Маша без медведя-2

17. Я ВЫСТУПАЮ КРАСИВО

И БЕЗ ДОБРОЙ ФЕИ ОБОЙДЁМСЯ

Я вернулась в палату, подновила иллюзию спящей себя и решила, что по лестнице больше шарашиться не хочу. Есть же у меня окно. Надо только немножко его усовершенствовать…

Я взяла с подноса из столовой салфетку, скатала её в трубочку и придала нужную форму. Потом приложила салфетку к раме с наружной стороны… Вот теперь у нас есть удобная ручка! Ещё зарядить её на невидимость… Всё, можно лететь.

Случайный взгляд упал на зеркало, и я увидела себя. Свидание у меня или как⁈ Почему я собираюсь, как Золушка, у которой есть карета, но нет платья?

Для начала всё освежить (включая меня, а то как же).

Гардероб предоставляет нам умеренный выбор, так что наложим-ка на платье временную трансформацию. На сколько? Часов на четырнадцать, на всякий случай. Исходный цвет оставим тёмно-изумрудным, добавим немножко переливов и золотого шитья, чтоб как нежные завитки с листиками. Воротник убираем. Лиф плотнее к телу. Вырез поглубже, но умеренный. А вот на спине-е-е пусть почти до талии, как у той княжны. Рукава нам не нужны, разве что некое подобие небольших крылышек по плечам. А вот перчатки — да. Давайте золотистого цвета. Нет, не перчатки, а эти… без пальцев как? Митенки. А то не люблю я, когда ткань мешает. А маникюр чуть подлиннее и покрытие золотое, с искорками. И туфли тоже.

Оборки нижней юбки превратить в кружевные. Ах! И бельё поменять на что-нибудь шёлковое, кружевное и невесомое. А вдруг? И вместо колгот нежные чулочки цвета шампанского.

Ну, как говорят девчонки, шарман. Единственное, пустую оправу придётся снять. А на шею прикрепить какую-нибудь иллюзию. Медальон, допустим.

Теперь причёска. Лента выпала из косы, волосы разобрались на множество мелких прядей, сплетающихся в тоненькие косички, составляющие сложный узор.

Я удовлетворённо осмотрела себя в зеркало. Давно такое хотела сделать, ещё с Гертнии — да всё случая подходящего не было. Да и маны там всё время не хватало, а руками такое…

Последний штрих… По причёске рассыпалось множество крошечных мерцающих золотых бусинок.

Теперь, вместо неудобной плитки воздуха, достанем нашу фирменную вязанную леталку… Я пару раз облетела палату, решила, что сидится мне отлично, и выплыла за окно. Притянуть раму, запечатать временным заклинанием, чтобы от ветра не раскрылось (всё это опять с «магией внутрь», как это меня уже утомляет…) — и вниз. Пикирование с третьего этажа оказалось не таким безопасным, как я себе представляла. Земное притяжение придало мне приличного ускорения (или это я поторопилась со снижением?), тротуар довольно чувствительно толкнулся в ноги, и я подумала — да уж, шикарно бы вышло, если бы я сейчас разбилась в лепёшку прямо перед носом у парня! Сидит он себе, ждёт — и вдруг такой кровавый шлёп, брызги и прочее. Потому как со смертью мага все его короткие заклинания рассеиваются.

Передёрнулась. Картинка, прямо скажем, фу… Практика сложных полётных фигур нужна, практика!

В новом варианте платья не было карманов. Леталку куда девать? В веер превратить? Зачем мне веер? Или в сумочку? А зачем мне сумочка?

Я решила забить на превращения и тупо воспользоваться маскировкой, села в машину, а леталку кинула на заднее сиденье. А потом приоткрыла своему кавалеру тень.

Эффект мне понравился. Первые эмоции — они всегда самые правдивые.

— Обалдеть!..

Я скромно потупила глазки:

— Правда?

— Ты очень красивая!

— Ну, тогда поехали.

ВКУС РОСКОШИ

Если достопамятная «Панорама» была просто рестораном, то «Метрополь» занимал целое четырёхэтажное здание, выходящее своим вычурным фасадом на одну из центральных улиц. Внутри всё было как обещано — люстры, золото, лощёная обслуга и ещё более лощёная публика. Ресторанный зал был чуть короче гимназической цветочной гостиной, зато чуть шире, со столиками, расставленными по кругу, и открытой площадкой по центру. По всему периметру зала проходила широкая галерея, на которой, напротив входа, располагался оркестр, а в остальной части, в некотором подобии ниш, также стояли столики для посетителей.

