Меценат

Приложение 1

I. Сенека. Письма. XIX. 9.

Здесь я хочу привести тебе слова Мецената — истину, вырванную у него тою же пыткой: «Вершины сама их высота поражает громом». В какой книге это сказано? — В той, что называется «Прометей». Этим он хотел сказать, что удары грома поражают вершины. Любое могущество стоит ли того, чтобы речь твоя стала, как у пьяного? Он был человек одаренный и дал бы превосходные образцы римского красноречия, если бы счастье не изнежило, не выхолостило его.

II. Сенека. Письма. CXIV. 4–8, 21–22.

Как жил Меценат, известно настолько хорошо, что мне нет нужды здесь об этом рассказывать: как он разгуливал, каким был щеголем, как хотел, чтобы на него смотрели, как не желал прятать свои пороки. Так что же? Разве речь его не была такой же вольной и распоясанной, как он сам? Разве его слова — под стать его одежде, слугам, дому, жене — не должны были больше всего удивлять? Он был бы человеком большого дарования, если бы повел его правильным путем, если б не избегал быть понятным, если бы знал границы хотя бы в речи. Его красноречие — ты увидишь сам — это красноречие пьяного, темное, беспутное и беззаконное. Есть ли что позорнее? (Меценат, «О моем образе жизни»): «По реке вдоль берегов, что лесами курчавятся, взгляни, как челны взбороздили русло, как, вспенивши мели, сад заставляют назад отбегать». Или это: «Завитки кудрявой женщины голубит губами, — начинает, вздыхая, — так закинув усталую голову, безумствуют леса владыки». — «Неисправимая шайка: на пирах они роются жадно, за бутылкой обыскивают домы, и надежда их требует смерти». — «Гений, который свой праздник едва ли заметит, нити тонкого воска, и гремучая мельница, — а очаг украшают жена или мать». — Разве не сразу по прочтении ты увидишь, что это тот самый, кто всегда расхаживал по Риму в неподпоясанной тунике (даже когда он замещал отсутствовавшего Цезаря, пароль получали от распоясанного полководца)? тот, кто и на суде, и на ораторском возвышенье, и на любой сходке появлялся с закутанной в плащ головой, оставляя открытыми только оба уха, наподобье богатых беглецов в мимах? тот, кто в разгар гражданской войны, когда город был в страхе и все вооружились, ходил по улицам в сопровожденье двух скопцов — больше мужчин, чем он сам? кто тысячу раз женился — и брал ту же самую жену? Эти слова, так беззаконно соединенные, так небрежно расставленные, употребленные вопреки общепринятому смыслу, свидетельствуют о нравах не менее невиданных, извращенных и странных. Больше всего его хвалят за незлобивость: он не касался меча, не проливал крови, и если чем и выставлял напоказ свое могущество, так только вольностью нравов. Но он сам подпортил эту свою славу затейливостью чудовищных речей. По ним видно, что он был изнежен, а не кроток. Это станет ясно любому, кто увидит его кудрявый слог, и перевернутые слова, и мысли, нередко величавые, но теряющие силу еще прежде, чем высказаны до конца. Чрезмерное счастье вскружило ему голову; иногда в этом повинен сам человек, иногда — время… Ты видишь, чего добиваются те, кто выщипывает бороду, местами или всю целиком, кто тщательно выбривает и выскабливает губы, оставив и отпустив волосы на щеках и подбородке, кто надевает невиданного цвета плащ поверх прозрачной тоги, кто не захочет сделать ничего такого, что осталось бы незамеченным, кто дразнит людей, лишь бы на него оглянулись, и согласен быть выруганным, лишь бы на него смотрели. Такова же речь Мецената и всех прочих, допускающих ошибки не случайно, а заведомо и намеренно. Причина тут — тяжелый душевный недуг. Как после вина язык начинает заплетаться не прежде, чем ум, не выдержав тяжести, подломится или изменит нам, так и этот род речи (чем он отличается от пьяных речей?) ни для кого не в тягость, если только душа не пошатнулась. Поэтому лечить надо душу: ведь от нее у нас и мысли, и слова, от нее осанка, выраженье лица, походка. Когда душа здорова и сильна, тогда и речь могуча, мужественна, бесстрашна; если душа рухнула, она все увлекает в своем паденье.

III. Квинтиллион. IX. 4. 28.

Несколько изречений Мецената:

«Солнце и утренняя заря краснеют сильно».

«Между святых течет вода ясеней».

«Похороны только я один среди самых несчастных не увидел бы мои».

IV. Сервий. Комментарии к «Энеиде» Вергилия. VIII. 310.

Это также есть у Мецената в «Пире», в котором участвовали Вергилий и Гораций, когда от лица Мессалы о силе вина рассказывая, он говорит: «Равным образом вино делает глаза проворными, все представляет красивее и сладкую юность возвращает хорошо».

V. Присциан. X(Gr. Lat. II. 356. 6-7К).

Меценат в «Октавии»: «Расчесала ты волосы, природы дары, с благодарностью».

I. Сенека. Письма. ХСII. 34–35.

Из своей плоти душа либо выходит спокойно, либо отважно спешит прочь и не спрашивает, что случится потом с останками. Как мы пренебрегаем остриженными волосами и бородой, так и божественная душа, собираясь покинуть человека, не заботится, куда перенесено будет ее прежнее вместилище; спалит ли его огонь, покроет ли земля, растерзают ли звери, — все это, на ее взгляд, имеет к ней так же мало касательства, как послед — к новорожденному. Что переставшему существовать до того, растащат ли птицы его тело или оно будет сожрано, отданное «морским собакам в добычу?» Но и пребывая среди людей, мудрый не страшится посмертных угроз от тех, кому мало, чтобы люди их боялись вплоть до своей смерти. «Нет, — говорит он, — мне не страшны крючья, не страшно гнусное для тех, кто увидит, растерзание брошенного на поругание тела. Я никого не прошу отдать мне последний долг, никому не поручаю моих останков; природа сама заботится, чтобы никто не лишился погребенья. Время схоронит тех, кого жестокость вышвырнула в поле». Превосходно говорит Меценат:

Что мне гробница моя? Похоронит останки природа!

Можно подумать, будто это сказано человеком, высоко подпоясанным! От природы он был велик и мужествен духом, да только распустился от постоянных удач.

II. Сенека. Письма. CI. 10–15.

Так что спеши-ка жить, мой Луцилий, и каждый день считай за целую жизнь. Кто приладился жить так, для кого каждый вечер — конец жизни, тот не знает страха. Кто живет надеждой, тот упускает ближайшее время, — а тогда на него нападают жадность и жалкий, делающий жалким все вокруг страх смерти. Вот откуда взялась постыдная молитва Мецената, в которой он не отказывается ни от расслабленности, ни от уродства, ни даже от пытки — лишь бы среди этих бедствий ему продлили жизнь:

Он желает себе худшего, что только может случиться, и молит о продлении пытки, как о жизни! Я счел бы самым презренным любого, кто хотел бы жить вплоть до пытки. А он говорит: отними у меня руки и ноги, — лишь бы в расслабленном, бесполезном теле осталось дыханье; изувечь меня, но только прибавь чудовищному уроду хоть немного времени; вздерни меня на крест, заставь сесть на кол, — стоит зажать свою рану и висеть распятым, лишь бы оттянуть самое лучшее среди бедствий — конец муки; стоит сохранить душу, чтобы дольше с нею расставаться! Что пожелать такому, как не благосклонности богов? Разве другого хочет позорная изнеженность этих стихов? Эта сделка с безумной трусостью? Это гнусное выклянчиванье жизни? Можно ли подумать, что ему когда-то Вергилий читал:

Так ли гибель страшна?

