Матабар

Глава 4

Снег хрустел под ногами идущих. Жадно чавкал, проваливаясь на несколько пальцев внутрь, оставляя на тяжелых ботинках бриллиантами мерцавшие на звездном свету кристаллики льда. Шайи поежилась и потянулась к лицу, но вовремя вспомнила наказ дедушки и не стала тереть опухшее от слез лицо. Она лишь крепче сжимала сверток из шерстяных одеял и трепья, откуда порой вырывались маленькие, едва заметные облачка пара.

– Еще немного, родная, – прозвучало из тьмы. Ветер, радостно приветствовавший горную зиму, поднял клубы снежной пыли, так что Шайи почти не видела идущего впереди. – Потерпи. Осталось совсем чуть-чуть.

И может именно поэтому ей почудилось, словно там, в блестящем мраке, среди снега и редких низкорослых деревьев, с гордо поднятой головой идет её муж – Гектор. Шайи ускорила шаг, почти по колено проваливаясь в холод и влагу, потянулась рукой и всем телом, но лишь коснулась меха на капюшоне слегка сгорбленного старца, несущего на руках её первенца.

Нет, все это лишь иллюзия.

Гектор Эгобар уже несколько часов как лежал под камнем рядом с тем местом, что еще недавно Шайи называла домом. Но что за дом, когда туда не возвращается муж, где не звучит смех детей, и где больше нет… ничего. Только потухший очаг, прогнившие половицы и пустые комнаты. Такие же пустые, как значимая часть сердца Шайи…

– С Арди все будет в порядке, – повторял дедушка.

Они нашли его спустя несколько часов после того, как Гектор, вместе с новым шерифом, спустился с горы и отправился в Эвергейл. Холодный, бледный, со следами крови на лице и руках. Такой маленький и сжавшийся. На щеках, в алых разводах, блестели заледеневшие капли слез.

Шайи, увидев сына, кажется, забыла как дышать. Весь воздух выбило из легких и она, пойманной в сети рыбой, молча открывала и закрывала рот. А затем, ослабевшая от родов и волнений, легко подхватила слишком большого для своего возраста мальчика словно пушинку и побежала.

Уже в этот момент, когда её руки крепко прижимали к себе старшего сына, она знала. Четко и ясно. Без всяких сомнений и пустых надежд.

Её муж мертв.

Спустя еще несколько часов это подтвердил шериф и те люди, что принесли на гору изломанное тело Гектора. Шайи смотрела на побледневшую кожу, на почти выскользнувшие глаза из орбит, на опухший язык, плетью свисавший изо рта. На засохшую пену в уголках губ. Но все равно видела своего любимого мужа. Того, кто…

Она помотала головой.

Шайи не могла позволить себе очередные рыдания и скорбь. Все это потом. Не сейчас.

– У нас нет выбора, – словно ответил её мыслям идущий впереди старик.

Его ноги не проваливались в снег. Кожа не синела под гнетом пощечин северного ветра. Он шел сквозь вьюгу, на высоте в несколько километров так же легко, как иной господин прогуливался от одного салона к другому.

Шайи прижимала к себе крепко спящего Эрти и в чем-то завидовала младшему сыну. Укутанный в тепло и уют, он еще не знал, как жесток и суров окружавший их мир. Как тот жаден до любой, самой маленькой крупицы радости. И как похож на ночное небо. На бесконечную тьму, лишь изредка пронизываемую осколками света. Света, который больше не казался Шайи таким уж ярким.

Все вокруг побледнело. Исцвело. Померкло. Будто краски, еще недавно наполнявшие их дом и всю Алькаду, тоже скорбели об утрате своего последнего охотника.

– Я могла бы работать больше, – у Шайи не оставалось сил, чтобы перекрикивать вой горного ветра, но она знала – дедушка услышит. – не только швеей, но еще прачкой и поваром и…

– И кто будет воспитывать Эртана? – перебил дедушка. Несмотря на буран, ветер и отсутствие воздуха на такой вершине, Шайи четко слышала его голос. Будто они снова сидели на кухне, пили цветочный чай и болтали о чем-то незначимом, но таком приятном. Вот только… не было ни чая, ни кухни, а разговор ножами резал душу женщины. – Я не смогу, Шайи… ты знаешь.

