Mater Hispania: христианство в Испании в I тысячелетии

Епископ милостью Бога и Христа Леандр своей дочери во Христе и сестре Флорентине

1. Возлюбленная сестра Флорентина, когда я обдумывал, какие богатства собрать тебе в наследство и какими стяжаниями одарить тебя, бесчисленные образы обманчивого мира прошли передо мной. Как назойливых мух, отгонял я их дланью своего разума и размышлял про себя: Злато и серебро из земли и в землю возвратятся. Земельные угодья и доходы от имений ничтожны и ненадежны.

2. Ибо проходит образ мира сего (1Кор.7:31). И что бы ни встречал под солнцем,[399] сестра, мой взгляд, ничто не оказалось достойным тебя, ничто не могло служить наградой за твой подвиг. Я видел, как все изменчиво, недолговечно и тщетна.[400] Я убедился в истине Соломоновой мудрости:

3. Я предпринял большие дела, построил себе дома, посадил себе виноградники, устроил себе сады и рощи и насадил в них всякие дерева. Я сделал себе водоемы для орошения рощей, произращающих деревья. Я приобрел себе слуг и служанок, и много домочадцев было у меня. 4. Крупного же и мелкого скота было у меня больше, нежели у всех, бывших прежде меня в Иерусалиме. Я собрал себе серебра и золота и драгоценностей от царей и областей; завел себе певцов и певиц и услаждения сынов человеческих. чаши и кувшины для заполнения вином и превзошел я делами всех, бывших прежде меня в Иерусалиме (Екк.2:4–9).

5. Однако в конце своего грандиозного перечня Соломон приходит к выводу: И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труды, которыми всуе упорно трудился, и увидел, что все – суета и томление духа и ничто не остается под солнцем (Екк.2:11). Заключает же он так:

6. И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, не покладая рук. Придет после меня наследник, и я не знаю, мудр он будет или глуп. Он будет распоряжаться всем трудом моим, от которого я изнемогал и мучился. Что может быть более тщетным? И остановился я, и отреклось сердце мое от трудов под солнцем (Екк.2:18–20).

7. Вразумленный этим рассуждением, я понял: мой родственный долг состоит не в том, чтобы одарить тебя не имеющими в себе никакой прочности и зависящими от внешних обстоятельств вещами, которые обманут тебя и оставят ни с чем. Я приготовил бы для тебя несчастья, я вверг бы тебя в опасности и неустройство, если бы счел достаточным дать своей сестре только то, что вор может унести, червь подточить, ржавчина изъесть,[401] огонь пожрать, земля поглотить, вода истребить, солнце сжечь, буря опустошить, а лед сковать.[402]

8. Предавшаяся земным попечениям душа, вне всякого сомнения, оставляет Бога и теряет свой невозмутимый и неизменный образ. He может принять ни божественную сладость Слова, ни радость Святого Духа тот ум, который зависит от мирских невзгод и остается под гнетом житейских забот.

9. Если бы я наложил на тебя такие вериги, навьючил на тебя такую поклажу и обременил тебя таким грузом земных помышлений, то ты была бы вправе счесть меня недругом, а не близким человеком, принять не за брата, а за губителя. Одним словом, возлюбленная сестра, среди того, что заключают небесные просторы, что вмещают пределы мира и что распространено по лицу земли, я не нашел ничего достойного стать приношением для тебя.

Необходимо перенести поиски превыше небес, и там, где преумножаешь ты дар девства, обрести тебе и наследие, и награду за него.[403] Ценность чистоты по воздаянию за нее познается и по вознаграждению постигается. Девство может показаться малозначащим, как даруемое для краткого служения в мире, однако, оно превосходно и преславно, уже на земле достигая ангельской чистоты и входя в избранный удел Господа сил.

Каково же наследие девства? Разве не о нем возвещает псалмопевец Давид в своих псалмах: Господь есть часть наследия моего (Пс.15:5)? Разве не об этом же и здесь: Удел мой Господь?[404] Подумай, возлюбленная сестра, подумай о своем преуспеянии! Рассмотри внимательно, какой меры ты должна достичь, чтобы от одного Христа ждать тебе множество милости и благодати!

Он Жених истинный, Он брат и друг, Он наследие и награда, Он Бог и Господь. Он твой возлюбленный Жених.[405] Он прекраснее видом сынов человеческих (Пс.44:3). Он истинный брат, который у тебя есть. По усыновлению ты Его дочь, а Он твой сын в крещении.[406]

Он друг, в Котором ты не сомневаешься, по Его слову: Единственная она – подруга Моя.[407] В Нем ожидаемое тобой наследие. Вернее, Он Сам и есть твоя наследная доля. Он – чаемый тобою выкуп, поскольку искупил Тебя Своей кровью. Он взыскуемый тобою Бог, и Он Господь, Которого ты с трепетом славишь.

Всю свою награду за целомудрие дева видит во Христе, и Того, перед Кем трепещут ангелы, Кому служат власти, Кому подчиняются силы, к Кому стремится все небесное и земное, принимает она Женихом и украшенная добродетелями стремится к супружеству с Ним, и во внутренних покоях своего сердца хранит неприкосновенность брачного ложа.

А что еще подобает той, чьим Женихом выступает Христос и кому Он дарует Свою Кровь как жертву и приданое. По обычаю, хлопочущие о своей женитьбе должны давать выкуп, вносить мзду и за лишение невинности платить из своего имущества, так что они скорее покупают, чем берут себе жен.

Твой же, дева, Жених, выкупом за тебя дал Свою Кровь, ею Он тебя выкупил, ею соединился с тобой брачными узами, но не для того, чтобы погубить твое девство, а для того, чтобы вознаградить тебя. Чем щедрее цена выкупа, тем безмернее любовь. Высочайшую цену дает Тот, Кто платит за невесту Собственной кровью и ради обручения готов отдать Свое тело на раны от ударов копий и мечей, лишь бы приобрести ее непорочность и сохранить стыдливость.

От злого врага Он избавил человека. Как Его смерть стала нашей жизнью, а Его смирение лекарством от нашей гордости, так и за нашу непорочность заплачено Его ранами. Он восхотел претерпеть раны, чтобы позволить нам выдержать удары видимого мира. Вы куплены дорогой ценой, говорит апостол, не делайтесь рабами человеков (1Кор.7:23).

Почему же, дева, ты хочешь отдать свое тело, которое выкупил Христос, мужу? Христос внес за тебя плату, а ты хочешь покрыться брачным покрывалом для другого? Христос дал выкуп за твою свободу, а ты готова добровольно пойти в рабство? Даже если весь мир счесть приданым, что дороже Крови Христа, которая служит искуплением для всего мира? Сравни труды и вознаграждение и ты убедишься, что намного драгоценнее Тот, Κτό платит, а не то, что́ платят.

Насколько превратно рассуждает дева, если для нее важен не сватающийся, а приданое, если она, вменив ни во что Кровь Христову, домогается лишь земного, которое только в искуплении обретает цену!

У меня не хватит слов, возлюбленная сестра, описать награду за девство. Это неизреченный дар, скрытый от глаз, утаенный от слуха, непостижимый для ума. Вы уже стали тем, чем надеются стать все святые и что ожидает вся Церковь после воскресения:[408]

20. Тленное cue, говорит апостол, облекается в нетление (1 Kop.15:53), но в полноте только после телесного воскресения. А вот вы уже познали славу нетления и уже в нынешнем веке обрели задаток ее. Каким же будет блаженство, уготованное вам в грядущем! Какой венец ждет вас в вечности! Какая благодать нетления, которую многие стремятся стяжать, уже принадлежит вам!

21. Я радуюсь, что ты сохранила себя такой, какой создана рукою Божией[409]. Целомудренной создал Он тебя, к целомудрию призвал[410] и за целомудрие награду уготовал. Люди же искажают и губят свою природу, созданную Богом без всякого изъяна. Вот в чем главное повреждение человеческого рода, вот в чем преступное начало: не захотев остаться такими, какими были сотворены, первосозданные, навлекли осуждение и на себя, и на свое потомство[411].

22. Храня чистоту, восстановите в себе, о девы, погубленное в раю первыми людьми. Именно в вас сохранилось устроение первородных людей, в вас, остающихся такими, какими те были созданы.

23. О, горькая участь! Сестра возлюбленная, берегись подражания первым людям, трепещи шипения древнего змия! Да не произрастит тебе про́клятая земля терния с волчцами, и вместо роз и лилий, символизирующих непорочность, не породит крапиву, которая жжет,[412] и сорные травы, которые уродуют!

24. Вы – начатки тела церковного,[413] Вы – от всего Тела Христова приношение, принятое Богом и освященное на горнем алтаре.[414] Ради вашей решимости и ради своей веры именуется Церковь непорочной, a ее лучшая и главная часть вы, посвятившие чистоту своих душ и тел Христу.

25. И пусть во всех ее членах без исключения вера остается нетронутой, но только у вас в отличие от прочих нетронутыми остаются и тела. Удивителен способ этого именования: и целое получает имя от своей части и часть от целого.

Храни себя, как голубицу, святая дева, и непрестанно помышляй о той славе, которая ждет тебя в грядущем, чтобы не от плоти и крови ждать себе утешения и не предать тлению свое чистое тело. Твердо удерживай в памяти и не забывай, как любит тебя, поправшую соблазны мира, Христос, с каким желанием ждет тебя, как смотрит на тебя, спешащую подняться на небо по крутым ступеням, по которым восходит к Нему весь сонм дев.

Ликует Мария, Мать Господа и непревзойденный идеал девства. Она, Мать нетления, пример и утверждение, производит вас на свет и остается Приснодевой, рождает и не знает родовых мук. Родив Жениха, она пребыла девой, и ныне, продолжая давать жизнь невестам, она все та же дева. Блаженна та утроба, которая рождает, но не знает тления! Благословенно чадородие, которое отдает свой плод миру, но не лишается целомудренного покрова и наследует небо!

Сестра, пусть возгорится твое сердце огнем, который низвел Христос на землю.[415] Пусть воспламенится оно этим жаром! He отводи мысленного взора от девственных сердец, шествующих за Марией! Присоединись к ним по стремлению своей души! He медли и спеши туда, где истина и праведность, где готов венец, который даст тебе Господь, праведный Судья, в тот день (2Тим.4:8)!

Знай, что душа брата жаждет твоего преуспеяния. Знай, он всем сердцем желает, чтобы ты была со Христом. Я хочу видеть в тебе то, чего не хватает мне, и решимость сохранить тебя дает надежду, что к моему прощению послужит то, что ты, лучшая моя часть, на путь грешников не встанешь,[416] но твердо сохранишь свои обеты.

Увы мне, если другая восхитит твой венец! Ты – мое оправдание перед Христом, ты, возлюбленная, – мое свидетельство, ты – жертва моя святая, которой я, без сомнения, буду очищен от множества грехов. Если ты принята Богом, если ты взойдешь на чистое ложе Христа, если благоухание девства приведет тебя в Его объятия,[417] то ты вспомнишь своего брата-грешника, попросишь и, несомненно, получишь прощение для повинного родича.

He опечалит тебя Тот, Кто взял тебя к Себе: Левая рука Его, в которой слава и честь, под головою твоей; а левая, в которой долгоденствие, обнимает тебя.[418] Удостоенная объятий такого Жениха ты мою душу, испросив, примешь.

Любовь твоя во Христе станет моим прощением, и велика будет моя надежда на оставление грехов, если моя любимая сестра на брачном пире со Христом. На грядущем, грозном и страшном, Суде будет мне послабление, и там, где разбирается небрежение в делах и словах, там, где – увы мне! – о своем служении я должен дать ответ, ты станешь моим утешением, ты – моим отдохновением.

Твоя непорочность отклонит от меня заслуженное наказание за мое нерадение, если ты, свое преуспеяние неся как поручительство за мою преступную жизнь, припадешь ко Христу. Если ты припадешь к Нему и обретешь милость, то я избегну Его неприязни, и благоволение к тебе станет пощадой для меня.

He погубит Он брата, чью сестру признал Своей невестой. По твоему ходатайству будет изглажено рукописание моих согрешений. Если Он помилует тебя за любовь, то и меня не накажет за преступление. Прояви заботу не только о себе, но и обо мне недостойном, чтобы там, где уготована слава для тебя, и меня ждало прощение.

Много дев будет на твоем попечении, и если о них ты будешь тепло молиться, то насколько пламенней будут твои прошения обо мне. Сама Мария, мать и глава дев, будет ходатайствовать перед Своим Сыном о твоей награде. Она не захочет опечалить тебя, горячо молящуюся обо мне, и воздвигнет меня падшего и усмирит терзающие меня угрызения совести. 36. Да не посрамит меня надежда на тебя перед Господом! Мои заботливые увещевания, помощь Божья и твое послушание укрепляли тебя в избранном призвании. Пусть же твоя непорочность, которая станет твоим венцом, послужит и к моему спасению.

37. Отврати глаза от лжи и безумия этого мира, обрати взор на небо, где твой Жених! Туда устремляйся душой, где Христос сидит одесную Бога (Кол.3:1). Ибо все, что в мире, похоть плоти и похоть очей (1Ин.2:16). Ищи горнего! (Кол.3:1).

38. О, если бы там были твои желания, где твоя жизнь, там были бы твои сокровища, где твой Жених! He хочу, чтобы ты действовала по пристрастию к этому миру, не хочу, чтобы украшали тебя фальшивые блестки. Быстро приводит к опасным желаниям украшение тела, и внимание к собственной юности заставляет не одеваться, но наряжаться.[419]

39. Привлекать чужие взгляды в обычае продажных женщин, и тебе придется дать ответ Небесному Жениху за нечестивую потребность притягивать своим появлением похотливые глаза. Прошу тебя, будь законодательницей для целомудренных дев, следи за их внешним видом и сразу давай оценку тому облику, какой каждая избрала.

40. Дева стремится быть угодной Господу, а замужняя не Богу, но миру.[420] Дева хранит целомудрие и девство, как принадлежащие ей по рождению, а замужняя теряет их ради рождения детей. Как сохранится девство там, где не соблюдена невинность ради природного начала? Божье создание вынужденно терпит лишение, так как природная целостность нарушается под действием страсти и теряет свою чистоту.

41. В вас, живущих в мире, но не знающих растления, Бог узнает Свое творение, к Нему вы возвращаетесь такими, какими Он вас создал.[421] Красота хранимого вами целомудрия воссияет в воскресении, хотя ныне она скрыта в теле, а единожды потерянное девство ни в этом мире не вернешь, ни в будущем веке не восстановишь.[422]

42. Истина, что Бог приемлет брак, но только потому, что в нем рождается целомудрие, и только потому, что в торжественном шествии дев он обретает то, что гибнет в нем безвозвратно.[423] Плод супружества – невинность. В браке рождается дева, и она, если не претерпит растления, станет наградой супружеству.

43. Богатеет оно, если в его житницах собираются небесные плоды.[424] Ты – главная ценность наших родителей, твоими достоинствами они величаются, и благодаря тебе, своему отпрыску, последовавшему за Христом, они принимают, как воздаяние, утраченное в сожительстве. Вспомни, сестра моя, совместные тяготы супругов[425] и смежи свои очи, чтобы не прельщаться суетой.

44. Главные превратности брака: утрата невинности и сожаление о ней, тяжесть утробы во время беременности и родовые муки, часто заканчивающиеся смертью. Гибнет и супружество, и его плод со смертью матери и младенца, а свадебный пир обращается погребальной трапезой.[426]

45. To, что казалось началом счастья, стало концом жизни. Где обретет покой после смерти признающая только радость брака? Умеющая нравится мужу, но не Богу, что будет делать, когда прейдет от этого века? Какое место получит во Христе та, чьей единственной заботой было угодить миру?

46. Кроме того, внимательно посмотри, что мужи сразу остывают,[427] как только лишат невинности, так как своей собственностью они считают девство, полученное в приданое. Что еще остается несчастной, продавшей свое целомудрие?[428] Как быть, если ради мира, как это обычно бывает, она лишилась своего богатства? Своей чистоты она не сохранила, а награду потеряла. Осталась она, как ты видишь, без всякого покрова и защиты![429]

47. Ради мужа обречена жена тревоге от двух грозящих опасностей: боится она упустить благополучие и в беду попасть боится. Где среди такого волнения найдется место для радости? Какие способы изыщет она, чтобы привлекать и удерживать взор супруга? Какими заморскими ароматами оросит одежды, чтобы услаждать его? Разукрасит она себя, расцветит лицо притираниями и румянами, сама забудет свой настоящий облик и будет очаровывать мужа фальшивой, а не настоящей красотой.[430]

48. Подумай, разве не злодеяние измышлять способы вызывать чужую похоть. Вообрази, насколько безобразна душа у обезобразившей свое лицо![431] Она трижды стала изменницей: умом она прибегла к обману, внешность скрыла с помощью красок, и даже одежда пропиталась не ее, а чужим запахом.

49. He знакомы деве подобные злоухищрения. У нее женская природа, но она пренебрегает ее требованиями. Отложив женскую слабость, она являет мужскую решимость, восполняет добродетелью природную немощь и достигает того, что по закону естества доступно только мужу, – не быть в рабстве у собственного тела. Блаженна дева, поскольку приняла плоть, а не проклятье от Евы, услышавшей приговор за грехопадение: Будешь ты под властью мужа и в болезни будешь рождать потомство.[432]

50. Сохранив девство, ты свободна от тяжелого ярма и не склоняешь под тяжестью супружеских повинностей к земле свою голову, напротив, высоко поднятую обращаешь ее к небу. Туда, откуда первозданная за нетерпеливость была изгнана, тебе будет позволено взойти за воздержание. Вкусив от запрещенного плода, Ева потеряла невинность.[433] Хорошо деве выходить замуж, но невышедшая становится ближе к ангелам:

51. Ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как ангелы Божии на небесах (Мф.22:30). Видишь, дева, ангелам уподобляются на знавшие супружества.[434] Хорошее дело рождать сыновей, но отвергшие эту повинность услышат от Христа: Блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие (Лк.23:29)! – а замужним будет сказано: Горе беременным и питающим сосцами в me дни (Мф.24:19)!

52. Своими сыновьями считают девы мысли, которые рождаются у них во время размышления. Что произвела на свет рождающая в муках и что предающаяся благочестивым думам и радующаяся им разумно. Страха ради Твоего, Господи, мы зачали и родили дух спасения (Ис.26:18). Вот блаженное зачатие, нетленное потомство, завидная доля. Так рождают детище благого помысла и избегают родовых мук.

53. Столько блаженных чад, сколько святых мыслей. Столько раз происходит зачатие, сколько раз приемлется Божественный Дух в святом размышлении. В небесном зачатии рождаются добродетели. He считай себя бесплодной, у тебя столько сыновей, сколько добродетелей. В едином рождении от Святого Духа у тебя появляется множество детей.

54. Первый отпрыск – девство, добродетель стыдливости, второй – терпение, третий – воздержание, четвертый – смирение, пятый – умеренность, шестой – милость, седьмой – целомудрие. В этом исполнение написанного: Неплодные рождают семь раз (1Цар.2:5). Так одним зачатием от семикратно умножающего Духа ты производишь на свет семь наследников. He говори: вот я сухое дерево. Ибо Господь так говорит о евнухах:

55. которые хранят Мои субботы и избирают угодное Мне, и держатся завета Моего, – тем дам Я в доме Моем и в стенах Моих место и имя лучшее, нежели сыновьям и дочерям; дам им вечное имя, которое не истребится (Ис.56:3–5).

Видишь, возлюбленная сестра, какое место по всей справедливости отведено девам в Царстве Божьем: они презрели все земное и достигли Царства Небесного.

56. Восприняли блаженство небесной жизни не познавшие мук чадородия, они, отвергшие похоть сладострастия и соблазнительные наряды жен, по праву вступили в союз со Христом. Я не желаю тебе пышных свадебных шествий,[435] в них толпится множество гостей, которые больше похожи на соблазнителей скромности, чем на стражей чистоты.

57. При виде вокруг себя столько мужских лиц, каждая может представить в уме то, что совершают супруги на ложе, и предназначенное для одного мысленно отдать в распоряжение многих. Я не боюсь упреков, но должен сказать правду. Ударьте меня по устам, если я уязвил чью-то совесть! Мои слова предупреждение для подвизающихся, они должны остерегаться, чтобы не уподобиться тем, кто красуется только телесными достоинствами.

58. He вызывает сомнений, сестра моя, что одетая в роскошные наряды, благоухающая иноземными ароматами, с подведенными глазами, с отбеленным и нарумяненным лицом, с золотыми браслетами на руках, с кольцами, сияющими разноцветными каменьями на пальцах, с тяжелыми серьгами в ушах, с жемчугами и самоцветами на шее, в расшитой драгоценностями одежде, с диадемой на голове,

59. повторю, не может быть чистоты нравов в той, которая разоделась, чтобы притягивать множество взглядов, соблазнять множество душ и увлекать множество умов. Если она из-за страха перед своим мужем еще и не совершила прелюбодеяние на деле, но душа ее, очевидно, предавалась разврату. Чиста та жена, которая приятна своему мужу простотой наряда и добронравием, а Богу – благим воздержанием.

60. Ее облик, достойность ее одеяния, и кротость ее нрава описал апостол Петр в своем повелении: Да будет украшением жены не внешние украшения, не золото или нарядность в одежде, но красота сердца (1Петр.3:3).

61. О ней же говорит апостол Павел: Также и жены, в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию (1Тим.2:9–10).[436] Тех, кто не в согласии с этими наставлениями, тех, кто не схож с этими образами, избегай как пособников тьмы и служителей преисподней.

62. Они сами не скрывают своей пресыщенности, они не словом, а всем своим видом свидетельствуют о своем бесчестии.[437] От позвякивающей золотом и сияющей драгоценностями уклоняйся, считая ее не человеком, но идольским изображением. Прекрасной создал ее Бог, а она осмеливается обезображивать себя разноцветными красками.[438] Вот как говорит Писание: Миловидность обманчива и красота суетна; но жена, боящаяся Господа, достойна хвалы (Притч.31:30).

I. Не привечать мирянок

Прошу тебя, сестра, не общаться с женами, которые ведут не один с тобой образ жизни. Каждый обсуждает то, что ему близко, и твоего слуха коснется описание обуревающих их желаний. Увы мне, сестра! Худые сообщества развращают добрые нравы (1Кор.15:ЗЗ)[439]. С непорочным непорочен будешь... а со строптивым развратишься (Пс.17:26–27).

Что делать вместе деве и жене?[440] He последует за тобой любящая своего мужа. Она не разделяет твоего убеждения, напротив, даже проявляя свое благожелательное расположение к нему, лжет и вводит в обман. Что общего у тебя с не принявшей на свою выю иго[441] Христово? Различен образ жизни, различно и внутреннее устроение.

Это голос сатаны напевает тебе, чтобы смутить соблазнами мира сего и увлечь на дьявольский путь. Сестра моя, берегись пения сирен! Иначе, приохотившись услаждать свой слух рассказами о земном, ты потеряешь безопасный путь и окажешься себе на погибель между грозной Сциллой и разверзшей свою пасть Харибдой[442].

Берегись пения сирен и храни слух свой от языка лживо сладкого[443]. Ограждай сердце свое щитом веры, когда почувствуешь опасность для своего обета, и загради победным оружием Креста вражеское шипение против твоего выбора.

II. Избегать деве мужей

1. Как огня, – сама рассуди, сестра, – должна ты избегать мужей, если даже от жен-мирянок следует тебе со всей тщательностью уклоняться. Муж святой жизни сам воздержится от частого общения с тобой, чтобы подобное внимание не обесславило ни его, ни твоей праведности и не погубило ее. Потеряет милость Божью допускающая обстоятельства, ведущие ко греху. Потеряет милость ближнего та, которая, может, еще и не впала в грех, но дает пищу молве и худшим подозрениям.

2. По-разному ведут себя мужчина и женщина наедине, но в обоих возбуждается то чувство, которое вложено в них природой и оба воспламеняются естественным огнем, как будто что-то вынуждает и подталкивает их. Может ли кто взять себе огонь в пазуху и не сгореть? (Притч.6:27).[444] Различны огонь и пакля между собой, но соединившись, порождают они пламя. He сходны природы мужская и женская, но оказываясь рядом, устремляются они к тому, что предписывает им закон естества.[445]

III. О необходимости деве избегать юношей

1. Если следует неукоснительно избегать бесед даже с мужами святой жизни, то насколько строже необходимо уклоняться от встреч с юношами, блуждающими по неверным путям этого мира? Это дьявол подводит их и представляет целомудренным очам,[446] чтобы увиденное днем дева вспомнила ночью.

2. Пусть противостанет рассудок и душа отвергнет соблазнительные образы, все-таки свежее впечатление телесного чувства будет приводить на память зримый облик увиденного. Если же хотя бы чуточку внешние черты, воспринятые зрением, усладят ум, они начнут грезиться во сне.

3. Так уязвляется сердце девы вражескими стрелами, так укореняется в нем губительная страсть, и свое ночное мечтание со всем пылом стремится оно увидеть наяву днем. До глубин сердца проходит сатана через проходы глаз, как сказал пророк: Смерть входит в наши окна (Иер.9:21). Нет другого пути у дьявола внутрь ума, кроме как через телесные чувства.

4. Видение красоты рождает вожделение, нескромное пение ласкает слух, душистый запах дразнит обоняние, изысканное лакомство возбуждает аппетит, а прикосновение к мягким и гладким предметам дарит соблазнительную усладу осязанию.

5. Создано Богом и мужское, и женское естество. Мужи, как творения Божьи, достойны любви, но достойны не ради внешних достоинств, не ради телесной красоты и миловидности лица, а ради благих дел и ради Бога, сотворившего их. Плоть их создана из праха земного и, вернувшись назад в землю, она вновь подвергнется тлению.

Ты просишь убедительных свидетельств? Ты хочешь знать, во что превратится прекрасное тело? Представь, какой мерзостью становится в могиле через три дня после погребения то, что красовалось красотой в этом мире. Разве глаза, которые страстно хотели видеть живого, не ужасаются от зрелища тленных останков, кишащих червями?

Изнемогает обоняние от зловония того, чей нежный запах был усладой при жизни. Остерегайся, чтобы излишним пристрастием к творению Божьему не прогневить Бога. Все, что создал Бог, хорошо, но любовь к Нему должна быть выше всего. Вспомни предизобразившую красу девства и славу вашего звания, предводительствующую девами Марию.[447]

Она, как мы верим, стяжала это звание тем, что не знала мужа, что ангел предстал Ей в уединении и что образ мужа, в котором он ей явился, устрашил Ее.[448] Что дальше? Посмотри, что Ей было даровано. Она стала Матерью Христа, поскольку не знала мужа.

Так и ты, если глаза свои, этих сводников души, убережешь от взоров на мужей, если в своей келье обретешь покой святых размышлений и отвергнешь немолчный шум этого мира, если в тишине и надежде окрепнет твоя сила, то и ты – я утверждаю – примешь Христа в свое сердце, и Он обретет отдых на твоем ложе и покой в твоих объятиях.

Тогда ты воскликнешь вместе с пророком: Придет мир и обретет покой на ложе своем (Ис.57:2). Мир – это наш Христос, а ложе Его – чистое сердце.[449]

IV. О поддержке девы девой

1. Изнемогающую сестру прилежно и ласково к подвигу побуждай. Вспомни слова апостола в Писании: Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? (2 Kop.11:29). За правило служения возьми слова своего Жениха: Но Он взял на себя наши немощи и понес наши болезни (Ис.53:4).

2. Так и ты уподобься Ему! Потерпи из сострадания недостатки, и считай своей болью немощи сестер с их недугами, чтобы во благо услышать тебе слова Господа, готового принять Своей плотью и раны от людей, и врачебную помощь: Я был болен и вы посетили Меня (Мф.25:36), и чтобы к тебе оказался обращен этот призыв:

3. Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира (Мф.25:34). Поддержи изнемогающую своим ободряющим словом. Милосердие требует облегчить тяжесть. Покажи благорасположение души и заботливую кротость, чтобы увещевание твое помогло, как врачебное снадобье.

V. О необходимости воздавать любовью

Любящим тебя воздавай любовью большей той, которою любят тебя. К ненавидящим же не испытывай ненависти. Напротив, добром воздай за зло, любовью вознагради за ненависть и победишь зло добром. Любите врагов ваших, говорит Господь, и благотворите ненавидящим вас (Мф.5:44). Кротостью приведи ссору к примирению, за злобу заплати добротой и прояви дружеское расположение к замышляющей против тебя зло по неприязни. Пусть лучше благодаря твоей добродетели поддавшаяся ненависти войдет в число праведников, чем ты, сделав неверный шаг, присоединишься к грешникам.

VI. О необходимости скромности для девы

1. Будь внимательна, сестра, и приложи все старание, чтобы всякое твое дело было украшено добродетелью скромности. К какому бы благому занятию не приступала дева, пусть совершает его, не забывая о стыдливости, со скромностью и степенностью. Для любой добродетели у девы скромность настоящая мать и кормилица. Скромность делает деву не раздражительной, но терпеливой, не дерзкой в слове, но кроткой.

2. Скромность удерживает ее от превозношения и спесивой гордости. Скромность побуждает ее стремиться к смирению. Скромность приучает быть умеренной и бережливой. Благими делами укрепляется скромность: уклоняясь от всякого порока и следуя прямым путем, на который поставила и на котором хранит ее скромность, дева ищет и достигает добродетели.

3. Даже телесным движениям скромность придает достоинство. Дева не вертит нахально головой, не поднимает бесстыдно свой взор, не вступает в непристойные разговоры и не пятнает себя предосудительными зрелищами. Каждую обуздывает и сдерживает скромность, каждая защищена покровом стыдливости. Даже вольность и самостоятельность, которые часто приветствуются в муже, в деве считаются недостатком, если не смягчены скромностью.

VII. Деве должно терпеть своих клеветников

1. Свободна у девы должна быть совесть, но не язык, не уста, не глаза. Пусть хранит она безупречность ума перед Богом, и стыдливую кротость языка, уст и глаз. Пусть клевете и злословию противостоит она беспорочностью и чистотой своей души, но пусть не просит защиты у людей ни устами, ни взором.

2. Пусть она помнит, что целомудренная Сусанна в ответ на обвинение в прелюбодеянии не заявила во всеуслышание о своей невиновности и не обличила похотливых старцев, но вздыхая и стеная чистой душой, вручила себя Богу, знающему ее сердце.

3. Она не положилась на свой язык и получила божественные суд и защиту. Сам Бог дал свидетельство в ее пользу за то, что она сберегла свою непорочную душу и, идя на казнь, препоручила Ему дело о своей невиновности.[450]

VIII. Деве не должно никого оговаривать

Если от клеветников и недоброжелателей лучшим оплотом и оградой деве служит хранение уст, а не защита убедительными доводами и опровержениями, и если, храня сердечную стыдливость, она не должна терять ни благообразия в движениях, ни сдержанности в речи, то насколько более внимательной ей следует быть, чтобы самой не оговорить кого-нибудь? Да не позволит она себе ни обмана, ни изворотливости, услышав обличение апостола:

Для чего бы вам лучше не терпеть лишения? Но вы сами обижаете и отнимаете, и притом у братьев (1Кор.6:7–8). Почему не должна дева отвечать на клевету обвиняющих ее в преступлении? Молча принял Иосиф обвинение своей сластолюбивой госпожи и не изобличал ее во лжи. Он прекрасно понимал несправедливость своего наказания, но предпочел темницу. Но как ярко воссияла во мраке тюрьмы его чистая совесть!

На этом примере мы ясно видим, что даже в оковах свободны те, кого не обвиняет их внутренний голос, а виновную душу, даже избежавшую наказания, сжимают мрачные застенки. Знаменитый, еще раз повторю, Иосиф не захотел по чистоте совести оправдывать свои поступки, но предал себя Богу, Который и стал его судьей и защитником. Ты начнешь возрастать в совершенстве, дева, если тебя убедят подобные примеры и если ты захочешь следовать им.

IХ. Деве не подобает гордость

1. He соответствует своему званию и гордая дева. Недопустимо для хранящей свое тело от плотского растления отдавать душу свою на поругание гневу и гордости,[451] для избегающей мужских домогательств стать наложницей бесов. Гораздо лучше, если надменная и раздражительная дева научится порядку под властью мужа, чем свободная от супружеского ига останется неукротимой и разнузданной по демонскому внушению.

2. У такой, даже если плоть не грешит, грешит ум. Такая не сохранит телесную чистоту, откликаясь душой на бесовские соблазны страстными и греховными движениями. He только душа клеймится телесной скверной, но и плоть бывает опозорена душевной нечистотой. Душа же, нет сомнений, благороднейшая часть в человеке.

3. С большим вниманием необходимо беречь ее непорочность, поскольку она вместилище ума, третьей и наилучшей нашей части. Оберегаемая от грехов душа и украшенная полнотой добродетелей подчиняет тело своему образу жизни и облекает его в свою собственную чистоту. Итак, истинная дева умом не подвластна дьяволу, а телом мужу.

4. Ей воспевает хвалу Небесный Жених в Песне песней: Как прекрасна ты, возлюбленная моя и как украшена тем, что скрыто внутри тебя (Песн.6:3). Прекрасна она не внешней миловидностью, но совершенством и непорочностью, а скрытое внутри это добродетели души. 5. Псалом также возносит похвалы деве: Вся слава дщери Царя внутри (Пс.44:14). Слава девы внутри, то есть в тайниках ума, где душа украшается добродетелями и цветет чудной чистотой. Вот что значит: прекрасна и дивно украшена.

Х. О внешности дев

1. Я дал тебе краткое наставление, сестра, в своей книге. Внутри себя, драгоценная моя Флорентина, ты должна устроить сокровищницу и расцветить ее всеми красками добродетели. Выбери для своей души такие покровы, которые принесут радость единородному Сыну небесного Отца, не заботься об украшении тела, но убери свой ум убранством святых нравов. Пусть видимым услаждаются плотские. He старайся привлекать их взоры, но с неослабеваемым пылом и ревностью заботься только о том, что делает тебя прекрасной в глазах Божьих.

