Хэнк восседал за рулем роскошного белого «шевроле» с опущенным верхом. На миг он скрылся из поля зрения Шейна, потом возник уже перед входной дверью.
Барбара подошла к зеркалу поправить прическу. Эда Лу прошествовала через холл, чтобы впустить его.
Шейн направил на пришельца бинокль; Хэнк держал руки в задних карманах обтягивающих джинсов. Он был плотно скроен; пол-лица закрывала густая черная борода.
— Все никак не расстанешься с этим уродством? — вместо приветствия обронила Барбара. — Неудивительно, что никто тебя на работу не берет!
Симз с шутовским видом раскланялся на пороге гостиной.
— Зачем мне на работу? Я — свободный художник.
— Неплохо устроился! — рассмеялась Барбара. — Или теперь все свободные художники разъезжают на таких машинах?
— Пойду принесу кофе, — буркнула Эда Лу.
Как только экономка ушла, Хэнк вынул руки из карманов, порывисто кинулся к Барбаре, обнял и поцеловал ее. Та сперва пыталась высвободиться, но потом и ее руки обвились вокруг его шеи; поцелуй вышел долгим и страстным.
Хэнк внезапно отстранился.
— Ну как жизнь?
— Тебе-то что за дело? — томно отозвалась она. — И вообще, ты порядочная скотина, Хэнк Симз. Ни разу даже не позвонил, после того как Китти очистила площадку!
— Очистила?! Так просто ей от меня не отделаться. Черт возьми, я тоже имею право на свою долю. — Он положил руку ей на грудь. — А позвонить все время собираюсь, честное слово, но как-то закрутился, понимаешь?
Вошла Эда с подносом, и он убрал руку.
— Кофе. — Метнув быстрый взгляд на Хэнка, она поставила поднос и с гордым видом удалилась.
— У меня иногда возникает ощущение, что все меня ненавидят, — произнес Хэнк, провожая ее взглядом. — А знаешь, эта женщина цветная. Такие белые ногти бывают только у людей с примесью негритянской крови. Интересно, как ты с ней ладишь? Я бы давно свихнулся.
— Эда Лу — моя старинная подруга.
— Разумеется, разумеется. Но ты мне лучше объясни, почему на тебе нет лифчика — это что, в мою честь?
— Не хватало еще в такой глуши лифчик носить! — Барбара придвинула стул к столику и разлила кофе по чашкам. — Я забыла, как ты любишь — со сливками, с сахаром?
Симз достал из бара бутылку коньяка.
— Мне, пожалуй, коньячку чуть-чуть.
— Неплохо придумано, я последую твоему примеру.
Она долила коньяку в обе чашки и одну протянула ему. Хэнк несколько мгновений пристально глядел на нее, потом вдруг выпалил:
— Ты вправду намерена стать женой судьи?
— Это еще один давний друг.
— И когда же состоится счастливое бракосочетание?
— Еще не скоро. Сейчас он очень занят. Мы поженимся в июне, когда суд распустят на каникулы.
— Еще бы не занят! — ухмыльнулся Хэнк. — Крутится как белка в колесе. Ох, солнышко мое, как я по тебе соскучился!
— Оно и видно! — отмахнулась она. — Но я не в обиде. Тебе с твоими доходами тоже небось приходится крутиться.
— Ладно, признаю, что иногда я веду себя как порядочный прохвост.
— Иногда!
— Ну всегда, раз ты так настаиваешь. Кстати, о машине: она не моя. Я взял ее у приятеля без спроса и, по закону подлости, наверняка долбанусь где-нибудь на обратном пути, причем окажется, что она даже не застрахована.
— С тобой вечные истории, мой невезучий Хэнк! Ну, и что же у тебя за дело, которое нельзя отложить до утра?
— Немного терпения. Дай хоть кофе выпью, а то ты, чего доброго, выставишь и не дашь допить.
Шейн увидел, как на аллейке из-за угла дома появилась Эда Лу, неся в руках деревянную скамейку и еще что-то, чего ему сразу не удалось рассмотреть. Она поставила скамейку на галечник и взобралась на нее. Тогда и другой предмет в ее руке обрел отчетливые формы — это был довольно внушительных размеров мегафон.