Он желает себе худших бедствий и жаждет того, что тяжелее всего вынести: чтобы они тянулись и не прекращались. Ради какой награды? Ради чуть более долгой жизни. Но разве долго умирать значит жить? Неужто найдется такой, кто предпочтет хиреть в пытках, терять один за другим члены тела, расставаться с душою по капле вместо того, чтобы сразу испустить ее? Неужто хоть кто-нибудь, будучи приведен к позорному дереву и уже прежде расслабленный, уже изувеченный, со вспучившейся горбом спиной и грудью, еще до креста имевший тысячу причин умереть, захочет продлением пыток продлить жизнь? Вот и спорь теперь с тем, что неизбежность смерти — великое благодеянье природы! Многие готовы вытерпеть и кое-что похуже, готовы предать друга, чтобы жить подольше, собственноручно отдать на растление детей, чтобы только глядеть на свет — свидетель стольких злодеяний. Нужно избавиться от жажды жизни и заучить одно: безразлично, когда случится с тобою то, что все равно когда-нибудь случится. В жизни важно благо, а не долгий век; и нередко в том и благо, что он короток.

III. Светоний. Гораций. 2.

Эпиграмма к Горацию Флакку

IV. Исидор Севильский. Этимологии. XIX. 32. 6.

Эпиграмма к Горацию Флакку

V. Цезий Басс. 4. 8-17 (Gr. Lat. VI. 262. 6-19 К).

VI. Цезий Басс. 4. 8-17 (Gr. Lat. VI. 262. 25-263. ЗК).

VII. Харизий. I(Gr. Lat. I. 79. 23–80.1 К).

[Слово] «блюдо» определено мужским родом; как говорит Меценат в десятой [книге стихотворений]: «Подается дымящееся горячим с полбенным хлебом блюдо».

VIII. Диомед. I(Gr. Lat. 1.369.21 К).

Меценат: «Сплел ты сети для ложа».

Приложение 2

«14.[589]… Если ты заботишься об отечестве, за которое вел столько войн, за которое с удовольствием отдал бы и свою душу, то преобразуй его и приведи в порядок наиболее рациональным образом. Возможность и делать, и говорить всё, что только кто пожелает, — источник всеобщего благополучия, если имеешь дело с благоразумными людьми, и приводит к несчастью с безумными. Ввиду этого, предоставляющий свободу последним дает меч ребенку или сумасшедшему, а кто дает свободу первым, тот спасает все, в том числе и безумцев, даже против их желания. Поэтому я считаю необходимым, чтобы ты не обманулся, обратив внимание на красивые слова, но чтобы, взвесив настоящее положение вещей, по существу, прекратил дерзкие выходки толпы и предоставил управление государством себе и другим лучшим людям. Тогда сенаторами были бы наиболее выдающиеся по уму, войсками командовали бы самые опытные в военном деле, а несли военную службу и получали жалованье самые крепкие и самые бедные. Таким образом, каждый будет охотно исполнять выпавшее на его долю дело и с готовностью помогать друг другу, не будет больше слышно о людях, в чем-либо нуждающихся и все приобретут истинно демократический строй и безопасную свободу. Ибо пресловутая свобода черни является самым горчайшим видом рабства для лучших людей и одинаково приносит гибель и первой и последним. Наоборот, свобода, везде ставящая на первом плане благоразумное и уделяющая всем справедливое по достоинству, делает счастливыми одинаково всех, пользующихся ею.

15. Ты не думай, что я советую тебе стать тираном при рабстве народа и сената. Этого мы никогда не посмеем, ни я сказать, ни ты сделать. Но было бы одинаково хорошо и полезно и для тебя и для государства, если бы ты вместе с лучшими людьми предписывал путем издания законов все необходимое с тем, чтобы никто из толпы не противоречил и не сопротивлялся этому; если бы войны велись сообразно с вашими советами при непременном условии немедленного исполнения всеми другими приказанного; если бы избрание властей было в ваших руках; если бы вы распределяли и почести и наказания, чтобы немедленно становилось законом все, что будет угодно тебе и твоим советникам, сенаторам; чтобы нападали на врагов тайно и своевременно; чтобы кандидаты на должности назначались по способностям, а не по жребию и по искательству; чтобы добрые награждались, не возбуждая к себе зависти, а злые карались без сопротивления. Таким образом, дела устраивались бы наиболее правильным образом без перенесения их на суд толпы, без публичного обсуждения, без предоставления обсуждений их лицам, опирающимся на ту или иную партию, без оценки их по мотивам честолюбия. Мы бы наслаждались выпавшими на нашу долю благами спокойно, не производя ни опасных войн, ни безбожных восстаний. Ибо все это присуще демократии: там наиболее влиятельные, стремясь захватить первые места, и, подкупая более бедных, приводят все в полное замешательство. Очень многое из этого имеет место у нас, и трудно сказать, когда оно закончится. Доказательством этого служит то, сколько времени мы и воюем и поднимаем восстания. Причиной этого является и количество населения и величина государства. Первое, разнокалиберное по происхождению и по природе, обладает разнообразными наклонностями и влечениями, второе дошло до таких размеров, что им страшно трудно управлять.

16. Что я говорю только правду, подтверждают события. Пока нас было мало и пока мы мало чем отличались от соседей, мы прекрасно справлялись с государственными делами и покорили почти всю Италию. С тех же пор, как мы вышли за ее пределы, распространили наше владычество на большинство материков и островов и наполнили все море и землю славой нашего имени и могущества, на нашу долю не выпадает ничего хорошего. Прежде всего, мы внутри наших стен поднимаем восстание за восстанием, а затем переносим эту заразу и в легионы. Ввиду этого наше государство, как огромное грузовое судно, наполненное всевозможным сбродом, но без кормчего, в течение нескольких поколений качается во все стороны, бросаемое то туда, то сюда страшной бурей, и движется без определенного направления, как бы пустое. Ты не смиришься с тем, чтобы оно еще носилось по волнам, ибо видишь, как оно переполнено водою, ты не допустишь того, чтобы оно село на подводные скалы, ибо оно повреждено и не в состоянии держаться ни минуты более. Но когда боги, смилостивившись над ним, назначили тебя судьею и руководителем его, не предавай отечества, чтобы оно, отдохнув теперь немного, благодаря тебе точно так же проводило и остальной свой век в безопасности.

17. А что я советую тебе правильно, желая, чтобы народ управлялся монархически, ты, думаю, и сам в этом давно убедился. А если это так, то охотно и с готовностью бери на себя верховную власть над ним, а главное, не упускай ее. Ведь мы совещаемся не о захвате власти, а о том, чтобы не погубить ее и, сверх того, самим не подвергнуться опасности. Ибо кто пощадит тебя, если ты перенесешь верховное руководство делами на народ или поручишь его кому-нибудь другому? Очень многие огорчены тобою с одной стороны, а с другой, к слову сказать, все стремятся захватить в свои руки верховную монархическую власть. Из названных лиц никто не пожелает ни защитить тебя, имея в виду то, что ты сделал, ни уступить тебе. Доказательством этого служит Помпей. Отказавшись от верховной власти, он подвергся презрению и козням и, не будучи в состоянии после этого снова овладеть ею, — погиб. Погиб и отец твой, Цезарь, сделав то же самое. Совершенно то же самое потерпели бы и Марий, и Сулла, если бы не умерли раньше, хотя некоторые говорят, что Сулла из страха перед этим предупредил события и лишил себя жизни. Уже очень многое из его законоположений началось уничтожаться еще при его жизни. Таким образом, мы можем еще ожидать появления многих Лепидов, многих Серториев, Брутов и Кассиев.

