— Девочки! Выше колени! Бодрее!.. Раз, два, три! Улыбаемся!
Десять полураздетых танцовщиц изо всех сил старались угодить женщине-режиссеру, которая по-свойски покрикивала на них в сложенные на манер рупора ладошки.
Оля Бормотухина чувствовала себя посетительницей комнаты кривых зеркал. Она сидела в первом ряду пустого зрительного зала, а на сцене происходило действо, которое одновременно пугало ее и завораживало.
Десять молодых женщин, одетых в стиле бразильского карнавала — блестящие бикини и разноцветные страусиные перья на голове — пытались исполнить зажигательную самбу. Проблема состояла в том, что самая субтильная участница доморощенного карнавала весом превосходила годовалого слоненка. А совокупный вес самозабвенно отплясывающих дам явно перевалил за тонну. Между тем все они были довольно подвижными — высоко задирали ноги, размашисто вертели необъятными задами и задорно потрясали вислыми животиками. Когда девушки танцевали, вся их плоть колыхалась, точно потревоженное сливочное желе.
Все танцовщицы были молоды, у всех были правильные интересные лица и роскошные ухоженные волосы, все излучали энергию жизнелюбия.
А режиссером была та самая Эльвира, с которой Ольге повезло познакомиться в туалетной кабинке несколько дней назад. И снова она была одета с экстравагантностью стопроцентно уверенного в себе человека — красные кожаные брючки в обтяжку с бабочкой из сверкающих стразов на колене и черный кружевной топ, плотно обтягивающий грудь, похожую на два кабачка породы цуккини-великан, уложенные бок о бок в корзинке.
— Ну как тебе мои девочки? — она подсела к Оле, не отрывая глаз от сцены.
— Супер, — вежливо улыбнулась Ольга. А что еще она могла сказать? Что считает данное действо нарушением прав человека? Современной модификацией популярного в начале века цирка уродов? С тем отличием, что раньше людей смешили бородатые женщины и лилипуты, теперь же зрители веселятся при виде пляшущих толстух? — А сама ты почему не танцуешь?
— Танцую, но не в этом номере. Я много лет была в первом составе ансамбля, все перетанцевала. А потом нас покинул худрук. И так получилось, что его место заняла я. А совмещать сложно… Мне вот что сейчас, Оль, интересно. Почему бы тебе не примерить костюм?
Оля тревожно посмотрела сначала на толстую попу ближайшей к ней танцовщицы — крошечные трусики, казалось, подчеркивали безобразные складки и целлюлит — а потом на свои замаскированные просторными брюками бедра.
— Что ты, я не могу! Я же предупредила, что только посмотреть пришла, — она почувствовала, как дрожит голос. «И что я так нервничаю? Не заставит же она меня силой!»
— Да я тебя не прошу плясать. Просто примерь. Неужели тебе самой не интересно?
— А какой смысл? — заупрямилась Оля. — Если я не буду выступать в этом шоу, если я не готова, то зачем мне отнимать твое время и мерить костюм?
— Ты не отнимаешь мое время, — добродушно возразила Эля, — ты же видишь, у меня репетиция. Но раз уж ты пришла… Надо же развлечься. Ты производишь впечатление авантюрного человека.
— Это только впечатление…
— Только не говори, что я ошиблась. Я никогда не ошибаюсь в людях… Солнышко, ну нельзя же быть такой упрямой. Никто тебя не берет в шоу. Я же просто повеселиться предлагаю.
Эльвира была из породы людей, спорить с которыми невозможно. Она немедленно соглашалась со всеми Олиными аргументами и в ту же секунду умудрялась вывернуть их наизнанку — мол, а я что тебе говорю? То же самое и говорю… Она была прирожденным руководителем с редким талантом к деликатной ликвидации сомнений собеседника.
Через десять минуть пререканий Оля взмокла так, словно все это время вместе с ансамблем танцевала на сцене самбу.
— Ладно, — наконец сдалась она. — Я согласна это примерить. Самой любопытно увидеть себя в костюме арабской наложницы. Но учти, я примерю и тут же переоденусь обратно!
