Мастер возвращений

СИНИЕРСОРС _{Рассказ}

Малыш лежал в грязи лицом вниз. Бурая грязь была мелкой, сухой и рассыпчатой.

Я думал, что он свалился за пределами купола, но это не совсем соответствовало тому, что я видел сейчас. Тело было невредимым и, значит, не подверглось жесткому излучению истинной Луны.

Но тут что-то мокрое столкнулось с моей рубашкой, напрочь испортив иллюзию пребывания на месте преступления и вернув меня на рабочую станцию СиниерСорса. [16]

Я рывком стащил защитную маску и пустил ее в свободное плавание. Затем оторвался от рабочей станции, чтобы поплавать рядом с ней. С полдюжины собравшихся здесь цеплялись за свои станции, прячась за очками, закрывавшими глаза, уши и нос. Кое-кто пристегнул себя ремнями, чтобы, увлекшись, не отпустить станцию и не врезаться в приборы, закрепленные на другой стороне рабочей зоны.

Маска была не единственной вещью, дрейфующей рядом со мной. Тут же плавали капли некоей коричневой жидкости. Почти все собрались у моего левого бока, как фаланга коричневых шариков, выстроившихся перед атакой.

— Марвин! — рявкнул я. — Кофе опять убежал!

Марвин Пирс, щурясь, выглянул из-за двери, ведущей на общую кухню, и отплыл в сторону, сжимая дверной косяк. С того места, где находился я, были видны только лысина, глаза и нос, как на рисунке типа «здесь был Килрой»,[17] которые последнее время стал рисовать один из старейшин на стене (при постоянном вращении здесь нет того, что можно назвать потолком или полом в обычном понимании).

Голубые глаза Марвина лукаво поблескивали. Отталкиваясь руками, он пробирался в рабочую ВР-лабораторию и при этом ухмылялся, как трехлетний проказник.

В лабораторию, где не бывал более ста двадцати пяти лет.

— Прости, — извинился он тоном, в котором не было ни капли раскаяния, поймал ртом три кофейных шарика, громко сглотнул и погнался с китайскими палочками для еды за четвертым.

Они-то его и подвели. Четвертый кофейный пузырек проскользнул сквозь деревянные острия и с поразительной скоростью устремился ко мне. Я отплыл и с отвращением увидел, как кофе расползся по моей маске.

— Эй! — остерег я. — Я работал, не заметил?

— Работа, работа, работа… знаешь, иногда не мешает сделать перерыв на кофе, — объявил Марвин и визгливо, как девчонка, хихикнул.

Почему-то смешок оказался заразительным, но я не позволил себе улыбнуться. Марвин вечно мешал мне работать. Чистить вещи и одежду в невесомости — задача не из легких, а я не имел права потерять еще и этот день. Меня поджимали сроки, уложиться в которые, возможно, я не успею.

И при мысли об этом в желудке все переворачивалось.

Тот малыш был сыном Шона Проктора, главы самой большой на Луне горнорудной компании. Это дело стало первым серьезным испытанием для бригады детективов СиниерСорса по расследованию преступлений на новой Луне.

Теоретически, детективы в СиниерСорсе могли расследовать дела на Луне со своего маленького насеста на орбите Земли. Я привык считать, что на расстоянии преступления не раскрыть.

Но, как видно, ошибся, поскольку, прибыв сюда пять лет назад, успешно завершил более двухсот дел, причем некоторые по давно остывшим следам.

Мало того, СиниерСорс решал множество сложных дистанционных задач — от лазерной хирургии до реставрации предметов искусства. Даже расследование, включающее допрос, сбор улик и слежку, можно успешно проводить, находясь далеко от места преступления.

Однако до этих пор я ни разу не выступал в роли морской свинки. Риск неудачи был велик, и я не смел отказаться.

Я был одним из самых молодых людей в СиниерСорсе — и самым бедным. Приходилось работать полный день, чтобы платить за медицинское обслуживание, комнату и питание.

Когда доктора объяснили, что мне понадобится круглосуточное наблюдение медиков, я взвесил свои возможности и понял: особого выбора у меня нет. Со времени моего детства условия жизни в пансионатах для престарелых и хроников мало в чем изменились.

Старики были вынуждены жить вместе со смертельно больными. И в зависимости от наличия денег либо получали персональное лечение, либо нет.

Но поскольку у меня имелась страховка Манхэттенского департамента полиции, имевшего связи с внепланетными организациями вроде СиниерСорса, я мог подать заявку на пребывание.

Что я и сделал. СиниерСорс был старейшим орбитальным пансионатом для стариков и хроников, содержание в котором по средствам каждому. Руководство обещало нормальную жизнь для долгожителей и, по большей части, держало слово.

