Маска Ра

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Перевернувшись на спину, Хатусу обвела взглядом свою опочивальню. Языки пламени масляных ламп отбрасывали пляшущие тени, и казалось, что нарисованные на стенах фигуры оживали. Она взяла веер из страусового пера и, обмахиваясь им, почувствовала на лице и шее душистую прохладу. На кровати, отделанной черным деревом, простыни были скомканными, в пятнах пота. Сбросив их, она спустила с постели стройные ноги и отодвинула золотые чаши и винный кувшин из голубого фарфора. Пол был усеян расшитыми золотом туниками, одеждами, украшенными тысячами розеток. На глаза ей попался сосуд с ароматической мазью, и она улыбнулась надписи, выполненной золотом по ободку: «Живи миллион лет, любимица Фив!» Обратив лицо на север, и с любовью во взгляде Хатусу сняла парик с диадемой, усыпанной драгоценными камнями, ожерелье из лазурита, золоченые кастаньеты. Она обернулась и посмотрела крепко спавшего Сененмута. Его крупное, покрытое потом сильное тело вольно раскинулось на постели. Любовником он оказался неистовым. Они пили вино из золотых кубков, и она танцевала для него в наряде и с украшениями, положенными супруге фараона. Затем он налетел на нее беспощадным вихрем и овладел ею с яростной жадностью, словно желал заполнить ее тело своим семенем. Она снова перекатилась на постель и легонько коснулась носа Сененмута кончиком пальца. Любил ли он ее? Этим ли объясняется его ненасытность? Или все дело в том, что она принцесса крови, супруга прежнего фараона, и, завоевывая ее, он захватывал Египет, становился обладателем земель и статуса, – всего чего жаждал этот честолюбивый лукавый придворный? А достоин ли он доверия? Может быть, он и есть таинственный вымогатель? Не он ли оставлял маленькие свитки с угрозами, предупреждениями и четкими указаниями? Если это так… Хатусу придвинул ась ближе к Сененмуту и провела пальцем по его шее. Если же этот человек предаст ее, она будет танцевать для него, угостит вкусными яствами и дорогими винами, будет и под ним яростной, как кошка, а когда он будет смотреть сон, она перережет ему горло! Хатусу улыбнулась таким кровожадным мыслям. Она помнила резню после возвращения божественного фараона из Дельты, когда рассталось с жизнью много пленных. Тогда ей едва не стало дурно, а теперь она была готова преодолеть море крови, что-бы завладеть тем, что ей принадлежало. Она снимет головы с Рахимера, Омендапа и других и от правит в их Дом Черепов.

Хатусу легла на спину и задумалась, глядя в расписанный звездами потолок. В чем причина такой перемены в ней? Угроза? Или одиночество? А может быть, ее изменила боязнь оказаться в Доме Женщин, Доме Уединения? Боязнь толстеть и считать годы, проводя время за рисованием или вышиванием, слушая непристойные дворцовые сплетни? Или дело в чем-то еще? Может быть, она мужчина в женском теле? Ей вспомнилась рабыня, с которой она была близка до того, как стала женой Тутмоса. Или причина в том, что она на самом деле считала себя олицетворением Египта? Так ее называл когда-то отец. Суровый старый воин неловко подхватывал ее на руки, прижимал к себе и называл своим маленьким Египтом.

– Ты представляешь всю его славу, красоту и величие! – объяснял он.