— Конечно-конечно! — медоточиво заулыбалась Эльвира, вручая ей пакет, из которого нахально высовывались оранжевые перья.
Оля взяла пакет и поплелась в комнатку, оборудованную под гримерку.
А Эльвира с улыбкой смотрела ей вслед. Что за чудесная непосредственная девчонка эта Оля Бормотухина! В ней столько огня — да вот только сама счастливая обладательница опасного внутреннего вулкана даже не подозревает о его наличии. Но ничего — уж Эля-то сумеет подобрать к ней правильный ключик. Из этой девочки может получиться настоящая звезда — при правильной эксплуатации ее обаяния.
Пока в шоу-балете «Вива, Рубенс!» была только одна звезда — сама Эльвира. Она танцевала уже почти семь лет, с самого основания «Рубенса». Тогда, в девяностых, москвичи еще не привыкли к столь шокирующим танцам, и шоу-балет производил настоящий фуррор, где бы ни появлялся. Это сейчас пресыщенных россиян ничем не удивишь. А были времена, когда Эле предлагали двадцать тысяч долларов за выступление на частной вечеринке. Она молодая была, осторожная — отказывалась, дура. Сейчас бы не отказалась. Что ей сейчас терять — не невинность же! Хотя и тогда никто не обвинил бы ее в излишней трусости. Именно она первая придумала танцевать в ночных клубах «Fat-стриптиз». Многим девочкам из ансамбля эта работа казалась сомнительной, но Эля не видела ничего крамольного в том, чтобы продемонстрировать свой гигантский бюст разгоряченным невиданным зрелищем мужчинам. Кучу денег на этом заработала.
Эля была полненькой с детства. В школе ее неизменно дразнили «кадушкой», а сарказм институтских одногруппников был куда изворотливее и злее. Но она приучила себя не реагировать на сомнительные остроты, она всегда считала себя особенной, исключительной («Я не только толстая, но и толстокожая. Можете говорить обо мне все что угодно. Мне все равно»).
Она всем утерла нос, когда ей исполнилось восемнадцать. Вышла замуж за самого красивого аспиранта, по которому сохла половина девочек с ее курса. Как они убивались — любо-дорого посмотреть! И что он нашел в этой уродине, перешептывались они в курилке. И как он может с ней спать? И что это за женщина, поднять на руки которую под силу лишь чемпиону мира по тяжелой атлетике?.. Ой, девчонки, а после родов ее, наверное, еще больше разнесет…
Когда до Эли доходили подобные сплетни, она чувствовала не обиду, а злорадство.
Детей у нее так и не появилось — сначала было недосуг, а потом врач поставил неутешительный диагноз — непроходимость труб. Ее это не расстроило — она была слишком молода и взбалмошна, чтобы всерьез задуматься о детях. К тому же сразу после свадьбы ей на глаза попалось объявление — в шоу-балет толстяков требуются красивые крупные девушки…
Как же орал на нее муж, когда она ненароком похвасталась, что стала примой. Немедленно уходи из этого притона! Ты же меня позоришь! Хорошо, что ты не стесняешься своей полноты, но нельзя же ее так выпячивать!!
В итоге Эле было сказано — либо я, либо балет.
Она, не сомневаясь, выбрала второе. Все силы танцам отдала, всю энергию — и была вознаграждена по заслугам — постоянными гастролями, высокими гонорарами, известностью в узких кругах и новым, без памяти влюбленным в нее, мужчиной.
У Эльвиры были сотни поклонников. Но сама она считала, что с мужчинами ей не везет. Большинство из них западало на ее экзотическую внешность, ее нестандартную броскую красоту. Удивительный парадокс — почти со всеми мужчинами она знакомилась во время выступлений. И все они через какое-то время требовали, чтобы она покинула балет.
Но Эля была по натуре оптимисткой и даже сейчас, когда ей было под тридцать и за ее мощными белыми плечами остались сотни отношений без хэппи-энда, даже сейчас она верила в романтических героев.
Таких, как, например, Гришуня, их звукорежиссер. Эля давно ловит на себе его восхищенный взгляд. Гришуня молод, холост и тоже работает в шоу-бизнесе. У него отменное чувство юмора, и он ласково называет Элю «старушкой». Так нежно у него получается — старушка…
Из гримерной выглянула Ольга, красная, как перезрелый томат.
