буквица в начале. Мелкий убористый почерк, так похожий на отцовский. И три колонки пышущих золотом подписей. — Впервые подписан при Сотворении Мира. Впоследствии — при каждом новом царе. Огненный змей помогает стать Кощею бессмертным, ведогонь проводит обряд, а правитель Навьего царства подтверждает для них и их потомков чины советника и постельничего соответственно.

А вслед за тем новая улыбка — оскал:

— Ну, а верная служба и проклятье — это так, приятное приложение.

Маша стояла не в силах отвести взгляда от происходящего перед нею. Все казалось каким-то нереальным, ненастоящим… И от этого все более страшным.

Кощей на миг замер, затем резко взмахнул рукою — и на пергаменте появилась новая отливающая золотом подпись. Советник даже не стал проверять, изменилось ли что-то. Мгновенно скрутил пергамент обратно в свиток и, согнув спину в поклоне, спрятал договор за пазуху.

Остальные участники договора распишутся позже…

А царь повернулся к Маше — и молодая женщина почувствовала, что сердце у нее сбилось с ритма…

Аритмия. Стенокардия. Кардиомиопатия…

Что еще там может быть с похожими симптомами…

Хотя если честно, все объяснялось намного проще: пусть Кощей и не изменился после того, как на ладони у ведогоня появилась игла — не стал старше, не превратился в изможденного старикашку, как в мультфильмах — но взгляд черных глаз стал другим: чужим, мертвым. Будто и не было того мужчины, с которым Маша вчера пирожком делилась…

Сейчас перед Орловой стоял совершенно другой человек. Ледяной взор проникал до глубины души, тонкие губы были плотно сжаты…

Маша даже не была уверена, согласилась бы она сейчас пойти за него замуж, если б ей вдруг предложили: слишком страшно было смотреть ему в глаза… По-настоящему страшно. Так, что пересыхало в горле и начинало заходиться сердце…

Хотя это еще вопрос — позовет ли ее в жены этот Кощей. Может, в лягушку превратит, да и забудет о ее существовании.

А квакать ближайшие сто лет, ой, как не хочется…

Царь, не глядя, протянул руку к ведогоню — тот, покорно склонившись, поспешно положил на ладонь Кощею иглу — смерил невесту долгим взглядом и сухо приказал:

— Ахмыл Баженович! Царевну — в ее терем. И пару воев у дверей поставь, чтоб без дела не выходила.

— Как прикажешь, мой царь, — выдохнул постельничий.

А царь бросил короткий взгляд на неподвижно застывшего советника:

— Войско через час выступает.

Иглу надо будет в казне спрятать.

— Буду готов, мой царь, — вновь поклонился Огненный Змей.

Это в сказках ковер — самолет и летучий корабль были в единственном экземпляре. В реальности, как выяснилось, их была целая эскадра. Или флотилия? Кто тут разберет…

Маша мрачно наблюдала, как в небеса взмывали местные летучие и плавсредства.

…А чему тут радоваться? Личная жизнь, похоже, испортилась окончательно и бесповоротно.

По крайней мере, становилось понятно, почему все эти Марьи Моревны и прочие Василисы Премудрые и Прекрасные отказывались идти под венец. Даже если никакого Ванятки на примете не было, выходить замуж за Бессмертоного правителя Нави совершенно не хотелось. Тот Кощей, который был до этого, Орловой даже нравился. Конечно, она не могла сказать, что влюблена в царя по уши, но, как человек — он был хороший. А этот, получивший иглу… Мертвый он, не живой.

Нет. Плоть у Кощея, как у той нудистки, что у него по комнате шарилась, кусками не отваливается, но когда на тебя смотрят, как на предмет меблировки или на лягушку какую-то — хоть бери, да из-под венца сбегай!

И надо ж было советнику все так испоганить!

— Почто грустишь, царевна? — мяукнул тихий голосок из-за спины.

Маша оглянулась: Васенька сидел на полу, подле ножки кровати, чинно сложив ручки на коленях.

На языке у Орловой крутился честный ответ: так, мол, и так, последняя надежда выйти замуж за приличного человека накрылась медным тазом, но женщина побоялась, что если она так скажет, коловертыш ее попросту не поймет: чем бессмертный правитель Нави — неприличен?

— Война будет, — сухо откликнулась женщина. — Сам ведь говорил — страшное грядет.

Даже если предположить, что сказки не врут, что с остальными будет? Сколько погибнет?

— Страшное, царевна, — согласился Васенька. — Да только каждый навий человек знает, что он по лезвию ножа ходит… Мы все три мира от Нияна храним…

Орлова нахмурилась:

— А боги? Почему они не помогут?