2. Ты только тогда будешь воистину украшена, когда приведешь в порядок свои внутренние, а не внешние одежды. Ты только тогда обретешь свой подлинный облик, когда засветишься не внешним блеском, а внутренним сиянием. Неудобны для тела и соблазнительны для глаз роскошные одеяния: их надевают из-за боязни выглядеть просто, на них даже внимательный взгляд не найдет ни единой морщинки, они безупречно смотрятся, мастерски сшиты и куплены за изрядные деньги.[452]

3. Ты, напротив, выбирай платье, чтобы оно не делало тебя краше и привлекательнее перед людьми, но подтверждало перед Богом твое целомудрие, чтобы в простоте твоей одежды была видна беспорочность твоей души. Пусть устрашит тебя пророк, обличающий и обвиняющий беспечных дев с соблазнительной походкой:

4. За то, что дочери Сиона надменны и ходят, подняв шею и обольщая взорами, и выступают величавою поступью и гремят цепочками на ногах, – оголит Господь темя дочерей Сиона и обнажит Господь срамоту их (Ис.3:16–17). И будет, говорит, вместо благовония зловоние, и вместо пояса будет веревка, и вместо завитых волос – плегиъ (Ис.3:23).[453]

5. Услышав такое пророчество, приготовь себе одежду, которая будет защищать твое тело, скрывать девическую наготу, согревать в сильную стужу, но не будет возбуждать и подстрекать плотское вожделение.[454] Пусть тебя выделяет среди других добродетель твоей души, а не покрой платья.[455]

ХI. О смирении девы

1. Достоинство твоей души, возлюбленная сестра, надлежит мне описать тебе. Будь смиренной по образу Жениха твоего, Который будучи равным Отцу, смирил Себя Самого, снизойдя до нас и приняв образ человеческого тела.[456] Тот, Кто не должен был претерпеть смерть, по закону смертных смирился даже до смерти.[457]

2. О свидетельство безграничного смирения! Истинный Бог стал истинным человеком. Всесильный Бог испытал заушения и ради нашего спасения выдержал их до конца,[458] Он не противоречил злословящим и не обличал неблагодарных, но во время крестных страданий молился о распинающих Его: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк.23:34).

3. Стойко соблюдай, если любишь своего Жениха, Его установления, помни всем сердцем о Его смирении и твердо храни добродетели, которые Он явил в Своем теле ради изменения человека Своим человечеством. He убойся, так как Он – Бог, подражать Ему, но решись, так как Он человек, изо всех сил уподобиться Ему. Так Он поступал и так учил, а тем, чему научен, может руководствоваться каждый.

ХII. О терпении дев

1. He брани и не проклинай ни одну сестру, но становись тем терпеливей и веди себя тем смиренней, чем большую потерпишь обиду. Терпением вашим спасайте души ваши (Лк.21:19), сказал Господь. На дерзость раздражительной сестры отвечай терпением, а не строгим выговором.

2. Пусть она увидит, что ты остаешься терпеливой и смиренной, и пусть твое спокойствие будет свидетельством твоей кротости, а твоей наградой – ее исправление. Твои смирение и терпение сделали смиренной и терпеливой буйную. Радуйся о преуспеянии душ и печалься об их падении.

3. Так поступая, ты достигнешь большего. Ободряющим словом ты ленивых будешь воспламенять ревностью и любовью, возвращать к доброму жительству и доброму деланию. He будь убедительной в слове и неопытной в исполнении, но пусть твоим наставлениям предшествуют твои благие поступки, и пусть все, чему ты учишь, будет подтверждено на деле.

ХIII. О воздержании дев

1. Что скажу я, сестра, о посте тебе, если ты не вкушаешь даже столько, сколько назначено предписанием по болезни твоего тела. Пусть душа соблюдает умеренность. Если для тела допустимо по немощи послабление, душа не должна отступать от правила.

2. Если слабое тело нуждается в снисхождении, то предосудителен не порядок питания, но жадность и неумеренность. He бери больше, чем необходимо, и не ешь то, без чего можешь обойтись. Есть три признака распущенности и обжорства. Во-первых, если ты не задумываясь, тянешься к запрещенному, во-вторых, слишком настойчиво добиваешься и не останавливаешься перед излишними тратами, желая получить пусть и дозволенное, и, в-третьих, не соблюдаешь установленные для трапезы часы.[459]

3. Потеряли первозданные люди и райское блаженство, и залог бессмертия, поскольку возжелали недозволенное.[460] Исав слишком настойчиво добивался дозволенного и лишился первородства.[461] A животные, так как едят в любое время, считаются неразумными.

4. Давай вспомним и три проявления подобной неумеренности. Первые люди отведали запрещенного плода, Исав продал свое первородство за чечевичную похлебку,[462] а у зверей по их неразумию нет особых часов для еды. Невоздержан любой, жадно поглощающий даже простую пищу. Гортань их – открытый гроб (Пс.5:10; Рим.3:13), сказано в псалме.

5. С другой стороны, пренебрегающий простой едой и смакующий изысканные иноземные яства изнежен и капризен. Рыба ловится на наживку крючком, привлеченная приманкой, птица попадает в силок, выносливые no своему образу жизни звери не могут устоять перед легкой добычей и оказываются в западне.[463] И хотя природа не приучала их к неге, никто из них не замечает обмана ради прокорма.

6. Ты же учись воздержанию и трезвости на установлениях и примерах. Установления дает Господь: Чтобы сердца ваши не отягчались объедение и пьянством (Лк.21:34). В пример возьми Давида, который чувствовал жажду, но не стал пить, сравнив воду с кровью добывших ее с опасностью для себя;[464] или Даниила, который предпочел осквернению яствами с царского стола овощи.[465]

7. Позволяй себе только то, что принято у живущих вместе с тобой. He подавай соблазна и не будь искушением для тех, кому ты должна служить образцом и убедительным назиданием в добродетельной жизни.

XIV. Дева не осуждает других

1. Всегда старайся никого не осуждать в их отсутствие и не быть ни высокомерным ругателем, ни злобным участником в дрязгах о чужой жизни. Велико ли перед Богом поносить и не одобрять чужих поступков за глаза? В этом нет никакой милости, но одна неумолимая суровость. Если ты любишь, ты наставляешь в беседе, а не злословишь с другими.

2. Пусть наказывает меня праведник милостиво, пустm обличает меня (Пс.140:5). Говорит апостол Павел: Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию (Гал.2:11). Обличают в присутствии, а не поносят за глаза. И если дойдет до твоих ушей худая молва о ком-нибудь, то с печалью вздохни, словно о своих проступках.

3. Мы во Христе одно.[466] так будь сострадательна ко всем, как к своему собственному телу, и старайся вылечить больной член, а не отсечь его. Ласково обличи в беседе, чтобы привести к здравию, а не осуждай заочно. Иначе и сама согрешишь и у согрешившей раны разбередишь с новой силой.

4. Строго внимай своему сердцу. не слушай осуждающих и сама никого не осуждай. Иначе уничижишь ты член своего тела, уничижишь ты Тело Христово. К слабейшим членам ты должна ради их уврачевания относиться с большой заботой, а не с пренебрежением.[467]

XV. Дева читает и молится

1. Постоянным должно быть твое чтение Писания и непрестанной молитва. Распредели между этими занятиями время. После чтения молись, а после молитвы читай. Чередуй беспрерывно эти полезные занятия, чтобы из-за них не оставалось у тебя времени на праздность.

2. Если занимаешься рукоделием или подкрепляешь тело необходимой пищей, пусть другая тебе читает,[468] и в то время, когда руки работают, или когда глаза устремлены на еду, слух пусть услаждается благодатным, божественным словом.

3. Даже если, читая и молясь, мы едва сохраняем ум от расхищения дьяволом, то насколько удобопреклоннее окажется не обуздываемая постоянным усилием чтения и молитвы человеческая душа ко греху. Пусть чтение учит тебя, о чем просить в молитве, а после прошений, вновь обращайся к чтению и исследуй, к чему тебе еще стремиться.

XVI. He должно понимать ветхий завет по плоти[469]

1. При чтении Ветхого Завета не удивляйся ни брачным обычаям того времени и бесчисленности чад, ни мясным трапезам и кровавым жертвам, ни очищению от преступления жертвоприношениями животных, ни дозволенности мужу иметь множество жен. Позволено было в ветхозаветные времена то, что ныне не допустимо. Если закон назначает супружество, то Евангелие восхваляет девство.[470]

2. Род еврейский был отделен от смешения с другими народами и его предназначением было пророчествовать о Христе и Церкви. He должен он был исчезнуть с лица земли, и разрешен был преумножающий число потомков брак. Плотян был народ, и ему дозволялась неумеренная жадность к мясу. Потому совершались заклания животных, что они прообразовывали истинное жертвоприношение, Кровь и Плоть Христа.

3. Явилась истина и упразднилась тень. Совершилось истинное жертвоприношение и прекратилось приношение животных. Пришел безгрешный Сын Девы и показал превосходство девства. Все, о чем читаешь в Ветхом Завете, воспринимай духовно. He сомневайся в истинности повествования, но ищи духовный смысл в правдивом описании событий.

4. He предают смертной казни человека за грех, но я должен истребить, как мечом то, что порождается дебелостью нашего тела. Так наши плотские грехи мы отдаем на заклание в покаянии. В Песни песней тоже не останавливайся на том, что слышишь ухом. Иначе представит плотской помысел земную любовь там, где зримым образом говорится о любви Христа и Церкви.

5. Предусмотрительно предостережение от буквального понимания ветхозаветных книг Семикнижия[471] и Песни песней, оно помогает не соблазниться картинами сладострастия и похоти тем, у кого нет духовного ведения.

XVII. Не разговаривает дева с девой наедине

1. Пусть никто не разговаривает с тобой с глазу на глаз, и ты ни с кем не разговаривай без двух или трех свидетелей. Помни своего Жениха и нашего Спасителя. Он не боялся впасть в грех, но на Елеонской горе Он разговаривал с Моисеем и Ильей на виду у трех учеников, Петра, Иакова и Иоанна.[472]

2. Их же Он взял в свидетели при воскрешении дочери Иаира,[473] чтобы не давать повода к ложным пересудам. Например, ученики удивлялись Его беседе с самарянкой у колодца Иакова.[474] Однако, у них не было бы причин ни для удивления, ни для подозрения, если бы они не ушли покупать еду, а Христос не начал бы разговора с женой без них.

XVIII. О воздержании в пище

1. Посты установлены для здорового тела. Строптивая плоть часто выступает противником по закону греха, и ее нужно истощать бременем воздержания. Сильное тело надо упражнять и укрощать постом до тех пор, пока оно не начнет подчиняться закону ума и повелениям души, как служанка.

2. Если ты во время поста установишь для ослабленной своими болезнями такую норму, какую она сможет выдержать, не согрешишь.[475] Выбери лучшее для той, которая по силе своей немощи не понесет аскетических упражнений. И пусть не соблазняется выносливая, если хворая получает послабление в посте.

3. Напротив, пусть она с еще большим рвением стремится к святости и подвигу, так как у нее нет нужды в снисхождении, которое требует недуг. Получившая же из-за болезни уступку, пусть смиряется перед другими, скорбит, что не может того, что могут остальные, и воспринимает свой нестрогий по временам пост не добродетелью, а слабостью.[476]

XIX. Об употреблении вина

1. Вино, по слову апостола, пей в меру, как он советует Тимофею: Употребляй немного вина ради желудка твоего и частых твоих недугов (1Тим.5:23). Словом «немного» он ценит вино ради врачебной пользы, а не ради опьянения.[477] Так в другом месте апостол говорит: Именовал вино, именовал всякое распутство.[478]

2. Пьянство – это смертный грех, ему в притонах предаются убийцы и прелюбодеи. Упивающийся вином так же далек от Царства Божьего, как развратники, убийцы и прочие преступники.

3. Подтверждает апостол: He обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, не пьяницы, ни злоречивые, ни хищники Царства Божия не наследуют (1Кор.6:9–10). Видишь, предано проклятию пьянство, а его приверженцы извергнуты из Царства Божьего.

4. Посмотри на слова пророка, в которых он безжалостно обличает пристрастившихся к вину: Горе тем, которые храбры пить вино и сильны приготовлять крепкий напиток (Ис.5:22), и в другом месте: Горе тем, которые с раннего утра ищут сикеры и до позднего вечера разгорячают себя вином (Ис.5:11).

5. Выпил вина Ной, опьянел и заснул, обнажив срамные части.[479] Знай, что настолько оглушена бывает душа вином и настолько притупляется ум и мысль в человеке, что он и себя-то не помнит, не то что Бога. И хотя это опьянение и обнажение Ноя прообразует таинство страданий и смерти Христа, однако, не отменяет настоящую порочность поступка.

6. Пьяный от вина Лот спал со своими дочерьми и даже не знал о кровосмешении. От этой преступной связи пошел род моавитян и аммонитян.[480] Так говорит Господь: Аммонитянин и моавитянин не войдут в Мою Церковь, вплоть до десятого колена.[481]

7. Смотри, как опасно пресыщение вином, если даже патриархи не избежали преткновения и греха. Хорошо поступит та славная добродетелью дева, которая совершенно откажется от вина. He для опьянения, а для телесного укрепления допускается употреблять его больным и немощным.

ХХ. Как дева принимает ванны

Принимай ванны не ради заботы о телесной красоте, но ради поддержания здоровья. Мойся, когда принуждает болезнь, а не когда побуждает стремление к удовольствию. Если в этом не будет прямой нужды, а ты поддашься желанию, согрешишь. Написано: Попечении о плоти не превращайте в похоти (Рим.13:14).

Забота о теле берет начало в вожделении и может обратиться в порок. Вот почему не желание приятных ощущений должно склонять тебя к частым омовениям, но должен не оставлять выбора тяжелый недуг.[482] He будет вины, если ты искупаешься по необходимости.

ХХI. Греховен громкий смех в деве

1. Радуйся о Господе тихой радостью благоразумной души.[483] О ней говорит апостол: Радуйтесь всегда о Господе; и еще говорю: радуйтесь (Флп.4:4), и еще: Плод же духа радость (Гал.5:22). Такое ликование не вызовет в душе непристойный смех, но родит в ней желание небесного мира, и тогда ты можешь услышать: Войди в радость Господина твоего (Мф.25:21).

2. Каково сердце девы, часто обнаруживает ее смех. Никогда не захохочет бесстыдно дева с чистым сердцем. Зеркало души поведение человека: ни одна не разразится легкомысленным смехом, если в ее сердце нет легкомыслия. От избытка сердца, предупреждает Господь, говорят уста (Мф.12:34). Значит, от полной душевной пустоты неуемный смех девы.

3. Посмотри, что читаем: О смехе я подумал «глупость»! а веселью сказал: Зачем ты вводишь понапрасну в заблуждение? (Екк.2:2) И в другом месте: И при смехе иногда болит сердце, и концом радости бывает печаль (Притч.14:13). Говорит Господь: Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф.5:4). И апостол предостерегает от неразумного веселья: Смех ваш да обратиться в плач (Иак.4:9).

4. Избегай, сестра, смеха, как глупости,[484] и скоропреходящему веселью предпочитай печаль. Блаженна ты, если чувствуешь себя странницей в этом мире. Только печалящиеся по Господу блаженны и будут утешены. Будь изгнанницей на земле! He здесь твое отечество, но на небесах.

5. Если устремленность к нему так воспламеняла служителя Христова, что он признавался: Имею желание разрешиться и быть со Христом (Флп.1:23), то не должна ли дева подражать пламени такой любви? Она будет проливать обильные слезы в тоске о своем Женихе, пока не достигнет объятий Христовых, и не высохнет поток ее слез, пока она Христа, которого страстно желает видеть, не обретет.

6. Скорбит признающий себя странником в этой жизни и горестно восклицает: Горе мне, что жительство мое продолжается! (Пс.119:5). С ликованием примет тебя небесный Жених в дорогие объятия, если ты сумеешь привлечь Его своим томлением. И если в разлуке с Ним ты будешь проливать слезы, Он утешит тебя при встрече.

ХХII. Β каком состоянии принимаются служанки, Принявшие обет девства

1. Тех, кого участь сделала служанками, призвание же привело и еще приведет к тебе сестрами, не упрекай рабским происхождением, но почитай по равенству служения. Вместе с тобой они поступили ко Христу на службу в воинство дев и сравнялись с тобой в свободе.

2. Я не призываю вас заискивать и взращивать гордость тех, кого ты приняла как сестер. Пусть они будут с благодарностью покорны тебе и почувствуют нашу кротость не по долгу службы, a no дару свободы.[485] Нет лицеприятия у Бога (Еф.6:9), и по определению веры, одинаково отношение к госпоже и служанке, первая не знает предпочтения, а вторая унизительного положения. Обе крещены и вместе принимают Плоть и Кровь Христову.[486]

3. Святые ветхозаветные патриархи в обыденной жизни сохраняли различие между рабами и сыновьями, одних считая подвластными, а вторых господствующими. Но когда дело касалось участия в грядущем обетовании, равными считались сыновья и чужеземцы, у которых был знак обрезания.[487]

ХХIII. Безмятежна дева и в бедности, и в богатстве

1. Снова, сестра, обращаюсь к тебе с наставлением, к чему меня побуждает родственная забота о тебе. Прошу тебя хранить безмятежность и невозмутимость души, чтобы тебя, хорошо знающую терпение Иова во время лишений, не сокрушили никакие напасти, и чтобы ты, читая о великих деяниях патриархов и смирении их души, не искала благополучия.

2. Блаженна ты, если и в бедах, и в радости будешь благодарить Бога, если за рассеивающиеся дым и туман будешь считать и богатство, и нищету. Царем был Давид, он изобиловал богатствами, крепкой рукой держал в своей власти бесчисленные народы, но считал себя наихудшим: Нищ я и в трудах от юности моей (Пс.87:16).

3. И дочери Саула он сказал: Ничтожным я буду, ничтожным явлюсь перед Господом, Который предпочел меня отцу твоему (2Цар.6:21–22). Он же в другом месте: Странник я у Тебя и пришлец, как и все отцы мои (Пс.38:13).

Пусть тебя не радуют преходящие вещи, и душу твою земное благополучие; пусть не трогает тебя достаток, и не смущают лишения, как написано: Когда богатство умножается, не прилагайте к нему сердца (Пс.61:11). Владея с пристрастием, потеряешь со скорбью, радуясь по плоти, с необходимостью не избежишь горечи.

Избегай почести этого мира, подражая своему небесному Жениху. Вряд ли ты захочешь отдавать распоряжения другим и быть настоятельницей, читая: Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою (Мф.20:26). Сам Спаситель не открылся, когда у Hero спрашивали перед народом, царь ли Он. Зачем земное царство Тому, Кто пребывает вместе с Отцом в Небесном?

Христос учил стремиться к смирению, избегал почестей от людей и, будучи образом Божиим, уничижил Себя Самого (Флп.2:6–7). Тот, Кому служит все небесное и земное, обнищал ради нас, дабы мы обогатились Его нищетою (2Кор.8:9).

Иди тем путем, который проложил твой Жених, и неутомимыми ногами следуй за Небесным Вожатым. Да не окажется, что твои поступки отличны от Его деяний и что Он не захочет дать тебе часть в Царстве Небесном. Мы стараемся, чтобы ты поняла маловажность, а не величие земных благ и чтобы ты не считала счастливцами тех, кого видишь богатыми в этом веке.

Праведники должны уметь с готовностью отказываться от того, что позволительно иметь грешникам. Дает Господь временные блага грешникам, но не даст небесных. Дает Господь и праведникам, если знает, что они не возгордятся. Праведники, по милости Божьей, могут жить богато, по милости же Божьей, могут терпеть нищету, но за все они благодарят Бога и всегда с радостью принимают Его Волю.

Грешникам богатство дается, как наказание, так что оно приносит им мало радости. Отнимается оно тоже в наказание, так как они сильно из-за него горюют. Итак, праведнику – во славу, грешнику – в возмездие. А что оно для тебя, принявшей обеты и хранящей их?

Посмотри, в какой скудости жила Дева Мария. Она была так прекрасна перед Господом, что стала Его Матерью, но так бедна, что когда пришло время родить, у Нее не было в помощницах ни повитухи, ни служанки, колыбелью в тесном хлеву служили ясли.

Праведный Иосиф, которому Она была обручена, тоже был беден и зарабатывал на жизнь кузнечным ремеслом,[488] как мы читаем. Выведи же правило из этих примеров. Лучше тебе не терпеть опасностей от богатства, так как желающие обогащаться впадают в искушение, и в сеть дьявольскую, и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в пагубу (1Тим.6:9).

12. Добровольно отказываются от имущества посвятившие свою душу Богу, и презревшие его легко получают то, к чему стремятся. Ищите, говорит Господь, прежде Царства Божия и это все приложится вам (Мф.6:33).

XXIV. О строгости и послаблении на мясо

1. Употребление мяса, зная о твоей болезни, я ни запретить тебе не решаюсь, ни разрешить. При крепком же здоровье от мяса следует воздерживаться. Тяжелая задача укреплять врага, против которого борешься, и откармливать свою плоть так, чтобы она противостала тебе. Какой смысл, если дева ведет такой же образ жизни, как и люди, живущие в миру? Пусть объяснит и продолжает делать то же, что и мирские.

2. К чему годна вскормленная на мясе плоть, кроме страстного разжения и неуемного буйства от избытка сил? Конец изнеженности – распущенность, говорит один мудрец, обличает сладострастие апостол: Сластолюбивая вдовица заживо умерла (Тим.5:6).

3. Если мы воздержанием едва удерживаем непослушное тело от закона греха, живущего в наших членах, το чего ждать от девы, удобряющей свое тело, как пажить, из которой того и гляди начнут расти сорняки и колючки?[489] Горючая смесь для страстей употребление мяса, и не только оно, но любое пресыщение. Пагубен и вид еды, и ее количество способствует пороку.

4. Обильной трапезой утяжеляется душа, избытком яств набивается живот и притупляется острота ума. Деве нужна крепость тела, а не тяжесть, ее лицу бледность, а не румянец. Из ее груди к Богу должно вырываться воздыхание, а не отрыжка от несварения и переедания.

Мясо разрешается тем, кому не обойтись без телесной силы, например, рабочим рудников, борцам на арене, на высоких зданиях работающим кровельщикам. Одним словом все, ктотрудится до пота, нуждается в мясе и восстанавливает им свои силы.[490] Хорошо поступает та дева, которая заботиться об измождении тела, а не о его укреплении.

Что дает употребление мяса, кроме оседающей в несчастном теле мути страстей? Если заставляет болезнь, мясо разрешается как лекарство. Но целебное снадобье не несет тяготу, а избавляет от нее. Владеющие лечебным искусством правильным врачеванием стремятся не утяжелить, а мало-помалу облегчить недуг. «Ничего слишком», гласит древнее изречение философов.[491]

XXV. Дева остается в том монастыре, в какой поступила

1. Убедительно прошу тебя оставаться в монастыре. Возрастай в соработничестве со многими и, видя чужие добродетели, сама стремись к добродетели. Даже если иногда разница в устремлениях породит несогласие и недовольство живущих по плоти будет удручать духовных, однако всегда найдутся те, кому ты захочешь подражать в доброделании.

2. И помни, терпеть плотских – подвиг добродетели, а подражать духовным – величайший подвиг надежды. Взращивают плотские терпение духовных и подтверждают совершенство святых. И те и другие приносят пользу душе подвизающейся: перед одними она покорно смиряется, другим с готовностью подражает. Ибо вы, люди разумные, как говорит апостол, охотно терпите неразумных (1Кор.11:19).

3. Он же продолжает: Вы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать. Каждый должен угождать ближнему, во благо, к назиданию (Рим.15:1–2). И пусть тебя не заставляют скорбеть злобное шипение живущих по плоти, но утешает жизнь совершенных. Ты не знаешь, как долго ты пробудешь в этом веке, и ты должна быть терпеливой ради небесного дара и славы.

XXVI. О бегстве от честной жизни

1. Беги, прошу, частной жизни. He стремись походить на тех дев, которые сидят по отдельным келийкам[492] в городах и которых одолевают многоразличные заботы. Они не выйдут в ветхом плаще, они хотят нравиться миру, и под тяжестью хозяйственных забот больше волнуются о том, как достать средства для жизни, чем как достичь Бога.

2. Частную жизнь Церковь приняла из обычаев языческих народов. He у всех смогли апостолы укоренить установившийся в Церкви порядок, и обращающимся к вере язычникам Церкви позволили вести частную жизнь и сохранять свои доходы.[493] Но обращенные апостолами евреи держались того уклада, который сейчас сохраняется в монастырях.

3. Исследуй написанное в Деяниях апостольских, и ты убедишься в моей правоте: У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего не называл своим. Все, которые владели землями, продавали их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду (Деян.4:32,34–35). Насельники обителей по обычаю соблюдают установление апостолов, за которыми, без сомнения, необходимо следовать и которым необходимо подражать.

XXVII. Об особом подходе настоятельницы к каждой насельнице

1. Неужели у пребывающих в одном служении все должно быть общим для всех? Да, так написано. Но это, если бы все были одинаковыми. Следовательно, у настоятельницы должен быть разный подход к насельницам из знания их возможностей. Различать необходимо по нужде каждой.

2. Если одна могла занимать высокое положение в обществе и владеть богатствами в этом мире, то она нуждается в более мягких условиях жизни, если она отказалась от дорогих одеяний, ей можно позволить чуть более красивую одежду и в монастыре. Если же другая жила в скудости, и у нее не было даже плаща, пусть будет благодарна за то, что не мерзнет и не голодает, и пусть не ропщет на послабления для той, которая в семье пребывала в неге и холе.

3. Если не делать между ними никакого различия, то возгордится пришедшая в монастырь от бедной жизни, а оставившая большие возможности будет чувствовать себя униженной. Если нет рассудительности поступают так: возвышают принадлежащих бедному сословию, a имеющих благородное происхождение изнуряют скорбями.

4. При верном же подходе, когда всем уделяется соразмерно, ни у кого не возникает ропота, так как настоятельница дала каждой по нужде ее. Ты возражаешь: «Что плохого, из родовитой сделать смиренную?» По твоему мнению, одна из высокого положения должна спуститься до низкого? А вдруг другая, у которой и в бедности могло не быть смирения, возгордится?

5. Любовь всех соединяет и ведет в одном направлении, к миру, чтобы не горевала пренебрегшая положением госпожи, и не печалилась та, которая была нищенкой или служанкой.[494] Достохвальна настоятельница, если к каждой нашла подход и если каждой дала по нужде ее.

6. Так же следует рассуждать об одежде, еде, питье и занятиях для немощных или изнеженных, необходимо облегчать то, что может оказаться слишком трудным для них. По обстоятельствам решает настоятельница, на что в ком хватит сил, и не ради оказания особых почестей недавно пришедшим, а ради телесной слабости она разрешает послабление в образе их жизни.

7. К тебе, сестра, обращено это слово,[495] но направлено мое наставление к пользе многих. He ярмо мы налагаем, а побуждаем всех к тому, что должно.

XXVIII. He должно быть у девы в монастыре никакой собственности

1. За собственностью в киновиях признается большой вред, и ты избегай ее, как опасной заразы. В ней прелюбодеяние, так как она скверна и потеря чистоты для доброй совести. В ней воровство. Все, что есть в монастыре, находится во всеобщем распоряжении, никто не может тайно и самонадеянно владеть тем, о чем не знают остальные, и никто не может одним пользоваться открыто вместе со всеми, а другое таить ото всех и прятать.

2. В ней явный обман. He все имущество стало общим, но скрыта для себя ничтожная его часть.[496] Проступок один, но много последствий. Такой постыдной распущенности бойся, как огня геенского, и беги, как пути, ведущего в преисподнюю. Начав воровать под действием этой страсти, Иуда стал изменником и предателем Господа.

3. Он владел всем, чем и апостолы, но ему было мало. Что же говорит о нем Евангелие? Он был вор, имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали (Ин.12:6). Вспомни историю Анании и Сапфиры. Принеся апостолам только часть цены, а другую утаив, они получили скорое возмездие, и не замедлила к страху всех присутствующих кара за содеянное.[497]

4. Нет сомнения, что отделившая себя от монастырской общины собственностью будет отторгнута от соучастия в небесной жизни. Все, чего коснется твоя рука, возвращай настоятельнице, отдавай на общую пользу. He оставляй у себя ничего, и пусть предостережением тебе служит пример Иуды-предателя.

XXIX. Не подобают деве клятвы

1. Прилагай все усилия, чтобы никогда не давать клятву, но всегда говорить правду. Клясться из-за боязни быть обманутыми разрешено плотским, но духовным запрещены любые присяги, поскольку они строго следят за собой. Так говорит Господь: Да будет слово ваше: «да, да»; «нет, нет»; а что сверх этого, то от лукавого (Мф.6:37; ср.: Иак.5:12).

2. Остерегайся клятвы в добром деле, поскольку она от лукавого. От лукавого любое соглашение, если в нем неверие нужно преодолевать клятвой. Ручательства требуют от человека, в чьей честности сомневаются. Если же твои уста свидетельствуют о простоте твоего сердца, зачем тебе прибегать к преднамеренным уверениям?

3. Отмени клятвы в благом деле, и тебе не надо будет нарушать их в дурном. От сердца говори правду, и пропадет любая необходимость в клятве, как мы читаем: He приучай, говорит, уст твоих к клятве, ибо в ней большое падение (Екк.23:9)

XXX. Не разговаривают дева с девой наедине

1. He позволяй себе с одной разговаривать охотно, а остальных избегать. Пусть будет известно всем то, что полезно знать одной. Следуй словам Господа: Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях (Мф.10:27). Это значит, что открытое в глубине вашего ума нужно высказать средь бела дня и принятое сердцем возвестить всем.

2. Если полезны твои слова, почему они обращены только к одной, а не ко всем? Если они постыдны, не следует тебе ни говорить, ни думать о вещах, заставляющих других краснеть. He может быть благом то, что говорится с глазу на глаз одной, а от остальных тщательно скрывается.

3. Ибо всякий, делающий злое, говорит Господь, ненавидит свет (Ин.3:20). И один из мудрейших философов повторяет: «Всякое хорошее дело стремится к свету».[498] О дева, не потому ли ты предпочитаешь тайну, что не ждет тебя гласная похвала?

4. Предположим, ты избежишь людских глаз и ушей. Но как ты сможешь скрыться от всеведения Божьего? Хорошо сказано: если хочешь, чтобы Бог чего-то не знал, не делай этого и не помышляй! Пусть совесть у тебя будет чистой, и слово твое пусть остается не доступным для возводимых обвинений. Пусть не развлекают тебя слухи и домыслы, а еще меньше пересуды и дрязги.

XXXI. He помышляет дева о возвращении в мир

Направляется в порт корабль нашего наставления, избежав обмана словесных волн, мы бросаем якорь в гавани безмолвия. Вдохновленный твоим одобрением, я снова бросаюсь в зыбь речи и молю Бога, единую блаженную Троицу, чтобы ты вышла из земли своей и из родства своего вместе с Авраамом,[499] но не оглянулась назад вместе с женой Лота[500] и не стала отрицательным примером для стремящихся к благу и не дала им найти в тебе то, что они искореняют в себе.

Истинная дева мудра в глазах других, а в собственных – скудоумна; себя она признает грешницей, а другим служит образцом благочестия. Пусть не смущает тебя помысел о возвращении в мир. Не оставит тебя Бог, и, видя решимость твоего намерения, безопасно выведет в предназначенное для тебя место, как Авраама из Халдеи[501] и как Лота из Содома.[502] 3. О своем непонимании я расскажу сам. Часто я с недоверием спрашивал в разговорах с нашей матерью, неужели она не хочет вернуться к себе в отечество.[503] Но она не сомневалась, что вышла из него по воле Божьей и ради спасения, она брала Бога в свидетели, что не желает видеть родные места ни сейчас, ни в будущем и уверяла со слезами: «Странничество помогло мне узнать Бога, и я умру странницей. Меня ждет встреча с Богом там, где я буду похоронена». 4. Иисус свидетель, я до сих пор помню силу ее устремленности и печали. Даже если бы она жила долго-долго, она бы не хотела видеть свою земную родину.

Прошу тебя, сестра, остерегайся того, чего страшилась наша мать, и усердно избегай того, что она сумела преодолеть.

5. Скорблю я, несчастный, отправив нашего брата Фульгенция,[504] очень страшит меня трудность его положения. Однако он получит облегчение, если ты, пребывая в безопасном отдалении, помолишься о нем. Отрешись от этого мира настолько, чтобы даже не вспоминать о своем рождении в нем.

6. Понапрасну память рождает в твоей душе печаль, блаженна ты, если не боишься этой скорби. Скажу, о чем знаю. Погибнет и мощь и красота земного отечества, никто не останется в нем свободным, и земля перестанет быть плодородной и урожайной, но все не без промысла Божьего.

Земля, на которую люди изгнаны и на которой умрут чужестранцами, уже почти изжила свое изобилие и лишена своего достоинства. Пойми, сестра, побуждают меня обратиться к тебе забота и боязнь, чтобы змей не выманил тебя из рая и не привел в землю, рождающую терния и волчцы.[505] Тогда, даже если ты будешь тянуть руки к дереву жизни, тебе не будет позволено коснуться его.

Понуждаю тебя вместе с пророком и с помощью Иисуса Христа увещеваю: Слыши, дщерь и смотри, и приклони ухо твое, и забудь народ твой и дом отца твоего, ибо возжелал Царь красоты твоей, а Он Господь Бог твой (Пс.44:11–12). Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия (Лк.9:62).

He улетай от того гнезда, которое находит горлица, чтобы положить птенцов своих (Пс.83:4). Ты дочь простоты,[506] так как твоя мать Туртура.[507] В ней одной ты найдешь пример неизменной стойкости в любых превратностях жизни. He забывай, что твоя мать – Туртура, Туртуру возьми себе в наставницы и как дочь почитай нежнейшей матерью ту, которая ежедневно рождает тебя для Христа своей любовью.

Ты уже свободна от всех бурь, от всех штормов этого мира, приди же к ней, как в тихую гавань. Пусть утешением будет тебе, даже выросшей, пребывание у ее груди, и отрадой ее лоно, которое было лучшим твоим прибежищем в детстве.

Напоследок, прошу тебя, близкую и родную, поминать меня в своих молитвах. He забудь и о нашем младшем брате Исидоре.[508] Его наши родители оставили под покровительством Божьим и на попечение троих, оставшихся в живых родственников,[509] а сами с радостью и без всякой боязни за его детский возраст поспешили к Господу.

Его своим настоящим сыном, но не по земной привязанности, считаю и я, в его любви я надеюсь обрести покой в старости. Люби его с такой нежностью и молись о нем с такой силой, с какой – тебе это известно – любили его наши родители.

Я уверен, что дойдет до Бога твоя чистая молитва о нас. Если ты сохранишь данные Христу обеты, за свой добрый подвиг получишь венец, испросишь милость Леандру за его наставления, и если останешься твердой до конца, будешь спасена.

