Маска Ра

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Амеротк шел за пажом по галерее. Огромные фрески по обеим сторонам рассказывали о славных победах Египта над врагами. Голубые с золотом колесницы мчались по телам поверженных нубийцев, ливийцев и воинов из страны Пунт. Охваченные ужасом, смотрели азиаты на триумф фараона и мощь египетской армии. По краю росписей шли восхваления.

«И простер он свою десницу. Он, золотой сокол Гора, налетел на врагов своих. Он сломал им шеи. Он расколол им черепа. Он взял их золото и сокровища. Он заставил дрожать землю пред именем своим».

Амеротку подумалось, не станут ли эти надписи эпитафией славе Египта. Фараон еще ребенок, дворцовый совет расколот, а теперь убийственная ненависть вспыхнула меж теми, кто правит Фивами.

Шедший впереди мальчик – слуга свернул направо и остановился. Стражи у дверей стояли во всем своем церемониальном блеске: их головы венчали красно-белые головные уборы; они были в бронзовых панцирях и кожаных схенти. Эти солдаты принадлежали к одному из отборных полков. В одной руке они держали щит, в другой – обнаженный меч. Паж шепнул что-то одному из стражей, после чего бронзовые двери отворились, и Амеротк в сопровождении все того же пажа вошел в личные покои Хатусу, где было прохладно и светло. Пастельные тона стен давали отдых глазам после обилия батальных сцен на фресках галереи. Воздух был густо пропитан запахами кассии и других благовоний, в сочетании с тончайшими ароматами цветов в горшках и венках, расставленных и развешанных вокруг. Обстановка не занимала много места. Привлекали красотой несколько золотых и серебряных статуэток. Кресла и стулья из полированного дерева украшала инкрустация черным деревом и слоновой костью.

Оставив Амеротка ждать, паж вышел через боковую дверь. Он попытался избавиться от сковывавшего его напряжения, рассматривая картины, где изображались рыбаки, забрасывающие сети в воды Нила, и обнаженные танцовщицы, стройные и гибкие, в густых, пышных париках. Колебание света создавало впечатление, что девушки грациозно движутся В своем нескончаемом танце под перезвон систр, хлопая в такт в ладоши.

– Господин.

Знакомый уже паж приглашал его войти. Амеротк последовал за ним и, переступив порог, едва сдержал возглас изумления. В маленькой комнате росписи на стенах оставались в тени, не различимые в свете двух ламп, установленных по сторонам большого, похожего на трон кресла под балдахином из золотой парчи. Восседавшая в нем Хатусу крепко сжимала подлокотники в форме рычащих леопардов. Ее ноги стояли на скамеечке, покрытой золотой парчой с изображением богини Маат, победно восседавшей на одном из ужасных демонов подземного царства. По обеим сторонам от Хатусу сидели Сененмут и Сетос.

Амеротк прекрасно понимал, что Хатусу выбрала именно эту комнату, чтобы создать впечатление ее собственной царской власти. Будь на ней голубая или двойная корона, а в руках – плеть и скипетр, она бы выглядела совсем как фараон, вершащий суд. Даже выражение лица ее изменилось: от мягкости и кокетства не осталось и следа. Ее глаза гневно сверкали, губы были яростно сжаты. Амеротк взглянул на Сетоса и преклонил колена. Он воздавал ей не больше почестей, чем полагалось, но в памяти его хранилось предостережение Омендапа. Хатусу ясно давала понять, что регентом должна стать она. А еще у него закралось подозрение, не хочется ли ей также стать и фараоном.

– Ваше Величество, вы посьшали за мной, ровным тоном проговорил Амеротк.

– Если не хотите, можете уйти, господин Амеротк!

В тоне Хатусу чувствовалось напряжение. Амеротк со вздохом поднялся и скрестил руки на груди. Во взгляде Сетоса читалось предостережение. Он едва заметно покачал головой, давая сигнал Амеротку следить за своими словами. Эти подсказки совершенно не понравились Амеротку.

– Я главный судья в Зале Двух Истин, – ответил он. – Я представляю правосудие фараона.

– Вы всегда были прямым и несгибаемым, как столб. – Теперь уже Хатусу улыбалась, сменив свою величественную позу на более непринужденную – Помните, Амеретк? Вы когда-то не…е…много заикались, – намеренно запинаясь, сказала она. – Не забыли?

