Майя. Загадка исчезнувшей цивилизации

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. КЛАССИЧЕСКИЙ ПЕРИОД. ШЕСТЬ ВЕКОВ ПРОГРЕССА

Классическая эпоха — время наивысшего культурного расцвета майя. Изобретательность и талант этого народа наиболее ярко проявились в области математики и астрономии.

Поскольку упомянутые сферы знания были особенно важны для жрецов, так как имели, по их мнению, тесную связь с сверхъественными силами, они всемерно способствовали их развитию. Все началось с астрономии. Овладение принципами данной науки — яркое доказательство интеллектуальных способностей майя. Они неутомимо изучали разнообразные аспекты времени, чтобы понять их сущность и уменьшить их таинственное влияние на судьбы людей и империй. На основе этих трудов выросла календарная система, охватывавшая миллионы лет. Она породила в свою очередь необычайно сложную философию. Майя никогда не считали время чисто абстрактным понятием, благодаря которому устанавливалась определенная последовательность событий. Оно казалось им скорее таинственной, потусторонней и всемогущей силой созидания и разрушения. Майя верили, что сменяющие друг друга последовательные циклы — дни, месяцы, годы — несут с собой милость или гнев богов. Каждый бог являлся покровителем (патроном) определенного священного числа и получал соответствующие обозначения в иероглифах. Отрезки времени считались «ношей», которую несут на своих спинах небесные стражи.

Если бремя какого-нибудь определенного цикла «бралось» злым божеством, это могло иметь дурные последствия. И так продолжалось до тех пор, пока «ноша времени» не передавалась более благосклонному богу. Будет ли определенный месяц или год благоприятным или плохим, всецело зависело от характера божества-носителя. Эта странная вера частично объясняет огромное влияние жрецов в обществе. Майя, вероятно, считали, что без жрецов-посредников нельзя предугадать злобные намерения богов. Только жрецы-астрономы могли спасти людей от катастроф, вызываемых неверным толкованием божественной воли. Только жрецы, выяснив различные свойства богов и разобравшись в их запутанных странствиях по дорогам времени и пространства, могли решить, какими отрезками времени владеют добрые боги, а какими — злые. Таким образом, майя изучали время в поисках счастливых или несчастливых циклов, надеясь на то, что, узнав будущее, они сумеют направить свою судьбу по более благоприятному пути.

Календарь майя — самый точный из всех календарей древнего мира. Он был необычайно сложным по структуре и толкованию и состоял из нескольких самостоятельно вращающихся «колес», которые отсчитывали взаимосвязанные циклы времени. У майя существовало две системы измерения года: «цолькин», или священный год из 260 дней; и гражданский год — «хааб», состоявший из восемнадцати месяцев по двадцати дней в каждом; к ним добавлялся дополнительный месяц из пяти дней, что в общем составляло 365-дневный год. «Хааб» использовался при обычном календарном исчислении, тогда как более короткий «цолькин» был связан с религиозными обрядами. Каждый день и месяц получали собственное имя и определенный иероглиф. Для каждого иероглифа существовала так называемая «нормальная форма» написания (обычно такой абстрактный, отвлеченный знак использовался в мирских, гражданских надписях) и «заглавная (персонифицированная) форма» — стилизованные знаки, изображающие фигуры людей, животных и мифологических существ. Заглавные знаки применялись обычно для официальных или ритуальных надписей. Основной единицей календаря майя был день, или «кин». Двадцать «кинов» составляли один «виналь» — месяц. Начиная с «виналя» календарь делился на следующие циклы: 18 виналой = 1 туну (год с добавлением пяти дополнительных дней); 20 тунов = 1 катупу (7200 дней); 20 катунов = 1 бактуну (144 000 дней); 20 бактунов = 1 пиктуну (2 880 000 дней); 20 пиктунов = 1 калабтуну (57 600 000 дней); 20 калабтунов = 1 кинчильтуну (1 152 000 000 дней); 20 кинчильтунов = 1 алаутуну (23 040 000 000 дней).

Каждый цикл имел свое обозначение в иероглифах. Цифры, сопровождавшие эти иероглифы, указывали, что данный цикл нужно умножить на соответствующее число. Так что типичная календарная надпись в истолковании ученых выглядит примерно так— «9.11.5.0.0», т. е. 9 истекших бактунов, И катунов, 5 тунов, ни одного виналя и кина. Подставив числовое значение этих циклов времени, мы получим дату, соответствующую 627 г. н. э. Эти надписи «длинного счета», или «начальной серии», содержали также знаки, обозначающие тот день ритуального года, на котором заканчивалась каждая календарная дата.

