Меч Калева

Дети в подземелье

С утра все было за то, чтобы мы никуда не поехали. Сначала мы с Ленкой проспали. Как результат - встали с квадратными головами. Потом у Ленки пригорела каша и есть ее пришлось по рецепту Буратино: пополам с малиновым вареньем, чтобы как-то прибить привкус гари. Все по отдельности не более чем мелкие, практически незначительные неудобства, но вместе дающие достаточно сильный заряд отрицательной энергии. Настроение, короче, начало портится еще с утра. И я почти уже отказался от мысли ехать к Паше, но Ленка уперлась.

- Мы уже месяц нигде не были! Тебе самому не надоело сидеть в четырех стенах?

- Надоело. - Я не стал спорить. Тем более, что ехать я пока, все-таки, не отказывался. Да и повод был очень значительный, но об этом позже. Просто как-то душа не лежала. О чем я Ленке и сказал.

Ленка фыркнула и пошла краситься. С чем справилась в рекордно короткие сроки.

Следующим элементом ухудшения настроения были автобусы.

Первый автобус был из нашего Ласнамяэ до центра. Мы на него не должны были успеть: когда мы вышли из дома, мимо нас с грохотом промчался "шестидесятый", нагоняя упущенный график. Даже если бы мы побежали, то все равно не успели бы. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что мы были вполне готовы развернуться и вернуться домой. Стоять и ждать следующего автобуса было практически бессмысленно. У нас был точный график движения и, если мы из него выбивались, на этом первом этапе, то весь график летел к черту. Но мы не выбились.

Спокойно, никуда не торопясь, двигаясь скорее в силу заложенной программы, мы дошли до остановки, и также спокойно вошли в стоящий автобус. Удобно уселись и только тогда двери закрылись и автобус рванул с места, как укушенный. Виновник такой задержки, разваливающийся на ходу дедок, не успевший отойти от края тротуара, совершил кенгуриный прыжок и замахал вслед тростью, но водитель вдавил клаксон и под победный рев автобус помчался на немыслимой для городского транспорта скорости. График был настигнут и посрамлен.

Следующий автобус был не городской, а рейсовый. Он шел практически до Паши, но именно тот, который был нам нужен, не пришел. Все совпадало - номер автобуса, время отправления, место отправления, платформа, - все, только автобуса не было. Он не появился ни через пять минут, ни через двадцать. Интервал у них был минут пятьдесят, стоять и просто так ждать было тоскливо, но мы упрямо вглядывались во все подъезжающие автобусы, в надежде увидеть свой. Настроение портилось все больше, теперь уже не только у меня, но и у Ленки, но мы пошли на принцип. Все равно уедем, хоть будем торчать тут до ночи!

Но торчать до ночи не пришлось. В очередное, назначенное расписанием, время подкатила побитая жизнью и проселочными дорогами Эстонии "Скания", мы уселись и поехали.

Естественно, что со всеми этими нашими приключениями мы приехали к Паше не в лучшем состоянии, но по прибытии настроение начало резво подниматься. Все-таки увидеть снова всех вместе было здорово.

Когда мы наконец добрались до Паши, то вся наша компания была уже в сборе. Но сразу мне завладеть вниманием, конечно, не удалось. Сначала возник диспут о роли евреев в истории России, потом пили кофе и продолжали спор, потом как-то быстренько перешли в баню, потом долго сидели в предбаннике и нежились сладкой негой, попивая пиво из бидончика. Сидеть так можно было вечно. Друзья, любимая - что еще нужно человеку для полного счастья? Но Ленка начала делать мне знаки руками и пихать ногой под столом и я решил приступать. Обвязавшись полотенцем на манер тоги, я сходил за тубусом, который привез с собой, и принялся раскладывать на столике свои находки. Точнее, одну находку.

- Был я тут давеча в одном книжном магазине. - Я начал издалека. - Того, что напротив Нигулисте. Есть у них там уголок с картами, на манер старинных, розы ветров, чудища всякие, эфиры и белые пятна. Вся стена увешана. А скромно так, с краешку, висела там картина, из общего ряда выбивающаяся.

Я выложил на стол картину. Вроде ничего особенного, квадрат плотной бумаги, метр на метр, синий, с множеством линий на нем. Линии были прямые и кривые, сплошные и прерывистые, они переплетались в различные узоры и каждая вела себя совершенно независимо. На первый взгляд сплошное нагромождение линий. Как и на второй и на третий. Увидеть то, что увидел я, можно только случайно. Как я. Со мной случилось нечто вроде ступора: я застыл на месте и уставился в какую-то точку на картине. Сколько длилось мое путешествие по астралу - не знаю, наверно не долго, потому что никто не обратил на меня никакого внимания, а я вдруг понял, ЧТО я вижу на картине. Что послужило толчком к тому, что я увидел, сказать не смогу. Просто повезло скорее всего. Возможно здесь был заложен трюк с объемными картинками, столь популярными в последнее время. Но зато теперь с видом победителя я положил свою находку на стол, откинулся в кресле и глотнул пива.

Все ждали продолжения.

Очень хотелось напустить побольше таинственности. Всю неделю я мучился оттого, что не могу поделиться своим открытием ни с кем. Конечно, Ленке я сказал в первую очередь, но хотелось аудитории более широкой. И вот теперь, когда есть возможность все рассказать близким людям, я сидел и молчал. Отчасти оттого, что хотелось немного помучить их нетерпением, но и из-за волнения тоже. У меня всегда так. А вдруг то, что так интересно мне, окажется не так уж интересно моим друзьям? Разочарование будет жестоким. Хоть и не продолжительным. Я прекрасно понимаю, что мы все разные, и интересы у нас различны, но ничего не могу поделать. Хочется мне всегда увлечь их своими идеями так же, как сам ими увлекаюсь. Очень я жизнерадостный человек.

Так или иначе, мы сидели и молчали: я волновался, они ждали. Наконец они не выдержали.

- Может, ему что-нибудь сломать? - Это вынырнул из своего обычного погружения Вадим.

- Не стоит. - Это Степан, вроде как вступился за меня.

- Да, пожалуй, не стоит. - Это уже хозяин, Павел. - А то еще обидится кто.

- Обязательно. И переломаю вам все подряд. - Это Ленка.

Некоторое время они снова смотрели на меня и ждали, а я уже с изрядной долей злорадства тянул время. Опять же, приятно побыть в центре внимания.

- Нет, все-таки надо ему что-нибудь сломать. - Вадим потеребил ус, шаря по мне безумным взглядом, видимо в поисках, с чего начать.

- Ну, так объясни нам, в чем дело-то? - Паша отнял у Степашки бидончик и глотнул, наконец, сам.

Я удовлетворенно вздохнул. Они не заметили, поэтому я буду тем самым первооткрывателем, который... и так далее.

- Вот это место. - Я обвел пальцем небольшой участок картины. - Никому ничего не напоминает?

Они снова склонились над листом, и некоторое время сосредоточенно изучали переплетение линий.

- Очевидно, это проход в параллельное пространство. - Вадим первым решил высказать свое мнение.

- Точнее, не сам проход. - Павел блеснул эрудицией. - Помнится, у Саймака описывалось: чтобы перейти в параллельный мир, надо было особым образом сосредоточиться, и для этого использовали детский волчок. А здесь такая вот паутина. Ты на нее смотришь, отрешаешься от всех мыслей, а она тебя засасывает.

Степа хихикнул. Паша откинулся в шезлонге:

- Ну, хорошо, а в чем, собственно, фокус? Не зря же ты это принес.

Я кивнул.

- Не зря. А фикус в том, что это, на первый взгляд хаотичное переплетение линий, до боли напоминает силуэт нашей любимой Ратуши.

Они, уже в который раз, снова склонились над картиной.

- Нет, ну это ерунда. - Павел развалился в шезлонге. - Просто случайность. Как в старом анекдоте, про обезьян. Помните? Если посадить за пишущую машинку обезьяну, то она когда-нибудь напечатает Британскую энциклопедию.

Степан скептически продолжал смотреть на лист, но Вадим решил, что он согласен с Пашей:

- Известное сходство, несомненно, есть, но только для взгляда, смотрящего под определенным углом. - И хлебнул пива.

Пока все шло именно так, как я и предполагал. Друзья у меня изрядные скептики. Я тоже, хотя я легко поддаюсь чужому настроению. У меня, впрочем, хватает мозгов, чтобы, понимая это, контролировать свое поведение, но факт остается фактом: я бы в аналогичной ситуации не стал бы делать скоропалительных выводов, а потребовал бы объяснений. А вдруг я чего-то не понимаю?

Ленка тем временем убрала картину со стола, а я развернул кальку, над изготовлением которой трудился два вечера.

- Ну, а на что похоже это? - Я любовно разгладил на столе дело рук своих.

- Если вот так, сходу, то на план Таллинна. Но, может быть, я не прав? - Степан завладел, наконец-то, бидончиком и теперь наслаждался пивом и ждал продолжения.

- Поразительная наблюдательность. - Я отобрал у Степана бидончик и глотнул. - А суть в том, что этот план срисован именно с той картины. Для пущей узнаваемости я распрямил некоторые линии и заострил углы.

Снова пришел черед картины. Сначала на нее смотрели просто так, потом через наложенную кальку, потом снова просто так. Паша в возбуждении начал легонько подпрыгивать на месте.

- Слушай, а ведь действительно. Блин, здорово. - Он посмотрел на меня. - Да, глаз - алмаз. Здорово, здорово.

Степан молча покивал головой, как бы соглашаясь, что "да, здорово".

- Действительно, план Таллинна. Надо сказать, очень оригинальный подход. Не на каждом плане вкупе с улицами отмечены какие-нибудь узнаваемые здания. - Вадим пощипал ус. - И кто автор сего шедевра?

Я ответил не сразу. Это был мой триумф, и я не желал пропускать ни секунды. Однако молчать целый вечер было выше моих сил. Да и не все еще кончилось. Все, наоборот, только начиналось.

- Автор там внизу написан. На рамочке. - Вокруг собственно картины была полоска белого цвета, на которой мелкими буковками были напечатаны выходные данные: издательство, тираж, автор. Названия не было. Зато был год создания этого шедевра - 1799. - Но это еще не все.

- Не все? - Настроение у ребят снова качнулось в сторону скепсиса. - И что же там еще?

Я поправил картину, подровнял на ней кальку и достал карандаш. Дома я нарочно не стал прорисовывать свое главное открытие, чтобы раньше времени не пришлось давать объяснения, что это там за пунктирные линии. Теперь же я посетовал на это: в предбаннике у Паши было не слишком светло, хоть и просторно. Когда просто сидишь после парилки, то нормально, но чертить или рисовать - запаришься, простите за каламбур.

Впрочем, все всегда приходит к своему логическому завершению. Закончив, я убрал картину и представил на всеобщее обозрение новый плод своего труда. Теперь план города был перечеркнут в нескольких местах пунктирными линиями. Они накладывались на город как паутина, хотя и не очень плотно.

Народ принялся изучать кальку и картину по новой. Сначала молча, потом послышались первые комментарии к увиденному. Я слушал и радовался тому, что их предположения далеки от истины. Во всяком случае, далеки от моих собственных выводов.

- Ну и что же это? - Первым не выдержал Степан, хотя, я догадываюсь, остальным было не менее интересно услышать мою версию.

Я опять помолчал. Но на этот раз только из-за волнения.

Города строятся не где-нибудь. Место для города специально определялось не только с точки зрения близости торговых путей или удобного стратегического расположения, но в первую очередь место должно было быть идеально энергетически. Древние умели определять такие места. Именно поэтому города на западе, точнее в Штатах, есть предельно функциональные сооружения, но о чем-либо большем говорить не приходится. Жить и работать, и все. Точнее, работать и ночевать. Американцы любят называть себя молодой нацией. Но они не молодая и не нация. Они оторванные от своих корней люди. Аура, или, если хотите, природный магнетизм того места, где человек родился и жил, так же, как на него самого, влиял на его предков, и будет влиять на его детей, внуков и правнуков. Он насквозь пропитан магнетизмом своей родины. Живя в естественной для себя среде, человек умел определять, на каком месте ему строить дом, а какое место лучше обойти стороной. Он не мог объяснить этого, он просто чувствовал, а те из его потомков, кто покинул родной край, такого чувства лишались. Вроде все очень похоже: небо синее, трава зеленая, вода мокрая, ан нет, все совсем другое, запах, вкус - все. Иное дело Европа.

Закладка новых городов в Европе закончилась еще при царе Горохе. Нет, не так. Давным-давно, когда наши предки бегали в шкурах и метелили друг друга по головам дубинами, они были значительно ближе к природе, чем мы с вами. Да что там, они и были Природой. Они чувствовали, где можно остановиться на ночлег, а где нельзя. С течением веков на некоторых из этих мест стали возникать сначала стойбища, потом поселения, а потом уже и города.

- Но это так, лирическое отступление. - Я смочил пересохшее горло пивом. - Сейчас полно разного калибра экстрасенсов, которые за определенную сумму определят вам, что кровать ваша стоит правильно, а дом надо подвинуть. Я не о том.

Для меня всегда было аксиомой, что любой правильный город стоит на разветвленной сети катакомб. Как Москва, например, или Одесса. Ну, может и не катакомб, а подземных коммуникаций. Кто знает, что было на этом месте сто лет назад? В Копли, например, парк разбит на месте бывшего кладбища. Нынешние строители часто используют старые сооружения при создании новых. Фундамент, или стены, меняя все внутри, или просто материал используют. Так и с катакомбами. Была каменоломня, потом приспособили под бомбоубежище, а потом под канализацию.

Надо сказать, я был несколько ошарашен. Меня слушали не перебивая, и это немного сбивало, поскольку я настроился на яростный спор. Даже Павел, который вообще-то умеет слушать, но если с чем-то не согласен, то до конца речи ждать никогда не будет. Определенную долю скептицизма в глазах своих друзей я увидел, но я и сам, услышав подобное, вряд ли воспринял все без тени сомнения.