– Я помню, как меня дразнили, Ваше Величество. Как не помнить. Вы и ваша любимица-кошка. Серая, как мне кажется, верно? Во взгляде ласка, но очень острые коготки. Иногда было трудно различить: где хозяйка, а где ее любимица.

Сетос тихо ахнул. Но Хатусу удивила его. Вместо вспышки гнева в глазах ее зажглись озорные огоньки.

– Вас всегда отличали резкость и прямота, Амеротк. От заикания вы избавились, но у вас все такое же непроницаемое лицо, вы по-прежнему пылаете страстью к Норфрет и сохраняете решимость следовать правде. Неужели вам все это никогда не надоедает?

– Ваше Величество, я воспитывался при дворе вашего отца, и если я испытываю нечто подобное, то у меня достаточно хорошие манеры, чтобы это скрывать.

Амеротк чувствовал, как в нем копится гнев, который мешает дышать. Ему хотелось пройтись и дать выход чувствам. В то же время он ощущал в себе какую-то детскую неопределенность: был ли он рассержен или просто испуган?

– Некоторые назвали бы вас дерзким, – подал голос Сененмут. Он сидел в ленивой позе, положив руку на кресло-трон, и так ласково его поглаживал, что у Амеротка закралась мысль, а не хочется ли приспешнику Хатусу самому сидеть там.

– Простите? – Амеротк склонил голову набок, делая вид, что не понимает слов Сененмута.

– Господин Амеротк, – повторил он, – некоторые назвали бы вас дерзким.

– В таком случае, многие бы сказали, что между нами много общего.

Хатусу со смехом вскочила со своего трона. Она подошла к Амеротку и прижалась к нему. В полумраке комнаты Амеротку показалось, что они перенеслись в прошлое, он снова молод и его дразнит маленький бесенок из семейства фараона. Она так прижалась к нему, что он чувствовал запах ее пота, ароматы дорогих мазей и масел, которые источали ее одежды и тело. Поцеловав его в щеку, Хатусу вернулась на свой трон. Она сидела, сутулясь, не довольно поджав губы.

– Что вы хотите, Амеротк?

– Чтобы меня оставили в покое.

– Нет, как, главный судья?

– Я желаю долголетия, и здравия, и процветания божественному фараону, а также спокойствия при его дворе.

– Амеротк, – вступил в разговор Сетос, – не нужно громких слов. Если говорить прямо, то черта была проведена. С какой стороны стоите вы?

Амеротк поднял брови.

– Боюсь, что я остался на том же месте, где был до того, как эта черта проводилась.

– Вы лжете! – не мог не вмешаться Сененмут. Амеротк гневно шагнул в его сторону, и Сененмут тут же спохватился и поспешил исправить ошибку.

– Прошу прощения, – извинился он, поднимая вверх руки. – Вы кто угодно, только не лжец. И если только вы не глупец, то я думаю, что вы человек честный. – Он криво усмехнулся. – Немного, правда, ханжа, и довольно чопорный. Но что, если в царстве разразится междоусобная война?

– Я буду поддерживать фараона против его врагов, – ответил Амеротк.

– И кто же враги фараона? – вопрос Хатусу прозвучал громко и резко. Она вытянула руку и разжала ладонь.

Амеротк увидел царский картуш малолетнего фараона. Эти иероглифы нельзя было спутать: они изображали бога мудрости Тота, тронное имя фараона и двойную корону Египта.

– Что гласит закон? – спросила она требовательным тоном.

– Тот, у кого находится картуш, печать Египта, выполняет божественную власть Амона – Ра, – ответил Амеротк.

– Печать у меня, – сказала Хатусу. – Эти глупцы в совете считают, что пасынок меня ненавидит и не признает. Это не, так!

Амеротк склонился и поцеловал картуш.

– Чем могу служить вам я, Ваше Величество?

Вот, рядом с вами, – он указал на Сетоса, – Глаза и Уши Фараона. Если требуется отыскать врагов…

– Вот оно что! – улыбнулась Хатусу. – Вы полагаете, что вы здесь для того, чтобы выполнять роль цепной собаки фараона – лаять и скалить зубы? Ее тон стал сухим. – Я просто хочу провести расследование причин этих смертей.