Кроме того, имелись еще знаки так называемой «дополнительной серии», отмечавшие деления лунного календаря по отношению к «длинному счету».

Наконец, накануне прихода испанцев была изобретена упрощенная система летосчисления, известная под названием «короткого счета». В этом случае все цифры, кроме заранее определенного катуна, отсутствуют.

Одна из самых важных проблем, стоящих перед эпиграфистами, состоит в том, чтобы найти ту отправную точку, от которой майя ведут свое летосчисление. Необходимо установить соотношение майяского календаря с нашим, григорианским. Как известно, григорианский календарь ведется от рождения Христа. Но как связать это событие с хронологией майя? Оба календаря напоминали две половинки гигантской логарифмической линейки. Требовалось унифицировать их деления и получить соответствующие уравнения. При изучении календарных надписей удалось установить, что каждый цикл «начальной серии» отсчитывается от загадочной даты «4 Ахау 8 Кумху», обозначающей, по-видимому, отправную точку хронологии майя. Эта дата носит название «нулевой» и относится примерно к 4 тысячелетию до н. э. По мнению Спиндена, она соответствует 14 октября 3373 г. до н. э. В то же время по системе корреляции Гудмена — Марти-неса — Томпсона эта дата относится к 3113 г. до н. э. Как ни странно, она на три тысячелетия старше по возрасту, чем наиболее ранние, известные нам даты майя на «лейденской пластинке» и стеле 9 из Вашактуна. Поэтому археологи пришли к выводу, что «4 Ахау 8 Кумху» обозначает скорее легендарное событие, нежели реальный исторический факт.

По мнению Морли, майя связывали эту дату с днем сотворения мира или рождения своих богов. Именно от этой исходной точки начали отсчет времени жрецы-астрономы.

Распутывая многочисленные загадки майяского календаря, ученые обратили внимание на поразительные технические достижения жрецов-астрономов. Именно их успехи сделали возможным создание календаря. Много веков они внимательно учитывали и записывали данные о движении небесных тел — о «нескончаемых странствиях сонма богов». Наблюдение за звездами велось с башен и высоких платформ по заранее нанесенным визирным линиям. Результаты старательно отмечались на картах. На их основе были составлены точные таблицы для предсказывания солнечных и лунных затмений. Особое внимание уделялось перемещению планеты Венера. При этом возник необычайно таинственный культ Венеры. Астрономы майя хорошо знали, что внешне незначительные ошибки при составлении календаря могут вырасти до непоправимых размеров. Точность их астрономических наблюдений такова, что степень ошибки доведена до минимума. Для того чтобы устранить отклонения космического характера и отклонения за счет високосного года, жрецы майя вносили в календарь поправки. Необходимость взаимной увязки различных систем календаря, а также 365-дневного гражданского года с 260-дневным ритуальным создавала дополнительные трудности.

Майя были бы абсолютно беспомощными в безбрежном море подобных проблем без надежной математической системы. Запись арифметических вычислений производилась, по-видимому, двумя способами: витиеватыми знаками заглавной формы и более распространенной системой черточек и точек.

Точка равнялась одной единице исчисления, а черточка — пяти. Цифры от одного до девятнадцати изображались путем различных комбинаций этих двух элементов:

1 .

2 ..

3 …

4 ….

5 __

6 .

7 ..

8 ...

9 ....

10 =

и т.д.

Более крупные числа обозначались позиционным способом, при котором значение цифры менялось в зависимости от ее положения по отношению к другим. В этом случае цифры, указывающие количество счетных единиц, писались столбцом, причем единица первого порядка была равна 1, единица второго порядка — 20, единица третьего порядка — 360, единица четвертого порядка — 7 200, единица пятого порядка — 144 000 и т. д., т. е. каждое деление столбца вырастало по сравнению с предыдущим в 20 раз. Это и неудивительно — ведь у майя существовала двадцатеричная система чисел. Принцип нуля — одно из самых выдающихся достижений майя в математике. К этому абстрактному понятию, характерному для всех систем счета, кроме наиболее простых, никак и не удавалось прийти ученым самых передовых цивилизаций Старого Света, за исключением Индии. Впоследствии принцип нуля попал в Аравию, откуда его заимствовали мавры, которые в свою очередь познакомили с ним средневековую Европу. Но майя стали использовать нуль даже раньше, чем индийские математики. Он изображался в их иероглифических текстах в виде раковины, разжатой руки или же различных их деталей. По-видимому, основной движущей силой цивилизации майя была религия. Как доказали археологи, развитие религиозных воззрений шло рука об руку с развитием календаря, математики и письменности. Архитектура и каменная скульптура майя стали практически средствами воплощения и сохранения священных образов и изречений.