Пролог

Освященная Испания, вечно счастливая мать вождей и народов, прекраснее ты всех земель от запада до самых индусов. Ты теперь по праву царица всех провинций, излучающая свет не только западу, но и востоку. Ты – честь и краса мира, славнейший край земли, в котором изобильно процветает в великой радости славное готское племя.

По заслугам одарила тебя милостивая природа плодовитостью всего живого. Ты богата ягодами, ты – сила неиссякаемая, тебя радуют жатвы, ты одета нивой, осенена оливами и разукрашена узором лоз. Цветут твои луга, горы зеленеют и берега обильны рыбой. Лежишь ты в самой лучшей стране света, не выгораешь летом от солнечного жара и не чахнешь от ледяного холода, но, окруженная умеренным небесным поясом, питаешься счастливыми зефирами. Рождаешь ты все, что есть плодоносного в пашнях, драгоценного в металлах, красивого и полезного в живых существах. He хуже ты тех потоков, которые славятся своими знаменитыми стадами.

He сравнится с тобой ни Алфей[519] своими конями, ни Клитумн скотом, хотя мчит крылатые квадриги Алфей, посвященный олимпийским пальмам, и огромных быков приносил некогда Клитумн в жертву капитолийцам. Даже в Этрурии не найти таких жирных пастбищ, как у тебя, и рощам Молорха ты не дивишься, полная пальм, и не боишься признать своих коней в беге на годовых скачках. Богата ты полноводными реками и желта от золотоносных потоков. У тебя источник конеродный.[520] У тебя руно от природного пурпура пламенеет, как тирский багрянец. У тебя камень, сверкающий среди мрака обрывистых гор, светится блеском солнца, которое рядом.

Богата ты и реками, и драгоценными камнями, и пурпуром, рождаешь ты и правителей, и то, что прилагается к власти. Ты столь же щедра на украшения вождям, сколь счастлива бываешь рождать их. Уже в давнее время тебя законным путем полюбил златой Рим, глава народов, и хотя в первый брак тебя взяла доблесть Ромула,[521] однако процветающее готское племя после многих побед по всей земле захватило тебя силой и полюбило, и до сих пор наслаждается прочной властью среди знаков царской власти и многих богатств.

Начало истории

1. Несомненно, что племя готов очень древнее; некоторые возводят его происхождение к Магогу, сыну Иафета, судя об этом по сходству последнего слога и заключая так, главным образом, из слов пророка Иезекииля. Ученые, напротив, привыкли чаще называть их «геты», чем «Гог и Магог».[522] Их описывают как очень храбрый народ, который стремился опустошить даже Иудею.

2. На нашем языке их имя истолковывается «покрытые», и этим указывается храбрость. И в самом деле, ни одно племя на земле не доставило Римской империи стольких хлопот, как они. Ведь их даже Александр велел избегать, их боялся Пирр, и Цезарь страшился. На протяжении многих веков ими правили сначала вожди, a затем цари. По порядку их царствования следует излагать последовательный ход событий и соединять куски из рассказов о том, под каким именем они правили и как действовали.

3. В год XII до установления эры,[523] когда Гней Помпей и Юлий Цезарь начали гражданскую войну за власть, готы пришли в Фессалию на помощь Гнею Помпею против Цезаря. В войске Помпея сражались эфиопы, индусы, персы, мидяне, греки, армяне, скифы и иные восточные народы, собранные против Юлия, однако мужественнее всех сопротивлялись Цезарю готы. Рассказывают, что Цезарь, пораженный их числом и доблестью, уже думал о бегстве, если бы ночь не положила конец сражению. Цезарь тогда сказал, что Помпей не умеет побеждать, а Цезарь не может быть побежден, потому что если бы Помпеи умел побеждать, то с такими стойкими силами он одержал бы сегодня верх над Цезарем.

4. В эру 294 (= 256),[524] в первый год царствования Валериана и Галлиена готы спустились с альпийских гор, где они жили, и опустошили Грецию, Македонию, Понт, Азию и Иллирик. Почти пятнадцать лет они держали в своей власти Иллирик и Македонию, пока император Клавдий не разбил их и они не вернулись на свои места. Августа Клавдия римляне почтили почестями за то, что он отогнал от границ республики такое сильное племя. Ему поставили золотой щит на форуме и золотую статую на Капитолии.

5. В эру 369 (= 331) на двадцать шестом году императора Константина готы вторглись в земли сарматов и пошли на римлян с огромной армией. Благодаря превосходящим силам, они уничтожили людей и разграбили землю. Константин лично выстроил войска против них и после жестокой схватки, нанес готам поражение, оттеснив их за Дунай.[525] Константин демонстрировал свою доблесть против разных народов, но более всего он известен своей победой над готами. Римляне, с одобрения сената, наградили его публичными овациями, ибо он разгромил многие народы и вернул захваченные земли империи.

В эру 407 (= 369) на пятом году императора Валента,[526] Атанарих стал первым, кто принял власть над готами, он правил тринадцать лет. Он начал жестокое преследование верующих, противопоставив себя готам, являвшимся христианами. Многие из последних стали мучениками, поскольку не согласились приносить жертвы идолам. Остальных Атанарих убивать побоялся, ибо их было очень много. Окончив преследование, он позволил им, или точнее заставил их, покинуть королевство и уйти на римские территории.

В эру 415 (= 377) на тринадцатом году императора Валента готы в Истрии разделились между Атанарихом и Фритигерном, устроив взаимную резню. Атанарих взял верх над Фритигерном с помощью императора Валента. В ответ на помощь Атанарих отправил послов к императору, с дарами и просьбой дать учителей, способных наставлять в христианской вере. Валент тем временем отошел от истинной кафолической веры и был охвачен заблуждением арианской ереси. Поэтому он послал священников-еретиков, имевших дурные убеждения, приобщив готов к исповедующим ошибочное учение. Этим ядовитым посевом он отравил замечательных людей, которые еще долгие годы придерживались ошибочных взглядов, искренне веря в их истинность.

Затем их епископ Ульфила придумал готские буквы и перевел Ветхий и Новый Заветы на их язык.[527] Поскольку готы имели буквы и закон, они создали церкви собственного толка, придерживаясь в соответствии с Арием, следующего учения о Боге: они веровали, что величием Сын меньше Отца и в вечности был после Hero. Они придерживались мнения, что Святой Дух не был Богом и не происходил от сущности Отца, но был сотворен Сыном и предназначен для службы и подчинения Обоим. Они утверждали, что была одна ипостась и одна сущность Отца. другая Сына и, наконец, еще одна – Святого Духа, таким образом они не почитали единого Бога и Господа, в соответствии со Священным Писанием, а имели трех разных богов. Они установили это злобное богохульство на долгие времена и придерживались его на протяжении правления королей в течение 213 лет. В конце концов, вспомнив о своем спасении, они отбросили застарелые заблуждения и по милости Христа соединились с кафолической верой.

В эру 416 (= 378) на четырнадцатом году императора Валента готы, те самые, что прежде изгнали христиан с родной земли, были сами вместе с королем Атанарихом изгнаны гуннами. Пересекши Дунай, они сдались – хотя и без сложения оружия – поскольку не могли противостоять могуществу императора Валента, и получили Фракию для поселения. Однако, когда их свободы, к которым они привыкли, были стеснены римлянами, они восстали. Они опустошили Фракию огнем и мечом, уничтожили римскую армию, сожгли до смерти самого Валента, который, будучи ранен копьем, бежал в один из окрестных домов.

Тот, кто отдал столько чистых душ вечному пламени, сам был заживо сожжен готами.

10. Во время мятежа готы встретились с теми исповедниками из готов, кого ранее сами изгнали из своей земли из-за их веры, и пожелали объединиться с ними и поделить добычу. Когда исповедники отклонили предложение, некоторые были убиты. Другие, обитая в горной местности и обеспечивая себя всем необходимым самостоятельно, не только остались добрыми христианами, но и сохранили хорошие отношения с римлянами, приютившими их ранее.

В эру 419 (= 381) в третий год императора Феодосия Испанца,[528] Атанарих договорился с Феодосием о дружбе и отправился в Константинополь. Там, через пятнадцать дней после почетного приема, он скончался. Так как их король умер, готы, дружелюбно принятые императором Феодосием, договорились с ним о мире, признали над собой римскую власть и были вместе с римлянами 28 лет.

В эру 420 (= 382) в четвертый год императора Феодосия готы отвергли договор с римлянами и поставили своим королем Алариха, считая недостойным для себя повиноваться римской власти и следовать за теми, чьи законы и силу они уже прежде отвергли и от союза с которыми после победы в сражении они отказались.[529]

В эру 437 (= 399) в пятый год императоров Гонория и Аркадия[530] готы, разделившись между Аларихом и Радагайсом, хотя терзали обе части своего королевства различными убийствами, однако пришли на общем совете к соглашению, как уничтожить римлян, и решили также для грабежа разделить на части Италию.

В эру 443 (= 405) в 11-й год императоров Аркадия и Гонория, Радагайс, король готов, скиф по происхождению, приверженец идолов и неуемной варварской дикости, разрушительно вторгся в Италию с 200 000 войском, поклявшись, презирая Христа, даровать кровь римлян своим богам в случае победы. Его армия была окружена римским военачальником Стилихоном в горной части Тосканы и побеждена более голодом, чем мечом. После этого король был пленен и убит.

В эру 447 (= 409) в пятнадцатый год императора Аркадия, узнав о смерти Радагайса, Аларих, его соправитель – будучи христианином по имени, но еретиком по делам – сильно огорчился, что так много готов убито римлянами. Он вышел на битву против Рима, желая отомстить за кровь своих соплеменников. Осадив Рим, он ворвался внутрь после разрушительного штурма огнем и мечами. Так Город, победитель всех народов, подчинился победоносным готам; униженный и плененный, он стал служить им. Однако готы отличились тем, что проявили к Риму милосердие. Они дали клятву, что если войдут в город, то не подвергнут тех римлян, которые укрылись в церквях Христовых, уничтожению. После такой клятвы они пошли на приступ, и все, кто бежал в святые места, избежали смерти и плена. Даже те, кто находился вне церквей, но просто взывал к имени Христа и святых, получили от готов пощаду.

16. Хотя грабеж остального населения не был запрещен, дикость врагов была достаточно сдержанной. Когда готы подвергали город описанному опустошению, один знатный человек подошел к посвященной Богу пожилой девственнице. Он вежливо посоветовал ей принести все серебро и золото, какие у нее есть. Она благоразумно сделала это. Пока он любовался формой и красотой сосудов, созданными древними римлянами, девственница сказала: «Эти сосуды мне доверили сохранить для святилища апостола Петра: бери их, если осмелишься. Я не смею передавать такие святые вещи врагам». Напуганный упоминанием имени апостола, гот через посланца сообщил об инциденте королю. Король немедленно приказал с извинениями вернуть все в святилище св. Петра, сказав, что он воюет с римлянами, а не апостолами.

17. Таким образом, девственница отправилась обратно, удостоенная почетной процессии, сопровождаемая теми, кто, следуя за ней и распевая гимны и песни, нес на головах серебряные и золотые сосуды, в окружении вооруженной охраны, выделенной по приказу короля. Толпы христиан стекались из укромных мест, заслышав поющие голоса. Даже язычники шли с ними, притворяясь христианами, чтобы избежать гибели.

18. В то время готы захватили в Риме Галлу Плацидию, дочь правителя Феодосия, сестру императоров Аркадия и Гонория, вместе с неисчислимым количеством золота. Отняв у римлян богатства, разрушив и спалив некоторые части города, они ушли на третий день. Оттуда, взойдя на корабли, они решили отправиться на Сицилию, которая отделена от Италии узким проливом. Рискнув во враждебном море, они потеряли значительную часть армии. Однако настолько велика была слава победителей Рима, что в сравнении с ней потери на море казались несущественны; победа полностью искупала кораблекрушения. Вскоре случилась смерть Алариха. Он умер в Италии на двадцать восьмом году правления.

19. В эру 448 (= 410) на шестнадцатом году императоров Гонория и Аркадия, когда после разграбления Города умер Аларих, Атаульф стал королем готов и правил шесть лет.[531] На пятом году правления он оставил Италию и отправился в Галлию. Он взял в жены Галлу Плацидию, дочь императора Феодосия, которую готы захватили в Риме. Некоторые верили, что так сбылось предсказание Даниила, который вещал, что дочь короля юга выйдет замуж за короля севера, но их потомство не выживет. Этот пророк далее добавил: «И не продолжится его род». И в самом деле от него не было потомков, которые могли бы наследовать королевство отца. После того, как Атаульф покинул Галлию и пришел в Испанию, в Барселоне во время дружеского разговора ему перерезал горло один из собственных людей.

20. В эру 454 (= 416) на двадцать втором году императоров Аркадия и Гонория, Сигерих был избран королем на место Атаульфа.[532] Усердный в достижении мира с римлянами, он вскоре был убит своими людьми.

21. В ту же эру и год Валия наследовал Сигериху и правил три года.[533] Он был избран готами, чтобы вести войну, но направлен божественным провидением к миру. Только начав править, он сразу заключил договор с императором Гонорием. Он с почетом вернул сестру императора, Галлу Плацидию, которая ранее была захвачена в Риме. Он обещал императору выставлять войска на стороне Римского государства. Затем он был призван в Испанию патрицием Констанцием.[534]

22. Валия устроил грандиозную бойню варваров во имя Рима. Он разгромил в битве силингийских вандалов в Бетике. Он уничтожил аланов, которые правили вандалами и свевами, так основательно, что когда их король Атакс был убит, немногие, кто выжил, забыли имя своего королевства и подчинились королю вандалов из Галисии Гундериху. Закончив войну в Испании, Валия собрался переправиться в Африку с морским флотом, который снарядил. Но, попав в серьезный шторм в проливе Кадиса[535] и помня о кораблекрушениях, случившихся во времена Алариха, он решил не искушать судьбу и вернулся в Галлию. В качестве признания заслуг император дал ему Нижнюю Аквитанию со всеми городами окрестных провинций вдоль океанского побережья.

В эру 457 (= 419) на двадцать пятом году императоров Гонория и Аркадия, король Валия умер и ему наследовал Теодерид, правивший тридцать три года.[536] He удовлетворившись Аквитанским королевством, он отверг мирный договор с Римом и разграбил множество римских городов, соседних с его землями. Он напал на Арль, наиболее значительный город Галлии, и осадил его с огромными силами. Однако он отступил оттуда, не без страха перед силами Аэция, командующего римской армией.

После того как Аэций был отстранен от командования войсками императором Валентинианом,[537] Теодорид захватил город Нарбонну, взяв ее долгой осадой и измором. И снова он был обращен в бегство, на этот раз Литорием, командующим римской армией, при помощи гуннов. Но хотя Литорий сначала победил готов, позднее, ведомый демоническими знаками и словами предсказателей, он снова начал с ними войну. В результате римская армия была побеждена, а Литорий умер проигравшим. Отсюда ясно видно, что все его несчастья не случились бы, положись он на веру, а не на демонические знамения.[538]

Теодорид заключил мир с римлянами и вместе с римским командующим Аэцием участвовал в битве на Каталаунских полях против гуннов, которые опустошали галльские провинции, жестоко расправляясь с населением и уничтожая города. Теодорид погиб в битве, но как стало ясно позднее, он умер победителем. Готы, под предводительством Торисмунда, сына Теодорида, сражались так яростно, что между первым и последним сражениями пало 300 000 человек.[539]

Множество знаков на небесах и земле предвещало эти события, чудеса предваряли жестокую войну. Постоянно случались землетрясения, луна потемнела на востоке, а с запада появилась огромная комета и была видна некоторое время. На севере заалели небеса, предвещая кровь и огонь, их перечеркнули сверкающие линии, будто золотые копья. Неудивительно, что гибель такого количества людей была отмечена божественными знаками.

27. Гунны, вырезанные почти до полного истребления, оставили Галлию и со своим королем Аттилой бежали в Италию, где напали на некоторые города. Там они терпели неисчислимые бедствия, поражаемые голодом и карой небесной. Более того, император Маркиан[540] послал армию и поразил гуннов стремительной атакой. Серьезно ослабевшие, гунны вернулись в свою землю, где Аттила, их король, вскоре умер.[541] 28. Сразу после этого сыновья Аттилы начали борьбу за королевство. Гунны, уже понесшие значительные потери, начали уничтожать друг друга собственными мечами. Стоит заметить, что, поскольку каждая битва приводит к гибели людей, гунны постепенно исчезли. Так произошло, поскольку они были призваны для испытания верующих, так же как народ персов.

Они были гневом Господним. Так часто, как Его возмущение вырастает против верующих, Он наказывает их гуннами, чтобы, очистившись в страданиях, верующие отвергли соблазны мира и его грехи и вошли в Небесное Царство. Народ гуннов был столь дик, что когда они чувствовали голод во время битвы, то протыкали конскую вену и удовлетворяли свой аппетит, выпивая кровь.

В эру 490 (= 452), в первый год императора Маркиана, Торисмунд, сын Теодорида, принял королевство на один год.[542] Вспыльчивый и несправедливый с самого начала правления, он возбудил к себе враждебность и сотворил много дурного. Он был убит своими братьями Теодорихом и Фридерихом.

В эру 491 (= 453) во второй год императора Маркиана, Теодорих наследовал своему убитому брату как король и правил тринадцать лет.[543] Поскольку Теодорих вместе с Галлами способствовал приходу императора Авита к власти, он получил поддержку Авита,[544] когда отправился в Испанию из Аквитании с огромной армией. Рехиарий, король свевов,[545] поспешил с войском, чтобы встретить его в двенадцати милях от города Асторга, на реке, называемой Орбиго. Как только началась битва, Рехиарий потерпел поражение: некоторые его солдаты были убиты, другие попали в плен, а много больше обратилось в бегство. В конце концов, бежал и Рехиарий. Раненый копьем и лишенный армии, он был схвачен в Опорто и живым доставлен к королю Теодориху.[546]

Когда Рехиария казнили и те, кто выжил после первой битвы, сдались – часть из них была тем не менее казнена, – королевство свевов было почти уничтожено и фактически перестало существовать. Однако свевы, остававшиеся в наиболее удаленной части Галисии, поставили Малдраса, сына Массилы, в качестве своего короля и начали восстанавливать королевство свевов.[547] После того как Рехиария убили, победитель Теодорих отправился из Галисии в Лузитанию. Когда он попытался разграбить город Мерида, то был напуган знамениями святой мученицы Евлалии. Он быстро отступил со всей армией и вернулся в Галлию.

Вскоре Теодорих послал часть своего войска под командованием Кеурила в провинцию Бетика, а другую часть – под командой Сумериха и Непотиана в Галисию, где они разграбили и опустошили земли свевов у Лyro. В Галлии комит и римский гражданин Агриппин, соперник римского комита Эгидия, сдал Нарбонну Теодориху, чтобы получить поддержку готов. Позднее несколько послов, отправленных Ремисмундом, сыном короля свевов Малдраса, прибыли к Теодориху, прося мира и дружбы.[548] В ответ Теодорих отправил Ремисмунду оружие, подарки и женщину в жены. В качестве посла к Ремисмунду Теодорих назначил Саллу. Когда Салла вернулся в Галлию, он обнаружил, что Теодорих убит собственным братом Эврихом.

В эру 504 (= 466) в восьмой год императора Льва,[549] Эврих, совершив против старшего брата то же, что тот совершил против своего, наследовал ему в качестве короля и правил семнадцать лет.[550] Как только преступление дало ему власть, он отправил послов к императору Льву и без задержки начал грандиозное и разрушительное наступление на Лузитанию.[551] Оттуда он послал армию, которая взяла Памплону и Сарагосу, обеспечив ему власть над северной Испанией. В результате вторжения, он погубил знать провинции Тарракона, которая сражалась против него. Вернувшись в Галлию, он после битвы разграбил города Арль и Марсель и добавил оба к своему королевству.[552]

Однажды, когда готы собрались на совет, Эврих заметил, что оружие, которое они держали в руках, временно изменилось: железо лезвий сменило цвет. Некоторые лезвия стали зелеными, некоторые розовыми, некоторые желтыми, a некоторые черными. В правление короля Эвриха готы начали записывать свои законы, которые прежде были известны только как традиции и обычаи. Эврих умер своей смертью в Арле.

В эру 521 (= 483), в десятый год императора Зенона,[553] после смерти Эвриха Аларих, его сын, стал королем готов в городе Тулузе и правил двадцать три года.[554] Хловис,[555] король франков, жаждал захватить королевство Галлия и развязал войну против Алариха, заручившись помощью бургундцев. Он обратил армию готов в бегство и окончательно разгромил короля Алариха у Пуатье и убил его.[556] Однако, когда Теодорих, король Италии,[557] узнал о смерти зятя,[558] он покинул Италию и отбросил франков. Он захватил ту часть королевства, которая была во вражеской оккупации и вернул под власть готов.

В эру 544 (= 506) в семнадцатый год императора Анастасия,[559] Гезалих, сын предыдущего короля, рожденный наложницей, был поставлен правителем Нарбонны и правил четыре года.[560] Никчемный, он известен только печальной судьбой и трусостью. В результате, когда Нарбонна была захвачена Гундобадом, королем бургундов,[561] Гезалих бежал в Барселону, покрыв себя бесчестьем и допустив страшный разгром своих людей. Там он оставался до тех пор, пока не был отлучен от власти над королевством решением Теодориха.

Оттуда Гезалих отправился в Африку просить помощи у вандалов, надеясь вернуть свое королевство. He сумев добыть помощь, он вскоре вернулся из Африки и в страхе перед Теодорихом отправился в Аквитанию. Прожив там год, он вернулся в Испанию. Он вступил в битву с Эббой, военачальником короля Теодориха, в двенадцати милях от города Барселона, и, в конце концов, обратился в бегство. Гезалих был схвачен на другой стороне реки Дуранс в Галлии и убит. Так он потерял честь и жизнь.

В эру 549 (= 511) в двадцать первый год императора Анастасия, Теодорих Младший правил Италией уже восемнадцатый год. Он был сделан консулом и королем Италии императором Зеноном в Риме, после того как Одоакр, король[562] остроготов, был убит, а его брат Хонаульф после поражения бежал через Дунайскую границу. Когда король готов Гезалих был убит, Теодорих держал королевство готов в Испании пятнадцать лет, передав его еще при жизни своему внуку Амальриху.[563] Вернувшись оттуда в Италию, он мудро правил еще много лет. Его стараниями было восстановлено достоинство города Рима. Он перестроил стены, в благодарность за что сенат воздвиг ему золотую статую.

В эру 564 (= 526) в первый год императора Юстиниана,[564] после возвращения Теодориха в Италию его внук Амальрих был правителем пять лет.[565] Разбитый Хильдебертом, королем франков,[566] в битве у Нарбонны, Амальрих в страхе бежал в Барселону. Презираемый всеми, он был зарезан собственными людьми и умер.

В эру 569 (= 531) шестой год императора Юстиниана, после Амальриха королем Испании был сделан Теодис, он правил семнадцать лет.[567] Несмотря на свою ересь, король даровал Церкви мир, позволил кафолическим епископам собраться вместе в городе Толедо и обсуждать открыто и свободно все, что касается церковных порядков.[568] В правление Теодиса короли франков явились в Испанию с неисчислимыми силами и опустошили провинцию Тарракона. Готы, под командой военачальника Теодигисла, перекрыли проходы в Испанию и, к собственному удивлению, разгромили армию франков. В ответ на мольбы и огромные суммы денег военачальник дал вражеским отрядам проход на период в один день и одну ночь. Франки, которые не успели отступить в отведенное время, были безжалостно уничтожены мечами готов.[569]

После этой счастливой победы готы по дурному совету предприняли поход через пролив Кадиса. Они пересекли его ради битвы с воинами, которые захватили город Кеута и уничтожили готов.[570] Сначала готы яростно штурмовали крепость. Однако на следующее воскресенье они отложили оружие, чтобы не осквернять священный день сражением. Использовав эту возможность, противники внезапно атаковали и окружили армию захватчиков, зажав между морем и землей, так что ни один человек не смог избежать последующей бойни.

Несколько позже король Теодис встретил смерть, которую заслужил. Он был убит во дворце одним человеком, который долгое время притворялся безумцем, обманывая короля. Искусно изображая сумасшествие, он заколол правителя. Раненый Теодис удержал свою гневную душу: истекая кровью, он заставил своих сторонников дать клятву, что убийцу не казнят, сказав, что это справедливое возмездие за убийство его военачальника.

В эру 586 (= 548) в двадцать третий год императора Юстиниана, после убийства Теодиса над готами Теодигисл был поставлен, правивший один год.[571] Он публично осквернил семейные узы многих магнатов и решил их убить. Однако его опередила группа заговорщиков из Гиспалиса. Ему перерезали горло посреди праздника, и он умер.

В эру 587 (= 549) в двадцать четвертый год императора Юстиниана, после убийства Теодигисла Агила стал королем и правил пять лет.[572] Начав войну против города Кордуба, Агила в знак презрения правой веры осквернил церковь благословенного мученика Ацискла. В разгар борьбы с горожанами Кордубы[573] этот недалекий человек осквернил священное место захоронения Ацискла останками своих врагов и их лошадей. За это святые покарали его. Они отомстили тем, что в этой войне он потерял и сына, убитого вместе со значительной частью армии, и огромные сокровища.

Побежденный Агила бежал в страхе в Мериду. Через некоторое время Атанагильд начал мятеж против него, желая получить власть. Атанагильд окружил войсками армию, которую Агила послал, чтобы встретить противника в Гиспалисе. Готы, видя, что убивают друг друга, и боясь имперской армии, которая могла вторгнуться в Испанию под предлогом помощи,[574] убили Агилу в Мериде и подчинились Атанагильду.

В эру 592 (= 554), в двадцать девятый год императора Юстиниана, после того как был убит Агила, Атанагильд правил захваченным королевством четырнадцать лет.[575] Начав восстание с целью свержения Агилы, он попросил военной помощи у императора Юстиниана. Однако позже он оказался неспособен, несмотря на все попытки удалить его воинов за пределы королевства. И с тех пор до наших дней готы бились с ними. Однако, ослабленные регулярными сражениями, они ныне потерпели поражение, понеся огромные потери.[576] Атанагильд умер своей смертью в Толедо, и королевский престол оставался свободным в течение пяти месяцев.

В эру 605 (= 567), во второй год императора Юстина Младшего,[577] Лиува стал королем готов после Атанагильда и правил три года.[578] На второй год после восшествия на престол он сделал своего брата Леовигильда не только наследником, но и соправителем, дав ему в управление Испанию, сам же стал править Нарбоннской Галлией. Так королевство получило двух правителей, несмотря на то что никакая власть добровольно не уступается. После этого Лиува правил только один год, затем у власти остался один Леовигильд.

В эру 606 (= 568) в третий год императора Юстина Младшего, после того как Леовигильд стал королем Испании и Нарбоннской Галлии, он стал расширять королевство и обогащать казну войнами.[579] Благодаря своей армии и сопутствующему ей успеху он достиг великих результатов. Он захватил Кантабрию и взял Арегию. Сабария была завоевана целиком. Множество мятежных городов Испании сдалось его войскам. Он водил солдат во многие битвы и захватил многие крепости, которые затем разрушил. Он осадил собственного сына Герменегильда,[580] который восстал против власти отца, и победил его. Наконец, Леовигильд развязал войну со свевами и с удивительной скоростью привел их королевство под власть своего народа. Он распространил свою власть на большую часть Испании, ранее народ готов занимал лишь маленькую территорию. Однако отсутствие благочестия позорным пятном легло на славу его побед.

Переполненный безумием арианского заблуждения, Леовигильд начал преследование кафоликов, сослал епископов, отнял доходы и привилегии у Церкви. Этими ужасными деяниями он заставил многих подхватить арианскую заразу. Других он ввел в заблуждение без преследования, соблазнив их золотом и собственностью. В числе прочих святотатств его ереси то, что он осмелился перекрещивать кафоликов, и не только простолюдинов, но и священников, таких как Винсент Сарагосский, кто стал из епископа отступником и таким образом низверг себя с небес в ад.

Леовигильд был безжалостен к своим людям, если видел кого-то выдающегося знатностью и могуществом, он либо обезглавливал такого, либо отправлял в ссылку. Он был первым, кто увеличил поборы, и первым. кто наполнил казну, грабя граждан и обирая врагов. Кроме того, он основал город в Кельтиберии, который назвал в честь сына Рекополисом. Что касается законов, то он исправил те, что были введены Эврихом, добавив те, которых не было, и удалив лишние. Он правил восемнадцать лет и умер естественной смертью в Толедо.

В эру 624 (= 586) в третий год императора Маврикия,[581] после того как умер Леовигильд, его сын Реккаред был коронован королем.[582] Он был благочестивым человеком, отличающимся от отца по образу жизни. Тот был неверующим и предрасположенным к войне, другой был миролюбивым и деятельным в мирное время; один распространял могущество народа готов через искусство войны, другой возносил народ посредством победы веры. В самом начале своего правления Реккаред принял кафолическую веру, призвав весь готский народ к соблюдению истинного вероисповедания и устранению прискорбного заблуждения.

Затем Реккаред созвал синод епископов из различных провинций Испании и Нарбоннской Галлии для осуждения арианской ереси. Этот благочестивый правитель присутствовал на совете лично и заверил его деяния своей подписью. Он осудил вместе со всеми поданными лживое учение Ария, которого народ готов придерживался в то время. Он провозгласил единство трех ипостасей Господа: Сын рожден единосущно от Отца, а Святой Дух не разделен с Отцом и Сыном и есть Дух Их обоих, соединяющий Их в единое целое.

С помощью новообретенной веры он вел войны против враждебных народов. Когда в Нарбоннскую Галлию вторглись франки с 60 000 войском, Реккаред послал против них военачальника Клавдия и одержал славную победу, и не было победы у готов в Испании большей или даже сравнимой с этой победой. Много тысяч врагов погибли в сражении или были взяты в плен, а оставшаяся часть армии обратилась в бегство от преследующих готов и бежала до самых границ королевства. Реккаред часто показывал свою силу против римлян и нападал на басков. В этих случаях он действовал не ради войны, а чтобы тренировать своих людей, как это делается в состязаниях по борьбе.

Провинции, захваченные отцом с помощью войны, Реккаред сохранял в мире, управлял ими справедливо, властвовал умеренно. Он был добрым и мягким, необычайно ласковым и настолько сердечным и доброжелательным, что даже плохие люди желали его любви. Он был настолько великодушен, что своей властью вернул частным гражданам и церквям богатства, которые его отец постыдным образом изъял в казну. Он был настолько милосердным, что часто уменьшал подати своего народа, даруя ему прощение.

Реккаред многих обогатил дарами, но еще больших вознес почестями. Он раздавал свое богатство ущербным, а сокровища нищим, зная, что королевство дано ему именно для того, чтобы он мог наслаждаться им, достигая добрых свершений из добрых начинаний. Он был коронован славой истинной веры, которой придерживался с самого начала правления. Он отошел с миром в Толедо, правив пятнадцать лет.

В эру 639 (= 601), в семнадцатый год императора Маврикия, после смерти короля Реккареда, его сын Лиува правил два года.[583] Произведенный на свет благородной матерью, он был известен врожденными добродетелями. Однако Виттерих незаконно захватил власть и лишил его королевства в самом расцвете сил. Отрубив Лиуве правую руку, Виттерих убил его на двадцатом году жизни, втором году правления.

В эру 641 (= 603), в двадцатый год императора Маврикия, после убийства Лиувы, Виттерих на семь лет захватил королевство.[584] Хотя и искушенный в искусстве войны, он никогда не одерживал побед. Он часто проявлял себя на поле боя с армиями римлян, однако не достиг никаких успехов, кроме захвата своими военачальниками нескольких воинов противника у Сагунтума. В течение жизни он творил много беззакония, и поскольку он жил с мечом, то и умер от меча. Смерть невинного Лиувы не оказалась безнаказанной: Виттерих был убит во время обеда в результате заговора. Его тело было вынесено без всяких церемоний и захоронено.

В эру 648 (= 610), в шестой год императора Фоки,[585] Гундемар правил после Виттериха два года.[586] Во время одного похода он разгромил басков, во время второго – осадил армию римлян. Он умер своей смертью в Толедо.

В эру 650 (= 612), во второй год императора Ираклия,[587] Сисебут был призван царствовать после Гундемара и правил восемь лет и шесть месяцев.[588] В начале правления он заставил евреев перейти в христианскую веру, действуя с усердием, однако «без знания», ибо применил силу там, где надо применять убеждение. Однако, как написано, «случайно или истинно, Христос будет провозглашен».[589] Сисебут не был красноречивым, чтобы искусно высказывать свое мнение, да и знанием букв он также был обделен.[590]

Сисебут известен своими военными предприятиями и победами. Он привел мятежных астурийцев к повиновению, отправив против них армию. Благодаря военачальникам он победил русконов, которые были защищены крутыми горами со всех сторон. Он имел счастье дважды справить триумф над римлянами и с боями подчинил ряд их городов. Он был так милосерден в упоении победой, что на собственные деньги выкупил многих врагов, обреченных на рабство и переданных в качестве добычи войску. Некоторые говорят, что он умер естественной смертью, другие – что в результате излишеств в лекарствах. Он оставил маленького сына, Реккареда,[591] который был королем несколько дней после смерти отца и правил до тех пор, пока его не прервала смерть.

В эру 659 (= 621), в десятый год императора Ираклия, достославный Свинтила Божьей милостью принял королевский скипетр.[592] Будучи военачальником при короле Сисебуте, он захватил римские крепости и победил русконов. После возведения в королевское достоинство он начал новую войну и захватил все города, которые римская армия удерживала в Испании. По чудесному стечению обстоятельств он справил такой триумф, какого до него не справлял ни один король. Он был первым королем, владевшим всей Испанией к северу от пролива. Его слава значительно возросла, когда в этой войне он пленил двух патрициев, одного хитростью, другого силой.

В начале правления Свинтила организовал поход против басков, которые вторглись в провинцию Тарракона. Эти горцы были поражены таким страхом, заслышав о его приближении, что немедленно побросали оружие и освободили руки для молитвы, склонились, как просители, и выдали заложников, опасаясь справедливого правосудия. На собственные средства и своими руками они построили для готов город Ологик, обещая подчиняться власти Свинтилы и выполнять, все, что он повелит.

Кроме воинской славы, у Свинтилы было много других истинно королевских достоинств: вера, благоразумие, трудолюбие, глубокие познания в юридических делах и решительность в управлении. В своей щедрости он был великодушен ко всем и милосерден к бедным и нуждающимся. Таким образом, он являлся не просто правителем народа, но также мог называться отцом страждущих.