18. Видя это и взвесив все остальное, не покидай на произвол судьбы и самого себя и отечество только потому, что кому-нибудь покажется, что ты сознательно стремишься к власти. Прежде всего, если кто-нибудь и заподозрит тебя в этом, то подобного рода стремление заложено в природе человека, и славно рисковать из-за этого. Затем, кто же не знает той настоятельной необходимости, которая довела тебя до этого? Так что, если кто и виноват в этом, то справедливее всего поставить это в вину убийцам твоего отца. Если бы они не убили его так несправедливо и так подло, то ты бы не брался за оружие, не собирал бы войск, не вступал бы в союз с Антонием и Лепидом и не боролся бы, наконец, с последними. А что все это ты сделал с полным правом, никто не отрицает. Если же в чем-нибудь и были допущены крайности, то мы не могли поступить иначе, не подвергаясь опасности. Так что и ради нас самих, и ради государства будем покорны судьбе, вручившей тебе единовластие. Будем ей очень благодарны, что она не только спасла нас от бедствий междоусобной войны, но и возложила на тебя устройство государственного порядка, чтобы ты, заботясь о нем, как следует быть, показал всему миру, что другие были виновниками беспорядков и бедствий, а только от тебя исходит полезное. И нечего тебе бояться, по-моему, величины власти, ибо, чем она больше, тем больше и вспомогательных средств в ее распоряжении, и гораздо легче сохранить что-нибудь, чем приобрести. Чтобы приобрести чужое, необходимы и труды и опасности, а чтобы сохранить наличное, достаточно умеренной заботы. Кроме того, тебе нечего опасаться, что ты, обладая властью, не будешь жить в полной безопасности и не будешь пользоваться всеми доступными для людей благами, если только пожелаешь пользоваться властью так, как я тебе посоветую. И не подумай, что я уклоняюсь от предмета настоящего разговора, если скажу тебе еще несколько слов относительно этого, ибо я сделаю это не в силу болтливости, но чтобы ты основательно понял, что для умного человека и возможно и легко править и прекрасно и безопасно.

19. Итак, по-моему, тебе, прежде всего, следует очистить весь сенат и выбрать новый, так как ввиду смут среди его членов есть известное количество недостойных. Тех из них, кто обладает известными достоинствами, следует удержать, а прочих — удалить. Однако тебе не следует удалять достойного человека только ввиду его бедности; вместо этого дай ему необходимую сумму денег. Вместо же остальных собери самых родовитых, заслуженных и богатых не только из Италии, но набирая их и среди союзников и среди провинциалов. Таким образом, у тебя будет много помощников, и ты будешь в выгодном положении по отношению к главам других народностей, да и последние не будут замышлять переворотов, не имея ни одного выдающегося представителя, первые же среди них будут относиться к тебе с любовью, разделяя вместе с тобою власть. По отношению к всадникам сделай то же самое. Именно — зачисли в разряд их лиц, везде занимающих второстепенное положение по происхождению, личным достоинствам и богатству. Тех и других набери столько, сколько тебе будет угодно, не связывая себя определенным количеством, ибо, чем больше будет вокруг тебя выдающихся людей, тем легче, с одной стороны, ты все устроишь, как следует, а с другой, убедишь провинциалов, что на них смотрят не как на рабов или на стоящих ниже нас, но что и они принимают участие, как вообще во всех благах, находящихся у нас налицо, так и в управлении, чтобы они заботились о нем, как о своем собственном. Я далек от мысли отказаться от этого, как неправильно сказанного. Таким образом, я говорю, что всем им следует дать права гражданства, чтобы, имея равную долю участия и в нем, они были бы нашими верными союзниками, как бы населяя один город с нами и считая его именно таковым в действительности, а свои собственные — только деревнями и селами.

20. Но относительно этого мы еще раз рассмотрим более внимательно, что нужно сделать, чтобы не наделить их всем сразу. В число всадников следует набирать восемнадцатилетних. В этом возрасте наиболее проявляются их телесное здоровье и способности души. В сенат же — двадцатипятилетних. А то как же вручать государственные дела людям более молодого возраста, которым небезопасно и ненадежно, ввиду их возраста, вверять управление даже их частными делами? По отправлении должностей квестора, эдила или народного трибуна, пусть они занимают по достижении тридцатилетнего возраста должность претора. Упомянутые должности, точно так же как и консульскую, ты должен, по моему мнению, предоставлять только у себя дома, то есть в Риме, ради сохранения отечественных традиций и чтобы не казалось, что ты совершенно изменяешь государственный строй. Всех их избирай ты сам и не поручай выбирать кого-либо из них народной толпе, ибо они произведут возмущение; не поручай и сенату, ибо тогда начнутся интриги. Не сохраняй также их прежней компетенции, чтобы снова не повторилось прежнее, но сохрани только за ними почет, влияние же парализуй настолько, чтобы без ущерба их достоинству оно не позволило желающим производить государственные перевороты. Это будет в том случае, если, между прочим, ты им предоставишь власть только дома (в пределах Рима) и не предоставишь никому из них военной власти ни во время прохождения должности, ни сейчас же после сложения ее, но только спустя некоторое время, продолжительность которого определишь ты сам для каждого из них. Таким образом, никто из них не будет затевать переворотов, опираясь на свое звание командующих войсками, но, прожив некоторое время частными людьми, они станут вполне благонадежными. Они будут устраивать народные празднества, что лежит на их обязанности, и пусть решают во время отправления должности в городе все дела, кроме уголовных, влекущих за собою смертную казнь. Из остальных же сенаторов и всадников составь судебные трибуналы, но председательство в них вручи вышеупомянутым лицам.

21. Что касается городского префекта, то его следует назначать из людей отличившихся и прошедших все государственные должности, не с тем, чтобы он управлял в отсутствие консулов, но чтобы он, с одной стороны, во всех отношениях был начальником города, а с другой, чтобы он постановлял решения по делам, переходящим к нему как в высшую инстанцию по апелляциям на решение других, вышеупомянутых властей, и затем дела уголовные, за известными исключениями, как по отношению к жителям города, так и по отношению к живущим на расстоянии 750 стадиев от него. Сверх того, назначь и другое лицо из числа сенаторов с тем, чтобы в его руках сосредоточить контроль и надзор за происхождением, состоянием и образом мыслей лиц сенаторского и всаднического сословия, одинаково и мужчин, и женщин, и детей, и вообще находящихся с ними в близких отношениях, чтобы он пресекал такие действия, которые сами по себе и не заслуживают наказания, но которые, если не обратить на них внимания, являются причиной многих бедствий, о более же важных делах он должен докладывать тебе. Подобного рода обязанности следует возложить скорее на какого-нибудь сенатора, наиболее заслуженного после городского префекта, чем на какого-нибудь всадника. Название ему следовало бы позаимствовать от находящейся в твоих руках цензорской власти (во всяком ведь случае руководить цензурой следует тебе); ввиду этого его следует назвать младшим цензором. Обе эти должности должны быть бессрочными, если, конечно, кто-нибудь из них не скомпрометирует себя каким-либо образом или не заболеет, или не станет слишком дряхлым. Ввиду долговременной службы они, однако, ничего не смогут сделать опасного, так как первый отправляет должность совершенно гражданского характера, а второй, хотя и имеет немного солдат в своем распоряжении, но в большинстве случаев отправляет свои обязанности на твоих глазах. Ввиду этого они едва ли решатся и обижать кого-нибудь и побоятся злоупотреблять своей властью, предвидя наперед свою отставку и замещение их должности кем-нибудь другим. Пусть они получают известное жалованье, как в виде награды за службу, так и для представительства. Такое мнение подаю я тебе относительно названных лиц. Преторы же, отслужившие свой срок, могут получать в свое управление какую-либо провинцию. (Раньше прохождения претуры я не считаю возможным предоставлять им этого. До этого же они должны и по разу и по два занимать должность помощников у тех лиц, о которых я еще скажу.) Затем, они должны быть также консулами, если, как следует, провели свое наместничество, и затем только пусть получают более ответственные назначения по провинциальному управлению.