Этот религиозный фанатизм появился у майя еще на заре их истории. Сильванус Морли пишет, что к IV в. н. э. (в самом начале классического периода) религия майя «...превратилась уже в высокоразвитый культ, в котором элементы примитивного обожествления природы сочетались с более сложной философией, возникшей на основе обожествления небесных тел и поклонения времени. Эта религия была по своему характеру крайне эзотерической (мистической.— В. Г.). Ее насаждало и использовало в своих интересах хорошо организованное жречество, состоявшее из астрономов, прорицателей и служителей культа. Затем по мере развития общества ряды жрецов пополнялись за счет искусных администраторов и государственных деятелей». Из документов колониальной эпохи и на основе тщательного анализа иероглифических текстов ученые получили много сведений о богах, мифологии и религиозных обрядах майя.

Майяская космология приписывает сотворение мира богу Хунаб Ку. «Обязанности» этого бога были настолько важны, а его владения настолько священны, что он почти не вмешивался в повседневную жизнь народа.

Кроме Хунаб Ку, в пантеоне майя существовало множество других, менее значительных богов, функции и характер которых были весьма разнообразны. Всем им приписывались черты, присущие людям, — и хорошие, и дурные. Все они имели человеческий облик, благодаря которому их можно легко узнать в иероглифических надписях. Однако и в этом случае археологи должны в основном полагаться на рукопись епископа Ланды и на несколько уцелевших индейских манускриптов. Желая искоренить влияние туземных богов на свою паству, Ланда затратил на их изучение особенно много времени. Возглавляет пантеон майя бог Ицамна, который, как полагают, был сыном могущественного Хунаб Ку. Он изображается в виде старика с беззубым ртом, впалыми щеками и большим носом. Ицамна уступал по могуществу только своему отцу. Его считали «создателем книг и письменности» и называли различными именами — Повелитель дня, Повелитель ночи и Повелитель небес. Обычно его сопровождает супруга — богиня луны Ишчель. Другим важным божеством считался Чак — повелитель четырех сторон света, у которого земледельцы просили дождя во время сева, поскольку плодородие земли тоже находилось в его власти. По степени влияния среди земледельцев с ним соперничал юный бог кукурузы. У него тонкое лицо, головной убор из початков кукурузы или же в виде пышной короны с изображением змеи. Он неизменный покровитель земледелия. Не менее важными божествами были мрачный Ах Пуч — Повелитель смерти, скелетоподобный облик которого символизировал страшную тайну смерти, и его помощник — Черный повелитель, гнев которого вызывал войны и различные злодеяния.

Огромную роль в жизни майя играли и другие боги — повелители ветра и небесных тел, а также богини плодородия и самоубийства.

В силу того, что майя считали, будто вселенная состоит из тринадцати «верхних» миров и девяти «нижних», каждому из них был назначен свой бог-покровитель. Существовали еще различные боги и богини, связанные с календарем (покровители дней, месяцев и лет), и целый сонм менее важных духов. В характере и поведении богов майя ярко проявляется дуализм, который Морли рассматривает, как «вечную борьбу сил добра и зла за судьбу человека. Добрые боги вызывали громы, молнии и дождь, оплодотворяли кукурузу и обеспечивали хороший урожай. Злые боги, характерными атрибутами которых были разрушение и смерть, несли с собой засуху, ураганы и войны. Эта борьба двух противоположных начал изображена в кодексах майя, где бог дождя Чак ухаживает за молодым деревцом, а за его спиной Ах Пуч — бог смерти — ломает другое дерево. Подобное равновесие сил добра и зла в борьбе за душу человека — противоречие, встречающееся в различных религиях, многие из которых значительно старше христианства». Майя подобно другим народам древности верили, что после смерти душа человека пребывает либо в состоянии безмятежного блаженства, либо в вечных муках (в зависимости от характера деяний человека и степени его приверженности религиозным идеалам). Вечное блаяˆенство ожидает того, кто его заслужил. Грешники же отправятся в Митналь — преисподнюю майя,— населенное демонами царство вечного холода и голода.

Самоубийство, особенно через повешение, считалось у майя высшим актом самопожертвования. Оно обеспечивало все блага бессмертия.

Археологические раскопки позволяют изучить материальную культуру исчезнувшего народа. Но они почти ничего не дают для познания его духовных достижений — философии, астрономии, математики и т. д. Сведения этого рода можно получить только при анализе иероглифических надписей и культурных традиций современных потомков древних майя. Однако подобные находки необычайно редки. К тому же современная культура индейцев испытала на себе многовековое влияние христианства.