Хатусу снова обмахнулась веером. Все давно осталось в прошлом. И отец, и супруг ушли на запад, в Дом Вечности, и она осталась одна. И откуда эти угрозы? Кто вымогатель? И как, во имя всех богов, ему удалось узнать тайну, которую прошептала ей мать, когда лежала измученная лихорадкой на смертном одре? И почему угрожать ей стали только теперь? Сразу после возвращения Тутмоса в Фивы появились предупреждения. Какую цель преследует вымогатель? Стремится ли он взять власть над ней, а со временем и над Египтом? Или он намерен увлечь ее дальше во мрак? Чьих рук это дело? Рахимера, Бейлетоса и тех лицемерно улыбающихся жрецов, которые собираются в секретных комнатах своих храмов и замышляют измену? А может быть, это солдаты под предводительством Омендапа? Божественный фараон всегда питал слабость к молодым солдатам. И что же дальше? Это напоминало игру в шахматы. Каждая сторона сделала ход. Под ее надзором дворцы, Рахимер контролирует храмы, а солдаты отказываются действовать.

Хатусу опустила веер. Положение напоминало ей преддверие бури, тех ужасных дождей, когда тучи кипели над Фивами, словно в котле. Сененмут рассказал ей, что происходит. Лазутчики и дозоры прибывали с докладами; ливийские всадники были замечены в Красных землях значительно ближе к востоку, чем они появлялись раньше. Наместник из Куша жаловался, что нубийцы перестали присылать дань и что замки и укрепления за Первым порогом оказываются в изоляции. Дозоры попадают в засады. А что было хуже всего? Сененмут твердил о севере, откуда не вернулись ни лазутчики, ни дозорные. Коротко и ясно он описал ей опасности, угрожавшие Египту. Эфиопы, ливийцы и нубийцы досаждали, как назойливые мухи, что вились с нудным жужжанием над масляными лампами. Но по-настоящему грозную силу представляла мощная азиатская держава Митанни, которой не давали покоя богатые земли Ханаана. Что, если они двинутся на запад? Отправят армию через Синай и захватят шахты и рудники, откуда шло в Египет золото, серебро, бирюза и другие драгоценные камни. Если продвижение их будет стремительным, они дойдут до дельты и разорят северные города. А что потом? Сененмут показал ей начерченный им набросок карты.

– Рахимер станет требовать, чтобы армии были посланы на север и юг. Несомненно, командующим будет Омендап, но визирь также будет настаивать на твоем участии в походе.

– А дальше что? – спросила тогда она.

– А ты как думаешь? – не удержался от насмешки Сененмут.

– Дальше будет мое поражение! Я либо окажусь пленницей Митанни или вернусь в Фивы побитой собакой.

– Побитой сукой, – рассмеялся Сененмут, – которую пора загнать в конуру.

– А тем временем…

– А тем временем, – продолжал Сененмут, – наемники Рахимера будут подбираться ко дворцу все ближе и ближе. И люди из его окружения станут постоянно находить предлоги, чтобы видеться с твоим пасынком.

Хатусу со вздохом улеглась на бок и продолжала мысленно рассуждать. По этой ли причине происходили убийства? Но какой в этом смысл? Ипувер был хорошим военачальником, но ему найдется замена. Аменхотеп был такой важный при жизни, но кто будет его оплакивать? Ее мысли обратились к Амеротку. Можно ли ему доверять? Хатусу закрыла глаза. Ей необходимо кому-нибудь рассказать о том ужасном вечере, когда она опустилась на колени перед телом мужа и нашла послание, обернутое куском красного шнурка. Она должна освободиться! Ей необходимо кому-то довериться. Она перегнулась и легонько подула в лицо Сененмута.

Амеротк поднялся задолго до рассвета, и Норфрет проснулась вместе с ним. Она вышла из своей спальни полусонная, но с большим желанием его расспросить. Обнимая жену, он с удовольствием ощущал шелковистость ее кожи и ее тончайший аромат. Она спросила его о прошедшем вечере, и он рассказал то, что счел нужным. Когда он умолк, она подняла на него смеющиеся глаза.

– Лгун ты совершенно бездарный, Амеротк! Все на самом деле очень серьезно, правда? Близится время обнаженных мечей. И тебе предстоит быть частью всего этого.

Он согласно кивнул.

– Не отсьшай меня отсюда. – Она подошла ближе и просительно заглянула ему в глаза. – Не отсылай меня, Амеротк.