22. Я советую тебе завести следующий порядок. Всю Италию, на расстоянии 750 стадиев от Рима, и всю остальную территорию, принадлежащую нам на островах и материках, раздели повсюду по племенам и нациям, равно как и все города, на области таких размеров, которые вполне удовлетворительно могут управляться одним человеком. Размести по ним солдат и во все из них пошли в качестве лиц начальствующих по одному бывшему консулу и по два бывших претора. Одного, только что сложившего свою должность в Риме, и в его ведении пусть находятся частные дела и заготовка съестных припасов. Другого же из лиц, уже раньше отправлявших эти обязанности; он будет управлять городскими общинами и командовать солдатами; сверх его компетенции будут только лишение гражданских прав и смертные приговоры. Дела такого рода входят в круг обязанностей только сановника, бывшего консулом, за исключением дел центурионов, находящихся на действительной службе, и частных лиц, первых по положению у себя на родине. Лиц той и другой категории не поручай наказывать никому другому, кроме себя, чтобы они, из страха перед кем-нибудь другим, не учинили чего-нибудь и против тебя. А что я сказал, что один из бывших преторов должен быть приставлен в качестве начальника к солдатам, то это представляется мне следующим образом. Если небольшое количество войск несет службу в городах с неримским населением или это количество не превышает одного легиона, то дело будет прекрасно обстоять и так. Если же два легиона, состоящих из граждан, стоят на зимних квартирах в одной и той же стране (больше этого числа я не советовал бы тебе вручать одному командиру), то двум бывшим преторам придется особо каждому на равных основаниях управлять и ими, и всеми другими, как государственными, так и частными делами. Что же касается бывшего консула, то он заведует и всем этим и, сверх того, пусть разрешает дела, возбуждаемые им самим и направляемые в порядке верховного разрешения к нему преторами. Ты не удивляйся, что я советую тебе разделить и Италию на такие части. Будучи велика и многолюдна, она не может быть, как следует, управляема городскими римскими властями. Власть должна быть всегда близка к населению, а ее носителям можно поручать только возможное.

23. Все эти лица, облеченные властью вне Рима, должны получать жалованье, высшие — в большем количестве, низшие — в меньшем, средние — в среднем размере. Ибо они не могут жить на собственные средства в чужой стране и не должны, с другой стороны, производить, как это делается теперь, неопределенных и неограниченных расходов. Пусть они управляют не менее трех лет, если кто-нибудь из них в чем-нибудь не проштрафился, и не больше пяти. С одной стороны, при одногодичном и кратковременном отправлении должности люди уходят в отставку, чуть только поймут, что им нужно делать, и прежде, чем будут совершенно посвящены в дела. С другой стороны, более продолжительное и долговременное занятие должности делает многих дерзкими и подстрекает их к переворотам. Поэтому, по моему мнению, не следует поручать одним и тем же лицам непрерывно занимать высокие должности. Нет никакой разницы, над одним ли и тем же народом или над многими, но без перерыва будет начальствовать кто-либо дольше, чем следует. Начальники становятся лучше, если на некоторое время они возвращаются на родину и живут в качестве частных людей.

24. Таким вот образом следует, по-моему, устроить сенаторов. Двум же лучшим всадникам следует поручить команду над твоей охраной. Поручать ее одному человеку опасно, а слишком многим — беспокойно. Итак, пусть будет два начальника с тем, чтобы, если один из них заболеет, ты не был лишен охраняющего тебя человека. Их следует назначать из лиц вполне опытных в военном деле и прошедших многие другие должности. Под их командой пусть находятся преторианцы и все другие, расположенные в Италии, войска так, чтобы они могли и казнить тех из них, кто совершит преступление, кроме центурионов и других лиц, подчиненных начальникам сенаторского ранга. Последних наказывают их непосредственные начальники, чтобы лица, имеющие возможность их и наказывать и награждать, могли безусловно на них полагаться. Остальными же, расположенными в Италии, войсками пусть командуют вышеупомянутые начальники, имея в своем распоряжении помощников; они же пусть заведуют и людьми, находящимися в твоем личном услужении, и всеми другими лицами, мало-мальски заслуживающими упоминания. Для них будет совершенно достаточно, как следует отправлять эти обязанности. В противном же случае, если на них будет возложено больше дел, чем они могут удовлетворительно отправлять, у них не будет времени для необходимого или же они будут не в состоянии управлять всем этим. Эти лица, так точно, как городской префект и младший цензор, пусть занимают свою должность пожизненно. Начальник же ночных стражей и пожарных команд и заведующий заготовлением провианта пусть назначается из числа первых, после уже упомянутых всадников, и притом на определенный срок, так точно, как и лица, назначаемые из числа сенаторов.

25. Управлением финансами, — я говорю об эрарии и фиске — как в Риме, так и во всей Италии и вне ее, целиком должны заведовать всадники. И эти лица и все остальные служащие по этому ведомству должны получать жалованье, одни больше, другие меньше, смотря по важности и по величине дела. Им невозможно тратить свои личные средства, так как они беднее сенаторов, в особенности если они будут служить не в Риме. Да и для тебя и невозможно и неполезно, чтобы они являлись распорядителями всех денежных средств. Сверх того, хорошо осуществлять все, относящееся к управлению, большим количеством лиц, чтобы многие приносили пользу и были опытны в делах. Таким образом, и управляемые будут более расположены к тебе, пользуясь возможностью принимать разнообразное участие в общественных благах, и ты будешь располагать в очень щедром количестве лучшими людьми для всего необходимого. Достаточно, чтобы в Риме и вне его в каждой провинции было по одному лицу из всадников для каждого из видов финансового управления, которое имело бы в своем распоряжении, сколько понадобится подчиненных из всадников же и из числа твоих вольноотпущенников. Следует известное количество и последних присоединить к первым, чтобы личная служба тебе являлась известным отличием за достоинство и чтобы ты не находился в затруднительном положении и мог от них, даже и против воли их, узнать истину, если бы оказалась какая-либо погрешность. Если бы кто из всадников прошел ряд должностей таким выдающимся образом, что мог бы быть достойным стать сенатором, то возраст пусть не служит ему препятствием к зачислению в сенат. Следует также зачислять в него некоторых из лиц, командовавших отдельными частями в регулярных войсках, за исключением несших службу рядовыми. Зачислять кого-нибудь из последних, таскавших на себе фашины и шанцевые инструменты, в сенаторское сословие и позорно и постыдно. С другой стороны, ничто не мешает получать это звание лицам, которые с самого начала наиболее выдающимся образом служили центурионами.