Она поднесла аппарат к уху, направив раструб в сторону открытого окна.
— У меня все не как у людей, — продолжал тем временем Симз. — У нормального человека, сама знаешь, то густо, то пусто. Есть которые в рубашке родились: им всегда везет. Один я вечно хожу с фигой в кармане. На меня теория относительности не распространяется.
— А как ты хочешь, чтоб тебе везло, когда ты ни на что не годен?
— Ну да, ну да! — с готовностью отозвался он. — Я ни на что не годен — в этом все заранее уверены. Положиться на меня нельзя, а жить со мной под одной крышей — сущая пытка, спроси хоть Китти.
— Брось, меня не разжалобишь.
— Что же мне делать, чтоб ты ко мне хоть немного смягчилась? Я на все готов, только не требуй, чтобы я каждую неделю ходил в парикмахерскую и читал «Ридерз дайджест».
Она засмеялась.
— Да-а, лучшего адвоката, чем ты сам, тебе не найти.
— И все же, подумай, время у тебя есть, — насупился Хэнк. — Пока что я официально не разорвал свои брачные узы, но, когда это произойдет, может, ты тоже придешь к выводу, что не стоит коротать остаток жизни с Фрэнком…
— Ты как будто хотел что-то мне показать? — перебила его Барбара. — Только учти: от меня ни шиша не получишь.
— А ты догадливая: я как раз намеревался сорвать пару тысчонок. Но в итоге наверняка влипну в новые неприятности и еще тебе останусь должен. — Он поставил на столик чашку и сказал уже серьезно: — Ну хватит пикироваться, Барбара. Думаешь, если я ношу бороду, так и на подлинные чувства не способен? Хочешь верь — хочешь не верь, но ты мне глубоко небезразлична!
— Знаю я твой интерес: за мою землю предлагают миллион долларов, вот тебе и неймется.
— Миллион долларов! — воскликнул Симз. — Вот это да! Так ты собираешься продавать Гаспар?
Барбара опять рассмеялась серебристым смехом.
— Знаешь, почему у тебя никогда не будет белого «шевроле»? Потому что ты враль и шут.
Хэнк задрал рубашку и мечтательно почесал живот.
— Миллион долларов… Единица и целых шесть нулей… Что ты, детка, откуда бы я мог об этом узнать? — он засунул руку в задний карман, вытащил оттуда конверт и ударил им по колену. — Денег на частного детектива у меня нет, а Китти желает, чтобы мы оформили развод по обоюдному согласию. Дескать, все о'кей, проваливай подобру-поздорову. Видала эту сучку? В толк, бедняжка, не возьмет, как это она, такая порядочная, нарвалась на такого хама. Ведь она же ничего не требует, никаких алиментов, черт ее дери! Это я пострадавшая сторона, это мне надо платить, понятно? Она соблазнила твоего папашу, заполучила пятую часть наследства… Даже четвертую… Теперь, как выясняется, ей светят жуткие деньжищи, а я опять ни с чем, да?
— Мужчинам алиментов не платят, как бы они ни пострадали.
— Разве это справедливо? У нее вдобавок ко всему есть работа, а я с ней совершенно подорвал здоровье. Присяжных поди убеди, они испокон веку назначали содержание женам — инерция мышления! Ну да ничего, мы и сами с усами! Прежде чем я дам согласие на развод, она подпишет со мной контракт на три года как с консультантом по финансовым вопросам и выплатит аванс за три месяца… Я уже все бумаги подготовил.
— Хорошо, а я-то тут при чем?
Симз достал из конверта сложенные вчетверо листы плотной бумаги.
— Надеюсь, тебя это заинтересует. Я следил за моей малюткой. Неблагодарная, конечно, работенка, но нужда заставит… Сфотографировать ее в постели со старикашкой мне так и не удалось — ну и Бог с ними! Зато теперь моя благоверная посещает некий номер в отеле «Сент-Олбенз» в Палм-бич… — Он разложил на столе бумаги. — А номер снят на имя твоего обожаемого жениха Фрэнсиса Ксавье Шэнана — так-то!