Его сын Рицимир поставлен соправителем и в настоящее время делит трон с отцом. Еще в детстве он блистал своим королевским происхождением, ибо в нем нашли отражение достоинства отца, проявлявшиеся внешне и внутренне. Так давайте же умолять Правителя неба и земли, чтобы подобно тому, как ныне Рицимир милостью отца является соправителем, после длительного царствования отца он оказался бы достоин принять наследство в качестве короля. Подсчитывая годы королей готов с воцарения короля Атанариха до пятого года достославного правителя Свинтилы, королевство готов существовало, милостью Божьей, 256 лет.

Выводы

Готы произошли от Магога, сына Иафета, и считаются одного рода со скифами. Вот почему они не слишком различаются в наименовании: одна буква изменяется, другая исчезает – и из ‘Getae’ получается ‘Scythae’. Они были обитателями заснеженных вершин запада и жили на горных склонах рядом с другими народами. Согнанные со своих земель нашествием гуннов, они пересекли Дунай и отдались римлянам. Но когда более не осталось сил терпеть несправедливости, они в гневе подняли оружие, вторглись во Фракию, опустошили Италию, осадили и взяли Рим, вошли в Галлию и, перейдя Пиренеи, достигли Испании, где поселились и установили свою власть.

Готы сообразительны и понятливы по природе. Они имеют сильное чувство долга. Крепкие телосложением и высокие ростом, они выделяются своей осанкой и поведением. Опытные в рукопашной, они невосприимчивы к ранам, как о них сказал поэт: «Готы презирают смерть, гордясь ранениями».[593] Они вели такие великие войны и имели такую громкую славу, что сам Рим, покоритель народов, надел на себя ярмо и уступил готам победу: господин всех народов прислуживал им как служанка.

Все народы Европы боялись их. Альпийские преграды расступились перед ними. Вандалы, широко известные своим варварством, бежали не столько в страхе перед самими готами, сколько перед их славой. Аланы были истреблены силой готов. Свевы, загнанные в труднодоступные районы Испании, ныне уничтожаются руками готов: королевство, которое они лениво держали в спячке, ныне утеряно с позором. Чудо то, что они дожили до нынешнего дня, когда сдались без всякого сопротивления.

Кто способен описать великую силу народа готов? Поскольку справедливое правление редко среди тех племен, что полагаются на мирные договора и дары, готы сохраняют свою свободу чаще битвами, чем переговорами. Если возникает потребность сражения, готы всегда предпочитают биться, а не решать вопросы мирным путем. В искусстве войны они достаточно умелы, сражаются верхом на лошадях не только копьями, но и дротиками. Хотя они ходят на бой пешим порядком так же как конным, более всего они доверяют ловкости своих лошадей. Как сказал поэт: «Куда мчится гот на своем коне».[594]

Они любят упражняться с оружием и соревноваться в боях. Они тренируются каждый день. Доныне они не имеют опыта только в одном: они не желают вести морские сражения. Однако с тех пор, как король Сисебут[595] принял королевский скипетр, они сделали огромный и успешный шаг вперед в организации войск не только на земле, но и на море. Сдавшийся в плен, римский солдат ныне служит готам, хозяевам многих народов и самой Испании.

История вандалов

Два года спустя после нападения на город Рим (406) поднялись, по наущению Стилихона, народы аланов, свевов и вандалов, перешли Рейн, вторглись в Галлию, разбили франков и неостановимым походом дошли до Пиренеев, чьи перевалы защищались весьма знатными и могущественными братьями Дидимом и Веронианом. Три года подряд оба они преграждали варварам проход в Испанию и те кружили по прилегающим провинциям Галлии. Но, после того как названные два брата, собственными средствами защищавшие Пиренейские перевалы, были совершенно безвинно умерщвлены императором Констанцием по подозрению в стремлении к узурпации трона, эти народы в 406 г. ворвались в Испанию.

В 406 г. вандалы, аланы и свевы прошли Испанию вдоль и поперек, убивая и опустошая ее, они поджигали города и пожирали награбленные запасы, так что население от голода употребляло в пищу даже человечину. Матери ели своих детей, дикие звери, привыкшие насыщаться телами павших от меча, голода или мора, нападали даже на живых и угрожали им смертью. И этими четырьмя бедствиями исполнилось предсказание божественного гнева, которое некогда возвестили пророки.

В 421 г. варвары наконец решили после жестокой участи, которую претерпела Испания под их ударами, заключить мир по Божьему велению, от которого стенала земля. Они поделили по жребию провинции Испании между собой: Галисию заняли вандалы и свевы, аланы – Лузитанию и провинцию Картаго Нова; вандалы же, зовомые силингами, отказались от Галисии, опустошили тарраконскую провинцию, пришли назад и захватили Бетику. Испанцы, находившиеся в оставшихся городах и укреплениях, покорились ярму господствующих варваров, сломленные наказанием Божьим. Первым королем вандалов в Испании пришел к власти Гундерих, в течение восемнадцати лет властвовавший над частью Галисии. Он разорвал существовавший союз со свевами и осаждал их в эрбазийских горах,[596] оставил потом это предприятие и уничтожил Балеарские острова, относившиеся к Тарраконской провинции. Затем он разрушил Картаго Спартариа, обратился со всеми вандалами против Бетики, уничтожил Гиспалис и после большого кровопролития снова его оставил. Когда же он в надежде на свою королевскую власть непочтительно поднял руку на базилику Викентия, покровителя Гиспалиса, то Божьим повелением был на рыночной площади настигнут дьяволом и пал мертвым.

В 428 г. Гейзерих наследовал своему брату Гундериху и правил 40 лет.[597] Из христианина-кафолика он сделался отступником и первым принял арианскую ересь. С побережья провинции Бетика он. со всеми вандалами и их семьями, покинул Испанию (429) и переправился в Мавританию и Африку. Валентиниан Младший,[598] император Запада, был слишком слаб для борьбы с Гейзерихом, поэтому он согласился на мир и добровольно передал вандалам часть Африки после клятвы Гейзериха, что тот не пойдет дальше.

Этот же Гейзерих, чьи заверения о дружбе были удостоены внимания, нарушил клятву и хитростью захватил Карфаген. Разными пытками он выжал из жителей все богатства и забрал их себе. Затем он опустошил Сицилию, осаждал Панорм, распространил заразу арианского учения по всей Африке, выгонял священников из их храмов, сделал большое их число мучениками и, изменив таинства, церкви святых передал врагам Христа, по предсказанию Даниила; он даже раздавал Божьи строения [т. е. церкви] своим воинам как жилища.

Против него снаряжался на войну Феодосий Младший, император Востока. Но из этого ничего не получилось, так как гунны опустошали Фракию и Иллирию, и войско, уже посланное против вандалов. было с Сицилии отозвано для защиты фрацийцев и иллирийцев. Когда же затем император Майориан прибыл из Италии в Испанию и в провинции Картаго снарядил корабли (458) для похода против вандалов, то вандалы, узнав об его намерении, захватили суда на рейде Картаго Новы (460). Майориан увидел, что его план не удался, и возвратился в Италию, где был предательски убит патрицием Рицимером (461).

Когда Гейзерих прознал о смерти Майориана,[599] то больше не довольствовался опустошением Африки, но поплыл с флотом в Италию (455) и напал на Рим. Четырнадцать дней подряд (12–26 июня) грабил он богатства Рима, затем он увел вдову Валентиниана. ее дочерей[600] и много тысяч пленных с собой в Африку. После этого он вернулся в Карфаген и посольством добился мира с императором. Вдову Валентиниана он отослал обратно в Константинополь, одну из ее дочерей он выдал за своего сына Гунериха. После того как он убийствами и грабежами опустошил многие провинции, Гейзерих умер на сороковом году своего правления.

78. В 478 г. стал после Гейзериха королем, Гунерих, сын Гейзериха, и правил семь лет и пять месяцев. Женат он был на дочери Валентиниана, которую его отец захватил и увез из Рима. Охваченный арианской религиозной ревностью, он преследовал кафоликов во всей Африке хуже, чем его отец, закрыл их церкви и выслал всех их священников и клириков в изгнание. Примерно 4000 монахов и послушников наказал он тяжкой ссылкой, многих сделал мучениками, отрезал языки у верующих, которые, несмотря на отрезанные языки, довольно хорошо до самой смерти могли разговаривать.

Тогда же Лаэт, епископ города Непте, был увенчан славным мученичеством. Несмотря на различные истязания, от него не смогли добиться, чтобы он запятнал себя заразой арианской ереси, а после он неожиданно отошел в небеса. Гунерих же после бесчисленных злодеяний, причиненных кафоликам, на восьмом году своего правления имел такой же конец, как и его отец Арий: все его внутренности распались, и так плачевно он умер.

В 486 г. Гунериху наследовал Гундамунд и правил двенадцать лет. Он даровал Церкви мир и отозвал кафоликов из изгнания.

В 498 г. умер Гундамунд, и ему наследовал Тразамунд, правивший двадцать семь лет и четыре месяца. Полный арианской ярости он преследовал кафоликов, закрывал их церкви, выслал изо всей Африканской Церкви 120 епископов на Сардинию в ссылку и умер в Карфагене. В его время сиял в вере Фульгенций, епископ Руспи.

В 524 г. Тразамунду наследовал Хильдерих, сын Гунериха от дочери императора Валентиниана. Он правил семь лет и три месяца. Клятвенно обещав Тразамунду во время своего правления не открывать кафоликам их церкви и не возвращать привилегии, он, чтобы не повредить священность клятвы, приказал перед своим вступлением на престол вернуть кафолических священников из изгнания и открыть церкви. Против него возмутился Гелимер, сместил с престола и посадил вместе с сыновьями в темницу.

В 530 г. Гелимер завладел престолом. Он жестоко умертвил многих знатных людей провинции Африка, а у других отнял их имущество. Император Юстиниан, увидев во сне епископа Лаэта, которого вандальский король Гунерих сделал мучеником (533), выслал против Гелимера войско под началом Белизара, который одолел и убил в первой битве братьев короля, Гунтемира[601] и Гибамунда, во второй – разбил самого Гелимера. Белизар отвоевал Африку на 97 году по вторжении в нее вандалов.

Прежде чем дошло до столкновения с Белизаром, тиран Гелимер приказал умертвить Хильдериха и некоторых из его рода. Белизар же взял Гелимера в плен и представил его вместе с сокровищами, которые он собрал из провинций и Африки, императору Юстиниану в Константинополе. Таким образом было уничтожено вандальское государство в 534 год с корнем, после того как оно от Гундериха и до Гелимера просуществовало 113 лет.

История свевов

В 409 г. свевы под началом своего короля Гермериха[602] вместе с аланами и вандалами прибыли в Испанию и совместно с последними заняли всю Галисию. Когда же вандалы перешли в Африку, Галисия осталась во владении одних только свевов, Гермерих владычествовал над ними в Испании 32 года. В одной же части страны галисийцы остались господами самим себе. Гермерих опустошал их постоянными грабительскими набегами, впав же в болезнь, он заключил с ними мир и сделал соправителем своего сына Реккилу.[603] Его с большей частью своего войска он послал против Андевота, начальника над римскими солдатами. Реккила нанес поражение его многочисленному войску на реке Сингилий и забрал большое количество золота и серебра. Затем он осадил и покорил Эмериту, присоединив ее к своему королевству. Его отец умер, прохворав семь лет.

Когда король Гермерих скончался в 441 г., ему наследовал сын Реккила, правивший восемь лет. После кончины своего отца он завоевал Гиспалис, Бетику и провинцию Картаго Нова. Говорят, он был язычником и им же умер в Эмерите.

В 448 г. Реккиле наследовал его сын Реккиларий,[604] ставший кафоликом, он правил девять лет. Он взял в жены дочь готского короля Теудерида[605]. В начале своего правления Реккиларий совершал удачные нападения на страну басков. Затем он соединился со своим тестем Теудеридом и вместе с готами опустошил область Цезаравгусты. Также он напал (448) и на Тарраконскую провинцию, принадлежавшую римлянам, и разграбил округу Картаго Новы, которую его отец Реккила вернул римлянам. И, наконец, когда король Теудерид двинулся в Испанию, сразился с ним, был разгромлен, захвачен в плен и умервщлен.

Когда Реккиларий пал в 457 r., свевы, жившие на самой дальней окраине Галисии, провозгласили своим королем Мальдру, сына Масилы. Тогда свевы раскололись: часть признала королем Франтана, а другая – Мальдру. (С войском свевов Мальдра опустошил Лузитанию. Убив многих римлян и забрав большую добычу, он без сопротивления вошел в Олисипону.) Франтан (Фрамтан) умер вскорости после этого, и его партия избрала предводителем Реккимунда. который замирился с Мальдрой и вместе с ним опустошил Лузитанию. Мальдра же на третьем году своего правления (460) был убит собственными людьми.

После его смерти началась распря за королевское достоинство между Фрумарием и Ремисмундом. Фрумарий разрушил вместе с толпой свевов город Флавию.[606] Ремисмунд в свою очередь опустошил наиболее близкие к нему приморские города Аурегу и Луку.[607]

После смерти Фрумария Ремисмунд снова соединил всех свевов под своей королевской властью и также заключил мир с гаписийцами. К готскому королю Теодериху[608] он, с целью союза между ними, посылал послов и от руки последнего получил оружие и супругу. Он пошел в Лузитанию, взял под личиной мирных намерений Конимбрию и разграбил ее. Также и Олисипона попала в его руки; некий житель города, начальствовавший в нем, передал ему город. В его время среди свевов появился Аякс, галат по рождению, впавший в арианство, враг кафолической веры и божественной Троицы, находившийся под покровительством короля. Он принес гнилой яд этого вероучения из готской части Галлии и привил всему народу свевов смертельную болезнь неверия. Многие короли свевов погрязали в арианской ереси, пока к власти не пришел Теодемир.

Новый король тотчас уничтожил лжеучение арианского безбожия и вернул свевов к кафолической вере при поддержке Мартина, епископа монастыря Дума,[609] верующего и ученого мужа, чьим усердием были восстановлены церковный мир и множество учреждений в церковном устройстве Галисии. После Теодемира королем свевов стал Миро (570) и правил тринадцать лет. На втором году своего правления он пошел войной на русконов. Затем он двинулся к королю готов Леовигильду на помощь против его восставшего сына и умер под Гиспалисом, который он хотел завоевать (583).

Ему наследовал его сын, Геборих (583), который в молодые годы лишился власти, отобранной у него мятежником Андекой, и был посажен в монастырь (584). Но кара за это не заставила себя ждать. Король готов Леовигильд пошел войной на свевов (585), завоевал страну, сместил Андеку, заставил того принять постриг и после королевской жизни исполнять обязанности священника. Как справедливое возмездие, узнал Андека, что он причинил законному королю. Государство свевов, просуществовавшее 187 лет,[610] перешло отныне к государству готов.

Большая часть ученых склоняется к тому, что труд был написан в 615–619 гг. Существует две редакции – краткая, состоящая из 33 глав, и пространная, состоящая из 46. Кармен Кодоньер, подготовившая критическое издание, с которого был выполнен перевод, полагает, что именно краткая версия является аутентичной.[611] В силу отсутствия введения к работе, сложно сказать, к кому был обращен труд и по какому поводу написан.

Исидор продолжает жанр блж. Иеронима Стридонского и Геннадия Массилийского, также написавших сочинения «О знаменитых мужах», но есть нечто новое в подходе Исидора к жанру: меньший интерес к монашеству и больший к ересиологии, а также к испанским авторам: из 33 биографий 12 посвящены испанцам.[612]

I. Осия, епископ Кордубский

Осия, епископ города Кордуба, написал сестре письмо о похвале девству, украшенное прекрасным и утонченным красноречием.[613] Также на соборе в Сардике[614] он высказал множество суждений. Он уже глубоким дряхлым стариком, под давлением императора Констанция, напуганный угрозами, опасаясь, что в старости претерпит либо ущерб своему имуществу, либо подвергнется ссылке, поспешно согласился с нечестием арианства. Но немилосердный конец тотчас оборвал его жизнь так, как он того заслужил. Ибо, как кто-то рассказывает, после нечестивого предательства Осии, в то время как святой Григорий, епископ Эльвирский[615] находился в городе Кордубе, приведенный туда по царскому указу, и не желал с ним иметь общение, раздраженный Осия говорил наместнику Констанция Климентину, чтобы тот отправил Григория в ссылку. Но тот ответил: «Я не дерзаю отправлять епископа в ссылку, пока ты не извержешь его из епископского сана». Когда святой Григорий увидел, что Осия вознамерился вынести ему приговор, воззвал он ко Христу, восклицая от всей глубины своей веры: «Христе Боже, грядущий судить живых и мертвых, не попусти, чтобы сегодня был вынесен человеческий приговору против меня, ничтожного раба Твоего, который за веру во имя Твое стал как преступник, стоящий в ожидании наказания, но Ты Сам, прошу, в деле Своем сегодня будь судьей и удостой вынести Сам приговор во отмщение. He потому, что я боюсь и хочу избежать ссылки, так как мне за имя Твое никакое мученье не будет тяжелым, но прошу для того, чтобы многие освободились от предательского заблуждения, когда увидят случившееся возмездие». Когда он это сказал, внезапно Осия, восседающий важно, будто имеющий царскую власть, как только попытался вынести приговор, страшно искривил рот и шею, он низринулся с кафедры на землю и тотчас испустил дух.

Все пришли в изумление, и Климентин, соучастник суда, также испугался, и, хотя был судьей, однако опасаясь, как бы его не постигло такое же наказание, простерся у ног святого мужа, умоляя, чтобы он пощадил его, согрешившего против него по незнанию божественного закона, и не по собственной воле, а как облеченный властью. Так получилось, что один Григорий из числа защищавших неповрежденную веру не обратился в бегство и не претерпел ссылку, так как всякий в дальнейшем боялся его судить.

II. Итаций, епископ Испанский, прозванный Славный

Итаций, епископ испанский прозванный за красноречие Славным, написал некую книгу под видом апологетики, в которой показал, что учение Присциллиана[616] следует решительно отвергнуть, также показал изощренность его злодеяний и бесстыдство его страстей, доказывая, что некий Марк Мемфиец, весьма сведущий в магии, был учеником Мани[617] и учителем Присциллиана. Итаций вместе с епископом Урсацием выступал обвинителем Присциллиана, из-за этого лишенный церковного причащения, был приговорен к ссылке, и там скончался в правление Феодосия Старшего[618] и Валентиниана.[619]

III. Сириций, знаменитейший понтифик и наместник римского престола[620]

Сириций, знаменитейший понтифик и наместник римского престола, написал небольшое сочинение в форме декрета, обращенное к Евмерию, епископу Тарраконскому. В нем среди прочих церковных поучений он определяет, что крещение еретиков ни в коем случае не должно признаваться Церковью недействительным. Мы обнаруживаем и другое его письмо, посланное различным епископам, в котором он осуждает еретика Иовиниана,[621] а также Авксентия[622] и других последователей их. Он был предстоятелем в Риме четырнадцать лет и умер в правление Феодосия и Валентиниана.

IV. Павлин пресвитер

Пресвитер Павлин объяснил в книжечке, составленной достаточно сжато и кратко, три вида понимания благословения патриархов.[623] А также по просьбе Августина описал жизнь Амвросия, украшенного знамениями и равного учением и заслугами жизни апостолов. Констанций, епископ Германи[624] составил жизнеописание Павлина,[625] а Ораний издал сочинение о его кончине.

V. Проба, жена проконсула

Проба, жена проконсула Адельфа,[626] единственная женщина, помещенная среди мужей Церкви за то, что прославляла Христа, составив центон[627] о Христе, используя Вергилиевы стихи. Со своей стороны мы не удивляемся ее усердию, но хвалим ее талант. Труд этот, однако, считается причисленным к апокрифическим писаниям.

VI. Иоанн, епископ Константинопольский

Иоанн, епископ Константинопольской кафедры, по прозванию Златоуст, речь которого выражает изобильно покаяние сердечное и приятное красноречие, сам сочинил на греческом наречии многие замечательные творения. Из них имеет хождение латинский перевод двух его книг об ошибках, написанные к некому Феодору, полные плача и понуждений, так как тот отпал от доброго образа жизни. Так как Иоанн вел монашескую жизнь в одном с ним монастыре, по этой причине он увещевал его в своих книгах, призывая принять образ жизни, бывший там, и показывая, что никакому грешнику и нечестивцу, если обратиться к покаянию, не следует отчаиваться.

Мы читаем также другую его книгу, название которой: «Никто не может быть поврежден другим, но вред исходит только от самого себя». Также к одной благороднейшей матроне Григории находим труд его, названный «Об образе жизни и нравственных установлениях», или «О борьбе добродетелей и пороков». А также и другая книга его у латинян «О сердечном покаянии». И еще другое письмо к некому Евтропию, когда, изгнанный из дворца, тот искал защиты у алтаря.

Помимо этого, Иоанн составил много различных трактатов, которые очень долго перечислять. Из его учения многое, хотя и не все, созданное его красноречием, переведено с греческого на латинский язык. Он в тринадцатый год своего епископства подвергся гонениям вследствие вражды Феофила, епископа Александрийского[628]. Наши епископы, действующие заодно с Феофилом, обвинили его перед императором Аркадием[629] и его, отстранив от епископата, отправили в ссылку в Понт.

VII, Седулий пресвитер

Седулий пресвитер издал три книги, составленные дактилическим эпическим размером, первая из которых впечатляюще воспевает знамения и доблести Ветхого Завета, остальные же прославляют святые деяния и чудеса Христовы.[630]

VIII. Посидоний, епископ Африканской Провинции631

Он пером описал жизнь святого Августина, к каковому труду также присоединил перечень его сочинений, перечисляя, сколько блаженнейший ученый написал, – более четырехсот книг: бесконечное число гомилий, писем и исследований, так что едва ли кто-нибудь смог бы собрать перечень настолько полный, насколько сделал он .

IX. Примасий, Африканский епископ

Примасий, африканский епископ,[632] составил ученым языком три книги о ересях, обращенные к епископу Фортунату, объясняя в них то, что некогда блаженнейший Августин оставил в книге о ересях незавершенным, так как ему помешала смерть, показывая в первой то, что делает человека еретиком, во второй и в третьей приводя то, что указывает на еретика.

X. Протерий, предстоятель Александрийской церкви

Протерий, предстоятель Александрийской церкви,[633] написал письма Льву,[634] епископу Римской кафедры, о пасхальном празднике. Во времена августа Льва, последователи еретика Диоскора[635] при подстрекательстве Тимофея, совершив возмущение, жесточайшим образом его умертвили,[636] а самого Тимофея поставили в качестве епископа Александрийского.

XI. Пасхасин, Епископ Сицилийский

Пасхасин, епископ Сицилийский, обнародовал пасхальное письмо, обращенное к вышеупомянутому папе Льву, в котором говорит о пасхальном таинстве в следующих словах: «Есть именье, которое называется Мелтины, расположенное высоко в горах и в дремучих лесах. Там была построена церковь, крошечная и скромно украшенная, в баптистерии которой в святую ночь в час пасхального крещения, хотя там нет ни одного желоба или водопровода, ни совершенно никакой воды поблизости, вода сама собой наполняется, и после того как те, которые там находятся, освящаются, сама собой уходит, хотя никакого слива нет, чтобы выпустить воду». Это стало известно при Феодосии Младшем,[637] сыне императора Аркадия.

XII. Юлиан Померий

Некий Юлиан, по прозвищу Померий, написал в форме диалога восемь книг «О природе души». Первая из них касалась того, что есть душа и как понимать то, что была создана по образу Божьему. Во второй он говорит, является ли душа телесной или бестелесной. В третьей он исследует, откуда появилась душа у первого человека. В четвертой – является новая душа безгрешной или вовлечена в грех первого человека, имея от него происхождение. В пятой описывает, каковы способности души. В шестой он говорит, откуда тот разлад, вследствие которого дух против плоти обращен, либо плоть против духа. В седьмой пишет о различных видах жизни и смерти, или о воскресении тела и души и о ее воскресении. В восьмой говорит о том, что будет в конце мира, как и о вопросах, которые обычно спрашивают о воскресении, и о кончине добрых и злых. Однако во второй книге этого труда, соглашаясь с заблуждениями Тертуллиана, он называет душу телесной, стараясь обосновать это теми же ложными доказательствами. Также он издал одну книгу «О правилах для девственниц» и еще три другие «О созерцании будущей жизни», или «О деятельном образе жизни», а кроме того «О пороках и добродетелях».

XIII. Aввa Евгипий

Авва Евгипий[638] составил книжечку, посвященную некоему дьякону Пасхасию, о жизни святого монаха Северина[639] в кратком изложении. Также он написал правило, заведенное монахами в монастыре святого Северина, которую, умирая, оставил им как завещание. Он стал известен после консулата Импортуна Младшего в правление императора Анастасия.[640]

XIV. Фульгенций Руспийский

Фульгенций Африканский,[641] епископ Руспинской церкви, известный исповеданием веры, чрезвычайно сведущий в Священном Писании, также в речах приятный, изящный в писаниях и исследованиях, написал много сочинений. Из них мы читали семь книг разъяснений «О благодати Божией и свободе воли», в которых, отвечая Фавсту, епископу города Регий в Галлии, сочувствовавшему пелагианскому заблуждению, опровергает его безмерное лукавство.

Мы читали также и его книгу «О Святой Троице», обращенную к секретарю Феликсу, а также книгу «О правиле истинной веры» и другую, «О таинстве воплощения Господа Иисуса Христа». Есть еще две его книги «Об истине предопределения», предназначавшиеся епископам, в которых он показывает, что благодать Божия во благих делах предшествует человеческому произволению, и то, что Бог одних предызбрал, оправдав через милость Своего предопределения, других же оставил в их нечестивых склонностях по некоему сокровенному решению.

Есть и книга его опровержений, в которой тот же блаженный Фульгенций вступил в спор о вере с царем Тразамундом.[642] Также он написал Феранду диакону карфагенской церкви одну книжечку «Разъяснения на поставленные вопросы». Среди этого сочинил много трактатов, с тем чтобы ими священники пользовались в церквях. Передают, что существует многочисленные письменные свидетельства его таланта. Мы собрали их весьма много из драгоценных цветов его учения. Лучший жребий у того, кому Господь дарует великолепие во всех его книгах. Он стал знаменит при царе вандалов Тразамунде в правление императора Анастасия.

XV. Евхерий

Епископ Евхерий,[643] элегантный в выражениях, изящный в словах, издал один труд к Иларию, Арелатскому предстоятелю, стремившемуся к отшельническому уединению, в похвалу его пустынножительства, изложенный речью, блестящей и приятной. В этом труде мы хвалим ученого, говорящего хотя и немного, но прекрасно. Ибо краткость, как кто-то сказал, бывает в ином случае в похвалу речи, но в искусстве красноречия в целом не похвальна.

XVI. Иларий

Иларий, Арелатский епископ,[644] написал жизнь [духовного] отца и своего предшественника святейшего и преподобного епископа Гонората,[645] изложенную приятным и блестящим языком.

XVII. Апрингий

Апрингий, епископ испанской церкви в Пации,[646] искусный в речах и сведущий в науке, истолковал Откровение апостола Иоанна в изысканных выражениях и блестящим языком, кажется, даже лучше, чем толковали древние церковные писатели.[647] Он написал также и некоторые другие труды, с которыми, однако, нам не удалось ознакомиться. Прославился во времена готского князя Тевда.[648]

XVIII. Юстиниан император

Император Юстиниан издал книги «О воплощении Господа», которые разослал по разным провинциям. Также составил рескрипт против Иллирийского собора и против африканских епископов»,[649] в котором потребовал осудить «Три главы, то есть высказывания или сочинения епископа Феодора Мопсуестского и Феодорита, а также письмо, которое приписывают епископу Едесскому Иве.[650]

XIX. Факунд

Факунд, епископ Гермианской церкви,[651] написал двенадцать книг в защиту «Трех глав», в которых высказывал мнение, что вышеназванные «Три главы», а именно письмо епископа Едесского Ивы, обращенное к Мариму Персу, и высказывания Феодора Мопсуестского и Феодорита, епископа Киренской церкви,[652] были осуждены вопреки апостольской вере и как нападение на Халкидонский собор. Стал знаменит после консулата Василия, в десятый год правления императора Юстиниана.

XX. Юстиниан (Иустиниан) епископ

Юстиниан, епископ церкви Валентины, один из четырех братьев и епископов, рожденных от одной матери, написал книгу ответов на поставленные вопросы к некоему Рустику. Из них первый ответ – о Духе Святом, второй – против бонозианцев,[653] которые говорили, что Христос был усыновленным, а не собственным [Сыном], третий ответ – о крещении Христовом, которое не позволительно совершать вторично, четвертый ответ – о различии крещения Иоаннова и Христова, пятый ответ, что Сын, как и Отец, невидим. Процветал в Испании во времена Тевда, вождя готов.

XXI. Иуст

Иуст, епископ Оргеллитанской церкви и брат вышеупомянутого Юстиниана, издал книжечку пояснений к Песне песней, толкуя все весьма кратко и ясно через аллегорический смысл. Передают, что также его братья Небридий[654] и Елпидий[655] написали какие-то сочинения, которые, поскольку мы с ними не знакомы, считаем лучше обойти молчанием.

XXII. Мартин Брагский

Мартин из Думийского монастыря, святейший понтифик,[656] приплывший из восточных стран в Галисию. Там, обратив из арианского нечестия к кафолической вере свевские народы, он установил правила веры и святой религии. Строил церкви, основывал монастыри и составил множество предписаний благочестивого устроения.

Я сам читал его книгу о четырех добродетелей и том его писем, в которых он побуждает к исправлению жизни, обращению к вере, постоянству в молитве, к подаянию милостыни и сверх всего, тому, что следует возделывать любовь ко всем добродетелям. Процветал в правление Теодемира,[657] царя свевов в те времена, в которые Юстиниан[658] держал власть в [Римском] государстве и Атанагильд[659] в Испании.

XXIII. Авит

Епископ Авит,[660] весьма сведущий в мирских науках, издал пять книжечек, составленных эпическим размером,[661] первая из которых – о сотворении мира, вторая – о первородном грехе, третья – о суде Божьем, четвертая – о всемирном потопе, пятая – о переходе Красного моря. И написал одну книгу о похвале девству сестре Фусцине, изящно составленную и снабженную соответствующей изысканной эпиграммой.

XXIV. Драконций[662]

Драконций изложил эпическим размером «Шестоднев» – о сотворении мира, при этом прекрасно и составил, и написал.

XXV. Виктор, епископ Туннунской[663] церкви в Африке

Он опубликовал краткую прекрасную историю военных и церковных дел по годам консулов от начала мира до первого года правления Юстина Младшего,[664] блестящую и достойную похвалы, рассмотрения и упоминания. За защиту «Трех глав» он был отправлен августом Юстинианом в ссылку в Египет.

Откуда был вызван снова в Константинополь, но поскольку продолжал противиться императору Юстиниану и Евтихию, епископу Константинополя в их клевете на «Три главы», вторично был отправлен под стражей в монастырь того же города и по тому же обвинению, как говорят; оставаясь там, умер.

XXVI. Иоанн, епископ Константинопольский

Иоанн блаженной памяти епископ Константинопольский,[665] по происхождению каппадокиец, муж невероятного воздержания и такой щедрый в милостыни, что император Маврикий[666], возбуждаемый против него ревностью из-за жадности, даже постановил, что бедных следует изгнать из города.

Он издал на греческом языке письмо о таинстве крещения, к блаженной памяти господину моему и предшественнику предстоятелю Леандру, в котором ничего своего не излагал, но только раскрывает мнение древних отцов о трех погружениях. Стал знаменит во времена императора Маврикия и умер в правление того же августа.

XXVII. Григорий, папа Римский

Папа Григорий, предстоятель римской апостольской кафедры,[667] исполненный покаянного страха Божьего и высочайший смирением и настолько по благодати Святого Духа наделенный светом знания, что не только никто из современных ему ученых, но также и в последующие времена никого равного ему никогда не будет. Он в начале своего епископства издал книгу «Пастырских правил», обращенную к Иоанну, епископу Константинопольской кафедры. В ней он учит: кто как приступает к обязанностям окормления, или так, словно пришел жить в свое удовольствие, или старается наставлять паству. Также он по просьбе епископа Леандра разбирает в сокровенном и нравственном смысле книгу блаженного Иова и всю его пророческую историю объясняет с обильным излиянием красноречия в тридцати пяти томах. В них при этом столько сокровенных тайн раскрывается, столько нравственных наставлений в любви к вечной жизни и столько сияет словесных украшений, что никакой мудрец не смог бы выразить, даже если бы вся сила его обратилась в красноречие. Также он написал и письма упомянутому Леандру, из которых одно по своему заглавию созвучно тем же книгам Иова. Другое же говорит о погружении при крещении, в котором среди прочего написано так: «Никоим образом не может быть достойно порицания, – говорит он, – то, что при крещении младенца погружают в воду, либо один, либо три раза, так как при троекратном погружении можно указать на лица Троицы, а при однократном – на единство Божества».[668]

Однако передают, что этот исключительный муж написал и другие поучительные книги. Он изложил синопсис из всех четырех Евангелий для собеседования с народом, труд нам совсем неизвестный. Счастлив, однако, необычайно счастлив тот, кто смог узнать поучения всех его трудов. Процветал же при императоре августе Маврикии и умер в самом начале правления императора римского Фоки.[669]

XXVIII. Леандр Севильский

Леандр,[670] рожденный от отца Севериана, в Карфагенской провинции Испании, по роду занятий монах и из монахов поставленный епископом Гиспальской церкви в провинции Бетика, человек приятный красноречием, выдающийся умом, также настолько знаменитый жизнью и учением, что именно его верой и стараниями народы готского рода обратились от арианского безумия к вере кафолической. Он в странствиях во время своей ссылки сочинил две догматические книги против еретиков, изобилующие знанием Священного Писания, в которых страстным пером вскрывает и изобличает ложь арианского нечестия, ясно показывая то, что против них имеет Кафолическая Церковь и насколько она отстоит от них религией и таинствами веры.

Есть и достойный похвалы его труд против учения ариан, в котором, приводя их доводы, опровергает своими ответами. Кроме того, он издал одну книжечку к сестре Флорентине, содержащую наставление девам и говорящую о презрении к миру,[671] известную под различными названиями. Также в отношении церковных обязанностей трудился с большим усердием, так он написал в двух книгах молитвы ко всей Псалтири. Также сочинил много красивых гласов [музыки] к хвалебным гимнам и псалмам и также к таинству бескровной жертвы.