26. Вот это считаю нужным посоветовать тебе относительно сенаторов и всадников, а, сверх того, еще и следующее. В детском возрасте они должны посещать училища, а достигнув юношеского, — упражняться в верховой езде и в обращении с оружием, имея для того и другого находящихся на государственной службе с определенным вознаграждением учителей. Обучаясь таким образом и упражняясь, начиная с детского возраста, в том, что им придется делать, став взрослыми людьми, они пригодятся тебе на всякое дело. Ибо хороший начальник, от которого получается действительная польза, должен не только делать сам, что следует, но заранее подумать и о других, чтобы они были, как можно более, на своем месте. Этого у тебя не было бы, если бы ты позволил своим подчиненным делать все, что угодно, а затем порицал делающих промахи. Но, не ожидая никаких погрешностей, ты должен раньше всего наставить их во всем, при искусном исполнении чего они будут наиболее полезны для себя самих и для тебя. Да и вообще тебе не следует никому доставлять предлога в силу ли богатства, или знатного происхождения, или какого-нибудь другого преимущества присваивать себе право на легкомысленный или изнеженный образ жизни, или на подозрительные стремления. Многие из страха возбудить в силу этого к себе зависть и подвергнуться опасности совершают много недостойного их с целью жить наиболее безопасно. Отсюда они вызывают к себе сожаление, как бы обижаемые в том отношении, что им, по их мнению, нельзя жить, как следует. На долю же их повелителя приходится вместе и ущерб в виде потери хороших людей и дурная слава ввиду таких обвинений. Итак, никоим образом не пренебрегай этим, а с другой стороны, не опасайся, что кто-либо, воспитанный и обученный так, как я говорю, осмелится произвести переворот. Наоборот, всего подобного следует ожидать от невоспитанных и недисциплинированных. Последние очень легко и просто склонны совершать самые позорные и самые ужасные вещи сперва по своему собственному адресу, а затем и по адресу других лиц. Первые же, получив прекрасное воспитание и образование, не решатся причинить зло никому другому, а меньше всего человеку, позаботившемуся о их воспитании и образовании. А если бы кто-нибудь из них оказался дурным и неблагодарным, то тебе не следует поручать ему ничего такого, из чего он мог бы сделать что-либо опасное. А если бы он замыслил какой-нибудь переворот, то его следует уличить и наказать. Не бойся, что тебя будут обвинять за это, если ты осуществишь все, о чем я говорю. Ты не сделаешь ошибки, наказав совершившего преступление, так точно, как не грешит врач, делая кому-либо прижигание или операцию. Виновного все осудят, что он, получив одинаковое с другими образование и воспитание, замыслил зло против тебя.

27. Итак, к сенаторам и всадникам следует применить вышеизложенные меры. Затем следует содержать постоянные войска, набранные из граждан, провинциалов и союзников, в одном месте — больше, в другом — меньше, в каждой области, смотря по мере надобности. Они должны всегда быть под оружием и постоянно упражняться в военном искусстве, располагаясь на зимние квартиры в наиболее удобных местах и неся военную службу определенное время, так, чтобы у них перед старостью был еще в распоряжении известный промежуток здорового возраста. Мы ведь не можем пользоваться собираемыми в экстренных случаях ополчениями, находясь так далеко от границ государства и будучи со всех сторон окружены врагами. А если бы мы предоставили всем, достигшим совершеннолетия, право приобретать оружие и упражняться в военном деле, то у нас с их стороны будут постоянно восстания и домашние войны. И наоборот, если мы, запретив делать это, будем затем нуждаться в их помощи на войне, то рискуем всегда иметь в своем распоряжении неопытных и необученных солдат. Ввиду этого предлагаю вообще всей массе населения жить без оружия и не в крепостях, а более сильных и нуждающихся в средствах к жизни набирать в солдаты и обучать. Последние будут лучше воевать, отдавая одному этому делу все свое время, а остальные будут в более благоприятной обстановке посвящать свои силы земледелию, мореплаванию и другим мирным занятиям, не принуждаемые поступать во вспомогательные отряды и имея в лице других свою охрану. Таким образом, элементы наиболее сильные, здоровые и в большинстве случаев принуждаемые жить разбоем будут содержаться беспечально, а все остальное будет жить в безопасности.

28. А откуда взять денег, которые придется израсходовать и на этих лиц и на другие надобности? Я выясню и это, указав в немногих словах на то, что если у нас будет республиканский образ правления, то мы все равно будем испытывать нужду в деньгах. Ибо, с одной стороны, нам невозможно быть в безопасности без солдат, а с другой, невозможно, чтобы кто-нибудь нес военную службу даром. Нам нечего тяготиться монархией, как будто бы одна только она занимается принудительным собиранием необходимых денежных средств, и нечего в силу этого отворачиваться и от нее самой, но примем решение сообразно с тем обстоятельством, что какой бы ни был у нас образ правления, нам все равно необходимо нести денежные повинности. Поэтому я утверждаю, что тебе, прежде всего, необходимо продать все государственные имения (их, как я вижу, образовалось, благодаря войнам, очень много), за исключением небольшого количества очень полезных для тебя и необходимых, и все вырученные деньги поместить в ссуду на умеренные проценты. Таким образом, будет производительна и земля, отданная хозяевам, обрабатывающим ее собственными руками, и последние, приобретя в ней средства к жизни, станут богаче, государство же будет иметь вполне достаточный и постоянный доход. Если сосчитать это, затем доходы с рудников и, наконец, все, что может наверняка поступить из других каких-либо источников, и потом принять в расчет не только расходы на войско, но и остальные, необходимые для рационального управления государством, а сверх того, и все то, что необходимо будет истратить на непредвиденные войны и на другие обычные потребности момента, то в результате следует без оговорок наложить налоги на все, что приносит известный доход владельцу, и установить подати со всех, находящихся под нашей властью. Ибо и справедливо и следует, чтобы никто из них не был свободен от взноса податей, ни отдельное лицо, ни целый народ, так как они, одинаково с другими, пользуются выгодами, приносимыми государством. Везде следует назначить лиц, наблюдающих за сбором налогов с тем, чтобы они взыскивали все, следуемое за время их наблюдения со всех доходов. Это облегчит и нам взыскивание налогов, да и плательщикам доставит не меньше выгоды. Я имею в виду, чтобы они вносили, что с них следует, понемногу в определенные сроки, а не принуждались бы, легкомысленно пропустив короткий срок, уплачивать все сразу и притом в больших размерах.

29. Я прекрасно знаю, что некоторые из устанавливаемых податей и налогов будут тягостны, но знаю также и то, что плательщики, если их не будут притеснять сверх меры и если они убедятся на деле в том, что они будут вносить все это для своего же блага и для возможности безбоязненно пользоваться остальным имуществом, что, сверх того, большей частью этих денег воспользуется не другой кто-либо, а они же сами в качестве лиц начальствующих, управляющих и несущих военную службу, будут тебе в высшей степени благодарны, отдавая немного за то многое, чем они пользуются без всяких притеснений, в особенности если они увидят, что ты живешь благоразумно и попусту ничего не тратишь. Ибо кто же может отказаться от добровольного взноса податей, видя, что ты в высшей степени бережлив в своих домашних расходах и очень щедр на общественные надобности, и отождествляя свою безопасность и достаток с твоим обогащением.