Некоторые старейшины, как и Марвин, провели в СиниерСорсе тридцать лет. Когда он впервые появился здесь, ему стукнуло девяносто. Семья списала его со счетов как умирающего, и, возможно, оставшись на Земле, он не зажился бы на этом свете.

В космосе, в таком месте, как СиниерСорс, мы жили в невесомости и лишенной микробов среде, что позволяло каждому чувствовать себя суперменом, особенно в первые минуты после прибытия. Здесь имелся полный штат медиков (ни одного под восемьдесят), которые наблюдали за нами, сохраняли наши кости крепкими, проверяли циркуляцию крови и контролировали физические изменения, связанные с жизнью в герметически закупоренном мире, так сильно отличавшемся от того, в котором мы выросли.

Парни вроде меня, те, что помоложе, вынужденные работать, не имеют пожизненных льгот на медицинское обслуживание. В отличие от престарелых. У нас нет даже акций на продажу. И вообще различий между моим поколением (где-то в середине двадцатых прозванным Самым Болезненным) и поколением Марвина (космическим, или, как некоторые все еще именуют их, бэби-бумерами) полным-полно.

Большинство моих ровесников умерло от диабета и инфарктов еще до того, как мы стали достаточно взрослыми, чтобы послать наших представителей в национальную политику. В результате поколения, следующие за нашим, добились отмены большинства тех социальных привилегий, которые достались бэби-бумерам и поколению X: всеобщее медицинское обслуживание, пенсионные фонды и множество других. Льготы оставили бумерам, а людей, рожденных в двадцать первом веке, бросили на произвол судьбы.

Поэтому мы не могли выйти на пенсию: нужно было работать. Марвины СениерСорса тоже работали — всего день в месяц. В основном они преподавали историю в колледжах через стриминг-голографические проекторы.

Я подал заявку на переезд в СиниерСорс, ожидая отказа. В то время я не понимал, что СиниерСорс крайне нуждается в опытных детективах. Мне обещали просторную квартиру, большое пособие на питание и медицинское обслуживание среднего уровня, которое все же выглядело лучше того, что ждало меня на Земле.

В обмен на все это я обязывался работать пять дней в неделю, восемь часов в день и заниматься в тренажерном зале два часа все семь дней в неделю.

Работать я любил. Занятия в тренажерном зале ненавидел (в конце концов, я дитя своего поколения). Но я согласился на все условия и, к сожалению, пропустил кое-что важное — из напечатанного мелким шрифтом.

Мой уровень жизни на станции был напрямую связан с результатами работы. Уволить меня невозможно, зато понизить в должности — запросто, а это означало, что моя жизнь тогда превратится в ад: тесная комната, крайне скромное пособие на еду и минимальное медицинское обслуживание.

А в случае крупного провала меня просто выгонят. Пошлют в филиал пансионата где-нибудь на северо-востоке Земли и сунут в одну комнату с каким-нибудь хроником.

Проблема заключалась в том, что большинство изгнанных со станции стариков умирало в первые же полгода. Очень немногие пожилые люди способны вынести земное тяготение после жизни в невесомости.

Даже притом, что я был одним из самых молодых обитателей СиниерСорса, сомневаюсь, что мои кости выдержат перелет. Когда-то крепкие, они стали ломкими и хрупкими. Пять лет назад, покидая Землю, я больше не мог ходить. Да и артрит так меня донимал, что я почти не мог двигать пальцами. Всем, даже мне, было ясно, что самостоятельно жить я больше не смогу.

Я побаивался переезда, но после того как справился с желудочными проблемами, связанными с пребыванием на земной орбите в состоянии свободного падения, мне здесь понравилось.

Теперь я представить не могу жизнь где-то в другом месте.

Поэтому и не хотел браться за это дело.

Если в течение двадцати четырех часов я не смогу найти убийцу сына Шона Проктора, меня понизят. Если хотя бы заикнусь о немыслимых сроках и невозможности выполнения задачи, меня могут отправить на Землю.

Я не хочу задыхаться в тесной комнатенке. Не хочу снова испытать земное тяготение.

И очень, очень не хочу умирать.

СиниерСорс недавно объявил о новой услуге предоставления охраны закона и порядка различным лунным общинам. Он намеревался уже к середине века завоевать большую часть рынка Марса. Если мы сумеем зарекомендовать себя на Луне и нескольких внеземных станциях, можно с течением времени открыть пансионаты на орбите Марса и использовать обитателей этих пансионатов для предоставления услуг новым общинам Марса.

Успех таких расследований, как мое, — это гарантия получения новых контрактов с Луной, а следовательно, достаточной суммы для начала строительства на орбите Марса, даже без заключенных с его обитателями контрактов.