– Зачем?

– Затем, что убийца мог наметить своей целью любого в зале.

– И все же зачем? – допытывался Амеротк.

– Фараон еще ребенок, – вступил в разговор Сетос. – Возможно, кто-то из членов совета считает, что может пройти через море крови и добиться контроля над египетским троном.

– У меня другое мнение, – возразил Амеротк. Ваше величество, я полагаю, что эти смерти как-то связаны с кончиной вашего супруга. Он умер первым, как только вернулся в Фивы, и вскоре последовали другие смерти.

– Но почему?

Амеротк пожалел о своей прежней враждебности. Теперь она выглядела беззащитной и смущенной, а в глазах стоял страх. Амеротк понимал, что ей было что-то известно.

– А если вы найдете убийцу, что тогда? – поинтересовался Сененмут.

– Если мне это удастся, мы получим преступника, причину и мотив. Но задача не из легких. Если я начну со смерти божественного фараона, то вынесу решение о невиновности Менелото.

– Так вы беретесь за мое поручение? – спросил Хатусу.

– Да.

– И вы будете сообщать о ходе расследования лично мне?

– Да, Ваше Величество, если вы того желаете. Но, если я принимаю это поручение, госпожа, я должен вначале задать несколько вопросов вам.

Хатусу поглубже уселась в кресле.

– Но… – Она запнулась на этот раз совершенно искренне и улыбнулась, теперь уже насмехаясь над собой. – Но я ничего не знаю. Я встретила божественного фараона на ступенях храма Амона-Ра. Мы вместе вошли внутрь. Потом он упал и умер у меня на руках.

– А он ничего не сказал?

– Нет, ничего! – она решительно покачала головой.

«Она лжет»: – решил Амеротк. Он посмотрел на Сененмута, гадая, много ли тому известно.

– Я был в толпе за стенами храма, – заявил Сененмут. – Я не входил в окружение божественного фараона.

– А я находился еще дальше, – пошутил Сетос. – Я в то время б в городе и присматривал за толпaми в районе пристани.

– Божественный фараон скончался в полдень, что было потом? – продолжал спрашивать Амеротк.

– Золотую плоть божественного фараона перенесли в ближайший заупокойный храм. Был вы зван лекарь.

– Какой лекарь, Пий? – уточнил Амеротк.

– Нет, это был старик из Дома Жизни. Он проверил, есть ли биение жизни на шее и груди, затем положил зеркало к его губам. Он сказал, что душа покинула тело.

– А что потом?

– Потом снаружи был ужас и хаос, – повела плечами Хатусу. – Казнили пленных, во дворе появились дурные знаки и знамения: с небес начали падать голуби.

– Да, я об этом слышал. В чем было дело? Хатусу поморщилась.

– Одни называли это знамением. Другие считали, что птиц ранили охотники. Они смогли пролететь над городом, но стены храма оказались для них слишком высокой преградой.

– Их искали? Я имею в виду охотников. А были там другие птицы?

Хатусу покачала головой.

– Не знаю. Я оставалась в храме с телом мужа до самых сумерек. Мне не хотелось верить, что он умер. Я не могла смириться с мыслью, что он отправился к далекому горизонту. Мне казалось, что произошла чудовищная ошибка.

– К вам туда кто-либо заходил?

– Да, несколько человек. Рахимер, командующий Омендап, другие члены совета. Они задавали мне вопросы, не помню теперь какие.

Амеротк кивнул. Хатусу рассказала то, что предполагали дворцовые правила. Фараон умер, его царица оплакивала его в одиночестве. Бальзамирование, подготовка к погребению в соответствии с обрядами, начиналось после наступления сумерек.

– Затем был вызван Пий?

– Я раздела тело. Корона упала с головы божественного фараона, но ее принесли в заупокойный храм вместе с ним. Я сняла с него схенти, панцирь, воротник-ожерелье и сандалии, а потом накрыла полотном. Когда стемнело, пришел Пий и бальзамировщики, чтобы увезти тело.

– Тогда и был обнаружен след укуса?

– Да, на левой ноге фараона, над пяткой.

