Наконец Матиуш решил доплыть до маяка. Когда-то он учился писать, чтобы написать Фелеку письмо, теперь он все дальше и дальше заплывал в море, пока, наконец, не достиг цели.
Он привязал лодку и прямо пошел на маяк. Но по дороге встретил детей: мальчик вел за руку маленькую беловолосую девочку.
— Папа! — крикнула девочка и, протянув ручки, побежала к Матиушу. — Папа! Иди! Аля хорошая!
Она споткнулась о камень или корень, упала и громко заплакала.
Мальчик, должно быть, ее брат, помог ей подняться, поправил платьице. Но она вырвалась у него из рук, на щеках еще блестят слезы, а сама уже смеется, бежит к Матиушу и кричит: «Папа!»
Братишка остановился, ждет, что будет. И Матиуш остановился, не знает, что делать. Он так мечтал доплыть до этих детей, а теперь стоит в недоумении.
— Иди к дедушке! — кричала малышка. — Иди! Аля хорошая. Дедушка там. Иди, папа.
И теребит, тянет Матиуша. Страшно неприятно, когда надо что-то сказать, а что — неизвестно.
— Але, иди. Папа, иди. Але, Аля, папа — к дедушке.
И тянет, толкает обоих, лепечет, спешит и опять чуть не упала.
— Дедушка, дедушка, смотри — папа!
А смотритель маяка, прищурившись, улыбается, бороду гладит. Такой славный, похожий на доктора.
— Приветствую высокого гостя, — говорит он, снимая шапку. — Должно быть, король Матиуш хотел узнать, почему маяк не горит? Уже все в порядке, сегодня зажжем. Уж я бы давно приехал просить у вашего величества прощенья за такую тьму, да вот… с этим далеко не уедешь.
Матиуш только теперь заметил, что у старика нет одной руки.
— Другую руку отняло у меня море. Но море щедрое: за мою руку дало мне вот эту парочку.
И Матиуш узнал, что старый смотритель был в прошлом моряком, что во время кораблекрушения потерял руку. Тогда он устроился на маяк. Год назад, после шторма волна выбросила двух детей, едва их спас. А что самое удивительное, что мальчик не выпустил из рук девочку, хотя был без сознания.
— Мальчика я назвал Але, а девочку Аля. Кто они, чьи — не знаю, У негров, которые жили на острове, Але значило — сын моря, а Аля — дочь моря. Чужеземные какие-нибудь дети, должно быть, с севера, потому что южные языки я все немного знаю, а с мальчиком ни на каком говорить не мог.
Аля нетерпеливо вертится и смотрит, то на деда, то на Матиуша.
— Папа! — крикнула она, наконец, и начала смеяться.
— Вот видишь, глупышка, — сказал старик, — я говорил, что папа вернется. Вот он с тобой, твой папа.
— Это вовсе не папа, — сказал, нахмурившись, Але.
— Для тебя, может, не папа, а для Али папа.
— И для Али не папа. Это Матиуш.
Матиушу стало не по себе. Опять он не знал, что сказать, А старый моряк смотрит на детей и улыбается.
— После дороги надо перекусить, — сказал он.
И пригласил Матиуша в свое странное жилище. Матиуш пожалел, что ничего не привез для детей, и в тот первый раз был на маяке недолго.
Аля еще два раза плакала — один раз, когда ей не разрешили пить чай, потому что был очень горячий, а ждать она не желала, а еще раз, когда Матиуш уезжал.
— Не уезжай, папа. Аля любит папу.
И опять не знал Матиуш, что делать, когда Аля держала его за брюки и не отпускала.
Наступал вечер, а Дормеско не любил, когда Матиуш поздно возвращался из своих экскурсий. Когда однажды он слишком долго засиделся на скале, его три дня потом сопровождал один из стражников. Это не было наказаньем, просто Дормеско хотел быть спокойным, что с Матиушем не случится ничего плохого.
Хорошо еще, что Дормеско не знал о разных его приключениях, которые могли плохо кончиться.
