Мастер гендзюцу: проснись, если сможешь

Глава 14. Истоки мира снов

Какаши подскочил и поймал подмышки обмякшее тело Итачи. Тензо ревел и изо всех сил душил мокутоном живую чакру, и Какаши поторопился оттянуть мальчика подальше от Мэйсы, пока подавленный Кьюби вновь не разбушевался.

Что-то обожгло ладони, но Какаши стерпел и не отдернул руки. Он аккуратно опустил Итачи на пол и посмотрел на свои ладони, затем снова на мальчика. Сквозь его тело пробивались червячки оранжевой чакры.

— Сандайме, вы уверены?

— Да.

— Он еще ребенок. Если он…

— Он — Учиха. Подавить Кьюби с помощью шарингана — сейчас лучший из вариантов. И, насколько я понял, это едва ли не единственный вариант спасти Шисуи-куна. Верно?

— Хай…

Сандайме был прав. Какаши был уверен, под шлемом этого морщинистого старичка скрывалось великое множество техник, способных решить ситуацию с Кьюби. Но вся эта история с ночным убийствами и другим измерением была крайне мутной, а Итачи и Шисуи на данный момент, как ни странно, разобрались в ней лучше всего. У Третьего не было времени перебирать техники из своего арсенала и разбираться с измерением, в котором он никогда не бывал и которое никак не ощущал.

Возможно, вы и правы, Сандайме-сама.

****

В ушах все еще стоял рев Киное. Этот Анбу изо всех сил пытался подавить Кьюби мокутоном, чтобы стало возможным беспрепятственно подобраться к девушке.

Квартира осталась где-то далеко, а Итачи утонул в чакре биджу и не помнил себя от боли. Она пронизывала его иглами, сводила тело судорогами, сдавливала горло, так что он не мог дышать. И в этом океане оранжевого ада не было ни пределов, ни дна. Удержать сознание на плаву было крайне трудно, но Итачи сделал над собой усилие и сконцентрировался на глазах.

Шаринган глядел сквозь рыжий ураган и улавливал какие-то потоки. Итачи не видел их раньше, когда смотрел на покров чакры вокруг Шисуи или Мэйсы, но они проявились, стоило ему провалиться внутрь измерения Саи. Точнее, теперь уже не Саи — Мэйсы.

Я все-таки был прав. Главное находилось внутри, в этом измерении.

Он напряг глаза. Потоки дрогнули. Итачи даже сам не понял как. Он чувствовал связь между собой и Кьюби: не только боль, какую-то другую связь, и не мог дать ей обоснования. Возможно, это власть, доставшаяся Итачи благодаря наложению гендзюцу на Мэйсу, позволила ему установить контакт с биджу. А может, девушка была ни при чем и все дело было во врожденном свойстве его додзюцу, факты о котором он принимал за легенды.

Боль отступила. Свежий ветер окутал его смерчем и отшвырнул оранжевый хаос.

Итачи упал в густую траву и увидел поблизости Шисуи. Просто потому, что хотел этого: и траву, и друга рядом, в безопасности. Мир подчинялся его желаниям. Только его, потому что отныне у него был ключ от управления измерением, а все, кто мог сопротивляться его желаниям, были не в состоянии дать отпор и перетянуть власть на себя.

****

Жалящий апельсиновый покров над телом парня исчез.

— Есть! — выдохнула девушка. — Помогите мне!

Иноичи с готовностью бросился ей на помощь.

— Снимите это.

Перевязь с оружием соскользнула к нему в руки. Инузука задрала Учихе футболку до самого горла и протянула над его грудью левую руку. Правую, ужаленную чакрой в прошлый заход, она сжимала в кулак.

Иноичи поразился. Он отлично знал, какой эффект на человеческую плоть оказывает чакра Девятихвостого. Добровольно сунуть в нее руку девочка могла по незнанию. Но творить медицинскую технику, превозмогая боль…

Инузука понемногу разжала судорожно сжатый кулак правой руки и протянула ее над грудью Шисуи рядом с левой. Зеленая чакра ирьениндзюцу окутала обе ладони.