– Ты моя маленькая воинственная кошечка, улыбнулся Амеротк. – Но подумай о мальчиках! Если чернь взбунтуется, эта волна выплеснется за пределы Фив.

– А войска в городе?

– Войска будут выполнять приказы, и может статься, что отдавать их будет некому. Или они присоединятся к мятежу, что еще хуже. – Он крепко сжал ее руки. – Обещай, если дело примет опасный оборот, поступай так, как скажет Шуфой.

– Шуфой! – воскликнула она.

– Да, Шуфой, он все может: в игольное ушко пролезет, если понадобится, – объяснил Амеротк. – И нет такой беды, из которой бы он не смог выпутаться. Шуфой стоит полка солдат. Он уведет вас в безопасное место. Норфрет дала ему свое обещание и отправилась к себе в спальню. Амеротк зашел в свой кабинет, а затем поднялся на крышу дома встретить восход. Водой он омыл лицо и руки, а рот и губы очистил солью. Когда показалось солнце, он преклонил колени и, простирая к светилу руки, стал молиться, закрыв глаза. Просил он бога послать ему мудрости и охранить от бед его семью. Затем он повернулся налево, к северу, ощущая прохладный ветерок дыхание Амона-Ра. Завершив ритуал, Амеротк спустился вниз, в столовую, где слуги пытались усадить за стол расшумевшихся детей и накормить их, прежде чем они отправятся в сад играть. За столом Амеротк рассеянно отвечал на вопросы сыновей и сразу после завтрака вернулся в свой кабинет.

Солнце уже успело подняться, и трубы в храме возвестили об этом своими пронзительными голосами, когда золоченые верхушки обелисков оказались объяты солнечным сиянием, и этот приветственный глас подхватил и разнес ветерок. Амеротк занимался проверкой хозяйственных счетов храма Маат: сведений о покупке продовольствия, посадке цветов, о его доле в доходах от торговли благовониями со страной Пунт. Шуфой играл с детьми, бегая за ними по саду, а затем с серьезным видом внушал им, что им следует обращаться с ним уважительнее. Амеротк решил не препятствовать слуге в его торговле амулетами и талисманами-скарабеями. Он прекрасно понимал, что попытки остановить Шуфоя обречены на неудачу. Шуфой будет покорно выслушивать все наставления, но останется к ним глух.

– Не насмехайтесь над слепым, не издевайтесь над карликом, не дразните того, кто болен по воле божьей, – поучал сорванцов Шуфой.

«Насчет болезни – это не о тебе», – подумал Амеротк.

К нему зашла Норфрет. Они поговорили немного о поступлении старшего сына в Дом Жизни, чтобы стать писцом. Норфрет заметила, что он занят своими мыслями, поэтому она поцеловала его и ушла вниз.

Явился Пренхо и, предупрежденный Шуфоем, покаялся, что действовал заодно с Шуфоем.

– У нас с ним общий интерес к снам, – жалобно объяснил он. – А еще у нас общее дело – торговля амулетами. Это прибавка к жалованию. Оно у писца не такое уж большое, – добавил он, встретившись взглядом с влиятельным родственником.

– Тебе хорошо платят, Пренхо, – сказал Амеротк. Из маленького сундучка он достал кожаный мешочек. – Это тебе. – Он улыбнулся. – Ты очень хороший писец, Пренхо. У тебя острый, проницательный ум. Я вижу, как резво движется твоя рука с пером. Твой отчет о судебных заседаниях один из лучших.

Пренхо просиял.

– Я знал, что день окажется удачным. Прошлой ночью мне снилось, как будто я ем мясо крокодила…

– Да-да, конечно, – перебил его Амеротк. – По крайней мере, этот сон лучше, чем у Шуфоя. Ему приснилось, что он соединялся со своей сестрой.

– Но сестры у него нет!

