Шисуи проснулся и встретился взглядом с Итачи. Тот за всю ночь так и не сомкнул глаз. Слева спал Саске. По правую руку белым горбиком под одеялом свернулась Изуми.
Шисуи постепенно осознавал, что произошло, и пустоту, внезапно воцарившуюся в душе, заполнял страх.
Он не провалился в иллюзию Саи.
Черт знает почему.
То ли куноичи была настроена конкретно на Итачи. То ли она испугалась их прошлого столкновения и отступила. А может, решила избежать встречи с опасным для нее противником и выбрала себе более покорную жертву. В любом случае, это означало лишь одно: среди Учиха могли быть новые смерти.
Шисуи присел на футоне, поднял с пола протектор и повязал на голову.
— Чувствую себя скверно, — признался он.
Итачи лишь кивнул в ответ. Он уже все понял.
Все утро они с тревогой прислушивались к новостям, однако ничего не происходило. Фугаку-сан за завтраком мирно пил чай. Его лицо было хмурым, как обычно, но не настолько мрачным, как в тот день, когда погиб Текка. Это обнадеживало.
Новостей не было. Смертей не было. И лишь под вечер стало известно о том, что этой ночью планируется новое внеочередное собрание клана.
Когда Итачи услышал об этом — его прошиб холодный пот.
Значит, все-таки кто-то умер. Он прямо видел, как мир, деревня и клан сухим песком убегают от него сквозь пальцы. Все их старания были впустую. Они рисковали жизнью, барахтались в сумасшедшей иллюзии, но все оказалось зря.
Клан не вытерпит новой жертвы. Это конец.
****
В зале главного здания Храма Нака было жарко. Словно электричество невидимым жалящим напряжением в воздухе струилась ненависть. Итачи различил в толпе стройную фигуру друга, который сидел неподалеку. Шисуи с самого утра замкнулся и молчал. Вот и сейчас просто сидел, прямой как струна, даже не искал глазами по залу Итачи.
Гам затих, и перед собранием встал отец. Поприветствовав братство, он начал издалека: говорил о расследовании ночных убийств Учиха и о том, что следствие зашло в тупик. А Итачи с замиранием сердца ожидал, когда отец объявит имя новой жертвы Саи.
Немного погодя Фугаку наконец перешел к главному.
— Я полагаю, вы правильно истолковали причину очередного преждевременного собрания.
Учиха тревожно загудели.
— Да, братья мои, этой ночью было совершено новое убийство.
Зал взревел.
Итачи опустил глаза в пол. Душу терзали смешанные чувства.
Зря мы затеяли все это. Стоило сказать отцу.
Взгляд невольно потянулся к Шисуи. Тот сидел все так же неестественно прямо, ожидая приговора.
— Однако, — громко возвестил отец и выдержал паузу, чтобы собрание утихло и прислушалось к его словам. — На этот раз убийца обошел наш клан стороной.
Что?
Итачи поднял голову. Он не верил своим ушам.
— Кто это? — спросил голос из зала.
— Девочка из деревенских.
По храму покатился взволнованный гомон. Началось обсуждение. Отец ждал. Он давал соклановцам время переварить новость.
Но если погибла девочка не из клана, значит, это не Коноха. Восстание откладывается.
Итачи почувствовал облегчение.
— Братья!
С татами поднялся Яширо. И что-то в его тоне Итачи решительно не понравилось.
— Они хотят сбить нас с толку! Эта смерть была подстроена намеренно, чтобы запутать Военную Полицию и…
Его голос утонул в воцарившемся хаосе.
Что он городит?
— … и чтобы забрать у нас дело! — закончил Яширо, надрывая голосовые связки, чтобы перекричать толпу.
Итачи вытер потные ладони о штаны.
Яширо сошел с ума.
Он уже не вскакивал, как в прошлый раз, чтобы высказать свою точку зрения. Он понимал, что это бесполезно.