Написал много писем: одно к папе Григорию, другое – к брату, в котором увещевал, что никому не следует бояться смерти. Также издал много личных писем к другим епископам, хотя и не столь блестящих словесами, однако острых в выражениях. Процветал при Рекареде,[672] муже набожном и славном правителе, во времена которого удивительным исходом завершил пределы земной жизни.

XXIX. Лициниан

Лициниан, епископ Картаго Спартариа, сведущий в Писаниях, несколько писем которого мы читали: а именно, одно – о таинстве крещения и множество к аббату Евтропию, который впоследствии стал епископом Валенсии. Остальные его научные занятия и труды к нашим заметкам не слишком подошли. Стал знаменит во время августа Маврикия. Умер в Константинополе, как передают, умерщвленный завистниками с помощью яда, но как написано: «Праведный, каким бы образом смертью не будет восхищен, душа его утешена будет».[673]

XXX. Север

Север,[674] предстоятель Малацитанской[675] кафедры, коллега и товарищ епископа Лициниана, издал одну книгу против Викентия (Винценция), епископа Цезаравгусты, который перешел из кафоличества в арианское заблуждение. Есть и другая его книжечка «О девстве» к сестре, которая называется «Кольцо», хотя в отношении ее мы признаем, что нам известно название, но не знаем содержание. Стал знаменит во времена вышеназванного императора, в правление которого также закончил жизнь.

XXXI. Иоанн

Иоанн,[676] епископ церкви Герунды, по происхождению гот, уроженец Скаллаби в провинции Лузитания. В юные годы он отправился в Константинополь, где, получив греко-латинское образование, наконец вернулся на седьмой год в Испанию, в то время. когда бушевало арианское безумие при подстрекательстве короля Леовигильда. Когда вышеназванный царь принуждал его к исповеданию нечестивой ереси, он решительно воспротивился и, изгнанный в ссылку, содержался под стражей в Барциноне, и в течение десяти лет стойко переносил множество козней и преследований ариан.

Впоследствии он основал монастырь. который ныне называется Бикларом,[677] где, собрав монашескую общину, написал правила, полезные самому монастырю, но также и необходимые для всех боящихся Бога. Написал книгу хроник,[678] весьма полезную историческим и художественным изложением истории от первого годя правления Юстина Младшего до девятого года римского императора Маврикия и четвертого года царя Рекареда. Говорят, что он написал и многое другое, которое нам неизвестно.

XXXII. Евтропий

Евтропий,[679] епископ церкви Валентины, пока он пребывал в монастыре Сирбитан и был отцом монахов, написал к папе Лициниану, о которым мы упоминали выше, весьма полезное письмо, в котором просил у него миро для помазывания крещаемых детей, после чего миро было получено. Написал также письмо Петру, епископу Иркавиценскому о монашеских ограничениях, составленное душеспасительно и весьма необходимое монахам.

XXXIII. Максим, епископ Цезаравгусты

Максим,[680] епископ Цезаравгусты, говорят, много сочинил в стихах и в прозе. Написал и краткую историю о том, что происходило во времена готов в Испании, в историческим и художественным жанре.[681] Но и многое другое, говорят, написал, каковое я еще не читал.

I.

Бог и безмерный Царь, содержащий мира громаду,[740]

Что я, убогий Евгений, прошу, соверши благосклонно:

Правую веру мою соблюди, сохрани от блужданий,

Пусть добронравье во мне неизменное вечно пребудет.

Чтобы смиренным я был, благим, правдивым, разумным,

Тайны чтоб верно хранил, не метал чтоб молнии словом.

Спутника верного дай, даруй надежного друга,

Чтоб мой служитель был трезв, бережлив, целомудрен и вежлив.

Пусть не терзает меня нищета, не гнетет меня слабость.

Пусть сохранятся во мне здоровье и малым довольство.

Роскоши я не хочу. не желаю тяжбы судебной.

Зависть да минет меня и гнусное чревоугодье.

Язвы обиды терпеть и язвить других не желаю,

Воля благая пускай побеждает злую способность,

Чтобы постыдного мне не явить ни в слове, ни в деле.

Ум пусть жаждет Тебя, дело славит, язык воспевает.

В высях гремящий Отец, даруй мне ливни рыданий,

Чтобы потоками слез я смыл грехов моих горы;

Помощь, молю, мне подай, чтоб мог сей мир одолеть я,

И чтобы легкой стопой прошел я поприще жизни.

V. О краткости этой жизни

Бременем вины гнетомый, преступленьем раненый,[741]

Песню петь я начинаю скорбными напевами:

Пусть от слез глаза влажнятся, пусть удары грудь разят.

Ныне мир больной непрочен, обрушением грозит,[742]

Дни желанные уходят, наступают тяжкие,

Приближается все злое, доброе уносится.

Плачь, несчастнейший Евгений: злая слабость настает,

Жизнь преходит, гибель близко, гнев небесный нам грозит.

В дверь стучится вестник смерти, внутрь проникнуть хочет он.

Что ж ты, грешный, все желаешь ложных мира радостей?

Что тщету не оставляешь, не стремишься к вечному?

Ищешь выгоды ничтожной, упускаешь большее.

Плоть погибнет, ты ж, несчастный, чем тогда утешишься?

He возьмешь с собой отрады ты в приют отмщения,

Грех спалит тебя горящий, дух стеснит тревогою.

И никто, никто, несчастный, не утешит уж тебя,

Ни родители с родными, ни друзья любезные.

Всё тогда тебя покинет, что любил ты сладостно.

Так исправь свои деянья, прегрешенья плачем смой,

Хлебом пусть рыданья станут, слезы станут радостью,

Обнажи изъяны сердца пред Христом, стеная, плачь!

Боже, вечное Ты благо, Ты всегда к нам милостив,

Так воззри на плач, из глуби тайной изливаемый,

Сокруши греха оковы, положи слезам предел.

И авернскому пожару[743] не предай меня, Отец,

Там, где пламень прожигает тело до костей и жил;

Здесь воздай нам по заслугам, по исходе упокой.

Смертный род, со мною вместе изливай потоки слез,

Бедняки, от сердца плачьте, вопия Христу: «Спаси!»

Может быть, ослабит гнев Он, может быть, помилует.

VI. Против пьянства

Ты, стремящийся быть благим и истину ведать,

Лютой напасти – вина – избегай как спутника смерти!

Пагубный это недуг: виноградной ягоды влагу

Меры не зная, впивать: она вредоноснее яда,

Жжет сильнее огня, больней укусов змеиных.

Больше губит вино, чем жало страшной гадюки.

Члены охватит озноб, забвенье умом овладеет.

Вмиг задвоится в глазах, неверной станет походка.

Слух поразит глухота; язык утратит подвижность

И уж не стройную речь издаст, а подобие лая.

Пьяница, ну-ка ответь, ты жив иль смерти подвластен?

Бледный, лежишь на земле, простерт, рассудка лишенный,

Очи недужный покой тяготою смертной смежает.

He отличишь ни добро от зла, ни от твердости мягкость.

Только одно лишь тебя отличает от взятого роком:

В теле несчастном твоем еще заметно дыханье.

VIII. (Стихи в библиотеке)[744]

Книги, которые знать побуждает правило веры,

Все на полках у нас в библиотеке стоят.

Можно здесь обрести пять книг почтенных Закона,

Книги Навина и Судей, деянья Руфи Моавской,

Здесь по порядку стоят двойные царские книги,

Здесь же пророческий сонм стекается, дважды по восемь.

Иов, Псалтирь, Соломон, истории повествованья,

Ездра тут же, Есфирь, Премудрость Сирахова сына,

Также Юдифь и Товит, замыкают же строй Маккавеи.

Вот вам Ветхий Завет, его завершенье и мера,

Ныне настала пора вспомнить и Новый Завет.

Тех, кто книги писал, выдает имен знаменитость:

Это Матфей и Марк, и Лука со святым Иоанном

Здесь и Павла слова цветут учености цветом,

Дважды по семь их число и книгу они завершают,

Радость добрым сердцам, нечестивым сердцам – устрашенье.

Здесь обращается к нам с улыбкой светлой Иаков,

Два посланья Петра премудрость словес излучают,

И в посланье тройном Иоанна святого ученье,

Невелика, но смысла полна Иуды страничка.

Здесь же читатель найдет деянья апостолов славных,

Те, что Лука написал, свое обессмертивший имя,

Ясное дальше в словах, но образов полное темных

Ты Откровенье найдешь Иоанна, в книге последним.

Все это тайны небес, Закона Божьего свитки,

Их подобает хранить, портить – душе повредить.[745]

Дух от чтения их возрастает в божественном даре,

Божьей любовью повит, мира соблазн отразит.

Здесь поучается он отличать от доброго злое,

Благо прилежно творить, злые советы забыть.

Здесь надменная спесь отлагает гордый обычай,

Роскошь обрящет узду, козни погибель найдут.

Стихнет крикливый здесь спор, улягутся бурные страсти,

И миролюбный покой вечно пребудет с тобой.

Нет в многословье нужды: здесь доблесть преуспевает,

Чтеньем священнейшим всё здесь истребляется зло.

Ты же, кто Бога узреть от сердца чаешь прилежно,

Эти запомни слова, и повторяй про себя.

Ныне о том лишь осталось сказать, по чьему приказанью,

Кодекс был собран из книг, кто написать их велел.

Доблестный муж Иоанн, понтифик благоговейный,

Истово службу неся, это деянье свершил.

Клир когда возглавлял он града Цезаравгусты,

Славные эти дары сам, от себя, преподнес.

Верьте: по смерти живет, по себе кто память оставил,

Чей прославляется труд, вечную славу снискав.

IХ. О базилике святых восемнадцати мучеников[746]

Храм сей блаженнейший сонм населяет мужей благочестных,

Тех, чей высокий удел горние веси стяжал.

Их, освященных чрез смерть, добродетели высшей достигших,

Трижды по шесть человек урна покоит одна.

Смело презрели они нечистые радости мира,

Веру Господню избрав, гибели предали плоть.

Рядом Энкратии прах, мужам заслугами равной,

Упокоенье обрел, – только отдельно от всех.

Весть о триумфе ее нетленном всем возвещают

Кровью пропитанный плащ и отсеченная грудь.[747]

Если захочешь узнать, как зовут мужей сих великих,

Тут же представлен тебе перечень славных имен.

Только в единый размер уложить имена невозможно,

Так что прими вразнобой, метра законы презрев.

Квинтилиана сей прах, Эводия и Кассиана;

Феликс лежит, и Луперк, и Януарий меж них.

Юлий,[748] Урбан, Примитив и с ними муж Аподемий,

Публий еще и Оптат, также и Цецилиан,

Здесь почивает Сукцесс, и здесь Матутин упокоен,

Вот и Фавст, и Фронтон, вот и святой Марциал.

Пусть и тебе этот сонм, о читатель, дарует благое,

Пусть о спасенье твоем молит властительный сонм.

Х. О базилике святого Викентия (Винценция), находящейся в Цезаравгусте, где, как говорят, пролилась его кровь[749]

Радуйся, слава тебе, Винценций, свидетель, питомец,

Ты – упование нам, радуйся, слава тебе!

Кровью своей обагрясь, ты достиг белоснежного неба,

Агнцу последовал ты, кровью своей обагрясь.

Страсти святые твои до эфира взнесли твое имя,

Пусть же народ сохранят страсти святые твои.

Здесь пролилась твоя кровь, в залог мучений телесных,

Словно поток, из ноздрей здесь пролилась твоя кровь.

Здесь и туника твоя, краю ризы подобно Христовой,

Тех, кто коснется, целит здесь и туника твоя.

Здесь прощенье грехи находят, мольбы – исполненье,

Счастлив да будет, кто здесь чает прощенье найти!

ХI. О базилике св. Емилиана[750]

Тот, кого скорбь, кого грех, кого смерть гнетет приближеньем

Бледная, или кому тело терзает недуг,

Путь направляет стопы сюда, с упованием в сердце,

Освободясь от невзгод, блага стяжает себе.

Здесь исцеленье больным, покров и надежда несчастным –

Станет им Емилиан словно как мать и отец.

Вмиг повеленье его отгонит демона злого:

Тот поспешит отлететь, муки не в силах терпеть.

Здесь движенье хромым, слепым даруется зренье;

С кожи проказа сойдет, чистой оставив ее.

К мертвым воротится жизнь, исторгнется всякая слабость,

Тот, кто здоровья лишен, снова его обретет.

Здесь своих знамений Бог возрастанье в радости видит,

Демон кручинится здесь, видя убытки свои.

Кто как проситель пришел, – учись молиться прилежно:

Тот без награды уйдет, кто, сомневаясь, придет.

Ты же, молитвы шепча, упованья свои изливая,

И из душевных глубин стон покаянный издав,

Имя Евгения также, молю, помяни среди прочих:

Этим прощенье грехам скоро заслужишь и сам.

ХII. В базилике святого Феликса,[751] находящейся в Татанезии

Вот он, Господень чертог, возводящий к атриям неба:

Сердцем кто сокрушен, пусть устремится сюда!

Скорбь отложив, обретет он радость, вернется счастливым,

Если с печалью, в слезах здесь мольбы пролиет.

Этого храма врата надписанья имеют четыре,

Первым однако ж из всех Феликс помянут святой.

Здесь утомленным – приют, здесь алчущим пища готова,

Здесь благочестный монах овчие ясли найдет.

Здание это воздвиг Этерий с супругой любезной

Тевдесуинтою он звался в былые года.

Ты, кто молиться пришел, помяни их обоих с любовью,

Чтоб и тебя самого помнил Всевышний Отец.

ХIII. Жалоба на болезнь

Горе мне, горе, увы, изможденный, тяжко вздыхаю,

Сломленный духом, едва слабые члены влача.

Близко болезнь подошла, и нет к исцелению средства:

Кости снедает недуг, сердце сжимает испуг.

Все, что крепким легко, для нас теперь непосильно:

Ибо в утробе больной места здорового нет.

Холод приносит мне боль, и тепло не всегда помогает:

Хворь мое тело гнетет, радости жизнь не дает.

Дай облегченье Христе, подай, Христе, исцеленье,

Тягостно сердцу нести столько невзгод на пути.

XIV. Плач о наступлении старости

Вот уж согбенным меня видеть хочет греховная старость

С новой печалью в груди песни слагаю свои.

Слезы потоком бегут из очей, как с вершины росистой,

Шепот печальный из уст к вышнему небу летит.

Лучше пускай он тогда ложится в стройные ямбы,

Нежели душу томить будет несносная боль.

Жестокий возраст, старость нечестивая,

Ты благо пожираешь жадной глоткою,

И черной пастью плотоядно скалишься

На смертный род, как мачеха свирепая,

И смерти острием разишь, изранивши.

С твоим приходом сила оставляет нас,

Уходит здравье, хвори приближаются,

Тупеют чувства, красота отъемлется,

Больная грудь истаивает вздохами,

He в радость жизнь, отрадно лишь стенание.

Крушишь ты кости, лик сечешь морщинами,

Изводишь кудри и седыми делаешь,

Стираешь зубы, наполняя рот слюной,

Плоть сотрясаешь дрожью отвратительной,

Грозишь горячкой и несешь страдания.

С тобой подагра твердые бугры родит,

Исходит кашель слизистой мокротою,

По коже язвы жгучие расходятся,

В питье и пище вкуса нет привычного,

Один лишь плач приносит утешение.

Когда умом усталым так подумаю,

To хочется, оставив преходящее,

Бояться Бога и стремиться к вечности,

Считать земные блага перстью бренною,

Всегда молиться, и твердить в стенаниях:

«Уйдите прочь, пустые мира радости,

Богатства тлен и дольний прах имения,

Почет и лесть, забавы вредоносные».

Конец уж скоро, обрушенье близится,

Стучится в наши двери смерть кровавая.

О ненасытная смерть, к тебе обращаю упреки:

Что ты меня нагнала? Что так поспешно пришла?

Ты заставляешь бежать быстроходно идущее время,

И ускоряет свои рок беспощадный шаги.

Только приблизишься ты, исчезнут радости жизни,

Смертная тень налетит, света сиянье бежит.

Тотчас же наше нутро застывает в оцепененье,

Очи смежаются вмиг, молкнет болтливый язык.

Глохнут, как будто стеснив отверстья пространные, уши,

И уж не мил никакой мертвым ноздрям аромат,

И не вместит в себя грудь живоносные воздуха струи,

Хладные члены тверды, кровь их не может согреть.

Гноем становится плоть, червей добычей желанной,

He человек уж на вид, – прах полусгнивший лежит.

Много ужасного я воспел, много страшного в песни,

Ныне ж о том расскажу, что и помыслив, дрожу.

Вижу престол Судии, помост высокий и скорбный,

Тот пред которым нельзя смертному страх побороть.

Белые стелет венцы небесная рать перед троном.

Каждый в назначенный час робко подходит, склонясь.

Господа может узреть, любить Его неизменно,

В душу вселятся тогда вместе любовь и боязнь.

Гноище, черви, зола куда сокрыться сумеют,

Если и чистым сердцам страшно увидеть Христа?

Грабил, губил, притеснял, совершал преступленья бесчестно,

К зову убогого глух сердцем не раз я бывал.

Тело свое осквернял, распущенной похотью ранил,

Вот почему я дрожу, вот почему обречен.

Лютый мой гнев никогда не смягчался милостью кроткой,

В ярости желчь изрыгал, близок к убийству бывал.

Дух мятется, боясь подвергнуться казни подобной:

За совершённое зло время ответить пришло.

Если в оставшийся срок и хотим расстаться с пороком,

Долго огнем будет жечь душу ужасная печь.

Кары такой я страшусь, трепещет сердце в боязни,

Боже Всевышний, к Тебе я обращаюсь с мольбой,

(Ведь без Тебя не подъять злодеяний тяжкую глыбу,

Язв ума не избыть, пятен порока не смыть).

Ты мне грехи отпусти, отпусти мне мои преступленья,

И о паденьях забыв, добрым учи меня быть.

Сердце молящее Ты прости, толкущую душу,

Ту, что боится огня, плача и горько стеня.

Праведным радость даруй, святым пожалуй награды,

Ну а Евгению Ты легкую пеню назначь.

XXV. Эпитафия царю Хиндасвинту[752]

Плачьте все обо мне, кто круг земной населяет,

Так пусть смывает вода ваши пороки всегда,

Так милосердный Христос долги пусть ваши оставит,

Путь да откроется вам к вышним небесным вратам.

Стон погребальный душой сокрушенной вы исторгайте

Будет пускай этот плач слезный и свят, и горяч.

И о погибшем, о мне, молитесь Господу Богу,

Вздох испустив из груди, с воплем: «молю, пощади».

Хиндасвинтом меня называли, другом пороков,

Звали виновником бед Хиндасвинтом меня.

Гнусным, ужасным, лихим, неправедным и нечестивым.

Благу был чужд я всегда, зла не бежал никогда.

Что негодяи творят, к чему душегубцы стремятся,

Было усладою мне, худшего в мире и нет.

He оставалось греха, какого бы я не изведал,

Сведущ в пороках я был и непотребство любил.

Вот обратился во прах, я, скипетр царский державший,

Пурпуром прежде повит, ныне же в землю зарыт.

Что мне пользы теперь в багряных покровах роскошных,

В блеске зеленых камней, в царской короне моей?

Нет мне нужды в серебре, нет радости в злате блестящем,

Давит дворцовый гранит, тяжесть сокровищ теснит.

Жизни презренной меня покинула ложная слава,

Смертный я вздох испустил, очи навеки смежил.

Счастлив лишь тот, да, лишь тот, Христовой милостью, счастлив,

Кем овладеть не смогли бренные блага земли.

XXVI. Эпитафия на гробнице царицы Рекиберги[753]

Если бы в выкуп за смерть принимались камни и злато,

To никогда бы цари не расстались с жизнью земною.

Но поелику один удел всем смертным назначен,

To ни царей не спасут богатства, ни нищих – рыданья.

Вот и тебя, о жена, коль не смог победить я судьбину,

Чин погребенья свершив, предаю святых попеченью,

Чтобы в тот час, как сойдет пожирающий пламень на землю,

К сонму их приобщена, ты с ними вместе воскресла.

Ныне ж, любезная мне, прощай, Рекиберга, навеки,

Ложем довольствуйся тем, что Рекесвинт[754] приготовил.

Плач о супруге свершив, осталось годы исчислить,

Те, что составили жизнь и время нашего брака.

Семь без малого лет супружество наше продлилось,

Дважды одиннадцать – весь ее век, да месяцев восемь.

XXXVII. Семистишие о начале мира[755]

Первый день на земле получил сияние света,

День второй на водах струистых небо воздвигнул,

Третий день принес многоводное море и травы,

День четвертый – луну, и солнце, и звезды на небе,

Пятый – птиц породил пернатых и рыб водоплавных.

День шестой – зверей и племя людей многомудрых.

В день седьмой почил Господь, совершив все, как должно.

XXXIX. Об изобретателях букв[756]

Моисей евреям первым знаки букв изобразил,

Финикийцы мудрой мыслью дали буквы Аттике,

Те, что мы, латины, знаем, Никостратой[757] созданы,

Авраам письмен сирийских и халдейских был творец;

А египетских – Исида, с мудростью не меньшею,

Буквы ж гетские Гульфила[758] ввел, из всех последними.

LXXVI. Заключение

О всемогущий Творец всего, царей всех Создатель,

Вышний, молитву мою Ты благосклонно услышь!

Победоносную длань простри в защиту святого

Принцепса нашего: Ты шлешь за обеты дары.

Славные пусть он всегда над врагом справляет триумфы:

Это угодно Тебе, это желанно и мне.

Чтобы в немногих словах я мог молиться о многом:

Благо пускай обретет, зла же нигде не найдет, –

Дар ему этот даруй, Тебе молюсь, Триединый:

Царствуя, ткешь Ты, как ткань, вечность из лет и времен.

CI. O лете[759]

Все невзгоды, тяготы все, какие

Порождает лето, воспеть желая,

В грусти я сапфический стих слагаю,

Все их изведав.

Вот уж небосвод, раскаленный жаром

Фебовым, пылает и сушит реки;

И гремит печально, и шлет на землю

Молний блистанье.

Разразится ливень, враждебный лозам, –

Как доспех, сорвет с них и цвет, и листья;

Чаянья плодов нас лишают камни

Льдистые градин.

Вот уже уста иссушает жажда;

В лихорадке бренные страждут члены,

И по телу пот изобильный льется

Смрадной волною.

Вот грозит беда от надутой жабы,

Ог лесной гадюки, змеи холодной;

Ящерица сеет заразу; мучит

Яд скорпиона.

Вот засилье мух наступает, мошек,

Комаров кусачих, клопов зловонных,

А ночной порою наносят блохи

Телу уколы.

Господи, услышь, отгони чудовищ,

Дай отдохновенье, покой пошли мне,

Чтобы сном я мог насладиться мирным

Ночью глубокой!

Перевод с латинского Т. Л. Александровой

Предисловие

Решительно никто не усомнится, что истинны чудеса отцов православных и всецело правоверных, которые обнародовал в книгах «Собеседований», изложив правдивым пером, святейший и знаменитый учитель предстоятель города Рима, Григорий, воспламеняемый благодатью Утешителя Духа, которой некогда Всемогущий Бог удостоил действовать в рабах Его, благоугодивших Ему ради славы имени Его.

Да не смутится кто-нибудь духом недоверия из-за того, что кажется, что в древние времена это происходило и, возможно, не очень поверит, и пусть не сочтет, что выше упомянутый святейший избранный муж, святилище Духа Святого, пустыми и невнятными словами затемнил что-то, между тем как всем совершенно очевидно в свете Евангелия, что Господь гласом владычным всегда творил и поныне творит (Ин.5:17).

По этой причине, чтобы вера всех читающих и слушающих укреплялась большим доверием, мы рассказываем то, что было в городе Мериде в нынешние времена, каковое мы узнали не по рассказам других или из выдуманных историй, мы сами своими ушами слышали от тех, о которых мы точно знаем, что они, чудесным образом выйдя из тел, достигли Царствия Небесного.

1. Рассказ о смерти раба Агуста

Некий раб, еще не велик возрастом, а точнее сказать, юноша, по имени Агуст, невинный, простой и не знающий грамоты, когда исполнял вместе с другими рабами, своими товарищами, в обители знаменитой девы Евлалии честно и рассудительно обязанности своего служения, которые ему были поручены достопочтенным мужем, настоятелем монастыря, внезапно заболел. Когда многие, как это принято, приходили его навестить, и я сам часто приходил, случилось однажды ночью, когда совершалось обычное всенощное бдение – ибо таков был обычай в этой святой церкви, чтобы в зимнее время отдельно совершалась Господу служба бдения и отдельно утреня, образуя небольшой перерыв. Итак, во время этого перерыва я отправился навестить его и, вошедши в келью, в которой он лежал на постели, всех, кто там находился, я нашел погруженными в сон, так что никто из них не был бодрствующим к моему приходу. Я обнаружил, что свет, который там горел, был погашен. Затем я стал побуждать всех лежащих перед ним встать и приказал, чтобы снова зажгли свет, который был потушен.

Затем, когда принесен был свет, я стал расспрашивать, как упомянутый Агуст себя чувствует. И он ответил: «Право же, то, что касается надежды на нынешнюю жизнь, я скажу, что уже все члены моего тела расслаблены, так что никаких сил совершенно не осталось. Что касается надежды на жизнь вечную, я радуюсь, что не только имею надежду, но утверждаю, что даже видел Самого Виновника жизни вечной Господа Иисуса Христа с ангельскими полками и неисчислимым множеством всех святых».

И как только я это услышал, сразу же я затрепетал, впав в сильное замешательство, и стал умолять, чтобы он поведал мне все то, что видел, подробно. На это он ответил мне: «Призываю в свидетели Господа неба и земли, что я тебе передаю ни какое-то призрачное видение, но, чтобы ты больше мне поверил, я скажу тебе также то, что этой ночью я не спал».

И когда он это сказал, начал рассказывать так: «Я был в прекрасном месте, где было множество благоухающих цветов, зеленеющие травы, розы и лилии и много венков из драгоценных камней и золота, также неисчислимые покрывала из чистого шелка, и нежный воздух, освежающий все своим дуновением легкой прохладой. Также там я увидел множество скамеек, расположенных справа и слева. В центре же возвышалось сидение, расположенное очень высоко. И было там много отроков, все украшенные и красивые, приготовлявших столы и удивительную трапезу. He от какого-то мелкого домашнего скота, но все от столь крупного и откормленного великое множество блюд приготовлялось во всяческом изобилии, и все, что приготовлялось, было белое, как снег. И ожидали прихода Господа своего Царя».

Тогда я, недостойный, рассудив, что мне будет служить к большой пользе чудо столь великого события, если бы я услышал более подробно το, о чем он повествует, говорю ему: «Скажи мне, прошу, что ты делал, пока приготовлялось το, о чем ты рассказываешь?» Он же ответил: «Я целовал всем ноги, они же говорили: «Благословен Бог, Который во благо тебя привел». Пока они это говорили и исполняли все служение, внезапно пришло великое множество одетых в белые одеяния, все украшенные золотом и драгоценными камнями и увенчанные блистающими золотом венцами. И один строй этого множества шел с правой стороны, другой – с левой, и так приближаясь с двух сторон, образовывали неописуемую свиту своему Царю. Посреди них же шел Муж блистающий, необыкновенно прекрасный, благородный внешностью, видом славный, ростом выше всех, ярче солнца, белее снега. И когда они приблизились к приготовленным скамьям, воссел прекрасный этот Муж на возвышенное место, остальные же, подходя и поклоняясь Ему, занимали свои места на скамейках. Затем Он всех благословил. Тогда им принесли приготовленные кушанья.

В то время как они приступили к еде, сказал этот величественный Муж, Который возвышался над всеми, кто там находился: «Здесь ли этот немудреный [ юноша ]?» Они же отвечали: «Здесь, Господи.» Тогда Он сказал: «Пусть предстанет перед Моими очами.» Я же стоял на расстоянии и смотрел во все глаза. Когда я был поставлен перед Его очами, я начал сильно дрожать. Он же сказал мне: «He бойся, чадо! Встань у Меня за спиной и там стой.» И прибавил: «He бойся! Знай, что Я буду твоим Защитником. Никогда у тебя не будет ни в чем недостатка. Я всегда тебя буду питать, Я всегда буду тебя одевать, Я во все времена буду тебя покрывать и никогда не оставлю.»

И вот на том пиру я вкусил питие, которого никогда не видел и которое Он приказал мне принести. Попробовав его, я стал пить с огромным удовольствием. И я истинно говорю, что благодаря этой пище так восстановились мои силы, чтобы впоследствии никогда никакой другой пищи кроме этой не желать. И вот, когда завершился пир, Он сказал мне: «Это множество уйдет. И ты вместе со Мной отправишься в другую жизнь, так как Я тебе покажу Мой заповедный сад, который имею.» И снова все, уже по окончании пира, подходили и поклонялись Ему. Царь же, благословляя их, отпускал их идти. Когда же они удалились, подошло к возвышению Его, я не знаю, сколько людей, восклицая и вопия со многим плачем. Как только Он услышал их голоса, сказал: «Выведите за ворота дурных рабов, недостойны они видеть лица Моего.» Когда Он это сказал, они немедленно были уведены, так что более я не мог видеть их и узнать».

И опять, стараясь разузнать, я сказал: «Прошу, сынок, скажи мне, узнал ли ты там кого-либо из тех, кто нам в этом веке был знаком и уже, призванный, ушел с этого света». Он на это сказал: «Люди, которых я там видел, отличались от людей, которых мы видим сейчас, ибо все они украшены и другой наружностью, и другой одеждой». Затем он прибавил: «После же того, как вывели тех людей за ворота, встал Он, прекраснейший среди всех Господь со своего трона и, взяв меня за руку, привел в изумительный сад, где протекала река, в которой была вода по виду хрустальная, и вдоль берега той реки – множество благоухающих цветов и деревьев, источающих разнообразные сладостные ароматы. И так двигаясь вдоль реки, мы дошли до места, которое и до ныне я вижу, лежа на постели моей».

Это часто упоминаемый отрок передал мне в присутствии многих людей. Вот почему я, недостойный и первый из всех грешников, служитель Христов, весьма захотел написать все, что он рассказал, хотя и другими словами, однако по смыслу то же самое.

После же этого я поспешил возвестить все, что я услышал, святейшему мужу, господину и аббату моему. Когда он это узнал, как всегда у него было в обычае, исполненный глубокого благоговения, как можно скорей поспешил он к тому Агусту и, страстно желая услышать из его уст то, что он только что рассказал, стал расспрашивать о том, что он видел. И Агуст святым его ушам поведал то же самое, что прежде рассказывал, повторив без изменения. Затем повторил то же самое, что только что говорил, некоему благому блаженнейшему мужу, священнику и всем братьям, поскольку они его просили.

Ибо вскоре начал дух его пламенеть желанием получить отпущение грехов. Тотчас он получил его, и в то время как я спешно ушел ради молитвы в базилику Святой Приснодевы Марии, которая находилась в пяти милях от города Мерида – базилику эту народ еще поныне называет Квинтисина – вернувшись оттуда уже, когда стало смеркаться, я нашел его умершим. И так как был уже вечер, его не похоронили в тот же день.

Когда же пришла ночь, в то время как тело лежало непогребенным в келье, в которой он умер, в ночную непогоду тот же Агуст позвал громким голосом снаружи по имени другого раба, своего ровесника, которого звали Квинтилиан. Услышав его голос и узнав, один раб по имени Вераниан, простой и правдивый, тотчас встал и, выйдя за дверь, удостоился увидеть самого Агуста, стоящего в белом, но, пораженный страхом, он не решился подойти к нему ближе. Он клятвенно свидетельствовал, что увидел лицо его снежной белизны.

На другой же день тело его по обычаю предали погребению в базилике святейшей девы госпожи моей Евлалии.

2. Рассказ о смерти некоего монаха кавлинианиата

Многие и достойные мужи передают, что прежде нас достаточно много лет по милосердию Божьему в провинции Лузитании милостиво творилось чудо нашего спасения.

Некогда монастырем, название которому Кавлиниана, расположенным на расстоянии восьми миль от города Мерида, управлял благочестивый муж блаженной памяти аббат Реноват – впоследствии также он был понтификом и чудотворцем города Мерида. Как человек предусмотрительный, весьма острого ума, успешный во всякой науке и отличавшийся страхом Божьим, он с настоятельной заботой призывал всех бывших там монахов своим добрым образом жизни и примером святых дел к высшему отечеству. И все стадо следовало за пастырем, указывающим путь по узким дорогам и горным тропам. Ненасытный волк всеми силами пытался у него растерзать хищной пастью одну овцу. А именно, когда собрание общины пребывало в молитвах Богу и оставалось на правильном пути в страхе Господнем, некий монах, отвергнув их святейшие обычаи, предаваясь безбоязненно чревоугодию и пьянству, обрекал сам себя на погибель. Затем уклонившись к еще большей пагубе, также начал воровать все, что только мог найти.

Между тем упомянутый человек Божий часто ласково увещевал его, но с трудом мог обуздывать. Снова и снова он принимался обличать его словесно. Но так как тот не отступал от притягательного удовольствия обжорства и от склонности к воровству и алчности, аббат приказал сечь его плетьми, изнурять постами и держать в темнице. Но тот, пребывая в прежних грехах, не только от позорных дел не отступил, но, оскверняясь всякий день все больше и больше, торопился предать себя мрачным глубинам Тартара.

Когда аббат увидел, что тот настолько продолжает идти дорогой страстей, что не пожелал исправиться ни от многократных укоров, ни от частых побоев, предавшись глубокой сердечной печали, отпустил его жить по желанию сердца его. Итак, он приказал тем, которые заведовали монастырскими кладовыми, не запрещать ему, в какое бы время тот ни пожелал войти, и то, что найдет самого лучшего и сладкого, разрешать есть и пить вплоть до тошноты. Также что бы ни пожелал унести и спрятать по своей привычке, пусть беспрепятственно имеет такую возможность, чтобы лучше понять, что он будет делать, после того как доставит удовольствие вкусу и желудку.

Он же, обнаружив замки в соответствии с предписанием открытыми, как передают, тайно проник в монастырские изобильные кладовые. Однако охранники видели издали, как он заходит с хитрыми уловками, и, наблюдали – а он даже не подозревал о том – что он будет делать. А он все сладкое и приятное из еды и напитков, что находил, все подряд пожирал и выпивал и, помрачившись умом, едва мог идти.