Философия греков и римлян — целостное мировоззрение наиболее ярких умов того времени — дошла до нас почти полностью, оказав глубокое воздействие па развитие западной цивилизации. Точно так же обстоит дело и со многими направлениями восточной философии. В то же время майя, которые ни в чем не уступают, а во многих отношениях и превосходят эти народы по высоте своих достижений, дают историкам ничтожно мало сведений о своей духовной культуре. Ученые могут истолковать то, что запечатлено на камне. Но как быть с видами искусства, которые воплощались на легко разрушающихся материалах и которые отражали подчас более высокую степень развития? Что хотели выразить майя посредством музыки и танцев? Какие идеалы были отражены в их литературе и фольклоре в те далекие времена, когда чужие влияния не начали еще разрушать древние традиции? Сохранившиеся до наших дней эпические произведения майя, такие, как «Пополь Вух» и «Анналы Какчикелей», служат ярким доказательством их литературных способностей. В одной лишь этой области культурное наследие майя бесценно. Долгое время единственным достоинством древних памятников майя считалось их внешнее сходство с греческими.

Если бы удалось воссоздать в полной мере глубину духовных достижений майя, подобные сравнения получили бы гораздо более прочное обоснование. К сожалению, жрецы использовали иероглифическую письменность только для записи явлений, связанных с астрономией[53]. Помимо этого, из уцелевших иероглифических текстов можно извлечь очень немногое. А современные индейцы — потомки древних майя — практически не в состоянии дать никаких сведений о своих далеких предках. Вместе с последним жрецом исчезли многие стороны культуры майя, и, возможно, их никогда не удастся восстановить вновь. Конечно, большая часть народа не имела никакого представления о широких философских аспектах своей веры или об интеллектуальных занятиях жречества. Участие масс в духовной жизни общества ограничивалось коллективными обрядами по умиротворению богов, которые влияли па плодородие, урожайность и дождь. Все предписания ритуального календаря строго соблюдались. Многочисленные священные дни: окончание катуна, Новый год, начало каждого месяца, освящение монументов и зданий, начало сева и уборки урожая — требовали особых обрядов, празднеств, жертвоприношений, молитв и танцев. По таким дням у храмов собирались толпы верующих. Там под руководством жрецов они принимали участие в различных религиозных ритуалах: очищении, сожжении копаловой смолы, кровопускании, танцах, песнопении и заключительных пиршествах. Но когда требования жрецов возросли, когда один за другим стали возникать многолюдные города, снабжение которых легло дополнительным бременем на плечи земледельцев, майя усомнились, достаточно ли земных даров и старинных ритуалов для того, чтобы снискать милость богов? Может, сама человеческая жизнь будет более подходящим даром? Соседние племена Мексиканского плоскогорья в поисках милости богов давно уже прибегли к человеческим жертвоприношениям — массовое убийство военнопленных отвечало именно этой цели. По своей ли воле или под влиянием утих мексиканских племен майя стали считать человеческую жизнь наивысшим даром богам. Морли дает яркое описание таких жертвоприношений: «Намеченную жертву раздевали донага, раскрашивали в голубой жертвенный цвет и, надев на голову специальный остроконечный убор, вели к месту жертвоприношения — в храмовый двор или на вершину пирамиды, где стоял храм. Там прежде всего изгоняли злых духов. Затем мазали священной голубой краской алтарь — выпуклый камень, на который грудью вверх /клали жертву. Четыре „чака" (жреца.— В. Г.) тоже покрывали свое тело голубой краской, а потом хватали жертву за руки и за ноги и клали на алтарь. Вперед с жертвенным каменным ножом в руках выступал „наком" (жрец.— В. Г.). Он вонзал нож между ребер жертвы, прямо под левым соском груди. Засунув пальцы в рану, он вырывал еще трепещущее сердце и вручал его «чилану» (жрец-прорицатель.— В. Г.). Кровью сердца смазывали идола, в честь которого совершалось жертвоприношение. Если жертву убивали на вершине пирамиды, то „чаки" бросали труп вниз, во двор храма, где жрецы более низкого ранга снимали с него всю кожу, за исключением кожи рук и ног. Затем „чилан", сняв свои священные одежды, облачался в кожу жертвы и исполнял вместе со зрителями торжественный танец. Если принесенный в жертву был храбрым и доблестным воином, то его тело иногда делили между собой и съедали важные сановники и другие зрители. Руки и ступни ног доставались при этом „чилану". Если же принесенный в жертву человек был военнопленным, то воин, взявший его в плен, носил в знак своей доблести некоторые кости убитого. Женщины и дети приносились в жертву так же часто, как и мужчины». Епископ Ланда приводит на страницах своей книги «Сообщение о делах на Юкатане» мрачное описание еще одного вида человеческих жертвоприношений у майя: «...если его (человека.— В. Г.) нужно было принести в жертву, убив из лука, они раздевали его донага, мазали тело голубой краской и одевали ему на голову остроконечный колпак. Приблизившись к жертве, все они, вооруженные луками и стрелами, исполняли вокруг столба торжественный танец и, танцуя, они поднимали жертву на столб. Поднимался жрец в ритуальных одеждах и ранил жертву в нижнюю часть живота, будь то мужчина или женщина, извлекал кровь, спускался и мазал ею лицо идола, сделав знак танцующим. Когда они, танцуя, быстро проходили перед жертвой, они по очереди пускали стрелы в ее сердце, которое было заранее отмечено белым знаком. И, таким образом, они превращали всю грудь жертвы в мишень, выглядевшую, как щетина из стрел».