Ведь если все эти Макоши, Велесы, Свароги, действительно существуют, почему они не вмешаются?

— Каждому из у богов что попросили не поможешь, слезы не вытрешь, судьбу не поправишь… Да и вообще, что одному — горе, другому — счастье, — вздохнул коловертыш. — У соседа корова умерла, а ты и рад радешенек. Особенно, если сам отравил.

Маша отмахнулась:

— Я не об этом. Ниян этот ваш… Если он нападет и от того, выстоит ли Навь, зависит судьба всех миров, почему никто не вмешается? Взяли бы, заперли его где-нибудь…

— А кто души из Яви будет в Пекле держать? — резонно возразил Васенька. — Царя Кощея к этому приставим? Или всех: и злых, и добрых — в светлый Ирий пошлем?

Маша только вздохнула: а говорят в славянской мифологии не было дуализма…

К Пучай-реке войско прибыло задолго до заката. Можно было несколько часов отдохнуть… — и готовиться к битве. До того, как солнце за окоемом скроется, Нияново войско в атаку не пойдет, света забоится, а уж как последние лучи за горизонтом пропадут… Лучше и не пытаться предсказать, что тогда начнется.

Огненный Змей стоял на берегу. Серые волны уже несколько раз успели лизнуть носки алых сафьяновых сапог — от красной кожи тянулся легкий дымок, но советник не попытался даже на шаг отступить.

От воды тянуло жаром — казалось даже колдовская личина, скрывавшая раны, сейчас оплавится, воском растаявшим потечет. Ветер, дувший в спину, дергал за кудри, трепал одежду. У самой кромки два потока сходились, взмывали вверх, укрепляя невидимую стену, поставленную много веков назад при Сотворении Мира.

На душе было тошно и пакостно.

— На корабле быстрее, чем на птичьих крыльях, — хрипло обронил сбоку знакомый голос.

Змей бросил короткий взгляд на говорившего, нахмурился:

— Финист? Откуда ты здесь? — благо, спора с дальним родственником ловчего у советника никогда не было.

А гонцу ведь отлежаться надобно было, после долгого перелета, а не вновь к приграничью спешить.

Молодой мужчина пригладил каштановые волосы:

— Лекарь царский выходил, на ноги за час поставил. Честь ему и хвала — недаром хлеб ест.

Змей прищурился:

— Тугарин? Он здесь? — За последними треволнениями советник даже не озаботился проследить, что там лекарь дальше делать замыслил.

Гонец мотнул головой:

— Я слыхал, царь велел ему в Навьгороде остаться. Правителю лекарь без надобности, а войску заставные целители помогут, коли беда приключится.

Советник со свистом втянул воздух через зубы.

Только этого не хватало! Не успел царю правду сказать — и вот тебе! Что оставшийся в столице Тугарин измыслит? На какое предательство решится?

На месте он ведь сидеть не будет, вновь воду мутить начнет…

— Что опечалился, советник? — чуть слышно промолвил Финист. — Никак за родича обеспокоился?

— Подколодный аспид Тугарину родич! — огрызнулся Огненный Змей. — Мне хранитель Мирового Древа — и тот по крови ближе!

Финист усмехнулся: весело, бесшабашно:

— Ну, коли не по нраву лекарь тебе — лишний повод с сегодняшней битвы целым воротиться, в глаза ему плюнуть.

Мужчина бросил на советчика косой взгляд, но дальний родственник Соловья Одихмантьевича ответил новой улыбкой, и советник не удержался:

— А у тебя есть повод вернуться?

Новый смех:

— И у меня есть причина вернуться живым, советник, как не быть! Только я тебе ее имя не раскрою!

На дверях Постельной палаты висел тяжелый замок. Такой и захочешь сбить — не справишься. Да еще и слуги шастают — будешь долго подле двери стоять, обязательно кто-нибудь заинтересуется, что лекарь здесь забыл…

Тугарин оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости, и осторожно коснулся ладонью замка. Пальцы словно мелкими иголочками прошило — хорошую защиту ведогонь на казну поставил, нечего сказать. Впрочем, она ведь на живых рассчитана, а не на покойников…

Осталось только ночи дождаться.

А вот с замком надо что-то делать…

Впрочем, в темнице ведь наверняка пара-тройка татей сидит… За возможность на свободу выйти любой просьбу мелкую выполнит.

А до заката как раз время есть, чтоб нужного исполнителя подобрать. Чтоб опыт хороший имел замки вскрывать, да чтоб подчиниться "вежливой просьбе" мог…

К ночи Пучай-реку начало штормить. Серые волны взмывали к затянутому облаками небу, опадали, осыпаясь ядовитой взвесью, мешающей дышать, дурманящей разум.