Мой босс, Райя Эофф, дала понять, что любая работа, выполненная мною на Луне, должна быть безупречной. В противном случае — все последствия свалятся на мою голову.

Ей ни к чему меня пугать. Я и так боюсь.

Сыскные бюро, компаньоны СиниерСорса, расположенные на Земле, имеют в своем распоряжении роботов, ВР-камеры и центры передачи голографического изображения. У нас — всего лишь странные программульки, принцип действия которых мне не совсем понятен. Предположительно, они должны посылать нам воздушные облачка с запахами, которые обнаружились на месте преступления. Дэвид Салливан — старик, который меня натаскивал, — утверждал, что первые два-три дня расследования никаких облачков ждать не стоит. Через носовой блок очков мы получаем имитацию запахов. Только с тех пор как мы стали использовать земные запахи и земные приборы, облачка стали появляться намного чаще.

На Земле еще оставались знающие люди, которые умели отвечать на вопросы, собственноручно проводить исследование доказательств и даже делать старомодное вскрытие, если это было необходимо.

Здесь, на Луне, у нас были роботы, ВР-камеры, передача голографического изображения — и больше почти ничего. У здешних людей-медиков было достаточно хлопот с пациентами, поэтому они не занимались всерьез современной судебной патологоанатомией.

Правда, особого значения это не имело, поскольку Луна по-прежнему оставалась хаотическим нагромождением баз и горнорудных предприятий. Здесь не было настоящей судебной системы, поэтому преследование и наказание преступников считались обязанностью горнорудных компаний, или головной фирмы, расположенной на Земле, или, может быть, страны, в которой эта фирма была зарегистрирована.

Получив дело, я немедленно попросил одного из старейшин, отбывавших на работе свой ежемесячный день, выяснить, кто владеет горнорудной компанией и по каким законам я должен действовать.

Но на этом далеко не уедешь.

Прежде всего необходимо раскрыть преступление.

А я не был уверен, что сумею это сделать.

Вот в чем вся штука: я знаю, как делаются подобные вещи на Земле. Если падаю, значит, хожу в синяках. Если чересчур грубо хватаю чью-то руку, могу сломать кость. Если стреляю из пистолета, знаю, что пуля может разорвать кровеносные сосуды, ткани и раздробить кость, оставив при этом вполне понятную профессионалу траекторию.

Если я выстрелю здесь (правда, оружие — первое, что конфискуют у будущих обитателей, еще прежде чем они поднимутся на борт шаттла компании), то пуля — по прямой линии. Если пуля не встретит большого сопротивления, то есть не попадет в кость — значит, прорвется через человеческое тело по той же прямой, пройдет сквозь стену, возможно, встретит на пути еще одно человеческое тело и так далее, пока не иссякнет энергия.

Если повезет, энергия не пошлет пулю сквозь стены нашего маленького космического жилища и не проделает дыру в наших защитных барьерах, лишив нас атмосферы.

Законы физики все еще действуют: просто придется помнить об отсутствии земного тяготения.

На Луне существуют комплексы под куполом с полной земной гравитацией, комплексы под куполом с двумя третями земной гравитации, комплексы под куполом с одной третью земной гравитации и комплексы под куполом, вообще не имеющие гравитации.

Кроме того, есть поверхность Луны с одной шестой земной гравитации и совсем без атмосферы. Как всякий житель станции, я узнал, что может случиться с тем, кто позволит себе без скафандра пройти через обе двери воздушного шлюза, и нашел этот урок слишком наглядным даже для моего бетонного желудка.

И вот что я усвоил: выйдешь за пределы этого места или за лунные купола без защитного костюма — умрешь самой скверной из всех возможных смертей.

Поэтому, прежде чем провести полномасштабное земное расследование, пришлось уяснить несколько нетрадиционных вещей: не только определить точное местоположение тела, но и знать уровень гравитации, а также кислорода. Выяснить, имел ли парнишка доступ к защитному костюму, проводил ли время за пределами купола и часто ли заходил в купола с меньшей (или большей) гравитацией. Разузнать, как действует лунная пыль на легкие и нельзя ли без особых усилий сделать ее токсичной.

Потом следует отыскать данные о семейной жизни мальчика, его ежедневном времяпрепровождении, наличии или отсутствии друзей — это необходимый фактор расследования. После чего можно попытаться определить причину появления огромных синяков на бедном маленьком тельце.

Хотя бы на несколько коротких часов приходилось становиться здесь, на Луне, не только детективом, но и экспертом, адвокатом, а также властью.

И я не имел права ни на одну ошибку.