Вот на галерейке и нашёлся свободный столик. Это было даже лучше, укромнее, и отсюда было занимательно наблюдать за публикой внизу.

Ресторанная карта блюд была просто огромная, глаза у меня разбежались.

— Значит, так. В этих названиях я понимаю мало что, поэтому слушай. Я сегодня со всеми этими душами колдунов осталась без горячего. Поэтому я хочу суп. Вкусный суп, не очень жирный и не очень острый. И хлебушек к нему чтоб бородинский, чёрненький. На второе хочу мяса.

— Здесь шикарные морепродукты.

— Вот и ешь, тебе полезно. А мне мяска. Такое, знаешь, чтоб не размазня по тарелке, а на сковороде, горячее, сочное, можно с запечёнными овощами — лук, сладкий перец, балкажанчик с чесночком. Пить буду сок. А на десерт лёгкий тортик. И чаю с молоком.

— Фрукты?

— Можно.

Я предоставила Сергею разбираться с официантом, а сама уставилась вниз.

Народу реально было много, все столы заняты. Меня сильно интересовали женщины. Любопытно, здесь на сословия тоже как-то делятся или всё по кошельку? С мужиками как-то можно было угадать. Если дворяне служат — значит, те, которые в форме… стоп.

— Серёж, а служат только дворяне?

— На военной службе, ты имеешь в виду?

— Да.

— Отчего же, не только. Лица любых сословий, изъявившие желание и показавшие соответствующие успехи.

Та-а-ак… Вот и накрылась медным тазом моя теория. С женщинами всё ещё более запутанно, я полагаю. Все присутствующие были в длинных юбках. Некоторые, особо увешанные драгоценностями, аж со шлейфами. М-хм. Очень открытый верх, очень приталенное всё, пышный низ. Очень выверенные, тщательно завитые и уложенные причёски, иногда с такими штуками вокруг лба, я даже не знаю, как их назвать. Букли? Нет, скорее, какие-то прямо трубки из волос.

О! В зал вошла и поплыла за зарезервированный столик дама в очень длинной и очень узкой юбке. Я бы назвала такую «ножны». Нет, на самом деле она, конечно, как-то иначе называется, но выглядит натурально, как будто женщину туда воткнули. Это, наверное, или супер-модница — или эпатажница.

В центре зала несколько пар танцевали неторопливый вальс. Музыка закончилась, и оркестр заиграл что-то новое, а пышная белокурая певица вышла поближе к балюстраде и запела про «всё стало вокруг голубым и зелёным» и про «любовь никого не отпустит». Ритм музыки звучал непривычно, однако круг быстро наполнился танцующими парами. Некоторые движения немного напоминали вальсовые, но весь рисунок танца был другим:

— А что это за танец?

— Фокстрот, — немного удивлённо ответил мой кавалер, — потанцуем?

— А я не умею.

— О, там совсем простые шаги. Пойдём!

Вот почему на галерейке места ещё были. Бегать вниз, чтоб потанцевать — не всякий захочет. Танец, и впрямь, оказался несложным. Потом был ещё вальс, и снова фокстрот — медленный и тягучий, как мёд. Потом к нам подошёл официант и сообщил Сергею, что наш заказ готов.

Готовили здесь по кошельку — как для королей. Уж на что нас в последние месяцы Строгановский повар разбаловал, местную кухню я оценила на отлично. И мы ели, и снова танцевали, вальс, фокстрот и даже что-то странное, диковатое и по меркам гимназии явно неприличное под названием танго. А потом целовались в машине. И голова у меня кружилась пуще прежнего.

Но когда дело дошло до рук, забирающихся под юбку, я сказала:

— Нет. Старые медведи умнее молодых. Не сегодня.

Я выскочила из машины, встряхнула свою леталку и уселась верхом:

— До субботы! На мосту в десять!

В небо я стартовала, сдерживая восторженный писк. Опасаюсь я за крики — плохо у меня маскировка звука выходит. Я сделала виток над «Метрополем» и вдруг вспомнила, что мы не договорились о главном.

Пикирование вниз с высоты даже не трёх, а, наверное, десяти этажей заставило меня максимально сосредоточиться на торможении. Я снова едва не треснулась о мостовую и выскочила из тени в ту же секунду, как Сергей завёл автомобиль. Машина дёрнулась. Ну и глаза у него…

Я живо плюхнулась не переднее сиденье:

— Серёж, мы забыли договориться.