– Знаю, – с отчаянием в голосе проговорил Амеротк. – Пренхо, даю тебе поручение написать отчет о заседании по делу Менелото. Сделай это как можно скорее.

Следующим пришел Асурал. Вид у него был удрученный. В кожаном схенти и панцире он походил на бога войны, а свой довольно нелепый шлем он держал под мышкой. Амеротк порадовался в душе, что детей не оказалось поблизости. Иначе Асуралу пришлось бы достать из ножен меч и в миллионный раз показать, как он сражался один на один с ливийским воином-силачом. Глава стражи храма опустился на складной стул и с благодарностью выпил предложенное пиво.

– Снова грабежи? – сочувственно спросил главный судья.

– Да. Статуэтки и опять только мелкие предметы. Ну, ты представляешь, что это: флаконы для мазей, игольники, мелкие чаши и тарелки.

Амеротку припша на память история, которую он рассказывал своим детям.

– А двери не вскрыты?

– Двери всегда остаются не тронуты без всяких следов взлома. Пропажа обнаруживается, когда усыпальницу открывают при очередном погребении. Никаких тайных входов или потайных ходов там нет, только маленькие отдушины. – Асурал поерзал на стуле.

– Между прочим, перед уходом я слышал, как один из младших жрецов сказал, что вот это было доставлено для тебя.

Он передал Амеротку свиток.

– Это от Лабды! – воскликнул Амеротк, как только развернул послание. – Он хочет увидеться со мной до того, как стемнеет, в храме богини-змеи в Долине царей. Он просит извинить, что не может прийти ко мне.

– Место это глухое, – сказал Асурал. – Расположено у самого края пустыни. Будь осторожен. А зачем ему надо с тобой увидеться?

– Он пишет, что ему стало известно нечто, связанное со смертью божественного фараона, – ответил Амеротк, глядя на строки послания. Скоропись, которой они были выполнены, указывала на опытную руку писца.

– А еще я пришел, чтобы поздравить тебя с высоким назначением, – поддразнил Асурал. – Теперь ты член дворцового совета…

– А еще что нового? – поинтересовался Амеротк.

– Это начинается.

– Асурал, во имя правды, о чем ты?

– В город прибыли беженцы, несколько купцов из Мемфиса и других северных городов. Ходит слух, что люди визиря отправили их обратно, но поговаривают, что большая армия пересекла Синaй и совершает набеги на Дельту.

Амеротк похолодел. В детстве он слышал рассказы о свирепых гиксосах, которые ворвались на земли Египта на своих колесницах, сея смерть и разрушения. Отец потихоньку рассказывал ему об их жестокости, а знаний Амеротка о военной стратегии вполне хватало, чтобы оценить грядущие опасности. Если вражеская армия вторгнется в Дельту, а затем захватит и северные города, Египет окажется разделенным на две части.

– Возможно, это только слухи, – предположил Амеротк.

– Не думаю. Тебе нужно сходить в город, Амеротк, и узнать, что происходит на самом деле.

– Для этого еще будет время, – возразил судья. Если сюда хлынет поток беженцев, Тайный Дом возьмет это дело в свои руки. Они не допустят распространения паники, тем более в тот момент, когда в дворцовом совете раскол. – Он понял, что сказал лишнее, и прикусил язык, заметив искры интереса в глазах Асурала.

– Значит, раскол все же есть, – шепотом заключил начальник стражи. – Так это не сплетни?

– Возвращайся в храм, в Зал Двух Истин, – распорядился Амеротк. – Удвой охрану, двери запри. Несколько дней суд собираться не будет, пока нет никаких срочных дел.

Асурал встал.

– Что-либо известно о Менелото?

Асурал с порога обернулся и покачал головой. – О Менелото ни слуху ни духу. Осталось только воспоминание, как аромат от благовоний, – улыбнулся Асурал.