Поэтому необходимость счистить кофе с маски здорово вывела меня из себя. На это требовалось время, которого у меня не было.

Жаль, что я не смогу просто сменить одну маску на другую. Эта совмещена с приборами, присланными для раскрытия дела Проктора, и если затребовать новую, на доставку потребуется несколько часов, не говоря уже о том, что она наверняка окажется менее совершенной, чем та, которая уже есть.

Чистка вещей — почти неразрешимая проблема и самая сложная часть жизни в невесомости (если не считать тех первых нескольких раз, когда пытаешься воспользоваться ванной). Невозможно открыть кран и подставить под него маску. Здесь все плавает, в том числе и вода.

Приходится пользоваться салфетками, пропитанными влажными чистящими и высушивающими средствами (но не настолько влажными, чтобы с них капало, разумеется). Потом необходимо положить пропитанные чистящим средством салфетки в соответствующие контейнеры, которые ставятся в рециркулятор, чтобы проверить, удалена ли грязь с предмета, который ты пытаешься очистить.

Я стер кофе с очков. Но потерял на этом четверть часа.

Однако в эти четверть часа у меня появилась возможность пораскинуть мозгами. И прослушать ту жалкую информацию, которая была у нас о сыне Шона Проктора.

Я использовал аудиофункцию своего персонального компьютера. По приезде всех нас подключают к бортовому компьютеру: мы сами выбираем — позволить или нет прикреплять его компоненты к нашим телам. Старики предпочитают иметь отдельные компьютеры, мне нравятся крохотные камеры в ушах и под ногтем и малюсенький экран, который появляется в ладони каждый раз, когда мне требуется информация.

Сына Шона Проктора звали Чен — китайское имя, означающее «великий». Как ни странно, второго имени у него не было.

Чен Проктор родился в 2070 году на Луне, в колонии «Проктор Майнинг». Его мать, Лайен Проктор, была третьей женой Шона Проктора. Сроки расследования не позволяли выяснить, что случилось с первыми двумя. Для этого нужно как следует покопаться в прошлом Проктора.

Большую часть жизни Чен учился в школе. Отчасти потому, что ездил с отцом с предприятия на предприятие и пошел в школу раньше, чем его сверстники.

У него были младший брат Эллсуорт и крошка-сестра Кэрин. Еще одно быстрое расследование позволило выяснить, что у Эллсуорта и Кэрин — другие матери: жены номер четыре и пять.

Больше детей в доме не было, и все трое жили с отцом, а не с матерями. Я даже не смог выяснить, где обитали жены Проктора.

«Проктор Майнинг компани» закрыла большую часть личных данных о президенте и главном акционере, поэтому я сумел выяснить о троих детях Проктора ровно столько, сколько знали все.

Или о последних троих детях?

Я даже в этом не был уверен.

Я схватил маску и поплыл назад, к рабочей станции. Но на этот раз пристегнулся. Мне нужно было полностью сосредоточиться.

Колония «Проктор Майнинг» занимала большую часть того, что когда-то называлось возвышенностями Декарта. Теперь то место, где более сотни лет назад приземлился «Аполлон-16», нельзя узнать: оно покрыто мини-куполами, роботехническим оборудованием, только что и давно вырытыми колодцами. Вся зона залита светом, и то, что когда-то казалось темным, серовато-бурым пространством, теперь постоянно сверкало и переливалось.

Чен Проктор провел последние два года своей жизни в куполе-поселении, в нескольких километрах от ныне действующей шахты. Если верить членам семьи, ему никогда не позволяли выходить наружу.

Я позволил нескольким андроидам — хотя на самом деле они были всего лишь говорящими роботами — вести предварительный опрос с помощью списка стандартных вопросов, специально адаптированных мною для этого расследования. Самые коварные вопросы я задам сам и позже.

Но сначала я хотел осмотреть труп.

Панорамирование и сравнение с масштабами Луны помогло увидеть, где было обнаружено тело. Мальчик лежал рядом с новым куполом, строившимся на замену того поселения, где жил он со своей семьей. В новом куполе совсем недавно установили приборы для поддержания гравитации и окружающей среды. Предполагалось, что окружающая среда будет в точности как на Земле, вплоть до определенной смеси кислорода и двуокиси углерода в воздухе. Терраформеры работали над лунной пылью, пытаясь сделать ее похожей на земную грязь, но эксперимент явно проваливался.

Новому поселению, похоже, предстояло стать точной копией старого, только с более усовершенствованными фильтрами.

Чтобы получить качественное трехмерное изображение тела, мне пришлось задействовать всех пятерых роботов СиниерСорса, как и три ВР-камеры и единственный голоимиджер.