- Ты хочешь сказать, что под Таллинном находится разветвленная сеть подземных ходов? Интересно. - Вадим взял картину и принялся ее снова разглядывать. - Интересно, как ты до этого дошел? Я лично ничего не могу разглядеть.

Я ухмыльнулся. Самодовольно. Я уже говорил, что мое открытие случайно. Но хоть и случайное, а все равно открытие, и потому приятно.

- Просто увидел. Не высматривал, а просто увидел. Не могу объяснить. - Не ахти какое объяснение, но другого я предложить не мог. Как выразить словами, что такое "нутром чуять"? Попробуйте кто-нибудь. Каждый хоть раз в жизни испытал подобное ощущение, но никто никогда не мог связно рассказать, что именно он чувствовал. - Но это не самое интересное. Мало ли планов Таллинна. На каждой автобусной остановке висит. А вот подземные ходы - это уже круче.

- Ты к чему ведешь? - Старый практик Паша решил взять быка за рога.

- По-моему, это очевидно. Берем план и лезем под землю.

Судя по лицу Паши, примерно такой ответ он и ожидал.

- Я не думаю, что там что-то осталось. Сколько лет прошло. Все обвалилось и ходов никаких не осталось. Все это красиво, - он показал на картину и на кальку, - но практической пользы от этого нет.

- А вот здесь я не согласен. - Вадим встал на мою защиту. - Грунт у нас здесь какой?

- Ну, как - какой? - Паша удивился.

- Никакого грунта у нас здесь нет. Камень, известняк. Ходы, если они действительно были, скорее всего, прорубались, а не прокапывались. Поэтому им и обвалиться значительно сложнее.

- Я согласен. - Степан тоже встал на мою, то есть, теперь на нашу с Вадькой сторону.

Мы испытующе посмотрели на Павла. Он у нас строитель, поэтому в стройматериалах разбираться должен, хотя бы теоретически. Паша в задумчивости посмотрел в потолок.

- Не знаю, может вы и правы, но я сомневаюсь. Грунтовые воды все-таки, да и столько лет прошло.

По лицу Степана было видно, что он согласен с Пашей, но соглашаться с обеими сторонами в споре как-то не нормально, поэтому он промолчал.

- А вот тут ты не прав. - У Вадьки нашелся контраргумент против Пашиного аргумента. - Мы имеем здесь план города, но только старой его части. То есть Тоомпеа, и немного вокруг. А Тоомпеа - это гора, поэтому вся вода стекла вниз еще во время ледникового периода.

- Знал бы ты, как любят грунтовые воды просачиваться куда угодно, не спорил бы. Но вообще, резон в твоих словах есть. Может и не все обвалилось.

- Тем более, - снова переметнулся Степан, - что Длинный Герман до сих пор стоит, и ничего ему не делается. А он тоже из известняка.

- Но выглядит он плохо. - Заметил Паша.

- Плохо, - согласился Степан. - Но стоит.

- Нормально он выглядит. - Заявила Ленка. - Прекрасно!

Я решил задать главный вопрос:

- Ну, так, когда полезем?

Степа отреагировал моментально:

- Да хоть завтра. Воскресенье, выходной, время есть.

Паша покачал головой:

- Так нельзя, надо подготовиться. Фонари хотя бы взять. Фонарь у кого есть?

Все приумолкли. Когда-то у меня был фонарик, и не один. В детстве. Тогда казалось, что жизнь без фонарика - не жизнь. Но с тех пор прошло много времени, и тогдашнее богатство перестало считаться таковым и исчезло из моей жизни без следа.

Наверно, у всех была такая же ситуация. Потому что молчали все. Впрочем, у Павла фонарь наверняка был, когда живешь в собственном доме эта вещь бывает нужна чаще, чем в простой городской квартире.

- У моего отца можно взять, у него есть. Только батарейки надо купить. - У Ленкиного отца чего только нет. Я чмокнул ее в щеку и сказал, обращаясь уже ко всем:

- У нас есть два фонаря. Один не знаю какой, а второй "циклоп", на лоб вешается.

- Не люблю такие. - Вадим скривился. Я его понимаю: довольно трудно представить Вадима с фонарем на лбу.

- Зато руки свободны. На всякий случай. - Я мысленно был уже в подземелье. Выглядело там все как в американских фильмах: немного паутины, сложенные из плитняка стены и все залито мертвенно-синим светом, как наш Универмаг. Я мысленно же хихикнул и переключился на окружающую действительность.

Никто не был против лезть в подземный ход завтра же, теперь надо было выяснить, в какую именно дыру.

Согласно плану, счастливо обретенному, было три норы, выходящих на поверхность. Одна в Пирита, на территории монастыря Св. Бригитты, но про него знали все, также как все знали, что он - подземный ход, - обвалился еще при штурме монастыря восставшими крестьянами под предводительством беглого русского боярина, а даже если и сохранился, то излазан вдоль и поперек. Хотя я лично сомневаюсь в его целостности, почему и не искал его никогда. И не знаю никого, кто по нему ходил. Хотя дворовые легенды, естественно, рассказывали о неких смельчаках, которые проходили по нему от начала до конца, находивших сказочные сокровища и возвращавшихся с победой. Но это были все какие-то малознакомые знакомые полуприятелей и ни одного конкретного человека. С моими аргументами согласились и принялись изучать план дальше. Дружно, как будто и не было только что спора, ставящего под сомнение саму идею, все склонились над планом и принялись, отталкивая руки других, водить пальцами по кальке, в поисках входа в подземелье. Я подключился к общему делу парой секунд позже: я смотрел на всех и радовался. Давненько мы с таким энтузиазмом не занимались чем-то сообща.

Второй выход находился на самом Тоомпеа, на одной из смотровых площадок, замаскированный под колодец. Самим колодцем никто уже лет триста не пользуется, но ход должен был сохраниться. Если всяким мусором не засыпали. После не продолжительной дискуссии этот вариант тоже отвергли.

- Не очень удачное место, - проговорил Паша. - Людное. Если полезем под землю там, наверняка внимание привлечем. Надо бы какое-нибудь место более укромное.

Все с ним согласились. Но третий вход в подземелье был во дворе Доминиканского монастыря, также изображая из себя колодец. Доминиканский монастырь давно уже перестал быть обителью. Теперь там музей, тоже не пустыня, к тому же по соседству разместился маленький ресторанчик, так что количество нежелательных глаз было просто несчетным.

Я погрустнел. Получалось, что или отказываться от самой мысли исследовать подземные ходы, или лезть в них ночью.

Степашка, почти весь вечер промолчавший, неожиданно встрепенулся. Последние полчаса он изучал план, столь пристально, как этого не делал я. Впрочем, когда я разглядел на картине кроме плана города еще и план подземелья, то не стал копать глубоко, сочтя, что это от меня не уйдет. Я был слишком возбужден самим фактом своего открытия. Перечерчивая набело, я, наверняка, обнаружил бы все возможные ходы, но тут как раз подоспели выходные и я оставил все как есть.

- А что вот это такое? - Степан ткнул пальцем в какой-то участок на кальке.

Все обернулись к нему. Он поднял растянутый лист кальки, чтобы на просвет было лучше видно.

- Видите, в центре, как будто квадрат какой-то?

В середине плана действительно был некий прямоугольник, образованный пересечением нескольких линий, обозначающих проходы. Сам прямоугольник приходился на Тоомпеа.

- Несколько ходов, которые пересекаются. - Я пожал плечами. - И что?

- Я думаю, что это комната. Или какая-то пещера. Или еще какая полость в горе.

Мысль эта так понравилась нам всем, что в ближайшие полчаса мы только ее и обсуждали. К тому времени мы уже давно сидели не в предбаннике, а наверху. Пиво сменилось глинтвейном, в динамиках надрывался Дэвид Боуи, всем было хорошо.

Следуя последним достижениям, мы нашли еще два места, могущих быть помещениями. Одно было в Нижнем городе, в районе Вируских ворот, ориентировочно под Горкой поцелуев, но этот выход скорее всего был разрушен или закопан, поскольку с трех сторон горка была монолитна, а с четвертой был общественный туалет, а из него пока никто не находил второго выхода. Второе место, к нашему удивлению, находилось вне пределов Старого города. Почему-то нам казалось, мне, во всяком случае, что все ходы и помещения должны территориально располагаться под Старым городом, что, как оказалось, было не так. Но этот ход делал хитрую петлю и замыкался на себя. Облом.

Вопрос оставался открытым: как попасть под землю? Как вариант, можно было поехать в Пирита и попробовать все-таки там, в монастыре Бригитты, но это мы оставили на потом, как резерв, а пока мы стали тщательно просматривать кальку в поисках возможных лазов, которые я пропустил. Я, кстати, не сомневался, что мы найдем. Три хода - это мало, так мне казалось. И оказалось, что я прав.

Нашел опять Степан. Пока мы изучали кальку, он рассматривал саму картину. И был вознагражден. При переносе линий на кальку я был не слишком внимателен. Точнее, допустил ошибку. В одном месте на картине две линии сходились близко друг к другу, но не до конца, а я провел сплошную линию, объединив два хода. Теперь уже мы все начали изучать картину. Это было сложно, потому что в том изобилии линий надо было найти именно те, которые обозначают ходы. Через какое-то время стало ясно, что, просто водя пальцем, мы ничего не добьемся.

Паша сходил и принес лист ватмана и карандаш. Я, как наиболее поднаторевший в подобного рода упражнениях за последнюю неделю, начал рисовать план подземелья по новой. Правда, делал я это сейчас более топорно, не соблюдая масштаб и прямолинейность линий. Главным было нарисовать план с учетом всех мелких деталей, которые выпали из моего внимания в первый раз. Потом, с линейкой и циркулем, мы начертим безупречный по своим пропорциям план, а пока и так нормально.

Когда я закончил, выяснилось, что лазов на самом деле значительно больше, чем представлялось поначалу. Сколько из них осталось в действительности - неизвестно, но хотя бы часть должна быть действующей.

Мы просидели почти всю ночь. Из-за возбуждения, охватившего нас, времени мы не замечали, поэтому все очень удивились, когда я заявил, что утро вечера мудренее. Было четыре часа, и спать хотелось невыносимо.

- Я думаю, всем не мешает отдохнуть, если мы собираемся завтра действительно лезть под землю.

- Мы можем и ночью туда лезть, - резонно заметил Вадим, - там все равно темно.

- Но если я высплюсь, мне это доставит больше удовольствия. - Я чуть не разорвал челюсти от зевка. - Милая, ты как?

Ленка не выглядела утомленной, но это ни о чем не говорило: она, пока не ляжет, кажется бодрой. Впрочем, она меня поддержала:

- Если мы действительно туда завтра полезем, то лучше отдохнуть. Но я бы не настраивалась на это. Неизвестно, сколько вы будете еще сам лаз искать.

Иногда я удивляюсь на свою девушку. То есть, я удивляюсь на нее постоянно, но иногда очень. Она может узреть такое, что для нас кажется тайной за семью печатями. Даже не тайной, просто мы этого вообще не видим. Так и теперь. Мне даже в голову не приходило, что мы можем долго искать лаз. Почему-то казалось, что он нас только и ждет: мы придем и сразу же его найдем.

- Да, об этом мы как-то не подумали. - Паша выглядел немного растерянным. - Ну ладно, если завтра не полезем, так хоть обстановку разведаем. Завтра с утра подберем место и поедем.

Это он хорошо придумал. Но получилось не совсем так, как мы планировали с вечера. Начать с того, что утро у нас началось часа в два после полудня. То есть, в это время мы встали. Пока позавтракали, пока то да се - прошел еще час. В итоге, когда мы, наконец, выехали, было три часа и мне почему-то казалось, что времени у нас мало. Я обдумал свои чувства, и решил, что прав Вадим: во сколько бы мы не залезли под землю, там все равно темно, а посему - включай фонарь.

На первый раз мы выбрали отстоящий довольно далеко от центра ход. Я его даже немного знал. То есть знал очень даже хорошо. В том районе, где он находился, я когда-то жил, и в детстве мы частенько лазали в него, правда, не далеко. Впрочем, далеко было и не залезть. На проходимом участке это было похоже на бомбоубежище, а дальше было не только не пройти, но и не пролезть. Я подозреваю, что не пролезть нам было больше со страху, чем от невозможности. Да нам хватало и того, что было: какие-то нары, кучи мусора и одиноко горящая лампочка. Откуда там лампа? Может, это, конечно, мне сейчас так кажется, а на самом деле лампочки не было, но очень уж отчетливое воспоминание.

Не обошлось без приключений. До города за рулем сидел я: уболтал Вадьку дать мне порулить, а то я совсем потеряю квалификацию. И, выезжая с гравийки на шоссе, машина заглохла. Вроде ничего страшного, если не считать, что заглох я прямо посреди шоссе. Но шоссе в обе стороны было пустынным на большом расстоянии, только где-то вдали, с той стороны, где Кейла, виднелся какой-то автомобиль. Автомобиль был далеко, времени хватало, я спокойно завелся и поехал дальше. Буквально через три секунды рядом засвистели тормоза и черная "Ауди-100" начала притирать меня к обочине. Я сразу даже и не понял, в чем дело, решил, что этому придурку хочется непременно подрезать единственную машину на пустынном шоссе. Но не тут-то было. Он явно пытался прижать меня к обочине, и я, чтобы избежать столкновения отвернул в сторону и затормозил. Придурок тоже затормозил, выскочил из машины и побежал в нашу сторону, размахивая руками. Я вылез: интересно ведь, что происходит. Издалека он начал орать, что уроет меня, всю мою семью и мою собаку заодно, потому что он, трам-тара-рам, чуть не вылетел с дороги. До меня наконец дошло, что скорость у этого малого была километров сто пятьдесят, а потому расстояние, казавшееся мне бесконечным он покрыл за исчезающе малое количество секунд. Не прав был он, и он это понимал, а потому избрал единственно верный вариант - нападение. Но он не учел несколько факторов, точнее, три. За моей спиной хлопнули дверцы и Пашин голос нежно произнес:

- Ну мужик, ну извини! - И сопроводил это лучезарной улыбкой.

