Матиуш на необитаемом острове

21

В Совет Пяти от короля Матиуша Первого Реформатора

Необитаемый Остров Белого Дьявола

ПРОШЕНИЕ № 43

Прошу Совет Пяти сменить на острове стражу. У солдат на родине остались жены и дети, и им пора возвращаться. Они здесь уже пять месяцев, а они ведь не заключенные, чтобы жить на необитаемом острове, это несправедливо. Мне неприятно, что люди из-за меня страдают.

Поэтому убедительно прошу сменить стражу. И еще прошу, чтобы новая стража состояла не из взрослых, а из мальчиков старшего возраста. Здесь есть лодка, можно купаться, совершать экскурсии, так что им не будет скучно. А потом они тоже смогут уехать.

С уважением, Король Матиуш Реформатор.

Прошение Короля Матиуша читал. Со своей стороны возражений не имею.

Полковник Дормеско

Сначала Матиуша сердило, что по каждому пустяку он должен писать прошение в Совет Пяти Королей, которые считались его опекунами. Но постепенно он привык и стал думать, что это даже лучше. Сперва записываешь в тетрадь, что тебе нужно, потом пишешь прошение, отдаешь Дормеско, тот подтверждает, что согласен, прикладывает печать и с первым же кораблем отсылает.

Сорок три прошения послал Матиуш, и ни разу ему не было отказано. Даже револьвер получил. Потому что он не заключенный и выехал сюда добровольно.

И теперь, попросив, чтобы сменили стражу, он ждет с нетерпением, кого же пришлют.

На следующий день после того, как прошение было отправлено, Матиуша постиг страшный удар — умерла его канарейка. Канарейка была уже старая, последнее время сидела неподвижно, грустная, и совсем не пела. Неохотно выходила из клетки и не купалась в мисочке. Ела она мало, больше разбрасывала клювиком зернышки… Матиуш видел это, но думал, что пройдет.

Уже после смерти птички Матиуш вспомнил, что в последний вечер она была особенно грустна. То и дело открывала клювик и закрывала глазки, как будто задыхалась. И так ежилась, точно ей было холодно. Матиуш дышал на нее, чтобы отогреть. А она, видимо, была уже очень больна, И вот наутро — лежит твердая, неподвижная, ножки вытянуты, головка упала, один глаз открыт…

Матиуш вложил клювик в рот, опять стал дышать, попытался выпрямить головку и побежал к Валенты, хотя и сам понимал, что все кончено.

«Теперь у меня уже нет никого на целом свете», — с тоской подумал Матиуш и занялся похоронами. Он вырезал из золотой бумаги корону, чтобы было известно, что это канарейка не простая, а королевская. Выбрал небольшую коробочку, оклеил ее зеленой бумагой, постелил на дно вату, насыпал листьев и положил на них мертвую птичку. Он не хотел, чтобы кто-нибудь это видел, чего-то стыдился. Но чего тут стыдиться? Канарейку подарила ему мама, которая уже умерла, птичка столько лет находилась в кабинете его отца, который тоже умер. Это была дарёная канарейка. А памятные подарки чтят не только короли.

Катафалк Матиуш сделал из двух коробочек. Потом привязал к ним веревочку, завернул всё в бумагу и вышел. Он пошел на гору, которая поднималась над берегом моря. Дойдя до середины горы, где дорога была ровнее, и уже никто не мог его видеть, он поставил катафалк, положил на него гроб и потянул за собой этот небольшой груз, такой легкий для рук и такой тяжелый для сердца.

Он нашел красивое ровное место под деревом на самой вершине горы и вырыл скаутским ножом могилу. Когда-то так рыли палашами могилы воинам, павшим в бою. Ему захотелось еще раз взглянуть на канарейку. А вдруг случится чудо? И чудо случилось, только другое. Когда Матиуш наклонился, чтобы посмотреть на мертвую птичку, уже лежащую в открытой могиле, — внезапно вверху раздалось громкое птичье пенье, и Матиуш не знал, поет ли это друг мертвой птички или наоборот, враг ее, тот, кто задирал и ссорился, а теперь просит прощенья? А может быть, это поет душа умершей канарейки, переселившаяся в живую?

Матиуш закопал коробочку, сделал из камешков холм и долго не мог решить, можно ли поставить крест.