Безумие клана перевалило за допустимый рубеж и уже не вызывало у Итачи ответной реакции. Оно просто проходило сквозь. Итачи пропускал его через себя, чувствовал, как мутится его рассудок, но каким-то образом сдерживался.
— Теперь дело о ночных убийствах ведет Анбу, — продолжал Яширо.
Я не хочу этого слышать. Не хочу.
В душе закипало отвращение ко всем этим людям. Как же они были слепы! Учиха видели лишь то, что хотели видеть: они горели желанием доказать причастность Конохи и игнорировали очевидные факты. Именно поэтому дело все еще не тронулось с места. И именно поэтому его передали в Анбу.
Прежние сомнения рассеялись. Итачи больше не считал, что они с Шисуи поступили неправильно. Да, они проиграли Сае этот бой, но у них и выбора-то не было. Кроме матери, которая верно хранила их тайну — ни один Учиха не воспринял бы угрозу гендзюцу всерьез и не стал для них поддержкой.
Он уже не слушал. Голос Яширо для него слился с шумом собрания.
****
— Шисуи…
— Это могла быть Мэй, — глухо ответил друг.
Он был непривычно бледен. И Итачи не до конца понимал, почему смерть незнакомой девочки потрясла Шисуи до такой степени. Снова тот самый недоступный пласт жизни…
— Теперь ты не сможешь сражаться с Саей. Твои техники не будут работать, — тихо предположил Итачи. — В этом дело?
— Не только.
Шисуи взъерошил волосы, прошелся вдоль обрыва и резко взглянул на Итачи.
— Я хотел найти ее.
Итачи уловил в черных глазах друга мимолетную вспышку незнакомой эмоции. От нее исходили жар и боль.
— Но теперь ты можешь точно узнать…
— Нет, — Шисуи запнулся. — Я хотел… хотел увидеть ее живую.
Итачи не знал, что сказать. Он не умел утешать людей. А когда не до конца понимаешь причину расстройства — это труднее в разы. Лучшему другу было очень больно, Итачи видел это. Но что можно было сделать?
Шисуи тем временем перестал метаться и сел на землю, округлив спину.
Над обрывом зависла яркая недозревшая луна.
— Шисуи, это могла быть не она.
Друг погрузил руки в густую траву и мелко пощипывал концы острых листов.
— Да, — ответил он, немного погодя. — Ты прав.
Но, судя по бесстрастному голосу, Шисуи в это ничуть не верил. Итачи начал потихоньку раздражаться.
— Слушай. Мы не знаем, кто такая Мэй. И мы не знаем, что за девочка погибла прошлой ночью. В Конохе много жителей.
— Но Сая убивала именно Учиха. И вдруг умирает девочка из деревни.
— Это ничего не значит, — твердо ответил Итачи и наконец решился спросить: — Почему тебя это так задело? Вы виделись всего… пару минут.
— Дольше.
— Все равно, не так уж и много.
— Я…
На мгновение Итачи показалось, что сейчас незримая сфера жизни наконец приоткроется для него.
Но друг ответил немного виновато:
— Я не хочу об этом говорить.
Итачи разочарованно выдохнул.
Когда они возвращались домой, темные улицы квартала уже опустели. Стрекотали сверчки. Горящие окна чужих домов отбрасывали на дорогу пятна света.
Шисуи собирался снова попытаться проникнуть в гендзюцу Саи. Был только лишь один способ узнать, погибла ли Мэй этой ночью: наведаться в иллюзорный мир. Если Мэй там — значит, она в порядке. Если Мэй там нет, то вполне возможно, что их худшие опасения подтвердятся.
Намерение друга встревожило Итачи. Если Мэй действительно погибла, то техники Шисуи могли не работать. Это было слишком опасно, но другого выхода он не видел, а с Саей нужно было что-то решать.
— Ты знаешь, я немного подозреваю твою девушку, — неожиданно признался Шисуи.
— Изуми — не моя девушка, просто друг, — машинально поправил Итачи.
— Ну да, — согласился Шисуи, как ни в чем не бывало и ехидно добавил: — Но при слове «девушка» ты сразу подумал о ней.