После этого, взяв украдкой различные кушанья, а также сосуды с вином. которые в просторечии называются гиллоны, или бутылки, вынес в близлежащий монастырский сад и спрятал в зарослях кустарников и камышей в укромном месте.

Затем, пресыщенный едой и опьяневший от вина, он постелил себе ложе и рядом положил то, что украл. Хотя он уже не испытывал удовольствия и от чрезмерно отягощенного желудка его тошнило, он, однако, все еще желал есть и пить. Но чем больше он ел, тем больше страдал желудком. Вскоре побежденный сном, он уснул. Затем пришли собаки и то, что он принес, съели. Итак, охранники, увидев с противоположной стороны сосуды, которые он вынес, пока он спал, возвратили их в кладовую.

Между тем так происходило в течение долгого времени, и никто уже не верил, что он когда-нибудь исправится. Но Пастырь и Спаситель добрый вырвал его из пасти льва.

Ибо случилось, что в какой-то день он, по обыкновению, вышел пьяный из кладовой на рассвете. Как увидели его пьяным маленькие дети, которые под присмотром педагогов занимались в школе, тут же стали громко кричать: «Исправься, жестокосердный! Исправишься ты когда-нибудь? Вспомни Страшный суд Божий! Вспомни, что нужно убояться испытания Его, внушающего трепет. Вспомни, что следует ужаснуться и устрашиться сурового воздаяния суда Его. Вспомни, наконец, свой возраст и поменяй привычки свои к лучшему и хотя бы за день до смерти исправь свою жизнь! Даже нам, детям, не позволено вести себя так, как ты себя ведешь, хотя тебе, который гораздо старше возрастом, следует быть более разумным!»

И когда он это услышал, внезапно устыдился, густо покраснев, и раскаялся и, поднимая глаза свои со слезами к небу, рыдая, сказал: «Господи Иисусе Христе, Спаситель душ, Ты, Который не хочешь смерти грешников, но, чтобы они обратились от порока и были живы, молю Тебя, исправь меня и отними это позорное бесчестие от лица моего и, если Тебе угодно, избавь меня от этой жалкой жизни, чтобы мне не слышать более упреки».

И божественное милосердие не замедлило услышать его. В тот же миг тут же на месте, пораженный болезнью, он стал гореть от сильной лихорадки. И, конечно, перемена свыше в такой степени спасительно его изменила к лучшему, что, отвратившись от всех плотских удовольствий, пылающей душой он искал только лекарство в покаянии и страстно желал таинства Тела и Крови Господней.

Но между тем вышеупомянутый благодетельный отец решил, что тот страстно стремится к этому безумным и нечестивым умом. Он понудил его принести полное покаяние и затем уделил последнюю милость. В течение трех дней и столько же ночей слезам и удивительной исповедью он каялся.

На третий день после этого, готовясь покинуть тело и прощаясь с братией, он сказал так: «Узнайте, что все преступления мне прощены. И вот у дверей святейшие апостолы Петр и Павел, и еще блаженный архидьякон и мученик Лаврентий с бесчисленным сонмом одетых в белые одеяния ожидают меня, с ними надлежит мне отправиться к Господу». И сказав это, вышел из тела. По обычаю, тело его было предано погребению.

Спустя пятнадцать или более лет достопамятная река Ана, чрезвычайно увеличившись и выйдя из берегов своего русла, широко разлилась и по берегам разрушила много строений в соседних именьях. Также перевернула и постройки Кавлианинского монастыря.

Когда монахи захотели их восстановить, вышло так, что в то время, как они чинили основание склепа, в котором лежал вышеупомянутый, открыли само захоронение. И тут же разлился приятный аромат. Был же он найден нетронутым и невредимым, как если бы был погребен только что, и было заметно, что ни одежда его, ни волосы не имели повреждений.

3. Рассказ о смерти аббата Нанкта

Пока мы стараемся рассказывать истории о недавних событиях, мы забыли древние подвиги предков.

Многие рассказывают, что много лет назад во времена царя визеготов Леовигильда[767] пришел из африканских стран в провинцию Лузитанию аббат по имени Нанкт, который долгое время проводил там жизнь в святости. По обету он стремился прийти в базилику святейшей девы Евлалии, в которой покоилось ее священное тело.

Но, как передают, он уклонялся от всякого взгляда на женщин как от змеиного укуса, не потому что презирал женский пол, но потому что боялся впасть в порок вследствие искушения от увиденного зрелища. Куда бы он ни шел, он приказывал одному монаху идти на некотором расстоянии перед собой, а другому сзади, чтобы не увидеть женщины.

Как мы уже говорили выше, когда он пришел в базилику святой девы и мученицы Евлалии, он со многими молитвами умолял благочестивого мужа дьякона Редемта, который находился там, чтобы, когда он из кельи в церковь для молитвы в ночное время будет идти, была бы поставлена охрана, дабы его внутри не увидела никакая женщина.

Но пока несколько дней в той святой церкви он оставался, некая благороднейшая и святейшая вдова по имени Евсевия возжелала страстно его увидеть, но он ни в коем случае не позволял, чтобы она его увидела. Когда же разные люди многократно его просили, чтобы он удостоил ее встречи и он решительно не соглашался, она, подумав, упросила упомянутого дьякона Редемта, чтобы во время утренних молитв, пока аббат Нанкт из церкви возвращается в келью, она бы укрылась в потаенном месте. И приказала вокруг зажечь яркий свет свечей, чтобы издалека увидеть этого святого мужа, что и было сделано.

И на том месте, где его коснулся женский взгляд (хотя он об этом не знал), с великим стоном он рухнул на землю, как если бы был тяжко поражен ударом большого камня. Тут же он начал говорить тому дьякону: «Да простит тебе Господь, брат. Что ты натворил?»

После этого он, отправившись отnуда с несколькими братьями, достиг пустынного места и там соорудил себе убогое жилище.

Но поскольку он там обильно блистал добродетелями и о нем стала распространяться молва, дошло это до слуха правителя Леовигильда. И хотя он был арианином, однако, чтобы поручить себя его молитвам ко Господу, он определил этому мужу исключительное право владения этим местом, которое относилось к царским угодьям, чтобы от него он вместе со своей братией имел бы средства для пропитания и одеяния. Муж Божий решительно отказался это принять. Но в то время как он отказывался, посланник, отправленный царем, сказал: «Ты не должен пренебрегать приношением сына твоего». Тогда он принудил себя принять.

После же нескольких дней люди, обитавшие в том месте, начали меж собой говорить: «Давайте пойдем и посмотрим, каков он есть, господин наш, которому нас отдали». И когда они прибыли и увидели его в убогой одежде, с неприбранными волосами, призирая его, сказали друг другу: «Лучше нам умереть, чем служить такому господину».

И затем, спустя несколько дней, когда святой муж Божий вел по лесу на выпас несколько овечек, застигнув его одного, умертвили, свернув ему шею.

Спустя некоторое время эти убийцы были схвачены и в оковах доставлены к царю Леовигильду. Ему рассказали, что это те, которые умертвили раба Божьего. Он же хотя не был правильной веры, однако вынес справедливый приговор, сказав: «Освободите их от оков и позвольте уйти. И если они убили истинного раба Божьего, без нашего возмездия пусть Бог покарает их за смерть раба Своего».

И там, где это было сказано, они и были освобождены. И сразу же демоны стали мучить их и терзали их много дней до тех пор, покуда души их не были исторгнуты жестокой смертью из тел. Благодарение Богу.

4. Рассказ об исходе и о чудесах святых епископов Меридских Предисловие

Опуская велеречивые пышные речи и отметая бурлящую пену краснобайства, ныне также мы рассказываем, безыскусно и правдиво, в простых выражениях то, что есть во всех отношениях истинно. Ибо если бы мы бы пожелали замутнить темными речами το, о чем известно, что оно ярче света, мы бы не назидали, но утомляли души слушателей, поскольку, когда разум многих неученых людей понимает мало, слух утомляется.

И поэтому, как мы пообещали выше, чудеса, совершенные некогда святыми отцами, мы излагаем просто, так, как дошло до нас в многочисленных пересказах.

Многие передают, что святой муж по имени Павел, по происхождению грек, по роду занятий врач, прибыл в город Мериду из восточных стран. После того как в течение долгого времени он там вел жизнь в благочестии, изобилуя многими добродетелями, и превзошел всех смирением и добротой, Богом было ему определено, что он достоин звания понтифика вышеупомянутого города. И там, где он был по избранию Божьему рукоположен во епископа, Бог тут же отъял жестокие распри, которые сотрясали эту церковь во время его предшественника, и даровал великое умиротворение Церкви Своей по его молитвам.

Пока он по милости Божьей мирно и благодетельно управлял всеми своими гражданами и в заботах о всех проявлял нежную любовь своего святого сердца, случилось, что жена одного влиятельного благороднейшего человека города из сенаторского сословия заболела, а она и сама, рожденная под знаменитым гербом, носила благородного отпрыска. Но когда супруга имела во чреве, этот младенец в животе был ушиблен.

Многие врачи применяли к ней различные средства, и она не почувствовала никакого облегчения от лечения, но, пребывая в тяжелом состоянии, с каждым днем приближалась к смерти. Тогда вышеупомянутый знаменитый муж ее, так как у него ничего не было дороже супруги, и не было ничего, чем бы он ради жены ни пожертвовал, пренебрегши всеми врачами, отправился в надежде на исцеление к тому святому мужу. Бросившись к его ногам, он со слезами умолял его упросить Бога молитвами своими о спасении его супруги, поскольку он раб Божий и к тому же еще и врач. И просил, чтобы он не посчитал зазорным своей рукой доставить исцеление больной.

Но муж Господень тотчас ответил, говоря: «То, к чему ты побуждаешь меня, не позволено делать, так как, хотя я и недостойный священник Господень, приношу бескровную жертву своими руками Господу, и не могу поэтому το, о чем ты говоришь, выполнить, дабы после этого я не принес оскверненные руки к святым алтарям и не вызвал этим справедливый гнев Божий». И еще он прибавил: «Во имя Господа, – сказал он, – мы пойдем, посетим ее и дадим церковных врачей, которые будут ее лечить, а мы покажем, насколько разумеем, как им следует совершать лечение».

Тот же, зная, что лечение ни одного врача не возымело действия, что его жена уже при смерти, начал с горьким плачем изо всех сил умолять его, чтобы никого туда не отправлял, но сам лично пришел и то, что считает нужным, сделал бы своей рукой.

Но так как тот отказывался и решительно не соглашался, все братия, присутствующие рядом, со слезами просили его пойти. И он сказал: «Я знаю, сколь велико милосердие Божье и верю, что, когда я приду, это и больной поправит прежнее здоровье, и мне даст прощение за мое упорство. Но я совсем не уверен, что впоследствии дурные люди не поставят мне это дело в вину».

Ему все братия на это ответили: «Ни один из нас из-за этого ничего не скажет. Но отправляйся, господин, и со всей поспешностью сделай то, что послужит тебе наградой». Побуждаемый их просьбами, он пообещал отправиться, только прежде он должен узнать волю Божью, чтобы, отправившись легкомысленно, наудачу, не совершить того, за что будет наказан судом Божьим и потом с трудом сможет заслужить прощение.

И вот оттуда он отправился в базилику святейшей девы Евлалии и там, простершись, лежал на каменном полу в течение целого дня и, пребывая неустанно в молитве, оставался так в последующую ночь.

И пребывая там, спустя какое-то время он был наставлен божественным откровением, и тотчас, встав, безотлагательно с великой поспешностью направился к дому больной женщины. Он совершил молитву и положил руки с именем Господа на немощную. С упованием на Бога он сделал удивительно тонкий, тоньше тонкого надрез ножом и самого младенца уже разлагающегося стал извлекать по частям. Женщину же уже при смерти и полуживую с помощью Божьей тотчас вернул ее мужу невредимой. И предписал ему, чтобы она впредь мужа не знала, ибо в тот момент, как только узнает соитие с мужчиной, сразу случится с ней еще худшее.

И они, бросившись к ногам его, воздали благодарность и обещали все, что муж Божий предписал, целиком исполнить, взывая к Богу, что если не соблюдут, то пусть им потом будет еще хуже.

И случилась в доме невыразимая радость и безмерное веселье, и все, молитвенно восклицая похвалы Богу и приплясывая, говорили, что истинно Господь послал ангела своего, который сотворил милость.

Затем они сделали такую запись о своем имуществе, чтобы с этого времени святой муж имел бы половину от всего того, что они имели, другая же половина после их смерти неделимая и нетронутая должна перейти под его власть. И столь великое множество было у них богатств, что никто из сенаторов, которые были в провинции Лузитания, не был их богаче. Он от этого решительно отказался и отверг и не хотел принять, но, поскольку они не отступали и очень настойчиво уговаривали, вынужден был, в конце концов, согласиться. Принял же это не столько для своей пользы, сколько для того, чтобы употребить, как он приказал, для нужд бедных.

Те же, от которых было ему приношение, пребывая в страхе Божьем в чистоте, спустя недолгое время были взяты по божественному призванию в высшее отечество. Когда они умерли, святейший епископ Павел удостоился принять все имущество их. И тот, который пришел странником, ничего не имеющим, стал могущественнее всех могущественных настолько, что все средства церкви в сравнении с его богатствами почитались за ничто.

Затем, когда в течение многих лет он безмятежно наслаждался со своим народом благоприятным временем и по милости Божьей, проводя жизнь, исполненную добродетели, процветал, случилось, что однажды из страны, в которой он родился, прибыли на кораблях с Востока греческие купцы и причалили к берегам Испании.

И когда они пришли в город Мериду, по заведенному порядку прибыли представиться к епископу. Они были благожелательно приняты им и, выйдя из его атриума, возвратились в дом. в котором остановились. На следующий день они отправили ему подарок в благодарность за прием, послав отрока по имени Фидель, который прибыл из их страны, нанявшись ради получения заработка.

И когда юноша предстал перед очами епископа и принес с благодарностью отправленные дары, святой муж милостиво принял его и начал подробно расспрашивать, как его зовут, из какой он провинции и из какого города. Итак, когда тот сказал свое имя и назвал свой город, увидев юношу по природе доброго, стал его по порядку обо всем расспрашивать и спросил имена его родителей. И тот обстоятельно и просто отвечал на вопросы о родине, городе, деревне, именах родителей. Когда он это говорил, епископ узнал имя своей сестры. Тут же встав со своего кресла, на глазах у всех он заключил юношу в объятья – так был из-за этого глубоко растроган – и, бросившись ему на шею и многократно целуя его, проливал обильные слезы.

Тут же он приказал пригласить вышеназванных купцов и сказал им: «Этого мальчика оставьте мне и требуйте от меня всего, что хотите». Но они ответили: «Мы не можем это сделать, потому что он смышленый и мы взяли его в наем у родителей за плату. Без него мы ни в коем случае не можем возвратиться к его родителям. Как мы будем глядеть им в глаза, если оставим его здесь, в этой отдаленной стране?» Он же возразил им: «Да будет вам известно, что если вы мне его не оставите, то в отечество свое не вернетесь. Но лучше примите от меня довольно денег и уходите безбоязненно, отправившись с миром». Услышав это, более не в силах противиться столь могущественной власти, они сказали ему: «Скажи нам, господин, что за причина, по которой ты удостаиваешь такой любовью незнакомого тебе человека?» Епископ же ответил, что этот юноша его свойственник и ближайший его родственник, и прибавил: «Во имя Господа без какого-либо замешательства возвестите моей сестре, что сына ее я удержал при себе ради утешения в моей утрате». Послав через них сестре разные дары, он и самих моряков щедро наградил многими дарами. Так, облагодетельствованные щедрыми подарками, они, весьма довольные, возвратились в свое отечество.

Когда они удалились, тотчас епископ приказал постричь названного юношу и предложил ему стать служителем всемогущего Бога. И как бы новый Самуил тот усердно поучался днями и ночами в храме Господнем так, что в течение немногих лет он в совершенстве изучил все церковные обязанности и все книги Священного Писания. Затем, проведя его через несколько ступеней, епископ рукоположил его в дьяконы.

Вскоре став храминой Святого Духа, он так заблистал всеми добродетелями, что святостью, любовью, терпением и смирением превзошел всех священнослужителей. И настолько он был мил и приятен Богу и людям, что его считали одним из ангелов.

Между тем, пока он в течение многих лет безукоризненно служил Богу и во всем с любезной кротостью повиновался вышеназванному воспитателю своему и приятно скрашивал его старость без каких-либо огорчений, вот этот вышеназванный блаженнейший отец, после того как прошло уже много лет, склоняясь уже к дряхлому старческому возрасту, выбрал его себе в преемники и даже на свое место еще при жизни своей рукоположил и назначил наследником всех своих богатств. Ибо он определил в завещании условие, что если священство Мериды захочет его иметь понтификом, то все имущество, которое тому причитается после его смерти, останется в вышеупомянутой церкви, а если нет, то наследник имеет полное право как угодно распоряжаться указанным имуществом. Конечно, это решение святой муж объявил, поскольку Святым Духом ему было открыто и он предвидел благодаря дару прозорливости, что страшная зависть побудит многих коварных людей противодействовать этому мужу и они впоследствии, аки псы, набросятся на него со всех сторон и, охваченные пламенем ненависти, станут безжалостно терзать.

Между тем как по определению Божию он сделал Фиделя предстоятелем, тот так сильно желал оставаться при нем и служить ему, как он привык это делать во время дьяконского служения, что, оставляя свое жилище, находился при нем как слуга, исполняя всю работу. Тот же не позволял ему этого делать и наставлял, чтобы он, не смущаясь, держал власть понтифика, и приказал ему проявлять лучше заботу о своей братии.

Сам же святейший старец, оставив дворец и все свои почетные привилегии, поселился в самой убогой келье при базилике святой Евлалии. Там он, находясь какое-то время, свободный от волнений века сего, пребывая в полной тишине, во вретище лежа во прахе и молясь Богу за грехи всего мира, покинул тело.

После его смерти некие погибшие люди, как и предвидел муж Божий, начали злословить на блаженнейшего епископа Фиделя, желая при удобном случае изгнать его с места, на которое он был поставлен. Когда он это узнал и пожелал уйти со своим имуществом от их преследований, они, осознав, что, он уходит от них, забрав свои имения на основании церковного права, а им он ничего совершенно не оставил, бросились к его ногам, хотя более вынужденные, чем по доброй воле, и умоляли со многими уговорами, чтобы он не покидал их.

Он же, более не противясь им, дал согласие, чтобы и попечение об управлении иметь, и все наследство свое впоследствии оставить церкви. Поэтому так случилось, что в то время эта церковь была настолько богата, что в пределах Испании никакая другая церковь не была богаче ее.

Итак, с помощью Божией утвердилась любовь к нему всех, чистая и искренняя, настолько, что все единой душой, пылая безмерной любовью и уважением к нему, горели неистощимым пламенем святого огня. И став с ним от взаимной любви единым сердцем и едиными устами, избегая раздоров, ни в чем не имели разногласий.

Потому мы вспомним имя такового учителя, что кажется нам заслуживающим внимания рассмотреть в этом сочинении многие его добродетели, которыми он постоянно блистал, и передать малую толику воспоминаний об этом.

Итак, в один воскресный день, пока епископ Фидель находился во дворце со многими чадами Церкви, по обычаю, архидьякон со всем клиром в белых одеждах шествуя из церкви, остановился перед ним. И в то время как проходили дьяконы, совершая перед ним, по обычаю, каждение, он, поднявшись, со всеми, кто там находился, пошел в церковь, с тем чтобы по Божьему установлению служить праздничную мессу.

И когда все вместе с ним прошли от дверей небольшими группами примерно десять ступенек, внезапно здание великолепного дворца обрушилось от самого нижнего фундамента, и никого по воле Божией не придавило.

Из этого дела следует уразуметь, какового достоинства был этот муж, который так своими молитвами перед Богом защищал, что не позволил древнему врагу совершить обрушение этого здания до тех пор, пока он всех не вывел из дверей, сохранив по милости Божией невредимыми. И никто не сомневался также еще в том, что из-за великих заслуг святейшей девы Евлалии в таковой опасности никто не погиб.

Когда же епископ Фидель, расспрашивая с тревогой, выяснил, что никто не погиб, возблагодарил Господа и ничуть душой не опечалился, но в радости совершил [бескровную] жертву Богу и весь день провел со всеми своими, веселясь в Господе.

Спустя немного времени он восстановил разрушенное здание и сделал его с помощью Божией еще прекраснее. Так он возвел большое здание в длину и ширину, с высокой кровлей, украсив колоннами, а весь пол и все стены одев изысканным мрамором. Сверху покрыл здание чудесной кровлей.

Затем восстановил базилику святейшей девы Евлалии, придав удивительное расположение и соединив лучше прежнего высокие фронтоны башен самого святейшего храма возвышенной аркой.

И еще рассказывают про этого блаженного человека, что часто видели, что он, пребывая в теле, стоял и пел на церковных хорах с сонмами святых. И другое многое рассказывают, каковое мы прекращаем описывать из-за пространности, дабы не утомлять читателя.

Однажды он отправил мальчика, своего слугу в место, которому название Каспиана и которое от города Мерида отстоит на шестнадцать миль, и приказал ему вернуться со всей поспешностью. Когда он там был и в тот день не стал спешить с возвращением, и там остался, ему, уже спящему, в самом начале ночи привиделось, будто запели петухи. Тут же, пробудившись, он сел на свою лошадь и, торопясь изо всех сил, приехал прежде середины ночи к воротам этого города, которые называются Порта Понтис.

И тогда после долгого ожидания он понял, что поднялся прежде нужного часа и что, сколько ни кричи – а кричал он долго, – никто ему ворота не откроет. Тогда ему пришло в голову пустить своего коня пастись на пастбище, пока кто-нибудь случайно не отопрет ворота.

И вот внезапно ночной порой, подняв свои глаза, он увидел издали огненную толпу, выходившую из церкви святого Фавста, которая отстоит от города почти на милю, и достигшую базилики святой Леокритии.[768] Когда он молча размышлял, что бы это было, и вот множество святых, от которых этот свет исходил, не останавливаясь, проходя через мост, подошли к воротам. С ними также шел святейший Фидель.

И когда достигли ворот, вышеназванный мальчик, глядя на возрастающую толпу одетых в белое, изумился, различив также проходящего среди них и самого Фиделя, облаченного в снежно-белую тунику. Перепуганный и трепещущий от страха, он стал как мертвый.

Затворы ворот для них чудесным образом отворились, и они прошли в город. Когда они проходили, мальчик, поднявшись, хотел пройти после них, но не смог, так как обнаружил ворота по-прежнему закрытыми, как и раньше.

Когда же с первыми лучами солнца, ворота открылись и он пришел во дворец, святой муж сразу же спросил его, в какое время он пришел из вышеназванного места. Тот ему поведал и час, в который поднялся, и задержку, которая случилась у ворот. Когда муж Божий спросил его, не видел ли он чего-либо, и тот ответил, что видел, епископ увещевал его, чтобы никому не говорил до тех пор, пока святой находится в теле, дабы не подвергнуться ему страшной опасности.

Также есть и другое подобное этому: некий благочестивый человек видел однажды ночью его проходящего со множеством святых из церкви святой Евлалии и идущего через базилику мучеников, но, поступив неосторожно, сразу же многим об этом рассказал. Потом он пришел к человеку Божьему и передал ему то, что видел. Тот ему сказал: «Рассказал ли ты то, что видел, кому-нибудь или нет?» Он же в ответ сразу же прямо по простоте заявил, что рассказал. На это епископ ему сказал: «Да простит тебе Бог, брат! Неправильно ты поступил. Знаю, по крайней мере, на будущем суде тебе это не зачтется в вину. Однако приготовься принять причастие и дай нам прощальный поцелуй, так как ты уйдешь. Также и дома у себя спешно приведи все в порядок, и если ты желаешь спасительного средства покаяния, то принеси!»

Он же, покаявшись и сделав распоряжения по своему дому, попрощавшись со всеми, на следующую ночь покинул тело.

Однажды ночью, когда некий благочестивый муж спешил возвратиться в церковь на службу, он уснул на своей постели побежденный несвоевременным ночным сном, и ему показалось, что уже наступило утро. Тут же поднявшись со всей поспешностью, он побежал в церковь, чтобы не пропустить время священнодействия, и, бросившись стремглав, пришел туда, едва переводя дух.

И когда он вошел в церковь святой Марии, которая и поныне называется Иерусалимской святой, услышал голоса поющих удивительно гармоническим ладом и, вглядевшись, увидел перед собой стоящую толпу святых. Пораженный ужасным страхом, с трепетом направившись в угол базилики, он тихо стоял и в молчании смотрел. Взволнованно вслушиваясь. он услышал, что обычным порядком они совершили всю службу. Завершив ее, незадолго до пения петухов с молитвами они прошли из церкви Святой Марии в базилику Святого Иоанна, в которой находится баптистерий. Церковь эта расположена вплотную к вышеупомянутой базилике, и стена между ними поставлена так, что обе они покрыты одной кровлей.

Совершив молитвы, святые начали между собой говорить: «Вот час настал, когда следует подать знак. Поэтому прежде необходимо, чтобы мы устроили то, для чего мы посланы». Когда это они говорили, появились перед их глазами три эфиопа, страшные и ужасные. Казалось, что рост их был огромен, чернота столь отвратительна, что смятение от самого взгляда на них и от страшной черноты вида ясно дает понять наблюдателю, что они несомненно служители Тартара. Они также держали в своих руках длинные острейшие мечи.

Тогда эти святые сказали: «Немедленно без задержки отправляйтесь в атриум и войдите в келью, в которой лежит святой епископ Фидель. Поразите тело его тяжелой раной, чтобы душа его как можно скорее вышла из телесных оков и отправилась с нами к Господу нашему Иисусу Христу и могла достичь уготованного ему венца».

Повинуясь приказаниям, они ушли, но вернулись, не поразив его, говоря: «Мы не можем войти в его келью, так как он не спит, но лежит, простершись на земле и молится. Сверх того, сама келья наполнена сладчайшим ароматом ладана так, что сладость этого возжигаемого благовония, которое им приносится Господу, не позволяет нам войти внутрь».

И снова им приказывают, говоря: «Идите и поразите его, потому что следует исполнить повеление Господа». И когда они там были и не смогли войти, вернувшись, вторично сказали: «Его молитва запрещает нам напрочь войти». Они им сказали: «Молитва не может ничего изменить, когда Свыше приходит призыв. Но идите и исполните повеление Господа, которое прежде было дано и никак не может быть нарушено».

И когда в третий раз отправились, по дозволению Господа вошли. И так сильно безжалостной рукой его поразили, что тот набожный человек, который стоял в церкви, ясно услышал вопль, который тот испустил от мучительной боли, и стоны. Когда стало светать, он вошел к святому епископу и все, что видел и слышал, поведал ему. Тот ему сказал: «Знаю, сынок, знаю, от меня ничего не сокрыто».

И когда он это сказал и ослабели суставы от тяжкого страдания, он внезапно почувствовал себя всего освобожденным. И тут же, во-первых, омыл свои прегрешения обильными искупительными слезами, затем многим пленникам и нищим щедро раздал милостыню. Напоследок, возвратив всем долговые расписки, затих.

Но пока всем он возвращал, осталась долговая расписка некой вдовы, которая еще не была возвращена, и когда он ожидал вдову, чтобы отдать ей ее, из-за плотности толпы, которая ее окружала, она не могла подойти.

Когда в течение нескольких дней она приходила и каждый раз не достигала цели и, с огорченной душой сильно переживая и, ничего не добившись, сраженная печалью, возвращалась в свое жилище, однажды ночью предстали перед ней святейшие мученики Киприан и Лаврентий и сказали: «Почему ты не приходишь к нам?» И она ответила: «Не знаю». И они говорят: «Почему ты часто проходишь в другие базилики наших братьев других мучеников, а к нам прийти небрежешь?»

Тут же встав, она отправилась в их базилику, изливая молитву со слезами, она просила прощение за прежнее небрежение и оттуда потом пошла в базилику святой Евлалии. С удивительной быстротой она достигла цели, получила без всякого затруднения свою расписку и воздала Богу и этим святым великую благодарность за то, что не только удостоилась войти без особого труда в то место, но также с помощью святых Божьих было устроено, что, когда она вошла, святой епископ, держа собственноручно письменную расписку, уже подготовил то, что следовало в ней переделать.

И случилось так, что, когда он милостиво ей ее возвратил, а она с радостью получила то, чего так долго желала, сразу святой муж переселился радостно в Царство Вечное, и впереди шествовало собрание святых и встречали ангельские хоры. И он, присоединившись к небесным полкам, удостоился, по повелению Господа Иисуса, с вечным ликованием навсегда приобщиться к звездной обители.

Тело же его было с почестями погребено возле тела святейшего его предшественника, положенное в одном саркофаге, как бы на одном ложе.

5. Рассказ о жизни и добродетелях святого епископа Мазоны

Этому вышеупомянутому благодетельному мужу, переселившемуся в вышнее отечество наследовал по божественному предопределению за благочестие муж православный ничуть не меньший всяческими добродетелями, имя которому было Мазона. В соответствии с иерархическим порядком, Мазона наследовал Фиделю как блаженный блаженному, святой святому, благочестивый благочестивому, добрый благодетельному, блистающий всеми духовными дарованиями, сияющий неисчислимыми добродетелями.

После того как предшественник соединился со звездными гражданами на небесах, сладость манны наследника и его знаменательные достоинства смягчили скорбь всех граждан на земле, так что печаль из-за ухода такого понтифика не только не распространилась среди всех, но даже наподобие древних отцов Илии и Елисея удвоенная благодать Духа Утешителя от святого предстоятеля Фиделя, казалось всем очевидно, почила на святом епископе Мезоне. Так что народ, лишившись пастыря, не только не тосковал, пораженный унынием, но радовался двойной радостью, поскольку была явлена божественная милость, в то время как одного во спасение он проводил на небо, другого мужа выдающейся добродетели получил с благодарностью на земле.

Итак, святой предстоятель Мазона, благородное насаждение в этом мирском роде, но гораздо более благородный был заслуженной жизнью, гот по происхождению, но проницательного ума, всецело преданный Богу и укрепленный силой Всевышнего, украшенный святым образом жизни, и прекрасен видом великого благообразия, с юных лет покрытый блистающим одеянием милосердия и смирения, опоясанный поясом крепкой веры, огражденный надежно благоразумием и ясно обнаруживаемой справедливостью. Был он удивительно украшен любовью к Богу Вышнему и к ближнему и также любим был Богом и людьми, дивный жизнью и славой, братолюбивый, молившийся много за народ, имя которого в сиянии многих чудес распространилось по всей земле.

Итак, в его время Господь по его молитвам удалял от города Мериды и всей Лузитании мор и голод, и по заслугам святейшей девицы Евлалии очень далеко изгонял, и даровал всему народу такую безопасность и изобилие всяческих удовольствий, что казалось, никто ни в чем не нуждался, сколь бы ни был беден, и не был удручен какой-либо нуждой, но и богатые и бедные имели в изобилии все блага, и весь народ наслаждался благодаря такому понтифику на земле почти небесной радостью.

У всех было веселье, у всех царил мир, никто не был несчастен, в сердцах всех расцветала совершенная любовь, в чувствах всех – спокойное довольство настолько огромное, что, победив древнейшего врага и одолев спящего дракона, никто не страдал от горя, никто не был опечален стесненными обстоятельствами, никто, пораженный каким-либо страхом или затронутый завистью либо ненавистью, не был настигнут ядовитым жалом коварного змея. Но все, исполненные совершенной любовью, при поддержке Божьей, радующиеся благодаря благочестивому отцу, без страха и трепета пребывали в общей постоянной молитве к Богу. Великая любовь его благоухала в тайне не только ко всем верующим, но также к иудеям и язычникам, привлекала умы к Христовой благодати удивительной сладостью своей приязни.

Итак, насколько он велик и каков был, наша негодность не способна выразить подробно, но хотя мы весьма многое умалчиваем, вспомним, по крайней мере, наиболее важное из многого.

Наконец, передают, что вышеупомянутый муж, прежде чем он был рукоположен во епископы, проводил жизнь в базилике святейшей девы Евлалии с чрезвычайным усердием и там безукоризненно служил Богу в течение многих лет. После того как, пребывая у всех на устах, на глазах, в душе, он был вознесен оттуда и рукоположен по внушению Божьему в епископа, сразу с самого начала своего епископата он основал множество монастырей, наделив большими владениями, поставил множество базилик дивной работы и много душ посвятил там Богу.

Затем он соорудил странноприимный дом и обогатил огромным наследственным имуществом и приказал поставленным служителям и врачам служить нуждам странников и страждущих. И дал им такое указание, чтобы врачи, постоянно обходя всякий город, какого бы ни нашли больного – раба ли, свободного, христианина или иудея, относили на руках в странноприимный дом, и, приготовив чистую постель на кроватях и положив там этого немощного, давали вкусную и приятную пищу до тех пор, пока не возвращали с Божьей помощью тому больному прежнее здоровье. И сколько бы ни было в изобилии приготовлено утешений из имущества странноприимного дома для множества доставленных туда, святому мужу казалось, что всего этого все еще недостаточно. И прибавляя ко всем этим благодеяниям еще большее, он приказал врачам, чтобы они проявляли заботу с чуткой отзывчивостью и чтобы из всего самого наилучшего из всякой прибыли от всех церковных имений, которая доставляется в атриум, получали бы половину и отдавали этим немощным.

Если же кто-либо из граждан города или из деревенских жителей приходил с какой-либо нуждой во дворец, и, подавая небольшой сосуд, просил у распорядителей немного вина, масла или меда, и если святой муж видел его, то как всегда с благожелательным взглядом, приветливым лицом, приказывал разбить маленький сосуд и принести больший.

Насколько он был щедр и милостив к бедным, осталось известно одному Богу. Однако и об этом мы расскажем немного.

Столь велика была его забота об всех несчастных, одолеваемых бедствиями, что он дал две тысячи солидов дьякону церкви святой Евлалии, мужу благочестивому по имени Редемт, где тот служил, чтобы любой человек при стесненных обстоятельствах приходил и, дав письменную расписку, получал бы, сколько пожелает из этих денег без какого-либо промедления и препятствий, и в своих нуждах имел бы утешение.