Какая сильная девочка.

В глубине души Иноичи мечтал бы увидеть такой свою Ино: сильной, упорной, надежной… Но как он мог знать, каким вырастет этот крошечный человечек, которого цветы и его механические наручные часы интересовали пока что больше ниндзюцу?

— Как тебя зовут?

Медика лучше было не отвлекать, но Иноичи позволил себе этот один-единственный вопрос.

— Кирэй. Инузука Кирэй.

****

— Шисуи!

Друг вскочил и потерянно заозирался.

Их взгляды встретились.

— Итачи?!

Шисуи хотел подняться, но споткнулся и на четвереньках подполз к нему ближе.

— Что ты здесь делаешь?

Итачи нервно поглядывал на стену рыжей чакры, оцепившую по окружности их островок густой травы. Ему удалось отогнать Кьюби от себя и Шисуи, но Лис все еще не сдавался.

— Пришел тебя спасать.

— Ты… контролируешь мир? Как я? Как Сая и Мэй?

— Как Мэйса.

— Что?

— Я нашел их, Шисуи. Нашел убийцу.

— Что? Ты нашел Саю?!

— Я нашел Мэйсу.

Шисуи пораженно умолк.

— Что ты имеешь в виду? Мэйса… это и была Сая?

— Они обе. И Мэй, и Сая — это один человек. Мэйса. Просто в этом мире их почему-то две.

— Но…

— Это очень просто проверить, — твердо сказал Итачи. — Чакра Кьюби вырывается во внешний мир сквозь тела всех, кто находится здесь, в этом измерении. Когда я шел за тобой, Анбу обнаружили только Мэйсу, а я — тебя. Если по нашему возвращению окажется, что кроме вас так никого и не было…

— Этого не может быть, — упрямо замотал головой Шисуи.

На его лице отразилось отчаяние. Он через силу выдохнул боль и деловито нахмурился.

— Впрочем, с этим можно разобраться после. Сейчас надо что-то сделать с ним. — Он кивнул на Кьюби. — Как ты заставил его отступить?

— Шаринган. Шаринган действительно может контролировать Кьюби. Ты знал об этом, Шисуи?

Он кивнул.

— Но если знал, тогда почему не воспользовался этим?

— Прости. Я растерялся. Эта боль… Я захлебнулся в ней раньше, чем успел подумать об этом.

Итачи понимал. Если бы он не шел спасать Шисуи… Если бы не знал, что ему придется пройти через океан боли, и не держал в голове мысль, что иначе его друг погибнет, он бы тоже не смог.

Шисуи тепло улыбнулся.

— Спасибо, что вернул меня.

— Это не мне, — тихо сказал Итачи.

Друг взглянул на него с недоумением.

— Та девушка-медик. Она выиграла мне время. Иначе я бы не успел.

— Вот как…

Шисуи задумался на мгновение и тряхнул головой, словно пытался избавиться от каких-то неприятных ему мыслей.

— Нужно загнать Кьюби обратно в печать.

— Ты знаешь, как это сделать?

— Не имею понятия.

— Я… я отогнал его, — запинаясь, пробормотал Итачи. — Но я слишком слаб. Это все, на что я пока способен. Я не могу подчинить его полностью, так, как от нас ожидают…

— Предоставь это мне, — твердо сказал Шисуи, активируя шаринган. — Я попытаюсь подчинить Кьюби. Но у меня нет ни малейшей идеи, как выгнать его обратно в печать. Я ее не чувствую.

— Я тоже.

В траве появились две бесчувственные девушки: Сая и Мэй. Для Итачи это стало неожиданностью. Не его воля выдернула их из огненного-рыжего ада чакры Девятихвостого, а значит, воля Шисуи.