Обратный путь Матиуша, при свете маяка, был сказочно красив: он плыл, точно по золотой дорожке.
Хорошо, что Матиуш не пообещал детям приехать на следующий день: руки у него болели так, как будто он в первый раз сел за весла.
Только на пятый день собрался Матиуш в дорогу, но перед этим все хорошенько обдумал.
Прежде всего, взял кубики и головоломку, лото и коробку пряников, конфеты, пропеллер и мяч. Потом обдумал, что скажет при встрече, что скажет, если Аля опять не захочет его отпускать.
Матиуш греб не торопясь, с отдыхом, чтобы не слишком устать. Дормеско он предупредил, что вернется только вечером, и взял с собой провизии на целый день.
Дети ему обрадовались. Должно быть, им было очень скучно на одинокой скале. И старый моряк был рад Матиушу: он мог в сотый раз рассказывать новому слушателю о своих путешествиях. А Матиуш рассказывал о войне.
Але сидит на камне и слушает, Аля стоит возле Матиуша, оперлась рукой о его колено и смотрит в глаза, словно чтобы лучше его понять. Хотя по ее наивным вопросам видно, что не понимает.
— Пули это мячики? — спрашивает Аля.
Аля думает, что война это игра. Матиуш объясняет, что эти мячики из железа и они убивают людей.
— А папу-Матиуша убили? — опять спрашивает Аля.
Теперь Аля называет его то Матиушем, то папой. И Матиушу приятно, хоть он и не понимает, почему.
— Аля хочет на войну, — вдруг потребовала Аля и, несмотря на все уговоры, начала плакать.
— Война далеко, — говорит старик.
— Аля хочет далеко.
— Аля еще маленькая, говорит старик.
— Аля большая, Аля хочет на войну.
— Война спит, — говорит старик.
— Война спит, — шепотом повторяет Аля и, приложив к губам пальчик, делает испуганное лицо и уже не плачет. — Т-и-и-ише, война спит, мячик спит, кукла спит.
Матиуш слушает, удивленный, и старается припомнить, как было, когда сам он был маленький и так же мало понимал.
Неприятно мало понимать. Бедная Аля. Так смотрит, когда Матиуш что-нибудь рассказывает, как будто хочет глазами все понять.
И сразу начинает плакать. Маленькие дети, наверно, потому плачут, что не могут многого понять. Матиушу жаль Алю. Надо придумать какую-то сказку для Али. Он будет немного рассказывать старику и Але, а немного Але.
Сочиняет Матиуш сказку Але.
— Война спит, спит. Война глазки закрыла и спит. А потом проснулась…
Нет, он придумает другую сказку.
Откуда старику пришло в голову сказать, что война спит? И он сразу успокоил Алю. Но ведь это обман, а обманывать нехорошо, А может быть, это не обман? Ведь действительно война как будто просыпается от сна, когда все было тихо, и вдруг — идут войска, пушки начинают стрелять…
Матиуш сложил весла и отдыхает. Свет маяка освещает море. На небе звезды, вокруг тишина.
«Какие права можно дать самым маленьким детям?» — думает Матиуш и не может найти ответа.
В приюте, где он скрывался от полиции, тоже были маленькие дети. Старшие плохо с ними обращались, били, дразнили, высмеивали. И Матиуш тогда маленьких не любил, потому что они все время плакали. Но может быть, потому они и плакали так часто, что у них нет никаких прав и им ничего нельзя? Один депутат сказал в детском парламенте: чтобы не было маленьких детей. Но они должны быть, ведь когда они вырастут, они будут большими.
«Я хочу быть королем детей, — думал Матиуш, — а ничего не знаю о самых маленьких. Уже забыл, когда сам был маленький. Наверно, и взрослые все забыли, потому не хотят дать детям права».
И снова взялся Матиуш за весла и очень удивился, что остров уже близко, а руки у него совсем не болят.
— Завтра буду читать целый день, а послезавтра снова к Але и Але. Надо отвезти им картинки.