Эртан…

Дедушка ни разу, на памяти Шайи, не называл своего старшего внука так, как его назвал когда-то Гектор. Он рассказывал, что ветер мог поймать оброненное слово и донести до слуха тех, кому не следовало знать данного при рождении имени.

– Может кровь матабар в нем просто спит, может…

– Может, – опять перебил дедушка. – а может и нет… Я слабею с каждым днем, Шайи. Я чувствую это.

Дедушка остановился. Так резко, что Шайи едва не налетела на своего проводника сквозь холод и мрак. И видит Светлоликий, в это краткое мгновение, когда до сухой, сгорбленной спины оказалось рукой подать, что-то внутри женщины предательски зашептало.

Остановись.

Протяну руку.

Толкни его.

Забери сына.

Беги…

Беги!

Но бежать было некуда. Шайи никогда не считала себя слабой. Да и никогда ею и не являлась. Но, за тридцать лет своей жизни, она хорошо усвоила урок, что этот мир, по крайне мере здесь – на юге прерий, принадлежал тем, кто сильнее. Она, едва перенесшая непростые роды, потерявшая кормильца, умеющая в жизни лишь одно – шить одежду, не могла отнести себя к данной касте.

Да и даже будь это не так… природа распорядилась иначе. Она, в своей глупой своенравности решила, что сильнее, с рождения, должны быть мужчины. И зачем? Чтобы пойти и умереть ради тех, кто тебя ненавидит и пугает историями о твоем народе собственных детей?

И где сейчас эта сила?

Здесь, на холодной, высокой горе они находились вчетвером. Старик, доживающий свои последние годы; новорожденный ребенок; маленький мальчик, пребывающий в волшебном сне и изнеможенная роженица.

О Светлоликий…

– Не пройдет и дюжины лет, Шайи, – продолжил дедушка. – как мой путь среди смертных закончится и я отправлюсь к своим королевам и к своей жене. У меня едва хватит сил, чтобы помочь тебе с Эртаном. А Арди… ты знаешь его. Знаешь лучше, чем даже тот бог, которому ты молишься по ночам. Потому что это ты привела его в этот мир. Сквозь свои боль, кровь и слезы. Ты. Не он. И ты знаешь, кем вырастит Арди среди людей.

Слезы раскаленными прутами протянулись по щекам Шайи и даже ветер, заботливо принесшей морозные льдинки, оказался неспособен хоть немного остудить их жар. Перед внутренним взором Шайи жизнерадостный, добрый и любознательный мальчик, неизвестно как находивший в своем сердце место для каждого, будь то голодный бельчонок или надломленная ветка на дереве, постепенно меняется.

Становится нелюдимым. Его больше не интересуют далекие горизонты. Все реже он обращает свой взор к пикам Старой Алькады. Забываются сказки дедушки, а резные игрушки-фигурки уже давно обращены в пепел в горячей печи.

Мальчик, после школы, пропадает на стрельбище, а затем, ночью, как впервые почувствует в руках силы, он тайком исчезнет и отправится в прерии – искать убийцу отца. И только Светлоликий знает, что хуже – если он найдет или…

– Шесть лет, дедушка, – плечи Шайи осунулись. Она внезапно так ясно ощутила вес сказанного – весь тот объем жизни, заключенный в прозвучавших словах, что едва ли ноги не подкосились от тяжести. – Шесть лет…

– Родная моя, – дедушка подошел ближе и на мгновение в его глазах Шайи увидела другие – такие родные и любимые. – я не стану говорить, что они промелькнут для тебя незаметно. Нет. Совсем не так. Поверь мне – ты будешь стонать и выть. И порой пытаться убежать сюда, чтобы отыскать сына. Ты успеешь поседеть. Сердце твое не будет знать покоя из-за разлуки. Лицо исполосуют морщины.

Шайи чувствовала, что дедушка не просто говорит, а… вспоминает. Вспоминает кого-то родного. И с такой же болью, с какой Гектор, очень редко, но говорил о своей матери.