Прислушиваясь к тяжелым шагам спускавшегося по лестнице Асурала, Амеротк чувствовал, как внутри у него все сжимается от панического страха. Но он был полон решимости не давать волю чувствам. Ему необходимо себя занять. Он достал свежеразрезанный папирус и расстелил лист перед собой, затем вынул одно из перьев, которые хранились в ящичке вместе с другими письменными принадлежностями: кистями и чернилами. Окунув перо в красные чернила, он написал справа налево первую строку, пользуясь скорописью, которой овладел, учась в Доме Писцов. Амеротк закрыл глаза, прислушиваясь к голосам своих детей, которые резвились среди тамариндов и сикомор, распугивая удодов с черными метками на кончиках перьев хохолка. Птицы облюбовали озеро в саду и постоянно собирались вокруг него. Закончив вступление, Амеротк заточил новое перо маленьким ножом. Так что же ему известно, и какой смысл он может во всем этом найти?

Амеротк изобразил на листе знак Тутмоса II, божественного фараона, склонного к мистике, страдавшего падучей болезнью. Он отправился с войском на север и обуздал врагов Египта. Все складывалось хорошо. Его главные сановники находились с ним, а Хатусу, сводная сестра и супруга, управляла в его отсутствие Фивами. Амеротк начертил пирамиду и продолжал рассуждать. На обратном пути на юг фараон сделал остановку в Саккаре, где посетил пирамиды и заупокойные храмы своих давным-давно усопших предков. Тутмос сошел на берег в сопровождении военачальника Ипувера, начальника охраны Менелото и жреца Аменхотепа. Он посетил пирамиды тайно, под покровом ночи. Амеротк написал слово «почему» и уставился в залитое солнечным светом окно.

– Почему? – повторил он тихо вслух свой вопрос.

Может быть, потому, что получил письмо от старого жреца Неропа? Амеротк продолжал писать. Что говорил ось в том послании? В чем состояла его особая важность? Ждало ли в нем фараона какое-то открытие? Поделился ли он своей тайной с Аменхотепом? Был ли это вопрос веры? Тутмос отличался исключительным благочестием. Он продолжал молиться и приносить жертвы, но делал это в одиночестве, в то же время Аменхотеп утратил всякий интерес к жизни и веру в богов. Почему Аменхотеп чертил иероглифы, обозначающие единицу и десятку? Амеротк припомнил, что это были священные цифры. Означали они божественную сущность и вершину всего сущего.

И, наконец, убийства. Как умер божественный фараон? Несомненно, его укусила змея. Но явился ли укус настоящей причиной смерти? Все свидетельства указывают против этого. Но зачем понадобилась змея? Амеротк нарисовал символ змеи. Имело ли выбранное убийцей орудие ритуальное значение? Может быть, змея должна была олицетворять титана подземного царства Змея Апопа – владыку хаоса и вечной ночи, который вел постоянную борьбу с богом Амоном-Ра и силами света? Или змея означала урей – знак в виде шипящей кобры на шлеме фараона: символ отпора всем врагам Египта? Или для убийцы такое орудие было самым простым и удобным? Не приходилось сомневаться в глубине знаний убийцы о змеях. Амеротк неоднократно видел на базаре заклинателей змей и знал, что при достаточном умении змей можно было легко переносить, и владельцу опасность почти не угрожала. Амеротк мрачно усмехнулся. Ипувер представлял легкую жертву. Во время заседания или в перерыве кто-то подменил мешки. Резкое движение руки неминуемо должно было заставить змею напасть.

А что же произошло с беднягой Аменхотепом?

Должно быть, он пошел на встречу с человеком которого хорошо знал и кому доверял. Справиться со старым толстяком-жрецом не составило труда. Его выманили к заброшенному храму на берегу Нила, где и убили, а отрубленную голову доставил Рахимеру какой-то наемный убийца. Единственная примета того человека – черное одеяние. Амеротка вдруг осенило.