30. Таким образом, из этих источников можно иметь под рукой очень большие суммы денег. Остальное же я советую тебе устроить следующим образом. Этот город укрась с возможною роскошью и придай ему блеск всевозможного рода празднествами. Ибо нам, владеющим столь многим, следует во всем быть выше всех; это содействует внушению уважения союзникам и ужаса врагам. Остальное же устрой так. Прежде всего, провинции не должны пользоваться ни малейшей автономией и совершенно не должны пользоваться правом собраний: хорошего-то они ничего придумать не могут, а постоянные волнения возможны часто. В силу этого же, по моему мнению, не следует и нашему народу собираться ни на судебные заседания, ни на собрания для выбора властей, ни на иные подобные собрания, на которых приходится заниматься делами. Затем населению городов не следует иметь слишком много и слишком больших домов, и не следует слишком расточительно тратиться на устройство в большом количестве и притом разнообразных общественных игр, чтобы оно не разорялось от суетных стремлений и не состязалось в неразумном честолюбии. Пусть оно имеет известное количество празднеств и зрелищ, кроме устраиваемых у нас конных состязаний, чтобы таким образом не уничтожалось ни общественное, ни частное имущество, чтобы ни один чужестранец не принуждался ими к каким бы то ни было расходам и чтобы не выдавалось пожизненное содержание всем, кто только ни победит в каком-либо состязании. Ибо неразумно принуждать и богатых людей тратиться вне их родины, а для борцов достаточно наград, получаемых на каждом отдельном состязании, за исключением тех случаев, если бы кто-нибудь из них получил награду или на Олимпийских играх, или на Пифийских, или на каком-нибудь другом подобном состязании. Вот этих-то одних и следует содержать на общественный счет, чтобы города не разорялись понапрасну и чтобы, за исключением такого лица, имеющего возможность и в чем-либо другом быть полезным и для себя самого и для своей общины, никто не претендовал на пальму первенства. Я такого мнения относительно изложенного. Конные же состязания, совершаемые без гимнастических, я полагаю, не следует поручать устраивать другому какому-либо городу (кроме Рима), чтобы не тратились необдуманно слишком большие суммы денег, чтобы люди не приходили в неистовое бешенство, а самое главное, чтобы войска не чувствовали недостатка в хороших лошадях. В силу этого я совершенно запретил бы производить это где бы то ни было в другом месте, кроме Рима. Во всем остальном мои требования сводятся к тому, чтобы жители остальных городов, устраивая, каждые отдельно, требующие известных издержек увеселения, услаждающие зрение и слух, жили умеренно и мирно. Никто из них не должен иметь собственной монеты, весов и мер, но все они пусть пользуются нашими. Они не должны посылать к тебе никаких депутаций, за исключением тех случаев, если бы имелось какое-либо дело, требующее такого рода разрешения, но пусть докладывают о своих желаниях своему наместнику и через него пусть приносят свои просьбы, какие он одобрит. Таким образом, они не будут ничего тратить и не будут прибегать к негодным средствам, но будут получать ответы непосредственно без расходов и хлопот.

31. Остальное, по моему мнению, ты можешь наилучше устроить следующим образом. Прежде всего, посольства, прибывающие от неприятелей или союзных царей и народов, вводи в сенат. Во всех отношениях почетно и похвально, чтобы это учреждение казалось господином положения и чтобы людям, не посвященным в истинное положение дел, представлялось большое количество лиц, имеющих возможность дать отпор. Во-вторых, все законы проводи через сенат и вообще ничего не проводи в жизнь без постановления сената. Таким образом, будет более укреплен авторитет власти, и требования, основанные на законе, будут для всех бесспорны и вместе с тем совершенно ясны. В-третьих, если кто-нибудь из членов сената, их дети и жены подвергнутся такому тяжкому обвинению, что в случае его доказанности виновному грозит лишение гражданских прав, изгнание или даже смертная казнь, то предавай их суду сената, ничего не предрешая, и поручи последнему вынести совершенно независимое решение относительно их, чтобы, с одной стороны, совершившие какое-либо преступление, будучи изобличены в нем среди лиц, равных им по положению, понесли наказание, независимо от твоего отношения к делу, а с другой, чтобы остальные, видя это, становились лучше из страха быть разоблаченными таким же образом. Изложенное я сказал, имея в виду такие преступления, которые предусмотрены законами и которые имеют место в судебной практике. Если же кто-нибудь будет порицать тебя или скажет что-нибудь неподобающее, то ты не обращай внимания на какие бы то ни было доносы и не возбуждай преследований. Позорно верить, чтобы кто-либо поносил тебя, никому не причиняющего никакой несправедливости и общего благодетеля; так поступают только плохие правители. Сознавая за собой подобное, они допускают справедливость сказанного. Опасно негодовать на подобные вещи. Если они имеют место на самом деле, то лучше их не делать, а если это — ложь, то лучше не придавать ей формы правдоподобия. Многие, благодаря этому, добились уже того, что относительно их пускаются в обращение еще более неприятные выдумки. Вот что я полагаю относительно обвиняемых в словесном оскорблении. Тебе следует быть лучше и выше всякого оскорбления, и не следует никогда ни самому приходить, ни других приводить к такому заключению, что кто-нибудь может поступить нагло по отношению к тебе, чтобы, как относительно богов, так и относительно тебя, все были того убеждения, что личность твоя священна. Если же кто-нибудь был бы обвинен в злых замыслах против тебя (ведь может же случиться и подобное), то и относительно его не твори суда сам и не предрешай осуждения (неприлично самому быть вместе и обвинителем и судьей), но, представив его на суд сената, дай ему возможность защищаться, и если бы вина его была доказана, накажи его, умерив, насколько возможно, строгость взыскания, чтобы вина его не возбуждала сомнений. Ибо с большим трудом масса верит тому, чтобы безоружный мог злоумышлять против человека, находящегося во всеоружии. И ты только в том случае можешь рассчитывать на ее сочувствие, если накажешь его без ожесточения и, насколько возможно, не очень сурово. Я говорю это, конечно, не принимая во внимание тех случаев, если бы кто-либо прямо восстал против тебя, имея за собой вооруженную силу. Подобного человека следует не отдавать под суд, но покарать как врага.

32. Изложенное должно быть так устроено. Сверх того, тебе следует возложить на сенат большинство важнейших дел. Общественные дела должны и устраиваться при помощи представителей общества. Всем людям присуще как-то радоваться, если они удостоятся со стороны могущественного лица одинаковой с ним чести, а все, что он решил вместе с кем-нибудь из них, им присуще хвалить, как свое собственное, и любить, как сделанное по их доброй воле. Итак, подобного рода дела, говорю я, следует вносить в сенат, и все присутствующие на его заседании одинаково имеют право высказывать свое мнение относительно их. Если же под суд будет отдан кто-либо из сенаторов, то — не все, за исключением тех случаев, когда подсудимый ни разу не отправлял обязанностей сенатора или был еще только в квесторском звании. Неудобно ведь, чтобы человек, не бывший еще ни народным трибуном, ни эдилом, подавал свой голос против кого-либо из названных лиц или, паче того, против кого-либо из бывших преторов или консулов. Вот эти последние должны иметь право высказывать свое мнение относительно всех без исключения, все же остальные только относительно лиц, равных им или занимающих низшее положение.