Даже сейчас, угнетенный и опечаленный возможной смертью своей новой знакомой, он умудрялся его подкалывать.
— А ведь мне не удалось провалиться в иллюзию именно в ту ночь, когда она пришла к тебе ночевать, — не унимался Шисуи. — Смекаешь? Что если…
— Что-то в этом есть, — перебил Итачи, сделал вид, что глубоко задумался и с наигранной серьезностью продолжил развивать идею: — Если Сая — это Изуми, то можно попробовать поймать ее в гендзюцу в реальности. И тогда во сне…
— Ловить своих девушек в гендзюцу уже становится обычным делом, мм? — невесело произнес Шисуи, вспомнив о чем-то своем.
— Мы просто друзья, — с раздражением повторил Итачи.
— Ну да.
Шисуи потрепал его по голове, и Итачи покорно стерпел.
Пускай. Если ему от этого легче, то пусть подкалывает, портит мне прическу. Я не против.
У дома их ждала Изуми. Обняв руками плечи, она одиноко стояла у стены с клановым гербом. Итачи вспомнил, что звал ее к себе ночевать и сегодня, но собрание выбило его из колеи, и он совершенно позабыл об этом.
— Готовь гендзюцу, — заговорщицки шепнул Шисуи, нависнув над плечом.
Итачи отодвинул от щеки физиономию друга, который жарко дышал ему в ухо.
Изуми заметила их и встрепенулась.
— Прости, что так поздно, — смущенно пробормотал Итачи.
— Ничего, Итачи-кун.
Ночь была прохладной. Столько ждать его здесь поздним вечером, в одиночестве, на холоде.
Почему она ждала?
****
Шисуи, скрестив ноги, уселся прямо на полу и положил руки на колени. Он не собирался ложиться спать. Из жертвы Шисуи превратился в охотника. Сая могла намеренно не включать его в свою иллюзию, а терять еще одну ночь не хотелось. Они и так ходили по краю. Сегодняшняя новость об убийстве вполне могла обернуться гражданской войной, если бы погибшим был выходец из клана Учиха.
Изуми и Саске уже заснули. В комнате было темно.
Шисуи выпрямился, сделал глубокий вдох и прикрыл веки. Медитация. Он намеревался сам отыскать гендзюцу Саи.
Глаза застелила тьма. Шисуи отпустил все чувства и расслабился. Он слышал, как тихо шевельнулся Итачи, как сопел Саске, уткнувшись носом в подушку; в саду звонко постукивала о камень бамбуковая трубка шиши-одоши. Шисуи чувствовал свое тело. Ток чакры, течение крови. Сердце билось чудовищно громко. Едва заметная пульсация в ладонях и стопах, животе, в щеках и губах теперь стала ощутима, а потом плавно отступила.
Сознание проваливалось глубже, оставляя окружающий мир где-то далеко-далеко. Шисуи не следил за временем. Быть может, он сидел так всего минуту, а может и несколько часов. Звуки выцвели и затихли, ощущение тела тоже пропало напрочь.
Только тьма и тишина. И намеки на слабые неуловимые образы.
Глубже. Еще глубже.
Стук.
Он открыл глаза.
Полутемная комната.
Сгорбленная тень, сидящая на полу, — Итачи.
Бамбуковая трубка в саду слишком громко стукнула о камень, и Шисуи потерял концентрацию.
Чертов фонтан.
Он вздохнул.
— Не выходит?
— Нет.
— Попробуй еще.
Итачи верил в него. А вот Шисуи изначально сомневался, осуществима ли его задумка: отыскать путь в гендзюцу самостоятельно.
Он опять расслабился.
Звуки. Стук шиши-одоши. Биение сердца. Тьма.
И вновь мгновения сливались в часы, а сознание Шисуи таяло в черноте, становилось легким, словно перышко, но не взлетало, а наоборот падало. Все глубже и глубже. Куда-то в теплые объятия голоса, который звал его по имени.