– Амеметы! – воскликнул он, опуская перо. Вероятно, фигурки также разносили они. Может быть, нарушая душевное равновесие жертвы, они выполняли часть какого-то своего ритуала? Амеротк всегда мечтал о том дне, когда эти подлые убийцы будут схвачены и предстанут перед ним в Зале Двух Истин. С каким удовольствием он допросил бы их, чтобы узнать весь черный список совершенных ими преступлений. Но сделать это было ничуть не проще, чем поймать в ловушку солнечный зайчик или уловить божественное дыхание Амона-Ра. Так кто же убийца?

Амеротк вернулся к своим записям. Хатусу ли это? Или ее помощник Сененмут? Либо Рахимер со своей свитой льстецов? Но с какой целью совершались убийства? Из мести? Или так стремились скрыть тайну? Или же требовалось вызвать хаос и всеобщие волнения? Амеротк со вздохом отложил свои записи. Шансов решить задачу было немного. Никто не хочет открыть правду. Могла бы кое-что рассказать супруга божественного фараона, но она предпочитает держать то, что знает, в секрете. Его пригласили для отвода глаз. Амеротк встал и потянулся. День продолжался. В саду стало тихо. Он прилег на кровать. В голове теснились образы и воспоминания. До него донесся голос Норфрет, но веки его отяжелели, и он погрузился в сон. Разбудил его Шуфой.

– Что, хозяин, бремя высокой должности одолело? – улыбался, глядя на него, карлик.

Амеротк поднялся и спустил с кровати ноги. Шуфой подал ему чашу с холодным пивом, а на столе его дожидалось блюдо со свежеиспеченным хлебом и кусочками жареного гуся.

– Вам лучше спуститься к нам в сад, – посоветовал Шуфой. – Солнце клонится к закату. Сейчас под сикаморами прохладно.

– Мне нужно уйти, – сказал Амеротк. Он подошел к столу и взял блюдо.

– Зачем? – полюбопытствовал Шуфой.

– Затем, что так надо, – уклончиво ответил Амеротк. – Иду по делу дворцового совета.

– Я встретил Асурала, – сказал Шуфой. – Поэтому выслушайте меня со всем вниманием, хозяин. Не пожалеете.

– Я уже сыт по горло твоими советами.

– Вы, хозяин, как птичка тари, – пошутил Шуфой. – Одна из тех птичек, что залетают в открытую пасть крокодила, когда тот греется на берегу. Они лакомятся кусочками, которые застряли у него между зубами. – Шуфой сделал паузу и придвинулся к Амеротку. – Но крокодил может захлопнуть пасть, и тогда тари сама станет лакомым кусочком.

– И кто же этот крокодил? – Амеротк старался поддержать шутливый тон разговора.

– Зайдите в Дом Миллиона Лет, – ответил Шуфой. – Это место кишмя кишит жадными до крови крокодилами.

Амеротк усмехнулся и доел оставшуюся еду.

– Есть и другая история о крокодилах, Шуфой.

Когда они греются на илистом берегу, к ним в открытую пасть может залезть мангуст, который потом доберется до желудка, и, чтобы освободиться, он прогрызет в крокодиле дыру. Тут крокодилу и конец придет.

– Вот так мангуст!

Амеротк со смехом пошел умываться и одеваться. Из сундука он достал военную накидку из плотной шерсти и кожаную перевязь с вбитыми в нее бронзовыми бляшками. В ножны на перевязи он отправил кинжалы и меч.

– Передай госпоже Норфрет, что я скоро вернусь. Не беспокой ее.

С этими словами Амеротк стал спускаться по лестнице, уходя от предостерегающих взглядов Шуфоя и града пословиц, которые тот приготовился на него обрушить. Внизу он остановился и с наслаждением вдохнул аромат цветов из сада, где Норфрет учила мальчиков писать.

«С каким удовольствием я остался бы дома», – подумал Амеротк.