— Фрэнка?!
— Можешь не сомневаться! Я сперва тоже не поверил. Так вот, их засекли по меньшей мере три раза, когда они порознь входили в этот номер в самое что ни на есть пикантное время суток. Я вот этими глазами видел… — Для пущей убедительности он коснулся пальцами век. — Фрэнк — мужчина еще хоть куда, а Китти, сама понимаешь, лакомый кусочек. Кое-кто может подумать, что секс тут ни при чем, что она оказывает ему неоценимую помощь в его юридической практике, но мы-то с тобой взрослые люди…
— Чушь!
— Так и знал, что ты это скажешь. Потому и принес сюда нотариально заверенные свидетельства. — Он полистал бумаги и начал читать подписи: — Роберт Трухоф, телефонист. Эмори Седж, ночной директор. Елена Чер… тьфу, черт, не выговоришь… Чер-не-вич, горничная. Все трое под присягой заявили об имевших место свиданиях в упомянутые даты или числа… извини, я не силен в юридической лексике. — Он положил перед Барбарой лист и постучал по нему ногтем. — Один раз свидание длилось всю ночь, во всяком случае до тех пор, пока горничная не сменилась. Вот, читай, здесь все черным по белому. Но ты, радость моя, наверняка увидишь в этом не то, что я. Ты увидишь слова и факты, которые за ними стоят, а я — доллары.
Шейн на своем посту вытащил блокнот, чтобы сделать кое-какие записи.
Барбара вырвала у Хэнка листы и швырнула их ему в лицо. Сгиб одного угодил бородачу прямо в глаз.
— Забери свои бумажки, мерзавец!
— Мерзавец? — переспросил тот, запихивая листы обратно в конверт. — А если мне не дали возможности стать другим — ты об этом подумала?
Барбара неожиданно расхохоталась, и вскоре смех перешел в рыдания.
— Ну не надо, милая! — Симз выглядел смущенным. — Черт, я не предполагал, что ты примешь это так близко к сердцу. По-моему, лучше горькая правда, чем блаженное неведение. И чего уж так расстраиваться? Он всегда был бабником и останется им, пока силенок хватит.
— Довольно! Вон отсюда!
— Сию минуту. Но ты пойми, сокровище мое, я же тебе добра желаю. Ну разве такой муж тебе нужен? А если хочешь поплакать на чьей-нибудь волосатой груди, то вот она, в твоем распоряжении.
Она запустила в него чашкой с недопитым кофе.
— Не отталкивай меня! — выкрикнул он. — Я все же лучше, чем ничего!
Барбара набросилась на него с кулаками. Хэнк споткнулся о ковер, упал. Она запустила в него бутылкой коньяка. Шейн в который раз за эту ночь услышал звон разбитого стекла. Но Барбара, видимо, промахнулась, потому что Хэнк приподнялся на локте и обхватил ее за талию.
Эда Лу спрыгнула со скамейки, готовая броситься на подмогу, но сражение, судя по всему, уже закончилось, или, по крайней мере, ход его изменился.
Теперь Барбара прижимала к груди патлатую голову Симза.
— Хэнк, Хэнк, — повторяла она, всхлипывая, — ну что ты делаешь?
Эда Лу, видно, передумав, снова залезла на скамейку и теперь уже употребила мегафон по его прямому назначению.
— СИМЗ, СУКИН СЫН, ПРОВАЛИВАЙ ОТСЮДА К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ! — в бешенстве завопила она.
Шейн тем временем включил усилитель на полную мощность, чтобы расслышать приглушенный диалог тех двоих, и от этого яростного рева у него опять едва не лопнули барабанные перепонки.
Барбара и Хэнк застыли как вкопанные.
Рука Шейна дернулась к усилителю, но в этом момент новый шум где-то совсем рядом прорвался сквозь звуковые помехи в наушниках. Обернуться сыщик не успел: страшнейший удар по голове оглушил его окончательно.