— Как?.. На мосту в десять, суббота.

— Да нет! О другом. Как мы с тобой встречаемся? Только ты и я? Или к нашей паре могут присоединиться ещё… м-м-м… участники? Скажем, девушки с моего согласия или парни с твоего. Или мы вообще не ограничены в свиданиях с другими? Чего ты на меня так смотришь, я серьёзно спрашиваю.

Реально, в Гертнии это была норма — договориться на берегу, чтоб без обид.

— Нет, я не хочу, чтоб ты встречалась с другими мужчинами, — набычился он.

— Значит, только ты и я, замётано! Но учти, ты имеешь дело с магичкой, — в голове у меня скакали звенелки и смешинки, как у того Винни-Пуха, — того, кто вторгнется в нашу пару, постигнет проклятие зелёных соплей!

— Проклятие чего?

Но оно уже вылепилось, это проклятие — и вылетело. И вообще, подозреваю, что тот сок был не вполне соком. Я захихикала и выскочила из машины:

— Пока!

Я летела, закладывая такие виражи между шпилями, что свист стоял в ушах. И хохотала во всё горло. А чтобы меня никто не слышал, поднялась повыше, так что город стал похож на нарисованную огоньками карту. Потом я вспомнила, что оправы у меня нет, и если энергия сейчас закончится (а она при таких расходах скоро неизбежно закончится), тормозить мне будет нечем, ай-яй… — и повернула к реке.

На подлёте я поняла, что стремительно теряю высоту. Ой, мамочки!.. Держись-держись-держись-держись! Есть! Энергетический вал подхватил меня и потащил, обгоняя несущуюся к морю ледяную кашу. Я неслась над самой стремниной, почти чиркая каблуками по стылой ряби, и мои волосы развевались. Получилось!!!

— Й-й-й-йа-а-а-а-а-х-х-ха-а-а-а-а-а!

Если кто услышит мой оглушительный визг — сам виноват! Впереди мелькнула коряга. Я вильнула, уходя влево и вверх, взмывая в небо штопором — Господи, как здорово!

— Спасибо-о-о-о! — закричала я в небо, заложила петлю и, развернувшись, полетела назад, через мост и дальше, пока город не кончился — на север! — а потом снова на юг! — и снова…

Я просвистела, наверное, раз десять туда и обратно, вдоль всей городской набережной и даже больше — пока в голове у меня не прояснело. А ведь могла бы врезаться в какой-нибудь летательный аппарат, кажется, здесь такие есть. Или в гуся. Я неуютно поёжилась. Надо будет подойти к Серёже с серьёзным вопросом — это что за соки-воды такие? Положительным моментом было то, что после всех своих воздушно-акробатических кульбитов никакие перелёты через заборы, экстренные посадки и резкие повороты мне были не страшны просто абсолютно. Вот что значит, хорошенько потренироваться!

Я влетела в окно своей палаты, привела все предметы (платье и прочее) в первоначальный вид и завалилась спать, чтобы утром проснуться вместе со всеми по звонку и всю среду вести себя, как паинька.

ГДЕ-ТО В ГОРОДЕ

— М а ри, глянь-ка, что нам локационщики принесли.

— И что это такое?

— Я не знаю.

— Выглядит так, как будто два огненных мага играли в мяч файерболами, — они посмотрели друг на друга. — Здоровенными файерболами. И почему над рекой?

— Понятия не имею…

— В новостях?..

— Ничего необычного.

— Кто у нас в городе из членов императорской семьи?

— Только Дмитрий, и тот до двенадцатого.

— Усильте контроль за академией. И предупредите охрану, чтобы наследник этим мостом не пользовался. Мало ли, что это такое.

— А у Кости что?

— Злится опять. Просидел, говорит, как дурак. Машину под невидимостью только по следам на снегу и увидели, и то ушла от них.

— И не проследили? Не догнали?

— Говорю тебе, квартал от дома не проехали — ни визуально, ни аппаратурой. Ты его лучше не спрашивай, опять шипеть будет полчаса.