В обществе майя никогда не было прочного единства. Между правящей верхушкой и простым людом существовали непреодолимые барьеры, созданные кастовой ограниченностью и образованием. Каждая группа населения жила в полной изоляции от других. Земледельцев ждала рабская жизнь, изнурительная работа на полях и бесконечные поборы жрецов. В то же время правящие классы наслаждались всеми благами, создаваемыми трудом низов. Благодаря особой системе наследования жрецы и сановники передавали свои должности по наследству ближайшим родственникам.

Епископ Ланда дает в своей книге следующее описание индейских жрецов Юкатана: «Они обучали сыновей других жрецов и младших сыновей знатных лиц, которых им отдавали еще детьми, если замечали у них склонность к этой профессии. А его (великого жреца) должность получали по наследству сыновья или ближайшие родственники».

Великий жрец имел очень разнообразные обязанности. Обратимся опять к Ланде: «Он (великий жрец) был очень уважаем знатью... кроме приношений, ему давали подарки сановники, а все жрецы платили ему подать. У него был ключ к их знаниям и именно этими делами он больше всего занимался; он давал советы знатным лицам и отвечал на их вопросы... Он назначал жрецов в селения, когда в этом была нужда, испытывая их в науках и церемониях, и поручал им дела по должности, обязывая их быть хорошим примером для народа, снабжал их книгами и отправлял. И эти жрецы занимались службой в храмах и обучением своим наукам, а также сочинением религиозных книг. Они давали своим ученикам знания о следующих вещах: летосчислении, празднествах и церемониях, управлении таинствами, о несчастных днях и циклах, способах их предсказания, пророчествах, памятных событиях, лекарствах от различных болезней, памятниках старины, о том, как читать и писать их иероглифы и рисунки, которыми они объясняли значение своих письмен».

У великих жрецов существовали особые помощники — «чиланы», или пророки. В их обязанность входило прямое общение с богами, истолкование знамений и таинственных примет. Другие группы жрецов — «накомы» и «чаки» — принимали участие в ритуальных обрядах и жертвоприношениях. Гипотеза о том, что жрецы занимали в обществе майя господствующее положение, подтверждается и археологическими находками. На скульптурных стелах и рельефах жрецы часто изображаются сидящими на тронах, в богатых одеждах, с драгоценными украшениями, в окружении обильных даров. Морли утверждает, что их «познания в астрономии, способность предсказывать затмения, их проникновение во все сферы жизни давали им такую власть над одурманенным религиозными предрассудками народом, которая не шла ни в какое сравнение с влиянием любого другого класса». Ступенькой ниже жречества находилась родовая знать, в руках которой сосредоточились все нити светской власти.