– Кто первым заметил след?

– Пий. У него возникла нелепая мысль, что фараон мог находиться в глубоком обмороке. – Хатусу развела пальцы и следила, как заблестели, оказавшись на свету, перстни-змейки. – Остальное вам известно. Я вызвала Сетоса. По его распоряжению на корабль бьши посланы солдаты. Там под помостом нашли свернувшуюся змею. Она такая маленькая, а вызвала целую бурю.

– А почему было выдвинуто обвинение против Менелото?

– Господин Сетос не советовал этого делать. Но чувства мои были в смятении, мной овладел гнев.

Я считала и продолжаю считать, что Менелото недобросовестно отнесся к своим обязанностям, и это стоило фараону жизни.

– Я бы дал тот же совет, что и Сетос, – проворчал Сененмут, – но в то время моего совета никто не спрашивал.

Рука Хатусу соскользнула с подлокотника и коснулась колена Сененмута.

– Менелото был посажен под домашний арест, и дело передали вам на рассмотрение.

– Проводился ли розыск Менелото? – спросил Амеротк.

– На розыски были отправлены шпионы и дозорные, но не исключено, что он может находиться среди жителей пустыни или с троглодитами в Красных землях.

Сетос встал, подвинул стул вперед и жестом пригласил Амеротка сесть. Судья сел. Чувствовал он себя неуютно, но внутренне был доволен. «Это у меня хорошо получается, – думал он, – решать задачу, анализировать полученные сведения. Но велика ли в них доля истины? И, если я потяну за ниточку, как далеко она потянется и что при этом откроется?»

– Менелото улетучился, как дым, – с усмешкой заметил Сененмут. – Хотите вина, господин Амеротк?

Судья отрицательно покачал головой.

– Я достаточно выпил во время пира.

– В зале совета вы намекали, Амеротк, что посещение фараоном пирамид Саккары имело особое Значение. Определенно, такое предположение имеет основание, оно не явилось из пустоты.

– Конечно, это не плод моей фантазии, – подтвердил Амеротк. – Помните, перед судом над Менелото я прочитал письменные показания. После великих побед, одержанных фараоном в Дельте, ничего существенного не произошло. В своих письменных показаниях Менелото указывал, что фараон ликовал по поводу своих великих побед, но после Саккары его настроение изменилось: он стал молчаливым, погрузился в свои мысли. На заседании совета это также было отмечено.

– Это правда, – согласился Сетос. – Хотя после возвращения фараона на «Славу Ра» меня вместе с другими направили в Фивы готовить встречу.

– Ваше Величество, – улыбнулся Амеротк, – но почему божественный фараон останавливался в Саккаре? Едва ли ради того лишь, чтобы взглянуть на пирамиды?

– В письме ко мне, написанном сразу после победы, он сообщал, что получил особое послание от Неропа, главного смотрителя и жреца заупокойных храмов вокруг великих пирамид в Саккаре. Нероп был одним из самых преданных слуг моего отца.

– Я слышал это имя, – сказал Амеротк. – Он ученый, занимался написанием истории Египта. Однажды я встретил его в Зале Света в храме Маат.

– Нероп заболел, – продолжала рассказ Хатусу.

– Он был очень стар. Когда божественный фараон достиг заупокойных храмов Саккары, Нероп уже умер.

– Что же произошло дальше?

– Корабль причалил к берегу, – вступил в разговор Сетос. – Командующий Омендап может подтвердить эти подробности. Божественный фараон покинул судно.

– Вы отправились на берег вместе с ним?

– Нет, я остался на корабле с визирем, Бейлетосом и другими. Божественный фараон всегда просил меня приглядывать за его главными сановниками.

– А что потом?

– Божественный фараон отправился в путь один.

Нет, – припомнила Хатусу, – его сопровождали Ипувер, Аменхотеп и отряд телохранителей, не более пяти человек. Они пробыли в Саккаре три дня.

– А Менелото? Сетос поморщился.

– Да, Менелото тоже. В его обязанности входила охрана фараона. Насколько я понял, ничего особенного не произошло. Божественный фараон остановился в доме Неропа. Он посетил храмы, святилища и гробницы предков, после чего вернулся на корабль.

– А говорил ли он кому-либо о том, что произошло?