— Шисуи…

— Они знают этот мир лучше нас. Больше некому отыскать в нем ход в печать. И, насколько я понял из твоих слов, Кьюби пытается вырваться наружу через них.

Из стены чакры вынырнула гигантская лисья морда. Она была какой-то нечеткой, расплывающейся, но очертаниями точно изображала предполагаемую физиономию Кьюби.

— Уч-чиха!!! — взревел разъяренный биджу человеческим голосом.

— Судя по его реакции, твоя идея сработала, — заметил Итачи. — Выход ты ему перекрыл.

Шисуи хмыкнул.

Девушки на траве зашевелились, приходя в себя. Первой поднялась Сая. Пошатнулась, держась за голову. У нее под ногами внезапно открылась дыра. Девушка рухнула в нее, сдавленно пискнув. Итачи вопросительно взглянул на друга. Тот пожал плечами и добавил с холодком:

— С Мэй проще найти общий язык.

Итачи ухмыльнулся. Шисуи просто вытолкнул ее во внешний мир, как до этого сделал с Хибари. Кто бы мог подумать, что проблема Саи может решиться настолько легко.

****

Мэй душил страх. Недавние впечатления опадали сухими лепестками, оставляя после себя открытые раны, холод и дрожь во всем теле. Она понемногу приходила в чувство, но пережитое периодически захватывало ее вновь, и затем опять отступало так же стремительно.

Дикий грохот падающего дома. Крики мамы. Оранжевый огонь кругом, но огонь необычный. Настоящий огонь так себя не вел. Огонь не был похож на жидкость. А этот — был. Он просачивался внутрь ее тела и жалил его изнутри. Кожа пекла, как от ожогов, но взглянув на нее, Мэй никаких ожогов не видела.

Руку и ногу чем-то придавило. Мэй попыталась сдвинуться с места, чтобы освободиться, но левую руку от кисти до плеча обожгло изнутри болью.

— Мама!

Она захныкала. Слезы текли по вискам и неприятно заползали в уши.

…облетел один из слоев и медленно спланировал во тьму, растворился в ней.

Мрак нового дома. Плед, пахнущий мышами. Чайник на этажерке и тикающие часы на стене. Отчаяние от осознания собственной беспомощности и ущербности. Чужая женщина вместо мамы. Мама… Кем вообще была мама? А кем была она сама?

Чем больше Мэй размышляла об этом, тем больше ей хотелось убежать от себя. Бежать куда угодно. Из этой квартиры, от этих чужих людей, от своего ущербного тела, которое не позволяло ей жить полноценной жизнью.

А в чем вообще заключалось-то эта полноценная жизнь? В том, чтобы можно было выбраться на улицу? Самостоятельно, своими ногами, по лестнице — по той самой проклятой лестнице, по которой нельзя было спуститься на коляске. В том, чтобы пойти и взять вещь, которую хочешь?

В том, чтобы…

…еще один слой отшелушился и упорхнул прочь, сгинул во мраке.

Умереть было бы здорово, но что-то ее не пускало.

Мэй нашла путь к смерти. Там не было ни ущербности, ни немощности, ни слабости, а было просто спокойно, темно и тихо. И все же это была не совсем смерть.

Цепь, связывающая Мэй с телом, не хотела обрываться. Всякий раз, когда девушке хотелось нырнуть глубже, раствориться во тьме без остатка и окончательно позабыть себя, цепь натягивалась, душила ее и вышвыривала обратно в реальность.

Она застряла в этом промежутке между жизнью и смертью. И чем дальше заходило дело, тем меньше ей хотелось возвращаться к жизни. А чем больше времени она проводила во тьме, тем глубже осознавала, что эта тьма поддается: ее можно было мять в руках, словно тесто, лепить из нее, а из себя творить краски и свет и менять все вокруг согласно своим желаниям.

Этот мир, зыбкий, призрачный, был лучше жизни и лучше смерти. Но ему было далеко далеко до настоящей жизни, возможно, как раз потому, что он был границей между тем и другим. Он был больше похож на сон…

…третий лепесток унес с собой ее память, обнажив одновременно и путь к четвертому.