– Но каждый раз, когда ты захочешь увидеть сына, просто смотри сюда, – дедушка повернулся к пикам Алькады, раскинувшимся под плотным одеялом из облаков. – здесь второй дом Арди. И каждый раз, когда тебе будет неспокойно, тоскливо или одиноко, ты будешь знать, что с твоим сыном все в порядке. Что с каждым днем он становится сильнее. Храбрее. Самостоятельнее. И когда придет время, он вернется к тебе, обнимет и ты найдешь в нем самую надежную опору и подмогу. Таков путь матабар, моя родная. Мы уходим детьми, чтобы вернуться охотниками.

Дедушка развернулся и пошел дальше, забираясь все выше и выше по заснеженному склону. Шайи молча шла следом. Каждый её шаг, каждый вздох, она делала с едва заметной даже для самой себя, тусклой надеждой. Что вот сейчас, вот еще немного и она проснется. Все окажется дурным сном. Наваждением старых богов, оставшихся лишь в сказках и легендах.

Но реальность раз за разом напоминала о себе. Забившимся снегом за голенища. Болью в животе. Слезами на лице. Легкими, опустевшими из-за нехватки кислорода. Ветром. Ночью. И внезапно вернувшимся чувством, от которого Шайи надеялась, что сбежала тогда, почти двадцать пять лет назад.

Когда точно так же, как сегодня Эвергейл, горел её собственный поселок. Не из-за Шанти’Ра и орков, а потому что в городок пришли бандиты, решившие, что смогут найти чем поживиться. А может просто потому, что устали от суровой зимы прерий, где не спрятаться от непогоды. А даже самый небольшой холод, принесенный ветром, сколько бы теплой одежды ты не надевал – способен заморозить даже кости.

И только теперь, будучи и сама матерью, готовой расстаться с ребенком ради его же блага, Шайи поняла тот взгляд, которым её провожала собственная мать. Взгляд, который она так боялась однажды увидеть в зеркале, а теперь знала – он уже там. Этот печальный, обреченный, полный сожаления и скорби. Взгляд уже не совсем живого человека.

И если матери Шайи с ним пришлось прожить всего пару часов – ровно до того момента, пока пуля из револьвера не оставила Шайю сиротой, то ей самой…

Шесть лет…

– Мы пришли, – произнес дедушка и остановился.

Шайи вынырнула из воспоминаний и на мгновение еще раз отдалась пьянящей надежде, что все вокруг – сон. Иначе как еще можно было объяснить, что вьюга, хоть и не стихла, но не касалась этого странного места. С виду – обычная поляна, вот только…

Шайи огляделась.

Её тело постепенно покрывалось мурашками из-за того, что воздух вокруг из холодного, влажного и мерзлого, вдруг обернулся легким и приятным. Слегка прохладным, но не более того. А еще ноги теперь утопали не в тяжелом, вязком снегу, а в высокой зеленой траве. Она качалась в такт спокойным порывам ветра, и Шайи казалось, что уголком глаз она видела странные фигуры, бредущие вдоль спирали из камней, выложенных здесь хитрым узором.

Но стоило ей повернуться, как наваждение исчезало. Единственное, что оставалось неизменным – стена из снега. Шайи на мгновение ощутила себя маленьким паучком, которого поместили в высокую банку. Только вместо стеклянных стенок – кружащий вокруг поляны буран. Снежная стена, вихрем вьющаяся на границе поляны, очерченной простыми речными камнями.

Капища…

Шайи часто слышала о них от дедушки и, почти никогда, от мужа.

Места, где, еще до прихода в эти края империи Новой Монархии, охотники из племен матабар собирались, чтобы помолиться своим богам и духам.

Но сама Шайи никогда прежде здесь не появлялась.

Перебраться через ущелье разделявшее старую и новую Алькады – уже испытание не из легких, а забраться на один из высоких горных пиков… Шайи сомневалась, смогла бы она пройти весь этот путь, если бы не жизненная необходимость.