Для восьмилетнего ребенка Чен был слишком мал и выглядел мальчишкой, растущим в условиях низкой гравитации: узкие плечики и такая плоская худая спина, что позвоночник и лопатки выпирали даже через рубашку, а штаны казались слишком широкими. Как ни странно, он оказался босым. Голова повернута набок, рот полуоткрыт и забит пылью. Волосы, которым полагалось быть черными, казались почти седыми от пыли, миндалевидные глаза зажмурены.

Я заставил роботов сделать множество снимков, чтобы потом все еще раз рассмотреть. И мне требовалось знать, не было ли то, что казалось синяками, чем-то совершенно другим.

Синяки тянулись по его щеке, сбегали под подбородок и появлялись на предплечьях. Далее они становились совсем маленькими и шли от локтей до запястий, хотя не были расположены на равном расстоянии.

А вот синяк на лице был ужасающим и закрывал большую часть щеки, линию челюсти, расползаясь до середины шеи.

Если это — синяки, значит, мальчик получил их до того, как умер. То есть кто-то его зверски избил.

Но я не был готов принять лежавшую на поверхности версию и, кроме того, опасался, что принял за синяки явление, с которым не был знаком. Нечто, считавшееся обитателями лунных колоний совершенно нормальным и ничуть не подозрительным.

Поэтому я требовал от роботов всю информацию, какую только можно получить, не переворачивая тело. Фотографии и снимки с видеокамер были поразительно четкими. Но я хотел большего.

Будь я на месте преступления, непременно наклонился бы над телом и хорошенько его обнюхал. Можно узнать очень многое по тому, как пахнет труп — и речь не только о разложении. Одеколон, которым сбрызнули рубашку, аромат кедрового масла на руках, слабая вонь жира, идущая от затылочной части шеи… Иногда этого достаточно, чтобы закончить дело.

Вот только у меня не было ни времени, ни возможности вдохнуть глоток воздуха. Поэтому я лишь заставил роботов взять пробы воздуха, вплоть до самого незначительного компонента, в надежде, что смогу скормить данные нашему компьютеру из экспертной лаборатории и сделать анализ запахов. Конечно, это не так эффективно, как оценить их собственным носом, но, возможно, даст мне понятие о том, с чем я столкнулся.

Я также потребовал от роботов передать изображение местности и был поражен, увидев таблички на английском, объявляющие запрет на доступ в эту часть нового конуса.

Никто об этом не упоминал.

Мало того, никто не упоминал, каким образом было обнаружено тело мальчика.

Я немедленно озвучил ряд приказов: не трогать тело, пока не закончено расследование, никому — ни человеку, ни участвующему в расследовании роботу — не появляться в этом месте, пока идет работа, и ни в коем случае не передавать полученную информацию третьим лицам.

Последнее было самой большой проблемой, поскольку сведения, полученные роботами, зачастую имели более одного легального владельца. Я понятия не имел, принадлежат ли роботы, которых я использовал, исключительно СиниерСорсу или одолжены у «Проктор Майнинг».

Я вообще о многом не имел понятия.

В желудке все перевернулось, и мне стало дурно, впервые за много лет. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул.

Когда я работал на Департамент полиции Нью-Йорка, время от времени приходилось цапаться с боссами. Меня знали как одного из самых своенравных и удачливых детективов в «убойном» отделе. Если преступление действительно хотели раскрыть — значит, поручали расследование мне. Но в таком случае миритесь с моим характером и острым языком.

Здесь приходилось постоянно одергивать себя: я знал, чем рискую, да и здешние боссы не стоили моих нервов.

Я мог добиться своего и раскрыть дело, не тратя на них перлы своего остроумия.

Но в этом случае молчать не имело смысла. СиниерСорс дал мне невыполнимую задачу с немыслимыми сроками и каким-то образом ожидал, что я ее решу.

Может, если бы я сразу расписался в собственной некомпетентности, пришлось бы всего-навсего терпеть последствия понижения. А вдруг я всего лишь получил бы дисциплинарное взыскание…

Может, если бы я с самого начала задокументировал все, у меня оказалось бы достаточно свидетельств, чтобы обратиться к одному из престарелых адвокатов, живущих здесь, и попросить его или его земного коллегу оспорить мое неминуемое изгнание в гравитационный мир.

Потому что я не мог работать с тем, что имел.

Я настроил очки и компьютерные средства резервирования на сохранение каждой крупицы информации. Закончив, снял маску и повесил на специально предназначенный для этого ремешок.

И только потом устремился в офис босса, стараясь не думать о том, чем рискую.