Судя по всему придурок не разглядел в машине никого, кроме меня. Поэтому удивление его было безграничным. Он на полушаге затормозил, и резво, в очень хорошем темпе ринулся обратно. "Ауди-100" - не плохая тачка, заведомо лучше "копейки", а потому уже через минуту мы его не видели. Вообще. Сами же мы спокойно заняли места в машине - Вадим за рулем, - и поехали дальше. За все время, когда происходила эта история, я не произнес ни слова.

Машину мы оставили на площадке, где раньше как раз и был вход. Вход находился с одной из сторон горки, которая когда-то казалась настолько большой, что мы с нее зимой катались на санках, но в один прекрасный день ее сровняли с землей и все вокруг заасфальтировали. Впрочем, это было не важно. Как я помнил, ход тянулся до самого Кадриорга, будучи совершенно прямым. Когда начали строительство скоростного трамвая, то есть выкопали Канаву, некоторое время было видно зияющее отверстие, ведущее куда-то вглубь склона, а потом его заложили кирпичной стеной, достаточно хлипкой, чтобы быть серьезным препятствием.

- Это что? - Пока Паша выгребал из багажника фонари, Вадим исследовал окрестности.

- Раньше это гостиница была, для моряков. Угадай, как называлась? - Я чувствовал себя как прожженный чичероне рядом с наивными гостями моей родины.

- Не иначе как "Волна". Или "Чайка".

- Эх, ты. "Чайка" на Таллинн-Вяйке была. Кажется. А это носила гордое имя "Нептун". Впрочем, времена меняются. Теперь это не пойми что. Сплошные черномазые.

- Ладно, расисты, пошли. Леха, ты знаешь куда идти? - Паша выдал нам по фонарю.

- Строго на северо-восток порядка ста пятидесяти метров. Вперед, други мои, и да не посрамим знамени нашего и не запятнаем чести нашей делами не благородными. - Меня переполняли самые радостные чувства, которые я постоянно выплескивал из себя.

Тирада моя была воспринята благосклонно, а поскольку возражений не последовало, то я пошел вперед.

Старая лестница, по которой в детстве я ходил в зоопарк, сохранилась, в отличии от зоопарка. При виде ее у меня возникло легкое щемящее чувство быстротечности времени. Потому что кроме лестницы не осталось ничего. На месте зоопарка пролегло шоссе, и только остатки железобетонных стенок медвежьих вольеров напоминали о том, что тут когда-то было.

- А вон там раньше проход был. Поверху забор шел и со стороны дороги лежал камень, здоровый такой, как трактор, а за ним в заборе дыра была, мы там без билета в зоопарк лазали.

Впрочем, мои ностальгические воспоминания, кроме меня, никому особо интересны не были. Оно и понятно. Детство у нас всех было разное и в разных местах, поэтому чьи-то излияния не находили отклика в душах других, разве что вежливое внимание.

Проход, нужный нам, был заложен. Кирпичная кладка перекрывала его полностью, поэтому невозможно было даже представить, что там находиться за ней.

- Ну, и что будем делать? - Высказал общее мнение Степан.

Все посмотрели на меня. Я почесал затылок и, как не странно, мне это помогло. Я вспомнил, что некогда, еще когда не было Канавы, на склоне через какие-то промежутки находились вентиляционные шахты. Куда они вели, мы тогда так и не выяснили, но больше, по моему мнению, было некуда. О чем я и рассказал.

Беда была в том, что Канаву проложили, частично срезав склон, бывшим некогда естественной границей между Кадриоргом и Морским районом. Мы просто пошли поверху в поисках возможно уцелевших шахт и шагов через сто были вознаграждены - из земли торчала маленькая кирпичная постройка с покатой крышей и решетками на каждой из четырех сторон.

Решетки оказались намертво заделаны в кладку. Кроме одной. Эта одна легко вытаскивалась, хотя с первого взгляда казалась такой же монументальной, как и прочие.

- Интересно, почему? - Ленка задала вопрос вроде бы и риторически, но ей немедленно ответили сразу три голоса:

- Бомжи.

Первым вниз спустился Степан. Проблем это не составило: в темноту уходил ряд заржавевших, но достаточно крепких скоб. Спускался Степан в темноте, поэтому не сразу сообразил, что уже достиг дна. Только пошаркав ногой и обнаружив, что следующей скобы нет, он включил фонарь и увидел уходящий куда-то ход. Он поднял голову, но не увидел ни неба - из-за грибка над колодцем, - ни вообще света: кто-то засунул голову в лаз и пытался рассмотреть, что там, внизу, происходит. Степан пару раз мигнул вверх фонариком и углубился в проход.

Идти было не сложно, хотя приходилось сильно пригибаться. В сечении ход представлял собой квадрат, достаточно большой.

Пройдя метров двадцать, он никуда не пришел, ни до завала, ни до какого-либо помещения. Он вернулся к колодцу и столкнулся с Вадимом, который как раз спустился:

- Ну, что там?

- А ничего. Пусто. - Степан посветил в проход. Не было видно ничего, кроме темноты. - То есть, я далеко не уходил, вас ждал.

- А мы уже тут. - Я спрыгнул с последней скобы и подошел к ним. - Сейчас Ленка спускается, за ней Паша и идем.

Пару минут спустя мы уже шли в неизвестность. Шли, что называется, цугом. Впереди, по-прежнему, Степан, за ним Вадим, потом я, Ленка, и замыкал нашу колону Паша. Он, когда залез в колодец, поставил решетку обратно. На всякий случай.

Идти было непривычно. Фонарики не помогали, а только ухудшали видимость: вокруг светлых пятен темнота еще более сгущалась и не видно было практически ничего, только в светлых пятнах мелькали фрагменты коридора. Не видя, куда ставишь ногу, невольно замедляешь шаг, а в нашем случае еще и пригибаешь голову, так что скорость колонны была невысока.

Внезапно Степан, по-прежнему возглавлявший процессию, чертыхнулся и луч его фонарика метнулся из стороны в сторону.

- Что случилось? - Спросил Вадим, на всякий случай остановившийся.

- Пока ничего. Только ступеньку нашел. Давайте вперед, только осторожно.

Ступенька была достаточно высока, пришлось спрыгивать. Скучившись возле стены мы начали посвечивать фонарями в разные стороны, и потихоньку сложилось представление о помещении, в которое мы попали, и способ, каким мы это осуществили.

Шли мы, как скорее всего и было, по вентиляционному ходу, а попали в некую комнату, достаточно большую, с потолком привычной высоты, какими-то нарами вдоль стен. Комната была в меру захламлена, причем сделано это было давно. Очень.

- Интересно, а что тут раньше было? - Спросила Ленка.

- Тюрьма. - Ответил я. - Улица Асундусе, где находился некогда заасфальтированный ныне проход, переводиться как "острог".

- Очень интересно. Значит мы теперь в камере?

- Наверно. Вопрос в том, есть ли тут ходы не только в сторону заделанного прохода.

- Сейчас все узнаем. - Паша закончил исследовать дверь, находившуюся между нарами.

Дверь была не заперта. Выходила она в коридор, равно как и три точно таких же двери. Беглый осмотр дал нулевой результат: в остальных камерах набор предметов был точно такой же, как и в первой. Но вентиляционная шахта была только в одной, в нашей.

Коридор с одной стороны заканчивался завалом из гравия. Очевидно, именно тут и был некогда выход наверх, через который мы в детстве и спускались. Мы развернулись и пошли обратно.

В этот раз идти пришлось несколько дольше. Иногда попадались комнаты, но в них по-прежнему ничего не было. И мы шли дальше.

Впрочем, недалеко. Стены вдруг резко разошлись в стороны, и мы оказались в небольшом помещении, абсолютно пустом. И без выхода.

- Ну и куда дальше? - Вопрос был риторический, но, тем не менее, в тему.

Никто мне не ответил. Все разбрелись по комнате, посвечивая фонарями по сторонам, пытаясь увидеть только им одним ведомое нечто, подспудно стараясь держаться покучнее и поближе к центру. Я не отставал от других, дистантно изучая противоположную входу стену.

- Я понял. - Степан издал торжествующий вопль. - Вы ни на что не обратили внимание, пока шли?

Мы задумались. Не знаю как другие, а я следил за тем, чтобы Ленка не ударилась головой. Хоть она явно не доставала до потолка, но тем не менее... Я посветил в проход: луч растворился в темноте. Что там особенного? Проход как проход. Чистенький такой. Удобненький. И?

Я посмотрел на Степана: он просто сиял от удовольствия сделанного открытия. Которое немедленно обнародовал.

- А действительно. - Вадим подошел к проходу, и некоторое время вглядывался в темноту. - Как-то все странно получается. Решетка кажется закрепленной, а на самом деле легко вынимается, проход откровенно чист и не загажен. При этом приводит в никуда. То есть сюда, откуда нет выхода. Зачем такие сложности? Кому нужна эта чистота в месте, где нет ничего? Не бомжам же?

Все с ним согласились.

Я походил по комнате, посвечивая по сторонам. Что я пытался увидеть - трудно сказать, но просто так стоять мне было трудно. Я чувствовал, что мы стоим на пороге, только еще не переступили его, и даже не догадываемся, что осталось сделать всего один шаг и все станет на свои места.

Комната была, как уже упоминалось, небольшой и абсолютно пустой. Голые бетонные стены, на полу ни соринки. Ни следов сырости, ни пятен, ни надписей на стенах. Воздух - и тот какой-то странный. То есть не странный, а наоборот, необычайно свежий. Как на поверхности. Ожидалось, мне, по крайней мере, что под землей воздух будет затхлый, застоявшийся, при этом обязательно сырой. Ничего подобного. Никаких неприятных запахов, все как в музее: самые оптимальные температура и влажность, даже легкий сквознячок вроде бы. Черт побери, вот оно!

Я похлопал по карманам, заведомо зная, что там нет того, что мне нужно.

- Степка, дай зажигалку. - Он у нас единственный курящий.

- Зачем тебе? - Спросил он, но зажигалку, тем не менее, протянул.

- Экспериментальная проверка одной теории.

Я отошел ко входу в комнату. Остальные наблюдали за мной, но от комментариев пока воздерживались. Я вытер вдруг вспотевшую ладонь о штанину и оглянулся: мой мандраж начал потихоньку передаваться всем.

Я отрегулировал огонь на максимум, чиркнул колесиком и поднял зажигалку на уровень глаз. Сначала, как водится, ничего не происходило, но уже спустя пару секунд пламя качнулось. Помотавшись для порядка немного туда-сюда, огонек угомонился и уже отчетливо лег на бок, показывая на противоположную входу стену. Стараясь не беспокоить пламя понапрасну, я медленно пошел в ту сторону. Впрочем, мои старания были почти тщетны: огонек трепетал все равно. Но, когда я подошел к стене и остановился, стараясь не дышать в сторону руки с зажатой в ней зажигалкой, огонь быстро успокоился и снова начал показывать направление. Прямо в стену. Бетонную, с маленьким светлым кружочком, отбрасываемым племенем зажигалки.

С легким недоумением я посмотрел на стену, потом перевел взгляд на зажигалку. "Путеводная звезда" недвусмысленно показывала в сторону стены и никаких разночтений быть не могло: пламя не двоилось, не моталось из стороны в сторону. Оно, казалось, вообще застыло.

Я оглянулся к остальным. Оказалось, что все уже давно стоят рядом со мной и также удивленно смотрят на пламя, на стену и, заодно, на меня.

Я пожал плечами. Мистика какая-то. Сквозняк не может быть направлен в глухую стену. Законы природы против этого активно возражают. Я снова пожал плечами, протянул руку и по локоть засунул ее в стену.

Вообще-то я хотел только постучать по стене. Но мои пальцы неожиданно не встретили никакого сопротивления, и рука ушла туда. Я отдернул руку, будто засунул ее прямо в пламя костра. Но с рукой не случилось ничего страшного. С ней вообще ничего не произошло.

На всех нас это произвело очень сильное впечатление. Мало того, что я сам отскочил от стены как ошпаренный, остальные тоже подались назад. Но в себя мы пришли достаточно быстро.

- Мистика какая-то! - Ленка вслух произнесла мои мысли, высказав тем самым общее мнение.

Как бы то ни было, надо было что-то делать. Не стоять же просто так! Я снова подошел к стене, направил на нее луч фонаря и стал внимательно рассматривать. Ничего особенного, стена как стена. Я протянул к ней руку и обнаружил, что все еще держу в руке антонову зажигалку. Взяв ее двумя пальцами, я аккуратно ткнул зажигалкой в стену. Ничего не произошло. Зажигалка вошла в стену, как в воду, разве что круги не пошли. Я оглянулся: все смотрели на мои действия, затаив дыхание. Я вздохнул. Пора было делать следующий шаг.

Сделать его мне не дали. Ленка ухватила меня за рукав куртки.

- Нет!

Я удивленно обернулся:

- Почему?

- Нет! - Она секунду молчала, а потом добавила:

- Я боюсь.

- Тогда пошли вдвоем. - Мне это представилось оптимальным вариантом. Но не тут-то было. Идти со мной она тоже боялась.

Лично я ничего не боялся. Не потому, что я такой смелый, просто я не чувствовал никакой опасности. У меня было абсолютно безмятежное состояние духа, а это, как следовало из моего личного опыта, говорило о том, что в ближайшее время мне ничего не грозит. Я привык полагаться на свои чувства, была у меня возможность убедиться, что сигналы моей интуиции я могу воспринимать с полным доверием. И Ленкины страхи казались мне совершенно нерациональными. Впрочем, скорее тут сыграла роль моя толстокожесть: я обычно осознаю опасность не "до", а "после". Не самое полезное качество, но тут уже поздно что-либо менять. Разве что учитывать это, прежде чем начать действовать.

Я ненавязчиво шагнул к стене и, как бы невзначай, в нее.

Ленка крепче вцепилась в мою руку. Но было поздно, я наполовину погрузился в стену.