33. Апелляции, имеющие возможность поступить на решение высших сановников и прокураторов, равно как и городского префекта, младшего цензора и префектов, заведующих доставкой хлеба и ночной стражей, разбирай лично сам. Никто из них не должен быть настолько самостоятельным и самодовлеющим в судебном отношении, чтобы на его решение не могла быть принесена апелляционная жалоба. Вот эти дела подлежат твоему разрешению, равно как и дела всадников, центурионов, находящихся на действительной службе, и частных лиц, занимающих высокое положение, в особенности, если дело может окончиться смертной казнью или лишением гражданских прав. Все подобные дела должны быть поручаемы только тебе, и никто другой, по изложенным мною мотивам, не должен сам по себе иметь права на их разрешение. Вместе с тобой всегда должны принимать участие в разрешении этих дел (в одном случае — одни, в другом — другие) наиболее уважаемые из сенаторов и всадников, равно как и другие лица из числа бывших консулов и преторов, чтобы, с одной стороны, ты, изучив при этом наиболее тщательно их образ мыслей, мог ими пользоваться, как следует, а с другой стороны, и они, познакомившись ближе с твоими мыслями и планами, вступали, таким образом, в управление провинциями. Ты требуй от них не устной подачи их мнений (это нуждается в очень большой осмотрительности, чтобы, следуя за лицами, стоящими выше их, они не стеснялись высказываться с полной откровенностью), но пусть они подают мнения, изложенные в записках. Прочти их только ты один и сейчас же прикажи их уничтожить, чтобы они не стали известны никому другому. Только таким образом ты можешь познакомиться вполне основательно с мнением каждого из них, если они будут уверены, что оно не попадет в руки другим. Да и вообще в делах судебных, в переписке, при рассмотрении постановлений отдельных городов и просьб частных лиц и во всем остальном, что относится к области государственного управления, ты набирай себе помощников и слуг из числа всадников. Таким образом, все дела пойдут легче, и ты не устанешь, делая все сам. Ты предоставь каждому желающему полную возможность подавать тебе советы без всякого опасения. Ибо, если тебе понравится сказанное им, ты извлечешь большую выгоду, а если оно тебя не удовлетворит, то тебе от этого не будет ни малейшего вреда. Напавших на правильную мысль и хвали и цени (ведь ты же сам воспользуешься почетом от их планов), ошибающихся же не унижай и не обвиняй. Следует обращать внимание на их образ мыслей, а не упрекать их в недостижении цели. То же самое соблюдай и в военных делах. Не сердись за невольную неудачу ни на кого и не завидуй успеху, чтобы все подвергались за тебя опасностям охотно и с удовольствием, будучи уверены в том, что, потерпев какое-либо поражение, они не подвергнутся наказанию, а при успехе против них не будут строить козней. Ведь очень многие, боясь зависти носителей власти, предпочитают успеху скорее потерпеть поражение. Правда, это им гарантировало безопасность, но первым зато наносило ущерб. Так что, пользуясь, прежде всего, сам одинаково и теми и другими, и худшими и лучшими, ты ни в коем случае не можешь пожелать позавидовать на словах другим, а на самом деле самому себе.

34. Все, что ты желал бы, чтобы думали и делали подданные, говори и делай сам. Таким образом, ты будешь иметь больше возможности воспитывать их, чем устрашая воздействием законов. Ибо в первом случае действует соревнование, а во втором — страх, и каждый охотнее подражает лучшему, видя происходящее в действительности, чем остерегается дурного, которое воспрещается, как он слышит, только на словах. Итак, делай все сам и притом тщательно, не оказывая себе ни малейшего снисхождения, прекрасно зная, что все немедленно заметят, что ты сказал и что ты сделал. Ведь ты живешь как будто на какой-то открытой перед всей вселенной сцене, и у тебя нет возможности скрыть самую незначительную свою погрешность. Ты ведь будешь действовать ни в коем случае не наедине, но всегда в присутствии многих. Все окружающие всегда в высшей степени интересуются действиями правителя, так что, если хотя бы раз заметят, что ты нам приказываешь одно, а сам делаешь другое, не будут бояться твоих угроз, но будут подражать твоим поступкам. Наблюдай за жизнью других людей; наблюдай, однако, не так, чтобы это становилось им в тягость. Вот если на что-нибудь поступит к тебе жалоба со стороны других лиц, то разбери ее, а о том, что ни с чьей стороны не вызывает нарекания, ты даже и вида не подавай, что ты о нем знаешь. Из этого исключаются, конечно, проступки против государства. На последние следует обратить подобающее внимание, если бы даже никто и не жаловался. Остальные частные дела тебе следует знать, чтобы не быть введенным в заблуждение как-нибудь, пользуясь в каком-либо отношении помощью неспособного слуги; изобличать же этого, однако, не следует. Природа человеческая очень многих и очень часто заставляет преступать законы. Так что если начать всех их тщательно испытывать, то пришлось бы оставить без наказания или самое незначительное количество или даже и ни одного из них; если же по-человечески соединить требование правосудия с гуманностью, то таким образом скоро можно и образумить их. Ибо закон, применяющий по необходимости хотя бы и сильные карательные меры, не может постоянно господствовать над природой. Некоторые люди становятся лучше, полагая, что их не замечают, или же подвергаясь увещаниям с соблюдением должной меры, одни — стыдясь обличений, другие — опасаясь снова быть введенными в соблазн. Будучи же изобличены открыто, потеряв способность краснеть от стыда и подвергнувшись наказанию выше всякой меры, они уничтожают и попирают все, допускаемое законом и обычаем, и подчиняются единственно своим природным влечениям. Отсюда следует, что, с одной стороны, не легко наказать всех их, а с другой, не следует не обращать внимания на явно разнузданных людей. Такое отношение рекомендую я тебе к проступкам людей, за исключением тех, которые совершенно неисправимы. Наоборот, их правильные поступки цени выше, чем они заслуживают. Таким образом, путем гуманного отношения ты скорее всего добьешься того, что они отстанут от дурных наклонностей, а щедростью заставишь их обратиться к положительным. Тебе нечего опасаться, что у тебя когда-либо не хватит или денег, или другого чего-либо на воздаяние людям, совершившим что-либо хорошее (гораздо скорее, по моему мнению, будет чувствоваться недостаток в людях, достойных испытать что-либо хорошее, даже при наличии под твоей властью такого огромного количества и моря и суши), или того, что некоторые из них, будучи облагодетельствованы, окажутся неблагодарными. Ничто так не подчиняет, ничто так не привязывает кого-либо, если бы даже он почему-либо относился с нерасположением и враждой, как возможность, не подвергаясь никакой несправедливости, сверх того, быть еще и облагодетельствованным.

35. К другим я советую тебе относиться таким образом, по отношению же к себе лично тебе не следует допускать проявления ничего излишнего и чрезмерного ни со стороны сената, ни со стороны прочих людей, ни на деле, ни на словах. Ибо для других почет с твоей стороны приносит честь, тебе же лично ничего нельзя дать больше того, что у тебя есть, и может только возникнуть подозрение в фальши. С одной стороны, никто из окружающих не кажется уделяющим что-либо подобное человеку, в руках которого находится управление, добровольно, а с другой, человек, получающий все это от самого же себя, не только не получает похвалы, но, сверх того, навлекает еще на себя насмешки. Ты приготовь для себя славу во всех отношениях добрыми делами, и не следует тебе позволять, чтобы хотя бы где-либо стояли твои золотые или серебряные статуи (они ведь не только требуют больших издержек, но, сверх того, на них покушаются и они недолговечны), а ты создай другие путем благодеяний, невредимые и бессмертные, в глубине человеческих сердец. Не допускай также когда-либо основания в твою честь храма. Ибо на это будет потрачено совершенно напрасно слишком много денег, которые лучше израсходовать на то, что действительно необходимо (ведь источник богатства, строго говоря, не столько в больших поступлениях, сколько в экономии расходов), да и для славы от этого ничего не прибавится. Добродетель многих делает равными богам, но никто никогда не стал богом путем избрания. Так что, если ты будешь хорош и будешь прекрасно управлять, то вся земля будет участком, посвященным богу, все города — храмами, а все лица — священными изображениями: в их сердцах ты будешь всегда пользоваться почетом. Тех же, кто использует власть каким-либо иным образом, все вышеприведенное ничуть не возвеличит, если бы им даже воздвигли статуи и храмы во всех городах; наоборот, все это принесло бы им только лишний позор, являясь памятником их бесславия в известном отношении и воспоминанием о несправедливости. И чем дальше существовали бы они, тем дольше продолжала бы существовать и их дурная слава.