Мой босс, Райя Эофф, украсила фотографиями из дома все свободное пространство. Здесь были снимки всей ее семьи, начиная от прадеда с прабабкой и заканчивая правнучкой, которую она никогда не видела. Райя страдала от прогрессирующего остеопороза и должна была подписать специальный отказ от претензий, чтобы получить право на проживание в СиниерСорсе, поскольку жизнь в космосе часто приводила к утечке кальция из костей.

Но со слабыми костями было легче жить здесь, чем на Земле. Доктор записал Райю в подопытные морские свинки: очевидно, ему было интересно узнать, как долго может выжить в невесомости крайне ослабленный организм. Исследование давно закончилось, Райя вот уже второй десяток лет жила в СиниерСорсе, и, не знай вы ее историю, наверняка посчитали бы худую женщину с серебряными волосами одной из самых спортивных старушек, которых вам довелось видеть.

— Надеюсь, у вас важные сведения, — приветствовала она меня с порога. — Помните о сроках.

— Знаю, — кивнул я. — Если результаты нужны вам к завтрашнему дню, придется дать мне бригаду детективов и нескольких экспертов.

Мой голос не дрогнул. Уже плюс. Я попытался представить себя на Земле, предъявляющим такие же требования в полицейском участке, но это было сложно.

В Департаменте полиции Нью-Йорка никто не плавает в невесомости.

— У нас не хватает бюджета на целую бригаду, — буркнула она, не глядя на меня и складывая руки на животе. Пальцы были унизаны кольцами: некоторые из них старше ее самой. Под подбородком плавало колье: однажды она рассказала, что носила его с двенадцати лет и никогда не снимала.

Желудок опять скрутило. Дурнота усиливалась.

— Если вы не сможете дать мне помощников, — предупредил я, — значит, не получите контракта.

— Хотите сказать, что не можете раскрыть это преступление? — уточнила она.

Я напрягся. Подобного я еще не говорил. Так что на удочку не попадусь… Медленно, чтобы не ляпнуть того, о чем позже пожалею, я произнес:

— Хочу сказать, что не сумею раскрыть преступление за те сроки, что мне дали, и с теми сведениями, которые имею.

— Но вы самый сообразительный детектив из всех, кто у меня под началом!

Такое утверждение должно было бы утешить меня. Увы!

— Наверное, если речь идет о земных преступлениях, — согласился я. — Но я ничего не знаю о Луне.

— Того, что знаете, вполне достаточно.

Я покачал головой, но тут же пожалел об этом, поскольку это движение послало меня сразу в двух противоположных направлениях. Я уже избавился от всех резких жестов, но покачивание головой относилось к разряду дурных привычек. Кроме того, я никогда не думал о нем, как о движении — только как о средстве общения.

— Вздор! — бросила она. — Скажите, кого вы подозреваете и почему.

— Я никого не подозреваю. И ничего не знаю о родственных связях мальчика. Может, он сам выбрался из поселения и пришел к новому конусу! Я даже не уверен, что его убили.

Я услышал старые, знакомые нотки в голосе. Легкое раздражение, угрожающее перейти в пронзительный крик.

Райя схватилась за поручень, вделанный в одну из стен.

— Что побуждает вас заявлять это?

Волосы на затылке встали дыбом… вернее, встали бы, если бы уже не стояли по стойке смирно от недостатка гравитации. Все же то ощущение, которое бабушка называла не иначе как «кто-то прошел по твоей могиле», заставило меня передернуться.

Что-то здесь происходит. И это мне не слишком нравится.

Я глубоко вздохнул, чтобы удержаться в рамках.

— Купол новый. Приборы для поддержания окружающей среды только что включены. И гравитация тоже. Рот мальчика забит лунной пылью, но, судя по полученной информации, ученые пытались превратить эту часть купола в некое подобие земной поверхности, где можно будет выращивать траву, овощи и деревья. Итак, что могло случиться, если мальчик оказался не в том месте не в то время?

— Продолжайте, — велела она, и противное ощущение мурашек, ползущих по спине, усилилось.

Понимаю, что мне тоже полагалось быть морской свинкой — и одновременно раскрывать преступления. Вот только Райя вела себя так, словно уже знала решение.

Может быть, тест оказался сложнее, чем я вначале думал.

— Вполне возможно, что в воздухе не хватало кислорода. По виду непохоже, что мальчик задохнулся. Но я не знаю, как могут повлиять на человека определенные смеси химических элементов.

Она склонила голову. Лицо оставалось бесстрастным. И это мне тоже не понравилось.