Сетос покачал головой.

– На следующий день я отправился на другом судне в Фивы. Я вез письма для Ее Величества и других членов его семьи. Мне и другим сановникам было велено подготовиться к вступлению божественного фараона в Фивы.

Амеротк скрестил на груди руки и задумался. Он вспомнил великие гробницы и мавзолеи Саккары, возведенные сотни лет назад, как символы могущества и славы Египта. С тех пор как царский двор переместился в Фивы, Саккара, вклинившаяся между зелеными полями Нильской долины и раскаленными песками Красных земель, стала местом пустынным и медленно разрушалась. Он оказался прав в своих рассуждениях и мог вполне заслуженно гордиться собой: Тутмос, Аменхотеп и Ипувер вместе посещали те святилища. Все они умерли, а против Менелото были выдвинуты серьезные обвинения, и теперь он исчез. Или убит? Кто стоял за всем этим? Рахимер и его сторонники? А может быть, Хатусу и Сененмут? Был ли он любовником Хатусу? И началась ли их связь в то время, когда божественный фараон сражался с врагами Египта?

– Госпожа!

Хатусу прервала разговор с Сененмутом и повернулась к нему.

– Слушаю вас, господин Амеротк. Я склонна была думать, что вы уснули.

– Скажите, не писал ли вам божественный фараон о том, что его что-то беспокоит, или он, возможно, успел вам об этом сказать в те несколько минут, что вы были с ним в храме Амона-Ра?

– Я получила одно письмо вскоре после его отъезда из Саккары, – ответила Хатусу. – Он сообщало своих великих победах. Еще в письме были обращения ко мне и сыну. Он также писал о том, что с нетерпением ждет возвращения в Фивы. – Она старалась держать себя в руках, чтобы скрыть ложь. Вот и все, больше в письме ничего не было.

– Итак, что же дальше? – резко спросил Сененмут. – Теперь, господин Амеротк, мы желаем, чтобы вы расследовали все эти смерти. Об Ипуверевам известно столько же, сколько и нам. Этот человек сунул руку в мешок и был укушен змеей. Как это могло случиться, мы не знаем. Что касается Аменхотепа, – Сененмут развел руками и продолжал: – Здесь нам мало что известно, и обстоятельства его смерти вам предстоит выяснить. Мы даем вам на это наши полномочия.

Амеротк не мог не отметить про себя, что Сененмут так свободно говорил «мы» И «наши», словно были у Хатусу великим визирем, ее главным министром. Амеротк посмотрел на нее. Она встретила его взгляд с холодным спокойствием. «Ты была зловредной распутной девчонкой, – думал Амеротк. – А я из-за своей самонадеянности неверно тебя оценил. Ты еще опаснее и коварнее, чем я думал. Тебе есть что скрывать. И на самом деле ты не хочешь расследования. Это всего лишь подачка, уловка в расчете привлечь симпатии. А настоящая игра будет сыграна здесь, во дворце. Когда власть захвачена, волноваться тебе будет не о чем, а в случае поражения какое это будет иметь значение?»

– С нашего разрешения вы можете удалиться.

Амеротк встал, поклонился Хатусу и вышел из ее покоев в колонный зал. Подушки и стулья оставались на тех же местах, где их оставили перепуганные гости, беспорядок царил и на столах. Он бросил взгляд в сторону балкона и отметил, что уже стемнело. Было слышно, как снаружи бряцало оружие стражников. Он надеялся, что Норфрет уже дома. Ему представилась отрубленная голова Аменхотепа и бедняга Шуфой, который ждет его где-то у ворот.

– Господин Амеротк.

Судья вздрогнул от неожиданного оклика и заметил Омендапа, которого почти не было видно в тени за колонной.

– Я не предполагал у вас кошачьих повадок, господин командующий, – шутливо кланяясь, проговорил Амеротк. – Вы, как кот, притаились в темноте. Что вы здесь делаете? Ждете меня или хотите переговорить тайно с госпожой Хатусу?

Омендап заметно нервничал. Это было видно по тому, как он перекладывал из руки в руку свой серебряный топорик. Он сжал локоть Амеротка и увлек его к дверям.

– Вы уже решили, на чью сторону встанете, господин Амеротк?