ПРО ЗАПЛАТКИ

В четверг я убедилась, что предусмотрительно назначила встречу с ювелиром на четыре не зря. Во время послеобеденной прогулки напротив забора снова выстроились просители. Одна женщина почему-то запомнилась мне сильнее остальных. Она была сильно похожа на ту, с младенцем, которая пришла ко мне первой после тёти Тани — наверное, смертельно уставшим лицом, отчаянием и тёмными кругами под глазами. Ребёночек лежал в коляске, похожей на кругловатый короб на четырёх колёсах, и плакал надрывно, не переставая. Когда я (под тенью, само собой разумеется) привязала ему на ручку браслетик и сняла острую боль, он замолчал так внезапно, что мать изменилась в лице — думала, помер. Сунулась в коляску, увидела ручку, перевязанную верёвочкой, которая как будто сама собой заправлялась под одеяльце, испугалась, закрестилась и поскорее покатила прочь от гимназической ограды.

Заметила ли она, что вторую верёвочку я уронила поверх одеяльца? Ну да, думаю, заметит. Ей самой тоже помощь не помешает.

Я так гордилась своими воронками-маносборниками (ну, теми, которые через музыку и пение), так раздувалась от значимости своего открытия… пока не вспомнила энергетическую паутину, которая покрывала почти всё свободное пространство в моей спальне. Потом, заставляя меня осознать полнейший конфуз ситуации, в памяти всплыли огромные автоматизированные маносборщики, которые ходили над гертнийскими лесами. Мне стало ужасно стыдно. Это, получается, я что изобрела? Что-то типа ложки, если переводить в бытовое сравнение? Хожу такая вся из себя гордая от того, что могу ложкой есть, а не руками. А люди-то кроме ложки уже и мясорубки всякие придумали, и миксеры… Какой пердимонокль, ужас. Хорошо, что у меня не было возможности ни перед кем похвастаться. Что бы сказал Баграр, если бы я ему сообщила о своём новейшем творении?

Я грустно задумалась.

Нет, Баграр бы меня похвалил. Он всегда находил, за что меня хвалить. Сказал бы, что всё равно я умница, дошла своим умом. И, может быть, именно такой способ до сих пор и не был открыт, а? От этой мысли я слегка приободрилась. Ну, правда. Никаких таких вот вороночек я никогда в жизни раньше не видела. Наверняка на гертнийских манонакопителях даже принцип сбора другой.

На этом месте я решила, что в таком случае я всё равно молодец, и нечего тут киснуть!

Второй стороной моих размышлений было то, что (по сути) целительство и картины — это всё, что я могла бы сейчас продать. Не этим просительницам у ограды, а кому-то с достаточно толстым кошельком и сходными потребностями. Мысли концентрировались вокруг того, кому конкретно и что конкретно я могла бы предложить прямо сейчас, и, кажется, таки сконцентрировались…

В половине третьего я снова пожаловалась на слабость и окуклилась в изоляторе. Ни на какие трансформации решила время не тратить, закуталась в тень, села на леталку и понеслась. Вот, кстати, надо что-то придумать с этими полётами. Моя простецкая вязаная конструкция для воздушных петель и штопоров оказалась вообще-то неуклюжей. Хочу такую штуку, чтобы удобно было летать. Сидеть, держаться, управлять. В детстве, помню, мальчишки с гор гоняли на таких самодельных агрегатах… Как же они назывались? Верх на манер трёхколёсного велосипеда, только вместо колёс — коротенькие лыжи. И руль поворачивался, так что передней лыжей можно было управлять. А! Рулевик — вот как!

Соседский мальчишка иногда брал меня кататься. Сиденье у его рулевика было длинное, мы запросто усаживались вдвоём, а на боковые полозья было очень удобно ставить ноги. Вот бы мне подобную леталку! В идеале — чтоб она обладала и собственными способствующими полёту качествами. Обтекаемостью и прочим. Дополнительные там щитки какие-нибудь. Только вот ставить её куда? Прятать в тень и прикреплять за окно? Разглядят её наблюдатели из фургона в свою дудку? Нет? А вдруг да? Забавно будет, если мимо гимназии проедет мощный маг (предположим такой гипотетический случай) и увидит мою ухоронку. «А что это у вас там на окне висит?»

Можно было взять полноразмерный предмет и каждый раз уменьшать его до размера безделушки, пряча в карман — но это потребует такого расхода энергии, что мне даже представить было страшно.

Значит, пока мне нужно нечто небольшое, возможно трансформируемое. И желательно, чтоб нам с Марусей на двоих. Опять вязать и перед полётом придавать ей жёсткость? А если в полёте концентрация энергий понадобится для совсем другого, и эта конструкция резко увянет и превратится в тряпочку? Хотя, в случае столь экстренных перегрузок мне, наверное, будет вообще не до полётов.

Обдумывая эту мысль так и эдак, я подлетела к особняку Скворцовых и позвонила в звонок у парадного входа.