Во главе каждого города (религиозного центра и примыкающей к нему земледельческой округи) стоял верховный правитель — «халач виник», что означает на языке майя «настоящий человек». Ему помогала в государственных делах группа сановников — «батабов», обязанности которых примерно соответствовали обязанностям местной администрации. Иначе говоря, они являлись «мэрами» селений и небольших городов. «Батабы» обладали исполнительной и судебной властью. Кроме того, в их распоряжении находился небольшой отряд воинов. Ниже «батаба» стояли советники и мелкие должностные лица селений. Их обязанности заключались в беспрекословном исполнении приказов высших сановников. Вся эта огромная сеть городов-государств вряд ли объединялась когда-либо в рамках единого царства. Каждый крупный город сохранял, по-видимому, свою самостоятельность и управлялся собственной знатью и жрецами. Мнения ученых по данному вопросу разделились. Одни считают, что ярко выраженное сходство архитектуры, искусства, календаря и письменности на всей территории майя, а также эра политического спокойствия, создавшая условия для их расцвета,— результат сильной централизованной власти (представителями ее были и гражданские лица, и жрецы)[54]. Противники этой точки зрения ссылаются на то, что однородный характер культуры майя связан с общими религиозными идеалами, а не с политическим единством. При этом также приводятся важные доказательства. Тем не менее многое в обеих гипотезах остается еще неясным. Археологические же находки едва ли расскажут о жизни простого человека из низов. Его роль в обществе или условия его жизни совершенно не отражены в изобразительном искусстве и в иероглифических надписях. Жилища простого люда — хрупкие хижины с оштукатуренными стенами и крышами из тростника — редко сохраняются до наших дней не в пример монументальным каменным зданиям храмов и дворцов. Правда, опытный археолог легко распознает остатки древних земледельческих поселений, которые, как правило, находятся в непосредственной близости от полей, по кучам мусора и едва заметным очертаниям прежних домов.

Точно в таких же домах живут и современные потомки майя — прямоугольный каркас из жердей, обмазанных глиной или слоем штукатурки. Иногда стены жилища делали из камня, а крышу — из плотно уложенных снопов тростника. Раскопки этих поселений воссоздают картину простого быта земледельцев. Там встречается множество обломков глиняной посуды (в большинстве своем это сосуды для варки и хранения пищи), зернотерки, каменные топоры, кремневые ножи, скребки, шилья и глиняные статуэтки богов. Сразу же бросается в глаза отсутствие предметов, указывающих на имущественное расслоение среди земледельцев. Все говорит здесь о господстве общинной собственности.

Сравнительно небольшое ядро жрецов-мыслителей, усилиями которых поддерживался блеск цивилизации майя, умышленно обрекало своих подданных на нищету и бесправие. Ведь от труда и покорности народа зависел досуг жрецов, необходимый им для научных и эстетических занятий. А на долю земледельца, задавленного тяжестью религиозных догматов и гнетом жрецов, оставались лишь бесконечные поборы и тяжелый труд на строительстве ритуальных центров.

Ланда рассказывает, что дома знати строились окрестными земледельцами за их собственный счет. Они же вели полевые работы на землях сановников и вождей и давали им в виде подарков рыбу и дичь. Достаточно сказать, что на содержание жреческой верхушки уходило две трети урожая каждого земледельца[55]. Кроме того, с крестьян взимали налоги солью, копаловой смолой, украшениями, одеждой, дичью, фруктами и медом. Земля находилась в собственности общины. Ни один человек не мог единолично распоряжаться ею. Епископ Ланда собрал в своей истории Юкатана множество бесценных сведений о майя. Именно из его манускрипта можно почерпнуть основные факты о классе земледельцев. Хотя наблюдения Ланды относятся уже к периоду, непосредственно следующему за Конкистой, жизнь народа в это время вряд ли могла сильно измениться по сравнению с древностью. Некоторые факты, содержащиеся в книге Ланды, подтверждаются археологическими находками, а многие обряды, упоминаемые им, все еще существуют у индейцев Юкатана. Традиционная одежда майя, производство тканей и керамики, методы земледелия и весь уклад жизни остались почти такими же, как несколько столетий назад.

Рассказ Ланды дополняют историки XVI—XVII вв. Сопоставляя их наблюдения со сведениями более ранних источников, археологам удалось частично воссоздать древние обычаи и традиции майя. Рождение ребенка считалось у майя одним из самых радостных событий, проявлением благосклонности богов, особенно богини Ишчель. Жрецы давали младенцу детское имя. Они же составляли для каждого ребенка особый гороскоп. Позднее к детскому имени добавляли родовые имена обоих родителей и прозвище, которым ребенка называли близкие. День рождения отмечался по «цолькину» — ритуальному календарю. По этому же календарю предсказывалось, какое божество будет покровительствовать или вредить ребенку на протяжении всей его жизни. Майя были по природе добрыми и сдержанными людьми. Ланда часто отмечает их великодушие и готовность подчинить свои личные интересы интересам общества. Колоссальный размах строительных работ — яркое доказательство их преданности общественным идеалам. Детей воспитывали в духе строгого послушания старшим и жрецам. Косоглазие считалось у майя одним из главных признаков красоты. Для этого к волосам ребенка, между глаз, прикреплялся каучуковый шарик или небольшая бусина. Головку младенца плотно прибинтовывали спереди к деревянной дощечке, с тем чтобы сделать череп более плоским и удлинить линию лба. Это также считалось у майя признаком особой красоты. И мужчины, и женщины подпиливали свои зубы, придавая им остроконечную форму. Лицо и тело украшались порезами и татуировкой. Сановники и жрецы часто инкрустировали свои зубы бирюзой, нефритом или раковинами. Мужчины носили простые набедренные повязки из хлопчатобумажной ткани и сандалии из сыромятной кожи. Женщины надевали широкие мантии и покрывали головы платками. Скромная одежда земледельцев не идет ни в какое сравнение с пышными одеяниями знати и жрецов, которые ходили в роскошных костюмах и вычурных головных уборах из перьев или шкур ягуаров.