— Затем существует фактор так называемой почвы. Если он упал и набрал в рот пыли, мог ли ей отравиться? И что случится, если гравитация нарастает слишком быстро? Человек может выдержать гравитацию в четыре, пять, шесть раз больше земной. Здоровые взрослые мужчины способны выдержать восьмикратное увеличение, правда, всего на пару минут. Но я? Я бы не сумел. И вы тоже. Кости разлетятся, легкие сдуются. Я понятия не имею, произошло ли то же самое с хрупким восьмилетним ребенком, но готов поклясться, что подобное возможно.

Она кивнула, но поскольку все еще цеплялась за поручень, тело почти не шевельнулось.

— На его лице и руках имеются пятна, похожие на синяки, но я не видел его раздетым. Синяки на руках выглядят как отпечатки пальцев, но что если это гематомы, причиненные сломанными костями? А огромный синяк на лице — всего лишь потемневшая от токсикации кожа?

— Вот это вы и должны выяснить, — заявила она.

— Но не к завтрашнему дню. Потому что даже если я узнаю, что его раздавила гравитация, то как сумею понять, случайность это или кто-то велел ему сидеть там и ждать, а потом подошел к приборам и увеличил гравитацию в девять раз больше нормальной?

— Роботы могут дать вам эти показания.

— Не могут, — отрезал я. — Они дают только сегодняшние показания. А данные компьютера можно подделать.

Она уставилась на меня.

— Дайте мне команду, или я буду вынужден отказаться от этого дела, — пригрозил я.

— Вы не можете отказаться, — произнесла она, и у меня свело желудок. Вот он, самый ответственный момент, когда я должен выбрать: честь или жизнь.

— Да неужели? — усмехнулся я и выплыл из комнаты.

Повезет, если меня только понизят. Возможно, я прямиком отправлюсь на Землю, в гравитацию, которая, скорее всего, раздавит меня, как 9 g раздавили бедного маленького Чена Проктора.

Райя едва успела поймать меня за ногу и втащить обратно.

— Давайте поговорим, — предложила она. — Есть ведь что-то еще, что не нравится вам в этом деле, кроме незнакомой местности и сроков… Что именно?

Кем бы вы ни считали Райю Эофф, глупой ее не назовешь. Я всегда ненавидел ее проницательность.

Мне также было крайне неприятно, что ее рука все еще цепляется за мою щиколотку. Она не выпустит меня, пока не направит разговор в нужное ей русло.

Но я решил, что честность не повредит. По крайней мере, с ней. Все равно хуже не будет.

— Девяносто пять процентов убийств детей, — медленно выговорил я, — совершаются членами семьи. Обычно родителями. Родными или приемными.

Она отпустила мою ногу. Я проплыл мимо нее и схватился за поручень, чтобы не вертеться по спирали до самого центра комнаты.

— Думаете, это дело рук Шона Проктора?

— Не знаю. У меня даже нет главного подозреваемого. А если бы таковой имелся и оказался тем, кого любит Шон Проктор, что тогда? Как мы его арестуем? Вся ситуация не слишком правдоподобна. Данные не позволяют выяснить, кто это сделал. Нужно сообразить, как их поймать и, что еще важнее, как помешать им, да и кому угодно, сделать это еще раз.

Она отпустила поручень и скрестила руки на груди. И неожиданно улыбнулась, медленно, но очень искренне.

Я понятия не имел, как истолковать эту улыбку.

— Надеюсь, вы сознаете, что обладаете даром расследования, не так ли? — спросила она.

Я вцепился в поручень. Странно, почему ей в голову пришло льстить мне?

И тут до меня дошло:

— Вы знаете, кто убил Чена…

— Да, — призналась она, но тут же нахмурилась: — Нет. То есть, может, и да. Смерть посчитали случайной. Его раздавило, когда тест на гравитацию не сработал. У Чена была просто страсть вторгаться в районы испытаний. Он любил одиночество, и его не раз ловили там, где ему быть не полагалось. Но пострадал он впервые.

— Мне казалось, вы говорили, что он погиб.

— Вы понимаете, о чем я, — отмахнулась она. — Но вряд ли кто-то считал, что он нечаянно забрел туда. Вот не уверена, додумался ли кто-то до той версии, что гравитация была повышена намеренно.

— Если не считать вас, — догадался я.

Ее улыбка стала еще шире.

— Мне требовалось подтверждение.

— Потому что вы уже знали: привлечь кого-то к ответственности будет невозможно.

Она кивнула и на этот раз заколыхалась от резкого движения, как шлюпка в бушующем море.

— Одно дело расследовать преступления, и совсем другое — привлечь к ответственности преступников.

Мне казалось, что эту фразу только что произнес я. Но ничего не сказал ей. Не осмелился.

— Мне требовалось смоделировать ситуацию, — пояснила она. — Показать руководству, что хотя наши следователи способны сделать все при наличии времени и ресурсов, все же необходима поддержка с Земли. А лунные колонии не имеют этой поддержки. Я даже представить не могу, что будет твориться на фронтире, если первые поселенцы отправятся на Марс.