На противоположном берегу, едва заметном в багровых вспышках заката, разгорающегося в небесах, мелькали смазанные тени: Ниян спешил ступить на землю, отвоеванную у него семьдесят веков назад.

Навье войско тоже готовилось к бою. Уже выстроился большой полк — копейщики из подказурников и виритников, полканы в боевых доспехах, лембои, подернутые сизым туманом, волкодлаки, готовые перекинуться в любой момент… Летучие корабли и ковры-самолеты остались далеко позади — ближе, чем на десять верст к Пучай — реке они подлететь не смогут, падут оземь.

Стоящий с краю Финист взмыл в воздух соколом, над головами полетел протяжный птичий крик, посыпались сверху мелкие перышки — и там, где они касались земли, вставали двойники гонца, изготовившиеся к битве.

Впереди войска стояли бок о бок два всадника: царь и советник. Вороной конь Огненного Змея нетерпеливо грыз удила, белоснежный скакун Кощея был спокоен.

Советник на миг оглянулся и зло поджал губы: там, где в тылу должны были оставаться несколько сиринов да алконостов, зияла пустая проплешина. Не зря лекарь воду протравил — теперь некому будет песнями воинский дух поднимать…

Кощей медленно вскинул руку, собираясь с силами, готовясь… На кончиках пальцев вспыхнули зеленые огоньки, закружились в бешенной пляске, вращаясь все быстрее и быстрее…

От серых вод поднялась полупрозрачная, словно созданная из задымленной слюды стена. Она и раньше была здесь, оберегая Навь от Пекла, сейчас лишь проявилась, стала видна… Как стали видны и растекшиеся неопрятными кляксами пробоины в колдовской защите.

По войску потрясенный шепот прошел. Все знали, что есть грань между Навью и Пеклом. Никто не предполагал, что она столь хрупка…

Огненный Змей только челюсти сжал: он и не думал, что за прошедшие пять лет столько раз успел слетать в Пекло — стена вся была на дырах, на пробоинах: пальцем тронь, пеплом осыплется… Неудивительно, что Ниян столь горд да чванлив был…

Кощей молчал. Лишь на бледном виске царя дергалась, пульсировала тонкая ниточка вены.

В глубине полуразрушенной защитной пелены начало разгораться алое пламя — Ниян мост строит для переговоров — знает, что по Калинову мосту никто пройти не сможет…

Пора и Нави за дело приняться.

Все знают, что переговоры ни к чему не приведут. Но всегда остается последняя надежда…

По легкому мановению руки правителя Навьего царства от берега начал проявляться мост. Хрустальный, светящийся легкой прозеленью, он казался сотканным из тонкой паутинки. Уходил вперед, над дымными водами Пучай-реки, и пелена мрака, сгустившегося над волнами расступалась перед ним…

— Иди, советник, — хрипло обронил царь. — Тебе переговоры вести.

Кощею вдруг поблазнилось, что смотрят на него сотни глаз — и не тех людей, что в войске его стоят. Другие на него глядят — из пелены, что миры разделяет. И не с берега противоположного всматриваются, нет, из самого тумана…

Змей на миг покорно склонил голову и, легко спешившись, шагнул вперед. Хрустальный настил звякнул под тяжелым сапогом. А если исчезнет сейчас, пропадет — будет время и силы во всполох перекинуться? Али косточки в горящей воде так и истлеют?..

На середине реки хрустальная переправа перерастала в созданный из выбеленных временем костей — с противоположного берега она строилась чарами Нияна. Огненный Змей нескольких шагов до границы не дошел, остановился, ожидая переговорщика с той стороны.

А он уже приближался.

Закутанная в серый саван фигура умруна медленно двигалась по костяному мосту. Дошла до рубежа, остановилась, замерла неподвижным истуканом…

Костлявая рука с длинными пальцами мелькнула в рукаве балахона, а затем умрун резким движением скинул капюшон.

Змей почувствовал, как сердце сбилось с такта: на него смотрел, скаля зубы в безгубой усмешке старый, мертвый царь Кощей…

Молчание все затягивалось…

— Что ж ты молчишь, советник? В землю мне не кланяешься? Али забыл, как клятву верности давал? — в голосе умруна звучала ядовитая усмешка.

— Я уже новую принес, — отрезал Огненный Змей. — И не тебе, волчья сыть, меня в предательстве обвинять.