Кроме того, на них были драгоценные украшения из нефрита, бирюзы, золота и раковин. Морли пишет, что когда мальчик достигал пятилетнего возраста, в его волосы вплетали маленькую белую бусинку. Девочкам давали шнурок и красную раковину, которые они носили на талии. Шнурок и раковина символизировали девственность и не снимались под угрозой бесчестья до тех пор, пока не совершался обряд совершеннолетия. Используя сведения, собранные епископом Ландой, Морли в своей книге «Древние майя» подробно описывает этот интересный обряд:

«День для совершения обряда половой зрелости выбирался необычайно тщательно. Эта церемония могла проводиться только в „счастливый" день. Покровителем детей, участвовавших в церемонии, избирали главу селения. В его обязанности входили: помощь жрецу во время обряда и забота о предстоящем пиршестве. Кроме того, в помощь жрецу из почтенных старцев селения выбирали четырех „чаков". В назначенный день все участники торжества собирались во дворе дома покровителя. Двор чисто подметали и усыпали свежими листьями. Один из старейшин назначался крестным отцом для мальчиков, а одна старуха — крестной матерью для девочек. Жрец совершал обряд очищения жилища и изгонял злого духа. После этого двор подметали еще раз, разбрасывали вокруг свежие листья и расстилали на земле циновки. Жрец менял свое облачение на красивую одежду, надевал головной убор, похожий на митру, и брал кропило для разбрызгивания святой воды. Кропило представляло собой короткую красиво отделанную палку с прикрепленными к ней хвостами гремучих змей. Затем к подросткам подходили „чаки" и покрывали их головы кусками белой ткани, которую специально приносили для этого матери. Детей более старшего возраста спрашивали, не совершали ли они какого-нибудь греха или дурного поступка. Сознавшихся в этом отделяли от остальных. Жрец приказывал всем сесть и сохранять полную тишину. Благословив детей, он тоже садился. Покровитель обряда ударял костью, врученной ему жрецом, каждого подростка девять раз по лбу, смачивая ему при этом святой водой лицо и промежутки между пальцами рук и ног. После этого ритуала жрец снимал с головы детей куски ткани. И дети дарили „чакам" перья птиц и бобы какао. Затем жрец вырезал белые бусины из волос мальчиков. Присутствующие доставали курительные трубки и давали каждому подростку затянуться один раз. Еду раздавали детям, а вино приносилось в жертву богам. Это вино должен был выпить одним глотком специально назначенный жрец. Девочек после этого отпускали, и каждая мать снимала со своей дочери красную раковину, которую та носила как символ чистоты.

Считалось, что теперь они достигли брачного возраста. Затем отпускали и мальчиков. Когда подростки уходили, их родители раздавали зрителям и участникам церемонии куски хлопчатобумажной ткани, которые они брали с собой в качестве подарков. Обряд заканчивался пиршеством и всеобщим пьянством...»

Вступление в брак разрешалось сразу же после совершения обряда половой зрелости, хотя обычно браки заключались лишь с 20 лет. Все переговоры по этому по воду вели родители. Отцы выбирали для своих сыновей будущих жен. Очень важно было найти девушку скромную, равного происхождения и умелую хозяйку, т. е. обладающую всеми качествами идеальной жены. Каждый соблюдал определенные запреты на браки между лицами, связанными кровным родством. Брачные вопросы требовали длительных и сложных переговоров с обеих сторон. Часто, для того чтобы отстаивать интересы жениха в важном вопросе об объеме приданого, нанимали искусного свата. После вступления в брак муж жил в течение нескольких лет с родителями жены: помогал своему тестю и показывал таким образом свои способности. Потом он мог построить отдельный дом и жить со своей женой отдельно. Брак можно было расторгнуть в любое время сразу же после заявления об этом со стороны мужа или жены.