— Переоделась? — крикнула ей Эльвира.
— Да. Если хочешь посмотреть, иди сюда. А то я сейчас сниму эти жуткие тряпки.
— Ну почему же жуткие? — устало возразила она. — Они обошлись нам в целое состояние. Выходи, не бойся, здесь же одни девушки. И все одеты точно так же.
— Но я почему-то выгляжу глупее всех. — Оля все же рискнула приоткрыть дверь.
Эльвира критично осмотрела ее с ног до головы. Хорошее тело — будто бы с картины Рубенса сошедшее. Ольга была большой, но не рыхлой. Ее бедра выглядели довольно плотными, и живот не смотрелся отталкивающе дряблым. Именно таких девушек и набирали в шоу-балет. Симпатичных толстушек, полнота которых была скорее притягательной, нежели вызывающей.
Но Ольга совершенно не умела себя подать. Оно и понятно — даже длинноногая худышка застесняется, впервые примерив бразильский костюм. Но Оля в тот момент выглядела и вовсе как загнанный в угол зверек. Ее поза — скрещенные на мощной груди руки, плотно сомкнутые круглые колени, шея, боязливо спрятавшаяся в плечах… ее взгляд — затравленный и неуверенный. Ее улыбка… Да, такой девушкой не хотелось любоваться, ее хотелось дразнить и высмеивать. Она словно сама безмолвно об этом просила.
— Что, ужасно? Я же говорила… Ладно, я пошла.
— Постой! — Эля в три прыжка оказалась рядом. — Ничего не ужасно. Ну-ка повертись.
Оля послушно повернулась к ней задом. Потом потопталась на месте несколько секунд и вновь скрестила руки на груди.
— Почему-то во всем этом я чувствую себя проституткой, — несмело улыбнувшись, призналась она.
— По тебе не скажешь, — хмыкнула Эля, — выглядишь, как девственница.
— Я и есть девственница. Почти.
— Почти? — удивилась она.
— Это долгая история. Но с мужиками мне не везет.
— Это легко поправимо. Знаешь, многие девочки приходили к нам в плачевном психологическом состоянии. А сейчас все они — звезды.
— Не надо меня уговаривать. Я и так жалею, что согласилась напялить это. — Оля подцепила двумя пальцами бретельку миниатюрного лифчика, из которого ее грудь выпирала, как поспевшее тесто из тесноватой кастрюльки.
— Никто тебя не уговаривает. Ладно, можешь переодеться обратно… Я просто хочу попросить тебя об одолжении, — улыбнулась Эльвира. — У нас одна девочка лежит в больнице. Ничего серьезного, плановое обследование. А нам надо репетировать концерт. Через два месяца состоится наш бенефис… Может быть, ты заменишь ее на репетициях?.. Просто на репетициях, никто тебя не увидит… — Эля внимательно следила за тем, как меняется Ольгино выражение лица. — Мы тебе заплатим, естественно. Это хорошие деньги.
— Да при чем тут деньги! — в отчаянии воскликнула Ольга. — Я и сама неплохо зарабатываю. Я просто… Я буду смотреться неорганично…
— Милая, это же просто репетиция. На тебя никто и внимание не обратит. Если один человек отсутствует, то девочки начинают путаться… Не волнуйся, тебе не придется надевать этот костюм. Подберем тебе что-нибудь целомудренное… Девственница ты наша.
Оля вздохнула. Она чувствовала себя неопытным шахматистом, которому безжалостный тренер объявляет шах за шахом.
— Ты не оставляешь мне выбора, Эль… Ладно, давай попробуем. Но если ты думаешь, что таким маневром меня можно заманить на сцену, то этот номер у тебя не пройдет.
Жесткость ее тона была нейтрализована мягкой улыбкой Эльвиры.
— Вот дурочка. Да большинство девушек рады оказаться на сцене! Что только ни делают — лишь бы показать себя. А ты… Никто тебя никуда заманивать не собирается. Значит, по рукам? — Эля протянула загорелую руку ладошкой вверх. Ее полные гладкие пальцы были унизаны золотыми кольцами.