– Нет. Я здесь для того, чтобы расследовать обстоятельства смертей, в том числе и одного из ваших старших офицеров.

У двери Омендап остановился.

– Здесь можно говорить спокойно, – шепнул он. – Дерево толстое. – Он легонько похлопал по двери. – И здесь нас не услышат шпионы ни из сада, ни с балкона.

– Что вы хотите мне сказать?

– Кое-что о поездке божественного фараона в Саккару. Вам известно, что он провел там около трех дней. Так вот… – Он перевел дух и продолжил скороговоркой: – Я спросил Ипувера после его возвращения, что произошло. Он ответил, что ни чего особенного не происходило, если не считать того, что фараон ночью куда-то уходил. По словам Ипувера, фараона сопровождали только Аменхотеп и Менелото.

– Изменилось ли что-нибудь в поведении Менелото или Ипувера после возвращения?

Омендап покачал головой.

– Я говорю с вами, Амеротк, как мужчина с мужчиной. Божественный фараон страдал от падучей болезни. У него были разные видения. Я – солдат. Мое дело сражаться с его врагами, а он может делать, что пожелает. Если ему захотелось выйти ночью, чтобы принести жертву или помолиться на звезды – это его дело.

– Так почему умер Ипувер?

– Не знаю. И поэтому я здесь. Он был одним из моих офицеров, великодушный и храбрый, как лев. – В глазах Омендапа заблестели слезы. – Ему не пристала смерть от змеиного укуса, как будто он какая-нибудь старуха. Ему следовало умереть в бою!

– Это все, что вы хотели мне сказать? – Амеротк опасался, что окажется втянутым в разговор, от которого бы пахло изменой.

– Нет, я пришел сказать вам две вещи или даже три, – причмокнув, добавил Омендап и придвинулся к Амеротку, так что судья явственно почувствовал запах пива. – Но прежде, господин Амеротк, хочу, чтоб вы знали: я и мои офицеры не полностью определились в своей преданности. Но когда я буду знать, кто убил Ипувера, мы примем решение. И если дело дойдет до кровопролития, низвания, ни приятные разговоры на пирах не смогутникого защитить. – В такт своим словам Омендап похлопывал Амеротка по груди своим серебряным топориком.

– Вы упомянули сначала о двух вещах, а затем обещали сказать о чем-то третьем, – холодно на помнил Амеротк. – Говорите, я тороплюсь.

– Я не собирался угрожать.

– А я и не думал, что собирались. Так что же вы имели в виду?

– Во-первых, после Саккары Ипувер не изменился, чего не скажешь об Аменхотепе. Он редко посещал заседания совета, а когда приходил, то вид у него был неряшливый. Как-то раз мне даже показалось, что он пьян. Во-вторых, Ипувер не сказал ничего, разве вот только об этом Омендап развязал маленький кожаный мешочек, висевший у него на поясе, достал оттуда маленькую красную фигурку и протянул Амеротку. Судья подошел с ней к одной из алебастровых ламп. Фигурка была высотой в палец и изображала мужчину-пленника, у которого руки были связаны за спиной красным шнурком, и такой же шнурок охватывал лодыжки.

– Красные ленты бога войны Монту, – заключил он.

– Верно, – подтвердил Омендап. – Жрецы также связывают щиколотки и запястья пленных перед тем, как их предадут смерти.

– Колдовство. Это дело рук продавца амулетов или заклинателя.

– Это знак, – пояснил Омендап. – Предупреждение от рыжеволосого Сета, бога разрушения. Это не просто глина. Может быть, это земля из могилы, смешанная с грязной кровью женщины и мышиным пометом. Подношение демону.

– Это получил Ипувер?

– Нет, но что-то наподобие этого. – Омендап выхватил фигурку у Амеротка. – И вот третье дело! Когда я сегодня вечером входил во дворец, мне сунули в руку эту гадость!

– Вы знаете, почему вам ее вручили?

– Нет, – Омендап спрятал фигурку. – Я распоряжусь, чтобы ее сожгли на священном огне. Хуже от этого не будет. – Он тяжело сглотнул, словно в горле у него стоял комок. – Это проклятье такое же древнее, как Египет, это вызов, сделанный ангелом смерти!