Ощущение было... необычным. Мягко выражаясь.

Для игроков в "DOOM" знакомо ощущение прохода через стену, особенно, если предварительно набрать IDDCLIP. Можно выбрать такое положение, когда видишь и то, что по эту сторону стены, и то, что по ту. При этом сама стена загадочно рябит.

Так и тут. Стена представилась некой завесой, разделяющей два помещения. Причем с обратной стороны она была абсолютно прозрачной. Если бы мы шли с той стороны, то могли бы и не заметить ее вовсе, если бы, конечно, не оглянулись.

Я вернулся обратно. Получил тычок в живот от Ленки, рассказал, что увидел там, и мы начали думать, что будем делать дальше. А пока говорили, все заглянули за загадочный покров.

Посмотреть туда стоило. Потому что ход, открывающийся любознательному взору, разительно отличался от того, по которому шли мы. Он был также чист и ухожен, но на этом сходство заканчивалось.

Приведший нас сюда ход был современным. Бетон со всех сторон, следы от опалубки, вообще, весь дизайн, если можно так сказать, были плоть от плоти нашего века. Зато дальше шло откровенное средневековье.

Достаточно широкий проход, размаха рук не хватает, сводчатый потолок, материал, использованный для кладки - все напоминало подземные ходы, как мы их представляем, почерпнув свои знания из фильмов и иллюстраций к книгам. Разница была в том, что на всем лежал отпечаток многих веков. И тут не надо быть таким уж изощренным экспертом. Видно, и все тут.

Даже вопроса не возникло - идти дальше или нет. Лихорадочное возбуждение охватило всех. История, начавшаяся как легкий треп в предбаннике, получила продолжение, достойное историй Шахразады. Все мы были любителями фантастики, в том числе такого ее подвида, как "фэнтези", а происходящее с нами полностью соответствовало канонам жанра. Случайное открытие, кажущееся не более чем игрой ума, желание нестандартно провести выходной, таинственные завесы, фантастические сами по себе, но еще и скрывающие полные тайн подземелья под, казалось бы, насквозь знакомым городом. Есть от чего придти в возбужденное состояние.

Несмотря на охвативший нас азарт, продвигались мы вперед тихо. В смысле - молча.

Пока что ничего особенного мы не увидели. Не считая той самой "завесы" все вокруг было достаточно обыденным, даже банальным. Проход как проход, в хорошей сохранности. Хотя это, пожалуй, и было той странностью, что наблюдалась, а больше ничего. Не мог подземный ход сохраниться так без помощи рук человека. Внимательно приглядываясь, Паша, как профессиональный строитель, обнаружил, что местами кладка имеет возраст сопоставимый с нашим. Иными словами, кто-то совсем недавно подновлял стены, ставил на цементный раствор выпавшие блоки, что было очевидно даже для нас, в строительстве не понимающих. Правда, после того, как на эти места указал Павел.

Но мы зря расстраивались. Пройдя пару десятков метров, мы обнаружили интересный эффект: можно было идти без фонарей. Сначала неясно, а после все более ярко нас начало окружать золотистое сияние. С видимостью примерно метров на десять-пятнадцать, дальше все сливалось в темно-золотое пятно, но зато на этом участке все было видно удивительно четко и ясно.

- Все чудесатее и чудесатее! - Процитировал Вадим.

- Все страньше и страньше! - В тон ему продолжил я.

Степан тоже решил не отставать:

- А вы знаете, как оно все в сказках бывает?

- Как? - Спросила Ленка.

- Чем дальше, тем страшнее.

- Не каркай. - Ленка поморщилась. Что-то не давало ей покоя, но она никак не могла разобраться в своих чувствах, поэтому паники не поднимала. У меня вообще очень рассудительная девушка.

Чувствуя, что Ленку что-то гнетет, я решил немного разрядить напряжение, сковывавшее ее.

- Ты как? - Начал я вроде бы нейтрально.

- В смысле?

- Ну, вот это сияние, например. Да и "завеса" эта, тоже вещь неординарная.

- Ты на что намекаешь? - Ленка заподозрила подвох.

- Ну, как... Так же не бывает.

У нас с ней давний спор. При общей для обоих романтичности натуры Ленка остается убежденным материалистом, я же напротив, охотно верю во всякого рода сверхъестественные штуки. Скалли и Малдер. Ленке жалко, что волшебство невозможно, я допускаю его существование. Теперь я получил возможность практически доказать свою правоту. Хотя бы частично. Но Ленка очень упрямый человек.

- Просто это какой-то неизвестный нам закон природы. Или применение неизвестных нам технологий. - Ленка на время забыла о своих тревогах, а остальное мне было неважно. Вроде дружелюбного тычка под ребра. Таким образом мы с ней спорим.

Вадим решил тоже немного разрядить обстановку. На свой лад.

- Мне вот это сияние не дает покоя. Не является ли это продуктом полураспада какого-либо элемента таблицы Менделеева? Из нижней строчки?

Предположение абсурдное. Но забавное, поэтому некоторое время мы развлекались, изобретая различные версии появления под Ласнамяэ могильника радиоактивных отходов.

Шутки шутками, а продвинулись мы по проходу весьма существенно, не замечая расстояния за разговорами. Правда, и смотреть по сторонам было не на что. Стены и стены, ни одного бокового ответвления. Достаточно скучно, если честно.

- Стоп. - Вадим остановился, осененный какой-то идеей. - Предлагаю свериться с картой. Определим местоположение, а заодно узнаем насколько можно доверять нашему чертежу.

- Правильно. Только наоборот. Сначала уточним подлинность карты, а потом будем искать, где мы находимся.

- Да, пожалуй, так будет лучше. - Мы с Вадькой пожали руки, и я расстелил карту, за неимением лучшего, на полу.

Сразу же выяснилось, что карта точна. Замаскированного прохода там не было, то есть, проход был, а насчет маскировки можно было узнать только на месте. И оказалось, что мы почти дошли до некоего подземного помещения. Оставалось буквально пара десятков метров.

Ориентироваться под землей тяжело. Стороны света и на поверхности не особенно заметны, а под землей тем более. Но на наше счастье подземный ход не был прямолинеен, как рельса. Имелись в нем кое-какие загибы и повороты. Не столь уж крутые повороты, но заметные невооруженным взглядом. По ним мы определили свое местоположение. Получалось, что, пройдя вряд ли больше пятисот метров, мы повернули градусов на сорок и сейчас находились где-то под Маяка, в районе кулинарного профтеха. Какого-либо заметного уклона не было, но можно было предположить, что он есть. По легкой "негоризонтальности" швов в кладке.

Вышли мы на некое подобие карниза на стене довольно большой комнаты. Во всяком случае, высота потолка была внушительной. Это стало очевидно, когда мы спустились со своего карниза вниз по узкой лесенке, вырубленной прямо в стене. Метров, наверно, десять. Хотя с глазомером у меня плоховато, мне всегда нужен какой-нибудь образец под боком, а лучше рядом с измеряемым объектом. А так, на глаз, можно было предположить, что высота стены где-то порядка трех этажей стандартного дома.

- Этажа четыре. - Вадим тоже, оказывается, прикинул высоту в этажах. Я с ним согласился.

Мельком подумалось с суеверным ужасом о том, какие, оказывается пустоты есть под городом. И ведь до сих пор ничего про них не известно, иначе какая-нибудь информация просочилась бы. Но меня от моих мыслей отвлекли, позвав на совет.

Стали решать, что делать дальше. До следующего помещения было в три раза дальше, чем мы уже прошли. Постановили: идем вперед.

- Ленка, ты как, не очень устала? - Я спрашивал для проформы. На уставшую она не походила, к тому же я знал, на какие пешие переходы способна моя девушка.

- Я в порядке.

- Ну и ладно. - Паша, до сих пор достаточно спокойно относившийся к происходящему, заметно оживился. Очки его возбужденно сверкали, и, по-моему, не всегда отраженным светом, тем более, что ярко выраженного источника освещения не было. - Я думаю, на сегодня будет достаточным дойти до того помещения и поворачивать обратно. Временем мы не ограничены, я думаю, обследовать все подземелье за один день не стоит. Таллинн никто сносить не собирается.

- А даже если и так, то подземелий это вряд ли коснется. - Поддержал его Вадим.

- Тогда вперед. - Не то спросил, не то констатировал я, обращаясь в основном к Ленке. Она не возражала, и мы пошли.

Удивительно, как быстро человек привыкает ко всему необычному. Всего час назад мы с испугом смотрели на "маскировочную" стену, закрывающую дальнейший путь, потом удивились самоосвещаемости подземных ходов, а теперь и вовсе этого не замечаем. Почему? Ведь подобное никаким образом не укладывается в ту картину мира, которой нас учили в школе, которую мы знали, исходя из своего жизненного опыта. Однако прошло немного времени и золотистое сияние, освещающее наш путь, уже не вызывает никаких чувств, кроме радости по поводу того, что можно сэкономить батарейки в фонариках. Даже Ленка, известный скептик, никаким образом не выказывает своего удивления, а воспринимает все как должное. Или мы такие толстокожие, или у нас имеется некая разновидность иммунитета на нежданные чудеса. Иммунитет, доставшийся нам в наследство от предков, для которых подобные явления были не так, как для нас, чудом, а напротив, самой, что ни на есть объективной реальностью. А с другой стороны, как нам надо было себя вести? Стоять раскрыв рот и тупо, с благоговением на лицах, вроде как приобщились, взирать на неучтенное чудо света? Не интересно как-то. Да и не красиво.

Шли мы долго. Сколько точно - сказать не возьмусь, потому что со временем начали происходить непонятные вещи. Оно то убыстрялось, то замедлялось, то, казалось, шло параллельно. У меня от этих шуток времени началось некое подобие морской болезни, правда, быстро закончившейся.

Кстати, никто больше такого не испытывал. Так что, все это, может быть, мои домыслы.

Тем не менее, не смотря на все мои недуги, шли довольно быстро. Ничего особенного вокруг не было. Не считая золотистого сияния, освещавшего наш путь. Очень удобным это оказалось. Видно было прекрасно, а из-за того, что свет лился отовсюду, не было и никаких теней. Туннель был чист, каких-то крутых поворотов не было, поэтому путь вперед просматривался хорошо, насколько возможно. Иногда встречались подобия зал, маленьких, но в которых возможно было немного отдохнуть. Благо вдоль стен были устроены каменные скамьи. На плане такие зальчики учтены не были.

Разговаривали мы мало. Обстановка обязывала, или еще что. Изредка обменивались какими-то малозначащими фразами, как правило, остававшимися без ответа, и шли дальше. Да и обсуждать было пока нечего. Не кладку же камней, в самом деле? Зато в конце...

Мы вышли в просторный, по сравнению с предыдущими, зал. Также, как и раньше вдоль стен были каменные скамьи, потолок, хоть и не очень высокий, был сделан казалось из одной большой плиты. Или это была естественного происхождения пещера, просто стены спрятали за кладкой, а потолок подровняли, сделав немного сводчатым. Вездесущее золотистое сияние здесь было, казалось, ярче, даже под скамьями, я специально наклонился и посмотрел: видно было очень четко, до последней трещинки в камне. Но это после. А тогда наше внимание сразу же приковала к себе фигура, лежащая посередине зала.

Полный рыцарский доспех, слегка помятый и довольно сильно поржавевший, но тем не менее неплохо выглядевший. Если его почистить, то он вполне сойдет для того, чтобы стоять у входа в дом, или возле камина, или в музее, если на то пошло. На ристалище в нем выйти было бы рискованно.

Мы встали вокруг. Все части доспеха были состыкованы между собой, ни одна не отлетела в сторону и было не видно, есть там что-то внутри или нет.

Вадим ногой попытался поднять забрало, но шарниры проржавели насмерть, и у него ничего не вышло. Тогда он ногой прижал шлем, а руками ухватился за забрало. Пошло, хоть и со скрипом, но пошло.

Звякнуло, Вадим вместе с забралом отлетел в сторону, Ленка вздрогнув, отвернулась, да и я невольно сглотнул. Из открывшегося проема на нас смотрел щерясь во все тридцать два зуба череп. Абсолютно голый, слегка желтоватый, но вполне обычный человеческий череп. Судя по всему, под остальными частями доспеха скрывались остальные части скелета.

-Оба-на... - пробормотал Вадька, подходя обратно и вертя забрало в руках.

Да уж, вот уж сюрприз! Не то чтобы стало невероятно жутко, но уже почти родные подземелья стали вдруг местом пугающим. Как-то сами собой вспомнились и Белая дама, и призрак Бригитты, и пыточная камера, которую нашли где-то под Ратушной площадью. И третье место в Европе по количеству привидений. Все мы стали потихоньку оглядываться, проверяя, не колышется ли где-то в углу чей-то неупокоенный дух. Но время шло, ничьи тени нас не тревожили и мы начали потихоньку приходить в себя.

- Скорее всего, этот бедолага оказался здесь по каким-то насквозь прозаическим причинам. Помер отчего-то и с тех пор так и лежит. - Степан принялся размышлять вслух.

- Это отчего-то было достаточно острым. - Сказал Паша. Он присел рядом с... доспехами и внимательно их разглядывал. - Вот, смотрите.

Прямо на груди, среди многочисленных ржавых пятен затерялась небольшое отверстие, по форме напоминающее вытянутый ромб. След от удара мечом, не иначе.

Сам поверженный рыцарь лежал очень ровно, как растянутый, раскинув руки в стороны крестом. Создавалось впечатление, что его силой удара откинуло назад, и очень сильно откинуло. Причем били, скорее всего, рукой, поскольку я не мог себе представить, что кто-то мог настолько сильно ткнуть мечом, что противник не только слетит с клинка, на который его насадили, но и отлетит на несколько шагов назад. Поэтому мне все представлялось так: сначала ударили рукой (или ногой, или бревном), повалив рыцаря силой удара, а потом, не давая ему времени встать, подскочили и нанесли удар мечом сверху вниз. Сила удара была такова, что беднягу пронзило насквозь, вместе с доспехами, как мы вскоре убедились. Своими соображениями я немедленно поделился со всеми.