Слова дедушки, пусть и неприятные, горькие и в чем-то даже обреченные, хранили в себе правду. Шайи действительно не смогла бы одновременно заботиться о детях и работать. Не говоря уже о том, что Эрти, судя по всему, родился не очень сильным ребенком и ему потребуется куда больше внимания. Да и молоко… у Шайи еще в прошлый раз обнаружились проблемы с набором молока.

Гектору постоянно приходилось отправляться в поселок за специальными смесями и лекарствами, которыми они поддерживали Арди.

Теперь Гектора нет…

Дедушка бережно опустил спящего мальчика в центр каменной спирали, после чего повернулся к Шайи. Они встретились взглядами.

– Если у тебя остались какие-то сомнения, то сейчас самое время отказаться, – произнес дедушка.

Шайи посмотрела на сына. На его смешные, пухлые щеки. На длинные, волнистые волосы. На слегка курносый нос и милые ямочки, появлявшиеся когда ребенок улыбался. А улыбался он часто. Так часто…

Она снова слышала его смех и детский крик. Опять ворчала на то, как он хулиганил и играл, где не стоило.

О Светлоликий, сколько бы она отдала, чтобы все это вернуть…

Она подошла к мальчику и провела пальцами по бледному лицу своего дитя. Убрала выбившуюся прядку, вот-вот соскользнувшую бы на нос. А затем отошла и, видит Светлоликий, истратила все силы на то, чтобы не сорваться, не подбежать к сыну, схватить на руки и стремглав броситься прочь с горы.

– Тогда приступим, – кивнул дедушка.

Он снял с шеи деревянный кулон на кожаном шнурке и положил его на грудь Арди, после чего обеими руками обхватил посох и поднял над землей, направляя навершием куда-то в зенит. Губы старца зашевелились. Он что-то шептал. Медленно, на распев. И сперва Шайи казалось, что ничего не происходит. Но с каждым мгновением, проведенным среди камней капища, что-то менялось.

Не в ней самой. И тем более не вокруг. А скорее в том, как она все ощущала. Ей начало казаться, что камни пришли в движение. Закружились в хороводе, двигаясь вокруг застывшего центра, оберегавшего её сына. И будто те едва заметные фигуры остановились и начали в такт словам дедушки танцевать в рваных, но ритмичных плясках. Почти незримые, полупрозрачные.

Вдруг дедушка ударил посохом о землю и Шайи отчетливо услышала звон. Самый настоящий. Как если бы ударили друг о друга хрустальные осколки или два пустых железных котла. Сперва звонкий, а затем глухой, он волнами расходился по горным пикам.

Звук, который совершенно точно не мог издать старый, резной посох, бьющий о сырую землю. Но раз за разом, когда дедушка опускал посох вниз – Шайи слышала этот же звон. И чем чаще тот звучал, тем сильнее менялся мир вокруг.

Камни начали подпрыгивать и принимать причудливые формы зверей, птиц, рек и долин, холмов и горных пиков, облаков и даже звезд. Фигуры становились только плотнее, а мир вокруг…

Шайи показалось, что она увидела ели и сосны, дубы и кедры. Они поднимались повсюду из тьмы, обретая контуры в снежной вьюге, не смевшей ступить на порог капища. Ей почудилось, будто в вышине закричали соколы и ударили крыльями орлы. Как под ногами зажурчали ручьи и едва слышно забила весенняя капель. Будто звери со всей Алькады, как и сама горная цепь в ипостасях каждого сезона явились к границам каменного круга.

Низко поклонились. Прошептали что-то на своем неведомом смертным языке и… ушли.

Все стихло.

Застыло.

Шайи вновь стояла в центре каменной спирали и единственное, что оставалось удивительным в происходящем – это стена из снежной вьюги, кружащая на границе круга. Может ей померещилось? Причуда измученного сознания, истерзанного скорбью, страхом и изнуренного горной болезнью?

– Это не правильно, старый друг.

Шайи дернулась и посмотрела в сторону дедушки. Прямо напротив старца сидел барс. Человека и зверя разделял маленький мальчик. Хотя… Шайи никогда не видела таких зверей.

Размером с мустанга, его шерсть слегка мерцала, но не отражала свет, а будто сама его и порождала. Откуда-то изнутри. За спиной создания плавно колыхались хвосты. Сразу шесть. Или четыре… от одного взгляда на их причудливые движения у Шайи начинала кружиться голова.