Я считаю, что не следует обойти молчанием, насколько щедрым был в дарении тот, который был весьма воздержан от чужого имущества. Он предпочитал не принимать в изобилии, но великодушно давать: желая более раздавать имущество, чем приобретать, он научал, что наилучший удел давать, а не получать. Многое он щедро раздавал, и ничего не брал, и всем наперед прощал. Много дарил, еще больше раздавал, щедро осыпал всех благодеяниями и считался по щедрости величайшим. Все благодаря его дарам богатели и приумножали богатства. И не только братии и друзьям давал, но и к самым меньшим служителям церкви проявлял щедрость в подарках больше, чем можно поверить.

Так во времена его были обильно осыпаны благодеяниями, что в день святейшей Пасхи, когда он шествовал в церковь, множество мальчиков, одетых в плащи из чистого шелка, шли перед ним, как перед царем, и то, что в те времена никто не мог предположить, одетые в одежды, проходили перед ним. выказывая должное смирение. Но всемогущим Богом заслуженно был дан ему дар такого служения, сердце его никогда не радовалось такой роскоши и славе мимолетного процветания, и не было ни надменным, ни напыщенным. Несомненно, его смиренный дух, имеющий прочное основание на твердом камне, незапятнанной совестью, целомудренным умом, не знающим лукавства, был скромный в процветании, стойкий в испытаниях и не надмевался от благополучия. И никакой убыток или прибыль не влияли на его невозмутимость.

Был он во всем постоянным и решительно готовый ко всему, в высшей степени терпеливый, наикрепчайший как дуб. Во всех невзгодах оставаясь тверд, во всех тяжелых обстоятельствах он пребывал бесстрашным. Выражение его лица не менялось ни в радости, ни в скорби, всегда одно было выражение его лица, сияющее радостью во всех обстоятельствах, всегда оно было одинаковым и не менялось никогда при различном положении дел. Неприязненное высокомерие не исхитило его от всех добродетелей, но со святой любовью в сердце он во всем искренне сохранял подлинное смирение.

Когда милостью Божьей он преуспел в стольких добродетелях, слух о нем, когда добрая слава его стала разрастаться, распространился, и дела света, дарованные светом истинным, засияли во многих областях.

Откуда случилось, что молва эта дошла до слуха свирепого и жестокого царя везиготов Леовигильда, и ужасный змий, в своей ненависти всегда завидующий добрым делам, раздраженный жестокими уколами, поразил змеиным ядом душу этого правителя, и отравленное питье проникло внутрь. И, испив из этой отравленной чаши, сильно ополчившись по дьявольскому наущению, распаляемый ненавистью, снова и снова приказывал он через послов вышеупомянутому святейшему мужу оставить кафолическую веру и обратиться к арианской ереси со всем вверенным ему народом.

Когда дважды и трижды приступали посланники царя, всякий раз муж, посвященный Богу, твердо отвечал и передавал, что он никогда не оставит истинную веру, которую однажды познал, и, сверх того, убеждал самого арианского царя с заслуженными укорами, что подобает ему отбросить от себя нечестие. Итак, когда посланники возвратились к нему, начал вышеупомянутый царь соблазнять его душу различными уговорами: не сможет ли каким-либо образом склонить его к радостям своего суеверия. Епископ же пренебрег многими коварными уговорами, дары и награды, как мусор, отверг, веру кафолическую мужественно решительно защитил и не предпочел смолчать против предательства, чтобы не показалось, что он молчаливо соглашается, но, всеми силами отражая его безумие, громко свидетельствовал об истине. И когда тот понял, что он занимается напрасным трудом, охваченный яростью, он начал воздействовать на него множеством устрашений, считая, что угрозами может поколебать того, кого не смог одолеть лестью. Но святой муж не был сокрушен ни угрозами, ни лести не поддавался, но, сражаясь против жесточайшего тирана в защиту справедливости, в тяжком противостоянии остался непобедимым.

С тех пор жесточайший тиран удостоверился, что не может ни угрозами, ни подарками отвратить душу человека Божьего от истинной веры к своему нечестию. Так как он был весь сосуд гнева, вместилище пороков и столп осуждения, свирепый враг вселился в его грудь, и коварный змей держал пленника в своей власти, и он предлагал гражданам горькое вместо сладкого, колючее вместо успокоительного, вместо спасения смертоносное снадобье.

Конечно же, он поставил для возбуждения мятежных настроений и для смущения святейшего мужа и всего народа в этом городе епископом от арианской партии некоего пагубного человека, защищавшего повсюду ложь арианской ереси, имя которому было Сунна, покровителя превратного догмата, человека погибельного и ужасного видом, у которого лицо было неистовым, глаза свирепые со злобным взглядом, ужасные повадки. Был же превратного ума, с нечестивыми привычками, лживый на язык, непристойный в словах, надутый снаружи, пустой изнутри, внешне высокомерный, внутри тщеславный, снаружи важный, внутренне лишен всех добродетелей, и там и здесь безобразный, на доброе – скупой, на злое – щедрый, склонный к преступлениям, и по своей воле обреченный на вечную смерть.

Этот уже упомянутый виновник нечестия, придя в город Мериду, стремился некоторые базилики, выдававшиеся по царскому повелению своими привилегиями, из безрассудной своей дерзости увести их из-под власти своего понтифика. Связанный крепкими узами злодейства и пораженный смертельной своей отравой, начал он с яростной бранью набрасываться на раба Божьего и, изрыгая ругательства, извергал отвратительные угрожающие речи. Но вернейшего раба Божьего не сломили ни угрозы мошенника, ни от яростного гнева зловредного он не размяк, ни надломили его приступы безумия погибающего, но он оставался незыблем перед всеми нападками, наподобие мощнейшей стены в защите святой веры. И когда упоминаемый уже нечестивец, изобретая ухищрения, не смог, как ни старался, поколебать всеми способами раба Божьего и всех верующих, полагаясь на царское расположение, стал настолько самоуверенным, что старался и так и сяк завладеть базиликой святейшей девы Евлалии, чтобы увести эту выдающуюся церковь из-под власти своего епископа в арианскую ересь.

Когда святой епископ Мазона и единодушный с ним народ стали оказывать ему сопротивление и решительно оборонялись, вышеупомянутый псевдоепископ Сунна написал прежде названному правителю многое к обвинению святого мужа и убеждал его, чтобы ту святую базилику, в которую страстно жаждал войти, выведя из-под власти кафоликов, он передал царской властью под его управление.

На это правитель, как передают, объявил такое решение, чтобы судьи провели заседание в атриуме церкви и при этом присутствовали оба, вызванные ими, епископа. И пусть, когда они встанут лицом к лицу, обсуждают в открытом споре, сражаясь друг против друга, выступая попеременно каждый в защиту своей партии. Также пусть говорят на основании книг Священного Писания, доказывают и подтверждают, представляя свидетельства. И чья сторона добьется победы в состязании, тому и будет присуждена церковь святой Евлалии. И когда это постановление – а слухи быстро разрастались – достигло ушей благодетельного мужа Мазоны, тотчас он поспешно отправился в базилику святой девы Евлалии. Предаваясь посту и молитве, он пролежал в течение трех дней и столько же ночей простертым на каменном полу перед алтарем, под которым была положена священная частица святых мощей.

Наконец на третий день он вышел и пришел в атриум, который был построен внутри стен этого города, с таким воодушевлением и твердостью ума, что, казалось, ни у кого из верующих не было сомнений, что в суде находится Тот, Кто сказал: He думайте наперед, что вам сказать, но дано вам будет то, что сказать. Ибо не вы будете говорить, но Дух Святой (Мф.10:19). И когда пришел в город и, войдя в атриум, сел, лицо его, к радости всех верующих, было лишено уныния, и он убедил их, чтобы они на какое-то время до его победы не принимали пищи. Он был готов к поединку, сурово ожидая как самого нечестивого арианского епископа, так и судей. Затем вошел арианский епископ, надутый от чванства и высокомерия, вместе с семью судьями и толпой народа.

Затем, когда сели епископы, также сели и судьи, которые в большинстве своем были сторонниками арианской партии и нечестивийшего царя. Когда они сели, святой епископ Мазона, поскольку он был человеком необыкновенной серьезности и необычайной рассудительности, часто подолгу устремляя глаза к небу, хранил молчание.

Так как он молчал, епископ еретиков Сунна первым поднялся говорить и начал громогласно издавать нечестивые звуки, несуразные, нелепые и непристойные слова. Когда же человек Божий отвечал терпеливо, мягко и приветливо и замечательно показывал всю истину, а тот шумно возражал дерзкими словами, как из пасти дракона, завязалось между ними большое словесное сражение. Но никакими ухищрениями не смогло усилие плотского человека противостоять премудрости Божьей и Святому Духу, Который через уста раба Своего епископа Мазоны говорил.

Что дальше? Изобличенный во всех ухищрениях и побежденный, Сунна умолк, сильно покраснел, покрывшись краской стыда. И не столько он, сколько неправедные посредники, которые отличались тем, что дерзко от своей партии подавали поддержку, не только смущенно покраснели, но, слушая слово невероятного учения, когда медоточивая речь исходила из уст епископа Мазоны, в великом изумлении потрясенные умом и поверженные в страшное оцепенение восхваляли того, над которым незадолго до этого желали добиться победы. Ибо Господь сподобил, чтобы в тот день из его уст исходила такая благодать, что никогда никто прежде не видел человека, столь выдающегося в произнесении речей. И хотя он всегда учил красноречиво, однако ныне был более красноречив, чем в другие дни.

Увидели правоверные и возрадовались, и всякая неправда затворила уста свои, так как заградил Бог уста говорящих неправду. Итак, все верующие были сильно поражены, поскольку, хотя и знали прежде, что он красноречивейший муж, однако не могли припомнить, чтобы когда-либо он говорил такие ученые речи, такие блестящие, и таким светоносным языком.

Тогда все православные сразу же, когда были повержены и побеждены враги, воскликнули в похвалу, говоря: Кто подобен Тебе среди богов, Господи? Кто подобен Тебе и нет равного делам Твоим?[769] Затем единодушно отправились в базилику славной девы Евлалии вместе с победителем предстоятелем Мазоной, пошли, в ликовании восхваляя Бога, и вступили в священный храм Его, шумно выражая восторг, вознося безмерную благодарность всемогущему Господу, Который в храме святой Своей девы возвысил рабов Своих и поверг в прах врагов Своих.

Итак, вышеупомянутый еретик епископ Сунна, хотя был побежден всеми рассуждениями и истинной, продолжал упрямо упорствовать в прежней вере и не смог свободным шагом поспешать к вратам спасения, сердце которого древний враг, по попущению Божьему, обратил в камень как у фараона.

После того как он увидел себя побежденным во всех отношениях, начал все больше и больше безумным умом измышлять против раба Божьего клевету и, прибавляя выдумки с помощью хитрых уловок, защищаясь всякого рода оружием против воина Христова, намереваясь лучше напасть, стал приходить к правителю Леовигильду-арианину и нашептывать в уши ему клевету против блаженнейшего мужа епископа Мазоны, обвиняя его во множестве преступлений. Разумеется, никакая хитрость противника не возымела действия, никакая вредоносная низость не повредила человеку Божьему, которого благодать Искупителя защитила духовным оружием.

Настолько сильно нечистый дух побуждал арианского царя изгнать святого мужа с его кафедры, что он вынужден был призвать Мазону предстать перед его очами. Поспешно слуги, соучастники его преступления, исполняя царский указ, прибыли в город Мериду и принудили блаженного мужа незамедлительно отправиться в город Толето, в котором находился царь.

Когда внезапно схваченный преосвященнейший епископ Мазона был исторгнут из лона святой Церкви и как преступник безвинно отправлен в ссылку, поднялся глас всех меридских граждан с великим воплем и неудержимыми слезами. Они кричали с тяжкими стонами и громкими воплями, что лишились целительного средства в лице такого отца, горько восклицая: «Зачем покидаешь овец своих, благочестивый пастырь? Зачем оставляешь стадо свое на погибель? He оставляй, просим, нас в пасти волков, чтобы овцы твои, до сих пор питаемые сладкими травами, не были растерзаны свирепыми волками, когда более не будет заботы епископа».

Тогда он, тронутый столькими рыданиями, устремился с глубокой любовью ко Господу и, как передают, заплакал и, обратившись к ним со многими словами удивительной нежности, подал утешение. Затем, укрепив всех, вручив себя божественной воле, отправился со спокойным умом, твердый духом, с веселым лицом, таким, каким был всегда.

Когда он прибыл в город Толето и предстал перед лицом жестокого тирана, царь набросился на него со многою бранью и принуждал многоразличными угрозами, желая всеми силами увлечь его в арианскую ересь. Но человек Божий стойко претерпел все поношения, выпавшие ему, к тому же переносил все со спокойной душой и начал со всей кротостью отвечать на то, что выкрикивал бешеный пес, пропустив обвинения против себя, он, однако, переживая за несправедливость по отношению к кафолической вере, отважно противостоял этому тирану.

Безумный царь, все более и более раздражаясь от его твердости, начал неистовыми устами с еще более яростным лаем набрасываться на раба Божьего. Затем он стал запугивать и принуждать угрозами, чтобы он подарил ему тунику святейшей девы Евлалии, которую он желал иметь в базилике арианского нечестия в том же Толето. На это человек Божий ответил: «Да будет тебе известно, что я не запятнаю сердце мое грязью арианского зловерия, а ум мой не оскверню превратным догматом. Никогда я не передам тунику госпожи моей Евлалии в святотатственные руки еретиков на поругание, и, чтобы никогда не запятнали ее грязные пальцы, не может она никогда быть в твоей власти».

Услышав это, нечестивый тиран, от ярости придя в безумие, послал незамедлительно и спешно в город Мериду, с тем чтобы там тщательно искали святую тунику в сокровищнице церкви святой Евлалии и в сокровищнице главной церкви. которая называется святой Иерусалим, чтобы тщательно все перерыли, пока не отыщут, а когда найдут, доставили бы ее к нему.

Когда те прибыли и повсюду усердно искали и не нашли, они с пустыми руками вернулись к своему царю. Когда ему об этом доложили, дьявол начал еще свирепее со скрежетом зубов набрасываться на человека Божьего. И он был поставлен перед царскими очами, и тот сказал ему: «Или скажи, где находится то, что я ищу, или, если не скажешь, знай, что тебя подвергнут тяжкому наказанию и после этого отправят в отдаленную область в ссылку, где после множества бедствий и всяческих лишений, подвергнутый непереносимой пытке, умрешь жестокой смертью».

Передают, что на это человек Божий дал такой ответ: «Ты угрожаешь мне ссылкой? Да будет тебе известно, что не боюсь твоих угроз и не трепещу от страха перед твоей ссылкой. Что ж спрошу тебя, не прикажешь ли отправить меня в ссылку в такое место, где по твоему разумению нет Бога». Царь сказал ему: «И в каком же месте нет Бога, погибающий?» И человек Божий ответил: «Если ты знаешь, что во всяком месте есть Бог, почему ты мне грозишь? Ибо куда бы ты меня ни отправил, я знаю, что любовь Божья меня не оставит. Но и то я знаю точно, что насколько свирепее ты будешь против меня неистовствовать, настолько больше будет меня сопровождать милосердие Его и будет утешать Его сострадание». Тиран, помрачившись скверным своим умом, еще больше раздосадованный из-за его стойкости перед страшным наказанием, распаляемый злобой и ненавистью, сказал ему: «Или подари мне ту самую тунику, которую ты коварно украл, или, если не подаришь, различными пытками раздроблю твои члены». Ему воин Христов бесстрашно отвечал: «Уже я сказал тебе однажды и снова повторю, что не убоюсь твоих угроз. Но то, что твой превратный ум изобретает против меня, еще больше меня укрепляет. Я, однако, не боюсь тебя и не из страха не дам тебе то, что ты требуешь. Но знай и то, что я предал огню эту тунику, сделав из нее порошок, и, растворив в воде, выпил». И, коснувшись рукой своего живота, сказал: «Вот, смотри, я, обратив ее в пепел, выпил, и вот она здесь, внутри живота моего. Никогда тебе ее не верну». Это он сказал потому, что никто не знал о том, что он, сложив ее и обернув полотном, опоясал вокруг своего живота под одеждой и таким образом ее носил, и об этом было известно только одному Богу. Ибо так ослепил Бог глаза самого царя и всех помощников его, что никто не понял, что таким образом поступил человек Божий.

Пока это и тому подобное он говорил, небо было необычайно ясным, и внезапно божественное всемогущество возгремело с неба с великим шумом так, что Леовигильд, содрогнувшись, упал в страхе с трона своего на землю. Тогда человек Божий с великим ликованием твердо сказал: «Если и следует бояться царя, то вот Такого Царя, ибо Он не такой могуществом, как ты».

Тогда нечистый дух тотчас отверз всегда готовые к брани святотатственные уста тирана в скверных словах, и тот тут же с бранью выразил такой приговор в своем нечестии: «Мазона, я приказываю тебя, всегда враждебного к нам в наших обычаях и неприязненного к нашей вере и противника религии нашей, немедленно убрать с наших глаз и держать в узах в ссылке».

Когда ненавистный нечестивый царь вынес такого рода злобный приговор против невинного, слуги, соучастники преступления, как можно быстрее увели епископа Мазону с его глаз и подвели ему по приказанию царя дикую лошадь, с тем чтобы она его сбросила, когда он на нее сядет, и так, сломав себе при падении шею, он бы погиб жестокой смертью. Известно, что эта лошадь была такой свирепости, что ни один седок не решался сесть на нее, так как уже многих из-за своей строптивости она смогла сбросить.

Когда же к человеку Божьему ее подвели, чтобы он сел, жестокий царь, выглядывая через окно дворца, наблюдал, ожидая, что святой муж, падая с лошади, доставит ему великолепное зрелище. Блаженный священник, с именем Господа начертав знамение креста, сел на дикую лошадь, которую Господь сделал кроткой как ягненок. Ибо со всякой кротостью и осторожностью начала совершать путь свой по дороге та, которая совсем недавно со страшным храпом и фырканьем и резкими движениями всего тела как бы из презренья отказывалась носить других. Когда все увидели это чудо, остолбенев, сильно были поражены, да и сам царь пришел в великое изумление. Но что могло бы дать слепому свет ярче солнечного, тайну которого свирепый враг помрачает при любой возможности?

Итак, святой Божий предстоятель Мазона вместе с тремя сопровождавшими его отроками прибыл в предназначенное место. Люди, посланные царем, чтобы наказать его, заточили их вместе с ним в монастыре. Угрозы стали наибольшим возвышением, поругание – ясным свидетельством святости, путешествие – огромным счастьем.

После этого вместо него был избран псевдосвященник некий Непопис и был поставлен на место и в звание мужа Божьего в городе Мериде. Был он нечестивый, верный слуга дьявола, ангел сатаны, предвестник антихриста, и был епископом другого города. Но насколько муж Божий возрастал в многочисленных добродетелях, настолько тот погряз в преступных делах.

Через три года муж Мазона достиг там еще более блаженной жизни, преуспел во многих добродетелях и все необходимое, что мог иметь для нужд своих и своих слуг, раздавал бедным.

Однажды, когда совершенно ничего не осталось, чтобы можно было подать нищим, пришла к нему за подаянием некая бедная вдова, которая боролась с великой нуждой. Человек Божий, который уже все издержал на подобные дела, тщательно искал, чтобы ей дать, и так как ничего не нашел, он стал просить у отроков, которые были при нем, чтобы, если кто-нибудь из них что-то имеет, пусть даст ему взаймы, чтобы он мог подать уже упомянутой женщине. Один из них по имени Сагит, который был старшим над прочими, ответил в таких словах: «У меня есть один солид, но если отдам его, совершенно ничего мы не будем иметь, на что купить пищу нам и нашей лошади». Муж Господень приказал ему, чтобы он без какого-либо колебания отдал все, ничего себе из этого не оставив, не сомневаясь, что Господь будет с ним и тотчас даст ему все блага. Когда, повинуясь его приказанию, Сагит дал солид женщине, немного позже он побежал к той женщине и просил ее, так как не было у него, на что купить себе пищу, чтобы из того, что он ей дал, по крайней мере, она вернула один термиссис,[770] который бы он употребил на свои нужды. Она немедленно с огорчением вернула один, два же с радостью в сердце унесла с собой.

И внезапно оказалось, что перед воротами монастыря стоят двести ослов, нагруженных различными припасами, которые были посланы ему от разных мужей-кафоликов. Когда человеку Божьему возвестили об этом и прибывшие внесли все, он, воздав великую благодарность всемогущему Богу, приказал тотчас прийти Сагиту. Когда тот пришел, сказал ему человек Божий: «Сколько ты дал милостыни просящей женщине?» Тот ответил: «По приказанию твоему я дал солид, который имел неразменным, но так как принуждала необходимость, я взял от нее потом один тремиссис». И сказал человек Господин: «Да простит тебе Господь, брат, потому, что ты был непостоянен и не уповал на милосердие Господне. К тому же, ты согрешил против многих бедняков. Ты дал два тремиссиса и вот получил две тысячи солидов и двести ослов, нагруженных многими припасами, а если бы третий тремиссий не удержал, несомненно, получил бы триста груженых ослов».

Затем он принес благодарность в молитвах и в письмах вместе со своим благословением за проявленное милосердие всем, кто разыскал его, и тут же почти все, что было ему послано, раздал нищим.

Спустя несколько дней, когда он вошел в базилику того монастыря для молитвы, внезапно над алтарем его святой базилики святейшая дева Евлалия явилась в виде голубя белее снега и ласково обратилась к нему, ибо так милостивая госпожа удостоила утешения вернейшего раба. Затем сказала ему: «Вот пришло время возвратиться тебе в свой прежний город и там исполнять мне службу». И сказав это, в стремительном полете скрылась из глаз.

Муж Божий хотя и возликовал из-за такого видения и такого утешения, однако начал сильно плакать, что после его отъезда покой бедных и странников обратится в смятение и бурю житейскую. Но, разумеется, у него не было сомнения, что следует немедленно исполнить услышанное.

Затем без какого-либо промедления, вышеназванная прославленная дева покарала за поношение раба своего суровым возмездием. Однажды ночью она предстала лежащему на своей императорской постели тирану Леовигильду и долго многократно ударяя его кнутом по бокам. говорила: «Верни мне раба моего! Ибо если помедлишь с возвращением, знай, что ты подвергнешься суровому наказанию». Так сильно был избит несчастный, что. пробудившись, когда все к нему собрались, с великим плачем указал на оставленные синяки, восклицая, что потому был избит. что причинил поругание святейшему епископу. Царь описал подробно имя, образ, лицо, красоту той, кто нанесла ему удары, и все поведал откровенно с громкими воплями.

Тотчас, поскольку опасался, что по решению Божьему подвергнется более тяжкому наказанию, так как всегда во всех делах был наихудшим лицемером и тайным обманщиком, приказал с притворным почтением, чтобы муж Божий, который безосновательно был изгнан из своего города, снова принял под свое правление церковь. Святейший муж Мазона, который не согласился отдать то, что, требовал безумный царь, намереваясь оставить это при себе, когда был заключен под стражу, вновь и вновь, вознося молитвы, просил о том, чтобы он смог вернуться в свой город. Конечно, любовь Бога Вышнего утешила чистое сердце, и обильное благоволение открыло путь рабу Своему.

Когда же с помощью Божьей он уже отправился, жестокий царь просьбами и дарами старался расположить к себе того, которого прежде злодейски подверг осуждению. Тот же дары отверг, подношения отклонил, совершенные злодеяния кроткой душой простил, и по заповеди Господней вину должникам не держал при себе, но отпустил.

Оттуда, с того места, где был в ссылке, с огромной свитой вернулся в город Мериду. Когда же Непопис, который был назначен вместо него, услышал, что он возвращается, внезапно охваченный страхом Божьим, стремглав бежал в свой город, в котором прежде был епископом. Однако прежде чем уйти, погрузив на множество повозок огромное количество серебра и украшений. а также то, что видел замечательного и лучшего в меридской церкви, отправил тайно в ночное время с людьми из меридской церкви коварно в свой город.

Сам же Непопис, гонимый всем клиром и народом, спешно устремился из Мериды в свой город и как можно быстрее поспешил отправиться, чтобы муж Божий Мазона не нашел его в своей церкви и не выгнал со всяческим бесчестием. И когда он сам первым с немногими убежал, после него все перепуганные с позором бежав к нему в город, рассеянные, в смятении и разбежавшиеся в разные стороны, направились в собственный город.

И когда это случилось, по воле Божьей и по заслугам святой Евлалии вышло так, что в тот день неожиданно святой Мазона с бесчисленной толпой шел в город Мериду той самой дорогой, по которой спешили повозки, груженные его имуществом. Когда они попались ему на этой дороге недалеко от города, святой муж начал расспрашивать, для кого все эти повозки. И они, узнав своего господина, исполнившись величайшей радостью, ответили: «Мы твои рабы, господин». Он спросил их, что они везут в повозках. Они же ответили: «Мы везем имущество святой Евлалии и твое, которое злодей и разбойник Непопис расхитил, и мы сами, несчастные, отправляемся в плен, разлученные со своим имуществом, детьми и супругами и изгнанные из отечества, в котором родились». Когда муж Господень это услышал, исполнившись великой радости, сказал: «Благодарю Тебя, благой Господи Иисусе, за великое обилие сладости Твоей! Ты Тот, Кто удостаиваешь во всем столь великой заботы Своих рабов, хотя и недостойных, что, исхитив из всех бед, возвращаешь нам благополучие и не предаешь имущество Твое под власть врагов». И сказав это, стал призывать всех в свой город и так при всеобщем безмерном ликовании пришел в город.

И подобно тому, кто оказался в пламени огня и страстно желает струю воды, так он с помощью Божьей удостоился войти в базилику святой Евлалии с пылающей душой и горящим духом. И когда там со всей страстью души он соединил страсть своего желания, радуясь в Господе, при всеобщем ликовании он вошел в город. Итак, вся Меридская церковь с превеликим восторгом приняла своего правителя. Ибо они радовались тому, что теперь больной получит исцеление, найдет утешение притесняемый, а у бедного не будет недостатка в пропитании. Что дальше? Возвращено было Господом Меридской церкви множество благодеяний, ибо присутствие святого мужа по милосердию Господа защищало от несчастий, и многократно преодолевался мор, и не было бурь во всем городе, что после удаления пастыря сразу же прекратилось.

Итак, поскольку Леовигильд не заботился о пользе Испании, но вредил и более губил, чем правил, и не охранял ее от позорных дел и злодеяний, так как не защищал достояние свое, оставив совершенно Бога, и, конечно, сам оставленный Богом, потерял несчастливо царство вместе жизнью. Пораженный по Божьему решению тяжелой болезнью, он окончил позорную жизнь и заслужил себе вечную смерть. Душа его, немилосердно исторгнутая из тела, обреченная на вечное наказание, навсегда преданная Эребу, заслуженно содержится в Тартаре и, склеенная дегтем, вечно горит в кипящей воде.

После его немилосердной смерти власть получил по заведенному порядку сын его Рекаред, благочестивый человек и правитель, и заслуженно был вознесен к вершине причитавшейся ему власти. Исключительными заслугами, по закону и в силу обычая и по дарованию от Бога получил королевскую власть наконец муж православный и во всех отношениях благочестивый, который, следуя не отцовскому суеверию, но Господу Христу, обратился от еретического арианского нечестия и привел к истинной вере весь народ визеготов благодаря удивительной проповеди. Он был приверженцем божественной религии, проповедник правильной славы, во всем защитник кафолической веры, проповедуя святую Троицу, совечную и единой силы и сущности, различая особенность лиц, подтверждая по природе единого Бога, называя Отца нерожденным, прибавляя Сына, от Отца рожденного, веря, что Святой Дух исходит от Обоих.

Украшенный явными добродетелями, он начал почитать то, что считал угодным Богу, всецело страшиться и отвергать все то, что признавал ненавистным Богу, и осудил заблуждение отвратительного нечестия еретиков. И пока он это решительно делал, возвратилось милостью Божьей спокойствие Кафолической Церкви и заблуждение арианского бедствия рассеялось в умах почти всех. И когда была подавлена всяческая враждебность, город Мерида вместе со святым епископом Мазоной радовался из-за столь великого дара спокойствия и непрестанно возносил благодарение Господу, снова древний враг, побуждаемый привычной прежней завистью, воздвиг брань на раба Божьего через своих служителей.

Ибо Сунна, епископ готский, которого мы упоминали выше, озлобляемый дьяволом, подстрекал по дьявольскому же наущению некоторых из самых богатых готов, благородных происхождением и богатством, из которых некоторые были даже поставлены царем в нескольких городах наместниками. Он отделил их из сонма кафоликов и из лона кафолической церкви с огромным множеством народа и измышлял против раба Божьего епископа Мазоны коварные планы, как бы его погубить.

Затем послал к нему своих рабов и как бы из сильной любви через них попросил прийти к нему домой, чтобы там умертвить человека Божьего жесточайшей смертью. Когда же они пришли и убеждали его, тут же блаженный муж, исполнившись духа Божьего, понял их намерения и сразу сказал: «Я туда никоем образом не могу пойти, так как должен заботиться о том, что на пользу Кафолической Церкви. Но если он меня желает видеть, пусть приходит сюда, в церковный атриум, и как только пожелает, так меня и увидит».

Те же, которые были посланы, вернувшись, возвестили то, что услышали. И когда Сунна это услышал, тотчас созвал в свой дом вышеупомянутых сановников, с которыми решил погубить святого мужа, и сказал им, чтобы отправились вместе с ним в атриум. Однако прежде договорился с ними, чтобы, как только они войдут в атриум, один из них, имя которому было Виттерик, который впоследствии стал царем готов, обнажив меч, так одним ударом поразил бы блаженнейшего мужа, чтобы во втором ударе не было необходимости.

Когда же он посвятил в замысел такого рода уже названного Виттерика, все единодушно и с тем же намерением одновременно направились в атриум святого епископа. Когда они пришли и хотели туда войти, их остановили и попросили немного подождать перед дверями до тех пор, пока святой Мазона пошлет за прославленным мужем Клавдием, военачальником города Мерида, чтобы они встретились друг с другом в его присутствии.

Этот же Клавдий, происходивший из благородного рода, был от римских родителей. Был он всецело кафолик по вере, крепко скреплен узами религии, решительный в битвах, сильно укорененный в страхе Божьем, обученный военным наукам, весьма опытный в превратностях боя.

Как только ему возвестили, он сразу же поспешно прибыл со огромной свитой, поскольку дом его располагался очень близко к атриуму. Когда наконец знаменитый муж Клавдий вошел в атриум, тут же и те, о которых упоминалось выше, вошли с огромной толпой народа и затем, поприветствовав святого мужа, по обычаю сели.

Сидя друг против друга, они долго и много говорили. Тот же уже названный Виттерик, юноша большой силы, став за спиной выдающегося мужа, вождя Клавдия, как бы проявляя почтение более молодого по возрасту к более старшему, будто благодетелю своему, хотел со всего размаху вытащить из ножен меч, которым был опоясан, чтобы убить святого Мазону, равно и Клавдия, согласно тому, как было условлено. Ho по воле Божьей меч в ножнах был зажат так, что можно было бы подумать, что он был в них зажат железной скрепой.

Когда в течение долгого времени многократно он хотел вынуть меч и никак не мог, начали изобретатели этого злодейского замысла молча удивляться, почему Виттерик не исполняет того, что обещал, и, поглядывая на него исподтишка, все более и более подбадривали взглядами, что он должен такое злодеяние и такое ужасное преступление совершить и никак не страшиться убить вышеназванных мужей мечом. На их жестокое подстрекание снова и снова он изо всех сил старался достать клинок свой из ножен, но никак не мог. Юноша понял, что божественной силой меч был зажат, он осознал, что не сможет вытащить то, чем привык наготове пользоваться, и, придя в страшное замешательство, побледнел от страха.

Виновники же этого чудовищного злодеяния, как увидели, что подготовка их отвратительного замысла по божественному определению оказалась тщетной, тотчас же поднялись и, попрощавшись, с огорчением возвратились в дом свой.

Когда они вернулись, Виттерик не пошел с ними, но тут же, трепещущий, пал к ногам святейшего мужа епископа Мазоны и весь замысел передал и искренне рассказал, как желал умертвить его, но не смог вытащить меча.

После этого он со слезами сказал: «Исповедую грех мой, так как всеми силами желал я совершить это зло, но Бог мне не позволил». И прибавил: «Ибо и другой против тебя составили заговор, что в случае, если здесь в атриуме у них ничего не получится, то во всяком случае получится в день Святой Пасхи. Имели они такой замысел, что, когда по обычаю в Пасху здесь вы будете совершать мессу в главной церкви и после мессы, согласно существующему обычаю, отправитесь с песнопениями со всем кафолическим народом в базилику святой Евлалии, их люди будут стоять у ворот города со множеством повозок, нагруженных мечами и кольями, коварно притворившись, будто бы везут хлеб. И когда вы будете проходить совершенно беззащитные, все их множество внезапно на вас набросится и, схватив мечи и палки, всех предадут жестокой смерти – равным образом мужчин и женщин, стариков и детей. Я же, несчастный, который дал себя втянуть в такое злодейство, прошу прощения у тебя, благочестивый господин мой, и молюсь, чтобы Господь твоими молитвами даровал мне милость. Однако все то, что я знаю, доверительно открою и чистосердечно покажу. И вот я в ваших руках. Делайте со мной то, что в ваших глазах кажется правильным и благим. А чтобы твоя святость, возможно, не посчитала меня лжецом или притворщиком, не позволяй мне покинуть атриум, но прикажи взять под стражу до тех пор, пока ты все тщательно не расследуешь и точно не узнаешь. И если сочтешь, что я лгу, то я не хочу жить».

Когда услышал это муж Господень епископ Мазона, который всегда отличался добродетелью любви, ласково убедил его, чтобы он совершенно ничего не страшился, возблагодарил всемогущего Бога, Который избавил рабов Своих от столь великой опасности и затем послал за вождем Клавдием и все ему поведал.

Когда тот это услышал, приказал, чтобы пока обстоятельства дела были покрыты молчанием, дабы, узнав, что заговор их раскрыт, не бросились в бегство. Но как только они стали проводить тщательное расследование, он предельно ясно выяснил, что все сообщенное – правда.

И когда множество воинов, расположившихся повсюду в засадах, которые расставили вышеназванные арианские сановники, бросились в нападение, внезапно вождь Клавдий выступил на них. Одни из них были захвачены, другие же, которые захотели пустить в ход мечи, тут же от меча и погибли.

Затем вождь Клавдий с огромной толпой направился к дому арианского епископа Сунны и схватил самого, ничего не подозревающего, еретического епископа, отдал его под стражу святому епископу Мазоне и, равным образом, передал под стражу всех его соучастников. Виттерика, который рассказал о заговоре злодеев, приказал отпустить на свободу.