Паша пришел к тем же выводам, Вадим тоже, Степан со всеми нами согласился, а Ленка об этом не думала.

- Ну хорошо, - сказал Вадим, - а дальше что будем делать?

- В смысле? - Спросил я.

- Что будем делать с доспехами? Не оставлять же их тут. А этому бедолаге они больше не нужны.

Я с сомнением посмотрел на лежащую под ногами гору железа. С одной стороны Вадька был прав, неведомому рыцарю доспехи больше не нужны, а нам могут пригодиться, хоть и в качестве сувениров, а с другой стороны как-то неловко, будто бы покойника раздеваешь, то есть мародерствуешь. Видя мои сомнения Паша выступил на Вадькиной стороне:

- А что тут долго думать? Давай рассуждать логически. Ему доспехи нужны? - Он указал на скелет. - Нет. Ему уже вообще все равно. А нам эти доспехи могут пригодится, например, в качестве образца для изготовления уже своих собственных доспехов. А чтобы не мучиться угрызениями совести, предлагаю этого рыцаря похоронить тут же. Как вам моя идея?

- Идея хороша, спору нет. - Сказал я. - Но где ты тут хочешь его хоронить? Мало того, что у нас с собой нет ни одной единицы шанцевого инструмента, так ведь тут еще и копать невозможно. Камень кругом.

- Вот именно! - Паша воздел палец к невысокому потолку. - Камень. Древнейший строительный материал, и у нас он тут есть. Смотрите. Кладем останки под эту скамью, а другой скамьей закрываем проем. Скамьи у нас тут просто каменные плиты, поэтому проблем не будет никаких. Ну?

Спорить с ним никто, понятно, не стал. Очень уж всем хотелось стать обладателем своего личного доспеха. Попытки изготовить полный рыцарский доспех нами предпринимались, но пытаться воссоздать их по плохим иллюстрациям Бехайма проваливались в самом начале. Те доспехи, что стояли в Кик-ин-де-Кек, давали больше материала для размышлений, но чтобы их скопировать, надо было повертеть в руках каждую деталь, а это, понятное дело, было невозможно.

В общем, мы уговорились без труда. Сначала вытряхнули кости из доспеха, сложили их под скамьей исходя из совместных представлений об анатомии человека, а потом в течение получаса тащили вторую скамью, чтобы поставить ее в качестве своеобразного надгробия. Ох, и тяжела же была зараза! Но как говорили в мои пионерские годы: нет предела силы человека, если эта сила коллектив. Мы справились. Степашка порылся по карманам и извлек две зажигалки, старую, пустую, и новую, вполне работоспособную. Немного помучившись, он поджег старую и накоптил на надгробной плите R.I.P. Потом подумал и прикоптил рядом: A.M.D.G.

Наступил волнующий момент: дележка доспеха.

- А возьму-ка я себе шлем. - Высказался Вадим. - Все-таки я его сломал, будет честно, если я же его и починю.

- А я возьму себе панцирь, - объявил Степан.

- Нагрудник или наспинник? - Сразу же спросил Паша. Степан в замешательстве замер. - Видишь ли, если ты возьмешь себе нагрудник, то Лешка возьмет наспинник, а я наручи и поножи. Но ты можешь взять наспинник, а Лешка наручи и поножи, тогда мне достанется нагрудник. В общем, ты думай, от тебя сейчас многое зависит.

Паша прикалывался, но Степан въезжает в шутки не сразу, поэтому мы иногда позволяем себе не зло пошутить. Но я решил проблему быстрее.

- Не мучайтесь. Я возьму себе щит, а вы делите оставшееся железо.

Прямо под телом, когда мы начали ворочать железо, извлекая из него кости, обнаружилось некое количество железных полосок и бляшек, вместе с кусками дерева, разваливающегося в руках. Ясное дело, что на это точно никто бы никогда не покусился, кроме меня. Но я все-таки столяр-мебельщик, поэтому шанс восстановить щит у меня был, и не маленький. А в работоспособность прочих частей доспеха я, если честно, не верил. Сколько лет оно тут лежало и ржавело? Уж точно не один год, потому что скелет был чистенький, как в кабинете биологии. В лучшем случае все детали доспеха займут почетное место на полке, если переживут чистку и полировку, а не рассыпятся трухой в руках. О чем я всем и сказал.

- Вряд ли так все плохо. - Возразил мне Паша. - Рубиться в них, конечно, не будем, а в качестве украшения коллекции - очень даже не плохо. А вот со щитом ты, мне кажется, поторопился.

- Будущее нас рассудит. - сказал я пророческим голосом.

Некоторое время мы занимались каждый своим железом. Я старательно запоминал расположение всех полосок и загогулинок, чтобы потом максимально точно повторить его. Не то чтобы я сам сомневался в успехе, но чувствовал, что не скоро еще соберусь.

- Все это прекрасно, а что у нас по программе дальше? - Вдруг спросила Ленка.

- Как что? - Удивился я. - Дальше идти.

- И куда ты собрался идти?

Я недоуменно огляделся. Вот через этот вход мы вошли, а вот выход где? Выхода не было. Сплошные стены, и ни намека на выход, или, если хотите, второй проход. Мы были в тупике. Увлекшись дележкой нежданного сокровища, мы как-то не обратили на это внимания.

- А на третий день Зоркий Сокол заметил, что у сарая нет одной стены. - Негромко сказал Вадим.

- А мне кажется переживать не из-за чего. - Объявил Паша. - За сегодняшний день мы получили уйму информации, и я думаю, что надо бы и обратно двигать. Сколько сейчас время?

Я посмотрел на часы.

- Ё-мое!

- Это сколько?

- Это половина девятого.

- Ты куда-то торопишься, милый? - Проворковала Ленка.

- Нет. - Я помотал головой. - Просто не ожидал, что уже столько. Пора бы и двигать, нам еще обратно идти. Мы на поверхности будем уже в десятом.

Мы быстро собрались и пошли. Хотя собирать особенно нечего было. Каждый взял свои железки. Единственный, кому было не удобно нести свои трофеи, был я, потому что у меня железок было много, но Ленка взяла часть, и мы бодро шли вместе со всеми, хотя иногда то одна, то другая деталька пытались свалиться.

Обратный путь, как это часто бывает, занял гораздо меньше времени. Выбравшись на поверхность, мы замерли в задумчивости: чему посвятить сегодняшний вечер. После недолгих колебаний мы решили вернуться к Паше, благо следующий день был выходным. По пути посетили Максимаркет, чтобы вечер не был голодным.

Слов нет, как вкусны банальные сосиски, пожаренные на открытом огне! На шампур насаживаются две-три сосиски, держаться над огнем до тех пор, пока они не трескаются и сок начинает течь на угли. Потом можно снять их, положить на тарелку, залить соусом, на соседней тарелке расположить свежих огурчиков (малосольные тоже подойдут), помидорчиков, зеленого лучка, пару стрелок чеснока... Можно не снимать с шампура, а есть так, но это уже по вкусу каждого. Сказка, феерия. Фэнтези, если можно так сказать. Особенно, если голоден.

Мы ели молча, наслаждаясь каждой капелькой жира, каждой крошкой сосиски, каждым кусочком овощей. Минут десять, пока не был утолен первый голод, слышалось только сопение, непроизвольное чавканье, звяканье шампуров о тарелки и сытое цыканье зубом.

Наконец, когда количество сосисок уменьшилось вдвое, мы откинулись в креслах и принялись есть уже ради процесса, а не для насыщения. Теперь можно было и поговорить.

Начал я, решив поднять тему, которая терзала меня уже давно.

- Удивляюсь я на нас.

- Почему? - Спросил Паша.

- Нашей толстокожести. - Сказал я, и, видя недоуменные взгляды вокруг себя, пояснил. - Сегодняшний день существенно поколебал наши представления о реальности, нас окружающей. Я не говорю о том, что под Таллинном обнаружилась хорошо сохранившаяся разветвленная сеть подземных ходов, что само по себе все-таки удивительно. Мы встретились с такими вещами, которые не укладываются в наши представления об этом мире, не укладываются в те законы физики, которые мы учили в школе.

- Почему не укладываются? - Возразил Вадим. - Вполне. Та самая завеса может быть не чем иным, как голографией.

- Не пойдет. Хотя бы по тому, что вездесущие бомжы неминуемо определили бы, что стена не стена вовсе, а за ней скрывается еще много чего разного.

- И как бы они определили? - Спросил Степан.

- Бомжи не всегда бомжами были. И кое-какой интеллектуальный заряд у них еще есть. Так что могли и догадаться зажечь зажигалку или спичку. Но могло быть и еще проще: просто кто-то из них привалился к стене и готово, вот он проход. Но этого не случилось.

- А может случилось? - Не отступал Степан.

- Нет. Иначе они по обычной для себя манере обязательно все бы там загадили. А этого не произошло. В бомжей-чистюль я не верю, и остается только один ответ: завеса обладает определенной пропускной избирательностью. И мне это не нравиться.

- И что тебе не нравиться? - Удивился Степан. - Радуйся. Приобщился к тайне, можно сказать.

- Вот именно это мне и не нравиться. Тайна обладает свободой воли: этому я откроюсь, а этому нет. Почему именно мы подошли под неведомые нам критерии отбора? Почему сейчас? Не может быть, чтобы никто за все эти годы не залазил в этот колодец, не проходил этим ходом до комнаты с завесой. Дети так точно лазили там. И ничего за все эти годы не случилось. А тут мы вдруг залезли и бац! - пожалуйста, шагнули в неведомое. И при этом мы все абсолютно не удивлены. Как будто так и надо.

Я умолк. Несколько минут стояла тишина, все переваривали мои слова. Потом Паша сказал:

- Резон в твоих словах есть. И относительно удивления, и относительно всего остального. Все это действительно странно - это если про завесу, избирательность и так далее. А про удивление скажу, что вполне возможно, что мы уже подготовлены к встречи с неведомым литературой и кино. Читаем мы в основном что? Фантастику. И, может на подсознательном уровне, готовы ко всем этим чудесам. Об этом очень хорошо сказано у Стругацких, в "Понедельнике".

- Да, сказано, но там это касается все-таки достижений науки.

- Достижения науки лишь частный пример, а на самом деле это относится ко всему, к науке, к технике, к колдовству, ведовству и так далее. Подспудно мы готовы к этому, мы уже приняли все эти чудеса, только они пока еще не реализовались... рядом с нами.

- Может быть. Но как быть с завесой? Мне кажется такая ее избирательность не спроста. Это не может не заставлять задуматься. И насторожиться. Почему мы? Или, если допустить, что завеса открывается только в определенное время, почему так совпало, что именно нам так повезло?

- Это уже паранойя. - Сказал Вадим. - Почему сегодня дождь не пошел? Ведь если бы пошел, то мы могли никуда не поехать.

- Может я и перегибаю палку, но мне кажется, что в этой истории слишком много совпадений. Сначала я нахожу карту, потом ВДРУГ вижу на ней определенные вещи, потом мы лезем вниз и обнаруживаем кучу разных ходов. Совпадений очень много. И это меня настораживает.

- Но ты можешь выразить свои опасения более конкретно? - Спросил Паша. - Пока только много эмоций, а конкретики мало.

Я задумался. Действительно, каких-то конкретных слов или действий у меня не было. Только эмоции, чувства. То самое пресловутое "нутро". Интуиция. Но интуицию трудно выразить словами, а потому остается только брызгать слюной и нервничать, оттого, что тебя не понимают. О чем и сказал вслух.

Сомнения и терзания мои были восприняты совершенно нормально, хотя не похоже было, чтобы кто-то еще составил мне компанию. Меня внимательно выслушали, но никаких действий не предприняли. Да и то сказать, что делать прикажете, если нет никаких конкретных указаний, а только зыбкие и нереальные предчувствия. Разве что вести себя осмотрительно и не лезть никуда сломя голову. На всякий случай, береженого бог бережет.

Наутро все мои вечерне-ночные страхи, а засиделись мы далеко за полночь, казались мне самому столь же неуловимыми, как вчерашний сон. Нет, я все помнил прекрасно, и то что чувствовал, и то что говорил, но относился к этому не в пример спокойней. Очевидно острота впечатлений притупилась, да и утро было на редкость радостным. Погода в Прибалтике - это отдельный вид небесного искусства. Местные синоптики после года работы могут легко и непринужденно предсказывать погоду в любом другом регионе со стопроцентной вероятностью даже с завязанными глазами, настолько непредсказуема и переменчива она у нас тут. Поэтому мы прогнозы не слушаем, а смотрим в окно и реагируем на то что есть. А сегодня с утра было невероятно солнечно, совершенно безоблачное небо, благолепие вокруг неописуемое, а благорастворения в воздухе такие, что и завтрака не надо. Тем более, что все вчера съели.

Попили кофе и засобирались в город. Вадиму надо было на работу, у него работа сменная и выходные ему не указ, Степан куда-то собрался по своим делам, а мы с Ленкой, как люди отпускные, намеревались, решив парочку своих вопросов, прикупить немного снеди, вернуться обратно, чтобы вечерком продолжить посиделки. Вадим с Степаном тоже грозились подъехать.

На работе Вадима ждала радость: начальство восстановило подключение к Интернету. Поэтому, едва приняв дела у сменщика, он влез в сеть и не выходил оттуда вот уже четвертый час.

Впрочем, практика показывает, что это время мало того, что не является рекордным, но даже не удостаивается сколько-нибудь серьезного рассмотрения на роль претендента в первую тысячу. Но это так, к слову.

Сеть бурлила. Не так давно молодой, но уже известный писатель выпустил очередной роман, написанный в жанре лубочного кибер-панка. Теперь шло его активное обсуждение. Мнений было много, но все они делились примерно поровну на тех, кто за, и на тех, кто против. Вадим прочитал несколько хвалебных рецензий, огромную разгромную статью и попытался составить представление о романе вообще, и в частности, о чем он. Благо сам еще не читал. В Таллинн книжные новинки доходят с опозданием, если вообще доходят.