— По рукам! — Оля легонько хлопнула по ее ладошке своей рукой.
— Твоя первая репетиция завтра. В половине седьмого. Не опаздывай, смотри!
Так всегда бывает — брошенная женщина вдруг обретает статус больной. Вся семья вокруг нее вертится, лица у всех скорбные и понимающие, и каждый норовит снабдить дурацким советом. В то время как объекту повышенного внимания хочется одного — остаться наконец в блаженном одиночестве.
Ольга собиралась запереться дома на несколько дней. Наплевать на диету, устроить «праздник непослушания» с пиццей, заказанной по телефону, шоколадным мороженым в ведерке, литрами кока-колы, красным вином и видеокассетами с любимыми кинофильмами. Но не тут-то было.
— Оленька, а можно мне у тебя пару дней пожить? — интеллигентно попросила Влада.
Проблема в том, что этот вежливый вопрос был задан, когда сестра с двумя объемистыми сумками уже переступила порог Олиной квартиры. И что? Не выгонять же ее теперь, хотя видеть неудавшуюся королеву, честно говоря, не очень-то и хотелось.
— Конечно, — вяло кивнула Оля, — я тут как раз вкусного накупила.
— И правильно! — горячо поддержала сестра.
Трудно было поверить, что та самая Влада, которая с маниакальным упорством ведет дневник калорийности, теперь активно голосует за пиццу и мороженое. Это свидетельствовало об одном — Влада Олю жалеет. Как же это противно — вновь оказаться объектом снисходительной жалости, думала Ольга. Особенного невыносимо, когда тебя жалеет сестра-красавица.
— Мне так сложно после этого конкурса, — принималась ныть Влада, пытаясь отвлечь внимание Оли-брошенки, — я так надеялась показаться Гошке королевой. Он бы совсем по-другому ко мне относился.
— Если так, значит, он полный идиот, — отрезала Оля.
— Верно! И вообще, все мужчины — сволочи! — радостно подытожила Влада, отсалютовав сестре бокалом с калорийной и вредной кока-колой.
— Ну зачем ты так. Нельзя говорить, что все мужчины сволочи, только потому, что я не умею правильно себя с ними вести.
— Ты все делаешь правильно! — Влада присела возле Оли, готовая утешить непутевую сестру. — Прекрати думать об этом идиотском Эдике. Он и мизинчика твоего не стоит!
Оля промолчала. Ей не хотелось доказывать красавице сестре очевидное — то, что она, Ольга Бормотухина, ни на что не годна. Потому что в глубине души Влада именно так и думала, и это было написано на ее прехорошеньком лице. В семье не без урода. Обидно быть этим самым уродом, конечно, но ничего не поделаешь. Не травиться же — из-за какого-то Эдика. Пусть он даже был бы красивее всех Иглесиасов подлунного мира.
— Неприятность эту мы переживем! — весело пропела Оля.
— Точно! — радостно согласилась Влада. — Послушай, сестренка, а не устроить ли нам маленький сабантуй?
— Разве мы его уже не устроили? — Оля обвела глазами стол. Начинающая остывать пицца была живописно разложена по тарелкам, пузырилась в огромных стаканах ледяная кока-кола.
— Нет, я имею в виду не детскую вечеринку, — поморщилась Влада, — а настоящий праздник. Винцо, текилка. Ты что предпочитаешь?
— Обычно пью сухое вино… От него не толстеют.
— Сегодня же праздник, глупенькая. Можно позволить себе все, что хочешь. Я вот, например, обожаю сладкие ликеры. Давай схожу в «Ароматный мир» за «Бейлисом»? — Влада подскочила и потрясла Олю за плечи. — Давай, соглашайся!
— Ну, если ты считаешь, что так будет лучше…
— Вот это другой разговор! — сестра уже помчалась в прихожую за курткой. — Жди меня, никуда не уходи!
Как будто бы допускала мысль, что Ольга может куда-то уйти. Да кому она нужна? Куда ей идти, к кому? Самое обидное, что коварная Влада прекрасно это понимала.