Планировка типичного города майя, известная нам по описаниям Ланды, доказывает, что местонахождение жилища всецело зависело от социального положения его обитателей: «В центре города находились храмы с красивыми площадями. Вокруг них стояли дома сановников, жрецов и наиболее богатых и почитаемых лиц. А на окраинах города ютились хижины людей, из низших классов. Колодцы, которых было немного, тоже находились около домов знати».

В то время как женщины занимались домашними делами: готовили пищу, ткали и ухаживали за детьми,— мужчины работали на полях. Каждое утро, еще до восхода солнца, они отправлялись на свои «мильпы». В эти прохладные утренние часы, до того, как яркое тропическое солнце достигнет зенита, легче работалось. Начиная с полудня, его палящие лучи становились благотворными лишь для солнцелюбивой кукурузы. Тогда земледельцы обычно располагались на отдых под сенью ближайшего леса. Они растворяли в полой тыкве с водой ком кукурузного теста, который назывался у них «посоле», и пили этот освежающий напиток. Вырубка и выжигание «мильп» и постоянная борьба с натиском джунглей требовали колоссальных усилий. У майя отсутствовали какие-либо орудия, кроме каменных топоров и заостренных палок. Кроме кормилицы-кукурузы, майя выращивали красные и черные бобы, тыкву, дыню, томаты и сладкий картофель. Ежедневно до начала полевых работ мужчины молились богам земли и сжигали душистый копал перед идолами, стоявшими поблизости и охранявшими аккуратные ряды посевов. У земледельцев редко оставалось свободное время. После уборки урожая все мужчины должны были в принудительном порядке трудиться по заданию жрецов. В течение тех шести столетий, когда империя майя находилась на стадии наивысшего расцвета, на плечах народа лежало еще одно бремя — нескончаемые работы по добыче камня, строительству новых храмов и прокладыванию через джунгли дорог и виадуков. А жрецы требовали все новых и новых сооружений. Каждый календарный цикл увековечивался в камне. Каждое божество многократно повторялось в скульптуре. Каждый новый религиозный культ получал свое святилище, где обслуживающие его жрецы могли бы совершать ритуальные обряды и заниматься своими науками. В основе всего этого лежала глубокая набожность народа, которому отказывали даже в поверхностном знакомстве со специальными знаниями его духовных наставников.

Когда кто-нибудь заболевал, вызывали колдуна или знахаря. Они могли дать определенную дозу лекарства из тайно изготовленной смеси трав, и это часто приводило к исцелению. Кроме того, они произносили заклинания, чтобы изгнать злых духов, считавшихся причиной болезни. Если болезнь оказывалась неизлечимой, знахарь должен был предсказать, сколько осталось жить больному и каковы его перспективы на загробную жизнь. Мертвых сжигали или хоронили под полами домов, которые остальные члены семьи после этого обычно покидали. Тело покойного закутывали в кусок ткани и наполняли его рот размолотой кукурузой и несколькими отшлифованными камешками. В могилу клали глиняных идолов и дары — кукурузу и личные вещи покойного, которыми он часто пользовался при жизни. В день похорон майя смотрели на смерть с малодушным страхом. Ланда рассказывает: «Нужно было видеть их тоску и плач по своим умершим, и общее горе, которое это им причиняло. Они оплакивали их днем в молчании, а ночью с громкими и горестными воплями, так что слушать их было очень грустно. Они ходили в глубокой печали много дней. Они соблюдали воздержание и посты по умершему, особенно муж или жена, и говорили, что его унес дьявол, поскольку они думали, что все беды, и особенно смерть, происходят от него».

Страшные и глубокие тайны окружали майяского земледельца, внушая ему суеверный ужас перед неизвестностью. Движение небесных светил, восход солнца, раскаты грома, ветер, рождение ребенка и сама смерть — все это считалось проявлением силы богов и сменялось одно другим, подобно отражению в огромном зеркале, доказывая бренность человеческого существования. Охваченный страхом земледелец забывал о своих полях и пытался сквозь заросли джунглей увидеть сверкающие шпили священных храмов. Именно там искал он поддержку у людей, знания которых позволяли им глубже проникнуть в сферу неведомого. Для получения такой поддержки любая цена не казалась слишком дорогой.

Земледелец охотно принимал участие и строительстве священных городов. Много дней посвящал он ритуальным обрядам и молитвам. Для него было утешением вспоминать по ночам о тех дарах, которые он оставил у порога храмов. Вся его жизнь проходила в бегстве от постоянного страха перед будущим. Этот страх преследовал человека с момента его появления на свет. И чтобы освободиться от него, существовало лишь одно универсальное средство — религия. Для майя религия и стала тем фундаментом, на котором возникла их яркая цивилизация.