Потом он долго бродил по сети, залазил на некогда любимые сайты, на новые и когда, наконец, вышел из виртуальной реальности в реальность объективную, то оказалось, что весьма кстати: начинался обед. Посмотрев вслед сослуживцам, торопящимся в столовую, он вытащил свой бутерброд и демонстративно съел его. Всухомятку. Правда демонстрация прошла незамеченной, все уже разошлись, но это было ему все равно. Главное не стадность, а индивидуальность.

Вадим развалился на стуле и закинул руки за голову. Что ни говори, а жизнь прекрасна! Вот и Интернет снова имеется. Лепота!

Не сразу, но он почувствовал некий дискомфорт. Посмотрел на часы, по сторонам, но не нашел никого. А пора бы! Обед скоро заканчивается. Вдруг его как током шибануло! Он впился глазами в циферблат часов и уже не мог оторвать от него взгляд: секундная стрелка вела себя самым неподобающим образом. То ускоряя свой бег по кругу, то, наоборот, почти останавливаясь. Было от чего встревожиться!

Первым делом он поднес часы к уху, но ничего особенного не услышал - тикали они вполне обыкновенно. Вадим снова посмотрел на стрелки. Секундная как раз, совершив скачок сразу на пол циферблата, принялась отсчитывать периоды продолжительностью не менее часа. Он в недоумении сидел и смотрел на свои часы, самые обыкновенные, кстати, "Командирские", на Кадака купленные, как вдруг почувствовал чье-то присутствие.

По спине прошла холодная волна. Вадим отчетливо понял, что это не кто-то из его коллег. Медленно подняв голову и осмотревшись он не нашел в комнате никого. Вообще. Но, тем не менее, чувство не пропало, оно переросло в конкретную уверенность: за ним наблюдают! И делают это бесцеремонно, ни мало не смущаясь.

Это не было страшно или хоть как-то пугающе. Это было чертовски неприятно! Как если бы он сидел спиной к двери и не имел возможности обернуться, а в дверях встал некто и принялся бы его разглядывать.

Но ведь в комнате нет никого, кроме него! Вадим начал покрываться холодным потом. Когда читаешь о подобном в книге, то воспринимаешь все абстрактно, с некоторой долей превосходства: мол, я-то повел бы себя более решительно. Но реальность оказалась гораздо более жесткой.

Появилось чувство затравленности. Вадим прилагал неимоверные усилия, чтобы справиться с собой, но оказался бессилен. Он был как будто под прессом. Не смотря на все свои потуги, он ничего не мог сделать и это было самым унизительным. На него как будто наваливалась бетонная плита, а сам он при этом был спеленат по рукам и ногам. Его разглядывали, как будто под микроскопом, несколько отстранено, с легким налетом академического интереса. И это было еще унизительнее. Нервы его напряглись, он отчетливо услышал, именно услышал, как они заскрипели от натуги и он уже почти готов был закричать, все равно что, лишь бы прекратить этот кошмар, как вдруг это прекратилось само. Только что ты плавал в своем кошмаре, как в густом сиропе, а в следующее мгновение уже находишься как будто в вакууме. Впрочем, облегчения он не испытал.

Он рухнул на стул. Оказывается он встал. Что за чертовщина! Не пил ничего, и вроде бы ничем не отравился. Спал мало, но это не повод, чтобы страдать таким своеобразным приступом паранойи. Он оттер пот с лица, повернулся к столу и окаменел.

С экрана монитора на него смотрели.

Вадим точно помнил, что компьютер он выключал. Или только собирался? Он уже ни в чем не был уверен. Как бы то ни было, но монитор суть прибор одностороннего пользования. Ты его пользуешь, а он тебя нет! Ты на него можешь смотреть, но он на тебя никогда! Это закон! Физики, природы, чего угодно! А тут посреди экрана огромный глаз, совершенно живой, видно даже как подрагивает веко, и этот глаз сосредоточенно смотрит на тебя. Есть от чего сойти с ума.

Но сойти с ума не дали.

Просто потому, что не дали на это времени. Со временем и так творилось не пойми что, а тут оно просто исчезло. Ничего подобного Вадим никогда не испытывал, да и как бы он мог, но он был твердо убежден - время перестало быть. Вообще. Незабываемое, а главное совершенно определенное ощущение, когда изменения по темпоральной шкале не происходят. Хотя кое-что все-таки имело место быть.

Исчезновение времени произошло в момент, когда Вадим смотрел на монитор. Точнее на глаз на мониторе. А еще точнее на глаз в мониторе, потому что создавалось впечатление, что обладатель этого ока сидит конкретно в мониторе, хоть и непонятно, как он там помещается и как он там оказался. Вадим на мгновение ощутил себя Карлсоном.

Но всякому наваждению приходит конец, настал финал и Вадимовым мучениям. В некий момент, момент, который Вадим буквально проморгал, глаз вдруг стал углубляться, зрачок превратился в туннель, бездонный и бесконечный, и эта бездна, в полном соответствии с постулатом Ницше, принялась затягивать Вадима в себя.

Вадим почувствовал, что летит, будучи при этом совершенно неподвижным. Как будто его перемещение происходило потому, что пространство стремительно неслось мимо него, равно как и сквозь, как будто он был некоей точкой отсчета, нет, центром вращения, просто центром этого самого пространства. Так сказать, пупом.

Удивительно, но именно так Вадим и подумал. Казалось бы, в такой серьезный момент, когда стоило бы собраться и встретить опасности, если они появятся, лицом к лицу, он, напротив, ерничал и стебался. А с другой стороны, что ему надо было делать? Гордо выпрямиться и выпятить грудь? Вот уж дудки. Принимать красивые позы можно после подвига, но никак не до. И уж никак не во время. А тут ситуация такова, что нарушаются не просто законы из школьного курса физики, рушится нечто краеугольное, тот самый пресловутый Закон Природы. А в ситуации, когда ты мало того, что сделать ничего не можешь, так еще и не понимаешь ничего, только и остается строить рожи неизвестному и ждать, когда хоть немного станет ясно, что к чему.

Впрочем, все эти размышления Вадим сформулировал позже, после всех событий, которые я пытаюсь изложить, а тогда он проникся этим интуитивно, и решил вести себя соответственно.

Как бы то ни было, но полет его закончился быстрее, чем начался. Когда Вадим попытался оценить свои ощущения, близкие к ощущениям свободного полета, оказалось, что он уже давно сидит в помещении очень... интересном, скажем так.

Представьте себе пивной бар "Карья Кельдер". Все эти сводчатые потолки, стены из плитняка, низкие массивные деревянные столы. И полное отсутствие даже запаха пива. Вообще никаких намеков, что это бар. Зато много компьютеров, принтеров, сканеров, модемов и прочих прибамбасов для компьютера. По научному - периферии. И яркое освещение из неизвестного источника.

Вадим обнаружил себя сидящим на стуле перед одним из компьютеров, на экране которого мельтешил какой-то скринсейвер. Кроме него в помещении больше никого не было.

Он пребывал в нереальном состоянии. Отчетливо осознавая, что не спит, тем не менее не мог отделаться от ощущения, что все это ему сниться. При этом у него был "постпереходовый" шок, выражавшийся в полнейшем ступоре всех мыслительных процессов. Вадим вроде бы все воспринимал, достаточно адекватно, но вот до сознания это не доходило. Состояние это потихоньку проходило, но на смену ему появлялось сильнейшее чувство, что он во что-то вляпался. Во что-то грязное и с самыми неприятными последствиями для него самого.

Однако делать было нечего: в этой комнате не было ни единой двери. Приходилось ждать. Чем бы заняться?

Он встал, обошел комнату, посмотрел на мониторы компьютеров, часть из которых была выключена, хотя сами компьютеры исправно тарахтели, на работающих же мониторах, на всех без исключения, было развернуто окошко, гласящее: "Не трогать, идет процесс!" Вадим хихикнул и вернулся к своему стулу.

Первым делом он нажал на пробел, дабы убрать скринсейвер. Появилось уже знакомое окно. Вадим скривился, но делать нечего, он продолжал ждать. Неизвестно чего, но выбор был не богатый. Да и не скучалось ему пока. Все-таки сами события сегодняшнего дня и его перемещение в место, вызывающее устойчивое "дежа вю", давало пищу для размышлений.

Но воспользоваться этой пищей он не смог. Не успел.

За его спиной послышалось какое-то шевеление, и он резко развернулся. Позади него усаживался некто, ему совершенно не знакомый, абсолютно не заботясь о произведенном им на своего гостя эффекте. Ибо только хозяин мог столь спокойно усаживаться, не обращая никакого внимания, по крайней мере, не проявляя такого внимания внешне. Усевшись, незнакомец обратил, наконец, свой взор на Вадима и соизволил улыбнуться. Во всех его движениях сквозила пластика самого сильного в своей стае хищника, уверенного в своей непобедимости. Делалось это демонстративно, но абсолютно без напряжения, из чего Вадим сделал вывод, что это маска, и маска успевшая стать привычной.

Вадим развернулся вместе со стулом и стал смотреть на незнакомца, ожидая каких-то действий с его стороны. Начав расспросы сам, он потерял бы инициативу, а, находясь в ситуации, аналогичной той, в которую он попал, не зная и не понимая ничего, быть в зависимом положении не хочется. Хоть и вертелся у него на языке один вопрос: как тот попал в помещение без дверей?

Внешность незнакомец имел броскую. Было в нем что-то от Мефистофеля, который неожиданно задумался, а все ли он в этой жизни делал правильно. Возраст незнакомца на глаз было не определить: что-то вроде от сорока пяти до шестидесяти. Костюм у него был отменного качества, но носимый несколько небрежно, как бы без заботы о судьбе вещи, даже на расстоянии выглядевшей ужасно дорого. При этом был этот тип невероятно похож на одного Вадькиного знакомого. Вадим мысленно усмехнулся своей последней мысли, незнакомец же, будто прочитав ее, легко улыбнулся, как будто немного неуклюжей, но удачной шутке. Вадим остолбенел, надеясь, что внешне его остолбенение не заметно.

Мефистофель тем временем заговорил:

- Прошу простить меня и мою бесцеремонность, уважаемый Вадим, - ударение он сделал на "о", - однако вследствие некоторых причин, объяснение которых мне хотелось бы отложить на незначительное время, я был вынужден поступить именно таким образом, как поступил, и, хотя и не раскаиваюсь, однако считаю своим долгом принести извинения и своим поступкам, чтобы полностью убрать могущую возникнуть отчужденность и недоверие.

Речь незнакомца обволакивала, уводила за собой невесть куда и там оставляла. Вадька попытался встряхнуть головой, но получилось как-то вяло. Состояние напоминало то, в каком он находился сразу после перемещения сюда. Как ни странно, но именно эта мысль привела Вадима в чувство. Он взглянул вокруг посвежевшим взглядом, но ничего нового не увидел. Все тот же подвал a-la "Кельдер", Мефистофель в кресле напротив, что-то говорящий, непонятно откуда идущий свет. Вот только гипнотическое воздействие исчезло, как не было. Была попытка навешать лапши на уши со стороны какого-то подозрительного типа.

У Вадима в арсенале был некий финт, применяемый им, вообще-то, для собственного удовольствия. Вот только это почему-то считается не то чтобы неприличным, но, как бы, в обществе не принятым. Может для здоровья это и не очень полезно, но любил Вадим похрустеть суставами. Почему-то на людей это производило всегда совершенно особенное впечатление: они теряли мысль, речь их становилась маловразумительной, они переключали свое внимание на Вадькины пальцы и тут можно было запросто перехватывать инициативу. А перехватывать было надо. Нет на свете людей, которые любили бы, чтобы за них решали все вопросы другие, им самим предоставив лишь претворение в жизнь этих решений. Вадим, во всяком случае, не любил. А тут было на лицо вопиющее нарушение его прав на свободу... На Свободу! Любую: совести, вероисповедания, местонахождения. Оставлять это так просто он был не намерен. Душа требовала мщения! И мстя его будет жестока! И он собрался щелкнуть первым суставом.

Но внезапно его настроение снова поменялось. Мысли о мщении были временно(!) отставлены в сторону, а появились совсем другие: а зачем он здесь все-таки? Ведь не просто же из нелюбви к нему лично, по большому счету пока не особенно заметному члену человеческого сообщества, его приволокли нетрадиционным методом невесть куда. И не за красивые глаза. Значит, что-то было нужно именно от него. Вадима охватил жгучий интерес, что же понадобилось от него этому таинственному незнакомцу, раскочегарившему ради него, Вадима, неизвестные пока силы природы.

Мир в очередной раз поменял свои краски. Теперь все казалось окрашенным в самые таинственные цвета, как до этого в цвета мщения и возмущения. Вадим отметил в себе очередную перемену настроения, но не стал обращать внимания. В конце концов, он только что с работы, устал, вот и чудиться всякое!

Незнакомец же неожиданно смолк и с минуту разглядывал Вадима как будто увидел в первый раз, потом кивнул каким-то своим мыслям и приглашающе улыбнулся.

Вадим не замедлил воспользоваться приглашением:

- Ну, и что вы мне скажете?

Незнакомец слегка поморщил лоб, как бы решая с чего начать:

- Видите ли, Вадим, вы в некотором роде мой должник.

Вадим недоуменно вскинул бровь.

- Да, именно. Вчера вы и несколько ваших друзей были у меня в гостях. Я не против гостей, если я их сам приглашаю. Вы же были незванны, а потому ваше присутствие причинило мне некоторое неудобство. Хоть мы и не встречались, но по характеру моей жизни и специфических свойств, которыми я обладаю, наличие людей поблизости от моего жилья сразу становиться известным мне, и вносит существенный дисбаланс в мой душевный настрой.

Слова текли мимо Вадима подобно летнему ветерку, слегка освежая, пролетая мимо него, как будто не задевая, но, тем не менее, откладываясь в сознании. Уже в который раз за сегодня Вадим начал терять контроль над собой, но словно некий колокольчик звякнул у него в мозгу и руки сами сделали все, что нужно.