Он был первым. Первый гость в ее мире. Поначалу Мэй обрадовалась, ведь в ее новом убежище было одиноко. Человеку свойственно тянуться к новому, а первый гость обещал принести в ее однообразную полужизнь что-нибудь свежее.

Однако очень быстро Мэй разочаровалась в своем госте. Это был некий мужчина лет пятидесяти. Небритый и лысый с мятыми ушами. Он свалился в ее обиталище со всем своим внешним видом в комплекте, а также принес с собой запах перегара и каких-то солений. Он сам видел себя таким и почему-то оставался таким вопреки желанию Мэй видеть его иначе.

Но этот человек не захотел стать ей другом. Помимо перегара, он приволок с собой сквернословие и насилие, и Мэй сама не заметила, как обнаружила в себе отвращение и ненависть к нему. Она хотела его прогнать, но всякий раз он возвращался снова и задерживался неприлично надолго. Мэй пыталась сбежать от жизни, но теперь ей хотелось сбежать так же из своего собственного мирка.

Внемля своей гуманности, она терпела достаточно долго, и наконец желание убить его созрело в ней окончательно. Стоило этому желанию окрепнуть, как проблема решилась сама собой. Тот человек умер у нее на глазах в ее мирке и больше никогда не появлялся.

После его ухода мир стал более настоящим, и Мэй не придала этому значения поначалу. Но лишь поначалу…

…облетел и четвертый.

— Так не должно быть. Это неправильно!

Сая скривила губки и развела руками.

— Не хочешь брать на себя грязную работу? Замётано. Это могу делать я. Я не гордая.

— При чем тут гордость…

— Мэй, мы можем построить мир. Настоящий мир. Такой, как там, только здесь у нас. В нем будет все так, как мы захотим. Он будет лучше, потому что мы… мы таким его сделаем. А когда он станет лучше, мы сможем привести сюда других. Нормальных других. И им тоже здесь понравится.

— Но сколько невинных людей мы убьем!

— Не мы. Я убью. Мы же уже решили, что разделим обязанности.

— Но какие мои…

— К тому же, — перебила Сая, — кто тебе сказал, что обязательно убивать невинных? Тот гад не был невинным. Бьюсь об заклад, ты избавила внешний мир от крупного негодяя.

— Да, но…

Сая устало закатила глаза.

— Я буду выбирать таких же. Тех, кого не жалко пустить на топливо.

Мэй вздохнула. Ее грыз червячок сомнения, но в глубине души она тянулась к словам Саи. Сая была права.

— Ладно. Я согласна. Давай.

Мэй схватилась за голову и наконец поняла, что видит вокруг не рыжую огненную жидкость, а густую траву. Кто-то протягивал ей руку.

Шисуи.

Его взгляд был холодным и строгим, и видеть его таким было непривычно. Но все же он протягивал ей руку, и Мэй осторожно вложила свою ладонь в его. Шисуи помог ей подняться.

Неподалеку по колено в густой траве стоял Учиха Итачи. Тот самый огненный шторм, окунувший ее в омут памяти прежних лет, кружился и одновременно ревел им в лица мордой гигантского лиса с пустыми глазницами.

— Кьюби! — ахнула Мэй.

— Да, нашлась работенка, — усмехнулся Шисуи, пытаясь разрядить обстановку, но его голос прозвучал непривычно сухо. — Мы хотим прогнать его обратно в печать.

— Обратно в печать? — растерялась Мэй. — Но как?

— Предоставь это мне. Я попытаюсь с ним справиться. Но я не могу отыскать ход к печати. Это твой мир, не наш. Ты можешь найти, откуда пришел Кьюби, Мэй?

— Да, вот только… — Она потерянно огляделась. — А где… Где Сая?

— Временно выбыла из игры.

Мэй затаила дыхание.

— Временно?