36. Так что, если ты хочешь действительно быть бессмертным, то делай так, как я тебе говорю, а сверх того, везде всячески почитай богов по обычаю предков и других заставляй почитать, вносящих же в культ чужие обычаи ненавидь и наказывай не только ради богов, так как пренебрегающий ими не может почитать, как следует, и никого другого, но и потому, что люди, вводящие почитание новых божеств, склоняют многих к чуждым верованиям. Отсюда происходят заговоры, восстания и партии, которые меньше всего приличествуют монархии. Тебе не следует идти на уступки ни безбожникам, ни шарлатанам. Искусство предсказания будущего необходимо. Поэтому ты во всяком случае назначь известное число гадателей по внутренностям жертвенных животных и по полету птиц, с которыми и будут вступать в сношения желающие спросить совета; магов же совершенно не должно быть. Последние очень часто и притом очень многих подстрекают к переворотам, говоря им кое-что и верное, а в большинстве случаев — ложное. Подобное этому совершают очень многие и из числа тех, которые выдают себя за философов. Поэтому я советую тебе остерегаться и последних. Из того, что ты уверен в порядочности Ария и Афинодора, ты еще не верь, что и все остальные, называющие себя философами, похожи на них. Тысячу зол причиняют и целым народам и отдельным лицам люди, прикрывающиеся этим именем.

37. Так как на самом деле тебе нечего желать больше, чем у тебя есть, то тебе следует быть в высшей степени миролюбивым, но, с другой стороны, совершенно готовым к войне, чтобы ни в коем случае никто не захотел и не попытался причинить тебе несправедливость, а в противном случае, чтобы он без труда и немедленно подвергся наказанию. В тех же случаях, когда в силу тех или иных обстоятельств необходимо за кем-либо следить и наблюдать за всем, что имеет отношение к твоей власти, чтобы тебе не быть в неведении относительно того, что нуждается в какой-либо охране и исправлении, помни, что не следует верить нй слово всему, что будут говорить, но следует все это внимательно взвешивать. Нередко ведь обвиняют других в стремлении к перевороту или в каких-либо неприязненных по отношению к носителю власти мыслях или словах. Одни — из ненависти к кому-либо, другие — из желания получить их имущество, третьи — из угодничества перед кем-либо, четвертые — потребовав от кого-либо денег и не получив таковых. Поэтому не следует сразу и легко обращать на них внимание, но следует совершенно все тщательно исследовать. Не торопясь с доверием, ты никому ни в чем не сможешь повредить сильно, поторопившись же слишком, ты можешь сделать такую ошибку, которую не в состоянии будешь исправить. Тебе следует и необходимо высоко ценить хороших людей из вольноотпущенников и из числа других твоих приверженцев. Это доставит тебе честь и обеспечит тебе полную их верность. Тем не менее они не должны иметь слишком большого значения, но все они должны быть в высшей степени скромными, так чтобы, благодаря им, ничуть не возбуждалась ненависть против тебя. Ибо все, хорошо ли или дурно будут они поступать, будет приписываться тебе, и мнение всех относительно тебя будет находиться в прямой зависимости от того, что ты позволишь делать вышеупомянутым лицам. Людям могущественным ты не позволяй обогащаться на чужой счет, ни опять-таки заниматься доносами. Но пусть также никому из них не будет поставлен в вину сам факт его могущества, если он даже ни в чем и не погрешим. Остальную массу, с одной стороны, старательно защищай от несправедливости, с другой же, не придавай слишком большого значения жалобам, но исследуй по существу все обстоятельства дела, не будучи слишком подозрительным ко всему выдающемуся и не доверяя каждому, занимающему более низкое положение. Оказывай должное внимание полезным труженикам и ремесленникам, бездельников же и лентяев ненавидь, чтобы, стремясь к первому, ввиду связанных с ним выгод, и воздерживаясь от второго, люди становились у тебя лучшими по отношению к своим собственным делам и более полезными по отношению к государству. Прекрасно, сводя к наименьшему числу тяжбы, возникающие между частными лицами, выносить по ним решения, как только возможно скоро. Всякие же проявления чувств со стороны отдельных общин лучше всего отклонять, и если они, принося какие-либо обеты за твою власть, спасение и счастье, начнут принуждать кого-либо или что-нибудь делать, или тратиться сверх сил, не следует допускать этого, нужно всячески искоренять вражду между ними и соперничество друг с другом, и не следует позволять им присваивать себе какие-либо пустые прозвища или что-либо подобное, имеющее возможность быть источником вражды. Без труда будут все тебе повиноваться и в этом отношении и в остальных, и каждый отдельно и все вместе, если ты в этом никогда никому не сделаешь никакой уступки; непоследовательность разрушает и то, что крепко связано. Поэтому с самого же начала будет полезно тебе запретить им просить о том, чего ты не дашь, и вместе с тем сразу же следует накрепко принудить их остерегаться домогаться того, что запрещено.

38. Это вот говорю тебе о вышеизложенном, вообще же советую тебе ни в коем случае не злоупотреблять своей властью и не считать как бы уменьшением ее, если бы ты хотя бы раз не сделал того, что можешь. Но чем больше можешь ты осуществлять все то, чего желаешь, тем больше желай всего того, чего следует желать. Постоянно, с другой стороны, обдумывай в душе, правильно ли ты поступаешь или нет, за какие поступки будут любить тебя известные люди, а за какие — нет, с тем, чтобы одно из этого делать, а другое — отклонять. Тебе не следует думать, что ты постольку действуешь, как следует, по мнению окружающих, поскольку не слышишь на себя ни одной жалобы; и не жди, чтобы кто-нибудь настолько когда-либо обезумел, чтобы открыто порицать тебя в чем-либо. Этого никто не сделает, если даже он и пострадал очень сильно. Совсем наоборот, очень многие вынуждены публично хвалить причинивших им несправедливости, изо всех сил стараясь показать, что они не сердятся. Правитель должен догадываться о настроении окружающих не из того, что они говорят, а из того, что они, по всей вероятности, думают.

39. Я желаю, чтобы ты поступал таким именно образом. Многое при этом я оставляю в стороне ввиду невозможности сказать обо всем в совокупности сразу. Одно только вкратце посоветую тебе и относительно того, что сказано, и относительно остального. Если ты добровольно будешь поступать так, как ты желал бы, чтобы поступало какое-либо другое лицо, будучи твоим повелителем, если не будешь делать промахов и во всем иметь успех, то в силу этого будешь жить самым приятным образом и в полнейшей безопасности. Разве не будут все смотреть на тебя, как на отца, как на спасителя, и не будут разве любить тебя, видя, что ты умерен, благопристоен, опытен в военном деле и миролюбив, если ты не надменен и не корыстолюбив, если ты относишься к ним одинаковым образом, сам не богат, но не вымогаешь денег у других, сам не живешь в роскоши, заставляя других страдать, сам не ведешь распутного образа жизни, а других наставляешь, если ты вообще во всех отношениях ведешь совершенно одинаковый с ними образ жизни? Будь совершенно спокоен, имея у себя такой могущественный талисман, как непричинение никому никогда никакой несправедливости, и верь моим словам, что ты не подвергнешься ни ненависти, ни заговорам. При таком положении вещей у тебя налицо все основания для счастливой жизни. Ибо что может быть приятнее, что может быть счастливее, наслаждаясь благополучно всеми доступными человеку благами, быть в состоянии уделять их и другим?

40. Обдумав это и все остальное, сказанное мной, послушайся меня и не упускай счастья, которое отметило тебя среди всех остальных и поставило впереди всех. Если ты на самом деле предпочитаешь монархический образ правления, но боишься самого названия — царь, как проклятого, то не принимай его, а правь, пользуясь титулом цезаря. Если ты пожелаешь других каких-либо титулов, то тебе дадут титул императора, как дали уже твоему отцу, почтят тебя и другим каким-либо наименованием, так что ты будешь пользоваться царской властью без ее ненавистного названия».