С «маленьким праздником» сестры немного переборщили. Обе были непривычные к алкоголю. К покупке спиртного Влада отнеслась творчески — кроме огромной бутыли приторного ликера «Бейлис» она еще приобрела бутылку другого — черносмородинового «Мари Бризар», а также два вида текилы — золотую и серебряную. Заглянув в принесенные ею сумки, Оля сначала ужаснулась, потом развеселилась. Может быть, ей и правда станет легче, если она напьется? Хотя бы один-единственный раз в жизни зальет глухую печаль веселящей текилой.
— Разливай, сестренка, — между тем деловито командовала Влада.
— Как скажешь, — Оля протерла бумажным полотенцем бокалы. — В конце концов, ты права. Праздник есть праздник. Но мы ведь не будем много пить?
— Конечно, нет! Посидим часок и отправимся спать, — клятвенно пообещала Влада.
Ранним утром Владу разбудил телефонный звонок — казалось, он звучал громче обычного. Она с трудом разлепила глаза, которые открываться почему-то категорически не хотели. «Зачем, зачем я так вчера надралась?» — тоскливо подумала она. Опустила руку под диван и нашарила трубку радиотелефона.
— Слушаю. — Неужели это она говорит таким прокуренным басом?
— Добрый день. Будьте добры Ольгу, — вежливо попросил незнакомый мелодичный женский голос.
— Она еще спит.
— Спит? — удивились на том конце телефонной трубки.
— А вы что хотели? — взвилась Влада. — Вы в следующий раз вообще на рассвете позвоните, а потом удивляйтесь.
— Извините… Но я не знала, что вам нельзя звонить в половине третьего дня.
— Во сколько?! — ужаснулась Влада.
— Сейчас половина третьего, — усмехнулась собеседница. — Вы там не пьянствовали всю ночь случайно?
— А вам-то что? — Спросонья Влада всегда была чуть грубоватой.
— Ничего. Просто я сегодня жду ее на репетиции. Через четыре часа. Успеете ее откачать?
— Вы, наверное, не туда попали. Вам какая Оля нужна?
— Оля Бормотухина. А вы ей кто?
— Интересное кино. Я ей сестра родная. А вы вот кто?
— Меня зовут Эльвира. Я художественный руководитель шоу-балета «Вива, Рубенс!», — с достоинством представилась незнакомка.
Влада встряхнула головой и энергично потерла ладонями уши — говорят, данные манипуляции необходимо проделать, чтобы проснуться окончательно.
— Бред какой-то. Что за балет? И зачем Ольге приходить на вашу репетицию?
— Она вам еще ничего не рассказала? — В трубке мелодично рассмеялись. — Наверное, Оля хотела сделать сюрприз, а я ее выдала. Она теперь у нас танцует.
— Что-о?! Вы шутите? Моя Ольга? В балете?
— А что такого? Девушка, у вас очень талантливая и пластичная сестра… Я поняла, вы, наверное, и есть та самая участница конкурса красоты?
— Да, — растерянно подтвердила Влада. — Это что, радиорозыгрыш?
— Объясняю же вам, все правда! Вы Ольге передайте, чтобы не опоздала на репетицию. Скажу вам по секрету, я мечтаю сделать из нее приму. Я считаю, что она прирожденная звезда.
— Знаете что, вы как хотите, а я вешаю трубку. Надоело выслушивать глупости. А если вы хотели поиздеваться над моей сестрой, то учтите, у нее и так нервы слабые, — и Влада решительно отсоединилась.
Ольгу она нашла на кухне. Младшая сестра спала, уронив голову на стол. Как ни странно, ей, кажется, было вполне удобно почивать среди груды пустых бутылок и тарелок с черствыми огрызками пиццы. На ее лице теплилась безмятежная улыбка человека, тревожиться которому не о чем.
Влада легонько стукнула кулаком по столу. Зазвенели стаканы, Оля вздрогнула и открыла глаза.
— Что случилось?!
— Ничего, — дружелюбно улыбнулась Влада. — Половина третьего уже, вставать пора.
— Ох, шея болит, — поморщилась Оля. — Что мы наделали? Зачем я столько выпила?
— Ты у меня спрашиваешь? Вставай быстрее, надо тут убраться, бутылки выбросить. Ненавижу грязь.