Все, что произошло, вождь Клавдий сообщил православному правителю Рекареду и просил его отдать приказ, определив свой приговор, как ему следует поступить с врагами Господа Иисуса Христа.

Царь же, вняв этому обращению, вынес такой приговор, чтобы всех их, лишив владений и почестей, отправить в ссылку, сковав тяжелыми железными кандалами. Псевдоепископа Сунну побудить обратиться в кафолическую веру и, если обратится, лишь при том условии, что он принесет должное покаяние и смоет свои преступления искупительными слезами, то после принесения покаяния, когда уже узнают, что он стал совершенным кафоликом, приказал назначить его епископом в какой-нибудь другой город.

Когда Сунне неоднократно говорили. чтобы он принес покаяние за столь великие преступления и смягчил плачем гнев Господа, который вызвал злодеянием, он не пожелал это исполнить, но, не отступая от прежних тиранических привычек, ответил так: «Я не знаю, к чему это покаяние. И да будет вам известно, так как я не знаю, зачем это покаяние, то и кафоликом никогда не буду, но или буду жить по обычаю, в котором жил, или за религию, в которой я пребывал от юности моей и поныне, охотно приму смерть».

Как только они постигли его ум, упорный и закосневший во зле, сразу же, чтобы не заразил смертоносной болезнью других, изгнали его из пределов Испании, с позором посадили его на небольшой корабль, и изгоняющие его приказали, что пусть имеет свое свободное мнение в том месте, народе и стране, куда пожелает отправиться, но в случае, если когда-либо будет обнаружен в Испании, то пусть знает, что он подвергнется более тяжелому наказанию.

Тогда, плывя, он достиг мавританского берега и, оставшись в этой провинции, многих совратил зловерием превратного догмата. Затем вскоре, наказанный Божьим судом, окончил жизнь жестокой смертью.

Святой Мазона сподобился принять храмы, которых прежде незаконно был лишен, в соответствии с законом со всеми привилегиями, а также по дозволению милостивого правителя Рекареда принял все имущество вышеупомянутого еретика.

Прочих же злодеев, которых мы упоминали выше, по приказанию царя отправили в ссылку. Один из них по имени Вагрилад, ускользнув из их рук, бежал в базилику святой Евлалии, надеясь получить спасение.

Как только часто упоминаемый Клавдий сообщил это правителю Рекареду, передают, что тот сказал так: «Я удивляюсь, что враг Бога Вышнего в таком обличье надеялся войти в Его святые покои, так как тщетно в безумии преследовал до сих пор Того, к Кому ныне совершил бегство ради получения спасительного средства. Но хотя мы и сомневаемся, что согрешивший обратился, так как мы знаем, что Бог милостив и никого не отвергает, поэтому мы определяем так: пусть сам Вагрила с женой, детьми и всем имуществом своим навечно служит рабом святейшей девы Евлалии. Также и такое мы настоящим декретом предписываем, чтобы подобно как младшие слуги обычно ходят перед лошадью своих хозяев для какой-либо помощи повозке, так он должен ходить перед лошадью господина, который является главным в святилище святой Евлалии, и всякую службу, которую обычно выполняет самый последний раб, на глазах у всех, надев эти котурны, пусть совершает с поспешностью и со всем смирением».

Итак, святой Мазона, получив это повеление, приказал ему тотчас выйти из базилики и предстать перед его взором и, как всегда исполненный глубокой любови, убеждал его милостиво, чтобы больше уже ничего не страшился, но, повинуясь повелению правителя ради послушания, приказал ему идти из церкви святой Евлалии до атриума, который был возведен внутри городских стен, перед лошадью дьякона Редемпта. И, взяв жезл вышеназванного дьякона и неся его в руках, тот пошел к атриуму. И тут же святой муж, освободив его с женой, детьми и всем имуществом, позволил считать свободным.

Только одно ему предписал – хранить всеми силами в чистоте и незапятнанной кафолическую веру во все дни жизни своей.

Итак, в то бурное время в знаменитом городе в Галлии в Нарбонне дьявол возбудил мятеж против кафолической веры, причины которого подробно рассказывать долго. Ибо если бы мы захотели изложить это по порядку, то могло бы показаться, что мы сочиняем более трагедию, нежели историю. Но расскажем кратко и сжато наиболее существенные детали.

Итак, два сановника, хотя выдающиеся богатством и благородные родом, однако непросвещенные умом и неблагородные нравом, Граниста и Вильдигерн вместе с арианским епископом по имени Аталок и многими другими соучастниками их заблуждений учинили в той стране тяжелый мятеж. Ибо, восстав против кафолической веры, с бесчисленным множеством франков устремились в Галлию, чтобы и восстановить нечестие арианской партии, и, если бы удалось, отобрать царство у кафолического мужа Рекареда. В это время они учинили чудовищную резню, убив огромное число священников и множество кафоликов. Конечно, души их Спаситель Наш Господь Иисус Христос, чище всякого золота, очищенного огнем, и драгоценнее любого драгоценного камня, приняв как жертву всесожжения, поместил в лике мучеников в небесном святилище.

После этого незамедлительно вышний и всемогущий Бог, противодействуя врагам своим всевышней дланью по молитвам превосходного правителя Рекареда, отомстил за невинную кровь и карающим мечом тут же совершил великое возмездие врагам.

Затем, когда все враги кафолической веры были опрокинуты и повержены, святой епископ Мазона со всем народом своим, начав с пения псалмов, вознесли священные молитвы ко Господу и пришли во двор благодетельной девы Евлалии со всем народом, хлопая в ладоши и воспевая гимны. И затем все, празднуя пасхальный праздник с таким великим ликованием по древнему обычаю на улицах и шумно празднуя, восклицали во славу Господа, говоря: «Воспоем Господу славно, ибо Он благотворящий есть!»[771] И еще: «Десница твоя, Господи, прославлена в силе, десница твоя, Господи, сокрушает врагов и по множеству величия твоего ты истребил противящихся».[772]

После этого, когда со всех сторон улеглись бури, Господь сподобил даровать народу кафолическому полное спокойствие.

Итак, в течение многих лет при божественной поддержке и благоволении святой Мазона управлял Меридской Церковью. Уже обессиленный от глубокой старости, он был истощен сильной лихорадкой и внезапно был оставлен всеми силами тела.

Тогда, позвав своего архидьякона по имени Елефтерий, сказал ему: «Знай, чадо, что настало время моего освобождения, и вот я умоляю тебя и убеждаю, чтобы теперь ты имел заботливое попечение о святой Церкви и о всем святом собрании таким образом, чтобы мне во всем дать успокоение, и чтобы можно было мне в тайном месте с сокрушением души оплакать свои прегрешения».

Услышав это, упомянутый архидьякон не почувствовал сострадания к немощи и старости его и не восскорбел, что лишается утешения такого отца, но более возрадовался великой радостью из-за его ухода. Тут же сердце его воодушевилось в восторге из-за преходящего могущества настолько сильно, что он надменно разъезжал туда-сюда верхом на лошади с огромной свитой слуг.

Спустя несколько дней случилось следующее. Святой епископ Мазона написал отпускную грамоту рабам, которые выказали ему преданное служение, и в подтверждение их освобождения он дал им какие-то денежные средства и передал небольшое имущество.

И когда названному архидьякону это сообщили, он тут же бросился в атриум, разузнать, в каком состоянии пребывает святой епископ. Когда ему сказали, что, поскольку болезнь усилилась, он вот-вот приблизится к смерти, сразу же он позвал вышеупомянутых рабов и потребовал то, что им уже было передано епископом. Когда они ему справедливо возразили, придя в ярость, он начал их запугивать, бурно угрожая, и говорил: «Смотрите, то, что вы получили, хорошо сохраняйте! Ибо, если не представите мне все нетронутым, когда я потребую, знайте, что вы будете подвергнуты самому тяжелому наказанию». И, сказав это, в гневе вернулся в свой дом. Рабы вошли в келью, в которой лежал на кровати святой муж больной епископ Мазона, и, проливая перед ним горькие слезы, сказали: «Окажи нам, недостойным, милость по милосердию твоему, так как лучше уж нам согласиться, если ты не поможешь. Вот ты еще живешь. и нам столько угроз высказывают. Когда ты умрешь, кто нас сможет освободить от рук их?» Это и многое другое подобное перед ним они говорили, обливаясь слезами.

И он, выслушав их, не сразу поверил, но прежде, как мог при своем тяжелом недуге, тщательно расследовал то, что услышал, было ли это правдой или ложью. Когда же выяснил, что услышанное было правдой, залился слезами и сразу приказал поднять себя на носилках и нести в базилику святейшей девы Евлалии, которой всегда служил преданной душой. И когда святейший старец пришел туда, воздевая руки перед святым алтарем и поднимая глаза, полные слез, к небу, с тяжким стоном преподобный простерся на землю и перед взглядом Господа изливал долго и много молитвы свои. Закончив же молиться, ясным голосом сказал всем присутствующим: «Благодарю Тебя, Господи, что Ты услышал меня! Благословен Ты во веки веков, потому что Ты не отверг молитву мою и не отнял милость Свою от меня!» И когда он это сказал, к епископу возвратились в такой мере прежние силы, что ты бы подумал, что это не больной, не старик, но воскресший принял жизненную силу и стал крепчайшим юношей.

И когда он по заведенному порядку пожелал пойти на вечернюю службу и все возрадовались такому чуду, архидьякон, услышав это, подавленный своей виной, был поражен тем, что услышал, что собирается идти к вечерне тот, о котором он думал, что в этот же день умрет. Итак, в растерянности и с лицом, покрытым краской стыда, волей-неволей он по заведенному порядку со всем клиром предстал перед епископом и совершал перед ним как обычно каждение. Говорит ему муж Божий: «Ты пойдешь впереди меня. Так душа твоя во мне да будет жить». Услышав это, он не понял ясно и спрашивал у других дьяконов, чтобы это значило то, что сказал святой епископ: «Ты пройдешь впереди меня». Они же, не зная причину, отвечали: «Ничто другое тебе не было сказано, лишь то что ты пойдешь перед ним в церкви». Когда же началась вечерняя служба, сразу там же в хоре поющих он был поражен тяжелым недугом и возвратился в дом свой серьезно больным. Как только родительница его, святейшая женщина, это узнала, бросилась бегом оттуда к преподобному мужу и стала его со слезами и великим плачем умолять, чтобы он помолился за его сына ко Господу. На это он ответил так: «Я уже помолился так, как помолился». После этого на третий день архидьякон умер.

Святой же епископ Мазона прожил еще несколько дней и оделил многих бедняков щедрой милостыней и сподобил верным рабам от щедрот своих оказать обильные благодеяния, раздавая значительное денежное вознаграждение. Затем старец, весьма дряхлый возрастом, по истечении многих дней среди слов молитвы в мире испустил дух.

После него был избран святой муж высшей святости и простоты по имени Иннокентий, имя это он носил вполне заслуженно.[773] Итак, невинный и простой, никого не судивший, никого не осудивший, никому не вредивший, всегда был невинный и милостивый ко всем во все время своей жизни. Как передают, в то время, когда он был рукоположен, он считался последним из дьяконов.

Утверждают, что он был такой святости и такого покаяния, что каждый раз, когда долго не было дождя и продолжительная засуха ужасным зноем сжигала землю, граждане этого города, собравшись, обходили вместе с ним базилики святых, вознося молитвы Господу, и каждый раз, когда они проходили вместе с ним, внезапно проливался сильный ливень, который мог изобильно напоить поля. Поэтому не было сомнений, что слезы такого смирения и простоты ума доходили до всемогущего Бога и не только это, но также и большее они могли получить для себя.

Когда он также умер, высший сан первосвященника не без заслуг снискал святой Реноват, муж, украшенный всеми добродетелями, по происхождению гот, рожденный под благородным гербом, из знатной семьи. Был он высок телом, выдающейся красоты, статной фигурой, приветливым взглядом, привлекательной наружностью, красивый лицом и весьма дивный взгляду. Но хотя внешне он был так прекрасно украшен, внутренне он казался еще более прекрасным, освещенный светом Святого Духа. Он был образован во многих науках, сведущ во множестве искусств и украшен множеством разного рода добродетелей. Он был выдающимся во всех своих делах, праведный, справедливый, необычайно острого ума и чрезвычайно образованный во всех церковных науках и в высшей степени сведущий в Священном Писании. В то время как он блистал многими добродетелями, поучая в священной науке несколько учеников и наставляя многих примером своей святой жизни в рассудительности, святости, терпении, кротости, милосердии настолько, насколько сам был вместилищем справедливости и успешен в проповедовании священного учения, Церковь учением его так заблистала и засверкала, как солнце и луна. Затем, когда в течение многих лет он безупречно управлял церковью, предстояло ему соединиться со множеством ангелов и быть сопричтенным всем небесным полкам высших сил, и когда удивительно разрешились члены его, выйдя из тела, он удостоился войти в Небесное Царстве, чтобы всегда пребывать со Христом и царствовать без конца.

Тела этих святых, погребенные с почетом, покоятся в одном и том же склепе недалеко от алтаря святейшей девы Евлалии. У почитаемой гробницы их Христос ежедневно столь изобильно подает благодать милосердия, что тот, кто страдает от какой-либо болезни и изнурен какой-либо немощью, как только призовет там божественное имя от всего сердца, немедленно чувствует, что все болезни от него удалены и всякая нечистота по воле Божьей отторгнута, здоровый и веселый приходит через благодать Божью к желанному исцелению.

Эпилог

Это повествование о воинах Христовых безыскусно, как смогло, поведало о стольких чудесах и о смерти. Пусть же тот, кто пренебрежет множеством неприемлемых для ученых людей шероховатостей, опуская множество слов, прославит смиренномудрых и верующих и соберет какую-то пользу благого дара для читающих и слушающих.

Ибо я, смиреннейший из всех, прошу предвзятых читателей, чтобы они прежде прочитали сочинение этого кодекса, а потом уже презирали, чтобы не оказалось, что они заранее осуждают неизвестное не на основании суждения, а из неприязни. Однако пусть они отчетливо сознают и то, что я, побуждаемый любовью ко Христу и благоговением к святейшей Евлалии, открыто передал, чтобы описать то, что без сомнения я считаю воистину правдивым.

Единому в Троице и присному Господу, правящему вечно, слава, честь, крепость, благодарение, сила, могущество, хвала и благословение ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Пврввод с латинского Н. О. Харламовой

Предисловие

Блаженный и ученейший муж пресвитер Иероним составил подробный перечень тех мужей, предписаниями и учением которых святая Церковь, распространенная по всему кругу земель, славится среди добрых людей и защищается от врагов, начиная с первых апостолов сразу после Вознесения Христова. И он, записав в своей похвальной и нужной хронике, [доведенной] до него самого, превосходным стилем по отдельности их имена, упоминания об их книгах и различия в их сочинениях, тем самым предал их известности и передал потомкам для доработки. Следуя за ним, Геннадий в похожем сочинении коснулся [их] в порядке перечисления. Затем муж ученейший Исидор, епископ Севильи, в той же последовательности добавил к списку всех мужей, которых счел наилучшими. Так он и скончался, не исследовав все досконально.

После него всех в наших краях до такой степени охватило нерадение, что и прошлое сокрылось древностью, и многие новые события были презрены равнодушным забвением. Тогда я, не равный ни тем, кто содержится в [первом] списке, ни другим, кого восславило продолжение, весьма недостойный и не причастный ни к какому благодеянию, став преемником светлой памяти Евгения на славной этой кафедре города Толедо (который я называю славным не из-за многочисленности жителей, хотя его возвеличивает даже присутствие славных правителей, но из-за того, что и у нечестивцев, страшащихся Бога, и у праведников, считается он местом, внушающим трепет и наивысшее почтение), я попытался предать славной памяти исследование о них, хотя бы и не изысканное. а, скорее, следующее доброй воле; дабы я не впал в потери из-за умолчания, если покрою мрачной тучей безмолвия ясный свет памяти о столь славной кафедре и о столь славных мужах.

Ведь говорят, будто бы примером из нового времени подтверждаются [рассказы] о том, что могло случиться в седой древности. Вот и Монтан,[819] блаженнейший предстоятель этой же самой кафедры, дабы прекратить порочащие слухи о своей семейной жизни, по рассказам, носил под одеждой раскаленные угли до тех пор, пока сам лично не закончил служение мессы, посвятив подношение Господу. Когда же священнодействие было закончено, жар углей настолько сравнялся с красивым облачением, что ни одеяние не уменьшило силу огня, ни сила огня не повредила состоянию одежды.

И напротив, хотя дьякон Юст с надменной гордыней глумился над Гелладием, епископом этой кафедры,[820] а после его смерти сам стал епископом, но поскольку он был человеком гнусным и дурного образа мыслей, то вследствие своего невоздержанного нрава был задушен во сне прислужниками алтаря с помощью веревки и испустил дух.

И еще, когда пресвитер Геронтий, облагодетельствованный милостью правителя, выказал враждебное презрение преемнику Гелладия епископу Юсту, то тут же внезапно потерял силу рассудка, так что, хотя он и подвергся усиленному врачебному лечению, все, что было в лекарстве, только усилило болезнь. И столь велико было в нем возбуждение ума, что до самой его смерти человеку было страшно попасться ему на глаза или говорить с ним.

И еще когда у преемника его на этом месте, Евгения I,[821] дьякон его Лицидий, связав себя дружбой с мирянином, против воли добился вымогательством сана пресвитера и некоторого участка земли, то дошел он до такого дурного образа мыслей и так тяжело занедужил, что, когда отказывался жить, был настолько умершим для жизни, насколько живым для желания умереть.[822]

И я, побуждаемый занятиями этих прекрасных людей, отыскал некоторые старинные рассказы о предшественниках, а о чем-то новом узнал по прошествии времени; и, как мог, изложил это с начатками красноречия, дабы приобщиться к светлой памяти тех, с кем я разделен из-за дурных деяний. И я, не приносящий вместе с ними в храм Божий множество ученых сочинений, их появление[823] верно и услужливо предаю памяти, умоляя всех, чтобы вложили в меня божественное благочестие. Именно поэтому я крепко запечатлел их в памяти людей, из которой они [иначе] могли бы выскользнуть.

(Святой памяти Исидор разумно написал о блаженнейшем Григории; но поскольку он перечислил его произведений меньше, чем изучили мы, отложив его сочинение в сторону, мы изложим подробнее все, что о нем узнали).[824]

Начинаются главы

Епископ Астурий

Епископ Монтан

Монах Донат

Епископ Авразий

Епископ Иоанн

Епископ Гелладий

Епископ Юст

Епископ Исидор

Епископ Ноннит

Епископ Конанций

Епископ Браулион

Епископ Евгений

Епископ Евгений II

I. Епископ Астурий[825]

После Ауденция[826] его преемником, первосвященником в городе Толедо, главном городе Картахенской провинции, стал Астурий; выдающийся муж, создавший произведение о добродетелях скорее примером своей жизни, чем своими сочинениями. Он был блажен в своем епископском сане и удостоен чуда, поскольку ему довелось обнаружить в земной гробнице останки тех, с которыми он впоследствии соединился на небесах. Ведь когда он исполнял свое епископское служение при кафедре, он, побуждаемый, как говорят, божественным откровением, обнаружил мучеников Божьих,[827] захороненных на территории муниципия Комплудума, который расположен почти в шестидесяти миллиариях от его города. Бросившись стремглав к тем, кого когда-то сокрыли и насыпь земли, и забвение времени, он отыскал их, чтобы возвеличить для света и славы почитания на земле. Когда же [мощи] были обретены, он не согласился вернуться на кафедру, но провел там последние дни, посвятив себя усердному служению святым. Однако пока он был жив, никто не занимал его кафедру. Поэтому, как доносит древность, он считается девятым епископом Толедо и первым – Комплудума.

II. Епископ Монтан

Монтан получил кафедру Толедо, главного города Картахенской провинции, после Цельса. Человек, выдающийся доблестью духа, украшенный искусством красноречия, он принял свои должностные обязанности и исполнял их ревностно, соответственно небесному праву и порядку.

Написал он два послания, тесно связанных с полезным учением Церкви, одно из них – для жителей Паленсии. В нем он с большим авторитетом выражает запрет, чтобы пресвитеры совершали помазание, а епископы другого диоцеза освящали церкви чужой территории, подтверждая примерами из Священного Писания, что это никоим образом не дозволяется. Также он упрекает и укоряет сторонников присциллианской ереси, чтобы они в ней не упорствовали, ибо они из любви к ней сохраняли о ней память. Он напоминает, что в книгах блаженного епископа Торибия,[828] направленных к папе Льву,[829] эта самая присциллианская ересь была изобличена, побеждена и, как полагается, отвергнута. А другое послание – благочестивому Торибию, в котором он, хваля его за то, что он изничтожил почитание идолов, дает ему указание силой своей священнической власти (и едва сдерживает при этом ярость), дабы тот запретил совершение помазания пресвитерами и освящение церквей одного диоцеза священниками другой епархии.

Сей муж, согласно древнейшему и правдивому сообщению, дабы опровергнуть дурную молву о себе, держал под своим одеянием раскаленные угли до тех пор, пока самолично не отслужил перед священным алтарем своего престола всю мессу. Когда же торжественный обряд был завершен, то обнаружилось, что ни жар углей не умерился, ни красота одеяния не исчезла. Тогда, хвала Богу, простой природой огня была доказана и лживость необоснованного обвинения, и невиновность блаженнейшего епископа.

Этот славный [муж] проживал в царствование Амалариха;[830] девять лет обладал достоинством епископа.

III. Монах Донат

Донат и по [своему] заявлению, и по занятиям был монахом. Говорят, он был учеником некоего пустынника в Африке. Столкнувшись с угрозами со стороны варварского народа[831] и испугавшись рассеяния паствы и опасностей, грозящих его монашеской пастве, он отправился в Испанию морским транспортом вместе с почти что семьюдесятью монахами и многочисленными кодексами книг. Когда его поддержала и помогла деньгами знатная и благочестивая женщина Миницея, он воздвиг Сервитанский монастырь. Говорят, что он первым привез в Испанию монашеский обычай и устав.[832] Он был при жизни столь же известен примерами добродетели, сколь возвеличен светлой памятью после смерти. По преданию, он был отмечен некими знаками спасения, как пребывая на этом свете, так и покоясь в подземной гробнице; и потому, как утверждают, за его могилой почтительно ухаживают местные жители.

IV. Епископ Авразий[833]

Авразий, епископ епархии Толедо, главного города митрополии, был принят в священники после Адельфия. Человеком он был достойным, славным примером своего служения, содержал в порядке домашние дела и стойко противостоял бесконечным бедствиям. И насколько он был мягок к своим близким, настолько же тверд по отношению к врагам. Он стремился более к защите истины, чем к созданию сочинений, потому и считается равным самым превосходным мужам, ибо то, что посеял словом проповеди, он подкрепил, сохраняя и защищая.

Жил он в сане епископа во времена Виттериха,[834] Гундемара[835] и в начале царствования Сисебута[836] почти что двенадцать лет.

V. Епископ Иоанн[837]

Иоанн, унаследовав от Максима[838] сан епископа, получил кафедру Сарагосской церкви. Сначала был отцом монахов и затем стал главой в управлении народом. Был он человеком, сведущим в Священном Писании и стремился учить более словами, чем сочинениями; и так он был щедр и счастлив от этого дара, как был доволен обликом. Ибо помазание Святым Духом, согревавшее его изнутри, он воплощал как щедростью подарков, так и выражением лица, так что подарки дарил он с милостью, а если не дарил, то милостью же и искуплял. В церковной службе он изысканно соединил молитву с музыкой, и к этому в сочиняемую пасхальную торжественную литургию вписал столь тонкую и важную постановку, что слушателю понравилась и краткая лаконичность, и истина.

Двенадцать лет занимал он почетную кафедру, принимая с радостью ту жизнь, которую вел, взяв на себя желанный обет.

Пребывал в епископском сане во времена королей Сисебута и Свинтилы.[839]

VI. Епископ Гелладий[840]

Гелладий принял эту кафедру после Авразия. Когда он был светлейшим мужем при королевском дворе[841] и управителем имуществ,[842] он, облаченный в мирское одеяние, в то же время исполнял монашеский обет и служение. И когда он пришел в мой монастырь (я говорю о монастыре Агали, куда я был принят и где монашествовал, который известен всем и всеми желаем благодаря служению Богу и благодаря тому, что украшен вечной и явной святостью), ведомый путем суетных дел, он, оставив клиентов и великолепие мирской роскоши, присоединился к хозяйственной жизни монахов, что, примкнув к их сообществу, относил к печи пуки соломы.

И поскольку среди роскоши и расточительности мира он любил тайны уединения и стремился к ним, то, оставив в одно мгновение все, что, как он знал, было от мира, он бежал в эту святую обитель, которую посещал по обету, чтобы остаться там вести желанную жизнь. Став там отцом монахам, он с помощью благодеяний и священных занятий и управлял жизнью послушников как положено, и увеличил благосостояние монастыря богатством, общим для всех. По этой причине, хотя его члены совсем утомились от старости, он был призван к епископской тиаре; а так как он был призван насильно и поскольку это происходило без его ведома, то он теперь явил еще более яркие примеры добродетели, чем когда был монахом. Ведь, как говорят, он весьма разумно участвовал в управлении той мирской жизнью, которую отверг: он столь щедро раздавал милостыню и оказывал утешение нуждающимся, что можно было сказать, что у нищих выправляется тело и согреваются внутренности за счет его желудка.

Писать он отказывался, потому что то, что принято писать, проявлял страницами своей каждодневной деятельности. Вернувшись в славный монастырь, он в конце своей жизни сделал меня дьяконом.

Умер стариком; нес бремя священного правления восемнадцать лет. Жил блаженным во времена Сисебута, Свинтилы и в начале царствования Сисенанда;[843] после чего, приумножив свою святость в глубокой старости, он заслужил славу Царствия Небесного.

VII. Епископ Юст[844]

Сразу после Гелладия его преемником стал Юст, ученик его. Муж строением тела и талантом ума изящный и тонкий; монах с детства, он получил от Гелладия наставления и разъяснения относительно добродетели монастырских установлений и стал третьим после него аббатом монастыря Агали. Вскоре же он был введен в епископство в качестве его преемника. Муж этого обладал острым умом и был достаточно красноречивым, подавал большие надежды, если бы смерть не унесла его, не дав прожить долгую жизнь.

Рихиле, отцу монастыря в Агали, он написал письмо с подробным и подобающим случаю содержанием, в котором убедительно доказал, что не следует оставлять принятую паству.

Был епископом три года. Скончался по времена Сисенанда, а король этот почил на девятнадцатый день после него.

VIII. Епископ Исидор[845]

Исидор принял кафедру Севильской епархии провинции Бетика после своего брата Леандра.[846] Был он мужем, одинаково отмеченным и красотой, и талантом, ибо он настолько прославился невыразимой прелестью речей, что удивительная красота его слова приводила слушателей в изумление, и тот, кто его уже слышал, чаще всего мог воспроизвести услышанное, лишь повторив его.

Написал он произведения и превосходные, и в немалом числе, а именно: книгу о происхождении служб,[847] книгу введения,[848] книгу о рождении и смерти пророков,[849] книгу стенаний, которую он сам называл книгой синонимов,[850] две книжки сестре Флорентине против подлости иудеев,[851] книгу о природе вещей, адресованную королю Сисебуту,[852] книгу дифференций[853] и книгу сентенций.[854] Также он собрал из разных авторов то, что сам называл описанием священных таинств, каковые, собранные в одну книгу, называются также книгой вопросов.[855] Также в конце жизни он написал по просьбе Браулиона, епископа Сарагосы, книгу этимологий,[856] и в труде над ней он, как известно, окончил свой последний день, так как в течение многих лет доводил ее до совершенства.[857]

Воссиял он во времена королей Реккареда,[858] Лиувы,[859] Виттериха, Гундемара, Сисебута, Свинтилы и Сисенанда, неся епископский сан почти сорок лет и олицетворяя собой славу и красоту святого вероучения.

IX. Епископ Ноннит[860]

Ноннит после Иоанна[861] вступил епископом на кафедру Герунды. Служением он был монах, понятен благодаря своей простоте и свят деяниями; был он посвящен в сан епископа не по продолжительному размышлению людей, но по быстрому предписанию Бога. Он постоянно чтил гробницу святого мученика Феликса.[862]

Он управлял епархией скорее примерами заслуг перед Богом, чем изданными сочинениями. Как говорят, он и во плоти, и покоясь в могиле, творил доблестные дела спасения. Жил по времена королей Свинтилы и Сисенанда.

Х. Епископ Конанций[863]

Конанций был возведен на кафедру епархии Паленсии после Мурилы.[864] Был он мужем, значительным как серьезностью разума, так и выражением лица, красноречивым и приятный благодаря обходительности речи, усердно и заботливо занимающимся порядками богослужения, ибо создал много замечательных звуковых мелодий. Также он написал книжечку о своеобразии всех псалмов.

Прожил в сане епископа полных тридцать лет и почитался достойным, начиная с последних дней Виттериха и во времена королей Гундемара, Сисебута, Свинтилы, Сисенанда и Хинтилы.[865]

XI. Епископ Браулион[866]

Браулион, брат Иоанна Сарагосского, после его смерти занял его место. Это был муж, как связанный с ним родством, так и ничуть не уступающий в таланте. Он также прославился напевами и некоторыми небольшими сочинениями. Он написал житие некоего монаха Эмилиана, где подробно рассказал о добродетели этого святого человека и прославил память о нем.

Он был священником почти двадцать лет, по их истечению закончился срок его земной жизни.

Был он твердым в службе во времена королей Сисенанда, Хинтилы, Тульги и Хиндасвинта[867].

XII. Епископ Евгений[868]

Евгений, ученик Гелладия, школьный друг и сотоварищ Юста, стал епископом после него. Монах с детства, он вместе с Юстом одинаково обучался священным установлениям при монастыре у Гелладия. Когда Гелладий шел из монастыря к епископству, он взял его вместе с собой. И тот, получив от Гелладия наставления относительно правил для священнослужителей, занял его кафедру после него, став третьим епископом. Сколь велика заслуга старика, ведь он удостоился оставить управление наследием двум своим ученикам, святым сыновьям Божьей Церкви! Этот Евгений был серьезен нравами и поступью, ученым благодаря своему таланту. Ибо он опытным путем так познал интервалы, положение, рост и убывание луны, ее движение туда и обратно, что размышление о его исследовании приводило слушателя в изумление и вводило в желаемую науку.

Прожил он в сане епископа почти что одиннадцать лет, в правление королей Хинтилы, Тульги и Хиндасвинта.

XIII. Епископ Евгений II[869]

После Евгения епископом был избран другой Евгений. Он восхищался монашеской жизнью, еще когда был одним из выдающихся клириков при королевской церкви. Бежав (что было разумно), он добрался до города Сарагосы и там обосновался около могил мучеников,[870] и предавался он изучению мудрости и монашеского устава; и когда жестокосердность правителя изгнала его оттуда, и он был приведен к епископскому сану, то он прожил скорее благодаря заслугам добродетели, чем [собственным] силам. Ибо телом он был щуплый, некрепкий, но весьма горел добродетелью духа и добивался силы благих знаний.

Распознав мелодию, он исправил напевы, испорченные смешанным исполнением, и восстановил утраченные чины и порядок службы.

Он написал небольшую книгу о Святой Троице, блестящую красноречием и понятную благодаря [изложенной там] истине. Ее можно было бы отправить в край Ливии и Востока, если бы взволнованное страшной бурей море не сделало путь неизвестным. Еще он написал две книжицы, одна из которых посвящена метрике различных стихов, другая – прозе различных произведений; они-то и могут донести святую память о его прилежании во многих делах.

Также книжечкам Драконция под названием «О сотворении мира»[871] которые с древности считались испорченными, он, опуская несоответствия, изменяя их или предлагая лучший вариант, придал вид настолько прекрасный, что казалось, будто бы благодаря мастерству редактора они стали красивее, чем когда вышли из-под пера автора. А поскольку этот самый Драконций, как известно, полностью умолчав о седьмом дне [творения], оставил труд, законченный лишь наполовину, то Евгений к краткому повторению шести дней прибавил еще несколько стихов и изящно добавил слова о седьмом дне, которые пришли ему на ум.

Он прославился во времена королей Хиндасвинта и Рецесвинта, неся достоинство и славу сана почти двенадцать лет, и после заката земной жизни пребывает в гробнице в церкви святой Леокадии.

Приложение

Папа Григорий, глава римского Апостольского престола, исполненный раскаянием в страхе перед Господом и высокий в своем смирении, наделенный милостью Святого Духа таким светом учености, что нет и не было ему равных не только теперь, но и в прошлом. Ибо он, возвеличенный совершенством всех заслуг, до того прославился, что, исключив все сравнения со знаменитыми мужами, никого, ему подобного, не являет древность. Ведь он превзошел святостью Антония,[872] красноречием – Киприана,[873] мудростью – Августина.

В начале своего епископства он издал книгу «Пастырское правило», посвященную Иоанну, епископу Константинопольской кафедры,[874] в которой поучает, как каждый, кто занимает должность, связанную с управлением, либо так или иначе собирается ее занять, должен стараться жить и поучать находящихся под его властью. Помимо тех произведений, о которых упомянул блаженной памяти Исидор, этот выдающийся учитель написал и другие книги нравственного содержания, то есть: двадцать две беседы на пророка Иезекииля в двух книгах, в которых изложил смысле искусно и плавным слогом многое из Священного Писания в мистическом и моральном. О книге Соломона, которой название Песнь Песней, написал удивительно хорошо и истолковал весь труд в моральном смысле. Он написал четыре книги о житиях италийских отцов, которые собрал в один том и предпочел называть рукопись «Собеседования».[875] Внимательный читатель легко может узнать, какие божественные таинства и удивительные свидетельства любви к небесной отчизне сокрыты в этих книгах.

Сохранились и его многочисленные письма к разным людям, записанные по порядку изящным и ясным стилем; кто бы их ни читал, ясно понимает, что было в нем прямое стремление к Богу и что был он бдителен и заботлив о душевном рвении. Так, собрав письма в один том, он распределил их на двенадцать книг и предписал называть их регистром.

Считается, что он написал и другие выдающиеся сочинения, но до нас ничего не дошло. Счастливей всех и даже более чем счастлив тот, кому дал Бог тщательно исследовать все сказанное в его трудах. Муж этот величественный и праведный, учитель и предстоятель процветал в царствование Маврикия Августа.[876]