— Шисуи вытолкнул ее наружу, — объяснил Итачи.

Мэй сглотнула.

Теперь она помнила, кто она. Помнила, что там, снаружи. И вместе с тем оживал голос Саи:

«Почему ты на его стороне, а не на моей? Это наш мир. Наш. Эти… хотят его разрушить. Ты же не хочешь обратно во внешний мир, Мэй?»

Сая все-таки была права. Они обе слишком увлеклись и отдалились. Сая стала убивать без разбору, по своим собственным критериям виновности и невинности, а Мэй от нежелания возвращаться во внешний крупица за крупицей теряла власть над миром, который изначально был их общим…

Нет. Изначально был ее.

Непривычно было чувствовать себя вновь хозяйкой этого мира. Мэй ощущала, что снова может творить все, чего ей хочется, стоит только изгнать Кьюби. Сызнова обретя власть, она почувствовала, что ее горизонты расширились. Еще совсем недавно все ее стремления укладывались в слепое желание защитить случайных невинных мальчишек от расправы Саи, но теперь…

Мой мир. Они все разрушат. Они…

Она взглянула краем глаза на Шисуи, и что-то дернулось в сердце. Тяга к нему. В ответ — его обжигающее безразличие. Откуда взялись эти чувства? Что она нашла в нем? Именно в нем? Почему пред его волей ощущала слабость? Когда она, черт возьми, успела влюбиться?

— Мэй? Чувствуешь то место?

Ах да, то место… Дыра в какой-то там печати, через которую пришел Кьюби.

Мэй прикрыла веки.

Продавленный ход. Она ощутила его моментально.

****

Шисуи скосил глаза на девушку в темно-зеленом кимоно. Он не узнавал ее. Казалось, в ней проявилась уверенность, да еще и какая-то царственная, словно весь мир кругом безраздельно принадлежал ей. Хотя на самом деле так оно и было… Но что вызвало эту внезапную метаморфозу? Он вытолкнул Саю наружу, и власть вернулась к Мэй? Или виной всему болевой шок?

Или же в самой Мэй ничего не изменилось, а изменилось его к ней отношение?

Убийца. Калека. Сумасшедшая. Шисуи не хотел в это верить, но ему было одновременно противно и страшно. Гендзюцу, затронувшее ее личные чувства. Он поклялся себе снять его, как только все закончится. И ему давненько не давала покоя мысль, что отмена гендзюцу не сработает и чувства девушки к нему останутся прежними, а он никак не мог ответить на них взаимностью.

Потом об этом подумаю. Потом с этим разберусь. Сейчас важнее Кьюби!

— Нашла.

Надо же. Он как ни пытался нащупать ход — ничего не удавалось. А она моргнула и тут же нашла.

Шисуи вдруг понял, что тоже знает, где дыра в печати. Неожиданно для себя почувствовал ее, будто прикоснулся руками. Это Мэй поделилась с ним знанием.

— Нас так часто обвиняли в этом… — сказал Шисуи.

Итачи посмотрел ему в глаза. Шисуи ухмыльнулся.

— Что мы подчинили Кьюби и… ты понял.

— Да.

Шисуи активировал шаринган, а за ним сразу Мангеке. Лиса нужно было бить наверняка. Итачи уже отвернулся и не видел, не замечал Мангеке. Ему и не стоило знать. Узнал бы — стал бы завидовать. А завидовать тут было на самом деле нечему.

— Всегда мечтал это сделать.

— Сделать что? — встревожилась Мэй за спиной и шагнула ближе.

Сила Мангеке рванула по странным потокам внутри хаоса чакры биджу, словно электрический импульс по нервам, и ударилась в самый главный перекресток потоков.

Чакра Кьюби взорвалась. Рассыпалась на мириады рыжих пузырьков, которые зависли в воздухе, словно в невесомости.

— Это… — выдохнул Шисуи.

Неведомо откуда взявшийся ветер всколыхнул его волосы.