Был у Вадима еще один трюк. Сродни щелканью суставами, но действующий просто убойно. Особенно на людей со слабой психикой.

Одна рука кладется на подбородок, другая на затылок и совершается резкое круговое движение. Примерно таким образом совершают ритуальное самоубийство провинившиеся члены якудзы. Вадим же лишаться жизни пока не собирался, хотя хруст шейных позвонков был таков, что казалось - все, абзац.

Мефистофель же воспринял это весьма неординарно. Он быстро поднялся со своего места, подошел к Вадиму, очень легко и в то же время настойчиво прощупал его шею, что-то сдавил, слегка наклонив Вадькину голову вперед.

- Попробуйте подвигать головой теперь.

Вадим попробовал. Голова двигалась как свежесмазанная. Он недоуменно воззрился на нежданного эскулапа.

- Чтобы полностью избавиться от солей этого, конечно, мало. Но на первое время хватит, а потом я осмотрю вас более подробно. Если желаете, то можете пройти полное обследование.

- Вы что, врач? - На большее Вадима пока не хватило.

- Не то чтобы практикующий, но по роду своей деятельности мне довольно часто приходилось этим заниматься. Но это так, к слову. Теперь же позвольте перейти к главному, из-за чего вы, собственно, тут оказались. Ваш вчерашний визит, вместе с вашими друзьями, был хоть и нежданным, но в высшей степени своевременен. Не говорю конкретно о ваших друзьях, но вас лично послала судьба. Между прочим, вы-то сами как, в судьбу верите?

- Да не особенно. - Вадим понемногу приходил в себя.

- А я верю. - Мефистофель вскинул голову несколько картинным движением, будто вспоминая что-то. - Были случаи убедиться в существовании и судьбы, и многих разных иных вещей.

Мефистофель внимательно посмотрел на Вадима, как бы ожидая, что он будет с ним спорить. Но тот не собирался вступать в пререкания. Потому что, во-первых, он просто не хотел спорить, а во-вторых, Мефистофель и не ждал ответа. Он просто поменял позу и принялся вещать по новой.

- Так вот, о предопределенности. Мне нужен программист.

- Всем нужен программист, - машинально отреагировал Вадим.

- Мне нужен далеко не всякий программист. Мне нужен программист, который не был бы грубым материалистом. Который, говоря откровенно, верил бы в чудеса.

Мефистофель снова испытующе посмотрел на Вадима, но в этот раз он определенно ждал какой-то реакции на свои слова. А Вадим растерялся. Он совершенно запутался и был сейчас не в состоянии не только хоть как-то отреагировать на сказанное, но и не мог мало-мальски разобраться в своих собственных чувствах.

Отчетливо висела в сознании мысль, что его хотят поиметь. Другая, не менее отчетливая, гласила, что и он сам может неплохо заработать на этом - на том, что ему собираются предложить. Причем не только в материальной форме, во всяком случае, не обязательно деньгами. И если первая мысль ему не нравилась категорически, то вторая имела множество плюсов, при одном минусе, но зато этот минус был не мал. Вадим не любил, когда за него что-то решают. Впрочем, об этом уже говорилось. А тут ему не только без спросу навязывают общество, но еще пытаются втюхать какую-то халтуру, о которой он, может и слышать не хочет, не то чтобы что-то делать.

Но сегодня был не его счастливый день, как говорят люди за океаном.

Мефистофель хитро прищурился и широким жестом обвел все помещение:

- Вот, посмотрите, Вадим, на мое хозяйство. Не знаю, сколько вам потребуется времени, но мне надо привести в божеский вид все эти компьютеры. Ну, там, почистить, убрать ненужное, нужное, напротив, поставить, настроить, сконфигурировать, или как это называется. И - самое главное. Мне необходима здесь... э-э, сеть... м-м-м, локальная. Ну и естественно, чтобы эта сеть работала.

Вадим сглотнул. Работа предлагалась по его конкретному профилю, и особых сложностей не видилось. Хотя повозиться, конечно, придется. Однако в голове, на самом пределе слышимости, звенел маленький колокольчик, настойчиво предостерегая от чего-то. Вот только от чего? По ком звонит колокол? Но не по нему, в этом Вадим мог быть уверен. Непонятно, на чем эта уверенность базировалась, но он был абсолютно убежден, что если ему лично будет грозить какая-либо опасность, то он непременно это поймет. И будет готов. Сейчас же такого чувства не было. Была уверенность, что он все сможет и все у него получится, была легкая головная боль, была сильная усталость, но чувства опасности не было. И на том спасибо.

Он начисто забыл все свои прежние страхи и предчувствия. О том, что "нечто страшное грядет". А первое впечатление, говорит народная мудрость, самое правильное.

- Пока что, Вадим, думаю, вам не вредно было бы немного отдохнуть. - Мефистофель подошел, слегка поддерживая Вадима за плечи, приподнял его и повел с собой. - Особых удобств не обещаю, но кровать есть, белье чистое, воздух свежий. А что, собственно, нужно для полноценного отдыха? Впрочем, чуть не забыл, может быть вы голодны?

Вадим сглотнул слюну. Есть он хотел, и даже очень. Тот бутерброд был последним, за номером три, а три бутерброда - это мало. Поэтому он кивнул.

- Очень хорошо, - обрадовался Мефистофель, - а то я тоже давненько ничего не ел. С удовольствием составлю вам компанию.

Завтрак или обед, время абсолютно утратило свою власть над Вадимом в этом месте, как бы полностью исчезнув, оставив лишь чувство голода, неподвластное никаким катаклизмам, был на высоте. Множество различных салатиков, бутербродов, разносолов, солений, копчений, варений и много чего еще, что Вадим не успел не только попробовать, но даже просто заметить.

Засыпать он начал, похоже, прямо за столом. Во всяком случае, он не помнил как оказался в постели, огромной, как полигон для стрельбы штатным снарядом. Последней его осознанной мыслью было не забыть бы позвонить домой, чтоб не волновались.

Мы этого ничего тогда, конечно, не знали. А знали мы, что Вадька пропал. То есть с работы он, вроде бы, ушел, а вот ни дома, ни у Павла не появился. Равно как и на работе на следующий день. Поначалу волнений не было никаких. Мало ли какие у человека дела. К исходу вторых суток мы забеспокоились сильней. Вадима не было нигде, ни по одному телефону. Мобильный тоже молчал. К концу третьего дня после нашего похода в подземелье мы, дождавшись приезда Степана, стали решать, что делать.

Собственно, что делать было абсолютно неясно, и совещание наше не могло тут ничем помочь. Мы не знали главного: что произошло, а без этого лично я не представляю, как именно можно действовать, чтоб не наломать дров и не сделать только хуже. Все придерживались примерно такого же взгляда на вещи, но бездействие было еще хуже, чем ожидание, а потому каждый пытался понять проблему глобально.

Степан, по обыкновению больше молчал, Ленка в противоположность обыкновению, тоже, так что только мы с Пашей что-то говорили, в большинстве своем бессвязное. Но так нам было легче тянуть время, перед тем как ответить на нами же заданный вопрос "что делать?": "Не знаем!"

Впрочем, не смотря на очевидную бессодержательность нашей беседы, кое-чего мы все-таки достигли.

Уняв эмоции и стараясь рассуждать логично и спокойно, мы начали по новой вспоминать наш поход, не упуская ни одной детали. Интуитивно мы чувствовали, что именно в этом скрыта "великая сермяжная правда", а потому пытались докопаться до нее. Глянув на Ленку я понял, что она тоже так считает, но почему-то молчит. Ладно, зная свою девушку, я был уверен, что чуть позже она выскажется.

Детально описав для себя всю экспедицию, мы принялись анализировать наши ощущения. Делать это было не очень сложно, потому что накануне примерно этим и занимались. Теперь же для нас это стало видеться в новом, отнюдь не радужном, свете. Потихоньку меня начал пробирать озноб от мысли о том, в какие игры мы влезли. Ладно бы всякие там разборки, это хоть известное, можно сказать свое, родное, не важно, что никогда в них не участвовал. Но наслышан, а потому уже в общих чертах имеешь представление и как бы подготовлен. Тут же были полнейшие потемки. То, что мы видели: свет без источника, стены, оказывающиеся легко проходимыми, - были вещами из мира о котором мы не только ничего не знали, но и не слышали ни о ком, кто бы с этим сталкивался. Абсолютная неизвестность пугала, причем так, как никогда досель не пугали никто и ничто. Это было какое-то всеобъемлющее чувство страха, настолько большое, что ты растворялся в нем весь без остатка и сам становился его частью. Только поэтому мы, наверно, не сошли с ума. Но в тот вечер у меня не было сомнений, что все только начинается, и что это все именно мы и разбудили. На свою голову. Я уже горько сожалел, что зашел в тот книжный магазин, проклинал ту злосчастную карту и свою зоркость. Проклинал наше безрассудство, которое погнало нас в эту преисподнюю. Не знаю, о чем думали остальные, но, очевидно, сходным образом, потому что никто из нас не любит вспоминать тот вечер.

Но какие бы мысли нас не терзали, а Вадима все не было. Наконец Паша высказал то, что обдумывал, наверно, уже давно.

- В общем, надо лезть туда снова.

Паша сверкнул в лучах заходящего солнца очками. Мне это показалось зловещим знамением, но отнес все на свое настроение. А то, чего доброго, от тени начнешь шарахаться.

С предложением Паши никто не стал спорить. Все-таки мы слишком похожи и ход мысли у нас тоже, если и не одинаков, то приводит к тем же выводам! В конце концов, это наш единственный след. Степан молча кивнул, мы с Ленкой тоже и решение века было принято.

Оставалось решить только один нюанс: когда?

- А чего откладывать. - Приняв решение Паша сделался безудержно деятелен. -Давайте завтра с утра. Фонари у нас есть, батарейки свежие. Наделаем бутербродов только, а то захочется поесть и нечего.

С этим тоже никто не спорил. Да и что спорить, когда и так очевидно, что из подземелья мы вылезем неизвестно когда. Меня лично волновала другая проблема. Которой я с Ленкой и поделился.

Усевшись во дворе на бревнышко мы некоторое время смотрели на уже неяркое солнце, а потом я заговорил.

- У меня сейчас двойственное чувство. С одной стороны я понимаю, что надо спускаться вниз. А с другой мне кажется, что это решение не наше, а как бы подсказано извне. У меня вообще нехорошее чувство, что нам наши роли навязали, мы как марионетки. Ведь если рассуждать логично, то откуда мы взяли, что именно там мы найдем Вадима. Или если не найдем, но поймем, где искать. С чего мы вообще взяли, что с ним что-то случилось? Уехал куда-нибудь в Бердянск и сидит там драники трескает. А нам не позвонил, потому что не подумал.

- Может и так, но как ты вообще объяснишь всю эту историю? С этими проходами, завесами и так далее? Мне кажется, тут не только в Вадиме дело. Он только толчок, первый шаг. Он первый попал туда, где до сих пор ни мне, ни тебе, да и вообще кому-либо быть не доводилось. Что-то вроде Волшебной страны эльфов, откуда нет возврата. Только мы всегда не правильно понимали, что значит - "нет возврата". На самом деле все это тут, вокруг нас, среди нас, и эти пропавшие люди на самом деле тоже тут, никуда не делись. Просто мы их не замечаем. Мы живем в мире, который считаем неизменным, и который действительно таков, потому что мы верим в это. Но достаточно нам хоть одним глазком заглянуть за завесу, скрывающую от нашего взгляда тот, другой мир, как мы меняемся сами и мир становится иным, и в нем находится место и для чудес и для всяких необъяснимых явлений, которые еще вчера казались таинственными и непонятными, зато сегодня уже легко и логично укладываются в новую картину мира. И мы уходим от нежелательного взгляда или встречи. Мы делаем так, что нас не замечают. И нам уже неинтересны дела этого мира.

Я слушал заворожено. До сих пор Ленке не были свойственны такие рассуждения. Она была материалисткой, из тех, кого можно убедить только личным опытом. Наверно ее действительно сильно потрясли события последних дней. Хотя, какие события? Слазили в подвал, потом куда-то пропал Вадим. Вот и все. Да, нам кое что встретилось по пути, но это... А что "это"? Это может произвести впечатление. Даже я, человек в чудеса, в принципе, верящий, но с ними не встречавшийся, и то испытал потрясение, а каково пришлось Ленке?

Ленка от перемены, происшедшей с ней, тоже была не в восторге. Однако она правильно говорила: "нет возврата". Знать о существовании чего-то такого и не рассмотреть это поближе - это надо быть очень нелюбопытным человеком. А мы с ней были любопытными. Изрядно. Поэтому я не стал ничего говорить ей в утешение или поддержку, это было ни к чему, а просто обнял ее и мы так просидели некоторое время. Потом нас нашел Степан и поинтересовался, чего это мы еще не спим. И мы пошли спать.

И была ночь, и было утро.

Наутро светило солнце и, как часто бывает, былые тревоги и волнения слегка потускнели на фоне нового дня. Слегка, потому что ночь все-таки была проведена беспокойно. Не то чтобы мы не выспались, но и отдохнувшими нас назвать было нельзя. Однако, хоть и не очень бодрые, мы направились в очередную "экспедицию в преисподнюю".

Естественно, мы решили воспользоваться своим старым ходом. Машину в этот раз мы оставили неподалеку, поэтому четверо человек, если кто и заметил нас, каких либо сплетен и кривотолков не вызвали.

Вновь описывать наше путешествие по переходам под Ласнамяэ, Кесклинном и Старым городом не буду. В этот раз мы шли быстрее, чем в прошлый, но это понятно. Решительный и собранный Паша шел впереди, возглавляя нашу маленькую колонну, мы шагали следом. С прошлого раза ничего не изменилось, что не удивительно. И в комнате, в которой мы нашли... доспехи, тоже ничего не изменилось.