И опять стал размышлять о маме и об отце. И о том, что их могилы так далеко. И что молитвы Матиуша не такие, как должны бы быть. Всегда только парадные богослужения. Всегда с министрами, церемониймейстером, иностранными послами. Так было в церкви, так же было на могилах родителей. И кто знает, не приятнее ли лежать рядом с канарейкой на высокой горе над морем, под пальмой. И, сам не зная зачем, Матиуш сделал еще две могилы, а потом вспомнил Кампанеллу и сделал еще одну. И вот вместо одной образовалось четыре могилы — так возникло кладбище Матиуша.

На следующий день он должен был плыть на маяк, у него был назначен урок. После обеда он хотел пойти на свое кладбище, но начался ветер и задержал его до самого вечера. А потом Матиуш уже не мог вспомнить, в которой из четырех могил похоронена канарейка, и на всех поставил маленькие кресты. Сделал ограду из камушков.

Могилки были маленькие, как для четырех птичек, но ведь, если смотреть издалека, все кажется маленьким, а могилы его родителей так далеко.

Теперь еще больше полюбил Матиуш гору над морем. Здесь было его кладбище, здесь он играл на скрипке и здесь молился. Здесь проводил долгие часы в раздумьи об одинокой башне и старом отшельнике.

А часто Матиуш не думал ни о чем, только чувствовал, что происходит что-то хорошее, что это кладбище, живые канарейки на дереве, скрипка, одинокая башня, Аля и Але, море и Клю-Клю, и звезды — что все это вместе и есть Матиуш, и небо, и земля. В такие минуты он был близко от своей столицы, видел, знал и понимал всё. И так на душе у него было тихо, и грустно, и приятно, что он уже знает так много. Знает, что черные короли ведут с белыми войну, знает, что страна ждет его возвращения, что грустный король снова поссорился с молодым королем, и еще знает, что новая стража, которая приедет сюда, обидит его очень, и ему будет хуже, чем теперь, о, гораздо хуже. Матиуша ждет еще много испытаний. И смерть. Матиуш не женится на Клю-Клю.

И не из газет, не из книг знает Матиуш все это. Но откуда же? Кто надоумил его? Немного кладбище, немного одинокая башня, немного сам себя, а больше всего Бог.

И он понимает, что не нужно драться черным с белыми, и не спешит в страну, где ждут его возвращенья, и не жалеет, что просил дать новую стражу, которая принесет ему столько огорчений. И не боится смерти.

Он спокоен и, пожалуй, счастлив. Он не думает ни о чем.

На Фуфайке ему тоже было все равно, что с ним будет, и он решил уехать на необитаемый остров. Но тогда Матиуш испытывал острую боль, как будто его ранили — в нем все бушевало. А теперь наступил покой. Не знает Матиуш, какая она, эта мысль-королева, но знает, что она есть, так как пчелы его духа спокойны и веселы.

Вот почему забыл Матиуш о написанном им сорок третьем прошении в Совет Пяти. Нет, даже не то что забыл, а не ждет и не интересуется. А ведь людям интересно все неизвестное.

Матиуш не собирался делать сюрприз Валенты и остальной страже, а просто решил ничего им не говорить, — зачем? Скоро они всё узнают.

Но он был рад, когда пришел корабль, и страже объявили, что все они возвращаются домой. Теперь только он понял, как они тосковали. Всегда спокойный Валенты перевернул чайник с горячей водой, разбил фарфоровую фигурку, которая стояла на столе у Матиуша, и потерял ключ от кладовой, так что обед опоздал на час. То же самое было с другими; они бегали, что-то паковали, точно у них не хватит на это времени. А ведь известно, что всё солдатское добро — сундучок, миска да ложка. Они суетились так от радости.

В пять часов пополудни Дормеско прислал ординарца:

— Ваше королевское величество, не изволите ли дать полковнику Дормеско аудиенцию?

Дормеско вошел выпрямившись, в мундире (до этого всегда ходил в халате). К чему бы это?

— Явился отдать вашему величеству прощальный рапорт.

— Значит, и вы меня покидаете?

— Вот приказ.

И он подал Матиушу бумагу, продолжая стоять навытяжку.

Матиуш прочитал, взглянул на пустую клетку канарейки, и его охватило такое чувство, как будто там, на горе, над морем выросла еще одна могила.

Добрый, благородный Дормеско! Он соглашался со всеми желаниями Матиуша, всегда все подписывал.

Что-то будет теперь?