Мертвый правитель Нави пропустил оскорбление мимо ушей:

— Уверен, советник? — тихий смешок шелестнул в воздухе. — Может, личину снимешь? Я-то договор хорошо знаю — никак еще с твоим прадедом его подписывал…

По крайней мере, теперь понятно, откуда Ниян, а вслед за ним и Тугарин знают про то, как бессмертие Кощею дается…

Но так и не ясно, как вышло, что прошлый царь в Пекло попал?! Навьи люди исчезают после смерти! Это каждый знает! Не уж-то пробитая грань между мирами заставила старого Кощея стать под руку Пекленцу?!

Получается, и в этом Змей виновен?!

— Без твоих советов обойдусь, — огрызнулся мужчина.

— Да я разве советую? — сейчас голос мертвеца не выражал ничего. — Я от царя Нияна весть принес. Он вам сдаться предлагает, повиниться, покаяться… Глядишь, простит он тогда предательство семидесятивековое.

— Раньше, при жизни, ты другое говорил! — окрысился советник.

— При жизни многое по-другому… — и тихий смешок: — Да ты и сам это скоро поймешь, советник, как под руку, царю Нияну станешь. Ты ведь в Пекле уже одной ногой стоишь… И да, советник, коли уж речь о том зашла… Как воевать-то пойдешь супротив меня и тех, кто под моей властью сейчас стоят? Сколько протянешь после того, как меч поднимешь? Мгновение? Два? Это ведь предательство — ты клятву верности мне давал.

— Клятва смертью пресекается, — процедил мужчина.

Новый оскал, исказивший изуродованное тлением лицо мертвого царя:

— Вот и проверим… Срок вам всем — до последнего луча. Как солнце в Пучай — реке утонет, ответ дадите, и коли голову пред Нияном не склоните, все к рассвету поляжете. А кто-то и в войско его перейдет.

И резко, по-военному, развернувшись на каблуках, умрун направился прочь с моста.

На закате у стен острога остановилась долговязая тень. Лекарь оглянулся по сторонам, проверяя, не следит ли кто за ним, и вытащил из-за пазухи перетянутый серой нитью свиток. На миг прижал его к стене, и тот легко просочился сквозь толстые бревна сруба.

Ждать пришлось недолго. Едва последний луч солнца погас, как тяжелая дубовая дверь, еще недавно запертая изнутри, мягко отворилась. На уходящих вниз ступенях стояла давешняя зазовка.

Тугарин щелкнул пальцами, и мертвячка покорно осыпалась серым пеплом, превратившись в пергаментный свиток, который лекарь зажал в кулаке.

Лекарь перешагнул через лежащее у подножия лестницы неподвижное тело — посланница Нияна хорошо знала свое дело — поднял с земляного пола затухающий факел, закрепил его в держателе на стене и вновь повернулся к тюремщику. На миг задержался подле него, снимая с пояса спящего связку ключей, а затем медленно пошел по узкому коридору, разглядывая криво прибитые к дверям таблички.

Тут следовало хорошенько оглядеться, найти подходящего помощника. Знать бы только, кто на что способен. Не будешь же каждого будить, выяснять, за что в холодную брошен. А наобум выбирать — до рассвета можно озаботиться, а сейчас тать нужен, а не работник ножа и топора.

На одной из дверей красовалась табличка: "Уйка, тать".

Тугарин Змеевич повернул ключ в тяжелом навесном замке, сжал свиток в руке, намекая, что этого острожника надо разбудить.

Колодник с трудом поднял голову от пола. В темных волосах запутались перепревшие соломинки. Мутный взор скользнул по слабо освещенной темнице, задержался на стоящей на пороге фигуре.

Во мраке, царившем в остроге, и разглядеть-то толком ничего нельзя было, но Уйка каким-то шестым чувством понял, что важная птица к нему пожаловала.

— Кого в мои хоромы занесло? Какими судьбами? — в холодном, не смотря на летнюю жару, остроге, голос колодника охрип, дребезжал.

— На волю хочешь? — Тугарин Змеевич не собирался долго объясняться.

— Никак царь-батюшка помиловал? — подался вперед вор.

— И так сказать можно… — криво усмехнулся седовласый.

С левого берега Пучай-реки Пекло казалось растревоженным муравейником. Сгорающее за спинами навьего войска солнце вытягивало долгие тени, искажало их, заставляло корчиться на углях лучей.

Пекельное царство ждало темноты, готовилось напасть, собирало силы для удара…

Ночь упала, как секира полкана.

Тихий шелест сращивающихся в мосты костей разнесся над серыми водами реки. Горячие волны лизали выбеленные временем остовы, прожигая их, разрушая до основания, но древние чары вновь и вновь создавали переправу, уничтожая пелену стены меж мирами.