– Таково было желание Гектора, Эргар, – с запинками, тяжело дыша, произнес дедушка. – Он просил, чтобы если с ним что-то произойдет, то Арди выучился у тебя путям Первых Охотников. И у тебя перед ним долг.

– Уплата моего долга – оберегать этого мальчишку его первые двенадцать снегов! – рявкнул барс. – А не быть его учителем!

Немного успокоившись, Эргар склонил голову, а затем посмотрел на мальчика.

– Я провел с детенышем несколько дней и видел его сердце, – продолжил он куда спокойнее. – В нем нет жажды битвы. Его путь лежит не среди барсов, старик. Он обладает хитростью белки и остротой ума рыси. Он слаб. И духом и телом. Ему не удастся выжить на горных тропах. Пусть отправляется в лесные разливы. Ты позвал не того и…

– Арди… не слаб! – Шайи и сама не знала, откуда нашла в себе силы, чтобы произнести эти несколько слов. – Не слаб…

Барс повернулся к ней и она, отчего-то, увидела в его янтарных глазах что-то сродни человеческой эмоции. Заинтересованности.

– Ты та самка, что привела Ардана на свет и испортила кровь Первых Охотников, – не спрашивал, а утверждал барс. – И если бы не ваше кровное родство, я бы не дал тебе подняться сюда, в наши земли. Так что говори, но учти. Если мне не понравятся твои слова – я избавлю тебя от страданий, как и то дитя, что ты держишь на руках. А кровью и плотью напою и накормлю дитя Гектора, дабы искоренить в нем все человеческое. Может тогда он окажется достаточно силен, чтобы бежать среди барсов.

Глаза Шайи вспыхнули огнем. Таким горячим, что, кажется, снежная стена отступила еще дальше.

– Пробыл с ним несколько дней? – переспросила она. – Я носила Арди девять месяцев под собственным сердцем. Шесть лет я была рядом с ним. Видела, как он борется с ночными кошмарами, как отгоняет от себя злые мысли, когда задерживается его отец. Как спешит утешить и помочь любому, кто только потянется к нему. Невзирая на опасности и преграды. Как….

– Это вовсе не те качества, чтобы бежать среди барсов, самка, – произнес барс и сделал шаг вперед. – Ты сделала свой выбор. У тебя не получилось…

Шайи знала, что она не сможет убежать. И знала, что дедушка ей не поможет. Не потому, что не хочет, а просто у того совсем не осталось сил. Вот так закончится её путь? На странном святилище народа её мужа? С дитем на руках, которому не суждено будет даже узнать имени родной матери?

Но барс, сделав первый шаг, так и не сорвался в стремительном прыжке. Он стоял, не сдвинувшись, и смотрел себе под ноги.

Маленькие, озябшие, посиневшие пальцы легли тому на шерсть.

Арди, все еще пребывавший без сознания в странном сне, каким-то чудом дотянулся до барса и попытался схватить его за лапу.

Потянулись длинные секунды, сливаясь в томительные минуты молчания. Пока, наконец, Эргар не произнес.

– Я не знаю, что из этого получится, старик, – прошептал он. – За тысячи лет, что духи гор, лесов и озер берегли и учили Первых Охотников, еще не было такого, чтобы детеныш обучался у чужого учителя.

– Это так, – кивнул дедушка. – но, может, именно поэтому, потому что мы следовали предначертанному, то перед тобой сейчас лежит последний нашей крови? Последний матабар?

Барс перевел взгляд на дедушку. Они какое-то время безмолвно общались, после чего Эргар отвернулся. Он обхватил Арди одним из хвостов и бережно опустил на свою широкую спину. Не оборачиваясь, барс произнес:

– Он либо вернется охотником, – и Шайи знала, что зверь обращается именно к ней. – либо не вернется вовсе.

И в следующее мгновение на капище сверкнула молния и обрушилась вьюга, мгновенно скрывшая барса из виду. И только протяжный женский плач, пронзавший вой ветра, доносился вслед спящему мальчику, уносящемуся вглубь древних гор.