Не то чтобы среди этих поселенцев можем оказаться мы. Нам предстоит только наблюдать за ними со стороны. А потом будем иметь дело с самыми мрачными сторонами их душ.

— Так это все было имитацией, — протянул я. — Приказы, которые я отдавал роботам, все, что видел. Вы устроили декорацию, чтобы было с чем идти к важным шишкам.

Ее улыбка померкла.

— Положим, имитацией было не все, — вздохнула она. — Чен Проктор мертв. И на кучу вопросов по поводу его смерти мы никогда не найдем ответа.

— Я мог бы заняться расследованием, — выпалил я, не успев сообразить, что делаю. Но мне хотелось немного загладить тот вред, который я успел нанести своим резким тоном.

— Парень умер два года назад.

А вот этим объясняется, почему меня снабдили самым нехитрым оборудованием.

— Два года, — повторил я. — Полагаю, самого тела давно не существует.

— На Луне не хоронят мертвых, — сказала она. — Кремация более эффективна.

— И никто не раздобыл необходимой информации.

— А кому это нужно? — усмехнулась она.

— Так кто же пытался нанять нас? Это, случайно, не «Проктор Майнинг»?

Райя не ответила. Возможно, не могла. Потенциальным нанимателем мог оказаться любой конкурент «Проктор Майнинг». Или один из правительственных чиновников, сторонник объединения из партии, желавшей централизованного управления Луной.

— Мне нужен ваш полный отчет, — объявила она. — И полный список того, что нам необходимо сделать для успешных поисков убийцы мальчика — если убийца действительно существовал.

— Даже если убийца — один из родителей, — обронил я.

— Да.

Я глубоко вздохнул. Меня не вышлют. Не понизят в должности. Я сделал работу, которую от меня требовали. Прошел чертово испытание, даже не осознав, в чем оно заключается.

— Значит, жизненно необходимо составить программу действий нашего отдела на расстоянии на основе этого расследования, — заключил я.

— Я бы так не сказала, — поморщилась Райя.

— Потому что, — разошелся я, — если бы вы это сказали, значит, должны были бы мне компенсацию. Я бы продвинулся из следователей в руководители.

Райя нервно зацепила пальцем плавающее ожерелье.

— Вы однажды утверждали, что не хотите руководить.

Я рисковал целый день, поэтому решил снова попробовать.

— Если собираетесь использовать меня в качестве руководителя, придется выдать компенсацию как руководителю.

— Без официальной должности? Ни в коем случае.

— Не нужна мне официальная должность. И я сделаю всю работу, если мне гарантируют пожизненную крышу над головой, повышение пособия на еду и такое же медицинское обслуживание, как у старожилов.

— Вы слишком много хотите, — возразила она.

— Не забудьте, я разрабатываю новую дистанционную программу для вас.

— Пока что вы только предложили.

— И все же.

— А если дать вам больше свободного времени?

Я покачал головой и почувствовал, как качнулось мое тело. Пришлось крепче сжать поручень.

— Пожизненная крыша над головой, питание поприличнее и медицинское обслуживание на уровне старожилов. Не больше и не меньше.

Она поморщилась. Я снова почувствовал, как нарастает напряжение. Но тут Райя протянула руку:

— Заметано.

Я с облегченным вздохом пожал ей руку.

— Прекрасно. Как только подпишем контракт, я представлю вам отчет.

— Вот уж не думала, что вы так здорово умеете торговаться.

Я и не умею, разве что когда на карте стоит чья-то жизнь. На этот раз жизнь была моей. Но с такими гарантиями можно не сдерживать себя. Я спокойно смогу высказываться в процессе своих расследований. И больше не нужно беспокоиться каждый раз, когда говорю правду.

И отныне мне не придется тревожиться насчет ссылки на Землю. Я останусь здесь, пока не перестанет биться сердце.

Я могу делать все, не боясь лишиться этого великого приключения. Жить полной жизнью, вместо того чтобы ждать смерти. Плавать в невесомости, вместо того чтобы сидеть в крохотной, пропахшей мочой комнатушке и корчиться под гнетом безжалостного мира и отсутствия будущего.

— Иногда, — сказал я вслух, — приходится упорно торговаться. Это единственный способ добиться цели и получить все, чего желаешь.

— А вы хотите остаться здесь, — заключила Райя.

— Да, — признал я.

— Думаю, об этом не стоит волноваться, — улыбнулась она.

Больше никогда, подумал я с таким облегчением, какого мне до этого не доводилось испытывать. Больше никогда.

+ + +