Возможно, старый жрец расскажет ему что-то новое. Амеротк предпочел бы поехать на колеснице, но такой торжественный отъезд встревожил бы Норфрет и вызвал нескончаемые вопросы детей. Он потихоньку вышел через боковую калитку. Дорога была почти пуста. Ему навстречу двигалась процессия. Группа младших жрецов сопровождала вола, украшенного гирляндами и цветами, который тянул груженую повозку. Амеротк поклонился жрецам, когда они поравнялись с ним. Он бросил быстрый взгляд в повозку и тут же поблагодарил богиню Маат, что с ним рядом нет ни Шуфоя, ни Пренхо. Тележку заполняли кости – явный признак неудачи. Жрецы вывозили отходы бойни в пустыню, чтобы зарыть там.

Амеротк скоро уже был недалеко от городских ворот и направлялся к пристани мимо глиняных хижин ремесленников и крестьян. Ничто не говорило о тревожном напряжении, о котором рассказывал Асурал. На базарах в палатках шла бойкая торговля. Резко пахло натром, которым торговцы покрывали палатки, чтобы отгонять полчища мух. Один из уличных торговцев схватил Амеротка за руку.

– Продается кошачий жир! – объявил он. Смажьте им перемычки дверей в вашем доме, и вы больше не увидите в нем ни мыши, ни крысы.

– Но меня страшат не мыши с крысами, – резко ответил Амеротк.

Решительным движением отстранив торговца, он продолжил свой путь вдоль берега. Солнце садилось. У одной из палаток Амеротк задержался, чтобы купить воды в бутыли из тыквы. В спешке, уходя из дома, он забыл о воде, но теперь ему припомнились прежние походы в Долину царей, где от жары и пыли постоянно пересыхает в горле.

Амеротк быстро прошел мимо мальчишек, сражавшихся на палках, как на мечах. Другие дети заняты сбором навоза, который они накрывали соломой. Потом эти лепешки раскладывались на крыше для просушки, а зимой они служили топливом.

Группа поющих хесет – служительниц богини любви Хатор, собрали большую толпу зевак, перегородившую дорогу. Амеротк остановился понаблюдать. Их наряд не мог не привлечь внимания. Длинные, пропитанные душистыми маслами парики пестрели вплетенными в них цветными прядями. Ожерелья из цветов лотоса украшали шеи, а того же цвета серьги прыгали и вертелись, словно в танце. Прикрывавшие наготу передники из плотного полотна соблазнительно двигались, следуя за чувственными движениями танца, который исполняли поющие девушки, хлопая в такт в ладоши.

Волнующий танец и еще более манящая песня привлекали внимание моряков, которые громогласно подхватывали слова и охотно разбирали маленькие кусочки папируса с изображением откровенных любовных сцен. Раздавали непристойные картинки музыканты, сопровождавшие представление. Увлеченные ритмичными звуками флейт, к танцу девушек присоединилось несколько нубийцев в накидках из шкуры пантеры. Появилась стража базара, и, воспользовавшись последовавшей суматохой, Амеротк благополучно обогнул толпу и пошел дальше по дороге, откуда была видна при стань с теснившимися у нее кораблями и барками. Купцы, моряки, сводники и продажные женщины, вместе с бесчисленным множеством приезжего люда, толпились у пивных и винных лавок, судача, торгуясь или просто стараясь с наибольшей выгодой использовать считанные часы для торговли, оставшиеся до темноты. Амеротк предпочитал держаться подальше от этой суеты и продолжал свой путь мимо доков и верфей. Но вот остались позади склады и дома, ион вступил на колейную дорогу, что вилась среди зарослей папируса. Амеротк остановился и бросил взгляд за реку на Город мертвых, на Долину царей, обрамленную причудливого цвета гранитными и известняковыми скалами. Он закрыл глаза, вертя на пальце перстень с изображением Маат. Ощущение опасности было очень сильно. Возможно, жрец богини-змеи на самом деле сообщит ему что-то важное, но, тем не менее, он помолился Маат, чтобы она помогла ему вернуться живыми невредимым.