Оля огляделась по сторонам.
— Да уж, видели бы нас родители… Как я могла здесь уснуть? И сны такие хорошие снились…
— Мне тоже. Пока меня не разбудила одна твоя знакомая.
— Знакомая? — испугалась Оля. — Кто-то пришел?
— Имя Эльвира тебе о чем-нибудь говорит?
— А, Элька.
— Она сказала, что у тебя сегодня какая-то репетиция. Я бросила трубку.
— Ты что? Черт, а до репетиции не так много времени осталось! — засуетилась Оля. — Как же меня мутит. Как я на сцене выдержу!
— Так, значит, это все правда?! — округлила глаза Влада. — То, что она говорила про какой-то шоу-балет?
— А что она говорила? — удивилась Оля.
— То, что ты станешь примой какого-то шоу, — Влада смотрела на нее так, словно у Оли вдруг выросла вторая голова. — Оль, это двойной розыгрыш? Сегодня, кажется, не первое апреля.
— Но я не собиралась становиться примой, — растерялась Оля. — Меня просто попросили заменить кого-то на репетиции… Ты же ничего еще не знаешь. Эльвира — художественный руководитель балета толстушек «Вива, Рубенс!». Она приглашает меня… Не знаю, согласиться или нет. Я сначала решила отказаться, но потом посмотрела, как они танцуют… И сегодня мне как раз снилось, что я одна на сцене, и все на меня восхищенно смотрят. Глупо, да?.. Ты думаешь, мне согласиться?
— Конечно, — Влада даже захлебнулась от возбуждения, — конечно нет! Это же позор!
— Но почему? — опешила Оля.
— Потому что… Потому что это извращение!
— Считаешь? — У Оли был разочарованный вид. Она схватила со стола первый попавшийся стакан и допила остатки выдохшейся колы. — Ох, какая противная, а пить хочется… Ладно, посмотрим. В любом случае на репетицию мне пойти придется. Я же обещала Эльке.
— Скажи, что болеешь, — посоветовала Влада.
— Да ладно. От меня не убудет. К тому же сегодня мне все равно делать нечего. Тебе-то хорошо, тебя, наверное, пригласили на сотню свиданий. А нам, одиноким девушкам, приходится развлекать себя, как умеем.
Это было ужасно. Оля сама не могла поверить, что она это делает. Она стояла на сцене, в самом центре, и на ней был ужасный, почти ничего не скрывающий костюм. Миниатюрный кожаный плащ распахивался на каждом шагу, Оля всячески пыталась его застегнуть, и это вызывало кривые ухмылки у других танцовщиц.
— Оленька, под плащом у тебя будет комбинезон. Обтягивающий комбинезон, так что можешь сейчас плащ не одергивать, — сказала Эльвира. — Просто комбинезоны нам сшить еще не успели, а плащи уже привезли.
— Эль, но я не буду выступать, я же тебе говорила. Я просто согласилась порепетировать!
— Ну ладно, ладно, потом посмотрим, — сдалась она.
Только к концу репетиции Оле удалось немного расслабиться. Как ни странно, ей косвенно помогла Влада — Оля представляла, что красавица сестра сидит в зрительном зале и презрительно кривит бантикообразные губки. А ей, Оле, нужно суметь доказать надменной стервочке, что балет «Вива, Рубенс!» — это красиво и сексуально.
И вот Оля выкладывалась на все сто. Эльвира, которая наблюдала за ней из первого ряда, только головой качала от удивления — кто бы мог подумать, что эта серая мышка, эта молодая глупая девчонка, которая с уверенным мазохизмом давно записала себя в старые девы, кто бы мог подумать, что она так быстро всему научится? В прошлый раз она топталась по сцене, и грации в ней было не больше, чем в испуганной слонихе. А сейчас создается впечатление, что эта девчонка на сцене родилась. Откуда взялась эта уверенная улыбка, этот дерзкий, вызывающий взгляд?! Такое впечатление, что в Ольге Бормотухиной мирно уживались два взаимоисключающих персонажа — милая стеснительная домохозяйка и роковая прожженная стерва.