Все те же стены, все тоже золотистое сияние, могила под скамьей. Решительно не было ничего, что могло бы навести нас на след Вадима или его таинственных похитителей. Мы обстучали все стены, заглянули под скамьи, даже отодвинули импровизированное надгробие, но результат был тот же - никакого результата. Этот был тот самый случай, когда отрицательный результат - это не результат. В течении двух часов мы исследовали каждую щелку в стене и полу, Степан, усевшись Павлу на плечи, прощупал каждый сантиметр потолка и тоже напрасно. Наконец мы расселись по скамьям вдоль стен и молча признались сами себе, что поход наш был напрасен. Мы не смогли найти ничего, могущего помочь нам найти Вадима. Надо было смириться с этой мыслью и постараться придумать еще что-нибудь, иначе спокойный сон нам бы только снился, простите за неудачный каламбур.

Обратно мы шли молча. Поражение было полным, и тот факт, что над нами одержал победу враг, которого мы не только не видели, но еще и не знали, есть ли он вообще, оптимизма не добавляло. Я лично шел на автопилоте, мало реагируя на окружающее. И хотя мы шли довольно долго, часа полтора как минимум, но в моей памяти отчетливо запечатлелся финал: я стою и тупо пялюсь на человека, спящего на заднем сиденье Пашиного "Форда". Светловолосый, с тонким аристократическим носом, узенькой полоской аккуратненьких усиков, с умиротворяющей улыбкой на губах - убил бы гада! Мы тут с ног сбиваемся, испереживались все, а он спит!

Однако разбудить Вадьку оказалось сложно. То есть просто невозможно. Но на этом его вклад в сегодняшний вечер не закончился: когда мы собрались ехать, выяснилось, что Вадим занял все заднее сиденье. Переполненные самыми добрыми чувствами к потерянному и вновь обретенному другу мы долго препирались, кто же все-таки не поедет. В конце концов мы с Ленкой просто ушли, прихватив пакет с моим щитом, предоставив Степану следить за Вадькиным телом во время транспортировки его домой. Сами же мы решили прогуляться немного пешком, благо домой было не очень далеко. Мы сговорились назавтра созвониться и на этом такой длинный день закончился.

Наутро я позвонил Павлу, но он не смог меня ничем порадовать: Вадим спал и добудиться его было по-прежнему невозможно. Договорились созвониться попозже.

Ленка тем временем решила навестить подругу. Я не стал спорить, а втихаря даже порадовался: я собрался заняться своим щитом. Вчера, по пути домой я купил двухлитровую бутыль "кока-колы" и замочил в ней свои железки. С утра проверил и удивился, настолько они отличались от вчерашних. Полностью, конечно, ржавчина не исчезла, но уже и не была главным украшением. Проводив Ленку, я слил "кока-колу" и принялся протирать железки, укладывая их в тот узор, который постарался запомнить в подземелье. Получалось не плохо, я имею в виду, что запомнил я, похоже, правильно.

Рисунок вышел странным. До сих пор я считал, что гербы на щитах рисовали, а не выкладывали из железа. Может и на этом щите когда-то было что-то нарисовано, но деревянная основа не сохранилась, а потому узнать доподлинно уже не удастся. Да и не это главное - рисовали или не только. Я с удивлением смотрел на получившееся изображение и думал: неужели подобное имело место в европейской геральдике? Впрочем, специалистом в этой дисциплине я себя не считал. Больше всего получившееся изображение напоминало схематично изображенного человека с протянутой рукой, в которой он держал нечто напоминающее сложно изображенную розу, выполненную наоборот с необычайной тщательностью. Вокруг фигуры было выложено два ряда металлических полос, по форме напоминающих гербовый щит. На этих полосах когда-то было что-то написано, но из-за ржавчины ничего невозможно было разобрать, так, отдельные буквы вперемешку с разновеликими кавернами. С полчаса я пробовал прочитать надпись, но кроме двух букв, расположенных на разных полюсах, так ничего и не смог разобрать. В конце концов я бросил это занятие, потянулся и принялся размышлять, чем бы заняться.

В итоге я решил пройтись по городу. Не по своему Ласнамяэ, а по старому Таллинну, по центру. Больной я на это: если уезжаю куда-нибудь из Таллинна, то уже через день сосет в груди и тянет обратно. Ностальгия, наверно.

Перед выходом я еще раз позвонил Паше. Новостей не было, все оставалось по-прежнему: Вадим спал и на внешние раздражители не реагировал.

Прибыв на место я сразу же поднялся на Тоомпеа и пошел не торопясь на свою любимую смотровую площадку возле Домского собора. Подошел к несостоявшемуся входу в подземелье и заглянул в колодец. Несколькими метрами ниже была заделана в стены толстая решетка и сверху уже успели накидать всякого мусора: пакеты от гамбургеров, сигаретные пачки, палые листья, какие-то ветки. Я хмыкнул, представив, что было бы, если бы мы решили лезть через этот лаз. Хорошо, что не решили!

На самой площадке почти не было народу: финны еще не проспались после четырехчасового вояжа из Хельсинки в Таллинн, самих таллиннцев тоже не было видно, единственно торговцы сувенирами обреченно ждали своих клиентов. Я все так же не спеша прошел вдоль выставки картин, какие-то пропуская мимо, какие-то разглядывая более внимательно. Особенно мне понравилась серия маленьких, не больше книжного формата, картинок, выполненных в оригинальной манере: те же Таллиннские виды, что и всюду, но цвета и манера рисовать были таковы, что возникало ощущение, будто картины написаны тогда же, когда были построены все те здания, которые нарисованы на картинах.

Я надолго застрял возле этих картин, настолько, что продавец начал коситься на меня неодобрительно, поскольку покупать я явно не собирался. Но и попросить меня не загораживать товар он тоже не мог, поскольку в радиусе пятидесяти метров не было никого, кроме нас с ним и еще пары торговцев. Из вредности я постоял еще несколько минут, а потом продефилировал дальше.

Я уселся на парапет, свесив ноги наружу, выудил из кармана пакет с жареным арахисом и принялся грызть орехи и смотреть на город. Никаких особенных мыслей не было, взгляд просто скользил по ярко-красным крышам, ни на чем не задерживаясь надолго. Да и о чем думать? Обо всех тех странностях, что случились с нами за эти несколько дней? Было чертовски мало информации, мы слишком мало узнали, чтобы делать какие-то выводы. А где взять больше? Вот об этом стоило подумать, но у меня не было ни малейших идей, где можно что-нибудь узнать. Не пойдешь же в библиотеку и не спросишь: нет ли у вас книг про золотистое сияние, освещающее подземные коридоры под городом Таллинном? На выходе тебя точно может встретить бригада широкоплечих бритоголовых ребят с рубашкой с очень длинными рукавами.

Но и оставлять все так, как оно есть, нельзя. И единственной ниточкой, которая у нас в этот момент была, являлся Вадим. Почему-то мне казалось, что когда наш спящий проснется, у нас появится зацепка. Оставалось дождаться пробуждения.

Орехи кончились. Я смял пакетик, сунул его в карман, и, по-прежнему не торопясь, направился к Домскому соборую. Предстояло решить, куда я пойду дальше: спущусь вниз или поброжу еще по Тоомпеа. Но совершенно неожиданно для самого себя я свернул и вошел в собор. Захотелось вдруг посмотреть на гербы.

В Домском соборе находится одна из крупнейших коллекций гербов в Европе. Причем настоящие, не копии, оригинальные, из дерева, с позолотой, большие, не очень и просто громадные. Раньше они были расставлены вдоль стен, можно было подойти и рассмотреть их подробно, но недавно их развесили по стенам, некоторые достаточно высоко, и зрелище нависающей над тобой громады впечатляло.

Чтобы попасть собственно в собор надо было спуститься по лестнице. У ее подножия лежит плита уже очень сильно стертая ногами многочисленных туристов. Остальные плиты, покрывающие пол тоже не новые, но эта резко выделяется даже среди них. Дело в том, что под этой плитой похоронен местный, таллиннский Дон Жуан, и по преданию, если встать на эту плиту и загадать желание, то оно непременно сбудется. Экскурсоводы обязательно упоминают об этом факте, а туристы непременно хотят загадать желание.

Я тоже встал на нее. Некоторое время я стоял и пытался придумать желание. Получалось плохо. В конце концов я махнул рукой и пожелал, чтобы Вадим проснулся не позднее сегодняшнего вечера. И уже сходя с плиты, подумал: "Хорошо бы, чтоб приключения наши не заканчивались."

Вы были в готических соборах? Если были, то наверняка обратили внимание, что в них стоит очень гулкая тишина, настолько, что слышишь случайный вздох из совсем другого конца собора. И вместе с общей торжественностью эта отчетливость вызывает благоговейную дрожь по телу. Подавляемый величественностью собора волей неволей начинаешь вести себя тихо, где-то даже смиренно.

Я шел, сопровождаемый эхом от своих шагов. Никого в соборе не было, что не удивительно. Хотя он, вроде бы, действующий, но сейчас ни одна живая душа не оживляла его, и это добавляло в атмосферу торжественности тревожную нотку, слабенькую, на самой грани, но тем не менее заставляющую иногда оборачиваться.

Гербы были великолепны. Щиты в человеческий рост были покрыты замысловатой резьбой, геральдическими фигурами, все это было раскрашено голубым, багровым и золотом, выглядело подновленным, но чувствовалась череда веков, стоящая за ними. Рядом с ними я чувствовал себя бедным дворянчиком из провинции перед родовитейшим аристократом, только что подарившим королю очередной город. Это заставляло подтянуться и настроиться на возвышенный лад. Даже эхо моих шагов стало торжественней и строже.

Посреди собора ровными рядами расположились неудобные скамейки с откидными столиками, чтобы молящимся было куда положить библию. Для библий под столиком была устроена специальная полочка, но ничего там не было: очевидно библии прятали от таких вот случайных посетителей вроде меня. А вот скажите, зачем мне библия на эстонском языке? Тем более, что у меня уже есть на русском, стоит на полке рядом с Кораном и "Книгой Мормона". И "Бхагават-Гитой"

Я, как и весь сегодняшний день, шел не торопливо вдоль стен, разглядывал гербы, старался шагать в ногу с собственным эхом и одолел уже половину пути. Возле противоположной входу стены стояло несколько саркофагов, один из которых был мне знаком. Точнее, знакома надпись. Надпись гласила, что похоронен здесь не кто иной, как Крузенштерн Иван Федорович (в русской транскрипции). Никогда до сих пор я не рассматривал саркофаг подробно, а тут вдруг отчего-то остановился и принялся разглядывать. Зашел с одной стороны, зашел с другой и...

Давеча я жаловался на отсутствие информации. Зря. А может сработало мое желание, загаданное на могильной плите эстонского ловеласа. Но когда я вылазил из весьма узкого прохода между двумя саркофагами, Крузенштерна и его соседа, неожиданно уперся взглядом в боковую стену некрузенштернова саркофага.

Если боковую стенку разделить мысленно на три части, то на третьей, дальней от прохода, трети на уровне глаз обнаружился небольшой, но чертовски знакомый барельеф. Схематично изображенная человеческая фигура, в вытянутой руке держащая сложно изображенную розу. От удивления я чуть не застрял.

Конечно же, выползать из прохода я не стал, наоборот, придвинулся поближе, чтобы рассмотреть получше. Очень похоже на мои железки, просто один в один! Совпадением это назвать нельзя, но и чей-то умысел тут не заметен. Значит, все-таки совпадение? Но уж больно вовремя! Поневоле задумаешься. Но, как бы там ни было, а находка действительно кстати, и пренебрегать ею было бы просто преступно.

Впрочем, делать я ничего не стал. Только внимательно осмотрел. Посмотреть было на что: фигура была, как я уже говорил, схематична, и на фоне прочих арабесков и картушей не выделялась. Как я ее заметил? Ну да ладно, потом разберемся! Зато роза выпирала на общем фоне как "Титаник" среди джонок. И была в этой розе одна особенность, которая становилась заметной только при ближайшем рассмотрении: она была как будто прилеплена потом, после того, как весь саркофаг был готов. Тут не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что нужно сделать. Я протянул руку и осторожно, одним пальцем, прикоснулся к розе. Камень как камень, такой же, как и весь саркофаг. Я надавил пальцем сильнее. Эффекта никакого. Тогда я сжал розу в кулаке и покачал ее. Вроде бы тоже ничего, но мне показалось, что появился некий намек на движение. Я вздохнул, сжал розу покрепче, и попытался повернуть ее против часовой стрелки. Роза сдвинулась на миллиметр или два и встала мертво. Я покрылся испариной, представил себя тяжелоатлетом на помосте, мысленно зачем-то досчитал до трех и повернул направо. Провернув розу на четверть оборота я остановился. Сам. Крутить можно было и дальше, но я решил, что один туда не полезу. Почему-то я был убежден, что когда довернешь розу до упора, то откроется проход, ведущий... А вот куда он ведет, выяснять лучше коллективно.

Я аккуратно вернул розу в исходное положение и принялся выкарабкиваться из прохода. Вылез, отряхнулся и - резко обернулся. Нет, никого.

Я был далеко от входа и, как уже говорил, акустика в соборе была невероятной, любой шорох многократно усиливался и становился слышимым в любой точке собора. Впрочем, об этом я тоже говорил. Так вот, стояла тишина, абсолютная, нарушаемая только моим дыханием, и никаких других звуков я не слышал. Вообще никаких. Но когда я выполз из прохода между саркофагами я отчетливо ощутил присутствие человека прямо за моей спиной. Но никого не увидел, когда обернулся. Мистика полнейшая.

Озираясь по сторонам, я двинулся к выходу. Так никого не увидев вышел на улицу, прошелся до старого здания Национальной библиотеки и, заворачивая за угол, обернулся. Из дверей собора вышел какой-то мужчина, одетый прилично, хоть и немного жарковато на мой взгляд по сегодняшней погоде, не задумываясь и не гладя по сторонам, особенно в мою сторону, повернулся и пошел к церкви Александра Невского. Я подождал, пока он скроется за углом дома и припустил со вех ног в противоположную сторону.