«Эта девушка мне еще покажет, — подумала Эльвира, — она пока сама не понимает, на что способна. С ней у нас определенно будут проблемы… С другой стороны… Я сделаю из нее звезду!»
А Оля тем временем с удивлением поняла, что танцевать в компании энергичных красивых толстушек ей нравится. Жалко, что она никогда не сможет заставить себя выйти на сцену. Хотя она была бы не прочь стать в один прекрасный день такой же лишенной комплексов, как, например, солистка шоу-балета — бывшая учительница начальных классов по имени Вероника. Или как знойная зеленоглазая Марина, бывший звукорежиссер. Или как Яна, которая весила еще больше самой Оли, а держалась так, словно была блистательной примой Большого театра.
— Оль, а у тебя совсем неплохо получается, — сказала ей после репетиции Эля. — Остальные привыкали к сцене куда дольше.
— Издеваешься, что ли? Я смотрюсь, как тумба. Вот если бы мне удалось немножечко похудеть…
— Не забывай, где находишься. В нашем деле похудеть — катастрофа. За прошедший год мне пришлось уволить пятерых. Они похудели и перестали соответствовать требованиям жанра. А ты… ты просто красотка.
— Да ладно, — смутилась Оля.
— Нет, правда. Ты смотришься лучше всех. А если с тобой еще поработать… Ну в солярий там пару раз сходить. То от тебя вообще невозможно будет глаз оторвать!
— Но у меня никогда не получится…
— Видишь Веронику, нашу солистку? — перебила Эля.
— Да, она так держится, как мне никогда не смочь. Я и в подметки ей не гожусь.
— Когда она появилась у нас полтора года назад, это было забитое зажатое существо. Она работала учительницей, носила жуткие шмотки, и от нее ушел муж. Она могла разреветься прямо посреди репетиции. А теперь она стала почти звездой. А в тебе изначально больше потенциала.
— Элечка, мне здесь очень нравится, но ты пойми… у меня, в конце концов, еще и своя работа есть!
— Что ты называешь работой? — презрительно фыркнула Эльвира. — Беготню с микрофоном, за которую тебе копейки платят?
— Не такие уж и копейки. — Оля обиделась за любимую профессию. — Я с детства мечтала журналистом стать.
— Эта работа тебе не подходит. Ты ведь совсем не любишь общаться с людьми.
Оля вздохнула. Здесь проницательная руководительница шоу-балета толстушек была права на сто процентов.
— Вот видишь. А знаешь, сколько зарабатывают мои девочки? — прищурилась Эля.
Оля робко улыбнулась:
— Я же сталкивалась с шоу-бизнесом. На самом деле высокие гонорары у единиц. Остальные копейки зарабатывают.
— В основном да. Но наш балет — исключение. Понимаешь, мы уникальны. А уникальные люди зарабатывают уникальные деньги. Это очевидно. Вот танцоров много, певцов — еще больше. Фокусников — толпы. Даже каскадеров развелось больше, чем нужно. А мы — единственные в своем роде. Ну, почти. И работаем почти каждый день, график расписан на месяцы вперед. Часто выступаем на частных вечеринках. Иногда у нас по три-четыре выступления в день. В худшем случае у каждой девушки выходит полторы тысячи долларов в месяц.
— Сколько? — недоверчиво переспросила Оля.
— Но это в самом худшем случае. А теперь сравни эту зарплату со своей.
— Моя меньше, — грустно улыбнулась она, — намного.
— Знаешь, как мы сделаем? Я придумала. Ты пока не будешь подписывать постоянный контракт. Сначала отработаешь несколько концертов по разовым договорам. Такое у нас иногда практикуется. Если тебе не понравится, всегда сможешь бросить все.
— Ну я не знаю…
— А что тут думать? Тебе что, деньги лишние не нужны? — мастерски искушала Эля.
— Нужны вообще-то. Я собиралась купить ноутбук. И мне бы ремонт давно пора сделать…
— Ну вот, поработаешь недельку, и будет тебе ноутбук! А еще через пару недель начнешь ремонт. Да я из тебя такую звезду сделаю, что ты у меня через полгода на гоночную машину заработаешь!